Текст книги "Казачество в 1812 году"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава вторая. От Бородина до Тарутино. Арьергардные бои. Ярость маршала Мюрата. Сражение на реке Чернишне. Армейские партизанские отряды. Донское казачье ополчение.

Перед днем Бородина – днем 26 августа – русская армия в главных силах своих вышла на поле генеральной баталии Отечественной войны 1812 года и стала располагаться на позициях, назначенных 1-й и 2-й Западным армиям. Назначенные места занимали корпуса и дивизии, полки и батареи. В том, что давно ожидаемое сражение наконец-то состоится, уже никто не сомневался.

Русские арьергарды с их казачьими полками вышли на Бородинское поле последними. В день 23 августа отряд генерала К. К. Сиверса 1-го отошел к деревне Гриднево, отряд генерала П. П. Коновницына – к Колоцкому монастырю, а отряд генерала К. А. Крейца – к деревне Поповке. Они упорно сдерживали французский авангард, стремясь выиграть время для русской армии, устраивавшейся на позициях для предстоящей битвы.

В ее преддверии сильные арьергардные бои произошли у деревень Твердики, Гриднево, Поповка, Мышкино и Ерохово. Казачьим сотням не раз приходилось спешиваться и превращаться в пеших стрелков. Отходили они только по приказу свыше: французам при их большом старании никак не удавалась «сбить» казачьи заслоны с занимаемых позиций.

В тот день отличился бесстрашием и мужеством генерал-майор Иван Козьмич Краснов 1-й, которому не довелось стать участником исторической битвы на поле Бородинском. Но доля его в той славе русского оружия огромна. Накануне Бородинской генеральной баталии у Колоцкого монастыря (у деревни Гриднево) произошел арьергардный бой русской стороны, которой командовал генерал-лейтенат П. П. Коновницын.

События того дня 23 августа развивались так. В 9 часов утра авангард французской армии (40 эскадронов кавалерии, две колонны пехоты и 18 орудий) обрушил свой удар на казачий отряд генерала Н. В. Иловайского, прикрывавшего отход русской армии к Бородино. Однако тот не «выказал страха» перед превосходящими силами атакующих четырех десятков кавалерии маршала Иоахима Мюрата, которого казаки называли «Муратом».

Казаки, отбиваясь, отошли к деревне Гриднево, где находились главные силы армейского арьергарда. Здесь наполеоновцы, стремившиеся на всем протяжении пути от города-крепости Смоленска к Москве связать боем и отрезать от своих хотя бы часть кутузовских войск, встретили самый стойкий отпор.

Генерал-лейтенант П. П. Коновницын, доносил в тот день князю Багратиону: «В продолжение десяти часов сражения мы уступили неприятелю не более девяти верст, останавливаясь в пяти позциях».

Казакам под Колоцким монастырем приходилось раз за разом отбивать атаки вражеской кавалерии, находясь под артиллерийским обстрелом неприятеля. Когда 60-летний генерал-майор Краснов 1-й скакал впереди своих полков, французское ядро раздробило ему опять ту же «злочастную правую ногу», уже дважды «жестоко» израненную пулями.

Врачи вынуждены был срочно сделать раненому ампутацию ноги. Операция ему была проведена в походной палатке атамана Матвея Платова и в присутствии его старого боевого товарища. Рана оказалась смертельной, и после 14 часов мучений, на следующий день 25 августа, Иван Козьмич Краснов скончался.

…Мемуарист С. Н. Глинка, автор «Из записок о 12-м годе» рассказал о гибели прославленного донского военачальника И. К. Краснова, которому прочили блестящее будущее на полях брани, в еще не достигшей своего апогея Отечественной войне 1812 года:

«За несколько дней до битвы Бородинской убит был под Колоцким монастырем донских войск генерал-майор Иван Кузьмич Краснов первый, который, за отъездом М. И. Платова в Москву, занял место его…

За отсутствием Платова Краснов начальствовал в авангарде донскими полками на высотах Колоцкого монастыря. Жестоким огнем действовали неприятельские и русские батареи; Краснов молнией перелетал с одного крыла на другое пуд тучею пуль, картечи и ядер. Его приметили с французской батареи и направили роковой удар.

Умирающий герой, увидя внука своего, есаула Гладкова, недавно прибышего с Дона, с лаской сказал: «И ты здесь, очень рад, ты будешь мне нужен». В стенах монастыря тотчас отыскали лекаря. Но раненая нога так была раздроблена и измята, что невозможно было перевязать.

Между тем конница неприятельская усилилась с левого крыла, по малолюдству полки наши отдалялись. В то же время с ближайших батарей густо летели ядра. Надлежало спасать раненого не от смерти, а от плена. По дороге к Бородину дали отдохнуть Краснову, где, встретясь с генералом Иловайским пятым, (он) сдал ему начальство и сказал: «Отражай! Гони неприятеля, и я радостно умру!»

Немедленно препоручено было есаулу Гладкому препроводить Краснова в главную квартиру и отыскать знаменитого врача Виллие. Отнятие ноги сделано под открытым небом в присутствии Барклая де Толли и Платова, возвратившегося из Москвы. Война двигалась к Бородинским батареям. Раненый Краснов страдал и терпел. Один только раз, несколько поморщившись, сказал Гладкову, который поддерживал ему голову: «Скоро ли это кончится?» – «Скоро!» – отвечал Гладков. – «А нога где?» Внук замолчал. На окровавленном ковре перенесли Краснова в квартиру Барклая де Толли.

Между тем пушки гремели беспрестанно. Как будто бы пробуждаясь от тяжелого сна, умирающий герой спрашивал: «Что делают наши?» Гладков отвечал: «Дерутся». – «Кто кого бьет?» – «Наши!» – «Хорошо ли?» – «Как русские!» Вдруг гусарский офицер, вбежал в комнату с ложной вестью и сказал: «Даву убит!» – «Слава богу! – воскликнул Краснов, – он был злой человек! Приподнимите меня, – продолжал он, – я сам хочу посмотреть, что делают наши». Ему отвечали: «Наши бьют французов». – «Слава богу! Дай бог!» Тут хотел он перекреститься, но правая рука уже была неподвижна. Краснов скончался через четырнадцать часов после раны…»

…Казачьего генерала похоронили 27 августа при скоплении многотысячной толпы москвичей, провожавшей его в последний путь, на кладбище Московского Донского монастыря рядом с могилой атамана Иловайского, давнего его боевого соратника. Для современников это было запоминающимся событием начала той большой войны, какой стал для россиян Русский поход императора французов.

Краснов 1-й в Отечественной войне 1812 года оказался единственным казачьим генералом, павшим на поле брани. Хотя раненых и перераненных набиралось много. После гибели в «Русском вестнике» о нем была напечатана большая статья с портретом. Такой чести тогда удостаивались немногие.

В российском обществе, в русской армии говорилось, что на войне за Отечество пал воин, который в молодые годы был «отмечен вниманием самого генералиссимуса Александра Васильевича Суворова, графа Рымникского, князя Италийского». Почести павшему военачальнику отдавались во всех слоях российского общества, что говорило о его популярности.

Это была оценка личности атамана Бугского казачьего войска и его деяний не только в отражении нашествия полчищ Наполеона Бонапарта на Россию, но и доблести в других военных кампаниях. Ими послужной список Краснова 1-го, как, впрочем, и почти всего донского генералитета 1812 года, был действительно богат.

Память о Иване Козьмиче Краснове в русской армии и казачестве хранилась свято. 26 августа 1904 года «в вечное сохранение и напоминание о командирах, водивших казачьи полки к победам, 15-му Донскому казачьему полку было присвоено имя генерал-майора Краснова 1-го.

Полк комплектовался призывниками с Верхнего Дона – Усть-Медведицкого округа. «Красновцы» гордились полковым Георгиевским знаменем. Эту святыню они получили как правоприемники Донского казачьего Карпова полка. Казаки носили на головных уборах знаки отличия за Русско-турецкую войну 1877–1878 годов, отличившись при освобождении славянской единоверной Болгарии от османского ига.

…В день боя у деревни Гриднево близ Колоцкого монастыря главнокомандующий Главной русской армии, находясь «при селе Бородине», отправил императору Александру I очередное донесение о состоянии войск и выборе позиции для долгожданного сражения. М. И. Голенищев-Кутузов в том донесении вновь с похвалой отозвался о действиях казаков в арьергардных столкновениях с французами:

«Касательно неприятеля, приметно уже несколько дней, что он стал чрезвычайно осторожен, и когда трогается вперед, то сие, так сказать, ощупью. Вчерашнего дня посланный от меня полковник князь Кудашев заставил с 200 казаками всю конницу Давустова корпуса и короля неаполитанского несколько часов сидеть на лошадях неподвижно. Вчера неприятель ни шагу вперед движения не сделал. Сегодня казачьи наши форпосты от меня в 30-ти верстах, и боковые дороги наблюдаются весьма рачительно».

В другом донесении (не датированном) на имя императора Александра I главнокомандующий сообщал о деле под Колоцким монастырем:

«Августа 24-го числа пополудни в 4 часа арьергард наш был атакован при Колоцком монастыре французами. Превосходные силы неприятеля принудили отступить оной к позиции, близ Бородина находящейся, где войска были уже устроены в боевой порядок.

В сей день арьергард наш имел дело с неприятельскою кавалериею и одержал поверхность (победу). Изюмский гусарский полк с некоторым числом казаков атаковал сильно французскую кавалерию, где три эскадрона оной были истреблены…»

Прологом к генеральной баталии Отечественной войны 1812 года стала кровопролитная схватка за редут на высоте у села Шевардино. Она с самой завязки отличалась редкой ожесточенностью и упорством сражающихся. Шевардинский бой 24 августа близился к завершению. Начинало темнеть, хотя стороны продолжали ходить в атаки. Историки, ссылаясь на мемуаристов, и сегодня спорят о том, что заставило полководца М. И. Голенищева-Кутузова отдать приказ войскам отойти от Шевардино на Бородинскую позицию и перестать вести борьбу за передовой редут. Думается, одной из причин такого решения стало следующее донесение от легкоконного арьергардного отряда:

«…Полученный к вечеру рапорт от генерал-майора Карпова, отступавшего по (Старой Смоленской) дороге с 4-мя казачьими полками подтвердил, что (Польский) корпус князя Понятовского приближался по сей дороге. Вследствие сего (и других подобных донесений. – А.Ш.) главнокомандующий приказал генерал-лейтенанту Горчакову 2-му, оставя редут в ночи, отступить со всеми войсками в главную армию и занять свое место в линии».

…Утром 26 августа 1812 года первые солнечные лучи, павшие на Бородинское поле, высветили две армии, готовые сразиться друг с другом. Русская армия – за свое Отечество, Великая армия Французской империи – за то, чтобы покорить Россию, поставив ее силой на колени, и продиктовать ей свои условия мира.

Два великих полководца – генерал от инфантерии Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов и император французов Наполеон I Бонапарт – хорошо знали соперника. Для того и другого это была генеральная баталия. Для первого – в священной Отечественной войне, для второго – в завоевательном Русском походе.

Французский генерал Ж. Ж. Пеле-Клозо в своих мемуарах под названием «Бородинское сражение» так описывает состояние императора Наполеона, обозревшего под солнечными лучами огромное поле битвы:

«Он (Наполеон. – А.Ш.) полагал, что дает почти фронтальное сражение. Превосходя числом французскую армию, они (русские. – А.Ш.) ежеминутно могли перейти в наступление, обрушиться на какую-либо часть нашего фронта, направить… превосходную кавалерию или тучу казаков на нашу линию отступления. Многочисленные предосторожности были необходимы».

Главная русская армия состояла из двух армий – 1-й Западной генерала от инфантерии Михаила Богдановича Барклая де Толли и 2-й Западной генерала от инфантерии князя Петра Ивановича Багратиона. Через самое короткое время после Бородинской битвы эти армии перестанут существовать как таковые. Немалую часть их кавалерии составляли казачьи и иные иррегулярные полки.

Основу иррегулярной конницы 1-й Западной армии составлял летучий казачий корпус силой в 10 полков. Командовал им кавалер ордена Святого Георгия 2-й степени (класса), атаман Войска Донского, генерал от кавалерии Матвей Иванович Платов.

Атаман имел в день Бородина небольшой по составу корпусной штаб, который состоял из: обер-квартирмейстера – капитана Свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части А. И. Тарасова, дежурного штаб-офицера – полковника Лейб-гвардии Конного полка И. Я. Шперберга и старшего адъютанта – войскового старшину Атаманского полка С. Д. Лазарева 3-го. При платовском штабе состоял полковник принц Эрнст-Константин Гессен-Филиппстальский, связанный родственными узами с домом Романовых.

Летучий казачий корпус, из которого в который уже раз изъяли ряд полков (носивших фамилии своих командиров), в день 26 августа имел в своем составе следующие бригады:

Бригада подполковника М. Г. Власова 3-го в составе:

Донской казачий подполковника И. И. Андрианова 2-го полк.

Донской казачий войскового старшины М. Г. Чернозубова 8-го полк.

Донской казачий есаула С. В. Андронова 3-го полк.

Перекопский крымско-татарский полк подполковника князя А. Хункалова 1-го полк.

Бригада генерал-майора Н. В. Иловайского 5-го в составе:

Донской казачий Н. В. Иловайского 5-го полк (командир – войсковой старшина И. Г. Давыдов 3-й).

Донской казачий Грекова 18-го поле (командир – войсковой старшина А. С. Греков 26-й).

Бригада генерал-майора В. Т. Денисова 7-го в составе:

Донской казачий Денисова 7-го полк (командир – войсковой старшина Г. П. Победнов 1-й).

Донской казачий войскового старшины И. И. Жирова полк.

Бригада генерал-майора Д. Е. Кутейникова 2-го в составе:

Донской казачий подполковника К. И. Харитонова 7-го полк.

Симферопольский конно-татарский полк подполковника князя К. Балатукова 1-го.

Помимо разночисленных бригад платовского летучего казачьего корпуса в состав сил 1-й Западной армии входили следующие отдельные полки иррегулярной конницы:

Атаманский казачий полк Донского войска полковника С. Ф. Балабина 2-го.

1-й Бугский казачий полк есаула С. Ф. Жекула.

1-й Башкирский конно-казачий полк майора М. М. Лачина.

1-й Тептярский полк майора Н. А. Тимирова 1-го.

Донская конно-артиллерийская 12-орудийная рота № 2 (командир – войсковой старшина П. В. Суворов 2-й).

Всего в составе иррегулярных войск 1-й Западной армии числилось (на 24 августа): 72 конные сотни и 12 орудий; около 5600 человек. Все полки состояли из 5 сотен, кроме Атаманского полка, имевшего 7 казачьих сотен. Полного, то есть штатного, состава даже близко не имела ни одна из казачьих сотен, ни один полк.

Помимо этих сил, в состав 1-го резервного кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта, генерал-адъютанта Ф. П. Уварова входили казачьи гвардейские части – Лейб-гвардии Казачий полк (3 эскадрона) и гвардейская Черноморскоя сотня, состоявшая при этом полку. Они входили в состав 2-й бригады корпуса вместе с таким же легкоконным Лейб-гвардии Гусарским полком.

Лейб-гвардии Казачьим полком командовал генерал-майор, генерал-адъютант граф В. В. Орлов-Денисов. Он же стоял во главе бригады. Гвардейской Черноморской сотней командовал войсковой старшина А. Ф. Бурсак 2-й.

Иррегулярными войсками 2-й Западной армии командовал генерал-майор А. А. Карпов 2-й. Его штаб состоял из: обер-квартирмейстера – капитана Свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части И. И. Шица и дежурного штаб-офицера есаула Н. Л. Денисова. В состав казачьей конницы (она делилась не на бригады, а на отдельные отряды) багратионовской армии входили:

Донской казачий полковника А. И. Быхалова 1-го полк.

Донской казачий войскового старшины И. В. Грекова 21-го полк.

Донской казачий полковника О. В. Иловайского 10-го полк.

Донской казачий полковника Т. Д. Иловайского 11-го полк.

Донской казачий войскового Карпова 2-го полк (командир – войсковой старшина П. А. Калинин).

Донской казачий войскового старшины Д. Д. Комиссарова 1-го полк.

Донской казачий подполковника Г. Г. Мельникова 4-го полк.

Донской казачий Сысоева 3-го полк (командир – есаул Т. Т. Рыковсков).

Донская 12-орудийная конно-артиллерийская рота № 2.

Всего в составе казачьих войск 2-й Западной армии (на день 17 августа) числилось 40 сотен (3016 человек) и 12 конных орудий. Все полки были 5-сотенного состава. В них на день 26 августа тоже отмечается большая убыль личного состава.

Таким образом, в Бородинском сражении участвовало около 9,5 тысячи человек иррегулярной (казачьей) конницы при 24 орудиях Донской артиллерии. В это число не входят казачья гвардия, 2-й Бугский казачий полк (5 сотен) подполковника М. А. Немцо-Петровского, состоявший, как конвой, при главной квартире 1-й Западной армии, и 3-й Бугский казачий полк (5 сотен) майора К. И. Селистратова, состоявший в конвое главной квартиры 2-й Западной армии.

…Участие казачьих войск в «битве гигантов», как порой называют генеральное сражение «грозы 12-го года», выразилось, прежде всего, в рейде на левый фланг позиции Великой армии платовского летучего казачьего корпуса и кавалерийского корпуса генерала Уварова. Сам рейд, его организация и результаты вызывают много споров среди исследователей в силу многих обстоятельств, что подтвеждается мемуаристами и умозаключениями отечественных и зарубежных историков на протяжении последних двух столетий.

«Предистория» рейда корпусов атамана Платова и генерала Увалова на Бородинском поле описана мемуаристами не раз. Не оказался в стороне и Карл фон Клаузевиц, известный военный теоретик и историк, одно время служивший в русской армии в чине подполковника Свиты Его Величества по квартирмейстерской части. В своем известном военно-историческом труде «1812 год» Клаузевиц описал то, как в кутузовской ставке в Горках принималось решение о проведении на поле Бородина кавалерийского рейда:

«Около 8 часов утра, находившаяся по ту сторону Колочи деревня Бородино, которую защищал один егерский полк, была уже потеряна, и бой продолжался за обладание расположенными в центре укреплениями. Со стороны русских было принято решение организовать наступательный маневр против левого фланга французов.

Дело в том, что на правом фланге русских генерал Платов с двумя тысячами казаков занялся розыском брода через Колочу, переправился через нее и был крайне изумлен, не найдя почти вовсе неприятеля там, где предполагалось все его левое крыло….

Короче говоря, Платов отправил к Кутузову принца Гессен-Филиппстальского, сопровождавшего его в качестве добровольца, чтобы сообщить главнокомандующему о сделанном им открытии и предложить двинуть значительную кавалерийскую массу через брод, чтобы ударить в слабый пункт противника.

Принц Гессенский – молодой неопытный офицер, который, пожалуй, больше самого Платова был увлечен этой идеей, обратился к полковнику Толю и так живо изобразил ему это дело, что оно в первую минуту действительно представилось чем-то значительным. Толя удалось привлечь на сторону этой идеи; он тотчас поехал к князю Кутузову, который расположился у небольшой деревни Горки.

Автор, состоявший тогда в должности обер-квартирмейстера при первом кавалерийском корпусе (Уварова), находился в свите своего генерала как раз у Кутузова, когда подъехал полковник Толь. Последний только что вернулся с левого фланга и сделал доклад Кутузову, что все обстоит превосходно и что князь Багратион отбил все атаки. (В первые два часа боя иначе и быть не могло.)

В этот же момент пришло ошибочное донесение, что Мюрат взят в плен в центральном укреплении, временно очищенном русскими и затем снова занятом ими. Это вызвало взрыв энтузиазма, многие высказывались за то, чтобы немедленно сообщить это известие войскам; некоторые более хладнокровные генералы полагали, что ввиду полной невероятности такого известия следовало бы подождать подтверждения; впрочем, этому рассказу верили в течение целого получаса, хотя Мюрат так и не прибыл, что объяснили тяжелой раной, полученной им. Теперь нам стало известно, что то был не король Неаполитанский, а генерал Бонами, получивший тяжелую рану и оставленный французами при отступлении.

Среди общего энтузиазма и под радостным впечатлением благоприятного оборота, который принимало сражение, полковник Толь доложил Кутузову предложение принца Гессенского; сразу было видно, что Толь, чересчур увлеченный общим настроением, поверил, что сильная диверсия кавалерийского корпуса на левом фланге противника даст новый могучий импульс всему делу и, пожалуй, приведет к успешному решению сражения.

Итак, он предложил воспользоваться для этого силою в 2500 коней легкой гвардейской кавалерии, остававшейся пока совершенно праздно позади правого крыла. Кутузов, выслушивавший все донесения и речи совершенно с рассеянным видом, и лишь время от времени отвечавший: «Хорошо, сделайте так», и на это предложение сказал: «Ну, что же, возьмите его!»

На кавалерийский рейд в левый фланг позиции Великой армии главнокомандующий М. И. Голенищев-Кутузов возлагал большие надежды (документально не подтвержденные), о которых историки ведут полемику по сей день. Он был недоволен действиями прежде всего атамана Платова, а не генерал-адъютанта Ф. П. Уварова. Только этим можно объяснить так трудно воспринимаемый факт, что Кутузов при всем своем отеческом отношении к русскому воинству не дал хода платовскому рапорту о представлении к награждению отличившихся на Бородинском поле из его летучего корпуса.

Более того, сам Матвей Иванович, имевший впечатляющее созвездие орденских пожалований от своих и европейских монархов, за генеральную баталию Отечественной войны 1812 года не был награжден никак. На него, пусть и не на самое долгое время, легла опала главнокомандующего.

Ожидания от кавалерийского рейда корпусов Платова и Уварова в оценках мемуаристов из числа высшего командного состава разнятся. Так, генерал от инфантерии М. Б. Барклай де Толли в «Изображениях военных действий 1-й Западной армии в 1812 году» отмечал:

«Князь Кутузов отрядил 1-й кавалерийский корпус к Москве реке для нападения на левый фланг неприятеля с помощью казаков генерала Платова, если б сие нападение исполнилось с большой твердостию… то последствия оного были бы блистательны».

Однако здесь с Барклаем де Толли, полководцем и военным министром России, можно не согласиться. Бородинское сражение трактуется в истории как «битва гигантов», в которой в смертельной схватке сошлись около 285 тысяч войск при более чем 1200 орудиях полевой артиллерии. Все эти войска и огромные по числу стволов батареи занимали не столь уж огромное, открытое пространство.

Разве мог решить исход такого сражения удар легкой кавалерии силой в 2500 сабель на устроенное расположение пехотых дивизий и корпусов? Что могла сделать, если заглянуть в историю той эпохи, иррегулярная конница против пехотных каре, готовых дать залп за залпом из многих сотен ружейных стволов, подкрепленных пушечной ближней картечью?

Или, скажем, переломить ход битвы, в которой, к примеру, на Семеновские флеши в атакующем порыве ходили десятки тысяч пехоты, а Курганную высоту накрывал шквал огня из сотни и больше орудий? Сопоставим ли с этим был удар «в шашки», «в пики», «в дротики» казачьей лавы, предназначенной совсем для иного рода атакующих действий.

При этом историки как-то забывают про географию Бородинского поля. Оно было далеко от идеального пространства для набеговых действий, для рейдов легкой конницы. Одна река Колочь с ее заболоченными, крутыми для конников берегами, имевшая у Бородино совсем немного удобных бродов, на большей части своего течения видится неодолимым препятствием для кавалерии. Как здесь не вспомнить, к примеру, историческое «стояние на реке Угре», которая по своей глубине и широте тоже не смотрится впечатляющей водной преградой. А вот берега реки Угры для многих десятков тысяч степных коней стали почти всюду действительно «крепостной стеной, созданной самой природой».

Но уже одно то, что венценосный полководец Наполеон на два часа прекратил атаки и «багратионовской» 2-й Западной армии «сделалось легче дышать», свидетельствует о «цене» кавалерийского рейда корпусов Платова и Уварова. Собственно говоря, как говорят документы и мемуаристы, главнокомандующий никакой сверхзадачи перед ними и не ставил. Но, думается, он верил в то, что в ходе сражения обязательно произойдет доброе дело для успеха русского оружия и что инициативность этих двух генералов будет значимой для хода и исхода битвы. Так оно и случилось на самом деле.

Мемуарист полковник Б. Н. Болговский, участник сражения, писал: «Платов… исполнил это движение с такою точностью и спокойствием, что был замечен неприятелем только при выходе из дефиле в удалении приблизительно версты от его крайнего левого фланга. Неприятель, устрашенный внезапным появлением леса пик и заметив там даже пехоту, счел левый фланг армии в весьма опасном положении… блестящие атаки генерала Уварова не позволили ему сомневаться, что они производились, опираясь на решительное движение Платова… Этот маневр Платова решил участь русской армии».

Рейд конницы кутузовской армии на правом крыле русской позиции многоспорен уже двести лет! Если бы он действительно ничего не дал, то и «копья ломать» в рассуждениях о нем историки не стали бы. Но чтобы как-то определиться в этом немаловажном эпизоде Бородинской битвы, думается, стоит чаще обращаться к современникам «грозы 12-го года», очевидцам рейда, прямым участникам генеральной баталии Отечественной войны.

Среди этих людей, оставивших после себя мемуарное наследие, на особом месте стоит А. И. Михайловский-Данилевский, который в отличие от прочих «самовидцев» является, что ни говори, официальным летописцем Отечественной войны 1812 года. И пользовался он любыми документами тех далеких военных событий, которые, к великому сожалению, сохранились в силу самых разных причин до наших дней не в полном объеме. Иначе говоря, документальная достоверность «Описания Отечественной войны 1812 года», написанного Михайловским-Данилевским по высочайшему повелению, предельно высокая.

Военный историк А. И. Михайловский-Данилевский, выпускник Геттингенского университета, всю кампанию 1812 года занимался составлением журналов военных действий, «Известий о наших военных действиях», иностранной перепиской штаба главнокомандующего М. И. Голенищева-Кутузова, при котором служащий-ополченец Министерства финансов состоял адъютантом. Он вел обстоятельный дневник и был участником Бородинского сражения, вскоре после войны став собирателем воспоминаний ее участников.

В главе 10-й части второй «Описания» его автор-«самовидец» так рассказывает о том, что было связано с рейдом летучего казачьего корпуса генерала от кавалерии М. И. Платова и 1-го резервного кавалерийского корпуса генерал-адъютанта Ф. П. Уварова в день 26 августа:

«Незадолго до начала атаки, в которой ранен князь Багратион, и до нападения на батарею Раевского, князь Кутузов беспрестанно получал донесения, что неприятель все более и более стягивает силы против нашего левого крыла. Он был подле батареи на Горках, немного левее столбовой дороги.

Желая лично удостовериться в справедливости донесений, князь Кутузов взъехал на пригорок, осыпаемый гранатами и обломками их, летевшими во все направления. На волоске была жизнь того, на ком лежала надежда России. Тщетно уговаривали его спуститься с пригорка, и когда никакие убеждения не действовали на него, адъютанты взяли его лошадь за узцы и вывели его из-под выстрелов. Следствием сего личного обозрения были два приказания, сделанные Кутузовым:

1) Милорадовичу, со стоявшим на правом крыле 4-м пехотным корпусом графа Остермана (Остермана-Толстого) и 2-м кавалерийским Корфа, сблизиться к центру;

2) Платову с казаками и Уварову с 1-м кавалерийским корпусом переправиться вброд через Колочу, выше Бородина, и атаковать левое крыло неприятеля.

Сим движением князь Кутузов надеялся развлечь внимание Наполеона и оттянуть часть сил его от нашего левого крыла.

Местоположение для действия 1-го кавалерийского корпуса Уварова было невыгодно. Надлежало переходить через овраг и речку и потом подниматься на крутой берег. Деревня на левой стороне и лес на правой были заняты неприятельскою пехотою. Переправившись через Колочу, Уваров возложил первую атаку на графа Орлова-Денисова с полками Лейб-гусарским, Лейб-казачьим и Елисаветградским гусарским.

Граф Орлов-Денисов должен был спуститься в ров и построить полки на противоположном высоком берегу, под огнем неприятельской артиллерии. Все препятствия были преодолены; наши пустились в атаку на стоявшую вблизи пехоту. Отстреливаясь, пехота поспешно отошла назад. Находившаяся при ней батарея едва успела отступить. Елисаветградский гусарский полк отбил два орудия, но не мог увезть их.

Уваров предпринял вторичную атаку, но она не удалась, потому что неприятель успел усилить пехоту и сформировать ее в каре. В одном из них принужден был искать спасения сам вице-король (Эжен Богарне), прискакавший из центра, где он велел прекратить нападения, и оттуда велено части войск идти на левый берег Колочи.

Князь Кутузов смотрел на действия Уварова с Горской батареи и приказал ему отступить, заметив, что цель, для которой послана кавалерия, была достигнута, то есть что войска неприятельские стали подаваться на левое крыло их. Невзирая на повеление, Уваров не отходил еще несколько времени и разными движениями делал вид, будто намерен возобновить атаку. Он отошел обратно на позицию, когда получил вторичное приказание.

Платов находился правее Уварова. Казаки перешли вброд через Войну, рассыпались в тылу неприятельском и произвели такую тревогу, что бывшие там обозы в величайшем беспорядке обратились в бегство. По отступлении Уварова отошел назад и Платов.

Действия Платова и Уварова имели на участь сражения влияние чрезвычайно важное, вполне оправдавшее ожидания князя Кутузова. Левый фланг наш был оттеснен, укрепления впереди Семеновского взяты, Наполеон уже отдал повеление молодой гвардии двигаться для подкрепления кавалерийских корпусов, возобновивших с бешенством одну атаку за другою; наконец, он в то же время приказал вице-королю атаковать курганную батарею, и вдруг изменился вид дела.

Гвардии велено остановиться и вице-королю не идти в атаку на батарею Раевского. Этого мало, вице-король и сам Наполеон, завидя кавалерию Платова и Уварова, и произведенную ими тревогу на левом крыле и в тылу, понеслись к берегам Войны, желая удостовериться в силах, какие князь Кутузов отрядил для обхода их и нападения.

Тем, кто находился в Бородинском сражении, конечно, памятна та минута, когда по всей линии неприятеля уменьшилось упорство атак, огонь видимо стал слабее и нам, как тогда кто-то справедливо заметил, «можно было свободно вздохнуть».