Текст книги "Блюз «100 рентген»"

Автор книги: Алексей Молокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Это я виноват, – зло сказал Лешка. – Это я им спьяну сказал, что Радар сдох. Он действительно сдох, я как раз возвращался с Корявой поляны, это там, недалеко от лагеря «монолитовцев», почти напротив Радара. Пробирался краешком, чтобы не заметили, с пси-то я справляться умею, ныряешь в подходящую музыку – и пошел, главное, чтобы музыка была та самая, а то не получится. Но от радиации никакая музыка не спасает, да и от мутантов тоже, особенно если ее слушать, а не играть. Поэтому и глушил водку всю дорогу, «антирад»-то кончился. Вышел к Барьеру, встретил знакомых сталкеров с Кордона, сказал им, что Радар не работает, слегка похмелился и уснул. А когда проснулся – на Барьере уже никого не было, ни мутантов, ни сталкеров. Ну, я и потопал в поселок, тем более что ничего интересного там, около Радара, нет, а дальше, в Припять, я не прошел. Там поперек дороги танки стоят с мертвыми экипажами, с зомби, то есть, но боезапас у них полный, и стреляют они довольно метко, для зомби, конечно. Да в Припяти, я думаю, и искать особенно нечего, все что можно «монолитовцы» выбрали. Они после каждого выброса город прочесывают и все мало-мальски ценное забирают подчистую. Интересно, профессор, на кого эти «монолитовцы» работают? Не на вас, случаем?

– Нет, не на нас, – нахмурился Сахаров. – Мы в политику не лезем, у нас своих забот хватает.

– Так, значит, все-таки политика? – сощурился Звонарь. – Мы не лезем… Нет, профессор, лукавите вы, господа доценты с кандидатами, лезете вы в политику, пищите, но лезете. Потому что политика вас содержит, кормит, поит, одевает и обувает, цацки научные вам покупает, а стало быть, и танцует, когда ей захочется.

– Ты ведь пришел сюда не за тем, чтобы меня обличать, правда? – почти спокойно сказал Сахаров. – Говори, зачем явился, или уматывай к едрене фене. У нас тут и без тебя обличителей хватает.

– Если честно, связь с ребятами есть? – уже спокойно спросил Лешка. – С теми, кто остался за Барьером.

– Кое с кем есть, – немного помедлив, ответил Сахаров. – «Долговцы» со своими быстро связь наладили, великая вещь – дисциплина! Их группа сейчас пробивается к Барьеру со стороны Радара, там пси-поле слабое, скалами экранируется, так что, может быть, и прорвутся, если снова со «Свободой» не схлестнутся. Те тоже где-то в том районе, только их почти не слышно. С одиночками связи нет, похоже, не выжили там одиночки. Военные сталкеры вовремя развернулись и вышли из зоны действия излучения, а от мутантов и «Монолита» их «вертушки» прикрыли. Своих, правда, вояки тоже положили немало, били-то НУРСами вдоль ущелья, а потом еще и пушками проутюжили, но волну тварей отсекли, так что основная часть военных смогла отойти.

– А про Ведьмака ничего не слышно?

– Ведьмак еще на прошлой неделе ушел в Затон. Там у него какие-то дела с Отшельником, ну, тем, что на старом буксире поселился. Так что в порядке твой Ведьмак, ничего, кроме похмелья, ему не угрожает, Отшельник из бешеной вишни приспособился самогонку гнать и тестирует ее на ком попало.

– А группа вольных с Кордона? Берет, Мобила и еще кто-то с ними был?

– От этих ничего нет. Да и молоды они еще, никто их не знает. Если ушли за Радар или к реке свернули, то почти наверняка сгинули. А зачем они тебе?

– Сказал же, это из-за моей пьяной дурости они туда пошли. Мне и отвечать, чего тут непонятного?

Сахаров посмотрел на Звонаря, недовольно покрутил головой и пробурчал:

– Можно, конечно, их ПДА через спутник пощупать, хотя это и запрещено. Но если очень хочется, то можно. Только, я думаю, бесполезно это, но если тебе очень нужно – попробуем.

Помолчал и добавил:

– Зря ты переживаешь, ты ведь их сюда силком не тащил, не тебе за них и отвечать.

Звонарь покосился на него зло и упрямо и сказал:

– Не твое дело, почему я переживаю. Включай давай свою орбитальную щупалку.

Ученый пожал плечами и склонился над пультом космической связи.

– Придется немного подождать, – сообщил он. – Подходящий спутник как раз над нами, с геостационара такую мелочь, как ПДА, не засечешь. Так что ты подожди где-нибудь, не могу я при посторонних в систему обнаружения входить, не положено. Понимать должен.

– Я на воле подожду, – сказал Звонарь. – Может, зомбяка знакомого встречу, посидим, выпьем, песенку споем. Кликнешь меня, когда время придет.

Сахаров недоуменно посмотрел на него и покрутил головой – стебается сталкер, ну и пусть себе стебается. Видно, совсем хреново на душе у человека.

И тут снаружи заревело так, что даже звукоизоляция бункера спасовала.

А Звонарь опрометью рванулся из бункера.

5

Лукавил старый Бей-Болт, когда рассказывал сталкерам о том, что времени впереди достаточно, на самом деле не было его, этого времени. Сам он забрался в ловушку не по собственной воле, деваться было некуда, «монолитовцы» наседали, вот он и нырнул туда, где они его до поры до времени не тронут. Старый сталкер очень хорошо понимал, куда вляпался, но в последнее время с ним происходило что-то неладное, обрыдло ему все. Так бывает, когда человек слишком зажился в Зоне. Тогда он либо становится ее частью, либо теряет инстинкт самосохранения, и неизвестно, что хуже, первое или второе. А ловушка была на редкость гадостная, даже по местным меркам. Слухи о таких вот пузырях на изъеденном шрамами выбросов теле Чернобыля ходили среди сталкеров давно. Иногда удавалось принять обрывок передачи, отправленной с ПДА, и из этого обрывка можно было понять, что группа сталкеров попала в место, откуда нет выхода. Потом передача прекращалась, а все попытки отыскать пропавших товарищей, как правило, кончались ничем. Старожилы Зоны называли такие аномалии по-разному, но чаще всего «ведьмиными пузырями», и рассказывали, что поначалу «пузырь» не проявляет себя никак, только вот выбраться из него невозможно. Когда внутри аномалии набирается достаточное количество сталкеров, срабатывает неведомый спусковой механизм, и пузырь начинает сжиматься. Сначала медленно, потом все быстрей и быстрей, пока наконец не сожмется в точку, превращая разумную живую материю в неживую. После чего аномалия на какое-то время пропадает, оставляя после себя нечто вроде сталагмита, на вершине которого находится пульсирующий артефакт – «ведьмино сердце». Через месяц-другой проголодавшаяся ведьма снова раздувает свой пузырь, и история повторяется. Если артефакт забрать, «ведьмин пузырь» раскрывается сразу, заглатывая сталкера, рискнувшего тронуть артефакт. После чего снова начинает медленно сжиматься. Странно, но ни слепые собаки, ни кровососы, ни бюреры, ни проворные тушканы попасть внутрь «пузыря» не могут. На деревья и неодушевленные предметы «ведьмин пузырь» тоже не действует. Эта аномалия охотится исключительно на людей, причем каким-то невероятным образом создает внутри себя почти идеальную среду обитания для человека разумного. Еще рассказывают, что сталкер, добывший «ведьмино сердце» и оставшийся после этого в живых, может беспрепятственно входить и выходить из аномалии, только вот немного их, таких сталкеров, потому что, чтобы заполучить «сердце», надо побывать в пузыре, а этого до сих пор не пережил никто, а если и пережил – то помалкивает. «Сердце» – оно бешеных денег стоит, его не только добыть, но и продать еще надо суметь.

Любознательный Бадбой-Чечако излазил весь пионерлагерь вдоль и поперек, но ничего интересного для себя не нашел. Разве что посреди баскетбольной площадки торчал какой-то странный вырост, не то старый термитник, не то сталагмит. До верхушки выроста можно было достать рукой. Бадбой, конечно же, дотянулся и даже сунул руку в округлую выемку на верхушке сталагмита. И сразу же выдернул обратно, потому что это что-то, что находилось в выемке, пребольно вцепилось в пальцы. Бадбой зашипел от злости, но негромко, чтобы не потерять лицо, и отчаянно замахал пострадавшей рукой. С ладони сорвалось рыжая, тускло блестящая желтоватая полоска и канула в заросли крапивы на краю площадки. Бадбой сунул пострадавший палец в рот и, чертыхаясь, полез в крапиву, надеясь извлечь из жгучих зарослей как минимум «ночную звезду» или «золотую рыбку», а как максимум – сам не знал что.

Ни «звезды», ни «рыбки» в крапиве не оказалось. Нашлась только старая латунная блесна с крючком-тройником и обрывком металлического поводка. Блесна была изготовлена явно кустарным способом из развернутой латунной гильзы от автомата, а вот крючок был фирменный, с зазубринами на жалах. Здоровенный, немного ржавый тройник, на такой крючок запросто метровую щуку вытащить можно, ежели умеючи. Только откуда взяться щуке на заброшенной баскетбольной площадке – было совершенно неясно. Так что Бадбой для дезинфекции пососал пораненный палец, замотал блесну в тряпицу и спрятал в карман куртки, чтобы при случае показать Бей-Болту.

Будучи человеком по натуре не просто любопытным, а, можно сказать, пытливым, Бадбой решил измерить гостеприимную аномалию, за неимением геодезических инструментов – хотя бы шагами.

И вот тут он сделал еще одно открытие. Еще недавно граница подлого «пузыря» проходила аккурат по невысокому заборчику-штакетнику, за которым валялись туши дохлых мутантов, а вот сегодня до заборчика добраться уже не получалось. Шага какого-то не хватало, но – никак! Бадбой принялся вышагивать вдоль и поперек по бывшему пионерлагерю, аккуратно записывая в блокнот ПДА получившиеся результаты измерений, в шагах, разумеется.

Через час это занятие ему надоело. Каждый раз, когда он натыкался на невидимый заслон, пространство словно выворачивалось и он оказывался развернутым лицом в сторону баскетбольной площадки. И каждый раз, как показали результаты исследований, граница аномалии неудержимо сдвигалась к центру. Сначала немного, потом все заметнее, на ступню, на полшага, на шаг… Наконец Бадбой сообразил, что пора прекратить несанкционированные эксперименты, и пошел докладывать о результатах Бей-Болту.

Болт молча выслушал молодого сталкера, который сначала рассказывал о своих открытиях азартно, чуть ли не повизгивая от возбуждения, словно щенок овчарки, первый раз взявший след, а потом, заметив, что его рассказ не вызывает совершенно никакого ответного энтузиазма, стал сбиваться и закончил совсем уж растерянно:

– Вот все, что там было.

Бей-Болт покрутил латунную блесну в руках, зачем-то потрогал большим пальцем жало тройника и сказал:

– Значит, Рыбарь и здесь побывал. Где только этого чудика малахольного не носит… Ну что же, это, может быть, и шанс… Ты вот что, Бадбой, пока никому про свои открытия не рассказывай. Особенно про то, что «пузырь» сокращается. Ребята, конечно, поймут, что ты не специально разбудил ведьму, но все равно расстроятся.

– Что значит «разбудил»? – удивился Чечако. – И какую еще такую «ведьму»?

– Аномалия так называется, «ведьмин пузырь», – терпеливо пояснил Болт. – Та самая, в которую мы с вами, братцы-пионеры, вляпались. Ты ее разбудил своими тычками, и теперь она начнет понемногу сжиматься. И чем сильнее мы станем трепыхаться, тем скорее она нас раздавит. Понял?

– Не очень, – честно признался Бадбой. – Никогда про такие аномалии не слышал, а я вроде бы все аномалии Зоны знаю.

– Все аномалии Зоны не знает никто, – усмехнулся Бей-Болт, – на то она и Зона. Нет в ней ничего постоянного. Ни людей, ни мутантов, ни аномалий. – И добавил, смягчаясь: – «Ведьмин пузырь» встречается очень редко и еще реже выпускает кого-нибудь. Честно говоря, он вообще никого никогда не выпускает. Кроме того, эта дрянь активируется, когда кто-нибудь вынет из свернувшейся аномалии «ведьмино сердце» – это такой артефакт, тоже очень редкий, кстати. Представь себе, идет сталкер по бережку, видит этакий безобидный столбик, а на самой верхушке этого столбика что-то поблескивает. Ну, сталкер, конечно, включает локатор, локатор ему честно сообщает, что там, на столбике, некий артефакт, а опасности никакой нет. Сталкер, разумеется, забирает артефакт, вот тут-то «ведьмин пузырь» и разворачивается, захватывая сталкера, а старый артефакт пропадает, может, сгорает, может, еще чего. А аномалия так и остается развернутой, пока на нее другие недотепы не набредут, и теперь, после того, как она развернулась, ее стенки пускают внутрь любого, если он, конечно, человек. И если в «ведьмин пузырь» кого-нибудь занесет, он некоторое время как бы дремлет, никого не выпуская, пока «ведьму» кто-нибудь особо деятельный не разбудит. И вот тогда «пузырь» начинает понемногу сжиматься. Стягивается в точку, пока в центре не остается такой же столбик с артефактом на вершине. Ну а потом все повторяется. Но если сталкер особо везучий попадется, артефакт добудет, да еще и в живых останется, то с «ведьминым сердцем» может свободно проходить через любые телепорты. И сам «ведьмин пузырь» ему не страшен – своим признает, входи и выходи свободно.

– Так, может быть, мне еще поискать? – спросил Бадбой. – Авось найдется это самое «сердце»?

– Артефакт возникает только один, каждый раз, когда аномалия стягивается в точку. Сколько бы сталкеров на тот момент в аномалии ни находилось, все равно – один артефакт. А этот, похоже, уже забрали.

Старый сталкер подумал немного и добавил:

– Рыбарь, наверное, и забрал. Спиннингом метров со ста зацепил и, так сказать, выудил. И шляется теперь где-нибудь по Зоне с «сердцем» в рюкзаке, если не продал кому-нибудь.

– А если через ПДА с ребятами связаться, неужели не помогут? – Бадбой никак не мог поверить, что могут и не помочь.

В Зоне ведь, как при восхождении на Эверест, у каждого своя отметка высоты, после которой общепринятая мораль перестает действовать, и альпинисты, не останавливаясь, идут мимо гибнущих товарищей. У кого-то она пониже, у кого-то повыше, а у тех, у которых мораль от высоты не зависит, – у них другие проблемы и другие высоты.

– Можно, конечно, попробовать, – неохотно согласился Бей-Болт. – Только первыми, кто явится сюда на сигнал твоего ПДА, будут «монолитовцы». Они здесь недалеко, совсем, можно сказать, рядышком. А уж потом придут остальные. И нарвутся на «Монолит». Да и что они смогут сделать без «ведьминого сердца», даже если с «монолитовцами» управятся? Стоять и смотреть, как нас расплющит или что там еще с нами эта погань сделает? Кроме того, аномалия сигнал ПДА прилично экранирует, да и низина здесь, прием плохой, не говоря уже о передаче.

– А если на флагшток с ПДА забраться? – не унимался Бадбой. – Тогда нас наверняка услышат. Ты не пробовал?

– Мне шестой десяток катит, – устало сказал Бей-Болт. – Так что по флагштокам лазить я разучился лет двадцать назад. Ты парень молодой, вот ты и полезай. Только ребят предупреди, чтобы к встрече с «Монолитом» были готовы. А то автоматная пуля эту аномалию насквозь пролетает. И «монолитовцы» сюда войти могут запросто, они же все-таки люди, только в отличие от нормальных людей про смерть ничего знать не желают. Им Радар не велит.

Бадбой пожал плечами и направился к одноэтажному домику-бараку, где расположились остальные сталкеры. Ему казалось, что старый сталкер чего-то недоговаривает, но чего именно – он понять не мог. Не мог такой человек, как Бей-Болт, взять, да и расхотеть жить. Жить – вообще нельзя было расхотеть, так по крайней мере казалось сталкеру-чечако. Иначе и начинать жить не стоило.

6

Сержант Соленый не считал себя упертым. Малахольных головастиков-ученых он терпел, не обижал по возможности, хотя, учитывая сравнительные физические данные, мог бы обидеть запросто. Но головастики платили, или за них кто-то платил, а кто платит – тот и указывает, кого гнобить, кого стеречь, а кого беречь. Бывший омоновец, москвич во втором поколении, подписал контракт на службу в Чернобыльской Зоне вовсе не от хорошей жизни и не потому, что соскучился по приключениям. Просто в родимой столице-матушке люди совсем озверели и перестали правильно понимать его, Соленого, то есть ссужать мелкими деньгами по первому требованию, наливать и выслушивать его пространные и пьяно-слезливые рассказы о службе в горячих точках, где сержанту действительно доводилось бывать. Перестали чтить, сволочи, а когда он возмутился и переломал ребра соседу, пожалевшему несчастную сотню деревянных на опохмел, его даже попытались посадить в тюрягу. В тюрягу сержанту не хотелось, поэтому, воспользовавшись тем, что он все-таки какой-никакой, а ветеран, Степан Соленый быстренько подписал контракт на службу туда, где больше платят, и, к собственному изумлению, угодил в Зону. Он, разумеется, пробежал глазами контракт, и слово «Зона» там действительно фигурировало. Однако понимал свою будущую службу сержант Соленый традиционным образом, то есть – он подписывался охранять зеков. Дело это было привычное, не слишком беспокойное, а при должных навыках и весьма доходное. Навыки у сержанта имелись. О Чернобыльской Зоне сержант, может быть, что-нибудь и слышал, да только пропустил между ушей. Тем более что телевидение об этом сообщало как-то вскользь, сталкеры, в представлении журналистов, выглядели чем-то средним между обыкновенными зеками и индейцами, живущими в резервации, так что с этой братией особых проблем не должно было возникнуть. Конечно, опасность существовала, но, прикиньте-ка, а когда ты разгоняешь так называемую мирную демонстрацию, разве не существует вероятность, что какой-нибудь выживший из ума пенсионер засветит тебе бутылкой по башке? Еще как существует! Да и собутыльники, многие из которых тоже служили в горячих точках, узнав, что Соленый занимался в основном операциями по зачистке гражданского населения, после второго или третьего стакана так и норовили дать в морду. Так что получалось – баш на баш. Да и деньги по контракту полагались нешуточные. И поначалу все было вполне пристойно. Стоял себе бывший омоновец Соленый на пулеметной вышке на блокпосте, время от времени постреливал из своего крупнокалиберного «Корда» по мелькающим вдалеке фигуркам придурков-сталкеров – благо, начальство смотрело на это сквозь пальцы, да бегал к девкам, которые регулярно привозили в пограничный район гуманитарную помощь. Помощь, разумеется, в Зону не попадала, хрен ли им помогать, этим зекам-сталкерам, а оприходовалась на месте, хотя ничего по-настоящему ценного в этом гуманитарном барахле не было. Ну, разве что иногда попадется пара ящиков со спиртным да сигаретами, а еще – целые контейнеры презервативов! Хотя на хера этим сталкерам презервативы, ни сержант, ни его посредственное, ни непосредственное начальство понять не могли. Они же там, за блокпостом, все, сколько ни есть, – сплошные импотенты! И баб у них не имеется, это факт! Так что презервативы приходилось использовать на месте, привлекая к этому делу дамочек, сопровождавших гуманитарные грузы. Дамочки были разных национальностей, но все как одна – редкие уродины. Впрочем, последнее сержанта не слишком-то смущало. Ему в Москве и не с такими шалавами дело иметь приходилось, а тут как-никак европейские, а может быть, даже и американские женщины, помытые, хорошо пахнущие, в меру трезвые и главное – конструктивно настроенные. То есть – не кобенятся, а некоторые даже приезжают по второму разу. Значит, понравилось.

А потом, когда сержант разобрался что к чему и вписался в бизнес по транзитным поставкам через блокпост, жизнь и вовсе наладилась. Система транзитных поставок была сержантом освоена еще во время прежней службы и по сути своей ничем не отличалась от той, к которой он привык. В Зону шло оружие и боеприпасы, а из Зоны – всякая хренотень, которую местные именовали «хабаром». К большим делам сержанта покамест не допускали, он на это и не обижался – рано еще, – но свою законную долю уже имел. Так что вполне мог рассчитывать по возвращении в столицу на приличную тачку, счетец в банке, ну и остальную красивую жизнь в придачу.

И тут такая незадача! В общем, оприходовал сержант одну дамочку, вполне по обоюдному согласию, между прочим, оприходовал, а та возьми, да и окажись командирской женой, приехавшей к мужу, чтобы проверить, как на мужиков на Периметре Зоны радиация действует. И проверила, причем не только на муже, но и на его подчиненных. Радиация на сержанта Соленого, как выяснилось, не влияла, а если и влияла, то исключительно положительно, а на лейтенанта влияла, причем отрицательно, о чем эта дура и не преминула сообщить своему благоверному. Честно говоря, попал сержант ни за что, потому что внешне командирская жена ничем не уступала дамочкам из гуманитарных миссий, то есть была, как писал классик, «вылитый крокодил». И не только внутри, а и снаружи. Так что ошибиться было немудрено.

Вот так и угодил сержант Соленый в спецвзвод военных сталкеров. Впрочем, далеко в Зону новичков не гоняли, а поручили им простые дела, как то: охрану бункеров с учеными на «Янтаре» и около железнодорожной насыпи, погрузку-разгрузку транспортных вертолетов, так что страшного пока ничего не было. Вот только налаженный с таким трудом бизнес накрылся медным тазом, с выпивкой, правда, было не так уж плохо, а вот с бабами – полный, что называется, ахтунг!

В общем, охранял сержант Соленый бункер ботаников, прел в тяжеленном армейском бронекостюме с АКС-74 на пузе и думал о бабах и низшем командном составе. Нехорошо думал. Впрочем, о бабах-то как раз нечего особенно и думать – дуры они все и стервы все до единой, их надо либо е…ть, либо давить, но перед этим все равно е…ть. А вот с младшим командным составом дело обстояло куда сложнее. По некотором размышлении сержант решил, что всякие там старшие лейтенанты, особенно только-только после училищ, не настоящие военные, а так, жалкие недоделки. Потому-то и радиация на них действует неправильно, и бабы им изменяют. Но вот генералы – те насчет баб сильны, каждый с собой не меньше трех-четырех таскает, поэтому следовало полагать, что такие старшие лейтенанты, как его бывший командир, никогда не становятся генералами. Но, с другой стороны, если бы сержанту Соленому попался командир, пригодный для того, чтобы дослужиться до генерала, – кранты бы были сержанту! Пошел бы в военные следопыты как миленький или банду Таранчика на Свалке усмирять. И сгинул бы там ни за что. Так что во всем есть свои плюсы и во всем – свои минусы.

Сталкера, направляющегося в бункер к яйцеголовым, он всерьез не принял, хотя и насторожился. Этот, как его… старшой из ученых, Сахаров, велел свободных сталкеров не трогать без особого на то распоряжения. Но оружие отобрать следовало и обшмонать тоже, во-первых, порядок такой, а во-вторых – авось что-нибудь ценное у бродяги и сыщется. Значительные материальные убытки, нанесенные сержанту командиром и его беспутной женой, следовало компенсировать. Ну а насчет моральных – там видно будет. Хотя старлея было даже немного жаль, и так уже калека, да и генералом ему не бывать, так что наказан старлей. Хотя и недостаточно сурово. Дурак он, старлей, за каким-то лешим еще и в Зону напросился со спецвзводом? Может, жить надоело? Ну, ничего, разберемся… Генералом ему не бывать, и баба от него ушла, так что жить старлею и впрямь, выходило, незачем. А вот Соленому было зачем, поэтому сержант старался не нарываться на неприятности. И все-таки нарвался.

Сталкер оказался человеком покладистым, вообще вид у него был какой-то не то пришибленный, не то просто похмельный, но у зеков – у них всех вид пришибленный, особенно когда вертухай шмонает, поэтому сержант поведение сталкера воспринял как должное. Принял у того многозарядный дробовик, укладку с патронами, «винторез», пистолет с двумя запасными обоймами, десантный нож и еще какую-то хреновину в чехле, отдавать которую сталкеру уж очень не хотелось. Пришлось проявить власть, то есть ткнуть стволом под ребра, после чего сталкер посмотрел на сержанта зверем, но хреновину все-таки отдал. Видно, очень торопился к ботаникам, да и профессор уверил его, что все будет тип-топ. Тип-топ оно и будет, кому тип, а кому топ.

Считая шмон одной из своих непосредственных обязанностей, Соленый принялся брезгливо рыться в сталкерском барахле. Оружие его заинтересовало мало, припасы и аптечки тоже, а вот пару артефактов, найденных в контейнерах разгрузки, сержант изъял. Сталкер себе еще отыщет, а ему, сержанту, хоть небольшая, но компенсация за стояние при полной выкладке под нудным радиоактивным дождиком. Наконец дело дошло и до хреновины.

Хреновина оказалось электрогитарой, только не совсем обычной. Таких гитар Соленому до сих пор видеть не приходилось, уже одно то, что питалась она от вечных батареек, делало эту штуку уникальной. Соленый не очень хорошо разбирался в музыкальных инструментах, но что инструмент классный – понял сразу. Он представил себя с этой вот гитарой где-то в Москве. Вокруг девки визжат от восторга, а он рассказывает, как этот зашибательский инструмент ему подарила какая-нибудь супер-пупер-звезда за то, что он спас ей жизнь во время гастролей по Чернобыльской Зоне, и все ему верят, потому что где бы он еще взял такой инструмент. Зековские поделки вообще иной раз уникальны, и большинство тюремного начальства этим вовсю пользуется, таков уж обычай, все по понятиям, и Соленый не собирался от него отступать. Вот только играть сержант не умел, но особого значения это не имело. Надо будет – научимся или припашем кого-нибудь, а может, эта гитара сама играет? Вон сколько на ней всяких переключателей да сенсоров наворочено!

Соленый для пробы ткнул пальцем в самую большую кнопку и ощутил, что гитара включилась. Дека завибрировала, задрожала, раздалось что-то вроде тихого стона.

– Стонешь, падла, – сказал сержант, вспоминая почему-то лейтенантскую жену, – ну стони, стони…

И со всей дури шарахнул по струнам.

Ох, лучше бы он этого не делал!