Текст книги "Блюз «100 рентген»"

Автор книги: Алексей Молокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

3

В маленьком магазинчике было прохладно, скучно и пусто. Пусто почти в прямом смысле этого слова. За спиной скучающей продавщицы – полной женщины в неряшливом белом халате – громоздились пирамиды, составленные из банок с консервами из морской капусты и неизменного «завтрака туриста». На дальнем плане маячили темные бутылки с уксусом, ящики с ломаным печеньем и слипшейся белой карамелью, похожей на кладку муравьиных яиц. Все это жалкое изобилие как-то не вдохновляло, разве что морской капусты Лешка купил сразу десять банок – в Зоне такие консервы считались деликатесом, кроме того, высокое содержание йода в водорослях благотворно влияло на щитовидную железу, с которой у многих схвативших приличную дозу радиации были проблемы. А вот «завтрак туриста» надоел сталкеру до тошноты еще в Ростоке, поэтому он взял несколько банок альтернативных бычков в томате, буханку замечательно вкусно пахнущего серого хлеба и спросил пару бутылок водки.

– Водки в свободной продаже нет, – скучным голосом сообщила продавщица, с достоинством одергивая халат. – Вы разве не знаете, гражданин, что водка отпускается только по талонам? А талоны теперь будут только в следующем месяце. Да и не местный вы, я местных алкашей всех до одного знаю, а талоны выдаются только по месту постоянной прописки. Вам все понятно?

Талонов на водку у Звонаря не имелось, местной прописки тоже, поэтому он решил не заморачиваться с водкой, в конце концов, радиоактивный фон, судя по показаниям счетчика, вмонтированного в ПДА, здесь был совершенно ничтожным, так что ни водка, ни «антирад» не требовались. Это, конечно, если не думать о завтрашнем дне.

В отделе промтоваров картина была не менее удручающая. Здесь Звонарь приобрел дешевый бритвенный станок, пачку лезвий «Аврора» и несколько кусков подозрительно пахнущего индийского мыла. Оглядев практически пустые полки с обувью и вешалки с несколькими костюмами, при виде которых в памяти зашевелилось полузабытое словечко «шевиот», сталкер решил обойтись старым комбинезоном и берцами, естественно, почистив и то, и другое.

В секции промтоваров сталкер купил неплохие механические часы марки «Полет» и нацепил их на левое запястье. Часы стоили смешную сумму – сорок рублей. Лешка купил их еще и потому, что в часах был встроенный механический календарь, на котором слегка оживившаяся продавщица по просьбе щедрого покупателя выставила время и дату.

Было 11 часов 43 минуты 25 апреля 1986 года.

Он вышел из магазина и направился мимо аккуратно покрашенных заборов в сторону Припяти. У одной из полуоткрытых калиток стояла благообразного вида старушка в капроновом платочке и сиреневой, домашней вязки, кофте. Старушка, завидев сталкера, оживилась, принялась делать приглашающие движения ручками, лучиться морщинками, в общем, всячески демонстрировала готовность к общению. Лешка даже опешил от такого гостеприимства и остановился.

– Здравствуйте, – осторожно сказал он.

– Самогоночки не надо ли, милок? – ласково пропела старушка. – Если что, так у меня и картошечка отварная имеется с укропчиком и лучком. Картошечка горяченькая, только что сварила. С маслицем, с зеленым лучком, с укропчиком. А укропчик да лучок свеженькие, пахучие, прямо с грядки. У меня тут парничок, так что скоро и огурчики будут. Бери, солдатик, не пожалеешь, а то вас там, в Афганистане, говорят, кормили неважно, вон ты какой худой.

Звонарь купил пару бутылок самогонки и миску отварной картошки, которую старушка вывалила в старую газету и аккуратно завернула. Похоже, полиэтиленовые пакеты здесь были редкостью. Впрочем, так и должно было быть, откуда взяться полиэтиленовой таре в то экологически чистое время? Да неоткуда! Кроме всего прочего, у приветливой бабки удалось сторговать старый, выгоревший почти добела, но еще крепкий брезентовый рюкзак, куда и были сложены покупки. Обошлось все это удовольствие в сотню, причем, судя по радостному виду старушки-предпринимательницы, сумма эта была для нее весьма и весьма значительной.

На деньги Лешке было наплевать, зачем они ему, деньги? С рюкзаком за плечами, в котором постукивали консервные банки и позвякивали бутылки с самогоном, он почувствовал себя уверенней и быстрым шагом отправился на бережок, чтобы искупаться и привести себя в порядок перед поездкой в Припять.

Чуть повыше пристани-дебаркадера обнаружился небольшой аккуратный песчаный пляжик. Узенькая, шага два длиной, полоска мелкого речного песка, укрытая с боков ивняком, выходящая на покрытую тонкой, словно сияющей изнутри свежей травой лужайку. Красноватые прутья ивняка тоже были щедро сбрызнуты яркой зеленью, пахнущей терпко и свежо. Здесь было просто чудо как хорошо! Стаи мальков паслись на мелководье, время от времени делая поворот «все вдруг», словно иголки в магнитном поле.

Лешка разделся до трусов и, ежась и вставая на цыпочки от холода, полез в чистую прозрачную воду. Если бы вчера кто-нибудь предложил ему искупаться в Припяти, Звонарь, пожалуй, воспринял бы данное предложение не иначе как пожелание поскорее отправиться на тот свет, и здорово бы обиделся. А сегодня – пожалуйста! Впрочем, в Лешкином случае понятия «вчера» и «сегодня» потеряли свой изначальный смысл.

Лешка намылился, чувствуя, как привыкшее к затхлости защитного комбинезона тело начинает дышать, впитывая в себя солнце, весеннюю свежесть и горьковатый запах ивы. Он побрился, морщась, потому что вода была холодная, а лезвия «Аврора» хотя по остроте соответствовали форштевню знаменитого крейсера, но для бритья годились весьма условно. Потом сталкер собрался с духом, ухнул в ледяную воду с головой и поплыл размашистыми саженками прочь от берега. Оказывается, плавать он не разучился, и это Звонаря почему-то очень обрадовало.

Выбравшись на берег, он как мог прополоскал и проветрил пропахший потом бронекостюм, почистил берцы, переоделся в свежее белье, купленное в том же магазине, наскоро перекусил и расположился на отдых, ожидая, пока «СЕВА» просохнет.

Он сидел у маленького костерка в синих трикотажных тренировочных штанах и дурацкой голубой майке, жевал отварную картошку с пахучим постным маслом, посыпанную лучком и укропом, поддевал ножом коричневых бычков из открытой банки и чувствовал, насколько же это хорошо – жить! Мир был открыт во все концы, казалось, у него не было пределов в пространстве и во времени, но это только казалось. Предел во времени у этого чудесного мира существовал, и до этого предела оставалось уже меньше десяти часов. Всего-то ничего по меркам мироздания. Лешка посмотрел на часы – два часа дня. Сталкер, ежась от прикосновения мокрого подбоя, влез в непросохший комбинезон, зашнуровал берцы, упаковал остатки провизии в рюкзак, привычно проверил, на месте ли нож и артефакты, и бодрым шагом направился к пристани. Чего-то все-таки в его экипировке не хватало, что-то было не так, Лешка сначала не понимал чего, а потом понял – не хватало гитары и оружия. Особенно гитары, без нее сталкер чувствовал себя незащищенным.

Что же, придется потерпеть, подумал Звонарь. Терпеть-то недолго, а там – или – или. Или катастрофы не случится и сталкер-музыкант Лешка-Звонарь перестанет существовать, или она все-таки случится, а поскольку я буду находиться в самом эпицентре, то результат получится тот же самый. Да ладно, лучше Зона снаружи, чем Зона внутри. В любом случае после мне будет все равно. Может, оно и к лучшему, вырастет шестилетний пацан Лешка каким-нибудь знаменитым музыкантом, будет играть свою музыку на стадионах и площадях, а то и в концертных залах, и люди будут ему благодарны. Это будет совсем другая музыка, другая жизнь и другая судьба. Бей-Болт так и останется учителем, он ведь очень хороший учитель, а хороших учителей мало… А Ведьмак – кем станет Ведьмак, Лешка так и не додумал, потому что не знал, кем был Ведьмак в той, другой жизни, а еще потому, что пора было идти на дебаркадер покупать билет.

Окошечко кассы на дебаркадере было уже открыто, у кассы даже скопилась небольшая очередь. В основном здесь стояли люди пожилые, среди которых выделялась девушка в джинсах и кедах. На девушке была синтетическая дутая куртка красного цвета, в руках у нее болтался полиэтиленовый пакет с изображением молодой Аллы Пугачевой. Судя по всему, в пакете были книги. С девушкой следовало познакомиться, хотя бы потому, что города Звонарь не знал, а ему непременно нужно было попасть на местное радио или хотя бы в редакцию газеты. К девушке подошел высокий длинноволосый парень с дешевенькой семирублевой гитарой за плечами, приобнял и что-то шепнул на ухо. Девушка засмеялась, а Лешка подумал, что хорошо бы, если бы удалось хоть на пять минут заполучить гитару. Гитара всегда выручала Лешку. Когда нечего было сказать или кончались патроны и нечем становилось стрелять – он брался за гитару.

Он купил билет и еще с полчаса простоял на дебаркадере, поджидая «Ракету», глядя на мутноватую после паводка воду и стараясь ни о чем не думать. Прежде чем налаживать контакты с этим миром и городом, с ним следовало слиться. Вот Лешка и сливался. Только не очень-то, честно говоря, получалось.

Маленькая белая соринка показалась из-за речной излучины, потом соринка стала похожа на паучка, бегущего по воде, паучок рос, обретая хищные очертания стремительного судна, и наконец «Ракета», погасив скорость, мягко ткнулась боком в кранцы пристани.

Матросы с молодецким грохотом сбросили на палубу дебаркадера деревянные сходни, и посадка началась.

Наконец судно отвалило от причальной стенки, выбралось на фарватер, разогналось, напряглось, преодолевая пик сопротивления, и поднялось на крылья. Лешка стоял в открытом проеме в средней части судна и смотрел на проплывающие мимо зеленые берега. Вода упругими прозрачными струями обтекала погруженные в нее белые плоскости, за кормой вытянулся длинный зеленовато-пенный бурун, а впереди виднелся город Припять.

На ветру во влажном комбинезоне Лешка озяб и отправился отогреваться в носовой салон. Здесь шум двигателей ощущался скорее как ровный низкий фон, он не мешал разговаривать и слышать друг друга. Парень с девушкой сидели у панорамного окна, парень играл на гитаре и пел. Песня была смутно знакома, кажется, «Поворот» «Машины времени», девушка и немногочисленные пассажиры слушали и даже подпевали.

Лешка присел неподалеку, хода до Припяти осталось всего ничего, так что если он хотел наладить какие-то контакты, то следовало поторапливаться.

– Можно? – дождавшись, когда песня закончилась, спросил он у парня, протягивая руку к потертому грифу.

Парень пожал плечами, мол, валяй, дядя, чего там, тряхни стариной, что там пели в твое время? Сбацай, посмеши народ!

Лешка взял гитару и быстро проверил строй. Конечно же, инструмент не строил, в некоторых позициях аккорды звучали немного фальшиво, но выбирать было не из чего.

Парень посмотрел на Звонаря с интересом и даже некоторой опаской. Этот странный дядя в камуфляже, судя по хватке, играть умел. И откуда он такой взялся?

Лешка некоторое время просто наигрывал какую-то простенькую блюзовую импровизацию, привыкая к чужому инструменту и размышляя, что же такое можно спеть этим людям, чтобы их ненароком не спугнуть. Потом решился-таки и спел «Гадину». [12]12
  Текст Вадима Забабашкина, музыка Алексей Молокина.


[Закрыть]

– Круто, – честно сказал парень. – Панк-рок в чистом виде! А чья это песня?

А девушка промолчала, и Лешке стало немного обидно, хотя чего там обижаться, старый стал Звонарь, уже под сорок скоро, да и Зона лет прибавляет, а не наоборот. Плюс сто рентген, это же сколько будет, если пересчитать в годы?

– А другое что-нибудь можно? – спросил парень.

Лешка решился и заиграл блюз «100 рентген», песню, время которой еще не наступило и, дай Бог, никогда не наступит.

– Какие страшные у вас песни, – неожиданно сказала девушка. – Как будто потемнело все вокруг. Вы воевали в Афганистане? Хотя о чем я говорю, Чернобыль – это же не Афганистан, это здесь, но я чувствую, вы все равно где-то воевали… Я прошу вас, не пойте больше!

– Хорошо, – ответил Лешка. – Но знаете, я никогда не был в Припяти, а мне непременно надо попасть на местное радио. Мне необходимо выйти в эфир. Сегодня, потому что завтра будет уже поздно. Вы мне не поможете?

– Я там работаю, – девушка повернула к нему юное пухлогубое лицо, – только ваши песни все равно никто в эфир не выпустит, впрочем, можете поговорить с главным редактором. Только я думаю, это все бесполезно. Мы недавно получили последний альбом Виктора Цоя, так наш редактор даже его в эфир не выпустил. Вот Аллу Пугачеву или Валерия Леонтьева можно. Но вы же не Валерий Леонтьев?

Она неохотно улыбнулась.

– Да уж, – обращаясь неизвестно к кому, пробормотал Лешка. – Не Леонтьев, это точно! Знать бы еще, кто он такой, этот Валерий Леонтьев.

4

Редакция местного радиовещания располагалась на первом этаже типовой «брежневки» неподалеку от кафе «Восток» в одной секции с редакцией газеты «Чернобыльская правда». У подъезда несколько молодых людей, по виду явно журналистов, смолили ядреную погарскую «Приму» и взахлеб обсуждали последнее выступление генерального секретаря КПСС.

– Представляете себе, – горячился тощий прыщавый юнец в джинсовом костюме с тройной строчкой. – Свободная пресса! При Брежневе и Черненко мы даже и мечтать о таком не могли! А вы говорите «сельпо», «комбайнер»… Да пусть это будет хоть трижды сельпо, но если в ассортименте этого сельпо имеется такая замечательная штука, как свобода слова, – я за сельпо!

Звонарь молча прошел мимо, журналисты неодобрительно покосились на его поношенный камуфляж, кто-то презрительно бросил вслед:

– Мы их туда не посылали…

Хотя Звонарь об Афганистане мало что знал, давно это было, но ему захотелось дать в морду прыщавому. Захотелось так сильно, что аж сердце свело. Но сталкер сдержался, не время и не место, вот в Зоне бы… В Зоне бы этот тощий дрочила не прожил бы и пяти минут. Впрочем, такие в Зону не идут. Лешка отвернулся, чтобы журналист не увидел его лица, вошел в подъезд и двинулся по узкому коридору, в конце которого обнаружилась дверь в кабинет главного редактора местного радиовещания. Секретарши на месте не оказалось, поэтому Звонарь постучал и, услышав раздраженное «Да», толкнул дверь.

В кабинете главного редактора рядом с портретом Ленина висел портрет Горбачева. Лешка напрочь позабыл этого говорливого, вечно журчащего, как неисправный унитаз, человека, так что некоторое время соображал, кто это рядом с Лениным, а потом вспомнил, но воспоминание это так и осталось пустым – никаким. Зона съела почти все воспоминания о жизни во внешнем мире, но кто такой Ленин, Лешка все-таки помнил отчетливо и очень хорошо представлял себе этого маленького жутковатого в своей целеустремленности человечка, словно тот был одной из тварей Зоны.

Главный редактор оказался крупным костлявым человеком в сером костюме, несвежей кремовой рубашке и полосатом, как колпак Буратино, галстуке. Лешку он выслушал внимательно, хотя время от времени делал рукой движение, словно намеревался срочно куда-то звонить, но обстоятельства не позволяли.

– Скажите честно, – обратился он к Лешке. – Вы ведь воевали? Были ранены, контужены, и вот теперь вам всюду видятся всякие катастрофы, взрывы, аварии, вы не стесняйтесь, я все понимаю, сам когда-то служил…

– Я не воевал, – ответил Звонарь. – Я всего-навсего прошу поверить мне сегодня. Потому что завтра, когда вся страна убедится, что я говорил правду, будет слишком поздно. Выйдите в эфир и сообщите жителям города, чтобы начали немедленную эвакуацию. А еще лучше – обратитесь к руководству АЭС, пусть они остановят четвертый энергоблок. Именно четвертый, потому что это там произойдет авария.

– Вы, надо полагать, крупнейший специалист в области атомной энергетики? – задрал зародыши брежневских бровей главный. – Может быть, вы разбираетесь в атомных реакторах лучше, чем те, кому по долгу службы положено в них разбираться? Вы понимаете, что при Сталине за распространение панических настроений вас немедленно бы арестовали? Сейчас, слава Богу, плюрализм, перестройка и социализм с человеческим лицом, и только поэтому я слушаю весь этот бред. Извините, но не сообщить о вашем появлении в компетентные органы я просто не могу, меня и так за один только разговор с вами могут из партии вычистить. Хоть это вы понимаете? Впрочем, надеюсь, в вашем случае до ареста дело не дойдет, вас отправят на принудительное лечение, и через пару месяцев все ваши страхи исчезнут. Впрочем, вы ведь не буйный, правда? А законы сейчас гуманные, так что скорее всего вас вообще никто не тронет. Не до вас сейчас, дорогой товарищ, страна на переломе, не до вас… перестройка… ускорение… А засим прощайте, голубчик, извините, у меня сегодня очень много дел.

Когда дверь за беспокойным посетителем закрылась, редактор помедлил немного, потом решился, снял телефонную трубку и позвонил домой.

– Настюша, – сказал он в трубку, – ты вот что, собери детей и немедленно уезжай с ними к матери в Киев. Да, шестичасовым. Ничего не спрашивай и ничего никому не говори. Я же сказал, немедленно… потом объясню. Целую.

Он положил трубку. Некоторое время сидел, обхватив голову мосластыми руками, потом снова снял трубку и набрал короткий номер.

Лешка вышел из редакции местного радиовещания словно оплеванный. Он зло стрельнул сигарету у прыщавого журналиста, разглагольствовавшего теперь о преимуществах свободного рынка перед плановым хозяйством. Разговаривать с писаками было не о чем, да и не больно-то приняли бы они в свой разговор отставного демобилизованного военного, каковым они посчитали Звонаря. Тем не менее сторонник свободы слова и коммерции сбился, закашлялся, с ненавистью посмотрел на сталкера и поспешно ретировался в редакцию.

Лешка отлично понимал, что попытка предупредить местных через средства массовой информации была наивной и заранее обреченной на провал, но не попытаться он не мог. Теперь следовало где-нибудь умоститься и спокойно обдумать сложившуюся ситуацию. Повертев головой, он обнаружил шагах в ста от редакции вывеску кафе «Восток» – стандартной стекляшки, в которой наверняка найдется чем перекусить и, может быть, даже что выпить. Самогонку, которая булькала у него в рюкзаке, Звонарь решил приберечь – мало ли что? Может быть, придется этой ночью хватануть дозу, вот тогда-то и понадобится бабкина самогонка.

Выбор в кафе был небогатым, но еда была горячей и вполне съедобной, а спиртное хоть и неофициально, но купить все-таки было можно, хотя и с лютой коммерческой наценкой. Водку наливали в чайники и подавали на столы, пили посетители из чашек. На знамени сухого закона, вздернутом над страной, стремительно расплывалось винное пятно, точь-в-точь как на лысине ее разговорчивого лидера.

Пообедав и выпив сто грамм дрянной водки, Звонарь задумался о том, что же делать дальше. Да взрыва оставалось около семи с половиной часов. Получалось, что никто из обладающих правом выхода в эфир и хоть какой-то властью его и слушать не хотел, да, собственно, а чего он ожидал? Так что оставалось только одно – взять четвертый энергоблок штурмом, силой пробиться к пульту управления реактором и любой ценой заставить дежурную смену заглушить его. Затея выглядела мало того что невыполнимой, она явно была совершенно бредовой, но другого выхода из сложившейся ситуации Лешка не видел. Можно, конечно, позвонить в городскую администрацию, в милицию, директору электростанции, первому секретарю горкома, наконец, но Звонарь прекрасно понимал, что это не поможет. Сочтут сумасшедшим, контуженным или, того хуже, паникером и провокатором. Но делать никто не станет решительно ничего. Как полагается, люди считали себя бессмертными до самой смерти.

Он расплатился с симпатичной моложавой официанткой, которая, судя по заинтересованным взглядам в сторону седоватого нестарого мужчины в полувоенной форме, ничего не имела против ветеранов, и пошел гулять по весеннему городу, потому что штурмовать реактор лучше всего было поздним вечером. А еще, поскольку никакого внятного плана штурма у Лешки не имелось, да и быть не могло, следовало полностью выкинуть из головы все. И Зону, и Катерину, и сына, и друзей, прошлое и будущее – все. Нужно почти умереть и заново родиться, впустив в себя это время и этот город, чтобы было за что умирать, если придется.

По всему городу цвели яблони, щедро кропя сизый асфальт мелкими белыми лепестками, словно знали и прощались. Он шел по городу-смертнику, который пока что не знал, что он смертник, среди возвращающихся с работы легко, по-весеннему одетых людей, которые не знали, что некоторые из них умрут сразу, а другие заболеют и умрут и что уже завтра все они лишатся своих домов и превратятся в беженцев. И все это случится следующей ночью. Он готов был кричать им «Бегите!», но они, занятые своими маленькими заботами, маленькими счастьями и несчастьями, все равно не стали бы его слушать. Этот весенний город был невинен, он пока еще не знал, каким бывает настоящее зло, хотя и с самого рождения носил его в своем сердце.

Лешка прошел по пешеходному мосту над водозаборным бассейном и вышел на площадь перед проходными электростанции. Здесь было красиво. Из изящно выгнутого административного корпуса выпорхнула стайка девушек в длинных юбках-спиралях, весело болтая о чем-то на ходу, просквозила мимо Лешки, щедро обдав ветерком молодости, и сталкер внезапно почувствовал себя очень старым. Он был старше их на целую жизнь, а может быть, даже и на целую смерть.

Звонарь выбрал скамейку, на которой не было таблички «осторожно, покрашено», потрогал рукой, убедившись, что краска уже не липнет, присел и принялся приглядываться к комплексу зданий АЭС. В сам реактор ему лезть было ни к чему, это сталкер хорошо понимал. Самостоятельно заглушить реактор он все равно не смог бы – просто не знал, как это сделать. Оставалось любой ценой прорваться в центр АЭС к пультам управления энергоблоками и заставить дежурную смену выполнить его указания. Пусть даже и под дулом автомата.

Только вот беда, автомата у Лешки не было. Да что там автомата, даже паршивенького ПМ и то не было. Так что оружие еще предстояло раздобыть, причем по возможности никого не убивая и не калеча.

«Насколько у нас все проще, – подумал сталкер, – нужен автомат – подхватился, пошел, да и купил у того же Сидоровича. А если купить нельзя – снял с убитого».

И тут же понял, как же все-таки жизнь в Зоне необратимо изменила его, сделав навсегда чужим нормальному человеческому миру. Миру, в котором не надо покупать оружие, чтобы выжить. В котором гибель человека, с которым вчера пил водку, трагедия, а не досадная норма.

Он понимал, что, даже если его план спасения Припяти и удастся, в памяти страны, в памяти миллионов людей, да что там – в памяти всего человечества он навсегда останется чудовищем, террористом-неудачником, человеком без совести и чести, уж пресса, неудержимо стремящаяся к свободе словоизвержения, постарается его представить именно таким. А настоящие виновники неслучившегося взрыва останутся, как всегда, ни при чем. И, не ведая ни ответственности, ни элементарного человеческого стыда, начнут готовить очередной дурацкий и смертельно опасный эксперимент, который закончится катастрофой. Пусть не здесь, пусть в другом месте, но самонадеянные идиоты не успокоятся, пока не добьются своего. Вот только не завтра, уж Лешка постарается, чтобы завтра этого не случилось.

Он встал с лавочки и снова отправился бродить по чистенькому весеннему городу. До полуночи было еще много времени, и следовало провести его с пользой.

Шансы на героизм выпадают куда как редко. А вот шанс на счастье отдельно взятому человеку выпадает гораздо чаще. Разовый шанс, и мало кому удается им воспользоваться. Героем себя Звонарь не считал, он просто намеревался сделать то, что считал необходимым, хотя уверенности в том, что у него это получится, не было никакой. Но это был не повод, чтобы оставаться сторонним наблюдателем.