Текст книги "Колледж Святого Джозефа (СИ)"

Автор книги: Алена Половнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ты не знаешь, почему она желтая? – спросил его Соня, кивнув на Раису.

– Наверно, печень, наконец, отказала, – протянул Илья тихо, натянув на самые глаза серую вязаную шапочку. Он никогда не ходил без этой шапочки. Никто из девчонок не знал, симпатичный он там, под ней, или не очень.

Соня хихикнула. Однажды они с Ильей были наказаны за болтовню на уроке истории и вытирали пыль в Раисином кабинете. Тогда они и нашли в учительском столе фляжку с каким-то невыразительным пойлом и выпили его, закусив булочками с корицей из столовой. Они знали, что даже если Раиса догадается, кто выпил, то ничего им не скажет, замечания не сделает и, вероятно, даже вида не подаст.

Раиса раздавала расписания занятий и внеклассной деятельности – красивые папки с гербом школы, в которую были подшиты несколько листов. Первый – выверенное и утвержденное расписание занятий на полгода. Второй – расписание мероприятий, поездок, праздников, лекций и классных часов, тоже на полгода. Оно не отличалось особой затейливостью: одна поездка в планетарий, Хэллоуинский бал и несколько матчей по регби, расписание которых зависело от того, насколько далеко зайдет команда святого Иосаафа в борьбе за титул чемпиона города.

– Я напоминаю, что ученикам, не достигшим семнадцати лет, запрещено появляться в пабе «Медная голова», – Раиса прошлась вдоль ряда.

– Ага, – Соня приняла свою папку, не открыв, поставила на нее локти, – у меня на Хэллоуин придуман зачетный образ.

– Оденься поварихой, – посоветовала Мила Косолапова, – ведь именно ею тебе придется быть всю жизнь.

– Заткнись, – добродушно ответила Соня и повернулась к Дженни, – а что у тебя?

– Катенька, – прошипела та.

– Чернокожая Катенька – это зачет, – захохотал Илья. Дженни покраснела до корней волос и уставилась в стол.

– Не тролль ее, она и так долго с духом собиралась, – улыбнулась Соня.

– Всё, молчу, – ответил Илья.

– Я попрошу всех замолчать и открыть папки, – не отставала Раиса Петровна.

– А почему бала нет в расписании? – поинтересовался Егор громко.

– Об этом потом, – отрезала Раиса, – поговорим об учебе.

– Я к Хэллоуинскому балу заказал трон в форме трилистника, – сообщил Егор всему классу.

Класс хохотнул.

– И кого ты будешь изображать? – не сдержала любопытства Раиса Петровна.

– Святого Патрика.

– У него был трон? – спросила Соня, – его ж на костре сожгли.

– Святого Патрика в моем видении, – заупрямился Егор.

– Раиса Петровна, а кем будете вы? – спросила Мила.

– Я еще не решила, – уклонилась классная.

– А как он выглядит-то? – спросил Кирилл, – место для задницы у него в форме трилистника или что?

– Нет же! – нетерпеливо воскликнул Егор и подскочил к доске. Он взял мел и изобразил невыносимо корявый трилистник, к которому приделал овал, изображающий сиденье и две ножки, похожие на сантехнические колена.

– Так бы и сказал, что спинка! – махнул рукой Кирилл.

– Он двуногий? – спросила Дженни.

– Как стул может быть двухногим? Как он, по-твоему, стоять будет? – возмутился Егор.

– Откуда ж я знаю, – смутилась Дженни, – может, у него задумка такая дизайнерская…

Егор посмотрел на свой рисунок и задумался.

– Давайте поговорим об учебе, – Раиса Петровна хлопнула в ладоши, – Егор, сядь! Итак, на что стоит обратить внимание в списке литературы, который вам нужно было прочитать летом…

Ученики зашуршали вещами. Из модных хобо-сумок и кембриджских портфелей ручной работы появлялись планшеты, смартфоны, блокноты – кожаные, с резинками или с изображением Парижа – цветные пеналы, ручки и карандаши. Мила Косолапова достала пенал-«бурито»: ее письменные приборы были будто «завернуты» в лаваш. Дженни достала свой «блэкберри», в котором был сохранен список литературы.

– Мне надо свой телефон забрать, – нахмурилась Соня, – мать утром скандалила. Ей вчера по моем номеру Анафема отвечала. Говорила, что я пиво пью и вообще негодяйка. Мать сказала, что ей за меня стыдно. Не потом что пиво – это алкоголь, а потому что пиво – это калорийно и неинтелегентно.

– Так ты все еще балерина? – заинтересовался Илья.

– Ну да, – печально ответила Соня, – она никак не может смириться, что у меня ничего не выходит.

– Сиськи в купальник не влазят? – схохмил Илюха и тут же отхватил пеналом по черепушке.

– Поговори с ней, – тихо сказала Дженни.

– Говорила. Постоянно говорю. Что не хочу всю жизнь вертеть эти никчемные фуэте, а хочу заниматься важным и полезным делом.

– А она?

– А она напоминает мне о шубе Косолаповой жены, залитой чернилами, – сказала Соня негромко, но так, чтобы ее могла расслышать Мила, сидящая через проход, – и вздыхает о том, что вырастила «гринписовку», а не человека.

– Девочки, где ваши папки? – спросила Раиса строго.

– Смотри и правда бала нет в расписании, – Илья показал девчонкам папку через плечо.

– А может так получиться, – прошептала нахмурившаяся Дженни, – что Хэллоуинский Бал отменят?

– Нет, – отрезала Соня, – никогда такого не было. И не может быть! И потом, я бы знала.

– Даже лекций никаких нет 31 октября, – недоуменно сказал Дженни, открыв свою папку.

– Раиса Петровна, что с Балом? – поинтересовалась Соня громко.

– Не сейчас, Кравченко, – отмахнулась Раиса и принялась озвучивать расписание на следующие полгода.

– Мне нужно «блэкберри» забрать, – снова повторила Соня.

После классного часа Соня и Дженни медленно и нехотя поплелись к кабинету Анафемы. Парни увязались за ними.

Кабинет Ангелины Фемистоклюсовны был местной достопримечательностью. Он находился на самом стыке зданий: при строительстве нового корпуса была допущена ошибка в планировке, и кабинет для завуча по воспитательной работе в новом здании получился чуть больше коробки для яиц. Чтобы сделать его пригодным для работы и вообще для нахождения в нем нормального человека, с нормальным ростом и телосложением, было решено прорубить проход в старый корпус. Поэтому одна половина кабинета Анафемы была обита белыми пластиковыми панелями и имела крохотное пыльное оконце, а другая – была светлой, с высоким потолком и лепниной на нем, старинным наборным паркетом в отличном состоянии и хрустальной люстрой. Разница в высоте потолков создавало у вошедшего комичное ощущение, будто он находится внутри Г-образной фигуры из тетриса.

Ангелине Фемистоклюсовне от прежних обитателей старой гимназии достался фантастический стол: с огромной, как озеро, полированной столешницей и множеством ящиков со старинными ручками, в каждом из которых хранились «уголовные дела»: серые канцелярские папки с импровизированными протоколами школьных нарушений. Анафема так следила за дисциплиной.

Для Сони и Егора был заведен отдельный ящик. Дженни попадалась редко и только за компанию. Кирилл не попадался никогда.

– Она меня специально не замечает: не хочет, чтобы меня лишили гранта и выперли из Иосаафа, – предположил однажды Кирилл, – тогда школе нечем будет хвастаться.

Своим фантастическим столом Анафема перегородила вход в роскошную часть кабинета. Ученикам разрешалось входить только через дверь в новом здании, поэтому школьные хулиганы, стоявшие перед отчитывающим их завучем, чувствовали себя голубями, пойманными в ловушку. При этом они могли сколько угодно разглядывать просторное помещение за спиной Анафемы, старинный кожаный диван, на котором она изволила иногда отдыхать, стеллажи и изящный кофейный столик красного дерева, к которому прилагались весьма потрепанные стулья. За левым плечом Ангелины Фемистоклюсовны виднелся огромный шкаф. В роскошную часть кабинета вела дверь из старого здания, и входить в нее можно было только директрисе и пожилым и уважаемым учителям.

Соня помедлила перед дверью.

– Не дрейфь! – сказал Егор, – хуже не будет!

– Я с тобой пойду, – мужественно сказала Дженни.

– Да, все пойдем, – сказал Кирилл, уткнувшийся в планшет.

– Хочешь проверить свою теорию о неприкасаемости? – ехидно поинтересовалась Соня.

– Ну, вроде того, – улыбнулся Кирилл.

Улыбка преображала его лицо. Серьезным, оно было скуластым, правильным и некрасивым. Ровный ряд крупных и белых зубов, что обнажала улыбка, делал его физиономию обаятельной, не лишая ее мужественности.

– Прекрати мне улыбаться, – сказала засмотревшаяся Соня, – ты меня отвлекаешь!

Она вздохнула и потянула ручку двери на себя.

– Кравченко! – злорадно пропела Анафема из-за своего фантастического стола, – явилась! Заходи! Все заходите!

Ребята покорно вошли внутрь.

– Будете наказаны! – Анафема даже не пыталась скрыть радость. Даже ее красноватые, закрученные барашком волосы взволнованно покачивались.

– За что? – поинтересовался Кирилл, – мне уже восемнадцать. Могу быть вечером, где посчитаю нужным.

– Тебя это не касается, выйди отсюда, – Ангелина даже указала пальцем на дверь.

– Я постою, – сказал Кирилл и отошел на два шага назад.

– А я? – недоумевал Егор, – я там работаю!

– Ты будешь наказан за то, что проводишь их! – Анафема указала пальцем на Соню и Дженни.

– Это справедливо, – согласился Егор и принял покорный вид. Кирилл за его спиной хрюкнул.

– Я сообщу вашим родителям, занесу запись в ваши электронные дневники, и вы будете первыми в этом году мыть спортзал! – объявила Анафема, – он запылился за лето. Вымоете окна, пол и стены. Я проверю! Все! Отправляйтесь на уроки, Алексей Владимирович будет ждать вас после.

– Телефон верните, пожалуйста… – начала Соня, но тут вдруг дверь из нового здания отворилась и в нее просунулась всклокоченная голова.

– Ангелина Фемистоклюсовна, там восьмиклассники подвесили за ноги первоклашку. Говорят, он сам согласился.

– Да что же это такое?! – возопила Анафема и поспешила выпрыгнуть из-за своего великолепного стола, – оставайтесь тут, вы четверо!

– А телефон? – Соня протянула руки, но Анафема вылетела прочь из кабинета, зажав Сонин «блэкберри» в руке.

– Твою жеж мать!

– Что-то меня не прет мыть спортзал, – Егор потянулся, – а ты чего сияешь?

– А у меня балет, – улыбнулась Соня и повернулась к Дженни, – твои предки знают, что ты в пабе была?

– Моим предкам по фигу, – ответила та равнодушно.

– Спортзал так спортзал, – пожал плечами Кирилл.

– А телефон-то как получить? – вслух подумала Соня.

– Предлагаю спрятаться здесь, дождаться, когда она вернется, выпустит телефон из рук и выйдет, – сказал Егор, – а потом просто просочимся в другую дверь.

– Это самый идиотский план, который я когда-либо слышал, – сказал Кирилл, – хотя нет, подожди… Нет, самый идиотский!

– Предложи свой, – обиделся Егор.

– Телефон всё равно надо добыть, – задумчиво произнесла Соня.

– Ну, давай спрячемся в шкаф, – предложил Кирилл, – выпустит же она его когда-нибудь из рук!

– В шкаф? – недоверчиво переспросила Софья, словно он предлагал ей съесть паука.

– Тебе нужен твой телефон или нет?

– В шкаф, – скомандовал Егор и распахнул дверь, – вдруг там Нарния!

– Нарния – это больше не наша культура, – пошутила Дженни.

Шкаф был вовсе не шкафом, а огромным пузатым гардеробом, в котором в случае надобности можно было укрыть сбежавшего из зоопарка слоненка. Маленький Кирилл юркнул первым, отодвинув в сторону одинокую вешалку с вязаным кардиганом. За ним шагнула озадаченная Соня. Егор подтолкнул в спину Дженни, шагнул сам и неплотно прикрыл за собой дверь, оставив крохотную щелочку для наблюдения.

– Дай мне посмотреть, – жарко прошептал Кирилл и наступил Соне на ногу. Та в ответ ущипнула его за бедро. Кирилл хрюкнул и шлепнул ее по плечу. Соня шумно втянула в себя воздух и укусила Кирилла за ухо. Тот тоненько взвизгнул и стал отбиваться.

– Прекратите! – прошептала Дженни, – Анафема вернулась.

Хлопнула дверь.

– Ушли! Удрали, паразиты! – констатировала Анафема. Было слышно, как она чинно усаживается за свой стол. Ребята притаились.

Дверь хлопнула снова и по паркету процокали каблуки.

– Здравствуйте, уважаемая Ангелина Фемистоклюсовна.

– Заваркина! Ты почему тут? – в голосе Анафемы послышались нотки паники.

– Заваркина? – прошептала Дженни, – что она тут делает?

– Пришла за свежей плотью, – со слышимой улыбкой произнес Егор, – то есть за мной.

– Егорушка запал на Анфису Палну, – съехидничал Кирилл, отбившийся от Сони и пролезший к щелочке.

– С чего ты взял? – возмутилась Дженни шепотом.

– А ты видела эту грудь? – развеселился Кирилл.

– Заткнитесь, мне не слышно, – отрезал Егор.

– Что же это вы, Ангелина Фемистоклюсовна, – Заваркина присела на краешек стола, – сектантов в школу пускаете, Хэллоуиновский Бал отменили?

– Бал отменили не мы, а администрация, – отрезала Анафема, вытягивая из-под Заваркиной свои документы, – а кто сектанты-то?

– Яичкин ваш, – злорадствовала Заваркина, – вы подоплеку его проекта дурацкого проверяли? Он же человеконенавистник! А «блэкберри» ваш? Экая вы модная!

Соня разволновалась. Ее телефон был в руках куда более ненадежных, чем культяпки Анфемы. Она тремя аккуратными шажочками придвинулась к дверце и прижалась всем телом к Кириллу. Дверца, на которой висело уже три человека, угрожающе скрипнула. Кирилл толкнул ее в бок. Соня приникла к щелочке и увидела, что Заваркина, сидящая на столе, смотрит прямо на нее.

– Она нас заметила, – прошептал Егор, подавшись всем телом назад.

– Я позову охрану, – рассвирепела Анафема.

– Зовите охрану, – велела Заваркина, не отрывая взгляда от шкафа, – я пока тут посижу.

В доказательство того, что добровольно она не уйдет, Заваркина уселась поудобнее на восхитительном столе Анафемы.

– Ты хулиганка!!! Как была, так и осталась! – крикнула Анафема, потрясая у лица Анфисы узловатым кулачком.

– Ага, – рассеянно согласилась та, исподтишка разглядывая шкаф.

Анафема вылетела из кабинета, изрыгая проклятия в адрес Заваркиной и своего неудавшегося дня. Анфиса проводила ее взглядом, грациозно спрыгнула со стола и направилась к шкафу. Точнее, прямо в шкаф.

– А ну-ка, рыжий, подвинься, – велела она Егору, – о боже, как вы здесь поместились все?

– Может, нам стоит выйти? – сдавленно спросила Дженни, которая оказалась зажатой в дальнем углу шкафа.

– Не стоит, – Заваркина плотно прикрыла за собой дверь, и стало совсем темно, – отсюда до поста охраны триста восемьдесят шагов. Анафема в бешенстве передвигается со скоростью три шага в секунду. Так что сидите тихо, иначе окажется, что я зря выжила ее из кабинета.

Егор аккуратно, кончиками пальцев, провел по обнаженной Анфисиной руке. Она была в платье-мешке без рукавов и в замшевых босоножках на очень высоких каблуках. Ростом она сейчас была чуть ниже двухметрового Егора.

– Прекрати меня щупать, – одними губами сказала Заваркина.

Громко и раздраженно хлопнула дверь. Раздался голос Анафемы и добродушное бурчание охранника.

– Я знаю Анфису, я ее пропустил сам, она шла к сыну.

– Ты ее пропустил, ты ее и вывести должен! – взвизгнула Анафема, – где она? Вот сейчас? Может, она украла что-нибудь!

– С сыном, наверное, – недоумевал охранник, – почему вы так злитесь?

– Пойдемте со мной! Ее надо разыскать, пока она сама что-нибудь… не разыскала!

– Финансовые злоупотребления, что ли, опять пытаются спрятать? – тихо-тихо просила сама у себя Заваркина, стоящая в шкафу.

Стало тихо.

– Отдайте мой «блэкберри», – прошипела Соня.

– Так и знала, что не ее, – тихо рассмеялась Заваркина и включила подсветку на Сонином телефоне. Он осветил жутким синеватым светом нутро шкафа: обрадованную Соню, заинтересованного Кирилла, смеющуюся Заваркину, Егора, не сводящего с нее глаз и Дженни, которая почти потеряла сознание от духоты.

– Ой, кудрявой совсем дурно, – заметила Анфиса, – сейчас я вам покажу то, за чем сюда залезла. Посветите мне.

Егор принялся судорожно шарить по карманам, но Соня его опередила – ее вновь обретенный телефон был у нее в руках. Заваркина пробралась к задней стенке шкафа и зачем-то пошарила по ее полированной поверхности. Нащупав что-то, она достала откуда-то из складок платья старинный железный ключ.

– Что это? – поинтересовался Егор, заворожено следящий за ее движениями.

– Это ключ, – ответил за нее Кирилл нетерпеливо, – а это скважина! Ну же, открывай! Что там? Бельевой шкаф Анафемы? Всегда мечтал подвесить ее замшелые панталоны на школьный флюгер.

– Какие замысловатые фантазии, – усмехнулась Заваркина, – парни, помогите! Только тихо!

Последнее было сказано вовремя, потому как Егор так лихо ломанулся помогать, что гардероб пошатнулся.

Заваркина при помощи Егора и невероятному удивлению всех остальных отодвинула в сторону полированную заднюю стенку. Пахнуло затхлостью.

За стенкой ничего не было. Вернее, была темнота и гулкая пустота.

– Это что? – Кирилл сунул голову в образовавшийся проем.

Заваркина промолчала. Она сунула руку куда-то в темноту и достала фонарь, вроде того, с каким в средние века встречали гостей у ворот замка.

– Ух ты! Какой антураж! – восхитилась Соня.

– Это подсвечник из «Икеи», – улыбнулась Анфиса, – но выглядит и вправду хорошо.

Анфиса достала из кармана толстую свечку, зажгла ее протянутой зажигалкой и вставила в подсвечник.

– Вы давайте так, попроще, телефонами.

– А там что? Вы там зомби на цепях держите? – спросил Кирилл.

– Зомби вы сможете увидеть лишь в конце путешествия. Зовите меня Асей и на «ты».

– С удовольствием, – бодро ответил Егор, забыв, что они сидят в шкафу и соблюдают конспирацию.

Заваркина с усмешкой оглянулась на него. Дженни тихонько фыркнула.

– Что? – спросил Егор.

Заваркина храбро ступила в темноту. Под ее ногами глухо ухнуло железо.

– Это лестница, – шепотом воскликнул Кирилл.

– Выбирайтесь все сюда, – велела Заваркина, – надо закрыть за собой дверь.

Девчонки с опаской ступили на площадку старинной винтовой лестницы. Она уходила на два этажа вверх и на два этажа вниз.

– Хорошо, что я в балетках, – проворчала Соня.

– Можно подумать, в Иосаафе разрешили каблуки по будням, – рассеянно парировала Заваркина, разглядывающая что-то над своей головой. Она даже фонарь подняла повыше. Когда парни вылезли и закрыли за собой заднюю стенку шкафа, на площадке стало тесно.

– Вверх, – скомандовала Заваркина, – смотрите под ноги.

Она принялась медленно подниматься, почти не касаясь каблуками железных ступеней. Егор, шедший следом, любовался ее ногами и постоянно оступался.

– Осторожней, – пыхтел Кирилл, – ты мне своими огромными ластами зубы повыбиваешь.

Они прошли два поворота лестницы, прежде чем достигли следующей площадки. Там, где на их этаже была толстая деревянная полированная стенка, здесь прорисовывалась пыльная кирпичная кладка. Кирпич был современный.

– Прежний директор узнал об этой лестнице, – пояснила Заваркина, – и дал указание заложить проход. Проверить наличие других он не догадался.

– А где мы? – поинтересовалась Дженни.

– Да, это место видно с улицы? – подхватил Кирилл.

– Не видно. Это самый стык корпусов. Раньше эта лестница была снаружи старого здания. По ней можно подняться на чердак, – Заваркина показала рукой вверх и вниз, – а можно спуститься в подвал и оттуда выйти в парк. В ту часть, куда вам ходить запрещено.

– Нам везде можно, – самодовольно заявил Егор, не сводя с нее глаз.

– Кроме недостроенного манежа, – буркнула Дженни.

Заваркина улыбнулась и кивнула головой наверх. Ребята пошли дальше.

Еще два поворота, и процессия, наконец, уперлась в конечную цель. Ею оказалась низенькая дверца с огромным ржавым кольцом вместо ручки.

– Момент истины, – сказала Заваркина и с силой потянула за кольцо.

Ничего не произошло. Когда она опустила свой слабосильный фонарь пониже, ребята увидели большой и ржавый засов.

– Ну и какой дурак его закрыл? – спросила она сама себя и дернула засов вправо. Раздался лязг, дверь накренилась, выскочила из петель и стала падать вперед. Егор и Кирилл подхватили ее.

– Вот почему ее закрыли, – догадался Кирилл, – она только на засове и держалась.

За дверью оказалось большое пыльное помещение, заваленное всякой всячиной. Один угол был доверху завален книжками, в другом – пылился патефон. Помещение освещало большое полукруглое окно.

– Господа, посвящаю вас в одну из тайн школы Святого Иосаафа, – пафосно сказала Заваркина, заходя в помещение и обводя его рукой, как свою собственность.

Ребята пролезли в низенькую дверцу (Егору для этого пришлось сложиться ровнехонько пополам) и рассредоточились. Кирилл кинулся разглядывать книги, Егор – патефон, а Дженни приглянулась старая и пыльная кресло-качалка. Только Соня стояла посередине и улыбалась.

– Где мы?

– Это чердак, – Заваркина скинула какой-то хлам со старого кресла в стиле шестидесятых годов прошлого века, уселась в него и закурила, – он идет над половиной помещений старого здания. Над остальными – система вентиляции.

– То есть за углом продолжение? – спросил Кирилл и, не дождавшись ответа, отправился туда.

– Знание о нем передают из поколение в поколение. Только несколько людей, учащихся в одно время, должны о нем знать.

– И скольким людям еще можно сказать?

– Если честно, вас уже многовато, – усмехнулась Заваркина.

– А дым в кабинет не просочится? – обеспокоился вернувшийся Кирилл. Заваркина отрицательно помотала головой и протянула ему пачку.

– С улицы этих окон не видно, – продолжала она, – только если издалека, с крыши какого-нибудь высокого здания. Но если кто-то и приглядится и заметит вас этом окне, то подумает, что обознался. Вы можете выходить на крышу и загорать там голышом. Можете кидаться оттуда презервативами с водой. Или прыгать самим. В общем, делайте что хотите, только никому не рассказывайте ни о чердаке, ни о лестнице, ни о подвале. Другой выход на крышу – это спуститься с нового здания. Если вас там застукают – не убегайте через чердак. Всегда помните, чердак – это святое. О нем никто не должен знать. Пусть лучше думают, что вы подделали ключ от чердака нового здания или просочились через замочную скважину.

– Да пусть меня лишаем поразить, если я кому-нибудь об этом ляпну, – Кирилл простодушно улыбался.

– Ты чего в крови? – спросила у него Заваркина озадаченно.

– Эта стерва меня расцарапала, – Кирилл кивнул на Соньку, – в шкафу.

– Ммм, – протянула Заваркина, – страсть одолела? Где-то здесь была кровать.

Дженни вернулась из-за угла, озираясь со смесью восхищения и испуга.

– В книгах и сериалах, если герои находят чердак, то их всегда подстерегают неприятности, – сказала она.

Соня усмехнулась. Все смотрели сериал «Проклятая школа», идущий на одном из развлекательных каналов. В нем действительно герои нашли чердак, и на них посыпались «приключения»: убийство историка, нацисты и гены инопланетян, вживленные в некоторых школьников, отчего те начали светиться в темноте.

– Уверяю вас, это совершенно безопасный чердак, – Заваркина сощурилась на солнце, как кошка, – опробован поколениями старшеклассников Иосаафа.

– Что вы… ты что здесь делаешь? – спросила Соня.

– Пришла кое-что забрать!

Заваркина прошла в угол к огромному пыльному сундуку, заваленному всякой всячиной. Она не без труда откинула крышку, подняв облако пыли. Егор, заглянув внутрь, хлопнул себя по ляжкам и воскликнул, заикаясь:

– Ни х-хрена себе!

Глава шестая. Сказки тетушки Анфисы

Сундук открытым был больше самой Заваркиной. Ребята с любопытством столпились вокруг. Внутри сундука лежало оборудование для бала на Хэллоуин.

Нечто оранжевое бросилось им в глаза. Только наклонившись пониже, они смогли разглядеть, что это китайские фонарики разных размеров, выполненные в виде хэллоуинских фонарей-тыкв. Под ними лежали гирлянды в виде плотных оранжевых резиновых трубок, какие-то бархатные платья, парики, игрушечные кандалы, бутафорская мертвая голова, какие-то блюда, маска ведьмы и коктейльные палочки с пластмассовыми глазными яблоками на кончиках.

– Откуда столько всего?

– А что это?

– А это?

Ребята наперебой задавали вопросы и доставали из сундука предметы один причудливее другого.

– Это что? – поинтересовался Кирилл, достав какие-то перепутанные веревки, – парашютные стропы?

– Трапеция это, – пояснила Заваркина и нырнула в сундук с головой, – для воздушных гимнастов. Вернее, ее кусок. Остальное там, в углу.

– Откуда это? – спросила Соня и нетерпеливо дернула Анфису за рукав.

– Украдено у попечительского совета. И из театральных мастерских, – Заваркина вынырнула, отряхнула пыльные руки и огляделась по сторонам, – вернее, воровалось за всю историю проведения Бала. Отсюда невыразимое количество и отменное качество.

– Почему отменили Бал? – спросила Соня у Заваркиной настолько требовательно, что сама удивилась.

Та лишь пожала плечами.

– Где-то мы переборщили.

– В смысле?

– Бессмысленно переборщили, – непонятно ответила Анфиса, – слишком много тыкв, маскарада, слишком активно пытались удивить и напугать прохожих.

– Бала действительно не будет?

– Бал будет, не будь я Заваркина!

В их глазах появилось то, что Анфиса расценила как надежду.

– Как они могли его отменить?

– Я Катенькой оденусь, – ляпнула Дженни.

– Тебе пойдет, – сказала Заваркина с усмешкой. Дженни сконфузилась.

– Катенька, может, и самая известная легенда Святого Иоасаафа, но уж точно не самая веселая, – пропел Кирилл, закуривая сигарету, любезно поданную ему Заваркиной, – в Муравейнике все больше студентов-самоубийц упоминают.

– Кружок философов? Это выдумки! – уверенно произнесла Софья.

– Не совсем. Просто философский кружок – это часть истории про Катеньку, – Заваркина забралась с ногами в кресло. Было видно, что она в прошлом немало часов в нем просидела. – Настоящей истории, а не того усеченного и приличного варианта, который преподносится горожанам. История-то от этого усечения не слишком выигрывает. Кажется сопливой и ненастоящей.

– А какая она на самом деле? Неприличная?

– Ну, могу рассказать…

Егор отряхнул от пыли коробку с книгами, стоящую рядом с креслом Заваркиной и уселся сверху. Кирилл присел на низенький подоконник. Соня, перебирающая в углу старые танцевальные чешки, тоже навострила уши. Только Дженни продолжила бродить по чердаку, делая вид, что ей неинтересно.

– Шел пятый год двадцатого века. Время было неспокойное, смутное, а оттого романтичное. Однажды холодным утром, прелестным оранжевым октябрем, Екатерина Лапшина, девица из благородных, а может, и нет, примерная гимназистка, спешила на занятия. Семья ее жила в доме на три переулка ниже гимназии. Бежала, значит, Катерина на занятия, в платок куталась, потому как было холодно и местами скользко.

– Откуда вы знаете, что было холодно и скользко? – вдруг спросила Дженни.

– Загуглила, – невозмутимо ответила Заваркина и продолжила.

У самых ворот она столкнулась с молодым человеком. Он был вовсе не семинаристом, как говорится в нашей легенде – семинарии в городе Б тогда еще не было. Он был студентом мужской гимназии. Глаза у него были дерзкие и зеленые, словно луг после дождика. Посмотрел он на нее своими глазищами и всё – пропала Катька. Стала она его поджидать каждое утро у ворот, а он, не будь дураком, приходил как по часам и обязательно раскланивался. Катенька, надо отметить девицей была аппетитной, поэтому очень скоро они со студентом принялись разгуливать под луной по парку и яростно спорить о бытии. Как тогда было принято.

Гуляли они тенистыми аллейками недолго: в декабре начались волнения. Первыми заволновались студенты мужской гимназии: они восстали против своего директора. Краеведческие книжки умалчивают о том, в каких бедах его винили, но, скорее всего, в самых распространенных и по сей день: растратах, откатах и использовании служебного положения. Они бросили ходить на занятия, выписали своих родителей из отдаленных уголков губернии, чтоб те разобрались, а сами пошли в женскую гимназию подбивать девиц на бунт.

Катенька и еще несколько продвинутых учениц легко «всколыхнулись» и присоединились к сходке гимназистов. Остальным девицам был объявлен бойкот.

Занятия приостановили на месяц, и Катенька, ее студент, несколько гимназистов и гимназисток стали заседать на этом чердаке. Катенька произносила речи, призывая не ограничиваться бойкотом и строго осудить своих соучениц за равнодушие к происходящему и трусость, и в качестве наказания, например, пустить их босиком по морозу. Пили ли они на своих заседаниях портвейн, спорили ли об искусстве, курили ли опиум – об этом ничего неизвестно.

Однако ж, природа взяла свое, и там, где страстные речи, там же и страстные объятия. Задержавшись однажды, Катенька и гимназист осуществили свою любовь. Но, как водится, от пылкости да по юности у Катеньки в животе завелись дети.

Та, обнаружив беременность и справедливо опасаясь гнева папеньки, спряталась на чердаке. На этом чердаке. Здесь она поджидала гимназиста, и здесь же состоялось драматичное объяснение, которое прояснило, что для него важнее всего сейчас Родина и ее беды, а не семья и зареванная Катенька. Девица, доведенная до отчаяния, взяла и повесилась. Может быть, даже на этой балке, – Заваркина показала пальцем вверх.

– Насчет призрака Катеньки, бродящего по коридорам школы Святого Иосаафа, ничего сказать не могу, своими глазами не видела. Возможно, Катенька из вредности стала являться своему возлюбленному в виде призрака, застенчиво серебрясь при луне, потому как неделю спустя зеленоглазого студента загрызла совесть. Он вернулся на этот чердак и отравился, выпив тридцать пузырьков чернил.

Волнения продержались еще месяц и пошли на спад. Гимназистов и гимназисток рассадили за парты, чердак заколотили, и полвека о нем никто не вспоминал.

– Жуткая история, – буркнула Соня.

– А мне понравилось, – возразил Егор.

– Более жизненно, чем первый вариант, – сказал Кирилл, вставая, – а то любовь великая, трагическая гибель. Девчонкам, конечно, романтический вариант больше нравится, а то как-то неловко одеваться каждый год беременной самоубийцей.

– Она всё выдумала! – крикнула Дженни.

Ребята удивленно оглянулись на нее. Она стояла, скосолапив ступни в своих нелепых огромных туфлях. Ее руки были странным образом сложены на груди: одна кисть держала другую судорожно и крепко, будто спасая пальцы от обморожения. На лице ее отражалось страдание, словно ей сказали, что ее любимый плюшевый мишка убил двадцать пять младенцев.

– А может и выдумала, – легкомысленно пропела Заваркина и зачем-то посмотрела в угол.

Кирилл проследил за ее взглядом и увидел кучу старых пыльных фотоальбомов, которые вполне могли лежать тут с начала прошлого века. Он повернулся к Заваркиной, встретившись с ней взглядом. Она легонько качнула головой и одними губами шепнула: «Не сейчас». Кирилл коротко кивнул.

– Как отсюда выйти? – напряженно спросила Дженни.

– Либо через кабинет Анафемы, либо вниз по лестнице, – ответила Заваркина, вставая.

– Зачем отсюда вообще уходить? – возмутился Егор.

– Вам еще спортзал мыть, – улыбнулась Заваркина.

Дженни решительно направилась к лестнице. За ней шла Соня и ухмыляющаяся Заваркина. Кирилл светил телефоном, а Егор плелся, нехотя переставляя ноги.