Текст книги "Режим бога. Восход Красной Звезды (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Голоса слушал! – вынес вердикт Щелоков – Ты посмотри, Свет, какие комсомольцы у нас... Передовой отряд советской молодежи!

Помолчали.

– И, что теперь? Опять головой, будешь ручаться?

– Не буду – я пригладил шевелюру – Это время, прошло. Леонид Ильич и Алексей Николаевич, внимательно слушали мои выкладки в Завидово. Согласились с песней "Мы– мир" и движением помощи африканским народам. Мы обсуждали, что у меня будет право доклада.

– Вить – это же не всерьез было! – развел руками Щелоков – Ну, какие аналитические записки? Тебе в школу ходить надо, учиться... Получишь аттестат – дверь любого института открыта. Хочешь по мидовской линии? Я позвоню в МИМО, без конкурса пройдешь.

Ага, очень нужно мне, в этот гадюшник – рассадник "золотой молодежи", которая будет сносить к хренам СССР с карты мира.

– Николай Анисимович – жена генерала, пристально посмотрела на меня – Вызывай фельдъегеря. Я, головой ручаюсь.

Вот это, чуйка у Светланы Владимировны! Просчитала меня, ситуацию... Снимаю шляпу. Как, все-таки, много зависит от женщин в политике. Их не видно, но это невидимость подводной части айсберга.

– Да, вы сговорились?!? – Щелоков ошарашено развел руками – Света, какой фельдъегерь – на дворе – ночь!

– И в рассылку, по отделам ЦК – припечатала генеральша – Только, поправь оформление, от руки.

–

Я забыл про советскую действительность, но она не забыла про меня. Ранее утро вторника, 9-го января. Сборы закончены, чемоданы упакованы, да так упакованы заботливой мамой, чтобы я мог удовлетворить любую свою потребность, не тратя дефицитную валюту – банки с тушенкой, икрой, батон сервелата, кипятильник с чаем, несколько комплектов матрешек в подарок итальянцам... Дед, активно принимает участие в подготовке внука к зарубежному визиту. Морально. «Не посрами, честь Родины», «Задайте там жару, итальянцам...». Волнуется. В программе передач ЦТ, уже фигурирует трансляция 13-го и 14-го января, фестиваля в Сан-Ремо. И вот, пора ехать в Шереметьево. Поднимаю трубку телефона. Пытаюсь дозвониться до такси. Глухо, как в танке. Ну, что мне мешало вчера вызвать «волгу» из гаража МВД, к которому мы прикреплены? Звонок в гараж. Длинные гудки. Шансы поймать на улице частника, в это время – минимальны. Хватаем чемоданы, бежим поскальзываясь, к метро. Оно, уже открыто. Доезжаем до Речного вокзала. От него, ходит автобус к Шереметьево, но... его, тоже, нет. Полчаса стоим, час. Вот так, рушатся наполеоновские планы. Рим, Нью-Йорк, «держи ты под пятой – удел конечен твой».

Спасение приходит в виде огромного крана, на базе КРАЗа, который останавливается в ответ на мою поднятую руку.

– Куда? – из окна выглядывает водитель.

– Шереметьево.

– Десятка.

Червонец, так черовнец, выбирать не приходится. Я неловко обнимаю деда, целую плачущую мать, закидываю чемодан и сам, с трудом втискиваюсь в кабину. Машу рукой. Мама уткнулась в полушубок деда. Сердце щемит.

По пути выясняется, что КРАЗ едет на стройку, к терминалу Шереметьево 2, который, должен быть сдан через год, к Олимпиаде. Водитель ругает начальство, план, повсеместное воровство стройматериалов... Проезжая окружную, машет рукой гаишнику

– Знакомый?

– Вчера, документы проверял. Облава за облавой. Говорят, грузины бузят в Москве, какого-то министра убили. А гоняют нас. Был я, в этой Грузии, работал на строительстве Энгурской гидроэлектростанции. Слышал?

Я мотаю головой.

– И чего им не живется спокойно? Все, для них. Академия наук? Пожалуйста. Промышленность? Застроили всю республику. Кино? На. А, как не придешь на рынок – одни грузины с азерами. Мандарины по 5 рублей кило, апельсины – шесть, цветы бабе купить – десятку, за букет роз готовь. И куда, только, ОБХСС смотрит?

На этой оптимистичной ноте, водила высаживает меня у Шереметьево и, не прощаясь, уезжает. Когда перекладывая чемодан, из руки в руку, я появляюсь у табло вылета, ко мне кидается вся группа. Вижу встревоженные лица Клаймича, Веры, Лады, Татьяны Геннадьевны. Меня окружают ребята-охранники и музыканты. Пытаюсь сосчитать, все ли на месте, но меня в сторону отводят Леха с Альдоной.

– Чего опаздываешь? – прибалтка смотрит на меня замораживающим взглядом

– Мне приятно, что ты за меня переживаешь – я снимаю плащ и перекидываю его через руку. Как же я в нем намерзся, пока ждали автобуса, но не ехать же в Италию, в советском пальто или шубе! Красота от Шпильмана – требует жертв.

– Это, Борис – Леха мрачен и угрюм. Глаза красные, не выспавшиеся. Всю ночь, дежурили по пустырям – Авиамоторная, у гаражей.

Ищу взглядом Бориса. Чернявый, подвижный парень, с модной длинной прической. Стоит, шутит с другими музыкантами. Вокруг кофры с инструментами, чемоданы. Внутри, сжимается спираль ярости.

– Григорий Давыдович – на мой рык все оборачиваются, вижу округлившиеся глаза Веры.

– Да, Виктор – подскакивает ко мне Клаймич.

– Паспорта, пожалуйста.

Директор суетливо передает пачку документов. Нас, постепенно окружает вся группа. Тревожное молчание, разбавляется объявлениями о начале регистрации, посадки на тот или иной рейс. Отыскиваю паспорт Бориса. Оказывается, он Либерман. 1951-го года рождения.

– Ты, уволен – протягиваю побледневшему Борису красную книжечку, с серпом и молотом.

Он автоматически берет ее, начинает крутить в руках. Все смотрят на него. Никто, ничего не понимает.

– Кому стучал? Кузнецову? – я отыскиваю в пачке билет Либермана и рву его – За тридцать серебряников?

– Что здесь происходит?! – на ловца и зверь бежит. Сквозь толпу, протискивается подполковник. Темный костюм, синий галстук, белоснежная рубашка – Кузнецов выглядит, очень стильно

– Это все ты, гад! – Либерман бросает в гэбэшника свой паспорт и пытается дотянуться до мужчины. Леха, успевает схватить парня за шкирку, а Кузнецов ловко заламывает тому руку.

– Ублюдок! Палач – брызгая слюной, продолжает кричать на весь аэропорт музыкант – Ты обещал! Клялся, что никто не узнает!

Народ раздается назад, Либермана валят на пол. Наши охранники не знают, что делать. То ли помогать Кузнецову, то ли спасать музыканта.

Объявляют регистрацию, на наш рейс. Я отдаю документы Клаймичу и машу всем рукой – Идем на таможенный досмотр! Леха, не отставай! Григорий Давыдович, раздайте группе документы.

Ко мне подходит Вера. В глазах – ужас, пополам с обожанием. Протягивает лист бумаги.

– Я заполнила на тебя декларацию. Распишись.

Иду к круглому столу, похожему на тех, что стоят в барах и пивных. Беру ручку, читаю. Фамилия, имя, отчество, гражданство, в какую страну следуете – все заполнено красивым, ровным почерком Веры. Аккуратные крестики, напротив вопросов про оружие и боеприпасы, наркотики и приспособления, для их употребления, предметы старины и искусства, золото-бриллианты и зарубежную валюту. Все правильно. Валюту на всю группу везет Клаймич. У него, специальное разрешение Министерства финансов СССР. Расписываюсь.

Вялый таможенник в форме, похожей на железнодорожную, смотри сквозь нас:

– Откуда?

– Спецгруппа – Клаймич подает разрешение

Таможенник, равнодушно штампует декларации и вот, после быстрой регистрации билетов, я, уже на паспортном контроле. Сержант в прозрачной будке, разглядывает мой синий паспорт. Впервые в СССР, по личной команде Щелокова, подростку выдали служебный "загран". Умом понимаю, что если решили бы не выпустить, а уж, тем более, арестовать – приняли бы в зале вылета. Но, сердечко бьется.

– В какую страну следуете? – спрашивает сержант.

– В Италию.

– Цель поездки?

– Участие в международном фестивале.

– Проходите! – сержант просунул паспорт в щель, между краем стекла и полированной полочкой, нажал кнопку. Раздался щелчок, и, толкнув маленький никелированный шлагбаум, я оказался за границей. Вытираю пот со лба, перевожу дух. Меня встречают яркие витрины магазина "Березка". В "стерильной" зоне пусто и торжественно. Немногие вылетающие, одетые в импортный дефицит, с дорогими, кожаными дипломатами, вежливо раскланиваются друг с другом. Оно и ясно – особая "каста" выезжающих. Состоят в дружеских, а зачастую и в родственных отношениях. Именно тут, особо остро чувствуешь, насколько элита оторвалась от простого народа и живет в своей, параллельной реальности. Которая, уже через 12 лет, вдребезги разлетится на куски. Вместе со страной.

Вижу, по-овечьи сбившуюся вокруг ручной клади, нашу группу. Сотрудники студии встревожены, шушукаются, обсуждая инцидент с Либерманом. Надо срочно, их отвлечь.

– Так! Кого, уже замучила ностальгия? Поднимите руки – робкие смешки. Особенно, радует улыбка Веры и... Лады. Да, что со мной не так? "Если б я, был султан и имел трех жен?"

Внезапно, кто-то, пытается меня сзади схватить за плечо. Я мгновенно приседаю и бью с разворота левым крюком, в область печени. Блок локтем, "двойка" в голову, уход, ответный удар, нырок, клинч. У меня в "объятиях" – Кузнецов! Он, физически сильнее, пытается провести боковую подножку. Почти, получается. Спасают охранники. Ребята бросаются к нам, растаскивают в стороны.

– Кем, ты себя вообразил?! – рычит подполковник, обрывая надорванный рукав – Я, сейчас, задержу вылет рейса. Мальчишка!

Нас отпускают и я спокойно подхожу к гэбэшнику. Наклоняюсь к его уху – Задержишь рейс – позвоню Брежневу.

Понты, конечно, но может сработать. Смотрим друг другу в глаза. Чистая биология. Альфа-самец + альфа-самец. Тот, кто первым опустит взгляд – проиграл. Увы, победитель не выявлен. Между нами, влезает "Мамонт". Обнимает меня, уводит прочь. Идем в "Берёзку". Магазины Duty Free в СССР, появятся, только через несколько лет, так что выбор не велик – все те же матрешки, платки, расписные самовары. Никакого алкоголя. А я бы, сейчас, выпил. Чисто, в медицинских целях. Организм 15-ти летнего подростка, не предназначен к таким нагрузкам. Алкоголь, конечно, тоже не полезен, но тут, приходится выбирать. Либо психика, либо печень.

Объявляют посадку на рейс. А я стою, прислонившись к витрине. 11 месяцев пробивания лбом стен. Голова гудит, на лбу "шишки". Только за сегодня, две драки, одна из которых, с моим участием. И, слишком много, "действующих лиц". Реакцию, все труднее просчитывать, велик шанс ошибиться. Возможно, стоило оставить в штате стукача. Сделать из него "двойного агента", сливать дезу... Контролировать Кузнецова, а через него Цвигуна. А если бы, он сбежал? Так, ведь и другие могут. Что делать, не ясно. Остается, только одно. Делай, что должно и пусть будет, что будет. Марк Аврелий.

– Вить, нам пора! – Леха кладет мне руку на плечо и тихонько выдавливает из "Березки".

Еще в "той" жизни, я любил сидеть у окошка. Смотреть, как самолет выруливает на взлетно-посадочную полосу, отрывается от земли и взмывает вверх. Внизу мелькают заснеженные деревья, нитки дорог, маленькие коробочки частных домов. Рядом со мной, сидит Вера, а еще ближе к проходу – Леха. Впереди – Клаймич, Альдона и Лада. Хмурый Кузнецов, расположился позади. Он умудрился, где-то переодеться и уже, что-то пишет на откидном столике. Наверное, рапорт. Моя папочка в КГБ станет, еще толще. Плевать. Закрываю глаза. Надо поспать.

Кто-то гладит меня по щеке, я улыбаюсь.

– Витя! – это Вера, так меня чудесно будит. Просыпаюсь. Стюардессы начинают разносить напитки. На выбор минералка, лимонад и вино. Все, кроме меня берут вино. Потом, в проходе появляется большой, железный ящик на колесах, в котором, как противни в духовке, сидят подносы с едой. Кормят в Аэрофлоте, очень хорошо. Салат, жаркое с рисом, порция черной икры с долькой лимона. На сладкое – шоколадный кекс. Напряжение, наконец, отпускает группу. Музыканты смеются, Коля Завадский в соседнем ряду, даже, мурлыкает, какую-то застольную песенку. Роберт, пытается ему подпевать. Альдона обсуждает с Клаймичем, что купить в Риме. Итальянская обувь – вне конкуренции. Особенно женская.

Многие мужчины, не понимают зацикленности дам на туфлях. Приходишь домой после работы. Уставший. А твоя вторая половина купила энную пару туфель. Да, еще за такие деньги, что нужно месяц вкалывать дополнительно. Но в этом, есть большой, скрытый от мужчин смысл. Правильно подобранные туфли на каблуке – меняют профиль женщины. Ягодицы поджимаются, бедра визуально, кажутся больше. При, той же талии. У окружающих самцов, сильнее текут слюни. Что, собственно, и требовалось. Отличная манипуляция мужскими инстинктами.

Самолет делает крен. Загораются лампочки "пристегните ремни". Мы заходим на посадку.

Рим нас встречает низкой облачностью и дождем со снегом. Иллюминатор, покрыт каплями воды – ничего не видно. Когда самолет толкнулся колесами об землю, иностранцы, летевшие с нами, зааплодировали.

– Любят итальянцы, жизнь – прокомментировал впереди Клаймич.

– А, мы? – наморщила лобик Вера.

– Мы любим, борьбу за жизнь! – пошутил я. Окружающие засмеялись. Спиной чувствую, как Кузнецов делает отметку в моем личном деле – "вел разговоры с "душком". Ну и черт, с ним.

Аэропорт Рима, производит сильное впечатление. Никелированные урны, движущиеся дорожки, итальянские полицейские, в модных беретах, с автоматами. Много ярко одетых детишек, которым родители позволяют абсолютно все. Быстро проходим паспортный контроль. Наш багаж, уже крутится на транспортной ленте. Кофры с музыкальными инструментами, аккуратные итальянцы привезли на специальных тележках. Разбираем чемоданы, выходим в зал прилета. Меня ослепляют вспышки фотоаппаратов. К нам бросаются десятки журналистов, я вижу несколько съемочных групп. Вот это, прием! Все громко кричат и никого не слышно. Оглядываюсь.

Девушки, выполняя мою задумку, выстраиваются в линию, позади меня. В своих брючных костюмах "на голое тело", они выглядят сногсшибающе. На мне – темные джинсы, черная водолазка, под стильным, клубным пиджаком. Верхнюю одежду с багажом, несут охранники. Непорядок, конечно, но выбирать не приходится.

Журналисты, продолжают галдеть и совать микрофоны в лицо. Лехе, даже, приходится отодвинуть самых ретивых. Постепенно, начинаю понимать быструю, разговорную речь итальянцев. Тщательно выговаривая слова, делаю короткое заявление. Мы, очень рады быть на гостеприимной, итальянской земле. Приложим все силы, чтобы достойно выступить на концерте иностранных исполнителей в Сан-Ремо. Итальянская публика, будет довольна. Совсем скоро, советская музыка, покорит сердца миллионов европейцев.

Протискиваемся ко входу. Там, нас встречает атташе по культуре советского посольства – Дмитрий Иванович Гришунин. Породистое лицо, короткая стрижка, двубортный костюм, а-ля Громыко. Классический дипломат, которых, сейчас, массово штампует МИМО. То самое МИМО, с ударением на первый слог (обычный абитуриент в пролете), куда мне предлагал поступать Щёлоков.

– Добро пожаловать – жмем руки – У нас тут, все кувырком, настоящий бедлам.

Я, артистично заламываю бровь. Надо сразу, поставить Гришунина на место. Эти мимошники – просто внешнеполитическая обслуга, не более.

– На выходе – толпа, кричат, что-то – атташе вытирает платком вспотевшие руки – И, еще вот, что... Вы выступаете, не только в заключительном воскресном концерте иностранных исполнителей, но так же, как приглашенный гость 12-го и 13-го января.

Дипломат смотрит на меня, выжидающе. Как я, отреагирую на эту подставу. Ведь, предполагалось, всего одно наше выступление. Все уже согласовано на самом верху, в Министерстве культуры, в ЦК.

Но я то, как раз ждал этого! Перед отлетом, внимательно изучил всю доступную информацию по фестивалю в Сан-Ремо. Мероприятие длится четыре дня. Три дня – конкурс исполнителей, в ходе которого сложно устроенное жюри (представители радио, телевидения) выбирают победителя. В конкурсе, могут участвовать, только итальянцы с национальными песнями. Допускаются гости фестиваля, которые не участвуют в голосовании, но "оживляют" мероприятие. Похоже, чья-то толстая, волосатая рука, ранее носившая мой "Ролекс", пропихнула нас на пятницу и субботу.

Еще один вечер, выделен под иностранных певцов, которые просто вишенка на торте. В воскресенье, нам придется конкурировать за симпатии зрителей с "Бони М", Демисом Руссосом, Кейт Буш, Тиной Тёрнер и еще, полудюжиной малоизвестных групп. Хэдлайнером концерта станет Тина, которая пробьет натуральное дно, да так, что сами итальянцы серьезно задумаются, приглашать ли певицу, еще раз (больше не пригласят). Вульгарное платье, ужасная песня, кривляние на сцене. И тем сильнее будет, ее последующий триумф. В 1984 году, Тёрнер совершила то, что позже станет называться "изумительным возвращением в истории рок-музыки". Выйдет ее сингл "What's Love Got to Do With It?" в США, для поддержки будущего альбома. Но только одиннадцать радиостанций, включат сингл в свои плей-листы. Новые менеджеры Тёрнер надавят на лейбл (взять на заметку) и, уже, две недели спустя, после релиза, песня, оказалась более, чем на ста радиостанциях. В конечном счёте, сингл стал всемирным хитом, достигнув в сентябре первой позиции в Billboard Hot 100 и став, тем самым, официально первым и, на сегодняшний день, единственным американским хитом номер один Тины Тёрнер. Песня, помимо этого, также, попала в первые десятки чартов разных европейских стран.

Пример Тины Тёрнер, учит двум вещам. Первое правило – банальное. Никогда, не сдавайся, цепляйся за любую возможность. И дополнительные два дня выступлений в Сан-Ремо – это отличный способ увеличить популярность – мою и ансамбля. Второе правило. Попал в ротацию – попал в рай. Канала MTV еще нет, рулят радиостанции и музыкальные магазины. Тебя ставят в эфир и твои пластинки, выложены на лучших местах, на прилавках? Ты звезда.

– Справимся – я равнодушно пожимаю плечами и выхожу через раздвижные двери под моросящий дождь. Успеваю накинуть плащ, подмигнуть Вере, как на нас накатывает итальянское цунами. Карабинеры, тщетно пытаются сдержать две толпы. Одна – представлена фанатами "Красных звезд". Красные флаги, приветственные выкрики на ломаном русском. И, даже, большая фотография меня любимого, в руках красивой, визжащей девчонки. Качество, так себе. Переснято с телевизора? Вторая толпа – агрессивные мужчины лет тридцати-сорока, во всем черном. Они, тоже, что-то кричат, размахивают стягами с серпом и молотом, выкинутым в помойное ведро, перечеркнутыми лицами Ленина. Ясно, итальянские фашисты. Муссолини мертв, но дело его живо.

Полицейские выстраиваются в живой коридор и мы идем по нему к арендованному автобусу. Слева и справа усиливаются крики. Из "черной" толпы, сначала летят банки с бутылками (я вижу как Клаймич зажимает рассеченный лоб), а затем фашисты прорывают оцепление и бросаются к нам. И тут, в дело вступают наши "тяжи". Они бросают чемоданы и врубаются в агрессивную толпу, раскидывая субтильных итальяшек направо и налево. Рев, мат, крики. Впереди охранников... Альдона! Ее ноги мелькают, как лопасти пропеллера. Вжих, хрясь, уноси готовенького.

– Аля! Назад! – я с ужасом представляю, как какой-нибудь фашик, насаживает ее на нож или заточку.

Девушка слушается и уходит под защиту охранников. На ее место, выходит Кузнецов. Есть, все-таки, польза от гэбэшника. Полиция подтягивает новые силы и несколькими клиньями разбивает агрессивную толпу. Фашисты, под трели свистков, начинают разбегаться. Подобрав багаж, мы переступая через скрюченные тела, уже спокойно подходим к автобусу. Девчонок – Ладу и Веру – трясет. Бледные лица, слезы в глазах. Альдона же, счастлива! Искренняя, просто солнечная улыбка. Первый раз, такую вижу. Дорвалась! Роберт с Завадским, пытаются перевязать Клаймича. Вокруг суетятся Татьяна Геннадиевна и Львова. Блин, а я ей так расписывал прелести загранки... Если бы бутылка, прилетела не директору и не в лоб, а ей и в висок... .. двое маленьких детей... Меня, тоже, начинает потряхивать. Судьбы мира менять собрался? В глаза сиротам сначала, научись смотреть.

Даю команду музыкантам грузиться в автобус. Подходит аэропортовский врач, осматривает лоб Клаймича. Бутылка прошла вскользь, просто рассечение. Кровавит не сильно и бинт с перекисью спасают ситуацию. Григорий Давыдович, становится похож на муллу в чалме. Наконец, парковка окончательно очищена – похватали и фашистов с фанатами "Звезд" – мы отправляемся в Рим.

Гришунин едет с нами – я даже не заметил, как он проскочил драку и залез в автобус. Выступает гидом. Рим – центр античной цивилизации. Колизей, Пантеон, Пьяцца дель Пополо, Фонтан Треви... Стоим в нескольких пробках. Экспрессивные итальянцы гудят, переругиваются, высунувшись из своих малолитражных автомобилей. В Риме, всего много – людей, машин, витрин, памятников, деревьев...

– Ой, Собор Святого Петра – Вера вытягивает руку и показывает в сторону огромного храма. Проезжаем мимо Ватикана.

– Нет, это его макет, в натуральную величину – совершенно серьезно отвечаю я – Сам Собор, храниться в Национальном музее Рима.

Вера смотрит на меня непонимающе, потом прыскает от смеха, толкает рукой в бок. Музыканты вокруг, тоже, смеются. Напряжение спадает, улыбается, даже, травмированный Клаймич. Мы приезжаем к отелю. Это сетевой "Хилтон". Сложив инструменты и вещи в общую кучу, мы стоим посредине гостиничного холла. Пожилой портье, статью напоминающий своим видом члена Политбюро, записывает номера наших паспортов. Нам выдают несколько ключей с брелоками, в форме больших деревянных шаров.

Клаймич извлекает из кейса утвержденный, еще в Москве список и, объявляет, кто с кем поселяется. Расклад такой:

– Альдона и Лада.

– Львова и Татьяна Геннадиевна.

– Завадский с Робертом.

– Я с Лехой.

У Клаймича с Верой, отдельные номера. На этом, настоял я. Похоже, что и у Кузнецова, тоже, сингл. Григорий Давыдович, быстро распределяет охранников и музыкантов, после чего, мы идем к лифту.

Нам с "Мамонтом", досталась миленькая комнатка, с видом во внутренний дворик, замечательной ванной, телевизором и двумя кроватями. Развешиваем одежду, умываемся. Леха, первый раз в жизни видит биде – шутит, "как бы не перепутать его с унитазом".

Приходим в номер к Клаймичу, на планерку. Там, уже сотрудники, получают командировочные и расписываются в ведомости. Всего, советское государство, расщедрилось по триста долларов на нос – это, около двухсот пятидесяти тысяч лир. С учетом того, что государство оплачивает отель и питание – вполне нормально. Интересуюсь состоянием здоровья директора. Сотрясения нет, выглядит бодро. Мы начинаем обсуждать детали выступления на фестивале, как у Клаймича звонит телефон. Он поднимает трубку и передает ее мне.

– Сеньор Селезнев? – раздается голос портье – Сеньор Кальви, прислал за вами лимузин. Он ожидает у входа

Вот это, сюрприз. Что же делать? Вопрос ехать или не ехать, не стоит... Надо ехать. А вот сообщать Кузнецову, я ничего не буду. Перебьется. Я захожу в номер, переодеваюсь. Всем своим видом, каждую минуту, я должен слать итальянцам яркие сигналы. Жители Апеннин, вообще любят все яркое. И, у меня есть, чем их поразить.

На выходе стоит шикарный, белый Stutz Royale. Роскошный лимузин, на базе Cadillac DeVille. Насколько я помнил, их было сделано, всего несколько штук и все они, разошлись по королевским семьям Европы. Хорошо живет Кальви. Я читал в айфоне, что мафиози находится под следствием, за незаконный вывод огромных сумм из страны. Но, похоже, что роскошной жизни это совсем не мешает. Услужливый водитель открывает дверь, сажусь.

Колесим по городу, около получаса. Я быстро теряю ориентировку, потом понимаю, что мы, уже, где-то в предместьях. Вокруг апельсиновые деревья, голые виноградники. По-прежнему, моросит мелкий дождь. Температура, около, пяти градусов. Через витые ворота, въезжаем на территорию богатого поместья. Лимузин останавливается у входа, перед большим домом с колоннами. На крыльце под крышей, стоят охранники. За плечами у них висят автоматы, один держит на поводке овчарку в наморднике.

Специальный дворецкий (в ливрее!) проводит со всем почтением меня в дом. Мрамор, картины, огромные люстры. В центре холла стоят двое. Коренастый лысоватый дядька "под шестьдесят", со щеточкой ухоженных усов – мой благодетель-фашист. И девушка лет двадцати пяти с роскошной гривой черных волос, тонкими чертами лица, голубыми глазами. Образ дополняет точеная фигурка, потрясающие ноги, открытые миру красной мини-юбкой. Кальви гостеприимно улыбается, пожимает руку. Представляет девушку. Это его дочь Анна. С ней, мы целуемся в щеку. Хм... какой приятный запах. У меня, кружится голова... Кальви, тем временим, рассказывает про своего сына, который живёт в Канаде. Пропускаю мимо ушей. Мой взгляд, ласкает фигуру Анны.

Мы проходим в гостиную, рассаживаемся вокруг камина. Аккуратно перевожу разговор на дочку. Работает филологом, в Английском университете. Не замужем. Помогает отцу с культурными проектами, в том числе с фестивалем в Сан-Ремо, где Кальви – крупный спонсор. Нам подают прохладительные напитки, небольшие канапе на подносе. Эй! А, где знаменитая итальянская кухня, с пиццами и ризоттами? Я же, голоден!

Первая новость. Кальви настоял на изменениях правил конкурса в Сан-Ремо. Теперь, в основные дни, допускаются участники не итальянцы, но с песнями на национальном языке. Сам фестиваль, переехал из казино в кинотеатр "Аристон", организаторы опасаются падения популярности, поэтому моему "фашисту", легко пошли навстречу. Мы участвуем в конкурсе! Шикарный подарок. Вторая новость – мы едем на телевидение! Прямо, сейчас. Телеканал РАИ приглашает меня и сеньора Кальви в передачу "Вечерний гость". Анна, посматривает на меня с интересом. Итальянский язык у меня чистый (спасибо переводчице-синхронистке из МИДа), но как я поведу себя во время прямого эфира?

Я, поведу себя шокирующе! Итальянцы, а еще лучше, европейцы, должны меня хорошенько запомнить. Пока, нас гримируют, ничего не предвещает скандала. Но, как только помощники режиссера, выводят меня и Кальви в студию, я снимаю свой пиджак. Под ним майка с принтом. Красный Ленин, крупно на белом фоне. Спереди и сзади. Узнаваемый образ – борода клинышком, усы, кепка, дополнены протянутой рукой с опущенным, большим пальцем. Древнеримский "дизлайк", приказ добить гладиатора. Так как, никакой технологии нанесения принтов в Союзе нет, Львова, просто, вышила Владимира Ильича красными нитками. Ведущий, молодой стройный мужчина – Фабио Фацио – открывает рот, пытается что-то сказать, но не может. Рядом, раздается стон режиссерши. Уже идет обратный отсчет эфира, что-либо, поменять нельзя. Кальви откровенно потешается. Показывает мне большой палец. Поднятый вверх. Смеемся.

– Бонжорно сеньоры и сеньориты – берет себя в руки Фабио – Сегодня, у нас в студии известный филантроп, банкир Роберто Кальви. И, новая звезда на небосклоне итальянской эстрады, советский певец – Виктор Селезнев. Добро пожаловать!

Мы киваем, благодарим за приглашение. В эфир, дают врезку фрагмента песни "Феличита", после чего, ведущий спрашивает Кальви, не ему ли обязаны итальянцы новым хитом – ведь, именно он нашел Селезнева в Союзе. Банкир, с усмешкой пересказывает историю нашего знакомства. Когда дело доходит до драки с преступниками, Фацио оживляется, достает газету "Нью-Йорк Таймс". На ней, моя фотография из "Арагви". И заголовок: "Певец-хулиган. Музыка из Советского Союза, завоевывает мир". На фото, я крушу челюсти грузинам. Саттер, сука!

– Виктор – ведущий тыкает в газету – Вы, певец или боксер?

– Я, чемпион СССР по боксу среди юниоров – пожимаю плечами – Родился в семье военного, привык защищать свою жизнь и жизнь близких мне людей.

– Кулаками?

– Кулаками, зубами, автоматом Калашникова.

Ведущий задумчиво смотрит на принт с Лениным. Да, ты все правильно понял. Именно про вас Хрущев кричал с трибуны ООН: "Мы вас похороним". Готовьтесь, гробовщик уже приехал на обмер. Понять объем работы. А теперь, усилим.

– Вы знаете, что наша страна выстояла в двух мировых войнах. Фашисты дошли до Москвы, убили двадцать миллионов советских граждан. Капиталисты во всем мире спят и видят, как бы уничтожить, первое в мире, государство коммунистов. Растоптать и смешать с грязью нашу мечту. С Гитлером и Муссолини не получилось, но попытки продолжаются.

Ага, получили? Забыли, чем дуче у вас тут занимался? Так я, напомню, мне не трудно.

– И какую же мечту, хотят втоптать в грязь капиталисты? – усмехается ведущий – Вот, рядом с вами, сидит банкир. Миллионер. Скажите ему в лицо

Я поворачиваюсь к Кальви. Он напряжен.

– Мечту о справедливости! Она есть у всех, даже у Вас, Роберто. Сеньор Кальви, я знаю, что вы, сейчас, находитесь под следствием. Заморские хозяева, руками местных итальянских прислужников, уничтожают ваш банк "Ambrosiano", хотят покончить и с вами, лично. Под угрозой, Ваша семья. И на все, Ваши огромные капиталы, Вы не можете купить справедливости и безопасности.

Проняло. Ведущий побледнел, смотрит на режиссершу – не пора ли останавливать эфир? Банкир, наоборот, покраснел, набычился. Дурачок, я тебе такой подарок делаю, миллионы итальянцев нас смотрят, подхватывай тему. Ты, хоть и фашист, но жить то хочешь. Соображай быстрее, иначе твое тело, через три года найдут повешенным, под Мостом доминиканцев в Лондоне. Гипнотизирую его взглядом. Публичность – твоя единственная защита, от могущественных врагов. Вроде, сообразил.

– Да, Виктор, все так. Наш банк и я лично, отказались проводить тайные финансовые операции ЦРУ. Теперь, моя жизнь под угрозой.

– Какие операции? – я усилил нажим.

– Финансирование антикоммунистического восстания в Польше.

Вот это, бомба! Ведущий пучит глаза, режиссерша, машет кому-то, руками. Сейчас, нас выкинут из эфира и пустят "Лебединое озеро".

До появления польской "Солидарности", еще год, но система под нее выстраивается, уже сейчас. Штатовские боссы, итальянские банкиры, католические священники, которые столь популярны, среди простых поляков. Простая и эффективная цепочка. Фитиль в Польше, уже подожжен и Варшавский блок, не может позволить себе еще одно "Пражское восстание". Даже, если его подавить (а так и произойдет) – вред будет огромен. СССР, уже прошляпил появление на святом престоле Ватикана поляка и антикоммуниста Войтылу. Запустили ситуацию с польской экономикой (рост цен, крупные западные кредиты, которые нечем отдавать). Еще год и в Гданьске начнутся забастовки, столкновения с милицией. Протест, перекинется на всю Польшу.

Теперь, мне приходится исправлять косяки Политбюро. Что-то поправить, невозможно (экономику), но запалить цепочку ЦРУ-Италия-Ватикан-Польша – еще не поздно.

Нас, наконец, выкидывают из эфира. Гаснут юпитеры, осветители держат под руки рыдающую режиссершу. Ее и Фацио карьера закончилась. Ведущий сидит, закрыв лицо руками. Кальви пожимает плечами, встает, но тут же цепляет ногой провод от микрофона. Тот падает со стола. Никто из телеперсонала не решается подойти и помочь. Это, приходится сделать мне.