Текст книги "Специальный агент преисподней"

Автор книги: Алексей Зубко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 33

Княжеские капризы

Слухи о моей смерти несколько преувеличены.

Кощей Бессмертный

Цок-цок. Выйдя на крыльцо, я окинул хозяйским взором раскинувшееся пред моими очами поместье. Свадебный подарок от Владимира Красное Солнышко. Географическое месторасположение подарка этого (как выразился Добрыня – у черта на куличках), как мне кажется, обусловлено событиями, происшедшими во время нашего знакомства с владыкой.

А ведь какие радужные перспективы виделись вначале!

Благополучно выбравшись из портала, мы оказались в храме, где в это самое время отец Дормидонт Ополи-нариевич служил службу, на которой присутствовали Владимир – князь стольнокиевский, его сестра Апрак-сия и племянница Забава Путятична.

– Ой, какая лошадка! – всплеснула руками круглолицая девица, если верить имени, то очень и очень богатая на выдумку.– Я себе такую хочу.

– А ну не тронь его! – в один голос проговорили мои подруги, преграждая ей путь.

Дон Кихот, поскользнувшись на гладком камне в стремительном рывке к княгине, падающей в обморок (возможно, вызванный нашим неожиданным появлением), с грохотом растянулся рядом.

– Гав! – неуверенно заявил Пушок, растерявшись от стремительной смены декораций.

Осторожнее.– Добрыня поспешил на помощь незадачливому идальго и княгине Апраксин.

Ангел-истребитель Эй улыбнулся и исчез.

Отец Дормидонт опустился на колени перед образом распятого Христа и возблагодарил Всевышнего, в своей извечной доброте ниспославшего нам победу над Врагом рода человеческого.

– Владимир, князь, холост,– мужественно нахмурив лоб, представился тот, который в народе слывет Красным Солнышком. Обращаясь исключительно к Ливии. И сообщил: – Меня там карета во дворе ждет.

Мне он сразу не понравился. Узколобый, длинные засаленные волосики а-ля хиппи и быстро бегающие черные глазенки, словно у нашкодившей шавки.

– Пошли.– Его рука потянулась к локотку моего любимого ангелочка.– У меня в палатах кровать с шелковыми простынями.

Зря он это затеял.

Ливия не успела отреагировать, что спасло его физиономию. Зато успел я, уперев рог в княжий подбородок, от чего его острый кадык нервно скользнул вниз по тощей шее, и исподлобья с гневом уставившись ему в глаза.

– Уберите это грязное животное! -отпрыгнув, истошно завопил Красное Солнышко.

Вот теперь Ливия успела первой. И щека князя расцвела отпечатком пятерни.

– Он не грязный! Он будущий отец моих детей.

– Такие махонькие длинноногие жеребчики будут,– всплеснула руками Леля.

Набежавшие стражники бесцеремонно скр›гили нас, ибо после героического бегства от самого Сатаны желания устраивать небольшое свержение князя с трона у нас не было. Да и переписывать все учебники и труды по истории Очень хлопотно. Пускай живет. Были правители и хуже – и будут…

– Прекратите! – потрясая крестом, гневно возвысил голос отец Дормидонт. Многократно усиленный сводами храма, он приобрел неземную мощь.

Нас вытолкали из храма и заперли в городской темнице.

– Я от бабушки ушел,– пропел я, меряя шагами камеру из угла в угол. Для остальных это выглядело не очень мелодичным ржанием.– Я от Сатаны ушел и от тебя, князюшка, уйду!

– Ты такой большой,– промурлыкала на ухо ангел, вытянувшись на моей спине и зарывшись носом в густой гриве.

– Фррруу,– в знак согласия фыркнул я.

– Нехорошо получилось.– Добрыня Никитич ухватил руками за решетку и напрягся.

Застонало железо, но устояло.

– Девочки, мне пора,– сказала Леля, обнявшись поочередно с подругами и одарив напоследок меня братским поцелуем в нос– Не скучайте. И растворилась, оставив после себя аромат свежих полевых цветов. Ромашек разных, лютиков… -Тяв!

– Извини-извини.– Высунувшись по пояс из воздуха, она потрепала Пушка за ухом и повторно исчезла.

Спустя сорок минут (в обличье животного, вдобавок не простого, а мифического, я наделен этаким сверхточным внутренним хронометром) раздался грохот слишком быстро раскрытой двери. Отскочив от каменной кладки, она загромыхала по ступенькам. Судя по крикам стражников, дверь двигалась не намного медленнее, чем они.

Вот так, все скопом, они и появились.

Первыми показались тюремщики, восседая на подпрыгивающей дверной створке и отталкиваясь древками пик от стен, словно команда бобслеистов, впервые в жизни сменившая сани-боб на байдарку и решившая сплавиться по горной речке. Непреодолимым Рубиконом для них стали толстые прутья решетки, символизирующей отсутствие у нас свободы перемещения.

Мы проворно отскочили в глубь камеры, позволив суммарному весу железной плиты и тройки откормленных стражей, движущемуся с постоянным ускорением, побороться за наши права.

Вслед за ними вошли два бородатых мужика усиленной конструкции. Косая сажень в плечах. Там, где трио тюремщиков находило место для маневра, они двигались гуськом, то и дело задевая плечами за стены, от чего с последних сыпались комья грязного мха и кусочки растрескавшегося от времени раствора. При этом они пригибались каждые два метра – именно на таком расстоянии тянулись потолочные балки, количеством скопившегося на них мусора заставлявшие считаться с собой. Откопаться-то откопаешься, но отмываться придется месяц.

– Эх, Лексей-Лексей, вечно все с наскока решить норовишь,– укоризненно произнес тот, что постарше. Седые волосы космами падают на посеченное шрамами лицо, стараясь скрыть от посторонних затаившуюся в глубине глаз печаль.– Сперва поговорить нужно было…

– И что сказать? – поинтересовался молодой да скорый.– Тук-тук?

– Здоровья пожелать.

– А! Это можно,– согласился он.– Эй, служивые, здоровеньки были.

Ответом ему послужил лишь стон.

– И ладно.– Лексей поправил русый чуб и не стал настаивать на соблюдении формальностей.

Я вопросительно фыркнул, переведя взгляд со стражников, укрывшихся в целях конспирации под металлической створкой, на изучающих дело своих рук богатырей. Уж этих-то я сразу узнаю, хотя и не по походке.

– Это братья мои названые,– угадав невысказанный мною вопрос, представил новоприбывших Добрыня Никитич.– Илюша Муромец из Карачарова, что под Муромом, и Алеша Попович из Ростова, что в по… э-э-э… да, точно! В позапрошлом году у хана Челом-об-пол-бея отбили.

– Девица нас рыжая прислала,– пояснил свое появление Муромец.– Говорит, неправедно богатырей русских в темницу бросили.

Покончив с процедурой обоюдостороннего знакомства, мы вышли из подземелья навстречу Свободе, радостно помахивающей транспарантами с цитатами из Конституции.

Напрасно я думал, что мы потихоньку забьемся в глушь и там пересидим княжий неправедный гнев. Ага, сейчас…

Былинные богатыри по кустам не прячутся. Особенно под теми, где кого-то перед этим прослабило. Они идут к князю искать справедливости.

По дороге мы заскочили в корчму с изображенным на вывеске конем и надписью «Три поросенка» и приняли для храбрости. Налили и мне…

А если вспомнить научно доказанную истину: «Капля никотина убивает лошадь», то представьте себе, на что способен литр плохо очищенного «зелена вина» местного производства.

Некоторые детали этого похода за справедливостью начали проясняться (со слов участников) через неделю после его окончания. Уже здесь, в моем имении, куда меня привезли на подводе, поскольку самостоятельно я мог двигаться лишь на двух ногах (моторные рефлексы), и то чисто гипотетически.

Вся процедура борьбы за права человека разделилась на два этапа. Первый – принятие стимулирующих мыслительную деятельность напитков. Второй – выдвижение ультиматума князю.

К хоромам местного удельного князя с плохо запоминающимся именем, у которого остановился по пути Владимир с родней, мы подошли в несколько увеличенном составе. Присоединились сознательные граждане из числа завсегдаев питейного заведения.

Сразу к князю Владимиру на прием ломиться не стали. Постояли под окошком, подождали. Выкрикивая время от времени призывы:

– Выходи, собака-князь, морду бить будем!

Бойкий трактирщик, опережая научно-технический

прогресс, навьючил всех трех своих официанток корзинами с выпивкой и последовал за борцами за права человека в нашем лице.

Наших рядов прибавилось. Как за счет горожан, так и стражников, которые пост у дверей не оставили, но от предложения выпить не отказались.

– Ик! – С трудом сохраняя равновесие, к Ламиире подошел тайный поклонник.– Потанцуем?

– Нет!

– Ууу, ты какая…

Илюша Муромец вздохнул, сжевал пучок петрушки и строевым шагом направился к княжим хоромам.

– Поберегись! – предупредил он, раздвинув стражников, и, взявшись за кольцо, постучал в дверь.– Ой!

Повертев в руках оторвавшееся кольцо, богатырь отдал его на хранение ближайшему караульному, а сам, прислонив дверь к стене, вошел внутрь.

Спустя пару минут окно на втором этаже поспешно раскрыли.

Когда звон стекла стих, а поднятая упавшим телом советника пыль осела, в проеме окна показалось лицо Владимира Красное Солнышко. Действительно красное от распирающей его злости.

Откашлявшись, он объявил:

– Повелеваю невиновных простить и наградить примерно. На то моя воля княжья.

Под восторженные крики он помахал рукой и исчез.

Народ, довольный торжеством справедливости, до утра гулял и славил князя, так и не дав ему ни на минуту сомкнуть глаза.

Едва рассвело, он велел запрягать коней и больше в эти края не наведывался.

Правду говорят, аль брешут, но с той поры на карте появился город с названием Херсон.

По Указу князя, переданному через Илью Муромца, мне пожаловали в вотчину поселение Горелуковое, девицу Ливию в жены (и не позднее чем первого числа того месяца, а это уже следующий понедельник) и звание богатыря, с припиской к собственной вотчине. «Кордонами которого мне надлежит ходить, дабы от врагов огородить и при надобности голову в битве сложить». С чем остановки не должно было случиться ввиду повышенной беспокойности степных соседей.

Наиболее неприятные минуты я пережил, когда попытался принять облик человека – безрезультатно. Обождал денек-другой, давая организму очиститься от бродящего по венам алкоголя. Протрезвел, но с обликом расстаться не смог – тот прилип, словно единственный данный от рождения. Знакомая Баба Яга внимательно осмотрела меня и, многозначительно хмыкнув, дала, словно не подлежащий обжалованию приговор, однозначный ответ: воздействовать на меня магией бесполезно – единороги нечувствительны к ней.

Вот и стою на пороге, а в горнице, примостившись у оконца, портной проворно дошивает мне свадебную попону. С бубенцами и золоченой уздечкой.

В женской половине заперлись мои подружки, лишь сенные девки шастают туда-сюда, да долетает смех. А мне не до смеху. И не беспричинно…

Во-первых, сегодня суббота, и приехавший вчера утром отец Дормидонт, усиленными темпами наведший в местной церквушке порядок, используя для этой цели приходского священника, ждет нас к десяти.

Во-вторых, в паре километров к северу расположилась ставка князя Владимира Красное Солнышко, решившего самолично поздравить молодоженов. Под его началом семь сотен конников и две с половиной тысячи пеших ратников (наверное, подарок больно тяжел, меньшим числом не донести). А это ставит под сомнение возможность пересмотра сроков выполнения его Указа.

В-третьих, Ливия прекрасна. Возможно, повторяюсь, но в тот миг сказать это ей я не мог – разве что фыркнуть…

А «в-четвертых» сейчас отражается в луже у крыльца. Нет, не свинья, она просто принимает грязевые ванны, а парнокопытное, лиши которое витого рога посреди лба – и его будет внешне не отличить от коня.

– Молодой человек, прошу вас на примерочку! – высунувшись в окно, позвал портной, при этом не забывая односторонне кривить лицо, удерживая бровью монокль.

Вздохнув, я вернулся в терем, осторожно ставя копыта и стараясь не размахивать хвостом.

– Да не крутитесь вы! – в сердцах воскликнул виртуоз иглы и нити, в очередной раз пытаясь пристроить на рог пестрый бант, который настойчиво сползает к переносице, сокращая кругозор.– Право, словно жеребец какой…

– Он такой,– прыснула, возникнув на пороге, Фрося.– Я ленточку принесла.

– Зачем? – удивился портной.

– Тетя Лами говорит -для гомро… геморо… горомоничности.– Справившись с труднопроизносимым словом, девчушка протянула сложенную по типу пресса «баксов» (была раньше такая мода – скатать и перехватить резинкой, а что в середину газетные листы подкладывали – так это для куражу, со стороны не увидишь) ленту шелковой ткани нежного зеленого цвета. И уточнила: – В хвост и в гриву.

Я лишь вздохнул – делайте что хотите. Просунувшийся в окно Дон Кихот бодро отрапортовал:

– Пора выходить. Невеста уже в храме.

– В каких условиях приходится трудиться! – всплеснул руками местный кутюрье.– Сплошная спешка…

– Пропустим все самое интересное,– испугалась Фрося, переводя взгляд с меня на приоткрытую дверь, сквозь которую доносится гомон гостей, разбавленный

редкими выкриками запарившихся поваров.

– Скоро вы там? – прокричал с улицы Добрыня Никитич, по случаю такого события сменивший будничную кольчугу на праздничную – новенькую и сияющую серебряным напылением.

Сбив хвостом на лету настойчивую муху, я вышел на крыльцо, вдохнул напоследок глоток свободного воздуха и направился к поджидающим меня у входа в церковь родственникам. При моем появлении они оживленно замахали руками – мол, скорей!

Лада, вся в белом, и вправду выглядит богиней любви и красоты, но в отличие от Ламииры, даже тех времен, когда ее звали Афродитой, ее облик более зрел и мягок, и веет от нее той по-славянски одухотворенной нежностью, от которой щемит сердце. По правую руку от нее, с ивовым прутиком в руках, сестрица Полеля. По левую– Дид, в чьи обязанности входит подброска дровишек в семейный очаг. Ну там пару страниц из камасутры на сон грядущий навеять, сушеных листьев дикорастущего эквивалента виагры в заварку натереть или еще с чем для укрепления семейных уз подсуетиться. Из-за их спин озорно подмигнула мне Дидилия и принялась задумчиво загибать пальцы: сперва на одной руке, затем на второй. Интересно, количество чего прикидывает древнеславян-ская покровительница материнства, поглядывая на мое движение, к семейной жизни?

Таинство обряда пускай так и остается таинством, поскольку на всем его протяжении меня занимала одна-единственная мысль, рожденная детской верой в чудеса.

Она поцелует меня, и чары спадут. Иначе зачем я ей такой? Для сельхозработ?

– … взять рабу божью Ливию в законные жены?

– Фр-фр! – согласно закивал я. От резких движений бантик слетел и, трепыхаясь, словно бабочка с поломанными крыльями, опустился на пол у моих ног.

– А вы… Зачем сразу кричать, да?… Можете поцеловать невесту,– наконец-то разрешил священник.

Закрыв глаза, я прикоснулся к ней губами и замер в ожидании грома и молнии… А в ответ тишина. Лишь тепло ее пряно пахнущих губ.

И тут вздох прокатился по храму.

Ливия, не отрывая губ, обхватила руками меня за шею и повисла на ней.

Я обнял ее и вздрогнул, осознав, что чудеса все же случаются. И не те, над которыми приходится втихомолку потеть джиннам или группе технического обеспечения, а самые настоящие.

– На все воля божья,– пророкотал отец Дормидонт.– И милость его безгранична. А вы это… прекратите наконец целоваться.

Недовольно скривился князь Владимир.

– Ты знала? – прошептал я на ухо любимой. Лишь легкая обида за то, что знала, но не сказала, промелькнула и тут же исчезла.

– Надеялась.

– Я тоже.

– Вот я и пленила тебя, мой единорог.

Пленить единорога может лишь… Медленно, со скрипом в моих порочных мозгах зародилась и созрела мысль о возможной причине чудесного воздействия на меня поцелуя Ливии. Не позднее, чем во время той, которая первая и брачная, я узнаю верность данного предположения.

Закутавшись в попону, я взял на руки деву-ангела и понес ее в светлицу.

ГЛАВА 34

Пир на весь мир закрытого типа

– Ты уже взрослый, и я должен сказать тебе

правду…

– Неужели Каа и вправду всего лишь без

ногий желтый земляной червяк?

– Нет, Маугли, не это. Анализ ДНК показал,

что мы с тобой не одной крови…

Мексиканский сериал по мотивам «Книги джунглей»

Выстроенные елочкой столы ломятся от снеди, скамьи призывно подмигивают вишенками, коими расшиты дорожки…

– За здоровье молодых! – едва усевшись, воскликнул Владимир князь, вскинув полный кубок янтарно-красного вина.– Горько!

– Горько!!! – грянули гости.

Кто бы спорил? Я встал, придерживая сползающую попону, и с наслаждением поцеловал невесту. Кровь вспенилась в венах, забурлила, всколыхнулась…

– Кехе-кехе,– нерешительно покашлял, привлекая к себе внимание, возникший в дверях черт. И отлетел, сметенный мощным крестным знамением отца Дормидонта.

– Погодите,– попросил я скорого на расправу святого отца. И, выйдя на крыльцо, оглянулся в поисках вероломного черта.

Он выполз из густых зарослей лопухов, потирая ушибленный лоб одной рукой, а второй пытаясь вырвать из волосатой задницы репейник.

– С чем пожаловал? – напрямую спросил я.

– Так свадьба ж,– ответил рогатый, шевеля пятаком.

– Так не по твою душу,– парировал я.– Или я ошибаюсь и тебя приглашали?

– Не хотелось бы прерывать вашу дружескую беседу,– вышел из тени Люцифер, оставляя тростью отпечатки крохотного копытца.-Но…

– Я вовремя,– заметил, материализуясь, Эй.

– Не сказал бы,– скривился Светоносный.

– Веселье отменяется,– расстроенно буркнул черт,– а мы тебе подарок принесли…

– От Сатаны? – словно шутя, поинтересовался ангел-истребитель. А у самого правая рука на рукояти меча, а левая поглаживает проступающий твердыми углами сквозь ткань рубахи крестик. Одного мгновения хватит, чтобы извлечь что одно, что второе. А то и оба одновременно.

– Нет,– поправив галстук, ответил Люцифер.– От себя.

– Как интересно…

– Собственно, мы ненадолго…

– Это точно,– заявил Эй.

– Вручай,– подмигнул падший ангел черту.

Черт, так и не поведавший своего имени, поскольку то, которым его называет супруга,– это несколько личное, поспешно отбросил прилипчивый репейник и сунул руку за спину.

Ангел-истребитель Эй напрягся, готовый в любое мгновение вступиться за меня. Прогулка по аду не добавила ему терпимости к тамошним обитателям.

– Оп-ля-ля! – сверкнув на солнце гравировкой, мне на ладонь легли ключи от автомобиля. Весьма престижной, по меркам начала третьего тысячелетия, марки. Если

мне не изменяет память, то серийно фирма эта ничего не выпускает. Все под заказ, каждая машина – ручной сборки. Сразу навалилась сотня проблем. Не считая из

вечной – отвратительные дороги пониженной проходимости, встала проблема топлива и запасных частей. До начала переработки нефти в бензин еще века, а сам я

химию знаю чисто условно. Це-два-аш-пять-о-аш. И все…

– В стойле стоит,– хохотнув, подсказал Люцифер. Весь такой величественный в строгом костюме, с тростью и в цилиндре, прекрасно скрывающем рога. Если, конечно, они в этом воплощении у него есть.

– Я открою,– вызвался Эй.

Скрипнув навесами, ворота раскрылись, и прямо на меня выскочило безрогое, весьма косматое, с красными глазами чудовище.

– Рекс! – Я обнял оленя за шею. Он радостно фыркнул, оскалив не по-травоядному сильную и клыкастую пасть.

Я уж почти и не надеялся так скоро увидеть его.

Ламиира пыталась через старые связи разыскать наших скакунов и вытащить их из ада, но после столкновения с Сатаной, не улучшившего его и без того мерзкий характер, это оставалось проблематичным. Если не сказать больше…

Из сарая выглянула крупная голова Гнедка, который коротко заржал, приветствуя меня, и вернулся к стойлу. То-то Добрыня обрадуется…

– А это так…– Люцифер протянул мне кошель, разбухший от монет. Судя по весу – золотых.– От Администрации ада.

– За что? – удивился я. Выплачивать компенсацию за отпуска, которые не успел отгулять, там не привыкли.

– За избавление от этого ужасного вредителя. Рекс лишь довольно засопел, подтверждая обоснованность данного утверждения.

Эх ты чудо мое безрогое…

– И чего он там натворил?

– Легче сказать, чего не успел натворить. У меня создалось впечатление, что этот миролюбивый зверек прошел подготовку в Боливии в отрядах Эрнесто Гевары.

– Чё? – вытаращился черт.

Ты совершенно прав, мой юный друг,– усмехнулся падший ангел.– Гевара более знаком не как Эрнесто, а как Че.

– Нужно подумать о достойной для него награде,– задумался ангел-истребитель Эй.

Рекс и не подумал спорить.

– Ах да,– спохватился Люцифер,– в бывшем, теперь это уже однозначно, твоем кругу странное увлечение – все поголовно грешники увлеклись ботаникой. Недавно даже устроили теплицу и заказали семена папоротника. С чего бы это?

– Покудова жива надежда… – неопределенно произнес я.

– И это возьми.– Черт протянул мне плеер, который, пропал во время похода в ад. А он вот где, оказывается.

– Оставь себе,– великодушно предложил я, вспомнив, что он не сбежал в Пандемониуме, а мужественно помогал снять цепи. Хотя если вспомнить о его преда

тельстве…– Дарю.

– Мне?

– Тебе-тебе,– заверил я обескураженную нечисть.

– Скажи спасибо,– подсказал ангел.

– Спасибо,– послушно повторил черт, по растерянности даже не сообразив, что произнес кощунственное для любого выходца из ада слово. И ничего – не разорвало, даже рога не отпали…

– Прошу к столу,– пригласил я.

– Но…

– Давайте-давайте,– настойчиво повторил я.

– Только предупреди того, в рясе, чтоб не размахивал руками,– попросил черт.

И грянул пир на весь мир.

Мое возвращение встретили громкими овациями типа «Горько!».

Глас народа, как говорят демократы (вот бы и делали то, что говорят) – ну да здесь их, слава богу, пока не завелось,– указание к действию.

Уста ее такие сочные и жгучие… Бездонна синь искристых глаз. А это хриплое дыхание?

Пьянит покрепче хмеля, вернее пленяет, как аркан – но это не неволя, не плен и не дурман… ЛЮБОВЬ.

Как странно испытать то, о чем, казалось, знаю на свете больше всех. Не раз, не два – миллионы! – я слышал, как шептали те, в чьи сердца, без промаха пронзив, моя стрела попала. Но чувствовать самому – совеем иное. В слова едва ли облачишь дрожанье струн, в душе сокрытых…

– Горько!!!

Ну вот. Даже вставать не придется, поскольку к выполнению предьщущего требования собравшихся мы отнеслись очень серьезно, и один поцелуй плавно перетек в другой.

– Эй, тряхнем-ка стариной.– Ударив оземь шапкой, вскакивает с лавки Владимир Красное Солнышко. И пускается в пляс. Бьет в бубен Дид, увлеченно притопывая ногой. Люцифер, галантно щелкнув каблуками, пригласил на танец Ладу.

– С удовольствием,– ответила она и взяла протянутую руку.

Ударили об пол каблучки, затрепетали от порывов ветра свечи. Все пляшут кто во что горазд. Владимир князь выкаблучивает гопака, падший ангел кружит Ладу в вальсе. Баба Яга дает джигу, Эй с Дидилией вышагивают смутное подобие Мерлезонского балета.

– Танцуют все! – громогласно объявил Добрыня Ни

китич и поднялся со скамьи.

Сидящий под прикрытием его мощного корпуса черт лишь ойкнул, выронив пустой кубок. А осенивший знамением очередного перепела отец Дормидонт, обретающийся на дальнем конце этой лавки, с обиженным кряканьем очутился на полу, перевесив невезучую нечисть. Поднявшись при помощи Добрыни, осознавшего свою промашку, святой отец уже было собрался отчитать не дальновидного богатыря, но в этот миг его взор упал на раскачивающийся из стороны в сторону хвост черта. И отец Дормидонт Ополинариевич громогласно рассмеялся, размазывая слезы по щекам и испытывая нескрываемое чувство удовлетворения от победы над нечистым.

Застрявший в потолке рогами черт скривился и жалобно попросил вернуть его на грешную землю. Перевернувшаяся лавка подбросила его, словно мощная катапульта.

Не прекращая смеяться, святой отец ухватил черта за хвост повыше кисточки и дернул. Словно спустил воду из бочка.

– А-а-а!!!

Шлеп!

– Спасибо! – обвиснув в поповских руках, прошептал черт, дико вращая глазами.

– На все… – поднял было руку отец Дормидонт, но потом сообразил, чем для нечистого обернется наложенный крест, и сменил тему: – А что это у тебя на лбу?

– И правда,– поинтересовался я.– Где почетный знак?

– Да… – замялся черт.

– Лишили?

– Сам вывел,– признался он.

– Как?

– В косметологическом кабинете.

Отец Дормидонт недовольно нахмурился, услышав о посещении ему неизвестного, но однозначно дьявольского места.

– А ну-ка, а ну… – Присмотревшись, я различил аккуратные стежки швов.– Кожу пересадили.

– Ага.

– Откуда?

– Да так,– отмахнулся черт, потирая зад.

– Понятно.

– Вот же нечисть,– взвешивая волосатого адского пролетария на руке, произнес священник,– а все ж божья тварь. Хотя и тварь порядочная.

Черт поспешно закивал головой, со всем соглашаясь. А затем как заорет:

– Горько!!!

И шмыг за стол.

– Куда поперед батьки в пекло? – погрозил пальцем священник.– Горько!

– Горько!!! – грянул разношерстный хор голосов.

С удовольствием.

А глазки напротив показывают, что не только я так думаю.

эпилог

Думы о скоротечном и вечном

Многие меня поносят И теперь, пожалуй, спросят: Глупо так зачем' шучу? Что за дело им? Хочу. Авторство приписывается А.С. Пушкину, ему лично я склонен верить

– Ливия.

– Да, любимый.

– Необычное имя…

– Оно означает: Любовь И Вера И Я.

– Какая Вера? – насупился я.

– В кого, глупый,– улыбнулась Ливия. И поцеловала меня в нос, щекоча золотыми локонами.

– А мне там место найдется?

– Уже нашлось.

– Да не там, и навсегда…

– И… э-э-э… везде найдется. И никуда ты не денешься,– промурлыкала моя златовласая дева, ныряя под одеяло.

Я следую за ней, а то заблудится в темноте.

Спустя пару часов, невыспавшийся, но счастливый, я вышел на крыльцо и, потянувшись, не сдержал крик радости:

– Я ЧЕЛОВЕК!!!

И рядом любимая женщина, которая ради меня избрала судьбу простой смертной. Нас ждет короткая по сравнению с бессмертием жизнь, но каждый миг ее будет наполнен друг другом. А это ли не счастье?

На широком пне спиленного еще при царе Горохе дуба устроились Люцифер и Эй, которого дважды за вечер Ливия папой назвала. Но тогда я этому не придал значения, а сейчас… Нужно будет разобраться с родственниками.

Дирижируя поднятыми кубками, два ангела – и что из того, что один из них падший? – дружно, в два.осип-ших голоса подпевают льющейся из плеера музыке:

Раскачаем этот мир…

Из-за туч выглянул Ярило, но тотчас спрятал сияющий лик. Не время еще – пусть подремлют уставшие люди и звери.

Хрюкнула из лопухов, заворочавшись, свинья. Десяток перепачканных поросят дружно подсунулись к ее брюху, спросонья нащупывая жадными губами пахнущие молоком соски. Зачмокали жадно, ненасытно – словно утром под нож.

Выглянул из-за березы заяц, почесал лапкой вислое ухо, зевнул во всю ширь пасти, подбежал к развалившемуся в яслях на соломе Пушку. Внимательно обнюхал его, гадая, что за странный сосед появился в их тихом уголке. Вон как храпит. Завидно…

Потирая пузико, из горницы вышел домовой, увидал меня, заметался.

– Не бойся,– окликнул его я.– Давай знакомиться.

– Домовой,– представился он, шаркнув ножкой.

– А я, значится, Лелем буду.

– Ну я пошел…

– Иди,– не стал я задерживать домового. Мало ли по каким делам его поутру во двор понесло?

Из женской половины вышла Лада. Поцеловала в лоб, обняла меня за плечи.

– Как прекрасен мир,– вздохнула она.

– Угу,– согласился я, следя за напрасными стараниями домового, которому никак не удавалось убедить овинного вернуться к своим обязанностям и расчесать

скакунам хвосты и гривы. Видно, не сошлись с Рексом характерами.

– Скоро гости начнут просыпаться,– сказала Лада.– Пойду распоряжусь, чтобы столы накрывали.

– Благодарю.

Домовой уговорил-таки овинника, и они на пару вошли в сарай, чтобы спустя миг выбежать один поперед другого. А вслед донеслось гневное фырканье оленя.

Упавшая с неба птица Гамаюн, довольно чирикнув, уперла крылья в бока и, пронзительно сверля меня взглядом, поинтересовалась:

– Ну что, сбылись мои пророчества?

Мои губы сами растянулись в улыбке:

– Сбылись.

– То ли еще будет,– прощебетала она и улетела прочь.

А сверху на все это безобразие смотрят две пары печальных глаз.

– Отец, они не верят ни в тебя, ни в меня, ни в Святую Троицу…

– Главное, чтобы верили в добро в себе… А остальное придет. Страшно, когда ни в кого и ни во что не верят… Тут уж спасения нет.

А в это время, тысячу лет спустя, мир облетела фраза:

– Поехали!

И пришлось богам подвинуться, уступая место поднимающемуся на ноги человечеству.

Подвинуться, но не уйти, ибо что такое бескрайний космос в сравнении с человеческой душой?

В книге использованы фрагменты песен Земфиры, а также групп: «Алиса», «Ария», «Гражданская Оборона», «Кино», «Ленинград», «Наутилус Помпилиус», «Сплин», «Танцы Минус», «Чиж К».– Примеч. автора.