Текст книги "Ликвидация. Книга вторая"

Автор книги: Алексей Поярков

У входа в УГРО прогревал двигатель серый запыленный «Опель-Адмирал». Опергруппа топталась рядом, ожидая появления Гоцмана.

– Прыгайте, Давид Маркович. – Леха Якименко с преувеличенным почтением распахнул перед возникшим из дверей начальником переднюю дверцу.

Гоцман машинально заглянул в машину и увидел на привычном Васькином месте рослого красивого парня с живыми и здоровыми обеими руками и двумя знаками на новенькой гимнастерке – «Гвардия» и «Отличник РККА». И снова все вспомнил.

– Гвардии сержант Костюченко! – бодро выкрикнул парень, выскочив из автомобиля и вытянувшись по стойке «смирно».

 
Гоцман тяжело взглянул на Якименко, тот вздохнул и отвернулся.
 

– Зовут как?

– Сергеем!

– Садись, Сережа, сейчас поедем… Шо у нас? – обернулся Давид к Якименко.

– Сосед соседу голову отрезал.

– Прямо отрезал? – без особого интереса переспросил Гоцман.

– Так участковый доложил. Ножом.

 
Давид окинул взглядом свою команду – Тишака, Черноуцану, Якименко.
 

– Приказ мой вчерашний выполнили?

– Так точно, товарищ подполковник, – улыбнулся Леха, – отоспались на неделю вперед…

– А Арсенин где?

– Не появлялся, – пожал плечами Якименко.

– А Кречетов?

– В военную прокуратуру вызвали.

– Угу, – пробурчал Давид. – Тишак, останься… И найди мне Арсенина. Из-под земли найди, понял?

– Так точно, – щелкнул стоптанными каблуками лейтенант.

– Може, запил? – со знанием дела предположил Якименко. – Ну, из-за рапорта…

 
Гоцман только взглянул на него, но промолчал…
 
 
«Опель» тронулся и побежал по пыльным одесским улицам. Мелькали скособоченные деревянные бараки, развешанное для просушки белье, импровизированные базарчики, откуда ветер доносил запахи фруктов и цветов. Невдалеке тяжко ухала чугунная «баба», добивая остатки полуразрушенного в войну дома.
 

– Извините, я не знаю ваше звание… – внезапно обратился к Гоцману новый водитель.

Давид, погруженный в невеселые мысли, вздрогнул, недобро взглянул на парня:

– Подполковник милиции. И?..

– Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

– Уже обратился, – еще менее доброжелательно ответил Гоцман.

– Я, понимаете, товарищ подполковник, эту машину принимал сегодня, – словоохотливо начал парень, – и говорю механику: почему не вымыта? А он на меня смотрит, извините, как солдат на вошь…

Якименко и Черноуцану на заднем сиденье прервали разговор, прислушались. Гоцман сидел, отвернувшись к окну.

– Где, говорю, прежний водитель? – продолжал Костюченко. – Почему машину сдал в таком состоянии?.. Товарищ подполковник, я пять минут его спрашивал! Пять минут!.. А он развернулся и в итоге ушел!

– А тебе, значит, приспичило, шоб помыли? – пробурчал Гоцман.

– Так положено же! Прежний водитель должен сдать машину в надлежащем виде. Я…

– Тормози, – неожиданно перебил его Гоцман. «Опель» плавно замедлил ход, замер у тротуара.

– Товарищ подполковник, я что-то не так?..

Гоцман, не отвечая, выскочил из машины и, подняв переднее сиденье, порылся в ящике. Вынул груду замасленной ветоши.

– Ты в войну где прохлаждался?

– Я воевал, товарищ подполковник! – Лицо гвардии сержанта вспыхнуло. – На Втором Белорусском, до Одера дошел!..

– Запомни, суровый воин! – перебивая его, повысил голос Гоцман. – Каждое утро ты будешь драить машину до кошачьего блеску! Сам! Вот этими самыми личными руками!.. – Он зло пихнул водителю в руки ком ветоши и уселся обратно в машину, грохнув дверцей.

– Так точно, товарищ подполковник! – погасшим голосом отозвался Костюченко, заводя мотор. – Я все понял!..

Тронулись. Минуты две ехали молча. Остановились, пропуская трамвай, перегруженный 17-й номер, шедший на пляж Аркадии. На «колбасе» прицепного вагона помещалось десятка два предприимчивых одесситов. Кондукторша, высунувшись из открытого окна, орала на них на чем свет стоит.

– Второй Белорусский? – неожиданно спросил Гоцман.

– Так точно! – вздрогнув, отозвался водитель.

– За полковника Шамина не слышал?

– Так точно, слышал! Был такой… ворюга… То есть говорили такое, что ворюга, – поспешно поправился водитель, напряженно косясь на начальство. – Но его оправдали. В «Красной Звезде» даже заметка была…

– В «Красной Звезде»?..

– Так точно.

Гоцман задумчиво покачал головой. Пару секунд смотрел, как тяжело трогается с места трамвай, и внезапно взялся за ручку дверцы, обернувшись к Якименко:

– Леша, сработайте без меня.

За столом Гоцмана что-то писал Довжик, изредка морщась и трогая ладонью старую повязку на голове. В углу Тишак, чертыхаясь, колотил телефонной трубкой по рычагу и снова упрямо набирал один и тот же номер.

– Арсенина нашел?.. – Лицо Гоцмана не предвещало ничего хорошего.

– Звонил, – виновато вытянулся Тишак. – Трубку не берет. Просмотрел сводку по городу – похожих трупов нет…

– Дуй к нему на квартиру. Опроси соседей.

– Так к нему ж пилить кудой!.. – тоскливо вздохнул Тишак.

– Машину мою возьми, – с балкона отозвался куривший там Кречетов. – Только к пяти вернись.

Гоцман вздрогнул, поднял глаза. Ну да, Виталия было не разглядеть за занавеской. Налетевший ветер отпахнул ее в сторону, и стало видно, как майор кидает во двор окурок, трогает пальцем подсыхающую ссадину на скуле – след падения на кирпичи – и входит в комнату.

– Тебя ж в прокуратуру дернули? – вопросительно поднял брови Давид.

– Только вернулся, – скупо отозвался Кречетов.

– В МГБ надо запрос сделать, – тихо посоветовал Довжик, не отрываясь от писанины.

 
Кречетов согласно кивнул, обращаясь к Давиду:
 

– Может, по этой линии Арсенину и рапорт завернули… Только сам туда не суйся.

– Я шо, головой стукнутый?.. – Гоцман бросил взгляд на перевязанную голову Довжика и досадливо поморщился. – А тебе, Тишак, это ничего не отменяет. Шевелись давай…

Кречетов и Тишак одновременно вышли из кабинета. Давид постоял в задумчивости и вдруг попросил Довжика:

– Михал Михалыч, на минуточку… Выдь, а?..

Майор, недоуменно пожав плечами, отложил перо, спрятал бумагу, над которой корпел, в сейф и вышел в коридор. А Гоцман снял телефонную трубку и набрал номер.

– Военная прокуратура?.. УГРО вас беспокоит, подполковник милиции Гоцман. С полковником Чебаненко соедините меня… Здравия желаю, товарищ полковник!.. Павел Константинович, будь так добр, выручи… Личное дело майора Кречетова, только так, шобы до него эта информация не дошла… Обижать не хочется. Могу сам к вам подъехать. Да нет, чепуха… По оперативной надобности… Шо?.. Ах, секретность? Бдительность?.. Я вас понял… товарищ полковник. Извините за беспокойство.

 
Давид зло швырнул трубку на рычаг.
 
 
…В кабинете начальника УГРО Омельянчук, облаченный в свой обычный синий китель, заканчивал инструктаж молодых сотрудников. Те толпились вокруг седоусого полковника, глядя на него с обожанием и трепетом.
 

– …А вот геройства нам как раз и не нужно, – вдохновенно рубил воздух крепким кулаком Омельянчук. – Вы должны раскрыть преступление! И не одно! Их куча! И значит, вы должны быть живые и даже, так вам от души скажу, здоровые!.. А перспективы у вас, товарищи, огромные. Вот сейчас вы закончили Одесские и какие-нибудь еще курсы милиции… Есть кто-нибудь с других курсов?

– Так точно, товарищ полковник, – вразнобой отозвалось несколько человек. – С Ленинградских, Челябинских…

– От тож, – удовлетворенно кивнул Омельянчук. – А у нас, между прочим, в следующем году планируется возродить в университете юридический факультет! Так что с повышением квалификации никаких вопросов быть не должно… – Увидев вошедшего Гоцмана, он радостно двинул усами: – А вот и наш самый знаменитый розыскник, товарищи! Наша легенда!.. Подполковник милиции, заслуженный работник НКВД Давид Маркович Гоцман, начальник отдела…

– Андрей Остапыч, на секунду, – не обращая внимания на застывший в немом восторге молодняк, перебил Давид.

 
Омельянчук насупился:
 

– Не по уставу…

– Товарищ полковник милиции, разрешите… – покорно вздохнул Гоцман, разводя руками. – Короче, надо бикицер! Выдь!..

Когда красный от досады Омельянчук вышел в коридор, Гоцман коршуном налетел на него:

– Андрей Остапыч, выручай… У тебя ж, если память не подводит, брат кадровик был на Втором Белорусском фронте?

 
Омельянчук на мгновение опешил, а потом замахал руками:
 

– Так он же ж не сам! Его назначили! А так-то Сашка – парень боевой… Он до этого на Юго-Западном был…

– Я не за то, – дернул углом рта Гоцман. – Ты можешь с ходу у него выяснить, был или не был Кречетов Виталий Егорович… звание – старлей или капитан юстиции, не знаю точно… следователем на Втором Белорусском? Сорок восьмая армия?..

– Ты шо, Дава? – снова оторопело моргнул Омельянчук. – Это ж только официальным запросом… Фронт-то больше года назад расформирован… Да шо ты мне голову морочишь! – внезапно рассвирепел он. – Ты в прокуратуру позвони да затребуй личное дело, всего и делов! Там же указано будет…

– Та звонил я уже туда, они ни в какую… Ну шо, был?! – рявкнул Гоцман, буравя начальника глазами. – Или не был?!..

Омельянчук обиженно засопел. Давид, внезапно обмякнув, провел рукой по горлу:

– Андрей Остапыч, ну честное слово – во как надо…

В квартире майора Кречетова перед большим трельяжем, появившимся там всего несколько дней назад, прихорашивалась Тонечка Царько. Как всегда перед спектаклем, она была раздражена и потому особенно очаровательна. Воздух комнаты был насыщен волнующими, непонятными, сугубо дамскими запахами – духов, пудры и еще чего-то, недоступного мужчинам…

– Вернулся? – двинула Тоня выщипанной бровью в сторону вошедшего майора.

– Нет. Заскочил, чтобы проводить тебя. – Виталий с улыбкой протянул девушке роскошный букет.

– Не пойдешь? – скосила на него глаза Тонечка.

– Не могу, – виновато вздохнул Кречетов,– дела.

– Трогательно, – фыркнула Тонечка, проходя мимо протянутого ей букета. – Поставь в вазу.

 
Кречетов молча повертел букет в руках. Кашлянул, глядя на Тонечку…
 

– Тоня… У меня есть к тебе одна просьба.

– Только давай быстрее, мне пора выходить… Да брось ты этот веник к черту!

 
Майор мягко, но решительно взял девушку за руку, привлек к себе:
 

– Тонюш, я понимаю, что у всех артистов свои странности… Что ты не со зла на всех кидаешься… Что ты так… настраиваешься. Но… но это только привычка. Ее можно поменять. Хотя бы пока.

– Зачем? – раздраженно пожала плечиками Тоня.

– Роди ребенка.

Он нежно обхватил ее за талию. Тоня неожиданно задумчиво улыбнулась, погладила руку Кречетова.

– А может, мне вообще бросить сцену? – мечтательно произнесла она.

– Нет, конечно, нет!.. Даже не думай об этом! Помнишь, мы говорили с тобой о ГАБТе?..

Он произнес это поспешно, даже слишком поспешно. И будь Тоня более внимательной, она заметила бы, что глаза у Виталия холодные и думает он явно о другом.

– А я вот думаю… – Грустно-кокетливая улыбка на лице Тони сменилась привычным капризным выражением, она оттолкнула руки Кречетова: – Все, ты мне надоел!

Майор ласково улыбнулся в ответ. Но глаза по-прежнему были жесткими и отстраненными.

– Тебе понравилась женщина Гоцмана? – неожиданно спросил он.

– Почему ты интересуешься? – вскинула брови Тоня.

– Просто так.

– Ну… я ее видела слишком мало, чтобы рассуждать, – пожала плечами девушка. – Но для своего возраста она выглядит неплохо. Правда, такое ощущение, что она… не особенно за собой следит.

– М-да, – хмыкнул Виталий. – Железная логика всегда была вашей отличительной чертой, дорогая Антонина… Так все-таки – неплохо выглядит или не особенно за собой следит?..

– Виталик, я тебе уже говорила, что ты мне надоел? – безмятежно произнесла Тоня. Она подкрашивала губы и оттого слегка шепелявила. – Или повторить специально для непонятливых?..

 
Майор скрипнул зубами и замолчал.
 
 
Гоцман неторопливо подошел к подъезду дома, где жил Кречетов, нерешительно взялся за ручку двери. И вдруг отпустил ее, полез в карман за папиросами. Закурив, закашлялся– дым нехорошо пошел по горлу… Присел на скамейку возле подъезда, но вторая затяжка пошла еще хуже, он неожиданно для себя снова разразился кашлем, только уже сухим, лающим…
Из подъезда появились под ручку Кречетов и Тоня. Гоцману показалось, что уголки губ майора странно дрогнули, но он тут же умело изобразил радость на лице. А Тоня так и вовсе сразу скуксилась.
 

– Не смотрите на меня, Давид Маркович! Я плохо выгляжу…

– То-о-оня… – укоризненно протянул Кречетов и кивнул Давиду: – Ты ко мне?

– Да, поговорить надо.

– Давай проводим Тоню до театра, – предложил майор.

Но Тоня вырвала руку из-под локтя Виталия и с силой пихнула его к Гоцману:

– Давид Маркович, заберите его к себе. А еще лучше – посадите суток на трое! Или даже на пятнадцать!.. Я отлично сама дойду!.. – Она поспешно отскочила на несколько шагов и, делая смешное коленце, уже издалека выкрикнула: – Целую, до новых встреч в эфире! Ваша Антонина Царько!..

Гоцман вопросительно взглянул на майора. Тот устало махнул рукой вслед артистке:

– Настраивается… Родит ребенка, и больше в театр ни ногой. А то я задушу ее когда-нибудь!

– Красивая женщина! – с какой-то наигранной интонацией произнес Давид.

– Красивая-то красивая, но сил уже больше нет… Зайдем ко мне?

– Не, пошли до управления…

– Ну, пошли…

Они шли центром Одессы, изредка замирая на перекрестках, чтобы пропустить машину. И Давид, и Виталий чувствовали, что в воздухе между ними повисла недоговоренность, что-то невыяснено, непонято, и поэтому оба молчали, время от времени сталкиваясь натянуто-веселыми взглядами, коротко улыбаясь и тут же отворачиваясь.

.– Считай, уже осень, – наконец выдавил из себя Кречетов, кивая на пожухлые от лютой жары каштаны на перекрестке улиц Красной Армии и Греческой.

– Ага… Сегодня уже третье?.. А каштаны падают, – криво ухмыльнулся Гоцман, извлекая из кармана папиросы. Но прогрохотавший мимо автобус взметнул порыв жаркого ветра, загасившего спичку.

Чертыхнувшись, Давид остановился, снова зачиркал по коробку. Закурил, поднял глаза… И аж губу закусил от досады – Кречетова рядом не было.

Он стоял, не зная что делать. И тут услышал короткий стук в стекло. Улыбающийся майор сидел за витриной коммерческого ресторана «Театральный», делая приглашающие знаки руками…

Гоцман, помедлив, отшвырнул только что прикуренную папиросу и, одернув пиджак, зашел.

Ресторан был нормальный до войны, Давид это помнил хорошо. Теперь же он явно не мог опомниться от недавних тяжелых времен – облезлые красные портьеры поела моль, картонные колонны по бокам зала, казалось, вот-вот рухнут под напором лет, а скрипач, тихо священнодействовавший в глубине зала, напоминал чудом уцелевшую в передрягах военного лихолетья большую седую крысу. Тем не менее публика в зале наличествовала – самое время для обеда, плавно переходящего в ужин. Тихо звякали по тарелкам вилки, булькал разливаемый по стаканам нарзан, изредка вспыхивал женский смех.

Кречетов, нетерпеливо барабаня пальцами по столу, сидел у окна. Скатерть, казалось, вся состояла из пятен.

– Садись.

– Нам в управление надо, – хрипло произнес Давид.

– Я есть хочу, – безмятежно ответил майор. – А поговорить мы можем и здесь… Ты же меня арестовывать пришел, правда?..

Гоцман ничего не успел ответить – к столику подкатила официантка, мрачная толстая баба с засаленным листом бумаги в руках.

– Добрый вечер, – произнесла она с таким видом, будто говорила: «Идите к черту».

– Добрый, – процедил Кречетов, – давайте меню. Официантка шлепнула на стол видавший виды листок.

Майор брезгливо взял его кончиками пальцев. Гоцман тем временем, откинувшись на спинку расшатанного стула, пробежался взглядом по залу.

За соседним столом сидела колоритная пара – откормленный лысый мужчина в вышитой украинской сорочке, с чавканьем поглощавший салат, и крайне раздраженная дама лет сорока. Уловив изучающий взгляд Гоцмана, она призывно улыбнулась, но тут же отвернулась от его тяжелых глаз и обратилась к мужу:

– Жора, а если тебе, к примеру, по кумполу дать лопатой, ты тоже будешь там молчать?

– Шо? – прожевал в ответ супруг.

– Ну надо ж как-то оживляться, нет?.. Уже ж потанцевали бы, ну…

 
Муж, не обратив внимания на призыв жены, продолжал звучно жевать.
 

– …колбаски какой-нибудь… – водя пальцем по бумаге, заказывал между тем Кречетов.

– Нет колбасы, – мрачно и непреклонно оборвала его официантка.

– Ну ветчины тогда, – покладисто кивнул майор, – и триста водочки. «Кубанская» есть?.. Отличненько. Ну и все, пожалуй, – с улыбкой договорил Кречетов. – И пожалуйста, побыстрее, мы очень спешим.

Не переставая улыбаться, он плавно опустил руку под стол, на кобуру, расстегнул ее. Гоцман, не сводя с него глаз, медленно извлек из кармана папиросы, из другого – спички. Задымил.

– Дава, ты подумал: Родю убили, а Кречетов был рядом… – неторопливо заговорил майор. – Пытались взять Чекана, Кречетов об этом знал – и Чекан ушел… Все время пропадают важные свидетели. Взяли Седого Грека – а его убивают… Теперь вот история с Идой. И опять Кречетов тут как тут!

– Еще за сожженное обмундирование вспомни… и за Фиму, – кивнул Гоцман.

– И об обмундировании я знал. И про расследование Фимы… Правда, еще за полчаса до его убийства я ничего о нем не знал и сидел рядом с тобой. Но это ведь мелочи, а?.. В целом картина, как ты любишь говорить, маслом!.. Просто все ходы и ниточки идут через меня… Ну чем не Академик?..

Кречетов деланно всплеснул руками и навалился грудью на стол. Правая рука незаметно нырнула под скатерть, выхватила пистолет из расстегнутой кобуры и направила на Гоцмана.

– А главное, – продолжил Виталий, – как только Арсенин спросил про Второй Белорусский фронт, он тут же исчез… А? Где Арсенин?.. Во-от. И никто не может его найти. Правда красиво?

– Не очень, – процедил Гоцман.

– Дава!.. – Голос Кречетова неожиданно дрогнул. – Я не был на Втором Белорусском… Это правда.

Гоцман, щурясь, смотрел сквозь дым на улыбающегося майора. Поискал глазами пепельницу, не нашел ее. Нашарил в кармане свою закрывашку. Рука в кармане повернула ТТ стволом к Кречетову.

– Это чистая правда, – продолжал Кречетов, – и еще аргумент!.. А где же был тогда Виталий Егорович Кречетов?.. А Виталий Егорович Кречетов…

Майор умолк – к столику подплыла мрачная официантка с подносом. Зазвенели тарелки с салатами, гнутые алюминиевые вилки, графин с водкой. Кречетов, Гоцман и официантка непроизвольно повернулись на звук бьющейся посуды к соседнему столику – это темпераментная жена лысого мужичка в украинской рубахе ахнула о пол тарелку и решительно направилась к пианисту, заказывать музыку. Муж, тяжело вздохнув, извлек из бумажника червонец, кинул на скатерть и вернулся к салату.

Скрипач заиграл танго так, как он его понимал. Раздраженная дама, поигрывая бедрами, подошла к столику Кречетова и Гоцмана.

– Товарищи мужчины! Разделите со мной танец!..

– Позже, – процедил Гоцман, разливая по рюмкам водку,

– А я – с удовольствием!.. – Молниеносно втолкнув пистолет в кобуру, Кречетов галантно вскочил, шутовски расшаркался перед просиявшей дамой. И не успела она опомниться, как майор уже ловко вел ее в танце, лавируя между столиками… прямо по направлению к служебному выходу.

Гоцман привстал. У самого выхода майор ловко опрокинул партнершу на руку, поймал взгляд Давида, усмехнулся, повел даму назад. Когда они проходили мимо столика спокойно жующего мужа, жена словно ненароком ухватила край скатерти и потащила ее за собой. Тарелки, графины, чашки, вилки со звоном полетели на пол…

Гоцман усмехнулся, наблюдая за тем, как муж с обреченным вздохом бросает на пустой стол кошелек, а затем аккуратно, хотя и решительно высвобождает супругу из рук Кречетова и тянет к выходу…

Майор, не торопясь возвращавшийся к столику, с улыбкой наблюдал за последней схваткой супругов в дверях ресторана. Наконец мужу удалось одолеть благоверную и выпихнуть ее на улицу. Кречетов уселся на свое место, поднял наполненную рюмку и, не чокаясь с Гоцманом, выпил.

– А Кречетов Виталий Егорович, Дава, – внезапно заговорил он, – с июля сорок первого по апрель сорок четвертого года находился в Одессе… Он входил в ячейку управления подпольем, вместе с одним из секретарей обкома и некоторыми другими, менее известными персонами. И сидел эдак метрах в пятидесяти под землей в районе замечательного села Нерубайского, выходя на поверхность по великим праздникам раз в полгода… Сведения о руководителях подполья до сих пор относятся к особо секретным – это, я думаю, тебе объяснять не нужно… Поэтому не удивлюсь, если даже у секретаря обкома в личном деле записан какой-нибудь Среднеазиатский округ или Забайкальский фронт…

– Красиво говоришь, – сквозь зубы процедил Гоцман, залпом опрокидывая свою стопку.

Кречетов вновь незаметно расстегнул кобуру. Рука с пистолетом, глядящим в сторону Гоцмана, легла на колено. От взглядов посторонних ее закрывал край скатерти.

– Не-ет, красиво говорить я начну сейчас, – холодно произнес майор, пристально глядя на Давида. – Я ведь тоже обдумывал ситуацию… И если взять те же факты и поменять подозреваемого, то все сойдется. И даже лучше…

– И кто же той подозреваемый?

– Ты, – медленно, с ухмылкой проговорил Кречетов. – Давид Маркович Гоцман…