Текст книги "Фэнтези 2016. Дорога до Белой башни(СИ)"

Автор книги: Алёна Волгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Мы не можем так задерживаться! – горячилась девушка. – У нас есть дело, которое не терпит отлагательства! У нас на хвосте гонзийцы! А ты...

Тиллерин успокаивающе накрыл её нервно сцепленные руки своей ладонью:

– Эринна, я рыцарь дороги. И если я вижу человека, нуждающегося в помощи, я обязан оказать эту помощь!

– Ты поможешь многим и многим, если наше дело в Серентисе увенчается успехом! А успех очень зависит от скорости! Ещё немного – и будет поздно!

– Возможно. Мы замахнулись на большое дело. Но сегодня я могу сделать малое, зато прямо сейчас, и оно мне вполне по силам. Ты, конечно, не захочешь разделить отряд...

Эринна отмахнулась:

– Это не вариант.

– Я тоже так думаю. Но подумай ещё вот о чём: тебя постоянно преследует страх перед древней магией. Тебе кажется, что каждая минута нашего промедления даёт возможность злу протянуть свои щупальца ещё дальше. Я же полагаю, что каждый чей-то добрый поступок ограничивает зло и лишает его части сил. В общем, ты больше веришь в магию, а я – в людей.

Эринна, казалось, о чём-то сосредоточенно размышляла. Но не о магии, точно.

– Что если мы оставим её в ближайшей деревне, поручив кому-нибудь доставить девочку к родственникам? За вознаграждение, конечно же?

– Скорее всего, твой порученец продаст девчонку в услужение или приставит к чёрной работе, а твои деньги по-тихому прикопает в огороде, – ответил Тиль.

– Это в тебе сейчас вера в людей говорит? – ехидно заметил я. Не смог удержаться.

Тиль, однако, ничуть не обиделся:

– Нет, жизненный опыт, – по-доброму улыбнулся он мне.

В тот вечер мы так и не пришли к окончательному решению и разбрелись спать. Но могу поспорить, Тиль настоит на своём, и даже Эринна его не переубедит. Железный парень.

***

Над скудной землёй бешено кричит вороньё,

Над ними синева, но они никуда не взлетят .

У каждого судьба, у каждого что-то своё,

Они не выйдут из клетки, потому что они не хотят...

(Б. Г ребенщиков – Ещё один раз )

Ксантису эта игра в прятки начинала уже порядком действовать на нервы. Он почти настиг альтийцев в том городишке недалеко от Террана, но они неожиданно улизнули оттуда, и отыскать их следы на тракте он так и не смог.

Четверо наёмников, нанятые им в придорожной корчме, пребывали в таком же затруднении.

– Здесь тракт делает широкую петлю, – изрёк очевидную вещь парень по имени Шнур, который, похоже, был у них за главаря. – Если бы я спешил в сторону степей, поехал бы напрямик через лес.

– Так ведь этот лес, он... того, – слегка испуганно встрепенулся другой наёмник, щуплый, как воробей. – Люди говорят, нечисто там.

– Брехня! – Шнур презрительно сплюнул. – Бабьи сказки.

– Ежели так, там их и настигнем, – громыхнул третий, с говорящим прозвищем Оглобля.

– Так ведь этот лес... – заныл опять «воробей», – он того... душегубства не любит.

– Какое душегубство? – деланно усмехнулся Оглобля. – Повяжем их тихонько, ни одна ветка не шелохнётся. – И он снова загрохотал смехом, как из бочки.

Четвёртый наемник молчал. Он вообще ни слова не сказал с момента их встречи, и Ксантис уже привык к мысли, что парень просто немой.

Заповедный лес встретил их недружелюбным шумом ветра в кронах и парой шишек в лоб. Пятерым здоровым мужикам эти намёки были как слону дробина, только «воробей» – Ксантис вспомнил, что парня зовут Щук – опасливо оглядывался.

Дальше дела пошли хуже. Сначала захромала лошадь Оглобли, потом тропа, которая становилась всё уже и незаметнее, вдруг вовсе исчезла. Ругаясь, наёмники попытались вернуться по собственным следам. Когда они в третий раз прошли мимо одной приметной осинки, искривлённой в форме буквы «зю», Ксантис подумал, что здесь точно что-то нечисто.

Тем временем стемнело, и они принялись устраиваться на ночь. Нашли подходящую поляну, окружённую стройными молодыми ёлочками. Оглобля выхватил из мешка топор, лихо крутанул им над головой и направился к ближайшей ёлке, чтобы нарубить лапника и устроить себе постель.

– Стой! – крикнул ему Щук. – Здесь нельзя рубить!

Оглобля недоуменно оглянулся:

– Вы что, прогулялись денёк по лесу и в девок превратились, что ли?

– Я бы тебе не советовал, – поддержал Щука главарь.

Оглобля злобно сплюнул на землю и снова взмахнул топором.

– Сбрендили вы совсем! Это всё морок, навь! Сами же утром ржать будете! Вот!

И он что есть силы хватнул топором по стволу.

То, что началось затем на поляне, не поддаётся разумному описанию.

На раненом стволе вместо смолы выступила тёмная жидкость, как-то нехорошо напоминающая кровь. Деревья протестующе зашумели и сгрудились вокруг чужаков, причём молодые пушистые елочки куда-то исчезли, а на их месте возникли старые карги, заслуженные ветераны этого леса, с торчащими обломками острых сучьев.

Лошади, вроде бы крепко привязанные к деревьям, непонятным образом оказались на свободе и с ржанием разбежались.

Откуда ни возьмись, на поляну налетел ветер, закружился воронкой, вырвал топор из рук растерявшегося Оглобли, а самого его приподнял, покружил в воздухе и швырнул в объятия самой древней ели. Острые сучья вошли ему в бок, в плечо и в спину.

– Уходим, – вдруг произнёс четвёртый наемник, до этого молчавший всю дорогу, и так велико было потрясение остальных от разыгравшейся сцены и от этого неожиданного слова, что они, не сговариваясь, кинулись бежать с поляны. Ксантис успел подумать, что этот парень хоть и редко говорит, зато каждое его слово – золото. Они побежали, а в спину им, как нож, вонзился страшный вопль умирающего Оглобли.

Они побежали. Продираясь через вдруг возникший у них на пути бурелом, спотыкаясь, натыкаясь сослепу в темноте на стволы, – они бежали что есть духу. Ксантис старался держаться в середине, хладнокровно думая, что за всю свою богатую практику ему ещё не приходилось переживать ничего подобного. Вот, споткнувшись о корень, тоненько завизжал Щук – ему показалось, что корень нарочно схватил его за ногу. Шнур, пробегая мимо, вздёрнул приятеля за шиворот, поставил на ноги.

Четверо мужчин вывалились из заповедного леса на какое-то поле и упали прямо в борозды, пытаясь отдышаться. Над ними раскинулось ночное небо, на востоке понемногу занималась заря, где-то недалеко в невидимой деревушке разбрехались собаки.

Передохнув в придорожном трактире, приведя себя в чувство и с трудом добыв новых лошадей – Ксантис только морщился на непредвиденные расходы – наемники решили, что лучше уж они дадут крюка по тракту, попытавшись выиграть в скорости у беглецов. А потом устроят на тракте засаду, и уж тогда-то отыграются на альтийцах, из-за которых им пришлось пережить такой ужас.

***

Наша Ефросинья зависит от момента

То божественна, а то амбивалентна...

(Б. Гребенщиков – Марш священных коров)

Маленький отряд из четырёх человек, одного кьяри и одного ребёнка целый день петлял по просёлочным дорогам. Им пришлось свернуть с прямого тракта до Дикого поля, но Эринна смирилась с этим. В конце концов, Тиль прав. Ну потеряют они пару дней, что ж теперь. Тем более что девочка-найденыш, как только узнала, что её отвезут к родным, послушно уселась на лошадь впереди Тиллерина и за весь день даже не пикнула ни разу.

К вечеру стало ясно, что до нужного селения они, похоже, доберутся только завтра. Тиллерин разумно предложил не врываться в деревню среди ночи и не пугать народ. Вряд ли это послужило бы к успеху их предприятия. Зачем, когда можно спокойно переночевать в роще? Как бы Эринна ни торопилась, она была вынуждена признать, что это предложение разумно. И они уже привычно принялись обустраивать лагерь. Все, кроме кьяри, конечно же.

Аларик сидел чуть поодаль от остальных как памятник самому себе. Заходящее солнце резче очертило тонкое лицо, заблестело искрами в тёмных спутанных волосах. Этого существа никак не касалась проза жизни в виде скудного ужина, жёстких походных постелей или поиска подходящих кустов для некоторых потребностей человеческого организма. Если бы он не был ещё кровожадным демоном ночи, убивающим для собственного удовольствия... Как может что-то настолько прекрасное быть одновременно таким чудовищным?

Засмотревшись, Эринна запнулась и чуть не выпустила из рук неудобную колючую охапку.

– Между прочим, мог бы и помочь, – сердито сказала она, проходя мимо.

Кьяри невозмутимо поднялся, перехватил у неё хворост. Одной рукой. По дороге к костру добавил в кучу ещё парочку веток. Но его мысли, казалось, витали где-то далеко, в недоступных обычному человеку эмпиреях.

Эринна только вздохнула. Совсем чужой. Холодный. И опасный. Но без него им ни за что не добраться до Башни, а значит, придётся им как-то поладить.

И никто из них не знал, что всего в десятке лиг отсюда на покинутом тракте поджидает их господин Ксантис со-товарищи, в очередной раз недоумевает, куда же они провалились, и злится.

– Ну что там? – нетерпеливо спросил Ксантис у Молчуна, отправленного в разведку.

– Никого, – лаконично ответил тот.

– Куда они, черти б их взяли, могли деться... – проворчал Ксантис.

Первую хоть сколько-то ценную информацию принёс Шнур:

– Слышь, командир, мы, пока ездили туда-сюда, нашли на тракте кое-какие следы... Кто-то знатно отделал ребят Горелого, а они были бойцы не из последних. Уж не твои ли альтийцы постарались?

Ксантис не стал расспрашивать, откуда его наёмник так хорошо знаком с расстановкой сил в местном криминалитете. Некоторые вещи лучше не знать. Но мысль была дельной.

– Если кого-то из них ранили, они могли затаиться в лесах.

Все мысленно оценили этот факт. Искать в здешних лесах группу из пяти человек было всё равно что искать иголку в стоге сена.

– А может, в город какой свернули? – нерешительно предположил Щук.

– Незачем им, – задумчиво отозвался Ксантис. – У них в отряде лекарь есть. И маг. Ладно. Давайте устроим засаду поближе к степям, – решил он, наконец. – Всё равно они там появятся рано или поздно.

В ночи снова послышались удары копыт, звяканье сбруи и мягкое ржание – кучка всадников отправилась дальше в путь по пустынному тракту.

Шнур немного поотстал от своих и пристроился рядом с Ксантисом:

– Ты не говорил, что мы гонимся за волшебником, командир, – сказал он вполголоса. – Для магов – отдельная такса, сам знаешь.

– Знаю, знаю. Я же не спорю, – покладисто согласился Ксантис, который нутром чуял, когда следует уступить, а когда – настоять на своём. – Нам бы хоть близко подобраться к этому волшебнику!

– Они где-то здесь. Найдём, – без тени сомнения заявил наёмник.

***

Под Тобольском есть плёс, где гнездится минтай,

И там охотничьи тропы на Цейлон и в Китай...

(Б. Гребенщиков – Нога судьбы)

Деревня Кривой Лог оказалась совсем небольшой. Порядок тёмных некрашеных домов под камышовыми крышами выстроился вдоль длинного пруда, покрытого синей рябью. Высоко торчали журавли колодцев, от пруда несло сыростью, с одного берега в воду важно спускалась стайка гусей. У кого-то во дворе забрехали собаки.

Найти дом тетки Арисы было несложно, рядом с ним росла приметная ветла: когда-то в её верхушку ударила молния, и теперь дерево будто грозило небу обугленным черным пальцем, подметая двор уцелевшими тяжёлыми ветками. На дворе нас встретила сама хозяйка:

– Ах ты, кровиночка моя! – рыхлая баба в строго повязанном платке при виде племянницы всплеснула руками. – Да как же это! Да что ж деется-то!

Однако, когда она узнала, что новоприбывшую сироту собираются оставить на её попечение, благости у тётки сразу поубавилось.

– Не знаю, смогу ли я, – поджала губы тётка Ариса. – Времена-то нынче трудные, а я вдова, одна-одинёшенька, никто не поможет...

Эринна взяла дело в свои руки и как-то незаметно напросилась в избу, вежливо пропустив хозяйку и протолкнув девчонку вперед себя. Мы остались ждать на дворе.

Вернулась девушка довольно быстро, мы даже соскучиться не успели, – и одна. Лицо её казалось довольным.

– Порядок, – сказала она только, взлетая в седло. – Поехали, что ли?

На крыльце показалась хозяйка, подобстрастно кланяясь нам вслед. Уж не знаю, чем Эринна её так запугала. Но эта девушка умеет получить от людей то, что ей необходимо, я уже заметил. Настоящая леди.

Мы уже почти выехали за околицу, когда какая-то баба метнулась чуть не под копыта наших лошадей, схватила Эринну за стремя:

– Лекаря нет ли среди вас? – спросила.

Я покосился на нашу предводительницу. На лице её крупными буквами обозначилось, как же ей хочется сказать «нет!», пришпорить коня и сейчас же исчезнуть.

Баба что-то жалостливо бубнила: сын... огневица у него... пятый день...

– Показывай, – обречённо произнесла Эринна, слезая с седла.

В сенях было темно, пахло овчиной и свежим хлебом. В избу за Эринной мы не пошли, но я и с порога по частому горячечному дыханию больного сказал бы, что дело дрянь. Где-то в глубине комнаты слышались всхлипывания хозяйки и успокаивающее журчание голоса нашей медички.

Потом Эринна вернулась, оглядела нас... и вздохнула.

– Если заночевать придётся, мы на сеновале устроимся, – сообразил Вал.

Я подумал, что и сам он, видимо, был из крестьян. Очень уж привычно, по-хозяйски оценил одним взглядом жильё, пристроил лошадей, потолковал с хозяином.

– Крышу бы на сарае им подправить. Тиль, поможешь? А они нам припасов на дорогу отжалеют каких-нито.

– Это сколько мы здесь торчать будем?! – шепотом возмутился я. – Не успеете ведь закончить!

– Поможем, сколько сможем. В это время года здесь каждые руки дороги.

Я для себя решил, что буду держаться здесь как можно незаметнее. У этих селян, при всей их дремучести, просто звериный нюх на опасность. И нападают они обычно скопом. Стоит кому-то одному завопить «демоны!», как меня живо пришпилят вилами вон к тому сараю, даже крылья развернуть не успею.

Так что на следующий день с утра я успешно прикидывался тенью. Эринна колдовала над больным пацаном, овчинный запах в сенях перебил терпкий аромат лечебных настоек. Хэлис возилась с ребятнёй, которые, учуяв, что возле неё можно всегда разжиться новой сказкой, облепили девушку и не отходили ни на шаг.

Вал с хозяином ранним утром привезли целый ворох свежей соломы, сложили её под навесом. Теперь наш волшебник с Тилем споро занимались крышей. Работа у них так и кипела. Наметанный глаз Вала не пропускал ни одной дыры и прорехи: тут закрыть, тут перестлать. Тиль едва успевал подавать ему новые соломенные вязки: плотные, пахнущие летом и солнцем. Ещё один помощник им явно был не нужен.

Поразмыслив, я решил отправиться в ближний лес. Всяко безопаснее, чем торчать в деревне – чем-нибудь себя да выдашь.

***

Ты оставила у меня на стене след твоего когтя,

Я отнёс его в музей, мне сказали, что ты динозавр, скажи, что это не так.

(Б. Гребенщиков – Уткина заводь)

Этот лес был совсем не похож на владения той сердитой старушки-дриады.

Он начинался с величественной дубовой рощи, где некоторые исполины достигали такой толщины, что два взрослых человека не смогли бы их обхватить. Стволы их были исчерчены глубокими трещинами, будто морщинами, кроны заслоняли собой небо, едва пропуская солнечный свет.

Дубовую рощу сменил ельник, сырой и тёмный, воздух в нём был душный и застоявшийся, наполненный хвойным ароматом.

Тропа причудливо вилась по лесу, увлекая меня всё глубже и глубже в чащу. Чем дальше, тем запущенней казался лес, всё чаще тропу перегораживал валежник, вот показался ещё один бурелом.... Я сбавил шаг и присмотрелся повнимательней. Да нет, никакой это не бурелом. Есть такая лесная нечисть, местные называют его «крощих», а в разговоре вообще избегают как-то называть, говоря просто «он» или «хозяин». Так вот, крощих просто обожает устраивать такие засидки. Зарывается в землю и кучу веток, незадачливый грибник ничего и не заметит, пока бурелом рядом с ним вдруг не вскинется, оскалившись страшной пастью.

Более опытный охотник, конечно, приметит слишком чистую землю вблизи лёжки этого хищника: ни хвоинки, ни веточки. У крощиха мощные широкие передние лапы с когтями, и туннели он роет что твой крот. Ещё один характерный признак – длинные царапины на стволе ближнего дерева.

Я осторожно отступил подальше в сторону. Наверняка местный крощих успел прилично пощипать нашу деревню. И ещё пощиплет. Но если моих спутников и прихватил приступ альтруизма, я к этому не желаю иметь никакого отношения. Пусть лучше здешнее чудище схарчит кого из деревенских, чем меня.

Я успел сделать ещё один шаг, и тут за спиной взревело, в разные стороны полетели ветки. Крощих, почуяв, что добыча от него ускользает, решил сам проявить инициативу. Что ж, придётся мне стать либо альтруистом поневоле, либо покойником, причем на второе шансов явно больше.

Все мои инстинкты вопили о том, что надо поскорее улетать отсюда к такой-то матери, но для этого понадобилась бы более-менее открытая площадка, а крощих был не дурак отпускать меня отсюда. Оба мои ножа отскочили от его прочной, покрытой пластинами шкуры, как от камня. Что ему ножи, тут рогатина нужна... Заряд магии ему тоже не сильно повредил, разве что раззадорил. Мы навернули несколько кругов по опушке, причем крощих – частично под землёй. Хвост чудовища тоже принимал деятельное участие в потасовке, успевай только уворачиваться. Опушку зверь уже перепахал как поле по весне, я как-то неудачно ступил и провалился чуть не по колено. Оскаленная пасть вдруг оказалась в каком-то локте от моего лица, я отшатнулся, рука сама схватилась за неширокий ствол.

Деревце я выдернул из земли, не глядя. Сначала мазнув листьями по глазам этой твари, я ткнул развилкой деревца в крощиха, а его корни постарался упереть в ствол ближайшего дуба. Крощих завертел головой и взревел, деревце в моих руках затрещало. Нет, не успею! Треск опоры, шум от броска крощиха и его рёв слились воедино. В следующую секунду я обнаружил себя чуть ли не верхом на чудовище, схватившимся за его пасть. Подобную позу я видел у одной скульптуры в замке мастера Файерса, где какой-то мускулистый мужик разрывал пасть то ли льву, то ли гидре, не поймешь. Увы, я не тот мужик, да и крощих был очень скользкий, выворачивался и полосовал меня хвостом по предплечьям, по бокам – куда мог дотянуться. Он почти вывернулся, и тут я от души приложил его зарядом магии прямо в раскрытую пасть. Крощих взревел напоследок и медленно осел на землю, я едва успел откатиться в сторону. Такая туша быка придавит, не то что человека.

Я лежал, пытаясь отдышаться и заново осознавая, что всё ещё жив. По туше крощиха прошла судорога, и он затих. Я в первый раз порадовался его крепкой шкуре. Кого другого таким зарядом размазало бы по всей опушке и по мне в том числе, приятного мало. А этот лежит себе, и пусть лежит. Нечего было на меня варежку разевать, приятель, – подумал я и попытался встать. Это оказалось не так-то легко. Я нашарил обломок своей импровизированной рогатины и с трудом поднялся. Болело всё, на руки страшно было взглянуть. Человек после такого приключения обзавёлся бы страшными шрамами на всю жизнь, но наш организм, к счастью, более гибок и вынослив. И всё же прямо сейчас возвращаться в деревню не следовало – вопросов не оберёшься. Ясно же, что в одиночку крощиха одолеть может только колдун, а я не хотел обнаруживать перед сельчанами свои способности. На их благодарность я не рассчитывал, а вот неприятностей можно было огрести запросто. Надо найти местечко и отлежаться хотя бы до вечера, дать время организму залечить самые серьёзные раны.

Я вдруг насторожился. Неподалёку слышались чьи-то взволнованные голоса, и они явно приближались. Кто-то направлялся прямо сюда. Да, нашумели мы с крощихом знатно. Куда же мне спрятаться? К счастью, неподалёку обнаружился достаточно глубокий овраг, и его ближний склон оказался довольно пологим, так что я хоть и с трудом, но смог туда спуститься. Под конец я просто скатился вниз, сцепив зубы, и лёг, обливаясь потом. Голоса с опушки доносились смутно, как через вату. По крайней мере, я надеялся, что присутствие людей, возможно, отпугнёт других хищников. Сейчас я мог бы стать лёгкой добычей даже для волка. Или рыси.

***

Но что мне делать с женщиной, которая приходит ночью ко мне?

(Б. Гребенщиков – Вызываю огонь на себя)

Вернулся в деревню я уже ближе к ночи. Так даже лучше, зато никто не заметил, в каком плачевном состоянии находилась моя одежда. Мягко светились огни в домах, в чьем-то дворе шла гульба. Кажется, у деревенских был какой-то праздник, так что на меня не обратили никакого внимания. Повезло. Я с трудом заполз по лесенке на наш сеновал, мечтая только переодеться и заснуть.

– Аларик?

Я мысленно чертыхнулся. Эринна, кто же ещё! Наша бдительная командирша.

Девушка уже вскарабкалась наверх, проворная, как белка. Хорошо, что здесь было темно, только лунный свет чётким квадратом падал через окно.

– Тебя долго не было.

– Просто бродил, – я откинулся на душистое сено и прикрыл глаза. – В лесу.

– В здешнем лесу небезопасно. Трое парней сегодня убили крощиха. Говорят, он успел сожрать двоих только в этом году. Тело на подводе привезли в деревню, мы все его видели. А ты исчез с утра. Мы за тебя беспокоились.

И не лень же было! – подумал я про деревенских. – На что он им сдался?! Просто похвастать? Ну, клыки, когти на амулеты разберут...

– Да всё нормально, – сказал я вслух. – Как твой пациент?

– Жар всё ещё держится. Но хуже ему не становится, так что я надеюсь...

Её голос звучал мягко, убаюкивающе. Я расслабился и спохватился, только когда почувствовал её дыхание совсем близко. Не успел отдёрнуть руку. Эринна схватила меня за запястье и отвернула рукав рубахи.

– Значит, «просто бродил», – сказала она странным голосом. – Через валежник продирался, видимо. «Светляк» зажги.

Девушка уже бренчала какими-то склянками в своей лекарской сумке. Я сделал знак пальцами. «Светлячок» получился слабым, еле теплился и мигал, грозя ежеминутно погаснуть.

– Извини, – пожал плечами. – Кажется, это всё, на что я сейчас способен.

– Ничего, и этого хватит. О, боги! – она уже осторожно прикасалась к ранам чистой тряпицей, пропитанной каким-то пахучим средством. – Выглядит жутко.

Ха! Видела бы она их днём!

– Это он хвостом тебя так? – спросила она. – У него же шипы ядовитые, надо обработать...

Я хотел честно сказать, что мы, кьяри, и не такое способны переварить, но сдержался.

А тех парней сейчас чествуют как героев, – едко заметила девушка. – Якобы они пошли в лес по дрова и случайно подняли крощиха. К счастью, у них были топоры, а у одного – даже рогатина. Вот интересно, зачем он с рогатиной по дрова пошёл? Тебе не обидно?

Я пожал плечами:

– Зато ко мне никаких вопросов.

– Тоже верно.

– Как ты догадалась?

– Не я, а мы. Вал отвёл меня в сторонку и сразу сказал, что как бы там ни было, а топорами крощиха оприходовали уже дохлого. Мы за тебя испугались. Сейчас они с Тилем ищут тебя в лесу.

– Надеюсь, крощиха похоронят целиком и не заметят, что он слегка прожарен внутри, – пробормотал я, чтобы скрыть свои эмоции.

Я как-то не ожидал от своих спутников такого участия. Какое-то тёплое чувство шевельнулось в душе к этим ребятам. Эринна уже наносила на руку заживляющую мазь. Прикосновение её было приятным и прохладным, жжение в ранах сразу утихло. К тому моменту, когда она добралась до второй руки, я уже начал думать, что в человеческих способах лечения что-то есть.

– Где ещё он тебя поранил?

– Да так. Ну, рёбра помял немного. Да ерунда всё это, само пройдёт.

– Если эта ерунда выглядит так же, как твои руки... Ну-ка, сними рубашку.

– Ещё чего! – я резко отодвинулся не хуже стыдливой девицы. Царапины – ещё куда ни шло, чёрт с ними, но посвящать людей в тонкости наших способностей к регенерации я не собирался. Чем меньше они об этом знают, тем лучше.

– На твоей рубашке всё равно места живого не осталось. Давай её сюда, я постираю и зашью, а сейчас...

И чего она прицепилась! Будто человеческих пациентов ей мало! Ведь только свистни – набежит полдеревни со своими хворями, а она!

– Нет! – оскалился я. Кого бы не впечатлила такая демонстрация? Её не впечатлила. Эринна только озадаченно нахмурилась.

– Послушай, я не сделаю тебе ничего плохого...

Именно этот момент выбрал мой «светляк», чтобы погаснуть. Я облегчённо выдохнул. Ясное дело, продолжать осмотр в темноте она не сможет. А если отправится за фонарём – сбегу.

– Ну ладно, – донеслось из темноты. Похоже, мы мыслили одинаково. – Если ты уверен...

– Совершенно уверен. Завтра всё будет в норме.

В этот момент наверх просунулась лохматая голова Вала.

– Эринна, Аларика нигде нет, но Тиль говорит... – тут он заметил в углу меня. – О, нашлась пропажа!

– Вал, светляк дай. Аларик пока не может.

Вал уже при свете оглядел наши насупленные физиономии, как-то нехорошо нахмурился:

– Может, вам ещё свечку подержать?

Я не понял шутки, зато Эринна что-то раздражённо фыркнула и убралась вместе с сумкой. Её шаги бойко простучали внизу, хлопнула дверь. Наверное, к мелкому пошла. Вот его пускай и лечит!

Я во второй раз попытался заснуть, но мешал Вал, его тяжелое непонятное неодобрение. Он долго сидел, молчал, наконец изрёк:

– Я не люблю совать нос в чужие дела, но леди Эринна – неподходящая игрушка для тебя, парень.

Мне пришлось пару раз прокрутить в памяти сцену его появления, прежде чем я сообразил, что он имел в виду. Да ладно?!

– Я тоже не любитель совать нос в чужие дела, – сказал я, имея в виду взаимную симпатию Тиля с Эринной, которую не заметил бы только полный идиот. – Кроме того, кьяри не заводят романы с человеческими девушками.

– Вот и хорошо, – веско сказал Вал, будто подводя итог разговору. Он зашуршал в своём углу соломой, отвернулся и затих. Светляк его медленно погас.

Я ещё долго лежал, смотрел на квадрат ночного неба в окне и удивлялся про себя. Обычного человека ещё могла обмануть наша внешняя похожесть, но Вал-то маг? Он же должен видеть? Люди и кьяри – разные, как... как огонь и хлеб, например. И самые тёплые отношения, которые между нами возможны – это честное взаимовыгодное сотрудничество.

***

Я желаю счастья к аждой двери,

Захлопнутой за мной.

(Б. Гребенщиков – Всё, что я хочу)

На следующий день я выполз из пахучего сена прямо в рассветное утро. Мне нравились ранние летние часы, когда трава ещё блестит от росы, солнце, зевая, выбирается из туманной дымки, и воздух на улице совсем не по-летнему свеж. Правда, очарование рассвета в деревне нарушалось утробным мычанием коров и бестолковой суетой овец, которых гнали на пастбище.

Во дворе под навесом я обнаружил Эринну, она что-то толкла в тяжёлой бронзовой ступке, рядом лежал пучок сухих трав.

– Кажется, жар у него наконец-то спал, – измученно улыбнулась девушка. – А ты как?

– Замечательно. Ты более искусна, чем сам Хин Асскель, – похвалил я её, припомнив имя знаменитого хараанского лекаря, а затем отобрал у неё ступку. – Иди выспись, а то весь день будешь с коня падать.

После двух бессонных ночей она казалась прозрачной. И напряжённой, как струна: тронь – зазвенит.

Эринна почему-то всё не уходила:

– Ты... серьёзно?

Я молча кивнул. Мне хотелось, чтобы она ушла, оставила мне эти пару часов наедине с солнцем, просыпающимися птицами и самим собой. Я не привык быть постоянно с людьми. Надо же, а ведь было время, когда мне казалось, что одиночества в моей жизни даже слишком много. Теперь мне его не хватало. Кроме того, в её нынешнем состоянии действительно далеко не уедешь, а что-то мне подсказывало, что нам пора делать отсюда ноги.

И точно. Когда это моё предчувствие меня обманывало? Не успели мы собрать вещи, не успела Эринна толком объяснить счастливой матери, как дальше лечить пацанёнка, какими мазями и когда его пользовать, как на наш двор явились непрошеные гости. Небольшую группу сельчан возглавляла баба в низко надвинутом тёмном платке с нервно поджатыми губами.

– Ты, Олесья, колдунов у себя привечаешь, а у меня скотина второй день болеет! Белка моя не ест, не доится, подохнет, поди!

Сельчане все разом загомонили об участи несчастной Белки, которая, как я понял, являлась козой. Я заметил, что Хэлис потихоньку подтащила какие-то мешки к нашим лошадям, а Вал незаметно подёргал дрын в заборе, подобрал зачем-то несколько соломин и что-то зашептал над ними.

– Вон он стоит, глазищами-то поводит!

– Да кто ж из них колдун? – удивилась Олесья.

Толпа расступилась, выпустив из себя спасённую нами девчонку. Я подумал, что даже не узнал её имени. Как-то не до того было.

– Что, девонька? – наклонилась к ней сердитая хозяйка козы. – Который из них?

– Он, – сказало дитя и безошибочно указало на меня.

Всё, кажется, моё участие в походе закончилось. Я постарался незаметно отступить на открытое место. Сейчас пугну их магией, а уж там...

Прямо перед моим лицом качнулись светлые косы Эринны.

– Хочу напомнить, уважаемая, что за возведённую на человека напраслину полагается штраф в десять голденов и три месяца в колодках, – даже я расслышал в голосе девушки скрип канцелярских перьев и унылую, как зубная боль, темноту тюремного застенка. Хозяйка козы несколько стушевалась.

Честное слово, я изумился не меньше селян, но вообще-то она зря. В здешней глуши днём с огнём не сыщешь законников. А если вдруг и найдутся, любой судебный маг, едва взглянув на меня, не только не накажет ту вредную бабу, ещё и приплатит ей. За бдительность.

В этот момент соломины переломились у Вала в руках.

Среди сельчан вдруг опять поднялся гомон, причём главными спорщицами были наша Олесья и незадачливая козовладелица. Я даже заслушался на миг, но меня подтолкнули в спину:

– Давай через двор и на ту улицу, – щекотнул ухо шёпот Вала. – Быстро. Пока не опомнились.

Нашего исчезновения никто не заметил. Только когда деревня скрылась за поворотом дороги, я смог поверить, что мы обрели свободу, причём совершенно безболезненно.

– Здорово у тебя получилось! – я обернулся к Валу.

Тот задумчиво кивнул:

– Положим, её козу я мог бы подлечить. Наверняка она просто...

– Нет! – вырвалось у Эринны. Мы все расхохотались.

– Право же, – подвёл итог Тиллерин, – мы и так там слишком загостились!

***

Мне не нужно слов, чтобы сказать тебе, что ты -

Это всё, что я хочу...

(Б. Гребенщиков – Всё, что я хочу)

Против моих ожиданий, Эринна вовсе не затаила обиду на Тиллерина за то, что фактически из-за него мы потеряли в той дурацкой деревне несколько дней – наоборот. Сейчас, в спокойные дни, когда мы потихоньку двигались просёлочными дорогами в сторону Дикого поля, девушка и рыцарь ладили как нельзя лучше. Конечно, между ними и раньше искры пробегали, но впечатление было такое, будто прежде они запрещали себе это чувство, а теперь вдруг отпустили его на волю.

Они оба уходили за хворостом или к ручью, чтобы ополоснуть посуду, и отсутствовали куда дольше, чем это было необходимо для такого простого дела. На привале они усаживались рядом, и Тиль клал голову Эринне на колени, пока мы слушали мурлыканье лютни Хэлис. Девушка как нарочно выбирала самые лиричные песни и была откровенно рада за подругу. Вал неодобрительно хмурился, но молчал.