Текст книги "Комьюнити"

Автор книги: Алексей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

5

Глеб считал, что в старости станет махровым ретроградом и ортодоксом. У него были причины для такого мнения. Как только он получил должность медиаменеджера в «ДиКСи», то сразу организовал себе солидный изолированный кабинет в лучшем духе обкомов КПСС. Конечно, Глеб мог работать и в кафе с планшетником на коленях, и за жалюзи в личном аквариуме общей рабочей зоны open space. Но если исходить из интересов дела, которое необходимо сделать, а не из соображений продвинутости, которую следует демонстрировать, то нужен кабинет. Глеб так и объяснил это Гермесу. Гермес согласился.

Вот теперь в кабинете сломалась кофемашина. Глеб проверил загрузку, нажал все кнопки, пошлёпал ладонью и сверху, и по бокам, но аппарат тупил и не желал варить кофе. Тогда Глеб вызвал мастера, а сам пошёл за кофе на этаж к админам.

«ДиКСи» располагался в комплексе зданий какого-то бывшего секретного советского НИИ. По местной легенде, Гермес работал в этом НИИ научным сотрудником, в перестройку начал свой бизнес, то ли выкупил, то ли арендовал весь комплекс и вот недавно поместил здесь «ДиКСи». Официально Гурвич был у Гермеса наёмным работником.

Офисы «ДиКСи» были распиханы по главному корпусу как попало. Кабинет Глеба, к примеру, занимал угол верхнего, четвёртого этажа. Рабочие зоны располагались на третьем и втором этажах. Серверы и прочее оборудование, которому требовались охлаждение и покой, стояли в подвалах. А вообще, и в главном корпусе, и в других корпусах сидело много разных контор и фирмочек, угнездившихся здесь с диких девяностых. Иногда во двор комплекса осторожно въезжали длинные грязные фуры, которым надо было переждать где-то пару дней, а иногда – холёные чёрные кортежи с мигалками. В общем, комплекс жил напряжённой полулегальной и запутанной жизнью – обычной для коммерчески-освоенных промзон Москвы.

Глеб прошёл по коридору, а потом спустился по лестнице. В окна светил белый, безликий день начала зимы. Комплекс находился в Отрадном, среди просторных кварталов типовых советских высоток. Сверху Глеб видел два ангара и другое офисное здание комплекса: их плоские крыши казались застелены бумажными листами. А снежный двор уже был исчёркан чёрными дугами автомобильных следов.

На два этажа рабочих зон open space имелась рекреационная зона с диванами и кухонькой: холодильник, мойка, шкаф с посудой, чайник, кулер, кофемашина. Похоже, кухонька должна была внушать какие-то корпоративные идеи вроде «наша фирма – наш дом, а мы – одна семья». На деле зона отдыха напоминала секцию IKEA, где покупатели решили не просто прицениться, а немного пожить в ассортименте.

На диване развалился Борька Крохин. Он говорил по телефону и отхлёбывал дымящийся кофе из большой кружки с надписью «DiCS».

– Дрова, бля, ставь только самые необходимые. Если на Винде, то один только и-эн-эф-пакет для чипсета и драйвер видеокарты. Иначе, Конь, будет у тебя тормозня, конфликты и глюки.

– Бобс, ты сможешь поговорить или сейчас занят? – спросил Глеб, запуская кофемашину.

– Да как два пальца, – кивнул Борька. – Это я не тебе, Конь, ты своё слушай. От настроек по умолчанию отклоняйся по минимуму. С такими настройками софт протестирован в пиздильон раз лучше, чем с другими, понял? Не трогай на хер инсталляций в режиме фулл, бери в режиме дефолт, особенно на микросифе офис.

Борьке было лет двадцать. А может, и восемнадцать, по нему не поймёшь. Борька работал в «ДиКСи» одним из сисадминов, занимался всеми проблемами локальной сети внутри конторы. Если случались сбои, Глеб обращался к Борьке, поэтому знал его немного лучше, чем других работников «ДиКСи», исключая, разумеется, Кабучу, любовницу.

– Спасибо за жабу. – Глеб имел в виду фотомонтаж в своём комьюнити с открытой могилой демона Абракадабры. – Смешная жаба.

– Кстати, сам Гермес идею подсказал.

– Гермес? – изумился Глеб.

– Ага. Я к нему ходил тулбары навешивать, а он как раз в твоей комьюге сидел. Говорит, прикольно было бы, если бы нечисть там из могилы вылезла. Могила же, блин. Ну, я и придумал, как отжабить.

Глеб задумчиво размешивал в кофе сахар. Надо же, сам Гермес заходит к нему в комьюнити… С чего бы это? Гермес слишком занятой и влиятельный человек, чтобы заниматься такой ерундой.

– Конь, твои проблемы – это индексеры, антивирусы, плагины к браузеру, всякая ненужная херь типа для апдейтов софта. Сноси их!

Интересно, думал Глеб, вот здесь всё, и не только «ДиКСи», так или иначе принадлежит Гермесу. На самом-то деле это же оф-фигеть какое бабло. Почему же Гурвич оказался столь беден? Точнее, почему от него осталось так мало, что Орли даже на квартиру в Бирюлёво не хватит? Или то, что осталось, – это вовсе не мало?

– Слушай, Бобс, а что это такое – оформить права на авторские протоколы операционной системы?

– Положить фичу себе в карман, – быстро пояснил Борька.

– А по-русски?

– Фича – это такая специфическая черта, ноу-хау, ну, способность программы что-то делать, эксклюзив. В общем, суть всего.

– То есть оформить права – это быть владельцем патента?

– Угу. У кого фича, тому платят за право пользования. Он и бабки получает, и контролирует всё. Фича – это, бля, крутой шэривейр.

Глеб понял, что «авторские протоколы операционной системы» – это главное в «ДиКСи»: программы с методиками семантического поиска, DisCourSession, «мир как гуляш». Эти-то программы и завещал Орли, своей внебрачной дочери, программист Лев Гурвич.

– Глеб, а ты к Кабуче в комьюгу ходил? – спросил Борька. – Я там постяру забабахал, Кабуча ваще охерела.

Мариша Кабуча, диджей «Радио ДиКСи», была целью Борькиной сексуальной экспансии. Глеб думал, что Борька ещё девственник, хотя и странно представить такое в Москве двадцать первого века. Но Глеб понимал, что революции происходят для всех, но не для каждого. Для Борьки, видимо, сексуальной революции не случилось: слишком уж много времени он проводит перед компом. Была бы девушка – плюнул бы он на весь этот онлайн.

– «Секьюрити эксенциальс» – лучший, – в это время вещал Борька Коню. – Мышей ловит, экологичен, топлива жрёт мало, не буксует… И вообще, Конь, берёшь на халяву бета-версию – не затачивай под неё всякие кастомайзеры, на хер тебе это? Под видом вареза тебе такой маздай подсунут!..

Разухабистость речи программеров и айтишников Глеб понимал как механизм компенсации: зрелые парни день и ночь сидят перед телевизорами и нажимают на кнопки – в этом нет ничего стильного или эффектного. Что ж, тогда необходимая брутальность проявляется в разговоре. Если послушать айтишника, то услышишь репортаж из зоны боевых действий, где орудуют пираты и взломщики, где что-то палят, грохают, бьют и херачат всех подряд. Речь программеров была обусловлена не столько комьютерными технологиями, сколько избытком неизрасходованных тестостерона и адреналина.

– А что ты у Кабучи в комьюнити делаешь? – спросил Глеб.

– У Кабучи, конечно, делать не хер, Кабуча дура, – согласился Борька. – Только как мне её завалить? Валю через комьюшку.

– Думаешь, даст? – улыбнулся Глеб. – Она же для тебя старая. У неё, кстати, сыну пятнадцать лет.

– Я уже сказал, что я молодой, ей, наоборот, понравилось.

– Она узнает, что ты – это ты, и развернёт тебя. Сотрудник же.

– Смотря как зацеплю. Хорошо зацеплю – не развернёт.

Борька тёрся в блоге Кабучи, что-то там писал, шутил, – в общем, соблазнял. Глеб один раз почитал эти публичные игрища – ему стало неловко до поджимания пальцев в ботинках. А Кабуче с Борькой нравилось. Правда, Кабуча не знала, с кем заигрывает, Борька ходил к ней под ником Borez. В комьюнити Глеба Борька таскался под ником Kroxobor, который был образован от «Бориса Крохина». Борька считал, что «крохобор» означает «крохотный борец».

Глеб сунул пустую чашку в мойку. Он думал о Борьке. Значит, с людьми Бобс общается не вживую, а в комьюнити, вон даже Кабучу там клеит. Самореализация для него – затачивать под бета-версию всякие кастомайзеры, то есть креатив. Получается «Поколение Пу», как тогда в ресторане сказала Орли. Комьюнити, креатив, кредит.

– Бобс, а на тебе висят какие-нибудь кредиты?

– Бля, на ком их нету? – удивился Крохин. – У меня фердипердоз в кредите. Ещё год платить, суки.

«Фердипердозом» Борька называл свою машину, старый «форд».

– Слушай, Конь, ты меня заебал, я тебе вот чё скажу! – зарычал Борька в телефон. – Ты ведь тупой, так что апгрейд-инсталляциями не пользуйся, бля, понял? Даже если нет другого выбора из-за лицензий, бери с диска чистую предыдущую версию без драйверов и софта и уже после этого прогоняй апгрейд. А свои личные данные и настройки переноси отдельно, вручную, а то угробишь всё на хер к ебеням!

Борька захлопнул телефон и сунул его в карман.

– Бобс, а как думаешь, сколько могут стоит активы Гурвича?

– Какие активы?

– Ну, фича. Вот эти вот протоколы, которые положены в основу всего софта у «ДиКСи».

– Опять не понял.

– Программа DisCourSession. Программа семантического поиска.

– Слушай, Глеб, – усмехнулся Борька, – такой программы нет.

– Теперь я не понял, – опешил Глеб. – Это как?

– Ну, как тебе сказать… Если бы такая программа была, Гермес её давно бы спиздил и выбросил Гурвича.

– Оп-па!

Не то чтобы он был уверен в честности Гермеса – нет, капиталы составляются вовсе не честностью, – но… Но… В общем, просто «но».

– А как же тогда «ДиКСи» работает? – глупо спросил Глеб.

– Ну, на самом деле программа существует, – смилостивился Бобс и начал объяснять. – Существует, так сказать, в идеале. Гурвич сделал версии для каждого сервиса. Версии утопил в софте каждого сервиса. Растворил. Сам он лично смог бы достать, а кто другой – ни хера.

– Мне, э-э… лучше на пальцах. С примерами из мультиков.

– Представь, ты написал в компьютере гениальное стихотворение в сто строк. Потом в том же компьютере слабал сто других стихов, лажовых. В каждое из них вставил по строчке из гениального, чтобы по рифме более-менее подходили. А гениальный стих стёр. Так что твоё гениальное стихотворение находится в компьютере, но достать его сможешь только ты один. Во всяком случае – быстро. А я должен буду прочитать все сто стихотворений, сообразить, какая строка в каждом из них по смыслу не подходит, извлечь эти строки и составить в нужном порядке. Тогда я получу твоё гениальное стихотворение.

– И такие предосторожности – чтобы не украли?

– «ДиКСи» – контора на миллионы. А основа – протоколы Гурвича. Тут кто хочешь задумается, как бы их тиснуть. Хотя бы ради выкупа.

Глеб подумал, что Орли, похоже, осталась без наследства. Отец завещал ей свою разработку – протоколы DisCourSession, но их не извлечь из операционной системы. Жаль девочку.

– А без Гурвича и протоколов «ДиКСи» сдохнет?

– Да ни хера. Только надо всё пэ-о бэкапить и обновлять, скажем, каждые три месяца. Дебажить не по-детски. Гонять через патчи. И ничего не дропнется. Но и качественного развития не будет.

– Странно, а ведь Гермес хотел телеканал открывать…

– Ну, хер его знает. Здесь, Глеб, точняк не наше дело. Ты Кабучу петрушишь – ну и петрушь, а на чьём диване – тебе не по хер ли?

«Поколение Пу» умело провести себе черту и не заступать за неё. На такие вещи глазомер у Борьки был куда точнее, чем у Глеба. Да, тема этих протоколов – не его компетенция. Так что встал и вышел.

– Ты лучше скажи, Глеб, тебе Кабуча про меня что-то говорила?

– Ничего, Бобс. Ни про тебя в реале, ни про тебя в комьюнити.

Глеб посмотрел на Борьку. Борька был высокий, тощий, носатый и вполне себе обаятельный, но Глеб по опыту знал, что Мариша ищет в мужчине отнюдь не обаяние. И не юношескую гиперсексуальность.

– Эх, бля, ничё она ещё не вкурила, – с досадой вздохнул Борька. – Слушай, а в ёбле она чё делает?

– А чё тя интересует? – ухмыльнулся Глеб.

– А чё ей нравится?

Бобса не смущало, что Кабуча – любовница Глеба. К Глебу, который трахает Маришу, Борька относится как к пользователю, который уже использует ту программу, которую присмотрел себе он сам. Программа не будет хуже, если её поюзают оба юзера. И они друг другу не враги.

– Ладно, не ревнуй, – хмыкнул Борька и подмигнул Глебу.

Крохина интересовали интимные подробности о Марише, но он уважил чувствительность Глеба и прекратил расспросы. Глеб понял, что юный Бобс великодушно снизошёл к его старческой слабости.

6

Розовый закат румянился где-то за Истрой и Звенигородом, точно ещё не решил, быть ему синим и вьюжным или красным и морозным. В это время дверь кабинета у Глеба без предупреждения распахнула Кабуча. Она привалилась плечом к косяку и скрестила руки на груди, всем видом гневно вопрошая: «Ну и что ты здесь делаешь?!» Конечно, это была игра. Эдакое эффектное появление строгой мамаши.

Глеб выключил лампу, встал из-за стола и пошёл к Кабуче. В правой руке на отлёте он держал сигарету.

– Ах ты, хамила! – свирепо сказала Кабуча и выдернула сигарету из пальцев Глеба. – Быстро сюда буську! – Она указала себе на скулу.

Глеб усмехнулся и поцеловал Кабучу в щёчку.

Мариша Кабуча была диджеем на «Радио ДиКСи». Здесь несколько диджеев работали на разные аудитории: на интеллектуалов, на борцов за социальную справедливость, на модников и так далее. Мариша была для молодёжи. «Кабуча» на сленге значило «плохая девчонка», «егоза», «скандалистка». А по-настоящему фамилия у Мариши была никакая – Павлова, и Мариша весьма давно уже не была девчонкой: ей стукнуло тридцать пять, и у неё имелся сын Денис пятнадцати лет.

Кабуча прошла мимо Глеба, плюхнулась на подушки широкого и глубокого дивана и затянулась сигаретой. Глеб, улыбаясь, взял со своего стола брендовую красно-бело-чёрно-золотую пепельницу Marlboro и поставил её на подлокотник дивана рядом с Кабучей.

– Как дела? – спросил Глеб, присаживаясь рядом. – Как Денис?

– Хэ-зэ, Глеба, – Мариша пожала плечами. – Денька у меня всю неделю болеет, ёпстудей. В школе там разосрался с каким-то задротом и психанул, ушёл домой без куртки. А дом-то наш от школы ваще на тигулях, ты же знаешь. Денька весь простыл, пока пилил по такому зусману. Лежал три дня с температурой, ща вот сидит на таблетках.

Глеб до сих пор не смог понять, то ли Кабуча молодится, рассыпая горох сленга, то ли уже не отделяет свой эфирный образ от реального. Если она не различает офлайн и онлайн, тогда она дура, думал Глеб. А если Кабуча вот так молодится, то это напрасно: она трещит слишком умело, со зрелым мастерством, и этим выдаёт настоящий возраст.

– Мы, кстати, решили с Денькой записаться на фигурное катание. В «Динамо» есть секция. Какой-то даже чемпион ведёт, что ли.

Глеб видел сына у Кабучи. Красивый, самолюбивый и капризный мальчик, блондин, эдакий истинный ариец. Понятно, зачем ему нужно фигурное катание – некий микс из девочек, музыки, объятий, танцев, романтики, оригинальности и прочей «ванильки», как называла такие вещи Кабуча. А зачем коньки Кабуче? Зачем лисе копыта?

– Ты, Марья, лучше бы Дениса одного отпустила, – посоветовал Глеб. – Наверняка он ради какой-то девочки решил кататься.

– Я предлагала ему. Чё ты, говорю, Денька, ёптыть, я же девча окабяканая, а он говорит, что кучерявая, – засмеялась Кабуча.

Конечно, тридцать пять Кабуче никто не давал. Давали двадцать пять. Но всё равно не семнадцать. Кабуча разрывалась пополам. Ей хотелось быть сразу и девочкой, чтобы подцепить хорошего мужа, и мамой, чтобы руководить ненаглядным сыном. Потому она относилась к Денису как к бойфренду, а себя подавала как «подружу Деньки».

За окном небо уже не розовело, а стало вишнёвым. В кабинете всё посинело, а в углах загустела темнота. Раньше сумерки так волновали Глеба, особенно если рядом была женщина, а сейчас всё стало куда проще. Нет проблем вызвать девчонку, что разденется для тебя хоть в сумерки, хоть ясным днём. Искать не хочется – в этом и проблема.

Глеб присел на угол стола и включил лампу. Лампа в кабинете у него была авторская, от Альберто Смания из коллекции Biblo: матовый тубус на подставке из трёх кубов. Лампу он выбирал очень тщательно, а вот секретаршу, к примеру, вообще не выбирал – отказался от неё как таковой. Для минета есть Кабуча, а помощник не нужен.

– Как твои женихи? – спросил Глеб.

Мариша вела активный и агрессивный поиск женихов через соцсети и разные специальные сервисы.

– Не айс, – покачала головой Кабуча. – Тот Дима, про которого я тебе рассказывала, оказался бэбик аульский. Может, и хороший чел, но не могу я с такими, ёханы кабистос.

– А другие?

– Всякие мутные пассажиры. Им секс нужен, а не семья. Все хотят сначала в постель, а потом ведь и не объявят ничего, пошлют нах.

– Может, объявят, не пошлют.

– Глеба, ты же понимаешь, – грустно сказала Кабуча. – Ты и сам такой же: впердолил девче и на коня. Я смотрю там по анкетам, какие они себе статусы выбирают, – ипать-копать, бля!

– Сочувствую, – сказал Глеб. – А ты пробовала не верить статусам?

– Если и в статусах врёт, сразу полный несрастон.

– Логично. Кстати, ты в курсе, что ты разбила сердце нашему сисадмину Борьке Крохину? Он тут весь офис обвздыхал.

– Это такой длинный скелетоид с рубильником? – Кабуча показала вместо носа увесистую грушу.

– Он. Точнее, оно.

– Когда ты меня достанешь, я с ним ата-та начну делать. А когда он дорастёт до гения и займёт в «ДиКСи» место Гурвича, замуж за него выйду, понял? – Кабуча снова закурила. – Ты лучше чё-нито о себе расскажи. Как там похороны прошли?

– Да почти никак. Тихонько на Калитниках закопали, и всё.

– Мне говорили, ты там с дочкой познакомился? – Глеб уловил в вопросе Кабучи ревность. – Она же красопеточка такая.

– Познакомился, – подтвердил он. – Красопетка. А что толку? Её, похоже, даже папочка кинул. Назавещал ей всего с три короба, но фиг чего она получит.

– В смысле, её кто-то обул или папочка намудил?

– Папочка напутал.

– Понятно, ещё бы, – хмыкнула Кабуча. – Гурвич же был наркот. У него все мозги вывихнулись.

– То есть?! – ошалел Глеб. – Это как?!

– А ты чего, не знал?

Кабуча сидела на кожаном диване нога на ногу и курила с видом ветерана, презирающего зелёных новобранцев.

– Вообще ни сном ни духом…

– Последние пару лет он ходил уколбашенный по полной. Потому полгода назад Гермес и откопал Гурвичу дочку, чтобы следила за папусиком. Постороннего к наркому приставлять – большой риск. Уйдёт инфа, что основатель компании обдолбыш, так партнёры могут отвернуться. Инвесторы, бля, всякие. Чего тут не понятно?

– Слушай, я видал его, ну… месяца за три до смерти… – Глеб вспоминал. – Мельком… Он был больной, но нормальный.

– Это тебе показалось. Он был кислотой выжженный.

Мариша ввинтила окурок в пепельницу.

– Выключи свет, – попросила она.

Глеб щёлкнул кнопкой. Наступила темнота.

– Это я ему наркоту доставала, – в темноте негромко сказала Кабуча. – Не всегда я, но чаще всего. Поначалу по карпалю носила, чуть-чуть, когда Гурвич сам просил. А потом попёр Карабах, Гурвич на мощный дозняк уехал. Гермес меня вызвал поговорить и сказал, что возил его по разным закрытым частным клиникам, и там сказали: всё, без шансов. Единственное, что можно сделать, – облегчить конец.

Глебу в его жизни всё казалось надёжным и респектабельным, но под скорлупой благополучия укрывались демоны разрушения – точно страшный Абракадабра, развоплощённый и запертый в могиле, но способный собраться обратно и восстать.

– Чтобы Гурвича не ломало, ему нужны были кислота и уход, – продолжала Кабуча. – Гермес руководил: лавэ давал. Доча ухаживала, а я гонзу добывала. У меня со старых времён есть знакомые дилеры, которые не подсунут шмурдяк и не сдадут.

– А зачем ты это делала, Марья?

– Глеба, глупый вопрос. А ты бы отказал Гермесу?

Теперь закурил уже Глеб. Да, он не отказал бы Гермесу.

– Тебе Гермес платил?

– Не кэшем. Школьные взносы на Деньку закрыл, какие возможно.

– Марья, а если Гурвич от передоза умер? – тихо спросил Глеб.

– Да не по фиг ли, Глеба? – подчёркнуто-внятно спросила Кабуча. – Кругом же блудняк. Но лучше уж такой кобздец, чем никакая лабзда. Надеюсь, я понятно выразилась.

– Во всяком случае, я понял, – кивнул Глеб. – Ну, и согласен.

– Официально объявили – сердечный приступ. Никто не возражал. Дочка-то его, Орли, с которой ты трепался, – она возражала?

– Нет. Она смертью Гурвича особенно не напрягается.

– Ну и ты не напрягайся.

Глеб молчал, раздумывая.

– Как спокойно ты ко всему этому относишься, Мариша… Ну, был наркоманом основатель твоей компании… А другой основатель не смог его вылечить и обставил смерть товарища разными удобствами. В сиделки привёз дочку, чтобы избежать инсайда. В наркокурьеры определил верную сотрудницу. Похоронили красиво. Но что-то есть в этом бесчеловечное, не находишь?

– Иди сюда, – негромко велела Кабуча и пошлёпала ладонью по дивану рядом с собой.

Глеб сунул сигарету в пепельницу и пересел к Кабуче, утонув в кожаных подушках дивана. Мариша сразу привалилась к Глебу, целуя куда-то в ухо, и полезла рукой к пряжке ремня.

– Чё ты, чё ты, – зашептала она. – Фига ли загрузился… Наркота – это часть культуры айтишников. Они так сознание расширяют. Это их геморы. Глеба! Зая! За-я!

– Что? – отозвался Глеб.

– Стив Джобс назвал свой опыт кайфа одной из важнейших вещей своей жизни!

– Стив Джобс мирно умер от рака.

– В своём Пиндостане, а не в нашем Гондурасе.

Н-да, подумал Глеб. В России Джобс не создал бы никакого Apple, а до сих пор бы ещё оформлял договор аренды на гараж для сборки компьютеров. А Гурвич и Гермес ухитрились сделать «ДиКСи».

– Зая, встань к столу, – тихо попросила Мариша. – Я миньку хочу…

Глеб выбрался из объятий дивана, придерживая расстёгнутые брюки, и присел на кромку столешницы. Кабуча тоже сползла с дивана и опустилась перед Глебом на колени.

Глеб не соблазнял Кабучу. В первый раз у них всё получилось как-то само собой: под закат корпоратива они ушли сюда же, в кабинет, и пьяная Мариша вдруг зашептала всякую пошлятину – типа: «Доктор, померь мне температуру своим градусником!». По трезвости Глеб не вынес бы той лажи, которую Мариша считала любовным воркованием, но спьяну прокатило – и неожиданно зацепилось. Мариша искренне полагала, что нужно давать начальству, а Глеб хоть и смущался слегка, но был уверен, что подчинённые должны у него сосать.

Глеб поглаживал Маришу по голове и думал, что бесчеловечность смерти Льва Гурвича не в жестокости или несправедливости, а в некой компьютерности, в точности композиции и в отсутствии женских слёз. Никто Гурвича не оплакивал, ни Орли, ни Мариша. Наверное, если бы смерть Гурвича можно было проверить тестом Тьюринга, тест показал бы, что эта смерть – смерть-робот. Не конец человеческой жизни, а просто определённый этап в действии программы.

Тест Тьюринга – способ отличить человека от робота. Испытание проводится так. Тестирующий имеет двух собеседников, которых он не видит. Один из собеседников – человек, другой – робот. Тестирующий задаёт одинаковые вопросы и по разнице в ответах устанавливает, где робот. Хотя на самом деле тест Тьюринга выявляет у машины вовсе не разум, а лишь способность имитировать человека.

Что же машине не удаётся имитировать? Придерживая голову Мариши, Глеб подумал: компьютер не может понять – следовательно, имитировать – категорию женского. Он учтёт феномен деторождения, разделение людей на два пола, гендерные принципы поведения – и всё равно проколется, потому что машина не Мариша, она не сможет захотеть отсосать. Женщина – это то, что отличает мужчину от робота.

Глеб помнил, что Тьюринг разработал свой тест на основе старой игры, в которой ведущий угадывал, где мужчина, где женщина. Своего воображаемого робота Тьюринг усадил на место женщины. У него, у Алана Тьюринга, вообще были проблемы с этим вопросом…

Глеб понимал, что Мариша в данный момент очень старается, но решил, что сможет сделать сразу оба дела… Он тихонько взял со стола планшетник и в «ДиКСи-поиске» набрал «Алан Тьюринг».

Тьюринг прожил только сорок два года, но его идеи легли в основу всего софта современной цивилизации. Он был героем Второй мировой, потому что взломал неуязвимый код супермашины «Энигма», которая шифровала переговоры авиации и флота нацистов. А ещё Тьюринг был геем, его судили и в наказание обрекли на гормональные инъекции, которые должны были вернуть его к гетеросексуальности. Но на деле инъекции кастрировали Тьюринга, и у него выросла женская грудь. В 1952 году измученный Тьюринг пропитал цианистым калием яблоко и откусил кусочек.

В общем, богохульник Алан Тьюринг поставил робота на место женщины, сам превратился в женщину и, как Ева – первая женщина, – обрёл смерть от яблока. А плод с древа познания Еве подсунул дьявол, который потом надоумил Тьюринга создать компьютер – эту чуму человечества. Тот же самый дьявол, издеваясь, подсказал Стиву Джобсу и лейбл для Apple, главной фабрики компьютеров: яблоко, надкушенное доверчивой Евой и нечестивым Тьюрингом…

Кабуча давно уже смотрела на Глеба снизу вверх.

– Эй, мужик, тебе не кажется, что ты оборзел? – зло спросила она.