Текст книги "Практика и теория индивидуальной психологии"

Автор книги: Альфред Адлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

которых мужчина упражнялся на своей матери. Теперь поражение в браке исключено, поскольку брак

был им предотвращен. В этой установке видна гипертрофированная позиция “личности” по

отношению к “целесообразности” , естественности. Объяснить это можно наличием боязливого

честолюбия. Существуют две формы честолюбия, из которых вторая сменяет первую, как только

человек утрачивает мужество в результате поражения. Первая форма стоит позади человека и гонит его

вперед. Вторая находится перед человеком и оттесняет его назад: “Если ты перейдешь Галис, то

разрушишь великое царство”*. Вторая форма честолюбия свойственна прежде всего невротикам, первая

же проявляется у них лишь в виде следов, при определенных условиях. Тогда они тоже говорят: “Да, раньше я был честолюбив”. Однако они по-прежнему такие же, только из-за конструирования своего

недуга, расстройства, безучастности преградили себе путь вперед. На вопрос: “Где же ты был, когда

делили мир?” – они всегда отвечают: “Я был болен”. Таким образом, вместо того чтобы заниматься

внешним миром, они занимаются собой. Впоследствии Юнг и Фрейд ошибочно истолковали этот

важнейший невротический процесс как врожденные (?) типы: один как “интроверсию”, другой – как

“нарциссизм”.

Если в поведении этого мужчины вряд ли осталось что-нибудь загадочное и в его властолюбивой

установке мы отчетливо видим агрессию, выдающую себя за любовь, то нервный срыв

* Галис – река в Малой Азии на границе между Лидией и Персией, образовавшаяся из слез сатиров. Именно эту реку

перешел царь Крез, неправильно истолковав предсказание оракула, в котором говорилось о том, что если он перейдет реку

Галис, то разрушит великое царство. В предсказании говорилось о царстве самого Креза: он был побежден царем Персии

Киром Старшим.

– 18 –

пациента менее понятен и нуждается в некотором пояснении. Тем самым мы вступаем непосредственно

на “территорию” психологии неврозов. Вновь, как и в детстве, пациент потерпел крушение при

отношениях с женщиной. В подобных случаях невротику хочется укрепить свою уверенность и

укрыться на максимальном расстоянии от опасности*. Наш пациент нуждается в срыве, чтобы лелеять в

себе причиняющее боль воспоминание, чтобы поставить вопрос о вине и решить его не в пользу

женщины, чтобы впоследствии подходить к делу с еще большей осмотрительностью. Сегодня этому

мужчине 30 лет. Допустим, что лет 10—20 он будет носиться со своим горем и еще столько же будет

оплакивать свой потерянный идеал. Тем самым он, пожалуй, навсегда застрахует себя от каких бы то ни

было любовных отношений и, соответственно, от нового поражения.

Он опять конструирует нервный срыв с помощью старых, проверенных на опыте средств, подобно

тому, как, будучи ребенком, отказывался, например, от еды, сна, работы и играл роль умирающего.

Теперь чаша с виной возлюбленной опускается, а сам он возвышается над ней по уровню воспитанности

и силе характера. И вот он достиг того, к чему стремился: он выше, лучше, а его партнерша “плохая, как

и все девушки”. Они не могут сравниться с ним, мужчиной. Тем самым он исполнил долг, который

ощущал еще ребенком, – показал, что стоит выше, чем женский пол, не подвергая испытанию свои

силы.

Мы понимаем, что его нервная реакция не может оказаться слишком острой. Он обязан жить на

земле как живой укор женщине**.

Если бы он знал о своих тайных планах, то все его деяние было бы проявлением враждебности и

злого умысла, поэтому поставленная цель – его возвышение над женщиной – была бы вообще

недостижима. Ведь он увидел бы себя таким, каким его видим мы, он обнаружил бы, как

фальсифицирует все и подводит к заранее намеченной цели. То, что с ним происходило, не было бы

больше “судьбой”, не говоря уже о том, что для

* См. “Проблема дистанции” (Философия “как если бы”, 1913).

** Становится очевидной параноидная черта. См.: “Жизненная ложь и ответственность в неврозе и психозе”

(Философия “как если бы”, 1913).

– 19 –

него это оказалось плюсом. Его цель, жизненный план, жизненная ложь требуют этого плюса! Поэтому

и “получается”, что этот жизненный план остается в бессознательном. И таким образом можно

думать о судьбе, за которую не отвечаешь, а не об осуществлении долго готовившегося, ухищренного

плана, за который несешь ответственность.

Оставлю в стороне подробное изображение “дистанции”, которую невротик устанавливает между

собой и решением (в данном случае браком), а то, как он это делает, ограничу описанием

“невротического конструирования”. Следует только указать, что эта дистанция отчетливо проявляется в

“боязливой установке” пациента, в его принципах, мировоззрении и жизненной лжи. Наиболее

действенными для ее проявления всегда оказываются невроз и психоз. Необычайно велика также

склонность к проистекающим из этих же источников перверсиям и разного рода импотенции. Сделка и

примирение человека с жизнью проявляются в конструкции, состоящей из одного или нескольких

сослагательных предложений: “Если бы что-то было по-другому!..”

Вопросы воспитания, которым наша школа придает самое большое значение (см.: “Лечение и

образование” , 1929), строго вытекают из этих отношений.

Из плана данной работы следует, что наше исследование, как и лечение, идет в обратном

направлении: сначала рассматривается цель превосходства, затем разъясняется состояние борьбы

человека* (особенно невротика) и только потом делаются попытки понять источники этого важного

душевного механизма. Одну из основ этой психологической динамики мы уже раскрыли: она

заключается в исходной склонности психического аппарата обеспечивать приспособление к реальности

с помощью уловки, фикции и целевой установки. Я должен вкратце осветить, каким образом цель —

богоподобное превосходство преобразует отношение индивида к своему окружению, делает его

воинствующим и как в борьбе человек стремится приблизиться к цели путем прямой агрессии или по

направляющей линии

* “Борьба за существование”, “борьба всех против всех” и т. д. являются лишь иными перспективами того же самого

отношения.

– 20 –

предосторожности. Если проследить за ходом развития этой агрессии до раннего детства, то, как

правило, можно обнаружить фундаментальный факт, служащий ее причиной: в течение всего периода

развития ребенку присуще чувство неполноценности по отношению к родителям, братьям и сестрам и

окружающим. Из-за незрелости органов, неуверенности и несамостоятельности, в силу потребности

опираться на более сильного и болезненно переживаемого подчиненного положения среди других у

ребенка развивается чувство ущербности, которое проявляется во всех сферах его жизнедеятельности.

Чувство неполноценности вызывает у него постоянную тревогу, жажду деятельности, поиск новых

ролей, желание сравнивать свои силы с силами других, предусмотрительность, физическую и психическую подготовку. От чувства неполноценности зависит вся познавательная способность ребенка.

Таким образом, будущее становится для ребенка краем, который должен принести ему компенсацию.

Состояние борьбы также отражается на чувстве неполноценности ребенка, и компенсацией для него

является только то, что надолго упраздняет его нынешнее жалкое положение и возвышает над всеми

остальными. Таким образом, у ребенка возникают целевая установка и фиктивная цель превосходства, где его нищета превращается в богатство, подчинение – в господство, страдание – в радость и

удовольствие, незнание – во всезнание, а неумение – в мастерство. Эта цель устанавливается тем

выше и удерживается тем принципиальнее, чем сильнее и длительнее ребенок испытывает неуверенность в себе и чем больше он страдает от физической или умеренной умственной слабости, чем сильнее

он ощущает, что его оттесняют на задний план.

Тот, кто захочет раскрыть эту цель, должен понаблюдать за ребенком во время игры, за его

занятиями в свободное время или фантазиями о выборе будущей профессии. Постоянные изменения в

этих устремлениях – это лишь видимость, в каждой новой цели он предвосхищает свой триумф.

Необходимо указать еще на один вариант такого построения планов, часто обнаруживающийся у менее

агрессивных детей (у девочек и особенно у тех, кто часто болеет): они научаются использовать свою

– 21 –

слабость и тем самым заставляют других подчиняться себе. Такие дети и в дальнейшем будут постоянно

пытаться это делать, пока их жизненный план и жизненная ложь не будут полностью раскрыты.

Внимательному наблюдателю открывается особый аспект: характер этой компенсаторной

динамики выдает неполноценность половой роли и стремление к сверхмужским целям. В нашей

культуре, ориентированной на мужчину, от девочки, равно как и от мальчика, требуются совершенно

особые усилия и уловки. Среди них, бесспорно, много полезных. Сохранить их, но при этом раскрыть и

обезвредить бесчисленные руководящие линии, ошибочные и приводящие к болезни, является нашей

сегодняшней задачей, выходящей далеко за рамки врачебного искусства, от которого наша

общественная жизнь и система воспитания могут ожидать ценнейших ростков. Ведь целью этого

жизненного воззрения является усиление чувства реальности, ответственность и замена скрытой

враждебности взаимной доброжелательностью, чего можно добиться, лишь сознательно развивая

чувство общности и сознательно разрушая стремление к власти.

Мастерское изображение властолюбивых фантазий ребенка можно найти в романе Достоевского

“Подросток”. У одного моего пациента они проявлялись особенно ярко. В его мыслях и сновидениях

всегда повторялось желание: пусть другие умрут, чтобы у него самого был простор для жизни, пусть

другим будет плохо, чтобы он получил лучшие возможности. Такая манера поведения напоминает

безрассудность и бесчувственность многих людей, объясняющих все свои беды тем, что слишком много

людей живет на свете. Подобные побуждения сделали более приемлемой идею о мировой войне.

Уверенность в таких фикциях заимствуется из других сфер, в данном случае из основополагающих

фактов капиталистического производства, при котором действительно чем хуже одному, тем лучше

другому. “Я хочу стать могильщиком, – сказал мне один четырехлетний мальчик,– я хочу быть тем, кто закапывает других”.

– 22 –

ПСИХИЧЕСКИЙ ГЕРМАФРОДИТИЗМ

И МУЖСКОЙ ПРОТЕСТ –

ЦЕНТРАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА НЕРВНЫХ ЗАБОЛЕВАНИЙ*

Когда в учении о нервных заболеваниях утвердилась единая точка зрения о том, что нервные

нарушения вызываются душевными переживаниями и должны лечиться путем воздействия на психику, это стало большим шагом вперед. Решающим оказалось вмешательство таких авторитетных

исследователей, как Шарко, Жане, Дюбуа, Дежерин, Брейер, Фрейд и др. Дополнительным аргументом

стали результаты проведенных во Франции гипнотических экспериментов и гипнотического лечения, которые указали на изменчивость нервных симптомов и их подверженность влиянию со стороны

психики. Несмотря на эти достижения, по-прежнему не было гарантии успешного лечения, так что даже

именитые авторы, независимо от своих теоретических соображений, пытались лечить неврастению, истерию, неврозы навязчивых состояний и неврозы страха с помощью традиционных медикаментозных

средств, электричества и гидротерапии. Весь итог расширенных знаний долгие годы представлял собой

нагромождение модных слов, которые должны были исчерпывающе раскрыть смысл и сущность

сложных невротических механизмов. Для одного ключ к пониманию лежал в “раздражимой слабости”,

“падающем напряжении”, для другого – в “суггестивности”, “подверженности потрясениям”,

“наследственной отягощенности”. “Дегенерация”, “болезненная реакция”, “лабильность психического

равновесия” и другие подобные понятия должны были раскрыть тайну нервных заболеваний. Для

самого же пациента из всего этого получалось, в сущности, лишь нечто

* Впервые опубликовано в 1912 г.

– 23 –

вроде обыкновенной суггестивной терапии, а чаще всего – бесплодные попытки “выговорить” болезнь,

“отреагировать защемленные аффекты” и не менее бесплодная попытка оберегать его от психических

повреждений. Тем не менее, если пациент находился под руководством опытных врачей, обладающих

интуицией, этот терапевтический метод нередко превращался в эффективный “способ лечения”. Однако

среди неспециалистов появился предрассудок, обусловленный поспешными выводами из наблюдения

за быстро увеличивающимся числом неврозов. Он сводился к тому, что невротик якобы страдает от

“воображений” и повинен в произвольных преувеличениях; предполагалось, что он якобы может

преодолеть болезненные явления, укрепив свою энергию.

Йозеф Брейер пришел к мысли выведать у самого пациента смысл и развитие симптомов его

болезни, например, истерического паралича. Поначалу они делали это совместно с 3. Фрейдом без

какого-либо предубеждения и при этом констатировали обращающий на себя внимание факт пробелов в

памяти, препятствовавших пациенту, а также врачу понять причину и течение заболевания. Попытка из

знания психики, болезненных черт характера, фантазий и грез пациентов сделать вывод о забытом

материале оказалась успешной и привела к обоснованию психоаналитического метода и теории. С

помощью этого метода Фрейду удалось проследить корни нервного заболевания вплоть до самого

раннего детства и выявить множество постоянно действующих психических механизмов, таких, как

вытеснение и смещение. При лечении постоянно вскрывались ранее неосознаваемые побуждения и

желания пациента, причем при самых разнообразных формах невроза. Таких результатов достигали

разные авторы, которые пользовались психоаналитическим методом и часто работали независимо друг

от друга. Сам Фрейд искал причины нервных заболеваний в превращениях сексуальной энергии и в

особой конституции полового влечения (эта теория не была связана напрямую с психоаналитическим

методом и часто подвергалась нападкам).

В качестве принципа применения индивидуально-психологического метода я хотел бы предложить

сведение всех имеющихся

– 24 –

у отдельного человека нервных симптомов к “наивысшей общественной мерке” . Правильность такой

индукции, проведенной совместно с пациентом, подтверждается тем, что полученная в каждом случае

психическая картина согласуется с действительной психической ситуацией из самого раннего детства

пациента. То есть психическая основа, схема нервного заболевания и симптома, в неизмененном виде

перенимается из детства, но за многие годы над этим фундаментом возвышается надстройка, имеющая

много разветвлений, однако не меняющая своей основы. В эту надстройку входят также все тенденции

развития, черты характера и личные переживания, среди которых особо следует выделить следы

переживания одной или нескольких неудач на главной линии стремлений человека – непос-редственный повод к тому, чтобы развилось нервное заболевание. Отныне помыслы и желания

пациента направлены на то, чтобы компенсировать неудачу, жадно стремясь добиться других, чаще

всего непригодных побед, но прежде всего – обезопасить себя от новых неудач и испытаний судьбы.

А это как раз и позволяет ему вспыхнувший невроз, который тем самым становится для него

подпоркой. Нервный страх, боли, параличи и невротическое сомнение удерживают пациента от

активного вторжения в жизнь, нервная навязчивость, с одной стороны, дает ему – в компульсивных

мыслях и действиях – видимость утерянной активности на бесполезной стороне жизни, а с другой

стороны, предоставляет предлог для оправдания пассивности благодаря засвидетельствованию болезни.

Мне самому не раз приходилось, применяя индивидуально-психологический метод, распутывать

болезнетворную детскую ситуацию; при этом я обнаруживал источники, образовавшиеся из

отрицательных влияний организма и семьи. Но, кроме того, выявились причины, в какой-то мере

способствовавшие формированию этой вредной среды – семейной органической конституции. Я

постоянно сталкивался с тем обстоятельством, что наличие у ребенка врожденного неполноценного

органа, системы органов и желез внутренней секреции в начале его развития создает для него такую

ситуацию, в которой нормальное в других случаях чувство своей слабости и несамостоя-

– 25 –

тельности чрезвычайно усугубляется и превращается в глубоко переживаемое чувство

неполноценности*. Несвоевременное или неправильное, неадекватное вправление неполноценного

органа влечет за собой появление указанного состояния слабости, болезненности, неуклюжести, уродства (зачастую вследствие внешних признаков дегенерации), неловкости и многочисленных

детских недугов, таких, как моргание, косоглазие, леворукость, тугоухость, заикание, дефекты речи, рвота, недержание мочи и аномалии стула, из-за чего ребенок очень часто испытывает обиду или

подвергается всеобщим насмешкам и наказанию и становится непригодным для общества. В

психической картине этих детей вскоре обнаруживается бросающееся в глаза усиление обычно

нормальных черт детской несамостоятельности, потребности в опоре и ласке, переходящих в

боязливость, страх одиночества, нерешительность, робость, боязнь всего чужого и неизвестного, в

чрезмерную чувствительность к боли, болезненную застенчивость и постоянный страх перед наказа-нием и последствиями любого поступка – черты характера, придающие в том числе и мальчикам как

бы женский уклон.

Вскоре, однако, у этих предрасположенных к нервным заболеваниям детей на переднем плане

отчетливо проступает чувство обиды. В связи с этим появляется гиперчувствителъность, которая

постоянно нарушает равновесие психики. Таким детям хочется всем обладать, все съесть, все услышать, все увидеть, все узнать. Они хотят превзойти всех остальных и делать все самостоятельно. Их

фантазия играет с разного рода идеями величия: они хотят спасать других, видят себя героями, верят в

княжеское происхождение, считают себя преследуемыми, притесненными, золушками. Почва для

жгучего, ненасытного честолюбия, крушение которого можно с уверенностью предсказать, подготовлена. Теперь пробуждаются и усиливаются дурные инстинкты. Жадность и зависть из-за

того, что ребенок не в состоянии обеспечить удовлетворение своих желаний, становятся

беспредельными. Алчно и стремительно мчится он за любым триумфом, становится неуправляемым, несдержанным,

См.: Адлер А. Исследование неполноценности органов. Мюнхен, 1927; и как продолжение: Адлер А. О невротической

диспозиции (в кн. “Лечение и воспитание”).

– 26 –

грубым с младшими, лживым со старшими и поглядывает на всех с упорным недоверием. Понятно, сколько всего хороший воспитатель может исправить, а плохой усугубить в этом зарождающемся

себялюбии. В самом благоприятном случае развивается неутолимая жажда знаний или вырастает

тепличное растение – вундеркинд, в неблагоприятном случае просыпаются преступные наклонности

или же создается образ человека, с трудом решающегося на что-либо, который пытается замаскировать

свое отступление перед требованиями жизни сконструированным неврозом.

Таким образом, в качестве результата таких непосредственных наблюдений из детской жизни

можно заключить, что детские черты подчиненности, несамостоятельности и послушания, иначе

говоря, пассивности ребенка очень быстро – а иногда при невротической диспозиции очень резко —

дополняются чертами упрямства и неповиновения, признаками затаенной враждебности. Более

тщательное рассмотрение выявляет смешение пассивных и активных черт, но всегда преобладает

тенденция к прорыву от девичьего послушания к мальчишескому упрямству. Во всяком случае имеется

достаточно оснований считать, что черты упрямства являются реакцией, протестом против побуждения

к послушанию или вынужденного подчинения и направлены на то, чтобы ребенок смог быстрее

удовлетворить свои желания, добиться признания, внимания, привилегий. Если эта чреватая

последствиями позиция достигнута, то ребенку постоянно кажется, что его пытаются заставить

подчиняться и он устраивает обструкцию во всех проявлениях повседневной жизни: в еде, питье, сне, в

испражнении мочи и кала, а также при умывании и купании. Требования чувства общности

ущемляются. Стремление к власти проявляется главным образом в пустом, жалком притворстве и

стяжательстве.

У другого, пожалуй, самого опасного типа детей, предрасположенных к нервным болезням, эта

контрастирующая склонность к подчинению и активному протесту проявляется более связно, в виде

средства достижения цели. Они как бы разгадали малое в диалектике жизни и стремятся удовлетворить

свои

– 27 –

беспредельные желания путем самого безграничного подчинения (мазохизма). Именно они хуже всего

переносят унижения, неудачи, принуждение, ожидание и особенно отсутствие победы и, как и

остальные дети, склонные к нервным заболеваниям, страшатся действий, решений, чужого, нового.

Благодаря созданному ими самими алиби болезни они, как правило, фиксируются на сознании

фаталистической слабости, чтобы затем отстраниться от требований общества и изолироваться.

Эта своего рода двойная жизнь, по сути замаскированное “стой!” или “назад!”, остающееся у

нормальных детей в умеренных пределах и даже формирующее характер взрослого, не позволяет

невротику преследовать полезную цель в согласии с собой и, конструируя страх и сомнение,затрудняет его решения*.

Другие типы спасаются от страха и сомнений в навязчивых состояниях и постоянно гоняются за

успехом, повсюду подозревают нападки, притеснение и несправедливость и судорожно пытаются

играть роль избавителя и героя, нередко направляя свои силы на неподходящие объекты

(донкихотство). Ненасытно и сладострастно, с видимостью силы они домогаются доказательств любви, не находя удовлетворения (Дон Жуан, Мессалина). В их стремлениях никогда нет гармонии, так как

двойственный характер их сущности, как бы двойная жизнь невротиков (“double vie”, “диссоциация”,

“расщепление сознания” у разных авторов) прочно основывается на частях психики, воспринимаемых

как женская и мужская, которые как будто стремятся к единству, но планомерно не достигают

своего синтеза, чтобы предохранить личность от столкновения с действительностью. Индивидуальная

психология должна здесь принять решительные меры и путем углубленной интроспекции и расширения

сознания обеспечить господство интеллекта над дивергирующими, ранее непонятными, а теперь

осознанными побуждениями.

То, что пронизывает дух народа в виде глубоко укоренившегося чувства, что с давних пор

возбуждало интерес поэтов и мыслителей – насильственная, но по-прежнему согласующа-

* В социальной роли индивида, от которой никогда нельзя отделять человека, сомнение всегда означает “нет”.

– 28 –

яся с нашей социальной жизнью оценка и символизация через “мужское” и “женское”*, рано внедряется

и в детские представления. Таким образом, ребенку (в отдельных случаях по-разному) мужскими

представляются такие понятия, как сила, величие, богатство, знание, победа, грубость, жестокость, насилие, активность, а противоположные – женскими.

Нормальная потребность ребенка в опоре, чрезмерная подчиненность детей, склонных к нервным

заболеваниям, их чувство слабости и оберегаемое гиперчувствительностью чувство неполноценности, ощущение своей природной ущербности, своего постоянного оттеснения на задний план и

обделенности – все вместе сливается в чувство женственности, тогда как их активное стремление, и у

девочек и у мальчиков, их погоня за достижением удовлетворения, разжигание своих желаний и

страстей брошены на чашу весов в качестве мужского протеста. Так, на основе ложной оценки, которая, однако, обильно питается проявлениями нашей социальной жизни, развивается психический

гермафродитизм ребенка, “диалектически” поддерживающийся своей внутренней противоречивостью

и сам по себе развивающий динамику, безрассудное навязчивое стремление к усиленному мужскому

протесту для устранения дисгармонии.

Неизбежное знакомство с сексуальной проблемой особенно усиливает мужской протест, питает

дисгармонический комплекс сексуальными фантазиями и желаниями, формирует раннюю половую

зрелость и из-за страха перед “женской” любовной зависимостью может дать толчок к разного рода

перверсиям. Если же половая роль остается для ребенка непонятной и неосвоенной, то психический

гермафродитизм ребенка еще больше усугубляется, а тем самым возрастает и внутреннее психическое

напряжение**. В таком случае природная неуверенность, колебания, сомнения закрепляются, а психика

гермафродита еще больше поляризуется. Справиться с возрастающим расщеплением сознания

становится чрезвычайно сложно, это

* Напомним лишь о такой пословице, как “Один мужчина, одно слово”, о взглядах поэтов (шиллеровская “мужская

слабость” – “Слабость, твое имя женщина”), о таких выдающихся авторах, как Мебиус, Флис, Вейнингер и т. д.

** Адлер А. Психический гермафродитизм в жизни и в неврозе (в кн. “Лечение и воспитание”). Адлер А. Проблема

гомосексуализма. Мюнхен, 1918.

– 29 –

удается сделать лишь с помощью уловок – нервных симптомов, душевного отступления и изоляции.

Энергия и волевые усилия врача, пациента и воспитателя разбиваются об эту проблему. Тогда

только индивидуально-психологическому методу удается внести ясность в эти процессы

бессознательного и произвести коррекцию неправильного развития. Многое из того, что здесь сказано, впоследствии было изложено в качестве обоснования “комплекса кастрации”.

– 30 –

ДАЛЬНЕЙШИЕ ТЕЗИСЫ К ПРАКТИКЕ

ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ*

Таким образом, мы приходим к следующим положениям:

I. Любой невроз может пониматься как ошибочная с точки зрения культуры попытка избавиться

от чувства неполноценности, чтобы обрести чувство превосходства.

II. Путь невроза не ведет к социальной активности, он не направлен на решение имеющихся

жизненных вопросов, а скорее упирается в малый круг семьи и приводит пациента к изоляции.

III. Вследствие аранжировки сверхчувствительности и нетерпимости большой круг общества

оказывается полностью или в значительной степени исключенным. Поэтому в наличии остается лишь

малый круг для уловок, способствующих достижению превосходства и проявлению соответствующих

характерных особенностей. Тем самым становится возможной самозащита и уклонение пациента от

требований общества и решения жизненных задач, как правило, при сохранении видимости

его воли.

IV. В основном оторванный от реальности, невротик живет в воображении и фантазии и

пользуется множеством уловок, которые позволяют ему уклоняться от требований действительности и

добиваться идеальной ситуации, избавляющей его от работы для общества и от ответственности.

V. Привилегии, которые дает заболевание, заменяют невротику первоначальную, чреватую риском

цель достижения реального превосходства.

VI. Таким образом, невроз и невротическая психика представляются попыткой уклониться от

всякого принуждения со

* Впервые опубликовано в 1913 г.; первоначальное название: “Новые тезисы...”.

– 31 –

стороны общества путем внутреннего противодействия. Оно оказывается достаточно эффективным, чтобы успешно противостоять своеобразию окружения и его требованиям. По форме его проявления, т.

е. по выбору невроза, можно сделать выводы, связывающие одно с другим.

VII. Внутреннее противодействие имеет характер бунта против общества, оно получает свой

материал из соответствующих аффективных переживаний или наблюдений, заполоняет мысли и сферу

чувств такими побуждениями и пустяками, которые пригодны для того, чтобы отвлечь взгляд и

внимание пациента от своих жизненных вопросов. Таким образом, в зависимости от ситуации в

качестве предлога могут продуцироваться навязчивые состояния и состояния страха, бессонница, обмороки, перверсии, галлюцинации, болезненные аффекты, неврастенические и ипохондрические

комплексы, а также психотические состояния.

VIII. Логика тоже оказывается под диктатом внутреннего противодействия. Этот процесс может

идти вплоть до ее устранения, как, например, при психозе, и установления вместо разума, здравого

смысла частной логики.

IX. Логика, эстетика, любовь, забота о ближнем, сотрудничество и язык проистекают из

необходимости совместной человеческой жизни. Против них автоматически направлено поведение

властолюбивого невротика, стремящегося к изоляции.

X. Лечение неврозов и психозов требует воспитательного преобразования пациента, коррекции

его заблуждений и окончательного возврата в человеческое сообщество.

XI. Все действительные желания и стремления невротика находятся во власти его политики

престижа, он всегда хватается за предлоги, чтобы оставить нерешенными жизненные вопросы, и

автоматически противодействует проявлению чувства общности. То, что он постоянно говорит и

думает, не имеет никакого практического значения. Стойкая направленность действий невротика

проявляется только в его поведении.

XII. Если необходимость целостного понимания человека, познания его (неделимой) индивидуальности (к чему, с одной стороны, нас побуждают свойства нашего разума, а с другой

– 32 –

стороны, выявленное индивидуальной психологией стремление к унифицированию личности) не

вызывает сомнений, то сравнение как основное средство нашего метода помогает нам получить картину

силовых линий человеческого стремления к превосходству. При этом противоположным полюсом для

сравнения служат:

а) наше собственное поведение в аналогичной ситуации, например, когда пациент обременяет

терапевта своими требованиями – причем терапевту необходимо развитое умение вчувствоваться; б) поведение и аномалии в поведении пациента в более раннем возрасте (прежде всего в раннем

детстве), которые постоянно оказываются детерминированными позицией ребенка среди окружения, его ошибочной, как правило, генерализованной оценкой, углубившимся стойким чувством

неполноценности и стремлением к личной власти;

в) другие индивидуальные типы, прежде всего явно выраженные невротические. При этом всегда

обнаруживается обращающий на себя внимание факт: то, чего один тип достигает, например, с

помощью неврастенических жалоб, другой добивается благодаря страху, истерии, невротической

навязчивости или психозу. Черты характера, аффекты, принципы и невротические симптомы, сами по

себе направленные на одну и ту же цель, но часто имеющие внешне противоположное значение, если их

вырвать из контекста, предохраняют индивида от столкновения с требованиями общества – такими, как сотрудничество, забота о ближнем, любовь, социальная включенность, обязанности перед

обществом, которых невротик в той или иной мере избегает.

В ходе индивидуально-психологического исследования выявляется, что невротик значительно

сильнее, чем нормальный человек, устремляет свою душевную жизнь на достижение власти над