Текст книги "Казачество в 1812 году"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Тогда и я, сам посудя, принял в резон и остался. Вместо того, генерального дела не было, а была 11-го числа битва и довольно порядочная: и так я переправился через Днепр у монастыря Ворколабова 12-го числа».

Действия платовского летучего казачьего корпуса и самого атамана Войска Донского в начальный период Отечественной войны, то есть до соединения двух русских Западных армий у Смоленска, заслуживают самой высокой похвалы. Не случайно официальный по императорскому повелению историк «грозы 12-го года» генерал-лейтенант А. И. Михайловский-Данилевский, сам участник той войны, отмечал в своем фундаментальном труде:

«Переписка Платова с Главнокомандующим и Начальником Главного штаба 1-й армии служит самым верным свидетельством, какое почетное, высокое место занимали Донцы в Отечественной войне.

Переправясь после окончания Могилевского дела через Днепр, Платов хотел идти на Бабиновичи, ибо не знал еще об отступлении 1-й армии от Витебска. Он направился на Чаусы и Горки, рассылая в разные стороны разъезды, которые, как рои пчел, кружась на всех тропинках, охватили все пространство между Могилевом и Оршою. В сих поисках истребили казаки много французских бродяг и команд. «Мои молодцы всюду их поражали», – писал Платов.

Из Горок пошел он на Дубровну, переправился там опять через Днепр, открыл сообщение с 1-ю армиею, и положением своим составил авангард всех соединившихся у Смоленска корпусов».

Действия платовского летучего корпуса, равно как и других казачьих отрядов 1-й и 2-й Западных армий, а также 3-й Обсервационной армии в западных губерниях Российской империи, имели одну особенность, о которой известно совсем мало, и еще меньше пишется о том. Дело в том, что там проживало значительное число поляков, которые симпатий к России исторически не испытывали. Это, в первую очередь, относится к польской шляхте (помещикам) и «золотой молодежи», которая находилась в нескрываемом восторге от обещаний императора французов Наполеона I вернуть на политическую карту Европы Великую Польшу. Первым шагом к этому, как рассуждал «на публику» Бонапарт, стало создание Варшавского герцогства.

Однако венценосному стратегу Наполеону нужна была не огромная территориями Польская государственность, а иностранные контингенты из поляков, которые стали бы частью военной силы Французской империи. Как известно, завоевательные планы императора поражали воображение современников, и для реализации которых он сделал действительно многое. Поэтому польское население западных губерний России открыто приветствовало своих «освободителей» в лице наполеоновских войск. Так что казачьим отрядам, особенно при несении арьергардной службы, приходилось часто сталкиваться с враждебностью местных жителей из числа поляков. Инициаторами такой враждебности чаще всего являлись шляхтичи-помещики.

Примеров тому, пусть и мало значимых, история Отечественной войны знает немало. Случались они, естественно, чаще в начальный период Отечественной войны 1812 года, когда русская армия отступала к Москве, а внешние и внутренние враги России торжествовали от каждого шага вперед Великой армии императора Наполеона. В числе таких примеров значатся:

26 июня в местечке Кровы Виленской губернии «польские мятежники», напав внезапно, то есть предательски, убили двух казаков из полка Селиванова 2-го и одного ранили.

В той же губернии жители местечка Кайданово помешали казакам поджечь магазин овса и сена, а управляющий одного из имений пан Билинский, вооружив своих людей, захватил 55 русских солдат, которых отвел в Вильно. С началом войны польский помещик Кевнарский «с товарищами» создал отряд и захватил часть казачьего обоза.

В Гродненской губернии маршал Новогрудского повета Рдултовский сообщил Жерому Бонапарту о маршрутах движения 2-й русской Западной армии. Такие же сведения представили шляхтичи Дзеконьский и Юндзил. «Помещик Рефинович отбил у русских под Зельвой, в селе Вишневки 300 ружей, которые затем доставил в Гродно». «В районе Белицы русский офицер взят в плен по предательству жителей».

В Минской губернии 6 июля польские помещики Пузына и Сераковский приподнесли наполеоновскому маршалу Даву хлеб-соль. Под Пинском отряд шляхтича Твардовского захватил русский обоз, пленив двух офицеров и 80 нижних чинов. Польское население Борисова встретило французов как освободителей и для управления городом составило «временную комиссию» из пяти местных помещиков.

В Белостокском округе «шайки недоброжелательствующих нам поляков гнездились в Бельске и Ботках». «Для истребления сих скопищь разбойников по дистанции от Брест-Литовска до Белостока» армейское командование высылало несколько воинских, в том числе казачьих отрядов.

В Волынской губернии местные молодые люди из числа польской шляхты вели «непозволительные разговоры к вреду нашему и нам в брань». Здесь известны случаи, когда польские помещики захватывали православных священников, которые увозились в Польшу. Генерал Эртель был вынужден послать из Мозыря «для усмирения возникших недовольств и мятежа между жителями» воинский отряд, в состав которого вошли две гренадерские роты и 130 казаков из 3-го Бугского казачьего полка.

Этот отряд под командованием подполковника Кленовского вступил в Овруч «к устрашению самих местечных жителей, поступки коих казались весьма сомнительными в рассуждении приверженности их к России». Был взят под арест местный польский помещик Прушинский, «подвигавший на своевольство умы шляхты».

В городе Витебске отмечалось, что «во многих жителях видно много патриотизму польского». Это было лишь одно из донесений армейской разведки в начале июля 1812 года.

В Могилеве местный городской голова Груша и бургомистр Пушкаревич поднесли маршалу Даву на белом хлебе символические золотой и серебряный ключи от Могилева, после чего маршал произнес перед собравшимися речь, которая переводилась на польский язык. 15 августа, в день рождения императора Наполеона, было устроено большое торжество в кафедральной католической церкви. В Чаусах платовские казаки арестовали двух польских помещиков братьев Бугинских за то, что они «выставили в (местном) костеле польского орла». В Могилевской губернии «шайки изменников» заготовляли в большом количестве провиант для французской армии.

В Литве местное польское население участвовало в формировании так назваемой армии княжества Литовского, хотя многие воинские части (полки) так и остались на бумаге. Так, в Купишках полковником графом Михаилом Тышкевичем формировался уланский полк, который насчитывал в своих рядах 1109 человек и 569 коней. В Вильно на собственные деньги Рудольф Тизенхауз сформировал конно-артиллерийскую роту в составе двух офицеров и 79 нижних чинов.

…В первые два месяца кампании 1812 года, как пишут многие мемуаристы, воевавшие в рядах Великой армии, французы встречали только безлюдные деревни и опустошенные поля. Один из таких мемуристов, Лабом, штабной офицер корпуса итальянского вице-короля Эжена Богарне, с суровой обличительностью наполеоновского Русского похода пишет о том, «что все население бежало при нашем приближении, предоставляя свои жилища казакам, уничтожавшим все, чего они не могли унести с собой».

Лабом удивляется тому, насколько «превосходным порядком» отступала все дальше и дальше к Смоленску русская 1-я Западная армия генерала от инфантерии М. Б. Барклая де Толли, мало что оставляя из провианта и фуража преследователям для их жизнеобеспечения. И что главной виной тому являются казаки, эти «степные осы» России, за которыми не могла угнаться даже испытанная легкая кавалерия императорской гвардии во главе с такими командирами, как дивизионные генералы Ф. А. Вальтер и Ш. Лефевр-Денуэтт.

К этому можно добавить, что для истории войн кавалеристы наполеоновской гвардии носили красивые названия: польские шеволежеры-уланы – «поляки императора», голландские шеволежеры-уланы – «красные уланы», конные гренадеры, конные егеря, мамелюки, элитные жандармы… Казаки же делились на донцов, уральцев, бугцев, оренбуржцев, черноморцев… Элитой казачества в «грозу 12-го» были лейб-казаки и атаманцы.

Действительно, было чему в первые два месяца войны удивляться не только корпусному штабному офицеру и его коллегам, но и самому Бонапарту и его блистательным маршалам Французской империи. Тактическая игра в «догоняйку» оказалась казакам и их полковникам в немалое удовольствие. Неприхотливые к походной жизни лошадки из Задонских степей легко уходили от тяжеловесных коней вражеской кавалерии, взрощенных на конезаводах Франции и Саксонии, Баварии и Пруссии, Гессена и Голландии…

…Отходя от Витебска, военный министр Барклай де Толли приказал атаману М. И. Платову «заслонить» движение 5-го и 6-го армейских корпусов, которым предписывалось идти «поспешнее», не ввязываясь в столкновения с преследователями. Платовские полки в который уже раз появились перед походными колоннами Великой армии в качестве подвижного «заслона» отступающих русских войск.

Перед этим начальник штаба 1-й Западной армии А. П. Ермолов отправил к Платову письмо с офицером и урядником 2-го Бугского казачьего полка. Они вовремя вернулись с ответом от донского атамана, сумев незаметно проскользнуть мимо французских аванпостов. Генерал от инфантерии М. Б. Барклай де Толли наградил храбрецов повышением в чине.

Когда атаман М. И. Платов, находясь по дороге из Рудни в Смоленск, наконец-то установил непосредственную связь с 1-й Западной армией, то ее главнокомандующий Барклай де Толли, немало обрадованный возвращению летучего корпуса в ряды армейских сил, сразу поставил перед ним четыре боевые задачи:

Во-первых, немедленно войти «в сношение» с армейскими авангардами и действовать с ними совместно.

Во-вторых, сильным отрядом прикрыть левый фланг армии, взаимодействовать с отрядом генерал-майора Оленина и прикрывать дорогу Рудня – Смоленск – Холм.

В-третьих, прикрыть Холм сильным аванпостом. Там же должен находиться сам атаман с корпусным резервом.

И, в-четвертых, отрядить 4 казачьих полка с «отличным начальником» на дорогу из Поречья к Духовщине, по которой были отправлены армейские тяжести. Этому отряду (получившему на усиление Казанский драгунский полк) предписывалось вести активную разведку казачьими партиями действий неприятеля.

Военный министр России М. Б. Барклай де Толли 20 июля прозорливо отписал донскому атаману повеление о том, что война с Наполеоном принимает характер войны народной. И что такую войну обывателей с иноземным вторжением надо не только приветствовать, но и инициировать собственными силами:

«Как мы теперь находимся в местах отечественной России, то должно внушить обывателям, чтобы они старались хватать патрули и шатающихся по разным дорогам, где можно, чтобы их истребляли, и также ловили мародеров. Внушите жителям, что теперь дело идет об Отечестве, о Божьем Законе, о собственном имении, о спасении жен и детей».

17 июля летучий казачий корпус атамана Войска Донского М. И. Платова у Любавичей соединился с 1-й Западной армией Барклая де Толли. Корпусному командиру было о чем доложить главнокомандующему, рассказать о прошедших боях, о состоянии и силах неприятеля, испросить награждения орденами, Георгиевскими крестами и чинами на отличившихся подчиненных. Речь не шла разве что о тяготах походной жизни на войне.

…Пока Западные армии генералов от инфантерии М. Б. Барклая де Толли и П. И. Багратиона, отступая от самой границы, торили себе путь к Смоленску, 3-я русская армия – Обсервационная (Наблюдательная) под командованием генерала от кавалерии А. П. Тормасова прикрывала от неприятеля южное направление. Действовать ей довелось, в основном, против австрийских и саксонских войск, союзников французов.

Именно тормасовская армия одержала в Отечественной войне первую крупную победу русского оружия: была окружена и пленена саксонская бригада генерала Г. Х. Кленгеля в уездном городе Кобрине Гродненской губернии на реке Мухавец. За эту викторию главнокомандующий 3-й Обсервационной армией был пожалован полководческой наградой – орденом Святого Георгия 2-й степени и единовременно 50 тысячами рублей. В Санкт-Петербурге в честь этой победы прозвучал артиллерийский салют. Кобринское дело обстояло так.

Кобрин в самом начале войны был занят саксонской бригадой в составе 2 пехотных и одного уланского полков (свыше 2400 человек, 8 орудий). Тормасов, начав наступление от города Луцка, направил для очищения Кобрина от неприятеля два отряда – генералов К. О. Ламберта и А. Г. Щербатова. В состав первого отряда входило 5 казачьих полков, в состав второго – один казачий полк.

Саксонцы, узнав о приближении русских, забаррикадировали въезды в город, приспособив к обороне каменные строения, монастырь и полуразрушенные Кобринские укрепления начала XVIII века. После начала атаки Кобрина егерским полком, реку Мухавец перешел сводный конный отряд подполковника В. Д. Мадатова в составе эскадрона гусар, Башкирского полка и Донского казачьего полка Власова 2-го, занявший дорогу на Муховец. Отряд оттеснил заслон из саксонских улан, но в городском предместье был встречен сильным ружейным огнем пехоты, засевшей в домах и городском рву. Тем временем к Кобрину подтянулись другие русские войска.

Саксонцы капитулировали после того, как расстреляли почти весь свой боезапас. Бригадный генерал Кленгель приказал прекратить сопротивление при виде того, как 13-й егерский полк русских пошел в штыковую атаку. В плен сдалось почти две тысячи саксонцев. Казаки оказались среди героев Кобринского штурма, состоявшегося в день 15 июля.

….27-го июля атаман Платов имел новое удачное дело с неприятелем. В тот день поутру он не знал еще о перемене диспозиции: военный министр М. Б. Барклай де Толли отменил движение на Рудню и отдал приказ, который запоздал в летучий казачий корпус, о новом направлении движения 1-й Западной армии с выходом на пореченскую дорогу. Не уведомленный о том Платов, продолжил движение к Рудне. Когда казачьи разъезды «открыли» при Молевом Болоте два французских гусарских полка, атаман в 5 часу утра неожиданно ударил им во фланг. Бой этот случился в Пореченском уезде Смоленской губернии на левом берегу реки Ольшанка у деревни Иньково (Инково).

Гусары обратились назад, но были подкреплены конницею и пехотным полком, наскоро высланными к ним из Рудни, где стояла 2-я легкая кавалерийская дивизия генерала О. Себастьяни, вовсе не помышлявшего о близости русских. Авангард летучего корпуса под начальством генерал-майора В. Т. Денисова (два полка) должен был отступить, но Платов (шесть полков, 12 орудий), подоспев к нему, восстановил бой.

Французы дрались упорно, подошли к самым орудиям донской батареи и ранили многих канониров пулями. Распорядительный Платов, имевший в своем распоряжении 7 полков, охватил ими неприятеля со всех сторон. Казаки смяли французов и гнали их две версты. Со стороны неприятеля боем руководил командир 2-го корпуса кавалерийского резерва генерал Л. П. Монбрен, который, посчитав силы русских значительными (что не соответствовало действительности), приказал отступать.

У победителей отличился Донской казачий полк подполковника К. И. Харитонова, который ударил в дротики по французам, атаковавшим русскую батарею, во фланг и спас шесть орудий. Рота вольтижеров из 24-го легкого линейного полка оказалась взятой в плен. После этого казаки Харитонова повели преследование 3-го Вюртембергского конно-егерского полка, пленив его командира полковника Вальдбург-Вюрцаха. В ходе боя отличился отряд из 200 башкирских всадников, которым командовал поручик Жилин.

Французскую кавалерию не спасла от разгрома и подоспевшая к Иньково 16-я пехотная бригада генерала Ж. Сюберви. Ее прусский полк не позволил казакам захватить дефиле на левом фланге. Однако на другом фланге атакующая казачья бригада (три полка) генерал-майора Д. Е. Кутейникова «опрокинула неприятеля и прогнала до пехоты, подкреплявшей кавалерию».

Между тем к месту боя к 12 часам дня подоспел с отрядом из трех гусарских полков при 6 орудиях генерал-майор граф Петр Пален, которому Платов поручил дальнейшее преследование; французы обратились к Рудне, где была их пехота. Граф Пален шел за бежавшим неприятелем 8 верст и остановился, когда французская артиллерия у деревни Залозье в 5 верстах от Рудни открыла по нему огонь. Бой закончился тем, что в 16 часов неприятель отошел за реку Малая Березина. Поздно вечером гусарские полки Палена отошли назад.

В плен у французов было взято 10 офицеров и более 300 нижних чинов. Общие потери дивизии генерала Себастьяни исчислялись в 600 человек. У победителей погиб подполковник Мельников, командир казачьего полка. «Неприятель пардона не просил», писал М. И. Платов, «а российские войска были разъярены, кололи и били его». Атаман Войска Донского заключил свое донесение главнокомандующему 1-й Западной армией следующими словами:

«Необыкновенный образ войны, употребляемый французами, приличен одним только варварам. Мало того, что они грабят селения, помещичьи дома, бьют жителей, насильничают жен их и дочерей, со священническим саном поступают немилосердно, истязают и выпытывают от них денег, но и самые святые православные церкви не избегают неистовства французов; святые сосуды и утварь разграбливаются.

В селе Инкове, в церкви, на вынесенных святых образах французские солдаты мыли и развешивали нижнее исподнее платье. Не благоугодно ли будет сей истинно описанный образ войны неприятеля нашего поставить на вид и в известие всему Отечеству? Подобное извещение воздвигнет в сердце каждого праведное рвение к мщению и ревность к учинению всяких пожертвований, дабы изгнать из пределов Отечества жестокосердного и несправедливого неприятеля».

Взятые платовскими казаками пленные показали, что император Наполеон с главными силами Великой армии находится на Пореченской дороге. В селении Молево Болото, в доме, где стоял генерал Себастьяни, нашлись штабные бумаги, которые он в суматохе бегства забыл и не успел увезти. Из них стало ясно, что французы, узнав о движении больших сил русских на Рудню, «потянули» большую часть своих войск к Поречью. Для генерала от инфантерии М. Б. Барклая де Толли это стало ценнейшей информацией, менявшей оперативную ситуацию.

В память о славном деле платовского летучего казачьего корпуса и русских гусар близ Иньково в 1912 году, когда по всей России праздновалось 100-летие Отечественной войны 1812 года, был установлен гранитный обелиск. В историю «грозы 12-го года» Иньковский бой вошел еще и как дело при Молевом Болоте.

Атаман Платов, чей летучий корпус на время был подкреплен авангардом войск генерала графа П. П. Палена, встретил при селении Лешне сильный отряд французской конницы (из 2-й дивизии легкой кавалерии генерала Себастьани), разбил его в скоротечном бою и преследовал до самой Рудни, которую неприятель заблаговременно оставил.

В том бою в плен к казакам попали один израненный полковник, несколько офицеров и до 500 нижних чинов. При полковнике оказались ценные документы, а сам он сообщил, что французы о приближении русской конницы не имели известий, и потому генерал Себастьани не сделал никаких боевых распоряжений. Это было лишь подтверждением того, насколько «непрозрачной» смотрелась неприятелем арьергардная казачья завеса над походными маршрутами 1-й и 2-й Западных армий.

Пленный под казачьим конвоем был доставлен к великому князю Константину Павловичу, младшему брату императора Александра I, находившемуся при действующей армии. Тот принял француза, которого в Россию никто не звал, с «чрезвычайной деликатностью и сделал ему вспомоществование», то есть одарил энной суммой карманных денег для безбедного пребывания в русском плену. Шансы выжить в нем у кавалериста с полковничьими эполетами были реальные, поскольку в плен его брали не в стужу на заснеженной столбовой Смоленской дороге.

Новым делом донских казаков стал бой 2-го августа у города Красный перед Смоленском, стоявшим на дороге в Оршу. Красный оказался причастен к событиям известного Смоленского маневра Великой армии, предпринятого императором Наполеоном с целью захвата древнего русского города-крепости на Днепре. Во второй период Отечественной войны Красный станет одним из символов гибели Великой войны.

27-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Д. П. Неверовского получила задачу «наблюдать» (прикрывать) Оршанскую и Мстиславльскую дорогу, «держась в Красном сколько можно долее». Пехотную дивизию подкрепили Харьковским драгунским и тремя казачьими полками – Быхалова 1-го, Комиссарова 1-го и Грекова 21-го, двумя орудиями донской артиллерии. Такое воинское соединение получило название «левого бокового обсервационного корпуса».

Неверовский выслал навстречу неприятелю казачьи разъезды. 2 августа они донесли, что к Лядам по столбовой Оршанской дороге приближаются значительные колонны французских войск, в голове которых шла конница. Вскоре в Красный прискакали новые казачьи вестники с донесением, что враг «валом валит». Это был авангард (3-й корпус кавалерийского резерва генерала Э. Груши) маршала Иоахима Мюрата, который, завидя противника в Красном, приказал взять городок на столбовой дороге в кольцо и захватить там «верную добычу».

Получилось так, что 27-я пехотная дивизия генерала Неверовского столкнулась с французами на марше у Красного. Тогда Неверовский прикрылся со стороны города егерской бригадой, а сам с остальными полками занял позицию в трех верстах за городом. Уже зная точно, что в авангарде неприятеля идет многочисленная кавалерия (примерно 15 тысяч человек), командир дивизии прикрыл артиллерию Харьковским драгунским полком, а на правом фланге поставил Донской казачий полк (или два?), который имел немногим более половины своего 5-сотенного штатного состава. Для Неверовского в той ситуации бой оказался вынужденным. Полковник Греков был отправлен с полком назад для «очищения дороги».

Перестрелка с подошедшей кавалерией Груши началась в два часа дня. Завязался упорный бой. Французы стали одерживать верх после того, как нашли броды севернее и южнее города на реке Свиная, и вскоре перед позицией Неверовского оказались значительные силы неприятеля. Бой у Красного с самого начала стал складываться не в пользу русской стороны. Она уступала неприятелю буквально во всем: в числе сражающихся, в числе орудийных стволов, в числе кавалерии.

Наполеоновцы «превосходными силами» атаковали батарейное прикрытие и сбили с позиции харьковских драгун. Французы захватили пять орудий, но семи остальным орудийным расчетам удалось уйти по Смоленской дороге. Затем массированный удар вражеской кавалерии пришелся по казакам. В итоге конной схватки («сшибки») малочисленные донцы, не выдержав накала натиска, тоже отошли назад, не покидая, однако, поля боя. После этого последовала сильная атака с фронта на пехоту Неверовского. Полтавский пехотный полк первую атаку отразил, в чем ему помогли деревья и рвы у дороги…

Дивизия Неверовского с боем отступила по дороге в сторону Смоленска, оставив перед собой в селе Корытня казачий заслон. Маршал империи Иоахим Мюрат, он же Неаполитанский король, после боя у Красного признал, что «никогда не видел большей неустрашимости со стороны неприятеля». Считается, что Красненское дело 2 августа задержало на сутки продвижение авангарда Великой армии к Смоленску.

Русские 1-я и 2-я Западные армии продолжали отходить к Смоленску, чтобы там соединиться. Наполеон предпринимал все, чтобы помешать этому. Императору французов в том замысле мешали «жаркие арабы севера». Они отслеживали движения корпусов Великой армии и не давали незваным гостям «расползаться» малыми командами от походных маршрутов. «Малая война» же только зачиналась.

В ходе отступления 1-я Западная армия вступила в Поречье. Здесь военный министр России М. Б. Барклай де Толли приказал «составить ополчение». Оно, «худо вооруженное», вместе с несколькими резервными эскадронами и запасной артиллерией составило отряд под командованием генерал-майора Оленина, недавно возвращенного из отставки «в службу». Отряд, получив на усиление из состава летучего казачьего корпуса один полк, занял позицию за городом Красным у селения Ляд. Отсюда в западном направлении казачьи разъезды денно и нощно стерегли приближающегося врага.

Отступающая 1-я Западная армия вышла к селению Мощинки, находившемуся в 18 верстах от Смоленска. Летучий казачий корпус своим левым крылом занял селение Иньково и «протянулся» до селения Вороны.

Отсюда атаман Платов начал «прощупывать» расположение вражеских авангардных сил. Одна из посланных им казачьих партий лихо ворвалась в Поречье, но опомнившиеся от такой дерзости русских, французы выбили их из городка. Впрочем, те и не упорствовали в бою на городских улочках, поскольку разведывательная информации о расположении больших сил неприятеля ими была уже добыта. Причем самая достоверная, да еще подтвержденная взятыми «языками» из разнородных вражеских полков.

Армия Барклая де Толли в главных силах отошла от Смоленска, придя в селение Гаврики. Там находился армейский авангард, которым командовал генерал-лейтенант Васильчиков. Войска 2-й Западной армии находились уже на втором переходе от Смоленска. Главнокомандующие армий решили не оборонять город, а продолжить отход на восход солнца, то есть к Москве, продолжая воплощать в жизнь «скифский план».

В день прибытия главных сил 1-й Западной армии в Гаврики летучий казачий корпус сделал усиленный переход от села Холма до села Инькова. Не останавливаясь в его округе, полки Платова вышли вперед авангарда Васильчикова и «открыли» Рудню, то есть заняли ее. Неприятеля там не оказалось: по показаниям местных жителей, французы уже как полтора дня назад оставили городок и у села Расасни переправились на противоположный берег Днепра. Передовые посты армейского авангарда об этом не знали, что вызывало осознанную тревогу.

Донской атаман обеспокоился такой ситуацией: следовало знать, где находятся передовые войска неприятеля. В разные стороны были высланы сильные казачьи разъезды. Один из них настиг хвост большой вражеской колонны, идущей к Расасне. Другая разведывательная партия платовцев спустилась по правому берегу речки (еще не реки) Березины к Днепру, но французы уже ушли из этих мест.

Собрав такие сведения, атаман Платов послал с надежным вестником донесение военному министру Барклаю де Толли. Разведывательная информация встревожила главнокомандующего и начальника армейского штаба А. П. Ермолова. Сам же Платов с полками расположился в Рудне, ожидая дальнейших приказаний. Стало ясно, что наполеоновские маршалы пошли на Смоленск, в котором еще находилась часть русских войск. Незамедлительно сперва 2-я Западная армия, а затем и 1-я Западная армия повернули к Смоленску. Теперь сражение за древний русский город-крепость на Днепре стало неизбежным.

Одновременно Барклаю де Толли пришло донесение от генерал-майора Д. П. Неверовского, арьергардные войска которого у Красного император Наполеон атаковал большими силами, и тот теперь отходил к Смоленску. Было ясно, что под крепостными стенами Смоленска предстоит большое сражение главных сил обеих сторон.

Атаман Платов, стянув к корпусной штаб-квартире ранее высланные партии, расположился на дороге к Смоленску, прикрывшись сторожевыми дозорами со стороны неприятеля. Полки летучего корпуса стояли в готовности немедленно выступить по первому атаманскому слову. Но было ясно, что казачьи полки в город вводиться не будут, задача им могла быть только иной.

Начальник армейского штаба генерал-майор А. П. Ермолов приказал ротмистру Чеченскому, известному своей храбростью, выбрать «охотников» из конвойной команды армейского штаба от 2-го Бугского казачьего полка и отправиться на левый берег Днепра, чтобы «осмотреть на марше силы неприятельские».

В ходе Смоленского сражения казачьи полки русских Западных армий большей частью находились на днепровском левобережье, «не выпуская из глаз неприятеля». Наполеон, обладая превосходством в силах и многотысячной кавалерией, мог в те дни совершить обходной маневр и, нащупав броды через Днепр севернее и южнее города, попытаться взять противника в клещи. Поэтому так важно было уследить за возможными действиями отдельных корпусов Великой армии, уловить начальный момент их маневров отследить последующее движение.

…Когда главные силы Великой армии подходили к предместьям города-крепости Смоленска, передовой отряд 3-го корпуса маршала Мишеля Нея всего в полуверсте от желанной цели подвергся внезапному нападению засадного отряда казаков в 700–800 всадников. Свидетелем этого боя оказался мемуарист барон Деннье. Он пишет, что казаки находились «под прикрытием земли и хвороста» и что они атаковали с криками «ура!» цепь французских стрелков, в рядах которых находился сам бесстрашный маршал (он же герцог Эльхингенский) и генерал Коленкур.

Атакующие из засады казаки смяли и обратили в бегство неприятельскую кавалерию, сумев на какое-то время окружить Нея и Коленкура с каким-то числом стрелков. Барон Деннье пишет, что казачья пуля, пущенная на скаку прямо в упор в герцога с маршальскими эполетами, пробила ему воротник мундира.

Трудно сказать, чем бы закончилась эта схватка на виду у Смоленска. Но на выручку корпусному командиру вовремя подоспела легкая кавалерийская бригада генерала Домандже (Ж. С. Домона. – А.Ш.), оказавшаяся поблизости. Нападавшим казакам пришлось уходить из-под удара к Смоленску, погоня за ними успеха не имела. Мемуарист делает вывод, что именно тогда маршал Мишель Ней убедился, что русские твердо намерены защищать свой древний город на Днепре.

Во время расположения 1-й Западной армии в Смоленске (после соединения с багратионовской армией) казачьи войска атамана Матвея Платова, подкрепленные одним гусарским и двумя егерскими полками, находились в 15 верстах от города по дороге на Рудню. То есть стерегли город с северо-западной стороны Смоленщины. Платов приказал выдвинуть далеко вперед казачьи партии, прикрыв ими и проселочные дороги, выходившие на дорогу Рудня – Смоленск. Участвовать в боях за сам город казакам не довелось.

Смоленск был оставлен. Бонапарт дорого заплатил за обладание городом, который выгорел у него на глазах, будучи оставлен жителями. Армии Барклая де Толли и Багратиона начали отход на московском направлении. Последними от Смоленска отходили три донских казачьих полка генерал-майора А. А. Карпова 2-го. Составив армейский арьергард, донцы повели «слабую перестрелку» с неприятелем, который вперед пока не подавался, действуя только авангардной кавалерией.