Текст книги "Батый"

Автор книги: Алексей Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

Слова о юности князя Всеволода Юрьевича («бе бо и сам млад») звучат явным преувеличением: князь родился в октябре 1213 года, так что к моменту гибели ему исполнилось 24 года – вполне зрелый возраст для того века, когда люди рано взрослели и рано расставались с жизнью. Значительно моложе брата был Мстислав, но и он вступил уже в пору мужественности, женившись за год до этого. Очевидно, князья пытались хоть как-то остановить резню, спасти не только свои жизни, но и жизни тысяч горожан, искавших спасение от завоевателей за стенами Печернего города. Но они не знали ещё (или же в страхе забыли), что татары не щадят тех, кто не сдался им сразу, кто попытался оказать хоть какое-то сопротивление, кто выпустил хотя бы одну стрелу с городских стен. Впрочем, нельзя исключать и того, что имела место упомянутая выше «лесть» татар, которые дали князьям какие-то гарантии сохранения жизни, но потом с лёгкостью обманули их…

Взятие Владимира стало переломным событием в ходе войны. Организованное сопротивление было подавлено. Теперь войско Батыя могло разделиться. Излюбленной тактикой монголов была облава: отдельные отряды сплошным неводом прочёсывали территорию, подавляя очаги сопротивления, захватывая города, укрепления, незащищённые сёла, всюду грабя, убивая, насилуя. Конечно, Залесские княжества Руси хуже подходили для этого, нежели открытые пространства Половецкой степи. Однако монголы умели воевать и в таких условиях. (Уместно напомнить, что свой первый поход отец Батыя Джучи совершил как раз в земли «лесных народов» – ойратов и енисейских киргизов, обитавших на юге сибирской тайги.) Главной целью татар было уничтожение великого князя Юрия – их основного теперь противника. Но вместе с тем удар их многочисленных отрядов был направлен в сторону других городов Владимиро-Суздальской Руси и сопредельных княжеств.

Ещё до падения Владимира один из татарских отрядов подошёл к Суздалю, второму по значению городу княжества. Кажется, осада была недолгой: татары успели вернуться к началу штурма Владимира ⁴⁵. Судьба Суздаля немногим отличалась от судьбы других захваченных татарами городов. Судя по свидетельству летописца, сплошного избиения жителей не произошло; имело место лишь выборочное: «…и Святую Богородицу разграбили, и двор княжеский огнём пожгли, и монастырь Святого Дмитрия пожгли, а прочие разграбили, а чернецов и черниц старых, и попов, и слепых, и хромых, и горбатых, и больных, и всех людей перебили, а которые молодые из чернецов, и черниц, и попов, и попадей, и диаконов, и жён их, и дочерей, и сыновей их, тех всех увели в станы свои», – сообщает летописец [7]7
  Согласно преданию, из всех суздальских монастырей во время нашествия уцелел один женский Ризоположенский. Об этом рассказывается в написанном и середине XVI века Житии преподобной Евфросинии, игуменьи Суздальской, чья молитва будто бы и защитила обитель ⁴⁶. Согласно Житию, на Суздаль напал сам Батый, расположившийся близ города, на берегу реки Каменки (на Яроновой, или Яруновой, горе). Но это, конечно, всего лишь легенда – одна из многих местных легенд, порождённых страшным завоеванием.


[Закрыть].

После того как Владимир был взят, татарские отряды рассыпались во все стороны: одни устремились к Ростову, другие к Ярославлю [8]8
  Ещё одна местная легенда гласит, что при взятии Ярославля Батыем погибли князья Василий и Константин Всеволодовичи (притом что о первом достоверно известно, что он умер своей смертью во Владимире в феврале 1250 года, а второй в летописях не упоминается). В одном из списков их Жития, составленного в Ярославле в XVI веке, к этому добавлено совершенно фантастическое известие, будто Батый стоял под Ярославлем два с половиной года, отыскивая… своего отца: «бяше бо той окаянный царь Батый родом града Ярославля, от веси Череможския» (нынешний Рыбинск) ⁴⁷.


[Закрыть], третьи к Городцу на Волге (в нынешней Нижегородской области), «и захватили всё по Волге, даже и до Галича Мерьского (в нынешней Костромской области. – А. К.)»; иные двинулись к Переяславлю-Залесскому, «и тот взяли, и оттуда ту всю страну и грады многие – всё то захватили, даже до Торжка; и нет такого места, и мало таких весей или сёл, где бы не воевали они на Суздальской земле». Среди городов, пленённых татарами, летописи называют также Юрьев-Польской, Дмитров, Волок Ламский, Кострому, Тверь (в этом городе был убит «сын Ярославль» – надо полагать, неизвестный нам по имени сын князя Ярослава Всеволодовича, брата Юрия). А всего за один месяц февраль, заключает летописец свой скорбный перечень, взяли татары 14 городов в Суздальской земле, «не считая слобод и погостов». (Для точного счёта позднейший московский книжник прибавил к названным в ранних летописях двенадцати городам ещё Кашин и Кснятин в Тверской земле.) Некоторые из русских городов, захваченных и разорённых татарами в феврале 1238 года, упоминаются и в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина; правда, идентификация их далеко не всегда бесспорна. Персидский историк отмечал мужество русских, хотя, конечно, его больше интересовали подвиги своих, монголов: «Осадив город Юргия Великого (Владимир? или, может быть, Юрьев-Польской? – А. К.), взяли его в восемь дней. Они ожесточённо дрались. Менгу-каан лично совершал богатырские подвиги, пока не разбил их. Город Переяславль (в источнике: Кыркла или Каринкла, так что перевод сугубо предположительный. – А. К.), коренную область Везислава (Всеволода Большое Гнездо? или Всеволодовича? – А. К.), они взяли сообща в пять дней… После того они ушли оттуда, порешив на совете идти туманами облавой и всякий город, область и крепость, которые им встретятся на пути, брать и разрушать» ⁴⁸.

Некоторые города, кажется, остались нетронутыми татарами. Так, если доверять местному преданию, Углич на Волге сдался на милость Батыю, и тот, видя, «яко покоряются граждане и самовольно град сдают, запрети своим воем, дабы никакого кровопролития и разорения не чинили» ⁴⁹. Впрочем, насколько достоверно это свидетельство позднейшего «Угличского летописца», сказать трудно. Да и личное участие Батыя в событиях вокруг Углича сомнительно.

Главной целью татар оставался великий князь Юрий Всеволодович. Весь февраль он провёл уклоняясь от столкновения с татарами, скрываясь, накапливая силы. Однако в решающий момент, когда ему пришлось-таки сразиться с врагом, сил у него как раз и не оказалось. В преследовании и поимке Юрия участвовали наиболее мобильные части монгольского войска. Источники называют в этой связи двух выдающихся военачальников – Бурундая (обычно действовавшего вместе с Батыем) и Субедея (принимавшего участие во всех важнейших операциях монголов). По своим полководческим дарованиям оба далеко превосходили и самого Юрия, и поставленного им во главе дружины воеводу Жирослава Михайловича.

Главное, что не удалось сделать Юрию и его воеводам, – это организовать разведку и систему охранения, «сторóжу». Стараясь уклониться от любого столкновения с татарами, они оказались в полном неведении относительно их собственных перемещений. Поэтому нападение татар стало для русских полной неожиданностью. Правда, реконструировать ход событий мы можем только предположительно, поскольку и битва на Сити, и гибель великого князя Юрия Всеволодовича описаны в летописях очень противоречиво и неясно.

По свидетельству Лаврентьевской летописи, трагедия произошла 4 марта ⁵⁰. Юрий вместе со своим братом Святославом и племянниками Васильком, Всеволодом и Владимиром ожидал татар на реке Сити, где и застала его весть о гибели семьи и разорении стольного Владимира. Он узнал об этом с большим опозданием, когда лагерь его был уже обнаружен внезапно подошедшими татарами. Раздавленный горем князь выступил навстречу врагу; «и сошлись обои, и была сеча зла, и побежали наши перед иноплеменниками, и тут убит был князь Юрий, а Василька в плен взяли безбожные и увели в станы свои… и из дружины его многих убили». По-другому излагает события Новгородская летопись. Юрий с князьями находился где-то в районе Ярославля, когда посланная им разведка во главе с неким Дорожем спешно возвратилась назад с роковым известием: «Уже, княже, обошли нас вокруг». Юрий начал расставлять полки для битвы, но не преуспел в этом, ибо татары Бурундая внезапно появились перед ним («изъехали» его, по выражению ещё одного летописца). Тогда князь бросился бежать, он бежал к Сити и здесь, на реке, татары нагнали и убили его. «И настигли его, и живот свой скончал тут», – пишет новгородский летописец, а дальше добавляет загадочную и многозначительную фразу: «Бог же весть, как скончася; многие бо глаголют о нём инии». Что говорили «иные» о князе Юрии и как он погиб, мы в точности не знаем. Известно лишь, что ему отрезали голову: её впоследствии нашли и положили в гроб, в котором покоилось тело великого князя ⁵¹. Вероятно, это свидетельствует о том, что князь погиб не в бою, но попал в плен и был убит татарами, которые именно так расправлялись с теми из своих врагов, кого считали преступниками [9]9
  Так, после взятия Хорезма татары обезглавили взятых в плен сыновей хорезмшаха Мухаммеда, чьи головы, насаженные на копья, ещё долго возили по городу ⁵². Позднее такую же, особо позорную в глазах монголов смерть примут князь-мученик Михаил Черниговский с боярином Фёдором и князь Роман Рязанский.


[Закрыть]. Так изображают дело и восточные хронисты. В частности, у Рашид ад-Дина читаем: «Эмир этой области Банке Юрку (с таким непонятным титулом передано здесь имя князя. – А. К.) бежал и ушёл в лес; его также поймали и убили». Или в китайской биографии Субедея: «Субедей в одном сражении захватил Юрия-бана» (названного чуть выше «владетелем народа русских») ⁵³.

Всё произошедшее скорее напоминало побоище, избиение, нежели правильное сражение с участием организованных сил русских князей. («Самого короля по имени Георгий они предали смерти вместе с огромным множеством его народа», – свидетельствует Фома Сплитский.) Обращает на себя внимание тот факт, что из пяти князей, упомянутых в рассказе о Юрии Всеволодовиче, на поле боя погиб лишь сам великий князь, да ещё, возможно, его племянник Всеволод Константинович (о судьбе которого летописи не сообщают ⁵⁴). Ещё один, Василько Ростовский, оказался в плену и был убит татарами позднее. Двое других, Святослав Всеволодович и Владимир Константинович, уцелели и, более того, сохранили за собой княжеские уделы – очевидно, в самом побоище они участия не принимали.

Трагическая судьба князя Василька Константиновича привлекла особое внимание летописца. Составленная в Ростове летопись включила в себя яркий панегирик князю-мученику, принявшему лютую смерть от безбожных «агарян». «Был же Василько лицом красен (красив. – А. К.), очами светел и грозен, храбр паче меры на ловах (охотах. – А. К.), сердцем лёгок, к боярам ласков: ибо никто из бояр, кто ему служил и хлеб его ел и чашу пил и дары от него получал, не мог уже иному князю служить за любовь его; особенно же слуг своих любил; мужество же и ум в нём жили, правда же и истина с ним ходили, во всём был искусен и всё гораздо умел; пребывал в доброденствии на столе отцовом и дедовом…» Татары увели его с собой куда-то к Шеренскому лесу [10]10
  Как считают, этот лес находился между Кашином и Калязином; впоследствии здесь, на речке Шеринке, был основан Шеринский монастырь. Впрочем, это не единственная возможная локализация места гибели князя ⁵⁵.


[Закрыть]и там стали понуждать «обычаю поганскому быти в их воле и воевати [вместе] с ними». Что касается первого требования (принять «обычай поганский»), то оно едва ли могло иметь место в действительности: татары никогда не принуждали представителей покорённых народов обращаться в их веру. Но вот отказ воевать вместе с татарами (а это, как мы уже поняли, было обычной практикой в завоёванных ими землях) действительно мог привести к трагической развязке. По летописи, князь с негодованием отверг оба предложения и начал, напротив, обличать нечестивцев: «О глухое царство осквернённое! Никоим образом не отлучите меня от христианской веры, пусть и в великой беде пребываю…» Но всё было тщетно – окаянные «без милости» убили его и бросили тело тут же в лесу. Летопись рассказывает, что некая жена поповича увидела брошенное тело и рассказала об этом мужу. Они взяли тело князя Василька, завернули его в саван и схоронили в укромном месте.

Ростовский епископ Кирилл бежал от татар к Белоозеру и потому уцелел. Он вернулся домой, когда татары уже покинули ростовские пределы. На реке Сити епископ обрёл тело убиенного князя Юрия и перенёс его в Ростов (годом позже князь Ярослав Всеволодович торжественно перенесёт останки брата во Владимир и похоронит в очищенном от трупов и заново освящённом Успенском соборе). Когда стало известно место погребения Василька Константиновича, епископ Кирилл и вдова князя, княгиня Мария Михайловна (дочь князя Михаила Черниговского, которому суждено будет также погибнуть от рук татар), послали за ним и перенесли тело в Ростов, где его встречало множество народа. Князь Василько был погребён в ростовском Успенском соборе, оплакиваемый всеми – и богатыми, и убогими, – ибо князя искренне любили в городе. Княгиня Мария сумела сохранить ростовский престол за своими малолетними сыновьями Борисом и Глебом (старшему из них, Борису, ко времени смерти отца не исполнилось ещё и семи лет). Стоит отметить, что князья, когда подросли, проводили лояльную политику по отношению к татарам и, в свою очередь, пользовались их покровительством. Мстить убийцам своего отца у них не было и в мыслях, но и Батый не проявлял никакой неприязни к сыновьям казнённого русского князя.

21 февраля, в первое воскресенье Великого поста, один из татарских отрядов осадил Торжок, южный форпост Новгородской земли. Осада продолжалась около двух недель или, может быть, чуть больше. Всё это время осаждённые ждали помощи от Новгорода. Однако ни семнадцатилетний новгородский князь Александр Ярославич, ни его отец Ярослав Всеволодович (если верно, что он пребывал тогда в Новгороде) помощи им не оказали – да, наверное, и не могли оказать. «…Пришли беззаконные и обступили Торжок на Собор Чистой недели, – пишет новгородский летописец, – и окружили весь тыном, так же, как и другие города брали. И били окаянные из пороков в течение двух недель, и изнемогли люди в городе, а из Новгорода им уже не было помощи, но были все там в недоумении и страхе. И так взяли поганые город, и перебили всех, от мужского пола и до женского, священнический чин весь и монашеский; а всё изобнажено и поругано, горькою и бедною смертью предали души свои Господу…» ⁵⁶

Торжок был взят не то 5-го, не то 10 марта. Татары устремились ещё дальше на север, по направлению к Новгороду, и казалось, что богатейший город Руси уже ничто не может спасти. Но произошло необъяснимое – татары повернули назад, хотя находились всего в ста верстах от Новгорода. Историки до сих пор спорят о причинах неожиданного отступления жестоких завоевателей. Современники же увидели во всём произошедшем чудо, явственное проявление Божией милости: «Тогда же гнались окаянные безбожники от Торжка Селигерским путём, до самого Игнач-креста (где он находился, в точности неизвестно, хотя существует несколько версий на этот счёт и даже несколько памятных крестов, поставленных уже в наше время. – А. К.), и секли людей всех, словно траву, [не дойдя] 100 вёрст до Новгорода. Новгород же сохранил Бог и святая великая и соборная апостольская церковь Святой Софии, и святый Кирилл, и молитва святых благоверных архиепископов, и благоверных князей, и преподобных черноризцев иерейского собора».

Названный в летописи Кирилл – это, по всей вероятности, святой Кирилл Иерусалимский, один из Отцов Церкви, чья память празднуется 18 марта ⁵⁷. Наверное, можно предположить, что именно в этот день татары повернули назад или что в этот день о их отступлении стало известно в Новгороде. Что ж, начиналась весна, а с наступлением весны монголы всегда прекращали воевать и давали своим коням возможность отдохнуть и восстановить силы. (Об этом специально писал упоминавшийся выше китайский дипломат Сюй Тин, побывавший у монголов как раз накануне их нашествия на Русь: «С самого начала весны они прекращают боевые действия. После весны они всегда выступают на войну уже с добрыми конями» ⁵⁸.) Но могло быть и так, что двигавшиеся к Новгороду отряды затребовал к себе Батый, как раз в это время безуспешно осаждавший Козельск – небольшой город Черниговского княжества, находившийся на реке Жиздре, притоке Оки (в нынешней Калужской области).

Обратный путь татар по Русской земле отмечен всё теми же страшными бедствиями, массовым избиением людей, грабежами и пожарами. Летописи Северо-Восточной Руси почти ничего не сообщают об этом. Зато сохранился яркий рассказ Ипатьевской летописи о героизме жителей Козельска. Для нас этот рассказ примечателен ещё и тем, что Козельск осаждал сам Батый. Он простоял возле города несколько недель, в течение которых другие татарские отряды разоряли ростовские, ярославские и новгородские пределы.

После того как Батый сжёг Владимир и захватил другие города Суздальской земли, рассказывает южнорусский летописец, он «пришёл ко граду Козельску, в котором княжил юный князь, по имени Василий». Кем был этот Василий, неизвестно. Очевидно, он принадлежал к роду черниговских князей; согласно некоторым летописям, ему было 12 лет ⁵⁹, но ничего более определённого сказать о нём мы, к сожалению, не можем. Между тем именно отроческий возраст князя придал силы защитникам города. Все решения принимались ими сообща, на «совете», то есть, надо полагать, на вече. «Козляне же совет сотворили: не сдаваться Батыю, так сказав: “Хоть князь наш и молод, но положим животы свои за него – и здесь (на этом свете. – А. К.) славу сего света приняв, и на том венцы небесные от Христа Бога примем”». Татары каким-то образом узнали об этом: «уведали же нечестивые, что ум крепкодушный имеют люди во граде и словесами льстивыми (обманными. – А. К.) нельзя взять город», – вот, между прочим, ещё одно свидетельство того, что во многих других случаях русские города брались не столько силой, сколько «лестью», то есть хитростью, обманом. Началась осада города, затянувшаяся на семь недель – немыслимый срок для небольшого удельного города! Татары действовали под Козельском так же, как при штурме других городов: они применили стенобитные машины и сумели разбить крепостную стену и ворваться на городские валы. Но защитники города предпринимали отчаянные попытки отразить натиск: «козляне же на ножах резались с ними». Во время одной из вылазок защитникам города удалось вывести из строя метательные орудия татар – пороки (в оригинале: «праща» или «проща»). И всё-таки силы были неравны: козляне «напали на полки их и убили из татар 4 тысячи, [но] и сами перебиты были». В кровавой схватке были убиты трое татарских «сыновей темниковых»: «татары же искали и не могли отыскать их среди множества трупов». Не смогли тогда отыскать и тело малолетнего князя Василия: «о князе Василии неведомо есть, а иные говорят, что в крови утонул, потому что молод был». Захватив город, Батый перебил всё оставшееся в живых население – главным образом женщин и детей, потому что взрослые почти все уже были убиты, – «и не пощадил от отрочат и до сущих младенцев» (в другом варианте: «до отрочат, сосущих млеко»). «С тех пор, – заключает свой рассказ летописец, – не смеют татары называть город Козельском, но – град злый» ⁶⁰.

Так рассказывает летопись, и рассказ этот находит подтверждение в независимом от неё источнике – сочинении персидского историка Рашид ад-Дина. Оказывается, Бату осаждал город даже дольше названных в летописи семи недель и не сумел взять его сам, но лишь с помощью подошедших отрядов других монгольских царевичей: «…Бату подошёл к городу Козельску (в оригинале Киф Матишка или, в другом списке, Кисель Иске, что близко к русскому названию. – А. К.) и, осаждая его в течение двух месяцев, не мог овладеть им. Потом прибыли Кадан и Бури и взяли его в три дня» ⁶¹.

Козельский эпизод даёт нам редкую возможность – впервые в книге – более пристально взглянуть на полководческие дарования Батыя и на ту роль, которую он сыграл в ходе Западного похода. Обращает на себя внимание тот факт, что восточный источник подчёркивает его неудачные действия: он не сумел взять город русских, и только прибытие подкреплений, которыми командовали другие полководцы, решило исход осады. Как мы увидим, этот эпизод – не единственный; Бату и в других случаях приписывались действия не вполне удачные в военном отношении и зачастую только помощь кого-либо из родичей-царевичей или эмиров приносила успех.

Так, о похожем эпизоде русского похода сообщается в жизнеописании полководца Субедея из китайской хроники «Юань-ши». Рассказ этот, правда, выглядит весьма путаным: в нём оказались нарушены хронология и последовательность событий, а возможно, и названия городов, взятых монголами. Один из подвигов Субедей-Баатура датирован здесь 1241-м или самым началом 1242 года, когда война с русскими была уже закончена, однако хронологически он увязан с победой над «владетелем народа русских» «Юрием-баном» (то есть с битвой на Сити в марте 1238 года); название же города, в овладении которым решающую роль сыграл Субедей, передано как «Торск» («Ту-ли-сы-гэ чэн»), что, вероятнее всего, имеет в виду Торческ (Торкский град) в Южной Руси – город «чёрных клобуков», торков-огузов, ещё в XI веке перешедших на службу русским князьям (этот город будет захвачен татарами в следующую кампанию, в 1240 году). Но некоторые детали в описании взятия «Торска» находят прямое соответствие в рассказе Рашид ад-Дина о взятии Козельска, так что нельзя исключать и того, что речь в обоих источниках идёт об одном и том же городе: «…Город Торск был окружён, но не взят. Бату подал доклад каану, чтобы прислали Субедея руководить сражением (явное нарушение хронологии событий? – А. К.). Субедей… атаковал Торск и за три дня овладел им, полностью взял тех русских, что относились к его населению» ⁶². Ещё одну историю со взятием некоего русского города приводит хивинский хан XVII века Абу-л-Гази, по версии которого главную роль во всём происходящем играл младший брат Бату (и прямой предок самого Абу-л-Гази) Шибан. Правда, рассказ этот наполнен уже подробностями совершенно фантастическими: главным городом Руси названа здесь Москва (столица Русского государства в XVI–XVII веках, но никак не во времена монгольского завоевания), а противниками монголов выступают правители не только Руси, но и «Корелы» (венгров?) и немцев. Когда Саин-хан (так именуют Бату поздние хивинские предания) «завоевал один за другим русские города и дошёл до Москвы», его противники соединились между собою. «Оцепивши свой стан и окопавшись рвом, они отбивались в продолжение почти трёх месяцев». Тогда-то Шибан-хан и решил проявить инициативу. «Дай мне тысяч шесть человек в прибавок к воинам, которые при мне, – обратился он к Бату. – Ночью я скроюсь в засаду в тылу неприятеля; на следующий день, вместе с рассветом, вы нападите на него спереди, а я сделаю нападение с тыла». Бату последовал совету брата, и это решило исход битвы. «Когда разгорелся бой, Шибан-хан, поднявшись из засады, устремился с конницей; доскакав до края вата, он, спешась, перешёл чрез вал. Внутри вала стан оцеплен был со всех сторон телегами, связанными железными цепями: цепи перерубили, телеги изломали, и все, действуя копьями и саблями, напали на неприятеля – Саин-хан спереди, Шибан-хан с тыла: в этом месте избили они 70 тысяч человек» ⁶³(здесь приведены подробности сражения, случившегося позднее, уже в Венгрии). Решающую роль в победе над «московским государем» отводил Шибану и другой хивинский историк, Утемиш-хаджи, по версии которого «Шайбан-хан шёл впереди на расстоянии трёхдневного пути» и, не дожидаясь Бату, разгромил главные силы русских. Сам Бату прибыл к месту сражения, когда всё уже было кончено ⁶⁴.

В восточных источниках нередки упоминания об умелых действиях или воинских подвигах отдельных монгольских полководцев. Но не Бату. И на Руси, и позднее в Венгрии его личные действия оказывались далеко не всегда успешными, а удача, как правило, приходила лишь после вмешательства других – Субедея, того же Шибана или кого-то ещё (по крайней мере с одной историей такого рода мы ещё встретимся в книге). И это едва ли случайность, которую можно объяснить плохим состоянием или фрагментарностью источников. Скорее здесь отражение личных качеств Бату, который, кажется, не был склонен к решительным действиям и отдавал предпочтение выжидательной тактике. Его роль как полководца проявлялась прежде всего в том, что он доверял тем или иным людям из своего окружения (и это, к слову сказать, не так уж и мало). Сам Бату не участвовал в сражениях лично – подобно, например, своему двоюродному брату Менгу. Этого от него и не требовалось, да и состояние здоровья едва ли позволяло ему проявлять чрезмерную активность: у него были больные ноги. Но и решения, обеспечивавшие монгольской армии успех в том или ином конкретном сражении, – главная прерогатива военачальника – нередко принимались не им, а другими. Если всё же попытаться увидеть во взятии Козельска проявление каких-то личных качеств Батыя как полководца, то это прежде всего жестокость по отношению к тем, кто оказывал ему сопротивление. Козельск не случайно был назван «злым городом». Это не только название, но и «злая» судьба его жителей, вырезанных до единого человека. «В бою он весьма жесток», – писал о Батые Плано Карпини, хорошо знавший историю монгольских завоеваний в Европе ⁶⁵.

Между тем Бату возглавлял монгольское войско. Можно полагать, что несоответствие между главенствующим положением, которое он занимал в Западном походе, и его истинной ролью в достижении военных побед стало одной из причин конфликта, вспыхнувшего между ним и другими царевичами. Впрочем, конфликт этот случится чуть позже, уже после завершения первой русской кампании и новых побед монгольского войска на Волге, в Половецкой степи, Крыму и на Северном Кавказе.