Текст книги "Княгиня Ольга"

Автор книги: Алексей Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Впрочем, книжники московского времени предприняли попытку объяснения и оправдания древлянской мести Ольги с точки зрения христианской морали. Сделать это было довольно трудно (не случайно древлянские эпизоды отсутствуют почти во всех редакциях Жития княгини; опустили подробности древлянских казней и составители Никоновской летописи, склонные в других случаях, напротив, к распространению и драматизации летописного повествования). Однако в той редакции Жития святой Ольги, которая вошла в состав Степенной книги царского родословия, устами самой Ольги объясняется смысл учиненной ею расправы, и объяснение это долженствует внушить страх не столько древлянам, сколько современникам агиографа, подданным московских государей. «…Того ради да примут месть, чтобы прекратилась дерзость в Русской земле помышляющих злое на самодержавных, – рассуждает здесь Ольга. – Да и прочие не навыкнут убивать государствующих ими в Руси, но со страхом да повинуются величию царствия Руския державы начальникам». Более того, агиограф XVI века увидел в поведении Ольги признаки христианских добродетелей будущей святой: «Кто не удивится сея блаженыя Ольги премудрости, и мужеству, и целомудрию? – восклицал он по завершении рассказа о ее расправе над древлянами. – Аще и не крещена бе, и земнаго царствиа власть управляя, по лишении же мужа не изводи посягнути ко другому мужеви (то есть не захотела выйти замуж за другого. – А.К.),уподобися горлици единомужней». Эта добродетель Ольги оказывается главной; что же касается пролития крови, то оно отнесено к «обычаям» властей предержащих и заботам матери о будущем «скипетродержании» ее сына: «Убийцам же супруга своего месть возда, яко же властодерьжателие обычай имеяху, печаше бо (заботилась. – А.К.)исправит и доброприбытно устроити скипетродерьжание Рускиа земли отеческое наследие сынови своему, с ним же тогда в любви пребываше» ^{103} . [94]94
  Автор Жития (а им, напомню, по всей вероятности, был благовещенский священник Сильвестр) ввел в повествование и плач Ольги по своему мужу, выписанный в лучших традициях панегирической литературы XV—XVI веков. «Увы мне, светлейший самодержец, великий государь Русский! Увы мне, свет мой, куда скрылся от очей моих, меня одинокой вдовою оставив! – причитает Ольга, узнав о смерти мужа. – К кому прибегну и на кого возрю ныне?! Увы мне, драгой мой милый супруг прекрасный! Лучше бы мне прежде тебя умереть, нежели лишиться твоей красоты и твоего любезного сожительства: не слышала бы я тогда о твоей погибели не от супостатных врагов, но от людей земель твоих! Не ведаю, что сотворить мне и к кому горькую сию печаль обратить! К сыну ли? – но он совсем дитя еще, и не ведаю, от кого наставление примет и кто сохранит державу ему?!» И затем, уже на самой могиле Игоря: «О, свет мой прекрасный, о драгоценная жизнь моя! Как оплачу тебя или что сотворю тебе? Самодержцем всей Русской земли был ты, ныне же мертв и землею покрыт и ничем не владеешь. И многие страны примирились с тобой, и самый Царский град дани и подати давал тебе, и многие победы над супротивными одержал ты. А ныне где это? Все минуло…» Этот плач Ольги очень близок плачу княгини Евдокии Дмитриевны по своему мужу Дмитрию Ивановичу Донскому, приведенному в летописи под 1389 годом (ПСРЛ. Т. 25: Московский летописный свод конца XV в. М., 2004 (репр. изд. 1949 г.). С. 217.).


[Закрыть]

Вернемся, однако, к княгине Ольге, какой она изображена в ранних летописях. Напомню, что мы оставили ее в приготовлениях к походу на древлян – на «прок» их, по выражению летописца. По мысли Ольги, все древляне, а не только «нарочитые» древлянские мужи, должны были принять воздаяние за случившееся в их земле.

Между прочим, война с древлянами – единственная, которую вела Ольга за все годы своего княжения, – во всяком случае, единственная, сведения о которой сохранились в летописи. «Ольга с сыном своим Святославом собрала воинов многих и храбрых и пошла в Древлянскую землю…» – так рассказывает летописец ^{104} . [95]95
  В Новгородской Первой летописи младшего извода описание войны дано в кратком виде, вероятно, более близком к первоначальному; в частности, отсутствует рассказ о взятии Искоростеня (НПЛ. С. 112—113).


[Закрыть]

Описание древлянской войны составляет содержание уже новой летописной статьи, обозначенной следующим, 6454 годом. Однако точно датировать события войны весьма затруднительно, поскольку основу летописного рассказа по-прежнему составляет народное предание. И мы, к сожалению, не можем сказать наверняка, имели ли место в действительности два похода Ольги в Древлянскую землю – первый, к могиле мужа, когда она перебила несколько тысяч древлян во время ритуальной тризны, и второй, когда она осадила и взяла главный город Древлянской земли Искоростень; или же – что кажется более вероятным – летопись сохранила два разных предания об одной и той же жестокой расправе Ольги над древлянами. Единственное, что можно сказать с определенностью, так это то, что военные действия затянулись. По всей вероятности, они завершились лишь весной – к обычному времени пахоты и сева (на это есть указание в летописи). Но если так, то это должна быть весна уже следующего, 947 года.

Исход войны был решен в первом же сражении, в котором киевскими войсками руководили воевода Свенельд и «дядька» малолетнего княжича Асмуд. Однако начать битву предстояло Святославу – несмотря на то, что он был совсем еще ребенком.

Таков был древний обычай. В глазах людей того времени князь обладал особой, сверхъестественной силой. Его действия в начале битвы носили прежде всего ритуальный, магический характер – во всяком случае, воспринимались таковыми; они должны были обеспечить победу его войску. То, что Святослав был дитя, ничего не меняло, даже напротив, усиливало магический эффект. А потому, в соответствии с обычаем, Святослав был посажен на коня и вывезен впереди войска. На глазах у обоих полков, выстроившихся для битвы, – и киевлян, и древлян, – князь-младенец принял из рук своих воевод копье и бросил его в сторону врага – насколько хватило сил. Сил же хватило ненамного: копье едва перелетело через голову коня.

«И когда сошлись оба полка на битву, – рассказывает об этом летописец, – бросил Святослав копьем в древлян, и пролетело копье сквозь уши коня и ударило тому в ноги, потому что был еще совсем мал. И сказали Свенельд и Асмуд: “Князь уже начал, потягнете (последуем. – А.К.),дружина, за князем”».

Киевское войско с воодушевлением подхватило почин своего князя и устремилось в битву. Древляне же, по-видимому, были надломлены морально – то ли из-за того, что б ольшая часть их «нарочитых мужей» была перебита в Киеве, то ли потому, что киевское войско было лучше вооружено и подготовлено к войне. Оказать достойного сопротивления они не смогли. «И победили древлян; древляне же побежали и затворились в градах своих», – читаем в летописи.

В Древлянской земле имелось немалое число укрепленных пунктов – «градов». Некоторые из них впоследствии развились в настоящие города, существующие и по сей день, – такие, например, как Овруч (летописный Вручий), Житомир, возможно, Малин (в котором иногда видят резиденцию древлянского князя Мала), – но большинство известно лишь благодаря изысканиям археологов. Все эти «грады» были взяты киевской ратью: некоторые, вероятно, разрушены, но большинство уцелели [96]96
  Так, по данным украинских археологов, укрепление в селе Городище на реке Ирше (Малинский район Житомирской области) сохранило следы существования в IX—X и XII—XIII вв.; материалов же XI в. в нем не обнаружено (Кучера М.П.Городища Волинi й Подiлля // Археологiя. Т. 29. Киïв, 1979. С. 64). Не исключено, что это объясняется его разрушением во время древлянской войны Ольги. Большинство древлянских городов, по данным исследователя, пережили поход Ольги (он же.Hoвi данi про городища Житомирщини //Археолога. Т. 41. Киïв, 1982. С. 72– 81, особенно С. 80).


[Закрыть]. Ольга сохранила жизнь их обитателям, но возложила на них тяжелую дань. Пока киевское войско пребывало в Древлянской земле, древляне должны были обеспечивать его всем необходимым, и прежде всего продовольствием. А пребывание киевского войска затянулось.

Единственным городом, оказавшим упорное сопротивление Ольге, стал Искоростень – главный город Древлянской земли. Его жители более других были виновны в Игоревой смерти, а потому хорошо понимали, что их ждет в случае сдачи. «Ольга же устремилась с сыном своим на Искоростень град, ибо те убили мужа ее, и встала около города с сыном своим, – рассказывает летописец. – А древляне затворились в городе и боролись крепко из града…»

Искоростень (в некоторых поздних летописях он назван Коростень или Скоростень) [97]97
  Название Коростень, возможно, появилось в результате ошибочного прочтения летописного выражения «изъ града Изъкоръстеня» как «изъ града изъ Коръстеня»; впрочем, нельзя исключать и того, что это, напротив, первоначальная форма. Название это, очевидно, славянское (восходящее к славянскому «къръста»), о чем свидетельствует наличие схожих названий в других местностях Руси (например, Коростышев в той же Житомирской области Украины или Коростыня близ Старой Руссы в Новгородской земле) (вопреки мнению о его скандинавском происхождении, ср.: Шрамм Г.Роль города Коростеня в ранней истории Руси. Этимологические подходы к историческим проблемам // Древнейшие государства Восточной Европы. 1999. М., 2001. С. 255-262).
  Во Владимирском летописце XVI в. название города приведено как Искоростень Переслань (ПСРЛ. Т. 30. М., 1965. С. 20), что представляет собой явную порчу текста и, вероятно, восходит к указанию некоторых летописей на то, что Древлянская земля включала в себя «Искоростень и Переяславль города». В некоторых поздних летописях место Искоростеня как главного города древлян занимает некий град Колец. См., напр.: Ромодановская Е.К.Русская литература на пороге Нового времени… С. 211, 213 («Начало русских князей…» в летописце XVII в.). А.А. Шахматов (Разыскания… С. 375) отождествлял этот город с Колческом (Клейком), однако последний находился не в Древлянской, а в Дреговичской земле. По мнению А.И. Лященко, речь может идти о позднейшем селе Колцки, или Колоцко, в Овручском уезде бывшей Волынской губернии, в 40 километрах на северо-запад от Искоростеня (Лященко А.И.Летописное сказание о мести Ольги древлянам // Известия по русскому языку и словесности АН СССР. Л., 1929. Т. 2. Вып. 1. С. 329—330). Но город Колец упоминается лишь в очень поздних и совершенно легендарных сказаниях об Игоре и Ольге, а потому нельзя исключать чисто фольклорного или книжного происхождения этого названия.


[Закрыть]располагался на правом высоком берегу реки Уж, притока Припяти, на гранитной скале, возвышавшейся над уровнем реки почти на тридцать метров. (Ныне это город Коростень в Житомирской области; город новый, лишь возникший на месте старого и перенявший его название.) Исключительно удачное местоположение, естественные укрепления делали его почти неприступным – во всяком случае, так считают современные украинские археологи ^{105} . Овальное в плане городище было небольшим по площади – менее полгектара, но его защищала тройная линия валов и рвов, примыкавших к реке (высота верхнего вала достигала 2,3 метра, среднего – 3,6 метра, нижнего – 4,2 метра; перед каждым валом проходил ров шириной 8 метров). К тому же город со всех сторон был окружен водой: с запада его прикрывала река, с севера и юга – впадавшие в нее притоки, а с восточной, противоположной от реки стороны – заболоченная низина. Примерно в двухстах метрах вверх по течению реки находилось еще одно, совсем небольшое городище, площадью 150—200 квадратных метров, также на высоком скалистом выступе. Хорошо укреплены были и дальние подступы к Иско-ростеню: археологами обнаружены городища IX—XI веков при впадении реки Уж в Припять, на берегу Старой Припяти, а также выше Искоростеня, где проходили так называемые Змиевы валы, прикрывавшие город с юго-запада. Понятно поэтому, что осада Искоростеня была сопряжена со значительными трудностями. «И стояла Ольга лето (год? – А.К.),и не могла взять город», – констатирует летописец.

И вновь лишь хитрость помогла Ольге захватить столицу Древлянской земли. Заметим, что именно она, Ольга, а не киевские воеводы, оказывается главным действующим лицом событий. И это не случайно. Ольга побеждает не силой оружия, не с помощью дружины и своих воевод, но с помощью присущих ей мудрости, сверхъестественной хитрости, изворотливости – то есть качеств, которыми обладают не столько реальные люди, сколько мифические, сказочные герои. Когда летописец описывает собственно военные действия, он ограничивается вполне трафаретными фразами. («И победиша древляны, и возложиша на них дань тяжку», – читаем, например, в кратком изложении событий в Новгородской Первой летописи.) Когда же речь идет об Ольге, под пером летописца возникает яркий рассказ, в основе которого – народное предание, легенда. По мнению исследователей, сюжет со взятием Искоростеня является вставкой в первоначальный летописный текст и принадлежит иному автору, не тому, который внес в летопись рассказ о первых трех местях Ольги (на это, в частности, указывает его отсутствие в Новгородской Первой летописи младшего извода) ^{106} . Но тем показательнее, что образ Ольги не претерпел существенных изменений: рассказ этот построен на тех же законах сказочного повествования.

^{Древний Искоростень (по И. М. Самойловскому). Римскими цифрами обозначены городища (I, II – укрепления времен Ольги); арабскими – могильники}

Убедившись, что взять город силой не удается, рассказывает летопись, Ольга «умыслила» следующее. Она послала в город с такими словами: «До чего хотите досидеть? Все города ваши сдались мне, и согласились на дань, и возделывают нивы свои и земли свои. А вы что, хотите голодной смертью умереть, отказываясь платить дань?» Древляне же отвечали: «Рады бы мы платить дань. Но ты хочешь мстить за мужа своего». На это Ольга возразила: «Я уже мстила за обиду мужа своего, когда приходили вы к Киеву, и во второй раз, и в третий – когда устроила тризну по своему мужу. Уже не хочу мстить, но хочу взять дань небольшую – и, помирившись с вами, уйду назад». – «Чем же хочешь дань взять у нас? Рады дать тебе медом и мехами», – отвечали древляне. «Нет у вас ныне ни меду, ни мехов, – сказала им хитроумная Ольга. – Но немногого у вас прошу: дайте мне от двора по три голубя и по три воробья. Ибо не хочу на вас тяжкую дань возлагать, как муж мой; потому-то и прошу у вас мало. Вы ведь изнемогли в осаде – потому и прошу у вас мало».

(Иное, но явно книжное, объяснение этой «малой дани» – и даже не одно объяснение, а сразу несколько, – приведено в Летописце Переяславля Суздальского. «Мало у вас прошу, – сказала будто бы Ольга жителям Искоростеня, – принести богам жертву от вас и ослабу вам подать себе на лекарство [от] головной болезни. Дайте мне от двора по три голубя и по три воробья, потому что у вас есть те птицы, а я везде уже собирала, и нет их [нигде]. А в чужую землю не шлю» ^{107} . Более ни в каких письменных источниках о «главной» болезни Ольги ничего не сообщается. Любопытно, однако, что в позднейших преданиях об Ольге, бытовавших в окрестностях разоренного ею Искоростеня, – а они никак не могли отразиться в составленном в XV веке рассказе Летописца Переяславля Суздальского, – есть упоминание о том, что княгиня во время осады города болела глазами ^{108} . Еще одно уточнение имеется в Львовской летописи XVI века: древляне не ограничились тем, что собрали со всего города птиц, но послали к Ольге еще и «сребро с поклоном с мольбою» ^{109} .)

Предложение Ольги чрезвычайно обрадовало изнемогших в осаде древлян. Как и подобает эпическим «антигероям», сказочным глупцам, – а именно эту роль древляне и исполняют во всех летописных рассказах о мести Ольги, – они опять не заподозрили подвоха, не поняли смысл необычного требования киевской княгини, а потому охотно согласились на дань [98]98
  Позднейший киевский книжник XVII столетия, пытаясь понять логику древлян, объяснял всё тем, что они видели в Ольге прежде всего женщину, а значит, существо непредсказуемое и неразумное: «ни во что сию дань, яко женска разума, вменьше» (Киевский Синопсис – Гиляров Ф.А.Предания русской начальной летописи. С. 249). В некоторое оправдание древлянам стоит заметить, что голубь в древней Руси был промысловой птицей, имевшей вполне определенную ценность: стоимость голубя равнялась стоимости курицы, но значительно уступала стоимости других птиц – утки, гуся, лебедя и журавля (См. статьи 36 Краткой редакции и 81 Пространной редакции «Русской Правды» – Русская Правда / Подг. текста, перев., коммент. М.Б. Свердлова // БЛД Р.Т. 4: XII век. СПб., 1997. С. 494, 510). Но вот воробьи уж точно никакой ценности не представляли и потому являться объектом дани не могли.


[Закрыть]. «Древляне же рады были и собрали со двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном. Ольга же сказала им: “Вот, уже покорились мне и моему дитяти (что опять-таки было совершенной правдой. – А.К.).Идите в город, а я завтра отступлю от города и вернусь в град свой”… Древляне же рады были, вошли в город и поведали людям, и обрадовались люди в граде».

Однако радоваться было рано. Ольга действительно собиралась «назавтра» прекратить осаду. Но птицы понадобились ей конечно же не для излечения от мифической «главнбй» болезни и даже не для жертвоприношения, хотя то, что она намеревалась сделать с древлянской столицей, можно назвать и жертвоприношением – еще одной, последней, тризной по мужу. С помощью голубей и воробьев княгиня вознамерилась уничтожить неприступную древлянскую крепость. И ей это удалось – о том, что произошло дальше, большинство из нас хорошо помнит из школьного курса истории: слишком уж запоминающимся оказывается летописный рассказ.

«Ольга же раздала своим воинам кому по голубю, а кому по воробью, и повелела к каждому голубю и воробью привязывать трут (в оригинале: «церь»; в поздних летописях: «серу». – А.К.),завертывая его в небольшие платки и привязывая ниткой к каждой [птице]. И повелела Ольга, как стало смеркаться, отпустить голубей и воробьев воинам своим; голуби же и воробьи полетели в гнезда свои: голуби в голубятни, воробьи же под стрехи, и так загорелись – где голубятни, где клети (жилые помещения. —А.К.),где вежи (хозяйственные постройки. – А.К.),где одрины (сараи, хлевы. – А.К.),и не было ни одного двора не горящего, и нельзя было погасить пламя, потому что все дворы загорелись. И побежали люди из города, и повелела Ольга воинам своим хватать их. И так взяла город и сожгла его, старейшин же городских схватила, а прочих людей одних перебила, а других в рабство отдала мужам своим, а остаток их оставила платить дань, и возложила на них дань тяжкую», причем две трети этой дани должны были идти в Киев, а треть – в Вышгород, Ольгин город, – то есть самой Ольге и ее дружине.

В Ипатьевском списке «Повести временных лет» текст читается несколько иначе, с еще одной страшной подробностью: оказывается, Ольга не просто схватила («изыма») старейшин Искоростеня (как в Лаврентьевской летописи), но «ижже», то есть заживо сожгла их [99]99
  В Ипатьевской летописи: «старейшины же города ижьже», в Хлебниковской: «ижже» (так же и в некоторых других летописях, например, Софийской Первой старшего извода, Летописце Переяславля Суздальского). В Лаврентьевской: «старейшины же града изънима», в Радзивиловской и Московско-Академической: «изыма». Какому из двух чтений отдать предпочтение, неясно. С.В. Завадская видела в упоминании «старейшин» при взятии Искоростеня книжное заимствование, отметив текстуальное совпадение летописного текста с рассказом Хроники Георгия Амартола о взятии Иерусалима Навузарданом, полководцем вавилонского царя Навуходоносора: «…прочих жидов нарочитых вед к Навходоносору, овех же умертви, другых работе предасть князем своим» (цит. по: Матвеенко В. А., Щёголева Л.И.Книги временные и образные Георгия Монаха. Т. 1. Ч. 1. М., 2006. С. 304; ср.: Завадская С.В.Четвертая месть княгини Ольги в Повести временных лет и византийский хронограф // Внешняя политика Древней Руси. Юбилейные чтения, поев. 70-летию… В.Т. Пашуто. Тезисы докладов. М., 1988. С. 29—31; процитированный текст представляет собой вставку в библейский рассказ о взятии Иерусалима, ср.: 4 Цар. 25: 9, 13—16, 18). Отмечу, однако, что термин «старейшины» применительно к знати Иерусалима в Хронике Георгия Амартола как раз не используется, а об их судьбе («изыма» или «ижже») ничего не сообщается.


[Закрыть].

Размеры установленной Ольгой «дани тяжкой» в «Повести временных лет» не указаны. Автор же Летописца Переяславля Суздальского по обыкновению дополняет текст своего источника: Ольга, по его словам, обязала древлян платить «по две куне черных (то есть по две шкурки черной куницы. – А.К.),по две веверице (белки или, может быть, горностая. – А.К.),и скоры (меха. – А.К.), имед». Однако достоверность этого известия, как и других, подобных ему, вызывает сомнения [100]100
  Весьма вероятно, что летописец XV в. сконструировал данный текст, использовав указания на размер дани, приведенные в летописи ранее («по белей веверице» под 859 г. и «по черне куне» под 883 г.), и удвоив дань, а также прибавив к ней ту, которую предлагали Ольге сами древляне (мед и «скору»). См.: Повесть временных лет. 2-е изд. С. 439 (коммент. Д.С. Лихачева).


[Закрыть].

Таков, по летописи, был итог древлянской войны. Между прочим, археологи подтверждают трагическую участь летописного Искоростеня: по их данным, древний город был полностью уничтожен огнем в середине X века, а сменивший его древлянский город возник уже на новом месте, на некотором отдалении от прежнего, и был укреплен совсем не так хорошо, как тот. Свой статус главного города Древлянской земли он потерял навсегда. Когда несколько десятилетий спустя в Древлянскую землю будет отправлен на княжение сын Святослава Олег, его столицей станет другой древлянский город – Овруч.

В XVIII – начале XIX века предпринимались попытки на практике, опытным путем проверить достоверность и самого летописного сказания. Знаменитый немецкий историк Август Людвиг Шлёцер, автор «Нестора» – первого научного исследования русских летописей, сообщал о проведенных им экспериментах над птицами: любознательный академик пытался поджечь голубей и воробьев указанным в летописи способом и посмотреть, можно ли с их помощью действительно спалить целый город. Эксперимент окончился неудачей: оказалось, что несчастные птицы гибнут, падая на то самое место, с которого взлетели ^{110} . Но это неудивительно. Ученый немец не имел к миру сказок ни малейшего отношения – в отличие от Ольги, в летописной истории которой задействованы отнюдь не законы физики или зоологии.

Как отмечают исследователи, сюжет с городом, сожженным с помощью птиц, принадлежит не только русскому, но и мировому фольклору [101]101
  По легенде, птиц во время войны использовал еще Александр Македонский. Этот же сюжет присутствует и в скандинавских сагах. Так, очень похоже действовал при осаде одного из городов в Сицилии в 30-е – начале 40-х годов XI века будущий правитель Норвегии Харальд Суровый, о чем подробно рассказывается в посвященной ему саге: «…Харальд пошел на хитрость: он велел своим птицеловам ловить птичек, которые вьют гнезда в городе и вылетают днем в лес в поисках пищи. Харальд приказал привязать к птичьим спинкам сосновые стружки, смазанные воском и серой, и поджечь их. Когда птиц отпустили, они все полетели в город к своим птенцам в гнезда, которые были у них в крышах, крытых соломой или тростником. Огонь распространился с птиц на крыши. И хотя каждая птица приносила немного огня, вскоре вспыхнул большой пожар… и запылал весь город» ( Снорри Стурлусон.Круг земной. М., 1980. С. 405 – Сага о Харальде Суровом; перев. А.Я. Гуревича)..
  Харальд воевал на Сицилии в составе византийской армии в качестве наемника. Но прибыл он в Константинополь из Руси, где провел несколько лет и куда вернулся обратно из Византии. А потому историки допускают, что сюжет с птицами мог попасть в скандинавскую сагу из русского предания. См. об этом: Рыдзевская Е.А.Древняя Русь и Скандинавия…


[Закрыть]. Древние вообще считали, что птицы, и в частности голуби, связаны с небесным огнем – громом. По поверьям славян, голубь, влетевший в дом, предвещает неминуемый пожар ^{111} – поверье, сохранившееся едва ли не до наших дней. Так что выбирая орудие для уничтожения города, Ольга опять-таки действовала в полном соответствии с фольклорными, сказочными законами. Но смысл ее последней «древлянской казни» – значительно глубже.

Дань птицами, губительная для тех, кто соглашается на нее, – отражение очень глубоких, по сути космогонических представлений, связанных с происхождением самого мира. В самом деле, ведь птицы не принадлежат отдельным жителям города, подобно любому другому движимому или недвижимому имуществу. Ольга требует дань тем, что физически не может быть отчуждено от города и окружающей его природы, находится в неразрывном единении с ними. Это – прямо выраженная претензия на обладание самой средой обитания древлян, то есть даже не просто ими самими и их имуществом, но чем-то б ольшим – самой возможностью их существования на своей земле – можно сказать, их душой (не случайно в мировом фольклоре голубь – это еще и внешнее проявление, воплощение души и духа). С готовностью соглашаясь на требование Ольги, древляне даже не подозревают о том, чем в действительности они жертвуют!

Ольга выступает в этом предании как поистине космический персонаж, способный по своей воле распоряжаться силами природы. Более того, она по существу сама творит эту силу: ведь по ее воле с небес сходит рукотворный огонь, поглощающий враждебный ей город.

Мы не знаем, с помощью каких хитроумных способов в действительности был взят и сожжен древлянский Искорос-тень. Но знаем о том, что победа Ольги над древлянами и взятие ею главного города их земли поразили современников, почему и остались в памяти потомков.

В XIX веке в окрестностях древнего Искоростеня (тогда местечка Искорость) было записано несколько легенд о жестокой княгине Ольге, уничтожившей непокорный город и убившей в чем-то провинившегося перед ней князя. Между прочим, этим князем в большинстве легенд оказывается не кто иной, как ее собственный муж Игорь ^{112} . Историки иногда полагают, что в этих преданиях отразилось действительное участие Ольги в свержении или даже убийстве Игоря ^{113} , что вопиющим образом противоречит летописному сюжету и всей логике летописного повествования. Такое допущение, несомненно, излишне. Жестокость – постоянный атрибут Ольги, пребывающей в народном сознании в привычном образе «неукротимой невесты», губительницы сватающихся к ней мужчин. А потому нет ничего удивительного в том, что обычный для мирового фольклора сюжет с жестокой и коварной женой, убийцей своего мужа, соединил ее имя и ее зафиксированную летописью расправу над древлянами с гибелью в той же Древлянской земле ее мужа Игоря. Но образ Ольги в поздних преданиях отнюдь не сводится только к ее жестокости. Мы сталкиваемся здесь, например, с такими же топографическими приметами, следами ее пребывания в крае, с какими сталкивались на ее родине, в Псковской земле. В окрестностях Искоростеня точно так же, как и вблизи Выбут, встречаются и мифические «погреба» Ольги, наполненные сундуками с сокровищами, и Ольгины колодцы, и какая-то Ольгина ванна, и брод – правда, не Ольгин, а Игорев. Законы эпического жанра всюду одинаковы и механизмы создания легенд одни и те же: так называемые «бродячие сюжеты» – независимо от их конкретного содержания – всегда концентрируются вокруг какого-либо значимого исторического лица, тем или иным образом связанного с данной местностью. Просто Ольга оказалась слишком яркой фигурой, и ее образ заслонил собой образы других исторических лиц и сам стал источником образования новых преданий и легенд [102]102
  Любопытно, что в одном из преданий, записанных в XIX веке, киевская княгиня Ольга приходит воевать в Древлянскую землю со «своими москалями» ( Коробка Н.И.Сказания об урочищах Овручского уезда… С. 296.).


[Закрыть].

В XVI—XVIII веках были записаны и книжные легенды о войнах Ольги и ее мести древлянам. Они имеют уже совсем другое – чисто литературное – происхождение, но и для их авторов Ольга оказалась наиболее подходящим историческим персонажем. Расцвеченная по-новому, яркая и красочная биография киевской княгини пришлась по вкусу читателям Нового времени.

В этих преданиях, напротив, прославляются верность Ольги своему мужу, целомудрие и другие качества, изображающие ее «идеальной вдовой». Одно из преданий также связано с мифическими Ольгиными сокровищами. Отомстив древлянам, Ольга будто бы стала расспрашивать их о месте погребения мужа. «Они же ей поведаша место сокровенно от всхода горы на право ко езеру тайник, яко пять ступеней, – читаем в приписке к летописцу XVII века, – в нем же положено тело великого князя Игоря со множеством бесчисленного злата, и сребра, и жемчугу, и камения драгоценного во славу имени его, а последнему роду на счастие». Ольга в очередной раз проявила мудрость, оставив клад на месте: она повелела «затвердить» «устие» пещеры камнями, «и тако отиде в Киев, и царствова благоденственно» ^{114} .

В Московской Руси плохо представляли себе географию древлянской войны и местоположение летописного Искоростеня. Одни полагали, что речь идет о Литве («Деревская земля, рекше Литва», – читаем, например, в одной из летописей XVI века: Ольга «с сыном своим мьсти кровь мужа своего… и всю Литву высече» ^{115} ); другие – что Ольга действовала в Новгородской земле, одна из частей которой в древности носила название Деревской пятины – созвучное названию Древлянской земли. «Неции же глаголють, яко Деревьская земля бе иже во области Великаго Новаграда, ныне же Деревьская пятина именуема», – писал по этому поводу составитель Степенной книги царского родословия. Но далее он приводит и другую версию: «…инии же глаголють, яко Северьская страна бе, идеже бе Чернигов град» ^{116} . Легенды о расправе Ольги над древлянами и сожжении Искоростеня относили то к Старой Руссе в Новгородской земле (где имелось село со схожим названием – Коростынь, или Коростыня) ^{117} , то к древнему Новому Торгу – нынешнему Торжку [103]103
  В позднем Житии преп. Ефрема Новоторжского имеется указание на то, что Новый Торжок, находившийся на юге Деревской пятины, также назывался в древности Коростенем (ср.: Шахматов А.А.Разыскания… С. 128); отсюда предположение о том, что он-то и был сожжен Ольгой, чем иногда объясняют наличие на гербе города голубей – трех золотых и трех серебряных.


[Закрыть].(Напротив, в украинском Житии Ольги XVII века, восходящем к русскому Житию в редакции Степенной книги, география событий представлена очень точно: о Древлянской земле сообщается, «що ныне называется Полесье (Житомирщина. – А.К.)»,«место» же «Коростынь» правильно локализовано «недалеко от Овручова» ^{118} .)

Географическая неопределенность подвигов Ольги открывала московским книжникам простор для проявления самой необузданной фантазии. Так, совершенно иначе, чем в «Повести временных лет» и других летописях, представлена история Ольги в легендарном сказании о первых киевских князьях в московском летописце XVII века («Начало русских князей, отчего зачалось русское княжение») ^{119} . Автор этого сочинения не слишком хорошо разбирался в истории древней Руси и нередко путал князей, перенося события, происходившие с одним из них, на другого. Гибель Игоря от древлян происходит возле днепровских порогов (что, конечно, имеет в виду гибель здесь сына Игоря Святослава, убитого печенегами), а потому и Ольга отправляется мстить убийцам своего мужа «к порогам». «Едет княгиня Днепром, в ладьях ваших, в землю вашу… в невелице силе», – с такими словами обращается она к мифическим древлянам. «А сына своего Святослава, – добавляет автор, – посла полем на конех с великим войском к порогам». Когда же древляне прибыли в указанное место, княгиня повелела «упокоити» всех «вином да заморскими питиями», а затем за дело взялся Святослав со своими ратниками. Победив древлян, Ольга осаждает их город – но не Искоростень, а какой-то неведомый Колец, – и захватывает его. «И повеле кнеиня Олга Колец-град разорити, князя их Мала повеле убита. А сама Олга с сыном своим Святославом, а со всем войском пойде в Киев с великою честию. И бысть радость велика по всей земле».

Подробности взятия древлянского «града» в этом рассказе опущены. Но только потому, что они отнесены ко взятию Ольгой другого города – и не какого-нибудь, а Царьграда, столицы Византийской империи.

Оказывается, Ольга отнюдь не ограничилась войной с древлянами. В этой поздней летописи княгиня предстает грозной воительницей. По возвращении в Киев она вместе с сыном Святославом идет в поход «на печенеги за Дон, и много пленив печенегов, и возвратишися здраво». Спустя еще какое-то время она решает «поитти воевати ко Царюграду», на этот раз оставив своего сына в Киеве. Во главе огромного войска, в состав которого вошли «словене», древляне и печенеги, Ольга «поплени… землю Греческую» и подступила к самому Царьграду, правители которого, некие мифические цари Михаил и Константин, «повеле Царьград затворити». (Первое из названных имен, возможно, извлечено автором из рассказа о первом походе Руси на Царьград в 860 году, где фигурирует император Михаил III, а второе представляет собой наиболее распространенное имя византийских императоров, вероятно, лишь случайно совпавшее с именем императора Константина Багрянородного – действительного современника Ольги.) Осада города продолжалась целых семь лет. (Отметим, что эпический семилетний срок осады фигурирует и в одном из поздних преданий об осаде Искоростеня, записанных в XIX веке.) «И на осмое лето начаша цари ко Олге послы своя посылати и Олге добивати челом о миру». Ольга согласилась заключить с царями мир и возложила на них дань «по летом», причем в изложении этой «дани» использован текст русско-византийских договоров, заключенных предшественниками Ольги – Олегом и Игорем.

Однако довольствоваться обычной данью русская княгиня не захотела. В полном соответствии со своим фольклорным образом, она решает отомстить грекам за долгую осаду и, как и полагается, легко обманывает их. «И еще к ним Олга рече лестию: “Да вы ныне, феки, велми скудны от моей войны, что стою под вашим градом 7 лет в земле вашей своим войском, и яз у вас не хощу дани взяти за три лета со всей земли вашей. А слышали есми, что в вашей земле Цареградстей умножилось много голубей и воробьев, а в нашей земле Словенской тех птиц нет. И вы дайте мне из Царяграда по три голубя да по три воробья ото всякого двора, и яз дани у вас за три лета не возму”». Как и следовало ожидать, греческие цари не увидели подвоха и «возрадовались радостию великою», восклицая: «Милостивая княгиня Ольга русская!»

«Люди цареградские», разъясняет московский книжник, «в те лета велми любляше голуби и воробьи». Собравшись на совет, они решили собрать птиц с каждого двора и выслать их русской княгине. Ну а то, что последовало дальше, мы уже знаем. Ольга «нача мудростию над греки промышляти»: раздав птиц воинам, она повелела привязывать к ногам и хвостам каждой «горячую серу… в латки» (?) и под вечер, «в кое время птицы по гнездам своим садятся», поджечь серу и отпустить птиц. Город загорелся, а его жители, «плачюще», побежали прочь «з женами и з детми», умоляя о пощаде. Ольга, однако, «повеле их сещи, а огнь во граде весь повеле угасити». Наконец, навстречу княгине вышли греческие цари с патриархом «и со всем вселенским собором и клиросом», неся чудотворные иконы, в том числе и образ Пречистой Богоматери Одигитрии, написанный евангелистом Лукой, – едва ли не прославленную впоследствии Владимирскую икону Божьей Матери, а также «завесу церковную» (полотнище) с изображением Страстей Господних. Увидев все это, Ольга «воздивися» – и далее повествование переходит к крещению святой княгини, причем в рассказе историописателя XVII века очевидным образом соединились подробности обращения в христианскую веру как самой Ольги, так и ее внука Владимира.

От исторической княгини Ольги и реалий ее времени в этом рассказе уже решительно ничего не осталось. Никакого отношения к подлинной столице Византийской империи не имеет и сожженный ею фольклорный Царьград. Впрочем, Византийская империя пала на несколько веков раньше, нежели автор сказания взялся за перо, а потому у него была возможность для домыслов и фантазий. Но тем более свободен он был в отношении самой княгини Ольги, фольклорный образ которой давно уже жил своей собственной жизнью, легко перешагнув границы летописного жанра.

* * *

Известно, что предания и легенды – как бы далеки ни были они от действительности – в конечном счете всегда восходят к подлинным событиям и в той или иной степени высвечивают реальные черты в характере, внешности или манере поведения того или иного исторического лица.

Образ Ольги, каким он передан в летописи и поздних преданиях, – не исключение. Характерные черты киевской княгини с исключительной яркостью проступают в нем. Реальна и сама история древлянской войны – во всяком случае, реальны ее конечные результаты: полное подчинение Древлянской земли Киеву, взятие и сожжение Искоростеня, завоевание других древлянских «градов», тяжкая дань, наложенная на древлян. Все это – результат продуманных действий княгини Ольги – уже совсем не фольклорного, но вполне исторического персонажа.

Летопись наделяет Ольгу яркими, запоминающимися чертами. «Неукротимая невеста», расположения которой безуспешно добиваются самые разные исторические лица, она побеждает своих противников не силой, но умом, хитростью, чаще всего – «клюками», то есть словесными загадками, исполненными тайного, непонятного простым смертным смысла. Она превосходит умом всех своих собеседников. Но, пожалуй, в наибольшей степени в сказаниях о ее древлянской мести отразилась другая ее черта – непомерная жестокость. Ольга не останавливается ни перед чем в пролитии крови – а потому гибель древлянского Искоростеня под пером позднейшего книжника легко может перерасти в гибель Царствующего града – столицы Византийской империи и всего христианского мира. В народном предании Ольга готова убить даже собственного мужа, причем за ничтожную вину (по одной легенде, Игорь купался в реке в то время, как Ольга шла с войском мимо, и вид мужа показался ей до того «срамным», что она решила убить его, причем Игорь бежал от нее десять верст, пока Ольга не настигла его; по другой – Игорь был убит просто за то, «шо з нею спорив»). И это при том, что в действительности Ольга мстила как раз за смерть своего мужа! Что ж, тем меньше шансов на пощаду было у его настоящих убийц…

Несомненно, эпическая жестокость Ольги – результат эпического же преувеличения. Наверное, то же можно сказать и о других ее качествах, которые столь ярко отразились в ее летописном образе. Однако нет сомнений в том, что все эти качества, в той или иной степени, – отражение реальных черт ее характера, которые лишь гипертрофированы народным сознанием в полном соответствии с законами жанра. Мудрость и изобретательность, хитроумие и жестокость, коварство и мстительность, равно как и женская привлекательность и обольстительность – все это, надо полагать, было присуще Ольге, хотя, может быть, и не в таких масштабах, как это представляется, когда читаешь летописный текст или знакомишься с поздними сказаниями и легендами.