Текст книги "Женщины и преступность"

Автор книги: Алексей Тарабрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Как правило, ребенок содержался под медицинским наблюдением не менее девяти дней. За это время проводились все необходимые мероприятия. Потом его передавали американским родителям. И по их законодательству он уже становился гражданином Соединенных Штатов, как и любой другой родившийся на этой территории.

Из госпиталя Вероника уезжала вместе с новой переводчицей. Как только машина покинула режимную зону и позади закрылись автоматические ворота, американка вручила русской фотографии. Их было несколько: Вероника в родовой палате, Вероника с ребеночком...

– Это все, что осталось на память о моем и вместе с тем чужом теперь сыночке. – Женщина старательно сложила фотографии и спрятала их в черный пакет. – Теперь вы все узнали и увидели...

– Да, но что было с вами дальше?

– Меня привезли в квартиру. Дали возможность отлежаться...

И тут, как рассказала Вероника, в ней проснулся материнский инстинкт. Она позвонила Гене: "Верни мне моего сыночка".

"У тебя с головой все в порядке?" – резко спросила та.

"Да".

"И ты не понимаешь, что это теперь невозможно?!"

Вероника разревелась прямо в трубку.

"Ладно. Прекрати. Успокойся и жди. К тебе приедет человек, с которым можно будет решить этот вопрос".

На пути домой

В тот же вечер на квартиру к Веронике приехала незнакомая американка.

"Привет, меня зовут Синди, – представилась она. – Я – адвокат".

"Здравствуйте", – равнодушно ответила Вероника.

"В чем у нас проблема?"

"Я бы хотела вернуть сына..."

"Понятно. Очень сложная задача".

Крепившаяся до сих пор Вероника не удержалась и стала всхлипывать.

"Ну, это зря. Как говорят у вас, русских: слезами горю не поможешь. Надо действовать. Я же не сказала, что проблема ваша безнадежна".

"И что надо делать? – оживилась Вероника. – Деньги возвращать? Вот возьмите, что у меня есть..."

Она протянула американке сто долларов.

"Это все, что у меня есть".

"Маловато, если это, конечно, не насмешка.

Синди внимательно и вместе с тем с оттенком пренебрежения посмотрела на русскую. И вдруг она резко перешла на "ты", отбросив далеко свои вежливые манеры: – Ты хотя бы догадываешься, сколько на тебя потрачено денег, чтобы привезти сюда, содержать, оплатить роды? Твои сто долларов, которые тебе же выдала фирма на мелкие расходы, не покроют и сотой, тысячной доли расходов. Вот уж точно: русская душа – потемки..."

Вероника разревелась, уже совершенно не сдерживаясь. Это был просто поток слез и всхлипываний, а потом чуть не истеричной брани.

Но Синди даже не пыталась остановить ее.

Она спокойно наблюдала за этой ненормальной русской. Ее красиво подведенные глаза превратились в узкие презрительные щелочки. По всему чувствовалось, что она прекрасно знает, как вести себя в такой ситуации. Еще бы, ведь за это она получала деньги, за это ее держали на фирме и, возможно, ценили хозяева.

Синди точно рассчитала момент, когда Веронике надо было подать стакан воды и предложить выпить, чтобы хоть немного успокоиться. Иначе нельзя будет проехать вместе с ней в одно местечко, где за ужином можно бы было "решить этот сложный вопрос". А когда порция успокоительного и еще какой-то дряни была заглочена вместе с водой, она продолжала бесстрастно наблюдать за клиенткой, пока та не вырубилась.

– Чем завершился наш разговор с Синди, я не знаю, – откровенно призналась Вероника. – Что было дальше, не помню. В себя пришла уже поздно вечером, все в той же квартире. Голова просто раскалывалась. Попыталась вспомнить, что со мной было. Но сколько ни пыталась – безрезультатно.

Утром к Веронике опять приехала Геня. Она вручила русской суррогатной матери бумагу, прочитав которую несложно было догадаться, что примерно такую же подписала Лена, когда ее избивали два мордоворота. С Вероникой обошлись, можно сказать, более мягко.

"Я ничего такого не подписывала", – возмутилась Вероника.

"Это твое заявление – пустые слова, – четко произнося каждое слово, отчеканила Геня. – А это – документ. Кому поверят в суде?"

Тут открылась входная дверь, и в комнату вошла Синди. Увидев ее. Вероника закатила истерику. Через несколько минут она закончилась тем же, что и вчера: дали воды и уже в открытую заставили выпить какую-то таблетку.

"Будь умницей и не делай глупостей, – наставляла Геня. – Ты так хорошо вела себя и вдруг сорвалась... Это нервы. Надо принять успокоительное, все обдумать..."

– Они уложили меня в постель, – продолжала Вероника. – Дальше ничего не помню. И таблетками этими Синди пичкала каждый день, вплоть до моего отлета из Штатов. На самом деле она вовсе не была никаким адвокатом. Просто охранник-садистка. Даст мне таблетку и ждет: выпью ее или нет, даже в рот заглядывала. А действовали эти таблетки сногсшибательно. Как-то попробовала наблюдать за собой, что будет. Выпила и легла почитать книгу. Смотрю, а букв и строчек – нет. Чистый лист, и все. Перевела взгляд в сторону-на люстру. Она вдруг качнулась, а потом от потолка отделяется и давай круги выписывать...

Как оказалось, эти таблетки еще и напрочь память отшибали. Однажды утром Вероника позвонила Гене и выговаривает ей, мол, обещала вечером позвонить, а не позвонила.

"Как же так? – возмутилась переводчица.

Мы же с тобой минут десять по телефону болтали, все обсуждали..."

Для Вероники эта новость была просто потрясающей. Она совершенно ничего не помнила: ни содержания разговора, ни того, что Геня звонила. Хотя надо сказать, что до поездки в Штаты память у нее была если не отменная, то хорошая. Иначе как она смогла бы выучить вопросник, устройство "своего" прибора...

Через неделю ее отправили в Вашингтон, а оттуда – в Москву. Перед отлетом с ней встретился директор фирмы по усыновлению, Сэм.

"Ну как, довольна, что мальчика твоего пристроили в хорошую семью?"

"Я не знаю, – вяло ответила Вероника. – Я не видела даже родителей".

"Как не видела? Вот фото и бумаги, подписанные тобой, – он достал из папки цветной снимок, на котором она была снята с ребенком и какими-то людьми. – Себя, надеюсь, узнаешь?"

"Да. Но я не помню ничего".

"Ну это, может, даже и к лучшему".

Он подал, ей плотный пакет.

"Вот это, – говорит, – передашь Саше и Андрею. Они тебя встретят в аэропорту. Номер рейса мы им сообщили. Счастливого полета".

Пакет был вроде того, что Вероника привезла с собой в Штаты. Что именно лежит в нем, прощупать невозможно. Но можно было догадаться – доллары. По толщине пачки можно было предположить, что там их где-то около пятидесяти-семидесяти тысяч, если все сотенными банкнотами. Гонорар московским агентам за их труды, плата за деток, сыночка Вероники из Шарьи и дочку москвички Лены...

Дома Веронику встретили словно героиню. Заокеанские подарки прошли на "ура". Больше всех была рада маленькая Ольга. В обнимку с Мики из самих Соединенных Штатов она ходила целую неделю. Об оставленном где-то далеко ребеночке никто и не вспомнил. Для всех Вероника ездила в Америку просто по туристической путевке, которую выиграла в лотерею среди распространителей газет. Настоящий же мотив поездки знали только два человека: мать и сестра. Но они хранили чуть ли не гробовое молчание. Лишь однажды, на следующий день по прибытии, мать поинтересовалась, где обещанные доллары? Сказать правду что их нет и не будет – у дочери не повернулся язык. Она соврала, что оставила их Саше. Он купит на них самый шикарный цветной японский телевизор.

– Может, самый-то шикарный и не надо, – возразила мать. – Был бы только цветной, и ладно. Лучше – подешевле, а сэкономленные деньги пригодились бы на другое. Вот и Олечке в школу в этом году идти, а все так дорого. Ребенка-то надо собрать получше, чтоб от других не отличался...

– Ты права, мама, – только и нашла что сказать Вероника. – Я так и сделаю. Позвоню Саше. Он, наверное, еще не успел купить. Договорились, что в течение месяца...

– Вот и хорошо.

– Мам, а ты не дашь денег, переговоры заказать?

– Дам, конечно, доченька. На хорошее-то дело почему не дать.

И получилось, что, не выдержав и двух недель,

Вероника была вынуждена звонить в Москву.

– А я ждал твоего звонка. – В Сашином голосе чувствовались нескрываемые нотки превосходства. – Как видишь, нам не жить теперь друг без друга. Я не злопамятный и старое вспоминать не буду. Тебе, кстати, тоже не советую. Лучше сразу остановимся на том, что твой ангел-хранитель еще раз протягивает тебе руку и предлагает очень хороший заработок.

– И что я должна делать?

– Будешь нашим региональным агентом.

– Чего?

– Ты будешь подыскивать клиенток в Костромской области.

– Я?

– Да. Именно ты. Ты сама через это прошла, все видела своими глазами. Никто лучше тебя об этом рассказать не сможет. Ты – идеальный рекламный ролик.

– Спасибо за комплимент. Лучше скажи: сколько я буду получать?

– Много. В провинции народ бедный. От нежелательной беременности или ребеночка жаждет избавиться чуть не каждая вторая-третья женщина. Помоги им. Наставь на путь истинный. Не дай перед Господом совершить тяжкий грех. И заработай на этом. За каждую суррогатную мать будешь получать от меня по триста баксов.

– Опять ведь обманешь?

– Нет. На этот раз все будет в лучшем виде.

– Что-то мне не очень верится...

– Так ты не сомневайся, а приезжай и получишь аванс за первую клиентку 300 баксов. Но лучше будет, если ее сразу и привезешь. Тогда домой точно с телеком уедешь.

– Ты, Шурик, не ангел. Ты – искуситель.

– Значит, будем считать, что договорились.

Вербовщица

Первую клиентку Вероника нашла среди своих старых знакомых. Ей даже не пришлось давать объявление в местной газете, как научил Саша. Да у нее все равно на это ни гроша не было. Тут ей, видно, просто подыграл его величество случай.

Вероника зашла к подруге, с которой не виделась с лета. Света встретила ее слезами. Муж пьет не просыхая. Денег в дом не приносит и, хуже того, последнее тянет. А четверо детишек (старшей дочке только исполнилось десять) и хозяйство – все на ее шее. Спасибо, родители живут тут же, в городе, помогают чем могут. Еще повезло, что все девчонки. Старшая не сносила платьице, успев вытянуться, так ей смена есть и большая, до дыр доносят.

Раньше Светлана поражала своим оптимизмом, энергией. Она не пасовала ни перед какими трудностями. Когда на хлебокомбинате, где работали подруги, перестали платить деньги, Света первой предложила заняться газетным бизнесом. И вдруг так сникла.

– Ты чего, подруга? Тебя и не узнать совсем...

– А ты не видишь?

– Что не вижу?

– Беременная я опять.

– Нашла из-за чего реветь. Чай не в первый раз.

– Ну куда мне еще рожать? Вон столько нищеты наплодила. Поверила в бабьи сказки, что от пьяных потомства не бывает. А мой-то, кобелина, как остограмится, так на меня и лезет... Хоть в петлю теперь, а не в роддом.

– Это, подруга, ты зря так.

– А что еще-то остается?

– Хочешь, расскажу тебе еще одну бабью сказочку?

– Мне теперь ни сказка, ни быль не помогут.

– Как знать?

– Тебе шуточки все, Верка, а мне и руки впору на себя наложить. Все мочи нет никакой. Одно и держит: на кого я своих деток оставлю? Только из-за них на этом свете и живу теперь.

– Эк, хватила-то!

– Ой, подруга, и вправду не знаю, что завтра с собой сделаю."

– Выкинь дурь из головы. Устала? Да – вижу. Тебе надо отдохнуть, развеяться...

– Во дает! Тут отдохнешь?!

– Могу устроить такой отдых, что тебе и не снилось!

– Кончай разыгрывать.

– Ладно, не буду. Но сказочку послушай.

– Давай, развлекай...

– Итак. Действие первое: она забеременела, а парень ее бросил. Аборт делать поздно, а ребеночек... – и Вероника стала в цветах и красках рассказывать о своих американских приключениях, умалчивая о плохом и добавляя розовых тонов всюду, где только было можно.

Света занималась домашними делами и слушала, как говорится, вполуха. Но потом села за стол рядом и так увлеклась, что все чаще стала задавать вопросы. А в конце рассказа вдруг спросила в лоб:

– А ты, подруга, случай не про себя мне сказочку-то сказывала? Ты, кстати, где почти полгода пропадала-то? Куда твой хахаль подевался?

– Догадливая ты. Про себя.

– Только не похоже, чтобы тебе такую кучу денег отвалили.

– И тут ты права. Тысяч я никаких не получала. Так, триста долларов на карманные расходы и все.

– Они, кстати, тоже на дороге не валяются.

– И опять, Свет, ты права.

– Верка, а устрой мне свиданку с твоим Сашей? – вдруг попросила Светлана. – Чем черт не шутит. Почему бы и мне на халяву мир не посмотреть, а одновременно и проблему свою решить. Это ж недолго. Сколько ты в Америке пробыла?

– Около трех недель.

– Нормально. На такой срок я их маме и спихну. Она присмотрит. Вот только повод какой-то придумать надо...

– Для начала есть.

– Какой?

– Прежний. Газеты.

– А что? Вполне сойдет! Если что-то еще и заработать удастся, так кобелю своему на бутылку отстегну. Он сразу и успокоится...

На следующий день подруги отправились на телеграф. Вероника набрала по междугородному знакомый московский номер. Вместо Саши ответил автосекретарь.

– Значит, так, – Вероника, знакомая с особенностями поведения столичного посредника, или как он сам любил себя величать – "ее земного ангела-хранителя", продиктовала в трубку необходимые данные: – Зовут Света. Возраст – 31 год. Детей – четверо, все девочки. Больных, хромых и с другими патологиями – нет. Материальное положение – хуже некуда... Да не переживай ты. – Заметив разочарование на лице подруги, поспешила дать пояснения: – Я с ним не первый раз так говорю. Если ты ему подходишь, он сам объявится. Вот увидишь.

– Ладно, посмотрим.

Но особенно смотреть не пришлось. Уже к вечеру из Москвы пришла телеграмма: "Оформляй паспорт привози быстрее".

– Ну и темпы! – Светлана держала бланк в руке и еще раз перечитывала текст. – Как это – привози? А если я передумаю?

– Это он так свое согласие выразил. Поняла? Тебе "добро" на поездку в Штаты дают. Собирай деньги на оформление загранпаспорта и на билеты до Костромы, а потом – до Москвы.

– До Костромы-то зачем?

– Там быстрее все оформляют. Я покажу, где и как. Но тебе, подруга, придется и мне билеты покупать.

– Да?!

– Свет, я ж без гроша сижу. Это будет взаймы. В Москве я с тобой рассчитаюсь...

– Ладно.

Не прошло и недели, как подруги встретились с московским посредником. Саша приехал на вокзал.

– Молодцы, что так быстро управились. Ты, Вероника, прямо на глазах растешь. Где паспорт?

– Вот, – Света протянула пурпурную книжицу.

– Отлично. – Лишь бегло взглянув, он тут же отправил его в карман. Теперь ждите.

– Долго?

– По-разному бывает. Вероника, наверное, рассказывала. Одно скажу точно, что срок свой не переходите и роды будут у вас в Штатах и по высшему разряду. Это здорово, Светлана, что вы решились на такой шаг. Это очень благородный поступок...

– А мне ничего не хочешь сказать? – перебила Вероника.

– С тобой разговор еще впереди. Хотя что тянуть? Вы извините. Света, нам посекретничать надо. – Саша жестом пригласил Веронику отойти в сторону. Извини, пожалуйста, опять чуть не забыл.

– Не часто ли ты на память жалуешься? Раньше такого не замечалось вроде.

– Бывает. Но как и обещал, вот твой гонорар, – протянул почтовый конверт.

Взяв его в руки. Вероника ощутила – больно тонок, не более пяти бумажек. Но если они по сто баксов, то это куда ни шло. Пусть обманул с обещанной тысячей, зато здесь рассчитался. Теперь не стыдно будет маме в глаза посмотреть. А если деревянными? Плохо слушающимися пальцами она вскрыла конверт. Там было... три стотысячные купюры и одна стодолларовая.

"Не густо, но хоть что-то". Она подняла глаза на Сашу. Тот без слов все понял и опередил:

– Понимаю, что мало. Да, обещал больше. Но фирма переживает трудное время. Пока – это наличный максимум. Можешь считать, что остальное зачислено на твой счет, с которого пока больше снять нельзя...

– Новый трюк старого обманщика?

– Нет. На этот раз все правда.

– Что-то не очень верится...

– Насколько я знаю, сомнение раньше тебя родилось. Вспомни, как ты верила и не верила, что поедешь в Штаты. Что в итоге?

– Ладно. Будем считать, что убедил. – Вероника спрятала конверт и деньги в карман куртки. "Чего ломаться-то, – отметила для себя. – Чтобы столько заработать, и в лучшие-то времена пришлось бы горбатиться на шарьинском хлебокомбинате почти полгода". – А как со Светой? Ей теперь обратно возвращаться?

– Не разочаровывай меня. Вероника. – Саша повернулся к ожидавшей в стороне женщине. И уже громче добавил: – Со Светланой все будет, по твоей схеме.

Услышав свое имя, женщина посмотрела на них и подошла поближе.

– Никак обо мне речь?

– Да. Саша...

– Нельзя ускорить процесс, который матьприрода оттачивала веками. Все должно идти своим чередом. Ребеночка надо выносить полностью. Вот Светлана это прекрасно понимает. Правда?

– Конечно.

– А мы за это время разрешим все проблемы: подберем родителей, оформим документы на выезд, выберем легенду... Если интересно. Вероника со всеми подробностями познакомит гораздо интереснее меня.

– Она рассказывала уже кое-что...

– Вот и хорошо. Теперь и остальное доскажет, чтоб никаких сомнений...

Домой подруги возвращались в хорошем настроении. Светлана – в предвкушении будущих американских приключений. Вероника пыталась представить реакцию матери, когда она протянет ей зеленую сотенную бумажку и небрежно обронит, мол, это, мама, тебе лично, а с телевизором пока не вышло, но в следующий раз и он обязательно будет. Кроме всего прочего, они везли с собой две большие сумки с газетами, журналами и брошюрами анекдотов и кроссвордов. Продав этот товар, можно будет окупить поездку, вернуть Светлане долг. Она в Москве-то от денег отказалась.

"Дома рассчитаемся, – говорит. – А пока нам лучше сделать складчину и закупить кое-что из периодики на продажу".

Вероника согласилась, хотя теперь к прежнему своему бизнесу уже испытывала какое-то пренебрежение. Труд этот, которым занималась почти год, был достаточно тяжелым и не особенно-то благодарным. Ведь мало просто закупить и привезти столичные газеты и журналы в Шарью. Их предстояло еще сбыть. А это не очень простое занятие.

Торговать приходилось самой и лучше в наиболее многолюдных местах: на вокзале, на центральном рынке. Там таких нелегалов было более чем достаточно. Разворачивающаяся между ними конкуренция иногда протекала очень бурно, вплоть до таски друг друга за волосы, мордобоя и других менее существенных мелких пакостей, например, порчи или воровства товара. Еще от случая к случаю их обкладывали данью местные рэкетиры. Но больше всего хлопот доставляли шарьинские блюстители порядка, которым зарплату тоже, случалось, выплачивали нерегулярно. Видимо, восполняя эти потери, они не только постоянно гоняли незарегистрированных торгашей, но и безжалостно штрафовали их, почему-то не выписывая при этом никаких квитанций.

Начиная свой газетно-журнальный бизнес, Вероника попыталась было все сделать по закону. Она даже сходила в соответствующую контору местной администрации, хотела там зарегистрировать свое дело и получить лицензию. Но когда узнала, во сколько ей обойдется оплата необходимых формальностей, энтузиазм угас, а знакомство с расценками по налогам и вовсе погасило последние искорки законопослушания. Оплачивай она налог как положено, это перекрыло бы не только всю прибыль, но и затраты на ее получение. Вот и пришлось балансировать на грани беззакония. Зато, если удавалось все продать – а чаще так и было, – кое-какой доход ощущался.

Вот и в этот раз при благоприятном исходе кое-что должно было остаться на жизнь и раскрутку нового бизнеса. А уж старым она больше заниматься не будет. Последняя попытка и хватит. Теперь она нашла другую, по сравнению с прежним, чуть не золотую жилу, доходнее всех предыдущих занятий, даже вместе взятых. Так что прощай, нищенское прозябание. Теперь она не только цветной телек купит, но и многое другое.

Вернувшись домой, Вероника сразу дала в местной газете объявление: "Если вы беременны и бедны, бездетная иностранная семья пригласит вас за рубеж родить для них ребенка". Дня через два после публикации к ней пожаловала первая гостья.

– И кто здесь иностранная семья? – В дверях замерла молодая, смазливая девица.

– Я за нее.

– Уж больно на местную похожа.

– А я и есть местная. Посредник российскоамериканской фирмы по усыновлению в Костромской области, – не моргнув глазом, четко отчеканила Вероника заранее заготовленную фразу, которой научил ее Саша.

– Ой, Америка! И без обмана? – Девица выразительно изогнулась.

Под натянувшимся стареньким пальто резче обозначился аккуратненький животик, наливающийся новой жизнью.

"Пожалуй, месяцев семь ребеночку, – прикинула Вероника. – А сколько, интересно, мамочке?"

– А тебе годов-то сколько?

– Не боись, тетка. Я – совершеннолетняя, двадцать будет в этом году.

– По молодым и незамужним отдельный разговор. Сложностей больше.

– А ты постарайся. За мной не заржавеет...

– За мной – тоже. – Вероника подала ей лист бумаги и ручку. – Держи.

– Зачем?

– Запишешь ответы на мои вопросы. Я эти данные в Москву передам. Там решат.

– Давай, задавай...

Следующей кандидаткой на роды за океаном пожаловала женщина трудноопределяемого возраста. От нее за версту разило таким перегаром, что чиркни спичкой – взрыв будет. Всклокоченные, грязные волосы были покрыты платком под стать ее общему облику. Она пришла не одна. Притащила с собой тоже грязного, с бегающими, испуганными глазенками мальчугана лет десяти.

– Вот его в Америку отправить нельзя? Он хочет. Правда, Миш?

– Да, – проронил малолетний кандидат в иммигранты.

– Но он же не младенец.

– Ну и что. За него, наверное, и денег больше дадут?

– Может, и дадут где-нибудь. Но я не занимаюсь такими детьми...

– Гаденыш! – Бац, и малец схлопотал тяжелую затрещину. – Даже в Америку тебя не берут. Ну на кой ты на мою голову свалился?

Женщина принялась с остервенением избивать мальчишку. Тот пытался увертываться от ударов, сыпавшихся на него со всех сторон. И вдруг жалобно так, как побитая собачонка, заскулил, обращаясь к Веронике:

– Тетенька, миленькая, возьми меня к себе. Отправь в Америку. Убьет меня мамка. Она уже убивала один раз...

– Прекратите сейчас же. – Вероника перехватила руку в момент замаха и оттащила мамашу, зверевшую буквально на глазах, от ее же чада. – Разве можно так-то?

– Можно, – огрызнулась та и подкрепила свою точку зрения выдержкой из классической литературы: – Я его породила, я его и убью. Вот так! Это еще Богдан Хмельницкий сказал, когда своего сына хряснул по голове...

– Да нет, эти слова принадлежат другому герою, Тарасу Бульбе.

– Ну и хрен с ним, с Бульбом...

Женщина, а точнее ее подобие, тяжело перевела дыхание. Злые, налившиеся кровью глаза остекленело и пусто уставились на незапланированную защитницу.

– Пошла ты... – Она резко вырвалась и, не оборачиваясь, словно забыв о сыне, пошла прочь.

Мальчик прижался; к Веронике, вцепившись в подол платья, и запричитал:

– Не отдавай меня ей обратно. Я слушаться буду. Я много умею: пол подметать, посуду мыть, огород поливать...

Сцена эта разыгралась прямо во дворе дома, в котором жила Вероника вместе с родителями. За покосившимся забором под толщей снега парнишка разглядел кусты смородины и несколько чахлых яблонь, парничок и другое огородное хозяйство.

"Видать, смышленый, – отметила Вероника. – А мать у него – прямо стерва".

– Ладно, Миш, не реви, – успокоила она мальчика. – Пойдем, я тебя чаем напою.

Но на крыльцо, видимо на шум, вышла мать.

– Что случилось? Что за ребенок?

Десятилетний Мишка еще крепче прижался к ногам Вероники и, снова всхлипнув, проронил:

– Она тоже дерется?

– Нет. Она хорошая. Мам, тут такое...

– Не дело это. Так скоро вся Шарья к нам столоваться соберется. Чаем напои, ладно, и чтобы духу не было. Пусть домой идет. Дети должны быть со своими родителями...

В стане детоторговцев

Сдав московскому посреднику с рук на руки вторую кандидатку в суррогатные матери, Вероника получила еще меньше, чем в первый раз. В конверте были только наши, деревянные, около полумиллиона. Но и это для нее были хорошие деньги.

– Извини, у фирмы временные трудности, – дежурно пробубнил Саша.

– У меня их разве нет?

– Они у всех есть. Время нынче тяжелое. Но ведь и ты теперь не сама по себе, а тоже сотрудник фирмы. Потому должна войти, в положение...

Вероника вошла и решила подождать. Иного ей, собственно, ничего и не оставалось. Она опять закупила на часть денег периодики и вернулась домой. От первоначальной идеи покончить с этим бизнесом пришлось отказаться. Но в качестве основного аргумента тут было еще и то, что ей просто требовалось надежное прикрытие для обоснования своих частых поездок в столицу. Не будешь же все время ездить за одним и тем же телевизором, который для семьи и так стал чем-то мифическим.

Временные трудности фирмы затянулись. Так прошел почти год, в течение которого Вероника все продолжала поставлять новых и новых кандидаток. Недостатка особого в них не было. При желании она могла бы значительно расширить круг деятельности. Но этого не делала по той простой причине, что Саша все чаще стал динамить ее с деньгами.

Доставив в очередной раз кандидатку в суррогатные мамы, она оказалась в ситуации – хуже не бывает: денег не было даже на дорогу домой. Очень хотелось есть. Последний раз она ела рано утром, в поезде. А был конец рабочего дня.

Вероника дожидалась своего "ангела-хранителя", пока он освободится и привезет гонорар. Встреча должна была состояться на улице "Правды". Бесцельно прогуливаясь, от нечего делать и чтобы как-то отвлечься от процессов, протекавших в пустом желудке, она в который уже раз читала вывески многочисленных редакций. Наконец массивные двери открылись, и появился Саша.

– Извини, но сегодня столько проблем...

– А мне бы, в отличие от тебя, только одну закрыть – денежную.

– Вот их-то как раз и нет. Понимаешь, нет! – Саша только развел руками. Андрей обещал подбросить, но так ничего и не дал. А он – главный, он распорядитель...

– И на дорогу не дашь?

– Не веришь? Ладно. Вот мой бумажник.

Раскрыл кожаные отделы так, чтобы видела Вероника. А она не растерялась и тут же взяла в руки. В бумажнике и в самом деле она ничего не обнаружила, кроме трех купюр по десять тысяч рублей, каких-то пурпурных корочек и нескольких визиток.

– Ничего себе, корреспондент газеты... – прочитала она, раскрыв корочки. – Это ты-то?

– Да. Не похож?

– Не знаю. Среди вашего брата вращаться не приходилось.

– Не все еще потеряно.

– Тогда, господин корреспондент, можешь меня хотя бы кофе напоить? У тебя тут хватит. А у меня с утра во рту маковой росинки не было, только что голова не кружится с голодухи.

– Это устроим. Тут кафешка есть неплохая. Пошли.

Спустились в подвал с лирическим названием "Эльф". Сели за свободный столик. Саша заказал Веронике кофе с булочкой, а себе – пиво. Трапезничать молча не получилось. Оба чувствовали натянутость и напряженность отношений. Нужна была какая-то отдушина, скажем, совсем отвлеченная болтовня, например, анекдот с картинками или без них. Но для этого не было соответствующего настроя. И разговор сам собой вновь зашел на больную тему – деньги. Вот тут-то Сашу вдруг прорвало:

– Зря думаешь, что я гребу деньги лопатой.

– А я не говорила, что так думаю.

– Без очков видно.

– Значит, и правда – гребешь.

– Если хочешь знать, я – нищий. Я не могу себе даже комнату купить, не говоря об отдельной квартире. Только и смог скопить на половину коммуналки...

– Жадный Андрей все себе оставляет? – попыталась как-то съязвить Вероника.

– Нет. Не знаю. О нем лучше не вспоминать.

– Это почему?

– Ты просто не знаешь его. Он – страшный человек, он – зверь...

– Прямо серый волк, а ты – овца невинная.

– Почти так. Только, если заварушка будет, все предстанет наоборот. Я однажды выступил, деньги были очень нужны. Не будет, мол, баксов, я тут же прощаюсь, гуляй, Вася. Знаешь, что он сказал?

– Догадываюсь.

– "Мы с тобой и так не знакомы, – говорит, а сам так, с издевкой улыбается. – Для прокурора ты меня и вправду не знаешь, а я – тебя. Но запомни, что все суррогатные мамы, в лицо только тебя и знают. Для них ты именно тот человек, который устраивал им роды и сбывал их Детей".

"А ты, значит, – в тени?" – спрашиваю, а самого трясет.

"Нет, Шурик, я – не в тени. Меня для прокурора нет и не было. Иного ты и не докажешь. Тебе попросту не поверят. А я помогу, чтоб так и было. Подскажу, мол, для того чтобы ввести следствие в заблуждение, ты решил свою вину переложить на невиновного и совершенно постороннего человека..."

– И он прав. Тебя видели все, а его – никто, – подлила масла в огонь Вероника.

Саша поморщился, хлебнул еще пива и продолжил:

– Это еще не все. Говорит: "Я даже нанимать не буду никого для твоего устранения. Зачем? Заложить ты меня – не заложишь. Себе дороже. Да и нужен ты мне, пока нужен. Ты, Шурик, пешка в моей игре. Приспичит – пожертвую. Но ты можешь быть спокоен. Такая ситуация случится лишь в том случае, если неверный ход сделаешь ты сам. Потому работай и не дергайся. Кое-что перепадает – будь доволен. Пешки и того не имеют".

Он – страшный человек, и, знаешь, я боюсь его. Была тут одна молодая мамаша, которая даже забеременела-то специально, чтобы на ребеночке материальное положение поправить. И муж ее знал об этом и поддерживал. Парочка еще та. Так она сейчас в психушке на учете состоит. С головой что-то. А делов-то? Когда она меня достала и я об этом Андрею сказал, он только поморщился и тут же велел встречу назначить. Спрятали ее на неделю на одной хате. Там курс каких-то уколов провели. Приезжала специально медсестра. Вкалывала и уезжала. Я караулил. Мамаша как зомби стала: что скажешь, то и сделает...

Вероника вспомнила про таблетки, которыми ее пичкали в Штатах. Они тоже подавляли волю, ослабляли память. Уколы, видимо, были сильнее. Она поблагодарила судьбу, что у нее самой все обошлось проще. А почему обошлось-то? Дура! Потому и обошлось, что пока нужна. Вот, благодаря еще одной жертве этого страшного бизнеса – как считала, Шурику-волшебнику или ангелу-хранителю, а на самом деле просто пешке в чьей-то крупной игре – и она стала вербовщицей, оказалась в стане детоторговцев.

Она внимательнее посмотрела на Сашу. А он совсем расслабился после пива. Напиток был забористый, а банка совсем опустела. Вероника прочитала на ее боковине: "Амстердам". Про себя же отметила: "Слабоват ты, Шурик-ангел. Вот от какой-то баночки пива даже захмелел, язычок у тебя и развязался. Но с тобой сегодня, как говорится, каши не сваришь. Денег не будет, значит. А что же тогда делать?"

– Не обижайся, ладно? – канючил Саша, глянув на часы. – До твоего поезда времени еще много. Я постараюсь что-нибудь придумать. Закроем твою проблему. Веришь?