Текст книги "Разгильдяй"

Автор книги: Алексей Карасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Жандарм, вроде, с уважением посмотрел на меня. Не ожидал он подобных перлов от замухрышки, тощего и длинного сопляка? То, что перед ним замухрышка, не вызывало ни каких сомнений, так как я нарядился в повреждённый и стиранозаштопаный костюм, который проводник успел вернуть после починки и глажки.

Наконец, видимо, приняв какое-то решение он заговорил снова.

– Господа офицеры утверждают…

Я нагло перебил.

– Прошу прощения за то, что перебиваю, Вас уважаемый Алексей Трипонтович, но меня совершенно не интересует, что говорят господа офицеры. Если это возможно, пожалуйста не упоминайте в разговоре о господах офицерах.

Жандарм недоумённо на меня посмотрел и заявил.

– Дело в том, что в некоторых случаях буду вынужден упоминать о них.

– Пожалуйста, пожалуйста, только прошу не злоупотреблять этим словом. Не больше того. Я весь во внимании.

Пожевав губами как бы настраиваясь на новый лад, снова к допросу.

– Дело в том, что мы недосчитались некоторых пассажиров. Например не обнаружен некий жандармский офицер, кое кто из обслуги поезда. Возможно пропали несколько пассажиров. Что Вы можете рассказать об пожаре в поезде и последующих событиях.

– А почему собственно Вы расспрашиваете меня? В поезде было множество пассажиров, многие из них офицеры, то есть люди неоднократно рисковавшие жизнью. Они лучше могут описать случившееся. Если говорить обо мне, то я совершенно выпал из жизни. Какие-то обрывки воспоминаний, совершенно между собой не связанные. Помню, например, что укладываюсь спать. Вдруг приходят люди, поднимают меня, забирают вещи и мы идём укладываться спать в другом месте. Наверно я сильно напугался и с перепугу пошёл тыкать палкой туши убитых волков. Причём совершенно не помню, было ли это в действительности или только приснилось.

– Собственно Виктор Александрович, не стоит так переживать. Не волнуйтесь.

Во время монолога я увеличивал тембр и скорость изложения воспоминаний. Так, что последние слова уже произносил с визгом.

– Хорошо Вам говорить, уважаемый, прошу прощения, что забыл Ваше имя отчество, но я так напугался, что не сплю ночами.

– Хорошо, хорошо. Вы не волнуйтесь, всё уже позади. Скоро приедете в Москву и всё будет хорошо.

– Не знаю, не знаю господин жандарм. По моему всё только начинается. Вся вакханалия убийств будет продолжаться и чем дальше, тем больше будут убивать именно честных людей, а мошенники и убийцы будут всё больше издеваться над простым народом. Даже Вам. Видите, господин жандарм, я опять говорю даже. Так вот, даже Вам придётся скрываться от разъярённых толп насильников и убийц.

– Успокойтесь Виктор Александрович. Всё будет хорошо.

– Не надо успокаивать, господин жандарм. Я спокоен как скала. Мне только жаль, что я не такой же бесчувственный как скала. Если Вам, господин жандарм будет плохо, найдите меня, всегда Вам буду рад.

– Всего доброго, Виктор Александрович. До свидания.

Жандарм ушёл. Интересно, дали бы мне звание заслуженного артиста республики за то как сыграл роль. Впрочем, видимо, я ничего не играл, всё так и будет.

14

Вот и Москва. «Как много…» Ничего не много. Городишко грязный, забитый лошадьми и навозом. Извозчики мерзавцы и негодяи дерут в три шкуры. Так и хотелось врезать в рыло самому наглому из них, потребовавшему плату вперёд. Дал мерзавцу пинка, от которого тот улетел мордой в грязь. Меня обступили несколько его друзей. Размахивают кнутами, орут про непотребство и про-то, что времена сейчас другие, и не положено простому человеку в рыло. Добавил от души ещё двоим. Извозчики спохватились и в дело пошли кнуты. Ну и я перестал стесняться. Когда, после некоторой котовасии, оказалось, что все ползают по земле, а у меня назревает здоровая шишка на маковке, прибежал полицейский с жирной, откормленной мордой. Врезал и по этой морде тоже.

Разыскал среди битых морд одного уцелевшего, заставил погрузить чемоданы в коляску и мы покатились в гостиницу. Когда приехали в гостиницу, дал извозчику ещё раз в рыло и двугривенный, чтоб не вонял, будто ограбили.

В гостинице, всё как будто прилично. Обслуга тихая, голос повышать не смеет, шустро бегает по поручениям. Занесли чемоданы в номер и исчезли, не вымогая чаевые. Жаль, что не вымогали. Настроение было дать ещё кому-нибудь в рыло. А, скорее всего к лучшему не вымогали, так как, когда бьёшь чьё-нибудь рыло, то рано или поздно набьют и твоё собственное.

Прогресс проник и в это заведение. Имеется в номере унитаз и вода. Холодная и горячая. И ванна. Прямо очередное чудо света. В дополнение к имеющимся чудесам в номере имеется телефон. О телефоне можно слагать легенды. Для того, чтобы поговорить с кем-то, необходимо покрутить ручку и позвать барышню. Я удивился, зачем в номере барышня? На меня посмотрели как на дикаря и сообщили, что не в номер, а на станции сидит барышня и соединяет, с тем, с кем охота говорить. Ну, слава богу, после этого ни с кем не охота говорить. Кажется, эти слова, я произнёс вслух. И вновь удостоился взгляда достойного самого Ретрограда.

Сгонял в местный банк. Договорился о сейфе для хранения ценностей и денег. Когда привёз в банк чемодан денег, то подбежал служащий банка и сказал, что я, видимо перепутал банк с гостиницей и попробовал проводить к дверям. Взял его за ушко и сообщил, что в чемодане деньги, а в гостинице чемоданы с деньгами держат только такие идиоты как он сам и потребовал управляющего. На шум прибежал полицейский, не разобравшись в чём дело, принялся свистеть. Набежало ещё несколько полицейских. Явился управляющий и я потребовал пересчитать деньги и положить их на счёт. Управляющий распорядился, я одарил каждого полицейского по рублю и они разошлись довольные. После подсчёта денег, а их оказалось больше, чем достаточно, решил часть денег положить на счёт, часть в сейф.

После трудов праведных, зашёл в ресторан при гостинице. Только успел сесть за столик как подбегает некий господин в попытке навязать своё общество. Весьма кстати оказался господин, потому как дал ему в рыло и тем самым, исчерпал конфликт между собой, и городом героем Москвой. Или ещё не городом героем?

Сразу, после вылетевшего с побитой мордой господина, чинно подошёл некий метрдотель и сообщил, что у них не принято бить по морде неизвестных господ. Хорошо, что господин оказался не дворянином с длинной родословной, а газетчиком. Теперь газетчик раструбит по Москве как дали по морде и потребует сатисфакции. Поманил мэтра пальцем и когда он подставил ушко, чтобы услышать сколько я предлагаю за улаживание конфликта, ухватил за это самое ушко и выкрутил его.

Мэтр оказался силён, но, выбрал неудачную позу и поэтому победу одержал я. Поскольку я оказался победителем, то потребовал отступные за ухо. Мэтр пытался возражать, но ухо рисковало совершенно отвалиться. Когда мы достигли согласия, то вновь появился господин, которому как видно, оказалось мало одного раза по морде. Но, господин прибыл с совершенно другой целью. Он принёс отступные за ухо. Я пересчитал деньги и на попытки продолжить собеседование, отправил по известному всем короткому адресу. Господин стушевался и исчез из виду.

Сижу и жду, когда же подойдёт официант. Постучал кулаком по столу. Прибегает служивый.

– Чего изволите?

– Мне, чтобы тебя позвать, необходимо по столу кулаком бить?

– Виноват-с, Ваше благородие.

– Виноватых бьют. В следующий раз получишь вместо стола. Чего у тебя там есть?

Опять та же история. Как они надоели с дурацкими разносолами. Опять требую пустой суп и опять выстроился целый консилиум. Наконец всё устроилось в лучшем виде. Но, надо ждать. Попросил газету. В газете ничего нового. В Японии разгорается гражданская война. После поражения в войне с Россией, в Японии начались беспорядки и кланы режут друг друга. Совсем как у нас в прошлой жизни. Неужели, наши умники взялись за ум и устроили все эти пакости в Японии? Интересно у японцев получится что-то вроде нашего Советского Союза?

А что же Англия? Англия подсчитывает убытки. Англия намерена потребовать от России компенсации за упущенные выгоды. Вот те на! Впрочем всё как всегда. А что наш император? Смотри ка! В очередной раз проявил твёрдость и послал англичашек в нужную сторону. Молодец.

Перебазирование части личного состава с кораблей Тихоокеанского флота чуть не сорвалось из за диверсии устроенной на транссибирской магистрали английскими агентами. Ими оказались несколько деятелей из числа революционеров, которые на деньги наших врагов, взорвали поезд с героями войны.

Да, не ожидал такой прыти от жандармов. Снимаю шляпу. Конечно не перед агентами англичашек. Однако! Что у них ещё имеется. Маги! Ну, этого и нас было навалом. Экстрасенсы. Зашибись. Купцы продают и покупают. Интересно посмотреть, что покупают и продают купцы и за какую цену. Можно напасть на некие следы, если выяснится, что не все цены и расстояния соответствуют объявленным.

Надо нанять человечка проанализировать всё это и так, чтобы не привлечь внимание тех, кто даёт объявления.

Что ещё? В театре оперная дива выступает. В большом опера. Не люблю театры и артистов. Особенно артисток. Наверно вроде наших попадив. Рассуждают о бедных, а сами ложками жрут чёрную икру, да подсирают друг дружке с удовольствием и по телевизору показывают как лучше подосрать. Разве посмотреть как камни будут реагировать на публику и выступления артисток?

Подозвал официанта, он должен знать. Билетов нет? Все распроданы? Любезный ты ничего не путаешь? Правда, правда? А, если не правда? Есть, но только в ложи. Ну, хорошо возьмём билет в ложу. Зачем у тебя, поеду в театр и куплю в кассе. В кассе нет, ну, тогда нечего делать, придётся купить у спекулянта. У тебя купить? Милый, так ты заломил цену такую, что у тебя от жадности дым из ушей валит клубами. Горит? Что горит? Убежал, ну и чёрт с ним. Решено, поеду ка я в театр. Сто лет не был в театре. Точнее никогда не был.

Принесли первое. Спросил у официанта, что горело? Молчит. Не стал повышать голос, а взялся за пальчик на его левой руке и больно прижал. Смотри, заговорил. И голос приятный как оказалось.

Только, только принялся за второе как является чёрт во сне, так появился жандарм. Я привстал и помахать ручкой. Не иначе, за мной пришёл. После взаимных приветствий Алексей Тимофеевич принялся повествовать, что не складывается картина с героями офицерами.

Вроде как каждый поубивал по сотне волков, а трупов ни одного не обнаружено. Я ответствовал, да бог с ними, с трупами. Пойдёмте, послушаем оперную диву. Нельзя же всё время работать. Надо хоть немного отвлекаться. Так, если без роздыха работать, то в голову всякие глупости лезут. Алексей Тимофеевич спросил, есть ли билеты? Купим, с уверенностью провинциала ответил я. Мне было указано на то обстоятельство, что покупать билеты с рук очень дорого. Я заявил: мы с рук не будем, мы в кассе купим.

Наверно, Алексей Тимофеевич, хотел в который раз сказать, что я не в своём уме. Но, опять сдержался. Не хочет ли он пристроить меня в психушку?

Спросил в лоб: поедет со мной или нет?

Алексей Тимофеевич от моей наглости онемел. Поеду, только для того, чтобы увидеть как из кассы Вам дадут от ворот поворот, заявил он. Поужинали, попили кофе и собрались ехать. Да, тут идти всего ничего, убеждал жандарм. Хотел было согласиться, но подумал, что бережёного бог бережёт и мы поехали на извозчике.

Подъезжаем к театру, находим кассу. Жандарм говорит, чтобы возничий не уезжал, сейчас поедем обратно. Достаю из внутреннего кармана мешочек с перстнями, одеваю на пальцы. Рубин уже совсем маленький, приходится всё время поджимать ножки крепления. Просовываю в кассу руку с перстнями и говорю, что нужна ложа, посередине зала и как можно ниже.

Кассир как рыба, как проводник в вагоне, которого я больше никогда не увидел, остолбенел. Вот так действуют камни на неподготовленного человека, думал я. А, когда в первый раз показал камни в вагоне, народ тоже осоловел. Постучал рукой с перстнями, просунутой в кассу.

– Любезный, Вы что ли уснули?

Наконец мне сунули билет и сдачу. Жандарм, пока я добивался билета, подпрыгивал за спиной, ожидая, что меня отправят от кассы неизвестно куда.

– Как же мы пройдём по одному билету, – вопрошал он?

– Положитесь на меня. Я, кроме того, что пророк, так ещё и немного волшебник.

Жандарм держался справа и перстней не заметил. Но дама, стоящая у входа и проверяющая билеты, сомлела. Некоторое время я стоял в проходе, загораживая вход другим зрителям. Наконец, дама очухалась и пропустила нас. Жандарм всё пытался забежать вперёд и посмотреть мне в глаза как собака, чего-то желающая от хозяина, но не могущая ничего сказать. Чего-то он чувствовал, какое-то непотребство, но почему и что за, он не понимал.

А, я не старался объяснять. Подошли к провожатому, одетому в ливрею. Он указал вход в ложу и только потом заметил камни. Мы пошли в нужную сторону, а этот, в ливрее, замер и казалось не дышал. Жандарм, пока мы шли, несколько раз оглянулся, любуясь на статую в ливрее.

Наконец зашли в ложу. Опустились в кресла. Освещение в зале свечное. Ложа почти на уровне первого этажа зала как говорят партера. Из партера нас не видели, а в ложах напротив и выше нас заметили. Я специально положил руку с перстнями на бархатные перила ложи, чтобы они мерцали в неярком свете свечей. Со стороны жандарма положил шляпу и весь цирк оказался от него загорожен. Кое кто в ложах, был скандализирован тем, что невежа осмелился положить шляпу на перила, хотя официального запрета на это нет. Но, в храме культуры! Такое!

В ложах, в которых не видели камни, зрители вели себя как всегда. Но, в ложах, куда попадали искорки отсвета камней, люди вдруг замолкли. В зале установилось неравновесное состояние. Те, кто над нами камней не видели и продолжали разговоры, а в ложах, напротив нашей, замолчали. Партер тоже вёл себя как обычно.

Наконец из за занавеса выполз мужик в ливрее или это называется смокингом. Вместо того, чтобы говорить он уставился на мерцание камней. Прошло несколько минут прежде, чем зрители в партере стали успокаиваться и недоумённо смотреть на неподвижного мужика.

На какое-то время в зале воцарилась полная тишина. Видимо, не дождавшись от мужика нужных слов, его утащили за занавес. В зале вновь поднялся рокот. Люди из лож напротив уставились на камни как кролики на удава.

С занавесом худо бедно справились и на сцену вышла оперная певица, чем-то раздражённая.

Мужик в ливрее, который сидел в яме, взмахнул палкой и заиграл оркестр, свет в зале стал меркнуть, а на сцене, наоборот разгорелся чуть сильнее.

Камни, должны бы тоже меньше мерцать. Но, на люстрах зала и потолке, на противоположной от нас стороне лож, запрыгали разноцветные искорки. Камни излучали свет в такт музыке. Видимо, искры света от камней, увидела и певица, и запела неплохим голосом на, как в рекламе напечатали, итальянском языке. Получилось неплохо, я бы сказал средненько. Наши звездюли чего только не выкаблучивают на сцене, только ещё голышом не вылазят. Посмотрел бы я как эта, с такими телесами жопой трясёт. Никто бы такого непотребства не вынес, пристрелили бы на сцене, к едрене фене и у нас, и у них.

Что же сказать про камни? Вот какой оказался цветочек аленький. Вроде последняя песня заканчивается, пора и честь знать. Убираю руку с перил и говорю жандарму: сматываемся. Он в ответ: с чего? Ну, тормоз! Уходим, говорю, пока не поздно. Куда поздно? Опять тормозит жандарм. Когда я убрал руку, то певица, на последней песне, сбилась с такта и замолчала. Оркестр некоторое время продолжал играть, но, всё тише и неувереннее. Некоторые инструменты замолкали и переставали играть совсем. Другие как бы сами по себе, вдруг издавали неожиданные звуки. Но, мы уже почти бежали к выходу. Я успел снять камни, запрятать в мешочек и положить в карман.

Жандарму интересно.

– От чего мы так быстро убежали, позвольте полюбопытствовать Виктор Александрович? Зачем мы так спешили из театра?

– Ну как же дорогой Алексей Тангенсович. Сейчас публика пойдёт на выход, возможно давка будет. Вот сейчас можно уже не спешить, все если и пойдут, то после нас.

– Так зачем же спешить, я не понимаю, сейчас поздравления начнутся, а мы, как воры, ей богу.

– Так, мы же, с Вами, Алексей Тихонович, ничего не украли, причём же здесь воровство?

– Виктор Александрович, интересно же посмотреть как публика будет восторг изъявлять и мне понравилось.

Ну, театрал наш недорезанный. Слава богу, вот гостиница.

Заявляю я напоследок:

– Спать пора, вот мы и торопились.

Хотя, спать особенно не придётся. Буду мучить гитару, решаю в который раз. Гитара ворованная из поезда, на ворованной лучше играется. Попрощавшись с жандармом иду в номер. Переодеваюсь, заказываю лёгкий закусь. Пытаюсь, что-то наиграть и чувствую как клонит в сон. Приносят закусь, я расплачиваюсь. Оставляю закусь на столе. Сообщаю, чтоб не смели беспокоить, а если кто побеспокоит, пусть пеняет на себя. Видимо мэтр уже провёл разъяснительную беседу, поэтому ни возражений, ни требований чаевых не дождался. Подперев дверь мебелью и поставив сверху баррикады, очень неустойчиво, ведро наполненное водой, улёгся спать.

15

Просыпаюсь от тихого, едва слышимого царапания в дверь. Светло как днём. Глянул на часы. Около трёх. Подумалось, что неплохо вчера погуляли с камнями. Вот они и дали поспать. Оказывается не надо резать сотнями ни в чём не повинных людей, а надо просто сходить на концерт. Только не понравилось, что после цветомузыки будет приставать шантрапа.

Вот и добрался до конечной цели путешествия. Сколько народу упокоил. Сам несколько раз был на волоске. И что? Ради того, чтобы дать камням покрасоваться на концерте? Это что же, надо становиться театралом? Доберутся до меня из местной полиции или нет? Что положено за удар по морде полицейскому. Повиниться или нагло переть буром? Пожалуй виниться не получается. Сколько раз приходилось чистить сортиры. Кто там опять скребётся? Ну, ясно же сказал, что если побеспокоят, то получат в рыло. Приходится вставать и разбирать баррикаду.

Общаюсь через дверь:

– Ну, какого чёрта? Олухи, я же ясно сказал, чтобы не смели беспокоить.

– Просим прощения у Вашего сиятельства. Это господин управляющий. К Вам гости пожаловали. Позвольте нам войти.

– Минутку, только оденусь.

Одеваюсь и снаряжаюсь как на последний бой. Пистолет, там где и положено быть. Револьвер в правом кармане. Тугой мешочек с золотом, килограмма на полтора, зажат в руке. Приоткрываю дверь, вижу некого господина, хватаю за грудки, мешочком золота слегка даю в морду, разворачиваю и пинком отправляю в дверь напротив. Напоследок закрываю дверь. Опять вопли, визги и сопли со стороны коридора.

Подождав некоторое время, дождавшись, когда вопли прекратятся, выхожу из номера и направляюсь в ресторан. В коридоре замечаю нескольких дам и мужиков, и ни одного, слава богу, в мундире полицейского. Чего им от меня потребовалось? Может это связано со вчерашним выступлением в театре?

Прохожу в ресторан. Подбегает мэтр. Смотри-ка? Стал намного пошустрее и важности убавилось. Надо ему ещё в рыло добавить, тогда точно будет не человек, а золото.

Кофе с лепёшками. Вновь приходится описывать рецепт приготовления кофе. Жду, когда приготовят. Газета уже на столе. Что за новости? Всё тоже самое, что и вчера. Вот кое что новенькое. Безобразная выходка неустановленных лиц в театре. Оперная дива в гневе. Когда это прекратится? Читаю. Некие переодетые студенты, один из которых, набравшись наглости, переоделся жандармом, устроили в театре безобразную игру с цветными, новомодными, электрическими фонариками.

Прилагалась схема фонарика, адреса магазинов, где их можно купить и возмущённые отклики театралов. Одной из возмущённых зрительниц была некая дама, состоящая в родственных отношениях с генерал-губернатором Москвы. Она пообещала донести глас возмущённых, беспардонными действиями студентов, театралов до самого генерала.

Тут подоспели лепёшки и опять нарисовался жандарм. Почему-то у жандарма весьма смущённый вид. После коротких приветствий, господин жандарм заказал поесть и мы приступили к тому, чего хотел жандарм. Опять вопросы про путешествие. С неким недоумением постарался ответить на заданные вопросы. Всё вертелось вокруг того, что, по-видимому, убит жандармский полковник и ещё кое кто из обслуги поезда, и пассажиров.

– Я снова спросил про мнение господ офицеров по этому происшествию и получил уклончивые ответы.

Я понял, что с господами офицерами у жандарма не складываются отношения. Поэтому-то, он терзает допросами меня. Со мной комфортно, а с офицерами нарывается на оскорбления. Да, хреново. Может я могу чем помочь? Он просит поговорить с офицерами приватно. Дескать я собираюсь написать книгу о путешествии и прошу участия, в этом благородном труде у господ офицеров.

– Нет, – сказал я. – Однако, могу помочь.

Подзываю мэтра и задаю вопрос:

– Как найти того оболтуса, которому давеча дал в рыло?

Мэтр было замялся, но когда я стал приподниматься со стула сообщил:

– Сей момент будет, Ваше сиятельство.

Жандарм с удивлением наблюдал как мэтр из представительного мужчины превращался в сморщенного старичка. Он не преминул выразить удивление произошедшей переменой.

– Чем Вы запугали бедного старичка, Виктор Александрович? Посмотрите, какие разительные перемены произошли в нём.

С некоторым раздражением подумал, что прокололся. Не стыкуется образ трусливого интеллигента, во время нападения волков, с теперешним разительным изменением облика мэтра. Дал повод сукиному жандармскому сыну шантажировать кутузкой и настоять на своём. Ох, допросится мерзавец в репу.

– Должно быть, господин офицер, Ваша форма влияет на здешний персонал. Вот они и стесняются.

Жандарм неодобрительно покачал головой. Видимо прокручивает в уме, что теперь делать. Тащить в кутузку или ещё поиграть в кошки мышки? Или начинать плести паутину?

– Вы знаете, Виктор Александрович. В московском жандармском управлении меня познакомили с некими подробностями произошедшей на привокзальной площади драке, между прибывшими с поездом офицерами и полицией. Господам полицейским помогали извозчики, стоящие на площади. В результате драки пострадал один полицейский и около десятка извозчиков. Причём один из них, подвёз офицеров на пролётке к Вашей гостинице. Я заверил полковника, что ни один из подопечных мне офицеров на такое безобразие не способен. Однако меня начинают терзать смутные подозрения. Может быть драку устроили не офицеры, а штатские попутчики, ехавшие в поезде? И именно сейчас, я подумал, что только Вы, уважаемый Виктор Александрович, расположились в гостинице.

– Вы-то здесь причём, дорогой мой Алексей Тихонович. В полицейском управлении Вам сказали совершенную правду. Не могут наши (чуть не сказал советские) офицеры устроить пьяный дебош на площади, хотя, если честно, за то скотское отношение чиновников к пострадавшим, вполне имеют на это право.

Что касается обидного намёка, на то обстоятельство, что безобразный дебош на площади устроил я, то такое предположение ни в какие ворота не пролезет. Убеждён, приведите извозчика, которому, якобы, я дал по морде, он совершенно не узнает меня. И подумал, пусть только попробует узнать, то…Не знаю что то, но что на своих ногах эта скотина не уйдёт, мне представилось совершенно точно.

– Вы знаете, Виктор Александрович, мы решили поступить как Вы соизволили говорить. Пригласили извозчика, для опознания. Он должен посмотреть на постояльцев гостиницы приехавших, после прибытия в Москву поезда со страдальцами как Вы изволили сказать. Но, я сейчас подумал, что нет необходимости беспокоить большинство вновь прибывших. Достаточно показать бедняге Вас, уважаемый Виктор Александрович.

Ну, попал, так попал. Щас, буду каяться. Залезаю во внутренний карман. Жандарм напрягся, но, когда увидел, что я достал расшитый золотом кружевной носовой платочек, совершенно расслабился. И напрасно, так как я вытащил из кармана мешочек с перстнями. Перстни одел на пальцы левой руки, которую опустил под стол, чтобы жандарм не заметил.

– Вы готовы, Виктор Александрович как бы с сочувствием, спросил он?

– А, надо готовиться? К чему? С удивлением спросил я.

– Сейчас мы, уважаемый Виктор Александрович, проведём опознание.

– Господи, Алексей Тимофеевич, ну и проводите, я то здесь причём?

Несколько недоумевая, что попался столь закоренелый и неуступчивый преступник, жандарм привстал и слегка махнул рукой, мол вводите. Я, в ответ лишь пожал плечами. Вводите так вводите, главное, что не мне вводите.

Входит бедная Лиза. Точнее, входит извозчик с битой мордой и топчется у входа. Его сопровождает жандармский унтер, уж не знаю как называются унтера. Чистой публики в зале не много. Жандарм, мысленно потирая руки, произносит, обращаясь к извозчику и кивая на меня:

– Узнаёте этого господина?

Я, под столом так, чтобы извозчик видел, а жандарм нет, поиграл камнями на пальцах. Извозчик получил от меня минимум два раза. Один раз, перед тем как упасть мордой в грязь, второй, когда получил двугривенный. Извозчику есть, что сказать но, он не решается. После понукания со стороны обоих жандармов, причём жандармский унтер, не удержавшись, врезал по морде извозчика ещё раз, тот изрёк:

– Нет, с господином не знаком.

Жандарм аж подпрыгнул от разочарования. Вы уверены? И понеслось. Угрозы применения насилия следовали одна за другой. Наконец этот цирк утомил жандарма и извозчика отпустили с богом. Но, на достигнутом жандарм не успокоился. Ввели ещё одного страдальца. Им оказался незнакомый полицейский чин. Как следовало из представления, этот полицейский как раз стоял на площади в момент, когда произошла драка и вмешался. В результате получил по тыкве. По мне, так на площади получил по тыкве совершенно другой человек. Полицейский тоже никого не опознал. Публика, скопившаяся в зале и с интересом наблюдавшая бесплатный спектакль, яростно зааплодировала, естественно не жандармам. Извинившись, жандарм поспешил выйти. Я снизошёл до приглашения жандарму ещё раз посетить мой скромный уголок.

Собрался было уходить из ресторана, но, подскочили какие-то восторженные дуры и стали поздравлять с исторической победой, одержанной свободными людьми над негодяями и душителями свободы, жандармами. Сейчас же заявился и жандармский офицер, видно не все дела закончил. Но, его, теперь уже в открытую, подвергли обструкции дамы, собравшиеся праздновать.

Под шумок, так чтобы никто не увидел, сбежал из ресторана и направился по своим делам, правильнее сказать делишкам. Почему делишкам? Потому, что беда с этими камнями. Вот, вот меня прижмут из за камней или те, или эти. И направился я, на химический факультет здешнего, стыдно сказать, университета. Извозчик, ещё не знакомый с моими либеральными средствами убеждения, почуяв приезжего, пытался, каналья, торговаться и требовал сумасшедшие деньги за проезд в несколько километров. Опять применил демократические средства убеждения и он, наконец, отстал.

Мда, что сказать про Сахалин? На острове нормальная погода. Хорошая была песня. Не была, а есть. Если помню хотя бы несколько фраз, значит песня ещё есть. Таким способом я высказался по поводу строения, которое представляло университет. Сараюха. Вот подходящее определение. В такой сараюхе я бы постеснялся держать собаку, если бы она у меня была. Зайдём в университет. Первый попавшийся студент, оказавшийся преподавателем, указал направление. Не пишу куда, так как после некоторых мытарств таки пришёл к нужной комнате.

Комната размером с конуру. Опять же, для собаки. В конуре сидит некий Викентий Соломонович и как собака меня обгавкал. Не уловив повода к такому поведению, я несколько растерялся и спросил как может вежливый и интеллигентный человек спросить хама: в чём собственно дело? Почему вежливого, интеллигентного человека из этой сраной конуры обгавкивают? Может лучше было прийти с жандармами, чтобы всякая сволочь, пытающаяся гавкать, не только получила в рыло, но и уехала, например, в Сибирь собирать орехи?

На вежливый вопрос всегда найдётся не менее вежливый ответ. Рассыпаясь в извинениях Викентий Соломонович сообщил, что сегодня его, в буквальном смысле этого слова, рвут на части проходимцы и негодяи. Они требуют изготовить некий фонарик для освещения театральной залы. Обещают деньги, но как только дело доходит до конкретных цифр то, не извинившись исчезают.

Странно, сказал я. Всегда думал, что изготовление фонариков, по профилю больше подходит физическому факультету.

Викентий Соломонович объяснил, что главное в фонарике, это аккумуляторная батарея. Такие свинцовые батареи стали изготавливать в опытном порядке. Однако вес батареи превосходит все желаемые величины. Мы, сказал Викентий Соломонович, сейчас работаем над тем, чтобы уменьшить вес батареи.

Я прикинул, каким образом можно уменьшить вес свинцовой батареи и не нашёл выхода из этой сложнейшей проблемы. Насколько мне не изменяет память, все свинцовые батареи и в наше время очень тяжёлые. С сожалением в голосе, соизволил сообщить вывод о том, что свинцовую батарею можно сделать легче, если заменить свинец на какой-нибудь более лёгкий материал. Ну, к примеру, алюминий.

Викентий Соломонович начал вещать о том, что недоучки пытаются мешать прогрессу в науке, например химии, своими дурацкими идеями, не имеющими ничего общего с реалиями жизни и науки химии. Когда он произнёс слово «недоучки» я хмыкнул. Викентий Соломонович сразу извинился и даже назвал меня «Ваше сиятельство». Мне стало интересно. На лбу у меня что ли написано что я «Ваше сиятельство».

Я так и спросил у Викентия Соломоновича, почему Ваше Сиятельство»? Почему бы ему не титуловать меня «Ваше преосвященство»? Викентий Соломонович почему-то увял и начал говорить, что моя молодость ввела в заблуждение, и он ни как не мог предполагать, о том, что я ещё и «Ваше преосвященство». Не дождавшись ответа на главный мой вопрос и поняв, что Викентий Соломонович от науки слегка спятил, не настаивал на ответе. А просто прервал и спросил, могу ли я проконсультироваться по вопросу, не имеющему отношения к фонарикам.

Викентий Соломонович прекратил извиняться и спросил простым нормальным голосом.

– О чём речь?

Потом слегка поперхнувшись, видя как у меня поднялась левая бровь, добавил:

– Ваше преосвященство.

Видно я сильно изменился в лице от того, что совершенно был не в курсе дела, что это за их преосвященства.

И Викентий Соломонович решил на всякий случай добавить:

– Ваше сиятельство.

Я, подумав, предложил впредь именовать меня Вашим Сиятельством. И продолжил без паузы: