Текст книги "Король И Шут. Самая правдивая история о самой невероятной группе"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Ренегат

Когда я жил в Кишиневе и учился в школе, я совершенно не думал о том, что когда-то куда-то уеду, тем более, в Питер. На гитаре научился играть благодаря группе «Кино». У нас во дворе была обычная мода – парни сидели на лавочке и играли на гитарах, пели песни, стараясь соблазнить девчонок. У «Кино» песни были очень доступные и легкие для исполнения, и когда надоело играть дворовый блатняк, Токарева и Розенбаума, все переключились на «Кино». Тем более, что песни, кроме того, что они легкие, были еще и очень умными.

Потом, когда умер Цой, я пережил пару лет откровенного фанатизма, ходил весь в черном. Приехал в Питер, поступил в институт – Ветеринарный. Встретил своих будущих коллег по "Кукрыниксам". И, практически одновременно с этим, познакомился с Лехой и Михой Горшеневыми – пришел на концерт "Короля и Шута" – просто посмотреть, послушать – и после этого вместо хэви-метал рока, которым я тогда занимался, решил играть что-то подобное. Такой русский панк. Очень уж хорошо у "Короля и Шута" все получалось. В общем, "Король и Шут" меня вздрючил. И я понял, что хэви-метал рок играть, конечно, можно, но, с тем же успехом, можно его и не играть.

А потом Миха как-то пригласил меня как сессионного музыканта – у них никто не умел пилить на гитаре металлические фишки. И мы просто играли – по клубам, не за деньги, а ради удовольствия. Несколько концертов было – в основном, акустическая программа. Но я продолжал плотно заниматься музыкой "Кукрыниксов".

Потом у меня несколько разошлись взгляды с Лешкой Горшком, поскольку он больше практиковал образ мачо, такой у него выстроился имидж. Это на сто процентов проявилось на "Кинопробах". Когда мы там играли, я понял, что мне с Лехой на одной сцене делать нечего. Меня колбасит по-панковскому, по-Михиному и с Лехой мне не по дороге. И я сказал, что остаюсь навсегда в "Короле и Шуте". А "Король" уже очень плотно и серьезно занимался делом, я же тороплюсь жить, хочу, чтобы все происходило быстрее, хочу получить все, много и сразу. Не в смысле денег, а вообще, жизни.

Теперь, когда я играю в "Короле и Шуте", у меня прошли все мои депрессии, которые раньше одолевали – за это я группе очень благодарен. У меня появилось дело на двадцать четыре часа в сутки. И так каждый день.

Все растут – музыка меняется. Яшка, как гитарист, очень вырос, да и все. Музыка, конечно, меняется. Но, все равно, это остался тот же "Король и Шут", что и был прежде, просто мы немного осовременили звучание. Чего мы не будем использовать никогда – так это всякие скрэтчи, элементы пластиночной, пластмассовой культуры – мы ориентируемся на вечные гитарные ценности. Нам нужно, чтобы каждый новый альбом самим потом было приятно слушать – не писать его тупо на потребителя, следя за тем, что сейчас модно. Альбом "Как в старой сказке" я в плэйере прослушал раз двести. На гастроли с собой специально брал.

* * *

Гитары, на которых я играю– до последнего времени выбора не было – на что денег хватило, то и покупал. А для нашей музыки лучше «Гибсона» ничего нет. Купил, наконец. И для студийной работы купил еще «Ибанес». А вообще, для меня в гитаре главное – громкость.

Чем гитара громче, тем больше я ее люблю. В "Гибсоне" сидит зверь – он при той же громкости звучит громче любой другой гитары. Это моя рабочая лошадка, я ее очень люблю. Я ронял мой "Гибсон" на пол – и хоть бы что. Куда угодно ронял. Есть такая поговорка – если гитара упала на пол и сломалась, значит, не гитара и была.

В гитаристах я ценю больше всего риффы. Поэтому, на мой взгляд, больше Джеймса Хэтфилда для современной гитары никто не сделал. Я долго слушал "Металлику" – Хэтфилд очень талантливый человек. Он никогда не заморачивался длинными соляками, которые, исполненные Стивом Вэем, Сатриани и прочими, оставляют меня абсолютно равнодушным. Это голый технаризм. А Хэтфилд и Макс Кавалеро, который привнес какой-то странный этнос в металлическую музыку – это для меня боги. Ну и Фрипп, конечно, который просто за гранью… Его я тоже безумно люблю. Но это уже сумасшествие. Это суперчеловек, супер-робот. Да и на концерте он очень круто выглядит. Адриан Белью – у него настолько интересный голос и безумный вокал, что я его как гитариста, почти не слышу – только его голос. Хотя, гитарист он, конечно, уникальный, тут ничего не скажешь. И – музыкант на все времена – это лысый Тони Левин. Мегаличность.

* * *

Одно из лучшего, что я могу для себя придумать – это ездить по стране. Только играя в «Короле и Шуте» я и узнал, насколько наша страна огромная. Поднимались мы медленно, это сейчас на самолетах летаем, а раньше – поезд, автобус. Да и сейчас поезда… Когда едешь на поезде, очень хорошо ощущаешь все эти просторы, особенно, когда за окном – снега, Сибирь какая-нибудь… Расстояния огромные – тут и понимаешь, что это, действительно, треть земного шара. И люди везде, в принципе, те же, но все совершенно разные.

Европейская часть больше продвинута, там народ больше знает, больше видел, больше телеканалов смотрит. Но у нас случай особый – "Король и Шут" распространялся не через телевидение, а через магнитоальбомы и поэтому нас знают практически везде. Люди же соображали, что магнитоальбомы можно продать как в Рязани, так и в Благовещенске, и никакая телевизионная мафия не сможет этому помешать. Поэтому восприятие нашей музыки везде, примерно, одинаково. Есть, конечно, центры, где люди являются профессиональными слушателями, они профессионально колбасятся на концертах. Свердловск, например. Ну, Москва, Питер – это понятно. А с другой стороны, такие небольшие города, как Тверь – приезжаем туда впервые, а там собирается огромное количество народа, фанаты начинают раскачивать автобус…

На самом деле сильно мешает засилье попсы, всех этих "Руки вверх" и прочих – даже в смысле аппарата мешает. Приезжаем в какой-то городишко, а нам местный звукорежиссер говорит – "Чего вы тут в райдере понаписали? Комбики какие-то, микрофоны… Вот вам стол для магнитофона, вот вам две колонки и играйте." Мы говорим – "Как так?!" А он – "Ничего. Приезжали вот "Руки вверх", прекрасно выступили…" Однажды нам пришлось переносить концерт на следующий день, по всему городу наскребли какую-то аппаратуру, с бору по сосенке. Колонки какие-то… У меня был крохотный мониторчик вместо комбика… Но концерт получился, наверное, самым крутым в том туре. Мы были злые, так оторвались, как могли на этой говенной аппаратуре. Народ проперся, почувствовал все, что надо. И, что приятно, что до нас из рок-музыкантов в этом городе никто не играл. Даже роко-попса там не было. Вообще, с аппаратом случаются большие проблемы. Во многих городах его либо нет, либо, что немногим лучше, он есть, но есть тот, который в советское время купили какие-нибудь богатые предприятия для дворцов и домов культуры. Это даже не вчерашний день, это просто каменный век Какие-нибудь барабаны "Амати" стоят, которые рассыпаются на первой же песне – Поручик носится весь в поту, гвоздями к полу барабаны прибивает…

Вообще, все хотят сэкономить – промоутер – чем больше он сэкономит, тем больше положит себе в карман. А аппарат это такая вещь, которую проверить невозможно. Если в райдере у нас написано, что в гримерке должно быть полотенце – эта проблема решается просто. Пошел в магазин и купил это полотенце. А насчет аппарата – скажет – нету, мол, ребята, комбиков "Маршалл" и все. Не повезу же, дескать, из Москвы. И все. Ничего не сделаешь. Мы могли бы купить свой аппарат, но его хватит на одну поездку. От него просто при перевозке ничего не останется. Хотелось бы ездить на концерты с губной гармошкой в кармане…

* * *

Я стараюсь отслеживать новую музыку, но времени не хватает, чтобы угнаться за всем тем, что происходит. И еще – после тура, все-таки, устаешь, хочется чего-нибудь старенького, проверенного. И ставишь Габриэла, Боба Марли, Дорз… Очень помогает успокоиться. Классика есть классика. Я сейчас заново всю классику скупаю на CD. Потом буду покупать на DVD… Многие на это подсаживаются. Вот Павлик у нас, звукорежиссер, он постоянно лазает в сеть, тащит оттуда новые группы – все-таки, стараемся быть в курсе. А еще я обожаю группу «Tool»!

* * *

Мы все абсолютно разные, у каждого из нас своя жизнь. Но на гастролях мы так притерлись друг к другу, мы знаем слабые и больные места у каждого из нас. Мы знаем, когда на человека можно наорать, а когда лучше помолчать, он сам на тебя наорет… У нас, действительно, одна семья. Но мы все разные. Я и Яша – это, как бы, один полюс, Горшок – другой. Балу, Поручик – тоже, Князь – свободный художник. У Маши тоже своя жизнь. И, в тоже время, мы все вместе. Мы – «Король и Шут».

Хобби у меня много и тренажерный зал – это самое простое. В какой бы город ты не приехал, везде можно заниматься. На самом деле, я бы с удовольствием занялся аквариумистикой, завел бы рыбок… Только для этого нужно время.

Вообще, я сумасшедший аквариумист, я не могу спокойно видеть хороший аквариум. Меня нельзя пускать в дом к человеку, у которого там есть большой аквариум, иначе я на все плюну и тут же куплю себе такой же. Заведу рыбок, уеду на гастроли, а они все передохнут. Мне не нужен даже телевизор, я могу сутками сидеть и пялиться на рыбок.

В детстве я имел даже свой маленький бизнес. Развел рыбок, продал, купил новых… Из Питера возил в Кишинев рыбок – я покупал из на Кондратьевском рынке. Ехал двое суток в Кишинев – плацкартный вагон, на третьей полке стоят три моих трехлитровых банки с рыбками и я всю ночь через резиновую трубочку качаю им кислород. Во жизнь! Мне тогда было пятнадцать лет.

Я и в ветеринарный институт из-за этого поступил. Это потом уже выяснилось, что ветеринаром я быть не хочу…

Еще одна правдивая история, рассказанная Поручиком, Балу и Горшком

Я – Саша Щиголев, среди своих – Поручик. Так меня прозвали в честь всем известного и любимого парня, Ржевского. В юности я был очень на него похож, так как любил строить из себя классного парня, каким впоследствии и стал. Вначале я пробовал себя в качестве менеджера, курьера, предпринимателя, но после ряда неудачных попыток понял, что в этих сферах я не игрок. И тогда я сел за барабаны…

Балу – это не медведь из книги Киплинга. Балу – это я, Саша Балунов, из группы «Король и Шут». Свои школьные годы я никогда не вспоминаю, существенным для меня является только то, что связано с нашей группой, остальное – суета. Может, чем-то другим я и хотел заниматься, но это все в прошлом. Опыт минувших лет останется со мной навсегда, но распространяться об этом я не считаю разумным. У меня есть бас-гитара и еще кое-что – и в этом я весь.

Поручик.

Вот сейчас сбылась мечта идиота, когда каждый день концерт. Вечером приезжаем в город, выгружаемся, до обеда спим, потом концерт, потом опять в автобус и дальше. И пошло. Сорок шесть концертов подряд.

Балу.

Это было круто. Я получил очень большое удовольствие.

Поручик.

А я просто устал.

Балу.

Человек во Вселенной, в принципе, одинок…

Горшок.

В школе я был достаточно замкнутый. Вот, Поручик был очень зае….й. Шли смотреть порнуху, меня не брали…

Балу.

Когда это мы тебя не брали порнуху смотреть?!

Горшок.

Не брали. После шестого класса уже не брали.

Балу.

А помнишь, как мы Горшка в школе отпинали?

Поручик.

Да. Он пошел у нас боксом заниматься. А у нас была банда. Ну мы…

Балу.

Мы с Поручиком его загнали в лужу, отпинали как с…й матрас и заставили наши портфели нести.

Горшок.

Да тогда и портфелей не было. Просто с тетрадками ходили.

Балу.

Нет, я с ранцем ходил.

Реставрационное училище

Горшок.

А мы с Князем, когда учились в Училище, ходили с одной тетрадкой – для всех предметов. Князь там всякие комиксы рисовал. Еще я ходил с дипломатом.

Балу.

Я тоже в шестом и седьмом ходил с дипломатом. А потом, когда стал постарше – с ранцем. Он был весь разрисованный, очень прикольный.

Поручик.

А у меня был дипломат. Я взял у мамы лак для ногтей и нарисовал на нем знак "Анархия" и логотип "Алисы". Мы с шестого класса уже ходили по всем концертам – в рок-клуб и куда-то еще. А Миха позже к нам присоединился.

Горшок.

Для нас в то время было все равно – что логотип "Алисы", что "А" в кружочке. А реально я принял анархию году в 92-м, когда уже понял, что такое панк-рок. Рок-клуб у меня с анархией не ассоциировался. Русский рок это совсем другое.

Балу.

Зато мы с Поручиком в школе окна били.

Поручик.

Нормально. У нашей классной и у физички.

Балу.

Причем, когда ходили в третий раз, историчка уже бродила с каким-то мужиком, ходила вокруг школы, смотрела, чтобы никто стекла не бил. В час ночи. Но мы выждали момент.

Поручик.

Выждали… И Светлане Викторовне окна побили.

Балу.

Это мы так, по-доброму хулиганили. Сейчас к нам отношение изменилось. О нас пишут газеты, которым мы ни копейки не платим. Просто нельзя игнорировать группу, которая собирает стадионы ни раз, ни два и ни три.

Горшок.

Ну да, когда один раз, другой – а когда пятый – уже нельзя игнорировать. Хотя и до сих пор некоторые игнорируют. Есть в шоу-бизнесе люди, которые нам говорят: "А мы не знаем, кто вы такие". Бывает такое.

Балу.

Если группа начинает собирать стадионы регулярно – хотя бы два раза в год, даже если мне эта группа не нравится, я, все равно, внимательно послушаю ее – может быть, я чего-то недопонял?

Горшок.

Я всегда сразу вижу – говно группа или не говно. Мгновенно определяю для себя.

"Король и Шут" просто не может не быть тем, чем является сейчас. "Король и Шут" жив для народа благодаря идее. Только благодаря идее. Ни какому-то там имиджу, а тому, что она несет. Я не могу ее сформулировать в двух словах. Я о ней говорю всегда – говорю, говорю, говорю… На протяжении всей своей жизни я только об этом и говорю. Это – воссоединение народных масс. Это расширение фантазии. Это честный, в плане музыки, рок-н-ролл.

Проводы Поручика в армию

Это то, что помогает человеку жить. Это создание другого мира. Это – «Король и Шут». Это целая книга.

Нам очень нравится делать все быстро – песня может быть еще не доведенной, неотесанной. Прилизанные песни – это не очень кайфово. А когда песня выглядит незаконченной, от нее еще чего-то ждут. Это тоже – "Король и Шут". Жизнь в песнях. Идти, шагать по своим песням. Это наша жизнь.

Для нас не имеет значения красиво сказанное слово – как у многих наших коллег. У нас значение имеет только вся песня в целом, история, рассказ. А слово, отдельно взятое – это пафос, лицемерие. Человек просто берет это слово, красиво облевывает и преподносит – мол, это круто. И сам от этого тащится.

В идеале, чтобы въехать в "Король и Шут", надо послушать все альбомы и ходить на все концерты.

Тем, кто начал слушать "Короля и Шута" с акустического альбома, я не завидую. Это очень неправильное впечатление. Эти люди не на правильном пути. Если люди, послушав акустический альбом так и остались на его позициях – считай, что это труба, что все перечеркнуто. Этих людей надо тащить за уши в "Юбилейный", или насильно заставлять изучать такие песни, как "Лесник", альбом "Камнем по голове"… Насильно!. Человека нужно перевоспитывать.

Мы знаем, что новые альбомы будут успешны. Мы заранее знаем, что мы делаем. А думать специально о коммерческом успехе будущего альбома – это предательство и проституция. Это значит, что ты не веришь в себя. Ты перестал верить в себя и начинаешь извращаться.

Балу.

Коммерческая музыка сегодня одна, а завтра другая.

Сейчас получилось, что наша музыка тоже коммерческая, в том смысле, что ее покупают. И мы имеем возможность сместить остальную коммерческую музыку в правильную сторону. Если у нас есть коммерческий успех, подумают люди, значит так и надо играть.

Горшок.

Те, кто занимаются коммерцией в музыке – не верят в себя. На них можно ставить крест. Когда мы говорим об успехе какого-то проекта, о коммерции лучше ни слова! Если пошли эти разговоры – значит проект – дерьмо полное. Нужно верить в себя. Это самое главное. Уверовать в себя. Еще раньше, чем в Бога. То, что мы говорим, конечно, могут по-всякому извратить.

Поручик.

Вот я, простой парень. Такой же, как Балу и Горшок…

Балу.

Даже еще проще.

Поручик.

Даже еще проще… Живу с женой… Порося держу. Пчелок завел.

Балу.

У меня столярочка своя. Табуреточки строгаем… И вообще, что по хозяйству…

Горшок.

Ко мне зову ребят, картошку копать…

Балу.

Картошку еще рано.

Горшок.

Балу у нас не занимается такой ерундой жлобской – картошкой. Он любит тонкое все.

Персики выращивает. Перец разводит в парнике.

Поручик.

Да. Это здорово. Приедешь к нему в деревню, возьмешь водки, в парник зайдешь – треснул рюмочку, свежим перцем закусил. Помидорину засосал.

Балу.

Салом все это дело полирнул…

Горшок.

А сало у Поручика. Но мы его на рынке покупаем. Поручик солить не умеет, отвозит все сразу на рынок. Вообще, он, Шура, человек добрый, хоть и занимается скотоводством, убить животное не может. Но у нас есть в группе люди, которые могут. Допустим, такой миловидный паренек, который у нас играет на гитаре – Ренегат. Саша Леоньтев.

Балу.

Ему животное забить, как два пальца…

Гошок.

Да он еще и помучает его перед тем, как задавить животинку. К нему вот все и обращаются, чтобы свою скотину забить.

Юные Балу и Поручик

Балу.

Иногда он ставит им группу "Tool" и они сами умирают от радости. И от быстрого уменьшения печени.

Горшок.

Вообще он не занимается этим делом. Он занимается музыкой. Но если попросить его убить какую-нибудь коровку или поросенка, допустим – подойдет Поручик и попросит – он – с удовольствием.

Поручик.

Да это все шутка, на самом деле. Было-то всего один раз…

Балу.

Так мы и познакомились. У Поручика бабушка держала кабана. А Ренегат, он закончил ветеринарный институт. Помог человеку, в общем… А потом стали люди приходить – прослышали про мастерство Ренегата… Куча друзей образовалась. Люди порося забить не могут, зато у них есть водка. Вот и договаривались.

Горшок.

Ренегат обычно несет им забитого поросенка, они пьют, им (поросенком) закусывают и плачут – "Бедный поросенок!.. Убил его, гадина, сволочь…" И кабан Поручика – как его Ренегат придушил, так потом больше половины и сожрали с водкой. Больше Поручик к нему не обращается с такими просьбами.

Даже свинья, уже забитая, бывает, видит, как ее жалеют и тоже начинает плакать. Хоть и жрут ее уже. "Держите, шепчет, мое ушко, кушайте. Хоть вы меня пожалели."

Балу.

Вся жизнь у нас так. Как осень – так в поля. По грибы.

Поручик.

Ну да. Осенью много концертов отменяется. Все в поля. Грибной сезон. Вот так.

Горшок.

Грибы – это святое. Приезжаем мы в Воронеж, а нам кажется, что мы в Германии. И все вокруг по-немецки говорят. Это происходит очень спонтанно. И пока тебя не пошлют по-русски, сам говоришь по-немецки. А потом уже врубаешься.

Балу.

Нам часто приходится из города в город ездить автобусом. И наш звукорежиссер Паша придумал – давайте учить иностранный язык. Предложил немецкий. И каждый день он берет словарь и говорит нам пять слов. И каждый день мы во всех разговорах употребляем эти пять слов. Уже образовался небольшой словарный запас. Слов по сто пятьдесят. С воронежцами уже можно общаться. И вот так, потихоньку, учим немецкий. Строем нас Паша ходить еще не заставляет. Скоро займемся английским. Как-то поймали себя на том, что начали русский забывать. Горшок стал заставлять в день учить по пять новых русских слов.

Горшок.

Да. Решил я изучить все языки германской группы. Изучал, изучал, и русский забыл почти. Пиво с трудом стал покупать.

Балу.

Подходит к прилавку, пальцем тычет в бутылку "Адмиралтейского", а называть не может.

Поручик.

И в школе мы тоже – помню, в шестом классе – слили нас всех в шестой – "В". В шестом – "А" учились одни отличники, в "Б" те, кто из приличных семей, но тоже умные, а в "В" – "Король и Шут".

Балу.

Весь местный бандитизм там собрали. И нам классы "А" и "Б" завидовали. "Вас, говорили, учителя боятся. Везет же…"

Горшок.

Ребята были очень интересные в шестом – "В"…

Балу.

А Поручика в первый раз я увидел так – я перешел в новую школу, пришел туда в новый год, школа новая, здание новое. Посмотрел расписание – первый урок – математика. Не знаю, куда идти, никого не знаю. Пока искал эту математику, извелся весь. Все уже по урокам разошлись, а я хожу, ищу. Наконец, нашел. Подхожу к двери, а там пацан стоит, мнется. В пустом коридоре. Это и был Поручик. Тоже новенький. Посадили нас на заднюю парту.

Поручик.

Учились на одни пятерки. Потому что эту программу мы уже проходили в старой школе. А сейчас – больше по языкам. Вот такая история.