Текст книги "Чёрный фимиам (СИ)"

Автор книги: Алена Харитонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Глава 11

Этот день принёс Стигу серьёзное потрясение: Аурика оказалась права! Нет, конечно, многоликие никогда не ошибаются, но далеко не всегда они умеют правильно толковать свои видения – слишком уж те обрывочны и сумбурны. К тому же Аурика была совсем юной, дар к провидению у неё едва-едва раскрылся, ей только предстояло научиться им управлять.

Вот почему Стиг был уверен: её слова про будущее – обычная хитрость. Он, конечно, даже в мыслях не мог произнести слова «ложь», гнал его от себя, предпочитая думать, что девочка просто чуточку лукавит. Но… сегодняшний день показал, что он, Стиг, в ней ошибался. Возможно, только в этом случае, а может, и не в нём одном.

Утром он побывал на конном торгу, где уже третий из опрошенных торговцев вспомнил старого, плохо одетого вельда, который собирался купить пять добрых скаковых коней. Его сперва хотели прогнать от дорогих рядов, но у старика были при себе деньги. Он, правда, волновался, однако в лошадях, как все вельды, разбирался хорошо и даже почти купил, что собирался, но в последний миг передумал – взял двух крепких упряжных кобыл. Торговца это расстроило. Цена кобыл была ниже, однако старик заплатил честную цену, потому пришлось подавить досаду.

Стиг слушал и мрачнел. Во-первых, из-за Аурики, во-вторых, из-за себя, в-третьих, из-за того, что с вельдами выходило всё не так просто. Однако торговец очень хорошо запомнил старика. Из-за этого отыскать его нить среди сотен других оказалось несложно. Охристое мерцание тянулось тонким ручейком с торговой площади. Стиг отправился по следу, попутно отправляя приказ братьям, кто был поблизости, следовать за ним.

Раз старик купил новых лошадей, в городе он уж точно не остался. И теперь хорошо, если удастся догнать.

Мерцание привело мечника к полуденным воротам. Здесь было довольно многолюдно, но перед храмовым воином толпа расступалась, и он быстро дошёл до караульного дома.

К старшему сразу вышел привратный мечник.

– Солнца над домом, – поприветствовал он его.

– Ночей без тревог, – ответил Стиг. – Кто вчера стоял на страже?

– Те же, кто и сегодня, – ответил собеседник.

– Отлично. Самого толкового пришли. И прикажи седлать коней… – Стиг вгляделся в мерцающие нити, чтобы понять, сколько братьев следуют за ним. – Шестерых.

– Будет исполнено, – кивнул мечник.

А уже через несколько счётов к Стигу выбежал молодой стражник в начищенном нагруднике и легком открытом шлеме:

– Солнца над домом, господин.

– Ночей без тревог. Вчера через ваши ворота проходили кочевые вельды?

– Да. Вскорости после полудня – одна кибитка и ближе к вечеру – две.

– Про вечерних расскажи.

– На первой – старик и мальчишка. На второй – старуха кособокая и две девчонки-близняшки. Симпатичные. Лошади у них были добрые, не чета кибиткам – те совсем дрянь. А! С ними еще три пса бежали.

– Молодец. Служи дальше, – Стиг дал пареньку медную дархи, тот благодарно поклонился.

Охристый ручеек устремлялся вниз по дороге, бегущей от ворот. Коней ещё не оседлали, Стиг терпеливо ждал, когда их выведут, а сам размышлял, как поступить с Аурикой. Нужно извиниться, наверное. А вроде и не за что…

Однако она ему помогла – поступила взросло. Выходит, из них двоих именно он вёл себя пренебрежительно, ставя под сомнение её слова, тяготясь её обществом. Нужно перестать поступать столь неподобающе и признать, наконец, что теперь у него есть жена. А с женами так не обращаются. Какой бы ни была Аурика юной и взбалмошной, она совершенно точно не заслуживала небрежного к себе отношения.

Пожалуй, он ведёт себя глупо, а если посмотреть на происходящее её глазами, то ещё и обидно. Да, она была ему не по сердцу, да, раздражала, да, казалась слишком легкомысленной, но… Что «но», Стиг так и не придумал, потому как один из караульных вывел ему двух взнузданных коней.

Мечник вскочил в седло и, громко свистнув, чтобы раздалась толпа, погнал коня прочь из города. Заводной держался чуть позади. Впереди расстилалась дорога. Скоро его нагонят двое братьев, и вместе они настигнут беглецов, а Аурика… Нужно её чем-то порадовать.

Ири очень любила финики и миндальные орешки в хрустящей глазури… Девушки обожают сладости. Наверное, Аурика тоже не прочь полакомиться.

Оттого, что он нашел правильное решение, на душе немного полегчало.

* * *

Кирга опять сидела на полу. Только на этот раз он был холодный. И она, снова прикованная цепью за шею, морозила тощий зад, а внутри калилась от бессильной ярости! Узкоглазый урод не только узнал от неё, где живет главарь Ночных Теней, но и притащил рабыню с собой. Как собаку! На цепи! У всех на глазах! В этом дурацком платье! Босую! А ведь раньше она была тут своей. Равной. На неё смотрели без презрения. Да и за словом в карман она никогда не лезла, к тому же двое мужей за спиной у любого отбивали охоту распускать руки и язык. Но это раньше. Нынче же – вот так.

В Веселом доме, где собиралась всякая шваль, народца было полно. А узкоглазый нарочно пристегнул рабыню у входа в комнаты главного, чтобы каждый видел, каждый мог позубоскалить. Ей же и ответить было нельзя! Потому что узкоглазый урод запретил. Сказал: «Сидишь без звука». И она сидела. А эти твари, которые раньше смотрели на неё с уважением, теперь насмехались. Трогать не трогали: чужую вещь, да при таком-то хозяине, разве тронешь? Зато рты поганые не затыкались.

– Ну что, Кирга, хозяин тебя уже попользовал? Небось, после двоих-то и не почуяла, что поимел?

Она смотрела в пол, опустив голову. Не из смирения, конечно, а от испепеляющего гнева. Она стойкая была, да. Потому что злая. Мужикам боги, чтобы на этом свете выжить могли, силу дают. А женщинам – злость. И уж этой злости-злостишки в Кирге было столько, что и в лучшие времена на десятерых бы хватило, а нынче вовсе…

Конечно, в глубине души воровка лелеяла слабую надежду, что Тени решат её выкупить. Всё же не бесполезная она. Умелая, ловкая, колдовать малёхонько умеет! Однако Кирга знала: не пойдет гильдия против такого богача. Эх. А ведь они с мужьями честно платили! С каждого разбоя – десятую часть, без обмана. Ну как с каждого… А если подумать, так всё равно без обмана! И в постели Кирга покувыркаться умеет. Да ещё то с ней можно, что у других попробуй выпроси.

Только всё равно не выкупят.

Была б смазливая, уж главарь бы не поскупился. А она на крысу похожа: лицо с кулачок, нос острый, глазки близко посаженные, зубки мелкие… Не повезло Кирге с красотой. А ведь удайся рыльцем, далеко могла б пойти. Но главарю она – тьфу – тварюшка бесполезная, а узкоглазый этот – человек полезный. Вон как главный радуется – дверь-то неплотно прикрыли, слышно разговор! И узкоглазый ему из своих товаров показывает то, о чем судья узнай – мигом бы стражу позвал.

Да, Кирга всё видит, всё понимает. Но толку-то? Кто ей поверит, что этот «купец» не товарами торговать приехал, что хватать его надо и в Храм тащить. Что ж это за колдовство такое, которое не чуют ни многоликие, ни Безликий? Да, Киргу тоже не чуяли, так она по мелочи и осторожно. А тут…

Она внутренне содрогнулась, вспомнив вчерашний вечер. До утра в себя прийти не могла, мерзко было, будто портовой водой насквозь прополоскало. А ведь вечером… вечером… снова дунет хозяин в лицо черной пылью, и опять проникнет в тело то осклизлое, мерзкое, которое узкоглазый зовет Господином...

Господин явится. Войдёт в Киргу, а её опять до утра будет трясти от ужаса и отвращения. Господин…

Когда сюда шли, она робко узкоглазого окликнула:

– Господин…

Хотела попросить купить ей платье да хоть какие-то башмаки, но он остановился и ровным голосом сказал:

– Не называй меня господином. Господином свободный называет того, кто выше родовитостью или достатком. Ты несвободна. И я тебе не господин. Я твой хозяин. Не забывай своё место. Поняла?

Пришлось ей с немалым усилием произнести:

– Да… хозяин.

А теперь вспоминала это Кирга, бывшая воровка и грабительница, и в ней всё клокотало. Слепящая ярость вскипала в сердце. Та самая, с которой было легко колдовать, ставить ловушки на ненавистных богатеев, насылать порчу на недругов или неудачу на обидчиков. Ярость такая горячая, такая полыхающая, что Кирга побоялась захлебнуться в ней. А когда подняла глаза – увидела прямо сквозь стену хозяина! Сплетение мерцающих разноцветных нитей, среди которых переливался яркий золотистый кокон.

Воровка вспомнила, как совсем девчонкой подрезала у ротозеев кошельки: чик! – и готово. И теперь она подалась вперёд, к добыче, но не руками с остро заточенным обломком ножа, а всем своим существом. Потянулась, чтобы усилием воли выхватить переливающийся кокон! Р-р-раз! И готово. Вот уже искрящийся шар переливается в её руке, просачивается под кожу. А узкоглазый ничего не заметил!

Кирга перевела дыхание. Тот, кого она обворовала, по-прежнему разговаривал с главарем воров, торговался и будто походя выспрашивал про бойца с круга. Рабыня же, сидевшая на полу, вдруг с ужасом ощутила, как тонкие нити колдовского мерцания жадно тянутся от золотого кокона, который теперь переливался уже в её теле, к своему прежнему хозяину.

* * *

Сингур поселил сестру в очень хорошем месте – в домах рукодельниц. Будь Нелани одета как шлюха, ей бы и не открыли, когда она постучалась в ворота. Но из «Четырех лун» шианка всегда уходила в неброском наряде: волосы, шею, открытые плечи и глубокий вырез платья скрывали складки длинного покрывала. А в руках обязательно держала корзину. Это придавало облику благочестия.

Хозяйка, похоже, приняла гостью за рабыню из богатого дома, присланную с поручением, потому пустила. Нелани учтиво поклонилась и прошла в маленький зелёный дворик, вокруг которого теснились крохотные домики.

Тут жили белошвейки – старые девы или юные бесприданницы. Те, кого семья не могла либо не хотела содержать, но при том не желала для них бесчестия. Женщины зарабатывали рукодельем. Многим потом удавалось неплохо устроиться, скопив денег. Иные же так и оставались здесь, сначала – ученицами, потом – наставницами.

Тут царили тишина и порядок. Нелани сразу сделалось тоскливо. Она отсчитала седьмой домик от ворот, коротко постучалась в дверь и сразу вошла.

Возле окна вышивала тоненькая темноволосая и темноглазая девушка. Чем-то неуловимым в чертах она была похожа на брата.

– Солнца над дом, – сказала Нелани, ставя на стол корзинку. – Уф, жара какой! Я чуть не свариться, как яйцо!

С этими словами она сняла с себя покрывало и улыбнулась, заметив, как вытянулось лицо девушки при виде её откровенного платья.

– Ты – звать Эша. Меня прислать Сингур, – буднично сообщила Нелани.

Девушка вскочила, роняя пяльцы. Темноглазое лицо ожило, будто засветилось изнутри. Хозяйка маленького домика схватила пришедшую за руки, усадила на кровать и посмотрела вопросительно.

– Он хорошо. Не болеть, – стала рассказывать шианка. – Много спать, а когда не спать, то есть, как три голодный собак. Постоянно. То спать, то есть. То иметь меня. Что еще надо для радость?

Эша, похоже, удивилась, маленький рот приоткрылся.

– У тебя хороший брат, – сказала Нелани, чтобы приободрить её. – Заботиться о тебе. Переживать: как там Эша? Просить отдать, – она положила на кровать тяжёлый сверток, который утром приносила Сингуру. – И ещё просить принести это.

Из корзинки на стол отправилась тяжёлая гроздь винограда и горсть фиников.

Девушка очень удивилась, с недоверием разглядывала лакомства. Похоже, она не ожидала подарков.

– Ешь, – сказала гостья. – Вкусно.

Сингур не просил покупать сестре сладостей. Но в иных ситуациях Нелани не стеснялась делать больше, чем её просили.

– Сверток велеть прятать. Никто не показывать. Говорить: прийти за тобой, когда смочь, а пока велеть сидеть тихо. Его многие искать. Верные слуги искать. Знать, кто есть верные слуги? Нет? Мечники Храм. Объявить награда за твой брат. Два серебряный талгат. Большие деньги.

Эша испуганно слушала. Нелани решила не устрашать её сверх меры, погладила по плечу, попросила:

– Показать мне твой работа? Я руками уметь только делать мужчина хорошо. А больше ничего не уметь.

Девушка подняла с пола пяльцы, подала их гостье.

На тонкой ткани расцветали узоры: алые мальвы, зеленые листья, бабочки...

Нелани непритворно ахнула:

– Ты есть редкий мастерица! Такой работа дорого стоит! Будешь богато жить. Любить работа?

Безмолвная собеседница кивнула, а потом осторожно принюхалась, поводила руками перед лицом и закатила глаза, указав на гостью.

– Хорошо пахнуть? – догадалась та.

Эша кивнула. Видимо, очень хотела «сказать» что-то приятное, да и соскучилась в одиночестве.

– Это – масло гиацинт. Мужчина любить вкусный запах. Если хочешь, я тебе купить и принести, – предложила Нелани.

Собеседница вопросительно подняла брови, указала на дверь, потом на шианку и посмотрела с надеждой.

– Да, – успокоила её гостья. – Я прийти ещё. Если ты хотеть – принести масло. Или чего ты хотеть? Может, еда? А хотеть что-то передать брат?

Эша немного поникла, раздумывая, что может передать Сингуру. После коротких размышлений, подошла к Нелани, обняла её за плечи и робко клюнула губами в щеку.

Гостья рассмеялась:

– Передать поцелуй? Он радоваться! Но ведь я целовать, а он меня сразу иметь, а потом опять есть, как голодный собак.

Эша потупилась.

– Но я всё передать, ты не волноваться, – успокоила её Нелани. – И сказать: тебе понравиться гиацинт. Просить денег на масло. Не один Сингур должен радоваться жизнь. А сейчас я пойти за еда, а то твой брат опять всё съесть. Ты не скучать. Вышивать красивый цветок, а я приходить и ахать от красота и восторг.

С этими словами шианка взяла своё покрывало, снова искусно в него обернулась, подхватила корзинку и покинула крохотный домик.

* * *

После ледяного пола Весёлого дома на улице было так хорошо! Под ногами – нагретые камни мостовой, на небе – солнце. Ещё бы платье по росту купить, да ошейник этот тяжеленный снять, уже всю кожу на ключицах стёр …

– Хозяин… – робко окликнула Кирга узкоглазого, но закончить не успела.

Саворриец развернулся и наотмашь хлестнул её тыльной стороной ладони по лицу. Да так хлестнул, что воровка, не ожидавшая удара, рухнула ему под ноги.

Аж слезы из глаз брызнули! Она корчилась на земле, схватившись за ушибленную щеку, когда в паре шагов остановились чьи-то ноги в дорогих замшевых туфлях.

– Господин, господин… – с укором сказал обладатель ног. – Зачем же вы так?

Кирга в изумлении задрала голову, чтобы посмотреть на своего заступника. Им оказался бородатый холёный толстяк в красивом шёлковом одеянии и яркой хатте с переливающейся брошью. Воровка потрясённо разглядывала незнакомца, тогда как её хозяин просто онемел от бешенства.

– Не пристало вам мараться и бить её руками, – словно не заметив ярости саворрийца, пояснил добрый прохожий. – Наказывать рабов лучше плетью.

Он положил руку на свой богато расшитый пояс, за который был убран добротный хлыст:

– Так и вы не устанете, и она быстрее присмиреет. А если вы свою плеть забыли дома или ещё ею не обзавелись, то милости прошу, вон моя лавка, там вам подберут самую лучшую.

С этими словами добрый торговец ушёл. А от того, как блеснули глаза хозяина, Кирге стало страшно. Саворриец швырнул рабыне цепь, бросил на мостовую серебряную монету и приказал:

– Ступай, выбери себе плеть. Если выберешь плохую, я пойду и куплю две хороших, которые ты испробуешь уже вечером. Что останется – потрать на платье. И помни: жду недолго. Замешкаешься – будешь знакомиться с плетью прямо здесь, на улице.

Кирга пробормотала:

– Спасибо, хозяин.

Щеку жгло, словно ошпаренную.

Рабыня подскочила, чтобы исполнять приказание, а в душе уже провернулась мысль – сбежать. Вот как за платьем пойдёт на торг, так и сбежать. Она тут все улочки и закоулки знает, найдёт, где отсидеться, а там придумает что-нибудь. За серебряную монету можно отыскать того, кто снимет ошейник, можно…

– Эй, ты, – послышался ровный голос узкоглазого. – Если улизнуть надеешься, лучше сразу купи три плети. От меня не убежишь. Найду. Или не поняла ещё?

У Кирги ослабли ноги:

– Поняла, хозяин.

Она очень ясно до самых потрохов поняла: не врет ей этот подонок. Не стращает. Есть у него какое-то Знание. Вправду найдёт. А как найдет, так оплеухой дело не кончится.

Воровка заторопилась прочь, но не успела отойти и на тридцать шагов, как хозяин рявкнул:

– Стой, псина!

Она тут же замерла как вкопанная.

– К ноге!!!

С трясущимися коленками Кирга потрусила обратно.

Лицо у узкоглазого пошло белыми пятнами, а во взгляде полыхнула лютая злоба! Лишь когда рабыня приблизилась, хозяин будто успокоился.

– Иди, – приказал он снова.

Обескураженная Кирга снова развернулась, снова направилась к лавке.

– Стой!!!

Она застыла и опасливо посмотрела через плечо. Саворриец был бледен от ярости, однако, когда направился к сжавшейся от ужаса рабыне, то шёл спокойно и неторопливо. От этого Кирге стало так страшно, что она едва не заскулила.

– Что ты сделала? – ровно спросил хозяин.

– Когда? – простонала воровка.

– Не знаю. Что ты сделала?

– Хозяин, – Кирга повалилась ему в ноги, понимая, что сейчас случится что-то страшное, – хозяин, я ничего не делала! Простите меня! Я ничего…

– Не ври, – его голос был по-прежнему спокойным. – Спрашиваю ещё раз. Что ты сделала, псина?

Рабыня залилась не притворными, а самыми искренними слезами:

– Я не…

Жесткие пальцы сгребли её за волосы. Рывком невероятной силы саворриец поставил жертву на ноги и затряс, стискивая в руке сальные патлы:

– Что! Ты! Сделала?!

Кирга клацала зубами и выла, пока несколько сильных и резких ударов в живот не вышибли из нее дух.

Она очухалась на мостовой. Мучительно долго пыталась сообразить, что стряслось, почему так больно и кто этот мужик, с равнодушной узкоглазой мордой стоящий рядом. А потом вспомнила. Без всякой радости, конечно.

Ох, как же болели потроха! Трясущимися руками воровка вытерла с лица слезы. Пальцы дрожали. Да и саму всю с головы до ног колотило.

– Вставай! – приказал узкоглазый.

Пришлось так торопливо, как позволяло избитое тело, подниматься на ноги.

– Значит, ничего? Ну что ж, скоро узнаем, что это было за ничего. А теперь мы идём за плетью. Когда узнаем и исправим «ничего», она нам очень пригодится. Пожалеешь, что на свет родилась.

Кирга с трудом сглотнула тугой комок, застрявший в горле.

Глава 12

Сегодня Сеть отзывалась Энае неохотно. Мерцающие нити путались в пальцах, обжигали глаза сиянием и молчали. Многоликая не слышала низкого протяжного гула и чистого мелодичного звона, когда переплетала их, накидывая одну на другую. Она пыталась успокоить мысли, но те беспрестанно уносило в далёкие дали. Никак не получалось сосредоточиться.

Её сестры, сидящие рядом на атласных подушках, не чувствовали этого, однако из-за несобранности и взбудораженности одной работа всех теряла в силе.

Серьёзная Аурика устроилась чуть в стороне и перебирала нити. Её пальцы ловко сновали, захлёстывая один мерцающий поток на другой, но по лицу невозможно было понять, видит ли она хоть что-то, или волшба впустую отбирает время и силы.

Наконец Эная встала. Ничего она сегодня не увидит, уж лучше прерваться, чтобы кто-то из сестер перенял работу. Девушка встряхнула руками, сбрасывая усталость и остатки плетений. Всё пустое. С того дня, как она встретила странного чужака, мерцание ей не подчинялось. Она чувствовала себя бесполезной, усталой и несчастной.

– Эная, постой!

Многоликая недовольно обернулась и увидела спешащую к ней Аурику.

Надо же. Оставила работу, которая у неё явно спорилась, пошла следом…

– Что ты хочешь, милая? – елейным голосом спросила Эная.

Она была старше на три года и теперь беспричинно злилась на девочку, которая выбрала себе мужа, даже не спросив позволения Старших жен. При этом ей всё сошло с рук! Истр был излишне мягок к своей родной дочери. И это тоже сердило Энаю, которая намеренно не выбирала мужчину, поскольку решила хранить себя для Безликого. Вот только тот словно этого не понимал!

– Скажи мне: что нравится Стигу? – с детским простодушием спросила Аурика, не догадываясь, какое раздражение терзает её старшую подругу.

– Ему нравится, когда ему не докучают, – ответила Эная, надеясь, что собеседница отступится с глупыми расспросами.

Но та ничего не поняла, улыбнулась.

– Это нравится всем, не только мужчинам. Но что он любит? Понимаешь, – девочка взяла собеседницу под руку и, понизив голос, доверительно продолжила: – Я вижу, что ему со мной скучно, но не знаю, как это исправить. Ты ведь его сестра, помоги мне чуточку. Пожалуйста!

Эная мысленно сделала глубокий вдох, потом такой же глубокий выдох, придавила рвущуюся из груди неприязнь и как можно теплее сказала:

– Стиг не любит болтать о пустом. Он вообще неразговорчив и замкнут. Не любит женского общества.

Аурика посмотрела на неё с удивлением и произнесла:

– Но ведь я не спрашиваю, что он не любит. Я хочу узнать, что ему нравится. Или ты не знаешь?

В этот миг Энае показалось, будто она ступила на зыбкую почву. Почему-то её уверенность в себе поколебалась. Она прекрасно изучила своего брата! Легко могла им управлять. Он всегда подчинялся! А теперь на первом месте у него будет вот это глупенькое создание, задающее нелепые вопросы.

И самое главное… Эная не знала, что ответить. Вдруг она поняла, что очень мало интересовалась все эти годы братом. Совсем не занимало её, что ему нравится, а что нет. Главное – он знал, что нравится ей!

– Он любит одиночество, – наконец, ответила она сухо. – И выполнять приказы. Чёткие и понятные. Любит то, что любят большинство мужчин: оружие, бои. Любит холодное вино, чарух с зеленью и острым мясом. Теперь ты знаешь всё.

Девушка, идущая рядом, радостно улыбнулась.

– Я тоже люблю чарух! Как чудесно! Знаешь… – она немного помолчала, однако закончила: – Отец как-то сказал мне, почему выбрал мою мать. Она не искала его внимания только из-за того, что он – Безликий.

Эная застыла, потрясённо глядя на собеседницу. А та нежно чмокнула старшую подругу в щёку.

– Я пойду. Спасибо за помощь! – и упорхнула прочь.

* * *

Тот, кого в Миль-Канасе знали под именем Кьен Тао, шёл по узким улочкам бедного квартала. Его походка была легка, спина пряма, и выглядел он как добропорядочный человек, каковым, конечно же, не являлся.

А размышлял Кьен Тао, которого на самом деле звали Гронк, о том, что всё идёт неплохо.

Конечно, эта псина Кирга сотворила какую-то глупость, которая сильно осложнила ему жизнь: Гронк больше не чувствовал цели. Впрочем, вечером явится Господин и всё поправит. В остальном дела продвигались вроде бы очень даже хорошо.

Судья после утреннего тёплого приема и роскошного подарка сделает что угодно для такого выгодного и почтительного знакомца.

Встреча со служителем Храма тоже оказалась небесполезна. Казначеем был хваткий мужик средних лет, любопытный, словоохотливый и понятливый. Гронк провёл с ним около часа в приятной беседе, оставил в подарок несколько свертков редких ароматических трав, после чего получил заверения, что о поимке Чужака ему сразу же сообщат, но поспособствовать в чём-то большем, увы, не смогут. Впрочем, это тоже было немало. Оказалось, что Храмовых законов беглец не нарушил, а разыскивают его для беседы, потому казначей не нашёл поводов препятствовать в найме беспокойного чужака к учтивому купцу. Ещё и пошутил, что достопочтенный Кьен Тао, похоже, целью жизни имеет вывоз из Миль-Канаса всех лишних для города людей.

После этого Гронк отправился в нижний город, где снял несколько клетушек в работном доме неподалёку от старых выработок.

Возведённый из белого камня Миль-Канас постоянно нуждался в строительном материале. Раньше его добывали здесь же, на одном из склонов холма-горы. Теперь эта выработка была пуста. Её было обжили бродяги, нищета и людишки, промышлявшие мелким разбоем. Но мечники храма быстро их разогнали, а на входе в старую штольню установили ворота с надёжным замком. Впрочем, Гронк сможет пройти: всё необходимое у него есть.

А в клетушке работного дома уже приготовлен запас еды: сухари, вода, сушёная рыба. Нанят крепкий немногословный мужик, который не будет задавать вопросов и безупречно выполнит порученное за те деньги, что ему обещаны.

В общем, всё, совершенно всё, охотник делал правильно: договорился с Храмом, приготовил место, где можно будет спрятать пойманного беглеца, продумал пути отступления, нашёл охранника… Не в первый раз он добывал для Миаджана нужного человека, и уж точно не в последний. А вечером явится Древний, расскажет, что было решено, исправит сотворённое Киргой и подскажет, как искать Сингура. Гронк мог быть доволен собой – и выглядел довольным.

Но внутри он скрипел зубами от бешенства. Лишь одно его немного успокаивало – мысль о короткой тугой плети, лежащей на диване в покоях гостиного дома. Лежащей так, чтобы грязная потаскуха, для которой плеть предназначалась, могла любоваться ей до прихода хозяина. А ещё нет-нет и вспоминал он о кисете с особым зельем…

К сожалению, Гронк так и не смог понять, что сделала Кирга: колдовать он не умел, не дано было ему и видеть Пути. Собственно, это его нисколько не расстраивало. Все, кому была дана такая способность, жили крайне мало и плохо. Да и из Миаджана их не отпускали. Живыми, во всяком случае. Сингур был первым, кто сумел бежать. И первым, на чей след охотник никак не мог выйти.

Нет, когда-то давно – очень давно! – купленного в Илкатаме Гронка Древние испытывали фимиамом. Он едва выжил. К счастью, открылось, что он не искатель, но охотник! От фимиама он обрёл дар находить людей. С тех самых пор раб, которого едва не признали бесполезным и не убили, стал руками Древних за пределами Миаджана.

За долгую жизнь он выучился многому, а ведь, когда его продавали, не умел и десятой доли того, что умел сейчас.

А теперь? Теперь он сделался бесполезным! Стоило отойти от Кирги на пару десятков шагов, чутье пропадало. Бесследно! Гронк чувствовал только эту вшивую бабу! Например, сейчас точно знал, где она! И это вместо того, чтобы воспринимать переплетения чужих ощущений. Кирга забивала даже ложное направление на Сингура.

Это пугало обычно спокойного и уверенного в себе охотника. Потерять чутьё – хуже, чем потерять руку. Без руки можно жить. А потеря чутья грозила ему потерей головы. Если Древние сочтут, что он бесполезен, если… Об этом даже думать не хотелось. Зато очень хотелось поймать Сингура и избить так, чтобы неделю харкал кровью. С него не убудет. Привычный.

Успокаивал себя Гронк лишь тем, что Древний наверняка сможет исправить сотворённое Киргой, и та после этого испробует на себе кожаную плеть. Немного, два-три удара, чтобы не портить сосуд Господина. А потом в рассечённую плоть можно будет втереть особые зелья. Паралич пополам с безумной болью!!! Терпеливым и стойким мужчинам хватало одного раза, чтобы заговорить. Но от Кирги Гронку требовалась только её способность вмещать Древнего. И потому, когда действие зелий завершится, можно будет повторить.

Эти сладостные мысли немного сдерживали клокочущую внутри ярость.

Гронк уж очень замечтался, однако пристальный взгляд почувствовал сразу. Кожей. Ему навстречу шёл совсем юный мечник, статный и темноглазый.

– Солнца над домом, – вежливо поклонился воин Храма. – Удивлен встретить человека вроде вас в таком квартале.

– Ночей без тревог, – так же учтиво ответил Гронк, грязно выругавшись про себя. – Мне и самому не нравятся эти подворотни, но судьба распорядилась, чтобы по приезде в славный Миль-Канас я обзавёлся сразу тремя рабами. Двое из них до сих пор томятся в городской тюрьме, и я боюсь, как бы они не оставили там всё своё здоровье. Поэтому решил отыскать надсмотрщика за сходную цену и какой-нибудь недорогой угол, где эти проходимцы смогут жить до моего отплытия из Дальянии.

– Достоин уважения рачительный хозяин, заботящийся о своем имуществе, – кивнул мечник. – Значит, вы – тот самый чужеземец, который помог поймать банду портовых разбойников и выполнил работу верных слуг?

Охотник кивнул:

– Я надеюсь, верные слуги на меня не в обиде?

Собеседник улыбнулся:

– Верные слуги вам очень благодарны.

Гронк надеялся, что молодому воину надоест выслуживаться и изображать бывалого, он распрощается и отпустит гостя города на все четыре стороны. Но мечник вместо этого внимательно посмотрел охотнику в глаза:

– Одного я не пойму, уважаемый. Что делал человек вашего положения в грязном портовом переулке, от которого на лигу разит тухлой рыбой? Неужто тоже искал пристанище для своих будущих рабов?

У охотника сердце на миг замерло. Однако он сумел сохранить невозмутимый вид, даже продолжил говорить доброжелательно:

– Да простит меня верный слуга, но последний раз я был в Миль-Канасе несколько лет назад. Отчего-то мне казалось, что на месте этого переулка тогда находились склады. Я решил, что на одном из них испортился товар. И едва не поплатился за свою глупость.

– На месте Требухового переулка всегда был Требуховый переулок, – сухо сказал мечник, после чего поклонился и закончил: – Но, полагаю, путешественнику, много где бывающему, несложно перепутать или забыть места, которые он посещал давно. Ночей без тревог вам, уважаемый Кьен Тао, и только безопасных дорог.

Гронк так же вежливо поклонился:

– Солнца над домом.

На том они и расстались. Но охотник ещё некоторое время чувствовал пристальный взгляд в спину.

* * *

Балаган Стиг с братьями нагнали в холмах, когда солнце уже перевалило за полдень.

Две старые кибитки стояли на обочине дороги. Под ними спали три больших косматых пса. Рядом паслись распряженные лошади. Над маленьким лагерем вился легкий дымок да витал запах незатейливой стряпни.

Вельды услышали дробный топот копыт и испугались. Стиг видел, как юркнули в кибитку две очень похожие девчонки и паренёк. У телег остался стоять растерянный старик, а чуть в стороне от него – возле костра с висящим над ним котелком – замерла кособокая старуха с длинной деревянной ложкой в руках.

Эти люди провели в дороге половину вчерашнего дня, почти не отдыхали ночью и утром тронулись в путь, наверное, даже не дождавшись рассвета. Но сегодня решили, что опасность позади и больше можно не спешить. Однако просчитались. А теперь кляли себя за легкомысленность. Зря… уйти от верховой погони они бы всё равно не смогли. Даже если бы сами ехали верхом. В этом случае их просто нагнали бы позже.

Мечники приблизились и взяли балаган в кольцо, объезжая по кругу. Старик тревожно озирался на вооруженных мужчин, а те рассматривали его и убогую стоянку. Псы рычали, дыбили шерсть на холках, но жались к хозяину – не смели напасть, чувствовали расходящуюся от незнакомцев силу.

Наконец Стиг придержал жеребца и сказал: