Текст книги "Режим бога. Восход Красной Звезды (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Здесь налево и прямо

– А кто это был? – я резко выворачиваю руль и нас опять слегка заносит

– Албанцы – слышу слабый голос Кальви. Раз говорит, значит жив.

– В охране был предатель – добавляет девушка – Расстрелял со спины наших четверых самых опытных телохранителей. Тут направо

– Наемники? – я следую команде Анны и с визгом подрезаю замешкавшуюся машину. Водитель высовывается и что-то кричит мне вслед. Я оборачиваюсь. Кальви без сознания, дочка хлопает его по щекам. Надеюсь, довезем.

Еще несколько команд и мы влетаем на пандус международной больницы Сальватора Мунди. Что означает Спаситель Мира. Чтобы не перепутать к больнице прилагается небольшой храм с крестом и статуей этого самого Спасителя. Уже на пандусе я начинаю отчаянно сигналить и мигать фарами. Из приемного покоя выбегает несколько врачей. Торможу, помогаю выгрузить на каталку Кальви. Его узнают, меня что-то спрашивают. Вокруг быстрая итальянская речь, махание рук, а я еле на ногах стою.

– Две минуты, сеньоры. Дайте прийти в себя – мне дают кусок ватки прижать к порезу на лице

Адреналиновый экстаз проходит, наваливается страшная усталость. Анна убегает вместе с отцом, а я делаю вид, что хочу сигарету. Меня отводят к курилке и оставляют в покое. Но это ненадолго. Сейчас вызовут полицию. Вон какая толпа уже собралась у побитой машины – считают дырки от пуль. Бочком, бочком, шажочек в сторону и я в спасительной темноте. Возвращаюсь обратно к трассе. Голосую поднятым большим пальцем. Останавливается желтое такси. Экспрессивный водитель тычет пальцем в окровавленную майку, спрашивает не надо ли мне в больницу. Говорю, что носом кровь пошла. Показываю красную ватку. Водитель не замечает пореза и отвозит мне к Хилтону. Леха уже спит, иду к Вере. Она в том же номере, что и прошлый раз, ключ у меня тоже есть.

Два часа ночи. Зая спит, но я ее бесцеремонно бужу, зажигая свет. А в ее комнате на диване... Альдона! Черт! Сам же забыл, как менял списки дабы соблюсти социалистическую справедливость. Вера, увидев меня в крови, вскрикивает и прижимает одеяло к груди. Альдона – машина. Мгновение и она уже в стойке. Еще мгновение, я раздет (частично), осмотрен, заклеен пластырем. Прибалтка, одетая в милую пижаму с рисунком из бамбуковых побегов, уже наливает мне какую-то лимонную настойку желтого цвета и тут приходит в себя Вера. Бросается ко мне, покрывает всего поцелуями. Я замечаю ревнивый взгляд Альдоны. Отстраняю Веру, выпиваю махом алкоголь и, не отвечая на вопросы, иду в душ. Врубаю горячую воду с максимальным напором. Ванная быстро заполняется паром, меня бьет дрожь.

Такого со мной не было со времен Чечни. Всего одна командировка – зато очень похожие впечатления. Убивать не приходилось, зато был под обстрелом, быстро бегал, даже пострелял в сторону "зеленки". Вряд ли в кого-то попал, зато потом заслуженно гордился боевым эпизодом в биографии. Но сегодня... Сегодня я поставил новые рекорды. Скольких я убил? Двоих наверху – точно. Албанцев, охранявших Кальви – скорее всего. А вот командиры могли и выжить. А если они выжили... Даже раненые могут отдать приказ об ответке. Найти нас в Риме – не проблема.

– Альдона! Буди Леху, его ребят и Кузнецова – я вышел из душа в чем мать родила и уже застал девушек одетыми – В доме Кальви была перестрелка. Напали какие-то албанцы. Сам банкир ранен, я его отвез в госпиталь.

– Полиция? – деловито интересуется девушка, натягивая замшевые сапожки. Успели девчонки прибарахлиться

– Бесполезна и скорее всего продажна. Пусть двое караулят главный холл и черный ход. Остальные должны быть готовы к эвакуации в любой момент.

– Нам нужно оружие! – вступает в разговор Вера

– Советский образ жизни – наше оружие.

Я без сил падаю в постель Веры и мгновенно отрубаюсь. Сквозь сон слышу какие-то разговоры, бас Лехи, меня пытается будить Кузнецов– но все бестолку. Организм находится в режиме "завершение работы".

–

В аэропорту, несмотря на ранее утро, было все так же, как в день прилета – пестро, шумно, интернационально. Тележки, груженые разноцветными чемоданами, стайки галдящих детей, стройные и плавные стюардессы в пилотках (почему то остро кольнуло воспоминание о Жанне), объявления о начале и конце регистрации – я уже начал скучать по Италии. И персонально по Анне, которая примчалась нас провожать. Кальви сделали операцию, его жизнь вне опасности. Полицейские уже успели допросить дочку и она... не раскололась. Да, была вечеринка, после нее все (!) разъехались. Затем началась перестрелка, «я так испугалась, что ничего не запомнила». Как удалось сбежать? Нападавшие начали ругаться, отвлеклись, «я отволокла отца в гараж, а там машины»... Версия шита белыми нитками (думаю, врачи, запомнили, кто был за рулем), но судя по тому, что на моих запястьях пока нет наручников...

Я посмотрел на хмурого Кузнецова, пересчитывающего группу. Вот кто бы с удовольствием одел на меня браслеты. Как же он орал утром! Стекла в отеле дрожали. Перенервничал мужик. Всю ночь дежурил, глаз не смыкал. В отличие от Лехи и "тяжей" – он очень хорошо представляет, чем грозит мафиозная Италия оступившемуся иностранцу. А также кто такие наемники-албанцы и что светит в СССР куратору группы за "потерю бойца". Пока он орал, я натянул на себя "маску Альдоны", и позевывая у зеркала, обрабатывал порезы. Подполковнику ОЧЕНЬ хотелось применить ко мне меры физического воздействия. Но слева стоял Леха, сжав кулаки, справа прибалтка со сложенными на груди руками. Так что все ограничилось громким криком и квадратными глазами группы, что столпилась в дверях.

Как же хочется спать! Я бы сейчас откинул кресло в самолете и все четыре часа... но до посадки еще сорок минут и мне нельзя расслабляться. Осталось еще одно, но очень важное дело. Киваю Лехе, я как был, со спортивной сумкой через плечо иду в туалет. Запираюсь в кабинке. Достаю большой белый конверт, подготовленный в гостинице Сан-Ремо. Руки начинают дрожать. Вот он. Еще один кирпичик в спасение СССР. Дуплет. Одним выстрелом сразу... нет, не буду загадывать. Как бы не сглазить. Выхожу из туалета с конвертом в руках. Жду пока наобнимаются девчонки с Анной. Нашу регистрацию уже объявили. Пора сдавать багаж. Его много. От наших вещей, сваленных посреди зала вылета, веет чем-то таборно-эвакуационным. Каждый из музыкантов купил что-то из электроники. Я вижу коробки кассетников, видеомагнитофонов, и даже телевизора (Клаймич везет в Союз большой Панасоник). Дамы закупились одеждой. Распухшие сумки, чемоданы у женской части группы говорят мне, что теперь итальянская мода будет хорошо представлена в Москве. Наконец, девчонки закончили обниматься и я киваю Альдоне. Отходим в сторону.

– Вот – протягиваю ей вскрытый конверт – Кто-то просунул в кабинку, пока я был в туалете

– Наверное, надо сказать Кузнецову – неуверенно произносит девушка, доставая из конверта лист бумаги

– Я его боюсь – пожимаю плечами я – Потом там ТАКОЕ написано!

Девушка быстро читает, сразу переводя на русский. "...Пишет Вам, искренний друг Советского Союза... Довожу до вашего сведения... Генерал-майор КГБ Олег Калугин, Управление "К" Первого главного управления – предатель. Завербован ЦРУ в 1958 году... В декабре 1975 году Калугин в ходе спецоперации преднамеренно убил перебежчика Артамонова, которого КГБ планировало выкрасть из Вены... Большая доза хлороформа... Доказательства предательства...Тайники в мебели... шифр-блокнот можно найти... Писать по адресу, центральный почтамт, Берн, для Майкла Кинга... "

У Альдоны задрожали губы. В глазах показались слезы. Я впервые видел ее такой шокированной и уязвимой. Нет, никакая она не "Снежная королева". Просто, девчонка, попавшая в жернова большой политики. Большой и грязной. Прости, меня, Аля! Я вынужден использовать тебя "втемную".

– Я.. я не верю – мотает головой девушка – Это какая-то провокация. Надо сказать Кузнецову. Я.. мы с отцом хорошо знаем Калугина. Дружили семьями... Не может быть, я не верю. Кто? Кто это тебе дал?? Где этот Кинг?! В туалете?

– Аля – я приобнимаю девушку и краем глаза вижу ревнивый взгляд Веры – Нельзя такое Кузнецову отдавать. Он же тоже из ПГУ.

– Тогда отцу! – Альдона приходит в себя и сжимает побелевшие губы

Бинго! То, что я и хотел. Куда пойдет Веверс с письмом? Правильно, к Пельше! И такое уже не замять. Кто подписывал назначение Калугина? Андропов. Прощайте, Юрий Владимирович! СССР будет намного лучше без вас. И без, Калугина, конечно, тоже. Следующему приготовиться генералу ГРУ Полякову. Просто Поляков, спасибо книге Анатомия предательства Соколова в моем Айфоне, сейчас законсервировал свои контакты с ЦРУ и наиболее опасный крот в недрах советских спецслужб – Калугин. Ну, может еще Гордиевский.

И даже если мое письмо попадет на проверку в КГБ – выудить оттуда что-то компрометирующее меня невозможно. Текст я заранее прогнал через гугл-переводчик. В нем одни канцеляриты. Отпечатки пальцев – залегендированы. А искать пишущую машинку... Нет, бурильщики не настолько всемогущи.

Альдона не выдерживает и срывается в сторону мужского туалета. Под обалдевшими взглядами окружающих, врывается вовнутрь. Вытирая слезы, проверяет все кабинки. К нам подходит Кузнецов

– Что происходит?! – нервы у подполковника уже ни к черту – Что за цирк??

Глядя на конверт, он пытается схватить девушку за руку.

– Не ваше дело! – Альдона резко отталкивает Кузнецова и идет к стойке регистрации. Вслед за ней начинают выдвигаться и все остальные.

– Виктор, что случилось? – а вот нашему директору удается поймать меня за руку – Почему Альдона плачет?

Клаймич озабочен и встревожен. Действительно, поездка выходит скандальной. Драки с итальянцами, эфир на телеканале РАИ, перестрелка на вилле Кальви... Даже приз и тот утерян. Что показывать советским чиновникам от культуры? Съеденный в поезде торт с надписью глазурью Felicitа?

– Григорий Давыдович – я сочувственно гляжу на директора – Альдона просто перенервничала. Устала и вот... По приезду, всех в отпуск. Немедленно!

– Покой нам только сниться – тяжело вздыхает Клаймич.

Наш багаж уезжает по ленте в нутро аэропорта, а я, расцеловавшись с Анной, вытерев ее слезы и пообещав писать, звонить (ага, как бы мне не стать невыездным по прилету), иду на паспортный контроль.

И вот, наконец, я в самолете. Откинул кресло, собрался спать. Самолет – полупустой, можно расположиться сразу на нескольких местах. Сейчас, не очень принято спать лежа и, пока я раздумываю, рядом устраивается Вера. Как говорил Горбатый из "Места встречи изменить нельзя": "бабу не проведешь – она сердцем видит". Начинает Зая издалека. Рассказывает, какие подарки купила. Маме – отличные бархатные шторы с золотой вышивкой. Деду – инкрустированную разборную трость с фляжкой и двумя рюмками. Брежневой – кухонный комбайн. Он только появился в продаже, в западных магазинах. Должен произвести впечатление. Совсем не зря, я брал наличные в банке. Командировочных на всю эту роскошь, явно бы не хватило.

Утреннее солнце, бьет прямо в иллюминатор – я закрываю шторку. Благодарю девушку, незаметно кладу руку на коленку. Бесполезно. Мою руку убирают и задают сакраментальный вопрос:

– Витя! – Вера сильно нервничает, кусает губы – Что у тебя с Альдоной? Только, не ври мне!

Я закрываю глаза. В таких ситуациях, надо все отрицать. Даже, если тебя поймали в позиции "парень сверху" – утверждай, что шел и случайно упал. И так, несколько раз. Ведь признание, не облегчает вину, а просто добавляет срок.

– Хорошо, что ты сама завела этот разговор – устало произношу я, массируя глаза. – Твоей интуиции можно позавидовать.

– У вас.. вы... – Вера, сейчас расплачется.

– Да, у нас беда – я беру девушку за руку – Близкий друг Веверсов, генерал из КГБ – предатель.

Вера ошарашена. Слезы моментально высыхают, она хочет что-то спросить, но никак не может определиться.

– И мы теперь не знаем, что делать – я смотрю в пол, разглядывая краем глаза мимику девушки. Она огорошена. Предательство в СССР – это очень серьезное и шокирующее событие.

– А как ты.. вы... узнали – наконец, приходит в себя Вера.

– Об этом, я не могу тебе сказать, извини. Можешь спросить Альдону. У нее... в общем, у нее есть доказательства, которые... я прошу, это хранить все в секрете, она передаст отцу. А тот, уже решит, как поступать.

– А почему не Кузнецову? Нас инструктировали, что...

– Веруня, это уже Альдоне решать, так ведь? Я, просто, постарался разделить с ней эту боль.

Вера согласно кивает и берет меня за руку. Фу... Я миновал огромный подводный риф, который легко мог потопить мой корабль. Интересно, теперь мне дадут поспать? Ага, жди... Веру сменяет... Лада! Девушка, тоже нервничает, но по другому поводу. Пока она ходила по магазинам, ее пытался обаять красивый, богатый итальянец. Предлагал прокатиться на спортивном автомобиле, поужинать в лучшем ресторане Рима. Спасло Ладу, слабое знание иностранных языков. Хоть, нас и натаскивали на итальянский в Союзе – быструю речь, она понимала плохо. Когда ухажер перешел на английский – Лада испугалась и ушла в отель.

– Я же распорядился брать с собой, кого-то из ребят Лехи, когда выходишь из отеля – внутри росло раздражение – А если бы это, был преступник?

– Я же, просто, в магазин вышла – растерялась Лада – И что, теперь делать с браслетом?

На руке девушки, красовалось золотое украшение. Подарок от любвеобильного итальянца. В обмен, на который Лада выдала тому, свой московский номер телефона. Если это был црушник, то ее продолжат разрабатывать уже в Союзе. Эх, жаль, что еще не снят фильм "Конец операции "Резидент". В нем, очень хорошо показано, как пытаются завербовать дочку "военного" академика на дефицитных шмотках и подарках.

– Браслет – снять и спрятать. Никому не показывать. О контакте с итальянцем, рассказать Кузнецову

Я, наконец, закрываю глаза, пытаюсь заснуть. И тут стюардессы начинают раздавать еду. После кофе, ни о каком сне, речь уже не идет. Сначала делаю вид, что сочиняю песню. Корябую бумагу, высунув язык. Болтовня вокруг стихает, музыканты и девчонки уважительно поглядывают на меня. Потом мой творческий порыв заканчивается и остается, просто, смотреть в иллюминатор. Внизу, расстилается облачная равнина, похожая на снежное поле. Кажется, вот-вот появится цепочка лыжников. Спустя несколько часов, мы пробиваем это поле сверху-вниз и заходим на посадку в Шереметьево.

Уже на рулежке, я понимаю, что все плохо. Возле терминала, на взлетном поле, стоит две группы черных автомобилей. Три "волги" с одной стороны, министерская "чайка" и две "волги" с другой.

Группа людей в дубленках и пальто, стоящая друг напротив друга. И конечно, наш Ту подрулил именно к этому месту. Ну что ж... Хорошая новость заключается в том, что замерзнуть в своем фирменном плаще я не успею. Спокойно спускаюсь по трапу первым.

Как и ожидалось, меня встречает лично Щелоков с порученцами. Рядом с ним стоит напряженная мама. Я не вижу радости на ее лице. Позади топает Кузнецов. Ох какой морозец в Москве. Минус тридцать минимум.

"За ночь наметился хрупкий ледок,

Хотя обещали грозу.

– Что ж ты, мой песик, грызешь поводок?

Я-то ведь свой не грызу!"

Слева от трапа семеро мужчин в черных зимних пальто и шапках. Стоило мне спуститься с последней ступеньки, как они разом качнулись в мою сторону.

– Полковник Семенов, комитет государственной безопасности – красномордый мужик махнул корочкой перед моим лицом – Проедемте с нами

Сзади уже подталкивает в спину Кузнецов. Сговорились суки. Слышу мамин голос – Пропустите!

– Дорогу! – это уже Щелоков. Попытка гэбистов окружить меня не удается и в наш кружок пробивается министр с мамой. Я тут же обнимаю ее, прижимаясь к груди.

– Вы мешаете проведению спецоперации – красномордый начинает оттеснять Щелокова

– Ты с министром разговариваешь. Представься!

– Витя – несовершеннолетний! – это уже мама – Вы не имеете права

– Имеем – сзади напирает Кузнецов. А по трапу уже топают "тяжи" Лехи. Ох, сейчас начнется... Конторские наверняка с оружием. Да и у порученцев Щелкова есть пистолеты.

Слышу визг тормозов. Хлопает дверь.

– И что тут происходит?

Неужели?? Голос Галины Леонидовны. Мужчины как по команде расступаются и к нам подходит, одетая в белую шубу, Брежнева. Физиономии гэбэшников вытягиваются. Кузнецов так и вовсе на похоронах.

– Господи, Витенька, что у тебя с лицом? – Галина Леонидова трогает мои порезы

– Людмила Ивановна, Николай Анисимович – это уже маме и министру – Витю надо срочно врачам показать.

И тоном, не терпящим возражений, – Так, Витя! Давай, в мою машину, едем в больницу!

Я только успеваю шепнуть Клаймичу, что завтра утром – общее собрание, как меня уводят.

"Волга" стартует резко, с пробуксовой. Моментально долетает по взлетному полю до ворот, которые уже открыты. Сзади пристраивается кортеж министра. Сидим молча, слушаем радио Маяк. Пропаганда вещает про удои, стройки, новые рекорды. Под руководством мудрой коммунистической партии страна уверенно идет от победы к победе. Чего же тогда СССР уже через 12 лет развалится на куски? Может быть потому, что власть замкнулась в своем мирке и слушает только себя? 20 октября 1986 года командир самолета Ту-134А Александр Клюев поспорил с экипажем, что сможет посадить самолёт вслепую, по одним только показаниям приборов. Он закрыл обзорные окна кабины шторками и повёл самолёт на посадку. В его расчёты вкралась ошибка, и к полосе самолёт подошёл со слишком большими вертикальной и горизонтальной скоростями. От сильнейшего удара при касании шасси подломились, Ту-134А перевернулся и загорелся. Из 94 пассажиров и членов экипажа выжило только 24 человека. Разве Союз – это не такой же Ту с закрытыми шторками? Цензура, неэффективное централизованное планирование, командно-административная система – сильнейший удар падения цен на нефть и вот уже СССР полыхает в огне национальных конфликтов. Допустим, будет на престоле не престарелый Брежнев, а бодрый и активный Романов. Или Машеров, которому жить осталось около года. Что поменяется? СССР проигрывает Западу экономическую гонку. Опаздывает с внедрением достижений научно-технического прогресса. Закостенел в идеологии. С этим как быть?

–Чего молчишь? – Брежнева закуривает сигарету – Рассказывай, как съездил.

– С приключениями – я тяжело вздыхаю – А куда едем?

– В Завидово, к отцу. Давай, Витя, не телись, рассказывай.

Коротко, не зацикливаясь на деталях, живописую наши итальянские приключения. Брежнева только ахает. Даже водитель впереди не удерживается, издает удивленные звуки. Вечером поди будет писать рапорты "кому надо".

– Драки, перестрелка, трупы, Кальви в больнице, приз потерял – я ничего не забыла? – подытожила мой рассказ Брежнева

– Ничего – я повесил голову. Это еще Галина Леонидовна не знает про мою подляну с письмом ее отцу. Но узнает. Такое скрыть невозможно. Но вот стукачу-водителю пока об этом знать не надо.

– Может мелочи какие. О! Я вам кухонный комбайн купил – я попробовал перевести разговор на другую тему – Он сам режет, шинкует, кофе мелет, сок выжимает

– Хитрый ты Витька – смеется Брежнева – Ладно, на фестивале победил, иностранцы министерство культуры приглашениями завалили. Не боись. Тетя Галя тебя в обиду не даст.

По дороге Брежнева рассказывает о впечатлениях советской публики от Сан-Ремо. Лапин дал в эфир все три наших выступления, но в записи и с купюрами. Ожидаемо вырезали Тину Тернер, часть итальянских певцов. Особенно тех, кто много дергался на сцене. Теперь Останкино завалено телеграммами трудящихся с просьбой повторить запись концертов. В ресторанах, на дискотеках повсеместно играют мелодии Красных звезд (и откуда только ноты с музыкой взяли?). Нас ждут на Мелодии записывать первую пластинку. Все согласовано и решено. Без меня меня женили. Молодцы.

И вот привычные зеленые ворота, КПП, высокий забор. Такая же тщательная проверка. Пока стоим ждем – рассматриваю окрестные сугробы. Они выше моего роста. Какая же суровая в этом году зима! Наконец, нас запускают и мы паркуемся у гостевого домика. За нами встают машины министра. Выходим, разминаем ноги. Меня начинает пощипывать мороз и мы с мамой заходим в дом.

– Витя, как же ты оброс! – меня треплют по волосам, трогают порезы – Откуда у тебя это?? Ты мне про это ничего не говорил!

– Поскользнулся, упал, очнулся...

– Сейчас, поросенок, точно будет гипс! Мы с дедом сходим с ума, а тебе трудно лишний раз позвонить.

– Мам, мы же сначала в Сан-Ремо поехали, потом обратно, а там сеньор Кальви на виллу к себе позвал. Давай, я тебе все потом расскажу. Вон Юрий Михайлович мне машет.

Чурбанов, действительно, подзывает меня к себе. Подходим, обнимаемся. Генерал прикладывается к ручке мамы. Та краснеет. И этому есть объяснение. Юрий Михайлович полураздет (банный халат, шлепанцы) и слегка подшофе.

– Понятно – хмыкает Брежнева – У мужчин – банный день. Николай Анисимович ты с ними?

Щелоков уже стягивает с себя китель.

– Люда, пошли я тебя чаем с чабрецом угощу – Галина Леонидовна уводит маму, а мы с генералами идем в баню.

Мне выдают халат, плавки, шлепки и шапочку а-ля буденовка. Проходим мимо приснопамятного бассейна, заходим в раздевалку. Снимаем одежду, вешаем на крючки. Генералы молчат, но видно, как любопытство в них накапливается. Первым не выдерживает Чурбанов.

– Ну как съездили? Мы тут наслышаны о твоих приключениях

Я коротко пересказываю свои приключения на вилле Кальви. Генералы ошарашено мотают головой. В их глазах я читаю сакраментальные слова Филатова из сказки про Стрельца "Вот и шли вас, обормотов, в заграничные турне".

– Но это еще не все – я поглубже натягиваю шапочку – Уже на вылете в аэропорту мне кто-то в туалете письмо сунул

– Что значит сунул? – интересуется Чурбанов

– То и значит. Под дверью кабинки пропихнули. А там такое...

– Давай, не томи – Щелоков уже разделся и я вижу изрядный животик, седые волосы на груди

– Конверт был открыт – я тяжело вздыхаю и бросаюсь с головой в прорубь – Пишут, что какой-то генерал Калугин из КГБ предатель. Работает на ЦРУ. С доказательствами. Тайники, шифроблокноты...

– Кто пишет?! – Чурбанов трезвеет на глазах

– Где письмо?! – жестко спрашивает Щелоков

– Письмо я отдал Альдоне. Боялся, что в Шереметьево... Ну вы все видели, что я вам рассказываю. Альдона отдаст письмо отцу, а тот Пельше. Кто писал, не знаю – пожимаю плечами я – Какой-то искренний друг Советского Союза

– Инициативник? А почему тебе отдал? – Щелоков смотрит мне прямо в глаза. Только не отводить взгляд.

– Может быть из-за эфира на итальянском телевидении? Разоблачение ЦРУ, все такое...

Генералы задумчиво переглядываются.

– Это может быть очень кстати – осторожно начинает Чурбанов – Если правильно подготовить Леонида Ильича... Калугина двигал Андропов. Один из самых молодых генералов КГБ. Звезда! Контролирует разведку. Это такой провал, Николай Анисимович, который не спишешь на секретарей ЦК, курирующих КГБ. Кстати, теперь Пельше все сделает, чтобы утопить Андропова – Калугина партийный контроль ведь тоже подписывал.

– А если еще учесть историю с Ираном – кивает Щелоков – В Политбюро у нас будет большинство. Ты, кстати, Витька, молодец. Угадал с этим докладом. Везунчик

– Антипартийный заговор! – еще больше воодушевляется Чурбанов – Если правильно подать....

– Ты погоди, погоди – осаживает зама министр – Сначала надо найти эти тайники Калугина. Задокументировать. Веверс – отличная кандидатура. У него такой огромный зуб на Юрку... Землю рыть будет. Главное, чтобы расследование не отдали Цвигуну или Циневу. Там рука руку моет.

Генералы задумались.

– Ты вот что, Вить – чешет грудь Щелоков – Иди попарься. Мы тут без тебя посельсоветуемся. Про письмо молчок!

Я пожимаю плечами и выхожу из раздевалки. Иду вдоль бортика бассейна к двери, на которой нарисован ковшик. Тут стоит несколько телохранителей из "девятки", но меня беспрепятственно пропускают. Кое-кто даже улыбается, мне приветливо кивают. Оставил я о себе тут память в прошлый визит. Незабываемую. Вхожу в предбанник. Большой стол, уставленный едой и напитками, купальня с холодной водой, кресла с брошенными полотенцами и халатами. Из парной слышно уханье и шлепки. Открываю дверь, меня окутывает горячее облако.

– Закрывай дверь! – кричит из-за клубов пара... Романов. Глава Ленинграда машет вениками над Брежневым. Я протискиваюсь внутрь, забираюсь на верхнюю полку. Ох, как раскочегарили баню. Кроме Брежнева и Романова, в парной сидят еще двое. Гришин и Устинов. Обоих я мельком видел на охоте, но знаю мало. Гришин берет ковшик и закидывает воду в печку. Вот это пытка! Я чувствую, что "плыву" и под насмешливые комментарии мужчин, ракетой выскакиваю из парной. Прыгаю в купальню. Остудившись, вылезаю. На столе куча открытых бутылок пива. В основном датский Туборг. Пока никого нет, хватаю ближайшую бутылку и выпиваю половину. Закусываю копченой рыбкой. После чего наливаю себе в стакан морса. Вот так жить можно.

Из парной выходит Романов, поддерживая Брежнева. За ними идут Гришин с Устиновым. Мужчины раскраснелись, тяжело дышат. Генеральный идет к купальне и осторожно забирается в нее. Погружается несколько раз с головой. Рядом стоит Романов и все контролирует. Тем временем первый секретарь Московского горкома и министр обороны обстоятельно общаются со мной. Спрашивают про фестиваль, впечатления от Сан-Ремо. Устинов хвалит марш "Мы – Армия Страны". Его записал хор Александрова и уже даже исполнили по радио на всю страну.

Я внутренне настраиваюсь на серьезный разговор, готовлю аргументы про Иран, но никакого разговора сразу не происходит. Мужчины напарены, расслаблены, слегка пьяны. Брежнев оживлен, шутит. "После бани портки продай, а пива выпей". "Самые горячие женщины водятся в банях"... Присоединяюсь к беседе и рассказываю анекдот.

"Если голый мужчина случайно попадает в женскую баню – женщины верещат и плескают в него кипятком... А если обнаженная девушка в мужскую – все мужчины очень рады, приветливы и гостеприимны! Это еще раз доказывает доброту мужского сердца!"

Смеются. Устинов треплет меня по голове. "А не рановато ли тебе такие анекдоты рассказывать?"

– Да он вон ЦРУ разоблачает в прямом эфире – защищает меня Романов

– Кстати, о ЦРУ – хмурит свои знаменитые брови Брежнев – Тут Юрий Владимирович опять про тебя рассказывал гхм.. истории... Просил санкцию опросить тебя. Я сказал, что если мать не против... Что вообще там случилось в Италии?

Две репетиции было. Пора давать премьеру. Мой голос звенит, губы дрожат, кулаки сжаты. Я тыкаю себя в порезы на лице, кусаю губы. Мужчины впечатлены. Расспрашивают, перебивают. Показываю, как включал передачи на Land Rover, рисую пальцем на столе название Беретты. Брежнев качает головой, Романов наливает мне еще морса.

– Ты прямо как наш спецназ – Устинов надевает очки и внимательно на меня смотрит – Я вот участвовал в войне, но так никого и не убил. А ты семь врагов застрелил! И как только смог??

– Итальянцы крик поднимут – вздохнул Брежнев – Хоть и албанцы, а убиты советским... гхм гражданином... подростком. Понятно, что самооборона, но.... Эх... только-только наладили отношения с Андреотти...

– Скандал на весь мир – поддакнул Гришин

– Замнут – уверенно заявил Романов – Им тоже не выгодно выносить все грязное белье на публику. Потом Кальви может стать премьер-министром. Его популярность в Италии сейчас очень высока. Тогда мы вообще в плюсе.

– Ты то откуда знаешь?? – обернулся к Романову Брежнев

– Прессу читаю. Иностранную – пожимает плечами Григорий Васильевич

Ага, прессу. За такой срок никакую газету не успели бы привезти в Ленинград. Голоса он слушает. Он или Сенчина. Которая ему потом на ушко пересказывает. Может быть даже нежно прижавшись. Что-то меня не в ту степь несет. Я извиняюсь, выхожу из предбанника и забираю из раздевалки свою сумку, с которой летел в салоне самолета. Тут кое-какие деликатесы, которые наши лидеры возможно захотят попробовать. Вспоминаю про группу. Надо позвонить, узнать как у них дела, прошли ли таможню... Надеюсь, Леха сможет получить мои чемоданы в аэропорту. Иначе родственники могут остаться без подарков.

В раздевалке генералов уже нет – они прогуливаются вдоль бассейна. Увидев меня с сумкой, заинтересованно идут за мной в баню. Показав телохранителям содержимое, вхожу внутрь и выкладываю на стол пармскую ветчину, сыры, оливки, свежие итальянские багеты, пару бутылок Chianti, наконец, миндальное печенье и шоколад. Гастрономический экскурс имеет успех. Чурбанов с Романовым моментально открывают штопором вино, разливают его по бокалам. Мужчины ломают хлеб руками, засовывают внутрь сыр и ветчину. Несколько минут слышится только хруст и довольное хмыканье. Да, они все были за рубежом. Пробовали кухню разных стран. Но свежие итальянские продукты – вне конкуренции. Спасибо Риму и... Ладе, которая все это для меня купила.

– Угодил, Витька – откидывается в кресле довольный Брежнев – О чем мы там говорили? Комитет? Скажу Юре, чтоб не беспокоили тебя. А то опять приходил, Цинева присылал... Бу-бу-бу... Гхм... Селезнев то, Селезнев сё... А ты страну на фестивале представил достойно. Победил. Видел тебя и девочек по телевизору, хорошо пели. Может и сейчас нам чего споешь? Новенькое, а?

Это был бы провал, если бы... если бы я не был на войне. Не тогда, на вилле Кальви, а именно сейчас, в этой бане я защищаю страну. И я готов. Во всеоружии. Кто сидит вокруг меня? Потомки крестьян и рабочих. Им противен рок, омерзительна попса. Они воспитаны на тягучих, заунывных русских песнях. Тех песнях, под которые их матери пряли, отцы мастерили... И я стреляю. Прямо в сердце.

"Выйду ночью в поле с конём,

Ночкой тёмной ти-ихо пойдём..."

Мой голос тих, едва слышен. Мужчины замолкают, подвигаются ближе к столу.

"Мы пойдём с конем по полю вдвоём,

Мы пойдём с конем по полю вдвоём".

Повторяю припев два раза. Брежнев одобрительно качает головой. Точно также пою второй куплет. Тихо и нежно. И как только все привыкают к темпу, мой голос обретает силу и мощь:

"Сяду я верхом на коня,

Ты неси по полю меня,

По бескрайнему полю моему,

По бескрайнему полю моему".

Гришин аж отшатывается. У Чурбанова и Щелокова – квадратные глаза. Не ожидали такого. Брежнев мечтательно улыбается, прикрыв веки. Я вижу знаменитые ямочки на щеках, которые так убийственно действуют на женщин.

Последний куплет исполняю с опаской. Ну как они проглотят Россию?

"Пой, златая рожь, пой кудрявый лён,

Пой о том, как я в Россию влюблён.

Пой, златая рожь, пой кудрявый лён,

Мы идём с конем по полю вдвоём".

Отлично проглотили. Гришин с Чурбановым аплодируют. Щелоков от чувств встал и обнял меня. Эх! Эту песню Любэ надо с хором исполнять. Тогда эффект вообще потрясающий. Впрочем, и так пойдет.