Текст книги "Липкие сны"

Автор книги: Алексей Подлинных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Предчувствие чуда

До того, как появилась Нина, была Яна.

Она любила выворачивать его сердце наизнанку и мотать нервы, хотя вернее было бы сказать, что Яна любила выёбывать и голову, и душу. Девушка обожала провоцировать скандалы и втягивают в них близких, накручивать накал, словно бы пожирая эмоции, а потом разыгрывать недоумение: мол, чего это ты?

В то время в его ванной в углу над унитазом обустроилась паучиха. Андрей назвал паучиху в честь своей подружки и считал эту шутку до чёртиков остроумной, а ещё – правдивой. Улыбался всякий раз, когда заглядывал в эту комнату и замирал под паутиной, чтобы отлить.

Спустя несколько месяцев после того, как он всё-таки перестал общаться с Яной и ещё через пару, когда перестал о ней думать, появилась Нина.

Она любила кино и музыку, обожала подкалывать, но это было не обидно, гулять и вообще ходить пешком, ей нравились пионовидные тюльпаны, истории про волшебство, которое случается в обычной жизни, и сухое розовое вино. От красного болела голова, а бело нравилось меньше. Она могла быть ершистой и часто пыталась такой казаться, но на самом деле Нина всегда оставалась трогательным и ласковым человеком.

Андрею постоянно хотелось касаться Нину.

Он хорошо помнил, как они впервые спали вместе. Сейчас, спустя время, думая об этом, как-то сам собой вспомнился один факт из «Самой нужной книги». Там говорилось о том, что сердце, которое все рисуют в День святого Валентина, на самом деле символизирует не человеческий орган. Просто греки (или кто там?) рисовали лист плюща, а плющ – потому что то, как его ветви обвивают всё вокруг, считали символом любви.

Так они и спали в первую ночь – облепив и обвив друг друга, как ветви плюща. Но если говорить поэтичнее, то, наверное, со стороны парень и девушка выглядели так, будто каждый нашёл что-то дорогое и важное, что искал долго-долго, и теперь ни за что не хочет отпускать.

А ещё Нина была настоящей, искренней.

Нина была хорошей, и ему с ней было хорошо.

Была и было…

А потом всё закончилось. В один день.

Даже сейчас, только подбираясь к тому времени, когда всё просрал, Андрей не помнил, как именно. Он знал, что бросил Нину, но как пришёл к этому решению, что подтолкнуло, и почему всё случилось именно так – ответы на эти вопросы было не разглядеть за мутной тёмной завесой. Как будто Андрей пытался вспомнить какой-то сон, как бывает, когда ты точно знаешь, что сновидение было, и ты ещё можешь его восстановить, если постараешься.

Но от чего-то стараться не хочется, да и касаться этого сна не хочется тоже. Потому что чувствуешь стойкое, словно налипшее, ощущение, что это был очень неприятный, а может, и ужасный сон, в который не стоит лезть опять.

Когда Андрей открыл глаза, то увидел старую школьную парту и ежедневник – оказалось, последним записанным словом было «волшебство». Наверное, так он просидел несколько минут, или десятков минут, но пальцы всё ещё сжимали ручку, а когда отпустили, на фаланге осталась бескровная вмятина. Ещё с секунду она была белесой, но потом порозовела, и стало немного больно.

Кисть тоже болела, а голова казалась тяжёлой и ватной.

Андрей потёр глаза, и увидел, как под веками появляются белые размытые пятна, вторя движениями пальцев. Уши у него горели, а ноги в ботинках вспотели – он и забыл, как жарко было сидеть за партой возле батареи.

Андрей посмотрел в окно. На улице шёл снег.

Недобрые времена

Другой Андрей тоже смотрел в окно.

Пушистые хлопья походили на ленивых белых мух, а мир за стеклом выглядел так, будто замер, покорился погоде. Снег тихо опускался и застилал Ки-Ки возле подъезда, облеплял сухие, слишком красные на фоне зимы, гроздья рябины и закрывал густой завесой обзор. Мир сужался.

Наверняка, в других обстоятельствах Андрей задержал бы на белых мухах внимание, может даже полюбовался умиротворяющим видом, но сегодня ему было не до снега, не до умиротворения и вообще, чёрт подери, не до чего.

Хоть он и отправился после завтрака в комнату их съёмной трёшки, которую называл «своим кабинетом», и закрыл дверь, как делал всегда в рабочие дни, к работе даже не притронулся.

Если только прикоснулся издалека – написал нескольким заказчикам, что приболел, и, возможно, сегодня не успеет кое-что закончить. Но, конечно, постарается. Безусловно. Спасибо за понимание.

Заказчики всегда понимающе относились к редким форс-мажорам и не давили на Андрея, потому что он никогда не подводил. Репутацию себе он создал безупречную. Любой клиент хорошо знал: если не сейчас, так в ближайшее время всё будет сделано, несмотря на болезнь, слетевшую программу, отключённый интернет, землетрясение – да хоть нашествие монстров.

Только сам он хорошо знал другое: сегодня даже пытаться не станет.

Дело было не только в той херне, которая случилась на обратной дороге с концерта…

«И которую, кстати, ещё нужно хорошенько осмыслить», – подумал он и кивком согласился с этими мыслями.

Беспокойство добавляло кое-что ещё.

Его вполне устраивало отсутствие сновидений в последнее хрен-знает-сколько время, ведь сны ему уже давно были не нужны, но вот тьма и пустота, в которую он провалился сегодня ночью, не радовала ничуть. Потому что после приключения в машине должно было что-то присниться. Всегда снилось, если днём случалось нечто из ряда вон, всегда приходили какие-нибудь подсказки и намёки.

А сегодня не было ничего.

Андрей снова погладил подушечкой большого пальца свой маленький ожог. Ранка за ночь подсохла и покрылась корочкой, и теперь эта мёртвая пломба шкрябала палец, когда тот снова и снова по ней проходил. Покраснение уменьшилось почти в два раза, и даже отдалённо ожог не напоминал своим видом розовый мини-вулкан.

Однако ожог был, и появился он не случайно, потому что причина на это тоже имелась.

Палец Андрея замер на несколько секунд. Затем продолжил водить по шершавой болячке.

На самом деле хозяин пальца (и болячки, раз уж на то пошло) вполне понимал, как так вышло, что реальность вдруг ускользнула. Он чувствовал, что знает ответ. Но вот признавать, формулировать знание в мысли, а мысли в слова совсем не хотелось.

Да, за последнее время Андрей позволил себе здорово расслабиться, ведь он искренне верил, что никто из его Линейки, ни один Футляр, не сможет не то, что провернуть подобное – даже догадаться, додуматься до такого. Мог он один, потому что Право было тоже – у него одного.

Только, да не только.

Вчерашняя ночь это наглядно показала. Вот почему принять подобное было неприятно. Андрей вполне мог бы справиться с тем, что «заплыл жирком», что его «рассосало», как говорили в армии, но вот признать, что он теперь – НЕ УНИКАЛЕН – было не просто неприятно. Болезненно.

Но – что ж поделать. Как сказал какой-то ссаный психоаналитик в каком-то бабском фильме, который недавно смотрела Нина, сперва необходимо признать существование проблемы, а уже потом заняться лечением.

Ладно. Признаем. Какой-то сучий гондон, всратый Футлярчик смог прошедшей ночью выбить его из его же реальности. Пусть и ненадолго.

Хорошо.

Стало легче?

Хрена лысого.

Большой палец Андрея скользнул по (его же, раз уж на то пошло) ожогу. Андрей посмотрел на палец – узор отпечатка оказался подкрашенным красным, а под ногтем – кусочек болячки. Из ранки тоже шла кровь – он даже удивился, что из такой маленькой дырочки может лить столь обильно. С того момента, как палец соскочил, а это всего лишь секунда или две, по-зимнему бледную кожу уже прочертила блестящая полоса за каплей крови.

Одна успела упасть на белый подоконник, и своим видом напомнила грозди рябины за окном.

Андрей тем же большим пальцем смазал красную полоску, как будто хотел оборвать ручеёк, но у ранки снова стала наливаться капля. Он быстро опустил голову и поднёс предплечье к губам.

Солоноватый, как будто слегка металлический вкус разлился по рту. Этот вкус ему нравился ещё с детства. Не то, чтобы он был каким-то чокнутым, вскрывал пойманных кошек или забивал камнями собак, чтобы попить кровь, нет, конечно. Ничего такого. Просто ему вполне нравился вкус собственной крови. Он никогда не мог сносить чесотку и зуд заживающих болячек, поэтому ковырял их постоянно. И потому же, конечно, знал вкус.

В конце концов, что за мальчишка будет останавливать кровь из ранки каким-нибудь носовым платком или салфеткой? Носовой платок и салфетка вообще никак не сочетаются со словом «мальчишка».

Ладно.

Как бы то ни было, он отвлёкся. И это было хорошо – злость немного улеглась.

Андрей отвёл руку от губ и придавил ранку большим пальцем, почувствовал, как болячку жжёт.

Выдыхай боль.

Ладно.

Факты. Факты таковы, что кто-то смог его выбить. Специально или нет – пока не ясно, как не ясна и вероятность новых попыток, и серьёзность угрозы. Но что-то в любом случае нужно делать, как минимум – проверить и отстроить Защиту заново (судя по всему, за последние годы она здорово прохудилась). Ещё неплохо было бы понять, кто, как и зачем.

Для этого ему нужны сны. Нужно увидеть и попасть в сон, как в старые времена…

«…недобрые времена…», – проревел в воображении Марв из «Города грехов», фильма, с которым Нина как-то раз познакомила. Жена здорово удивилась где-то год назад, когда узнала, что такой киноман, как Андрей, не смотрел такое кино, как «Город грехов», и возложила на себя священную миссию – показать фильм в ближайший вечер. И не зря – «Город грехов» ему понравился, особенно первая половина, и Марв понравился. Потому что Марв был не виноват в том, какой он. Просто родился не в ту эпоху. Не то время, не то место.

Андрей медленно убрал большой палец от ранки – та перестала кровить. Он облизнул подушечку, вытащил зубами кусок болячки из-под ногтя, и съел её по старой памяти.

Нужно попасть в сновидение, – снова подумал он. Ещё не помешало бы занять чем-нибудь руки.

Он повернулся от окна к столу, но то, что хотел взять, не увидел. Обычно Нина всегда оставляла возле ноутбука одну или две «мандаринки». Она знала, что если не положить, то сам Андрей про них и не вспомнит. Но хотя мандарины были всегда по барабану (потому он и не вспоминал), со временем Нина прикормила мужа. Иногда он даже не замечал, как почистил и съел по дольке мандарин, стоя у окна во время перерыва.

Но сегодня на столе ничего не было.

Андрей сходил на кухню, взял из холодильника два мандарина и вернулся в кабинет, перекатывая их в руке, словно каменные шары для релаксации. Там он очистил один, запрыгнул на широкий подоконник и прислонился спиной к прохладному стеклу.

«Нужно поймать сон», – повторил он, надкусив кожицу. В рот брызнула струя сока. А как он раньше попадал в сон, если гора не шла к Магомеду? Верно, всё верно. Чтобы тряхнуть стариной, нужно вернуться в начало.

Мандарин оказался кислым, и Андрей поморщился.

Он не знал точно, получится ли вспомнить весь процесс, все этапы, и получится ли повторить былой успех, но попробовать стоит. В конце концов, раньше АТ была чем-то вроде его суперспособности.

Может быть, всё-таки придётся снова включить ноутбук, чтобы освежить в памяти всё, что нужно. Например, загуглить один запрос, связанный с фамилией доктора Шульца…

Стоп.

Эта фамилия показалась знакомой.

Не потому что он тысячу раз пользовался системой доктора Шульца, нет. Он как будто знал кого-то ещё с такой фамилией. Хотя, может, путает. Может, это герой ещё какого-нибудь фильма, с которым Нина его знакомила. Кстати, в «Джанго Освобождённом» того охотника за головами не Шульц ли звали?

Хотя, чёрт с ним, сейчас Андрея должен интересовать только один человек с такой фамилией.

Как там было? Сперва нужно устроиться поудобнее, расслабить всё тело. Потом, вроде бы, почувствовать тяжесть и тепло, по очереди в каждой конечности. Пройтись вниманием по рукам и ногам, туловищу и голове. А что потом? Чувство лёгкости? Или дыхание и сердцебиение?

Совсем забыл.

Андрей подошёл к столу и нажал на кнопку включения ноутбука. Нина сегодня работала, и эта была удача, потому что девчонку бы здорово удивил вид мужа примерно через полчаса-час, загляни она в спальню. А после таких ночи и утра удивлять жену больше не следовало. В конце концов…

Но Гугл уже открылся, и Андрей вбил свой поисковый запрос. Прежде чем совсем погрузиться в информацию, он успел краем мозга подумать о том, как поменяются темы контекстной рекламы после этого запроса – примерно через час или два, благодаря ей, любому непосвящённому будет казаться, что перед ним ноутбук какого-нибудь шамана или эзотерика.

Что ж, в каком-то смысле это была правда.

Список важных дел

Снег шёл медленно и густо – на расстоянии метров ста уже было ничего не разобрать. Но смотреть так далеко Андрею и не хотелось – чего он не видел в этом маленьком пятиэтажном городе, малой Родине, где каждый уголок был исхожен сотни раз?

Андрей раскрыл ладонь, словно нищий с мольбой о подаянии. Между средним и указательным пальцем лениво прилёг путаный комок снежинок. Он походил на пух, который вечно лез из подушек в детстве и щекотал лицо.

Комок завалился на бок, как подкошенный, подтаяв с одного края, потом ещё раз. В складках пальца проступила вода. Андрей удивился тому, как много, оказывается, на его ладони стало морщин и линий – с такого расстояния, сантиметров тридцати, кожа напоминала слоновью, старую и разрезанную десятками лет.

Андрей вспомнил пост в одной группе VK, рекламную запись в новостной ленте. «Кофейня Вальца» – кажется, так назывался тот паблик. В посте был небольшой список дел, о которых обязательно нужно вспомнить, раз уж наступила зима. Сделать «снежного ангела», провести вечер под пледом и с книжкой, поймать снежинку ртом. В записи говорилось, что это – очень-очень важные дела, которые помогут оживить или просто порадовать внутреннего ребёнка.

Андрей поднял голову к небу.

Хлопья снежного пуха ложились на лицо и щекотали кожу, когда начинали таять. Он улыбнулся, открыл рот и высунул язык. Но, словно заговорённые, снежинки на язык падать отказывались – видимо, противились оживлению внутреннего ребёнка так легко и запросто.

Тогда он принялся ловить снежинки ртом.

Наверное, Андрей выглядел, как бездомная, но всё равно виляющая хвостом дворняжка – взрослый парень, молодой мужчина, делал выпады и клацал зубами, и смеялся, когда удавалось поймать очередной комок.

Может, со стороны, из окон библиотеки бородатому работнику за столом он казался блаженным, если, конечно, тот на него глядел. Может, бородач даже потешался над странным посетителем. Но с каждой новой пойманной снежинкой, Андрею действительно становилось веселее и легче, и плевать он хотел на свой вид со стороны.

Когда наигрался, снова посмотрел вдаль, на улицу, которую по-прежнему завешивал снегопад. Он глушил и звуки. И вообще, словно затормозил весь мир – машины ползли осторожно и медленно, наощупь. Примерно так же ступали пешеходы, но и тех и других оказалось на удивление мало. Может, дело в том, что сегодня был обычный рабочий вторник. Но Андрей вдруг представил себя внутри большого сувенирного шара, который кто-то взял и встрянул. И эта мысль ему понравилась.

Он пошёл домой.

Время от времени встречались прохожие, они выглядели очень задумчивыми и серьёзными, взрослыми, хмурились, когда в глаза и рот попадал снег, и казались забавными. Один мужик даже буркнул: «Ёбаный снег!», когда поскользнулся и чуть не упал.

Андрей недоумевал: неужели мысли этих деловых прохожих столь значительны, а сами они так важны, что красивые хлопья снега – да и вообще эта редкая волшебная погода – только раздражает их, и ничего больше?

Хотя, он мог понять прохожих. Пусть сейчас чувствовал себя одухотворённым от того, что увидел и оценил красоту мира, сотни раз в другие ничуть не менее красивые дни, ходил с такой же миной.

Да и сейчас не ощущал себя таким уж кристально чистым и свободным от других мыслей. Этот визит в читальный зал всколыхнул целый ворох воспоминаний, а за ними и переживаний. Да, может, сам себе он и объяснял причину вчерашнего похода в костёл как попытку понять, когда же жизнь свернула не туда, но на самом-то деле он и так хорошо знал.

А после этого сна всё как будто подтвердилось. Сновидение было словно флэшбэк наоборот – кинопостановка, которая показывала и давала почувствовать жизнь, которой он жил бы, не поступив так, как поступил два года назад.

И от этого стало горько.

Он шёл и не вытирал с лица снег.

В голове всю дорогу повторялись по кругу слова из песни Billy’s Band: «Мне плохо! А вокруг всё так красиво…»

Андрей завернул в «Пятёрочку», чтобы купить на вечер бутылочку горькой настойки «Три старика».

«Но, по крайней мере, – подумал он, стоя на кассе, – я не курю»

Нина проявляет мудрость

Нина простила мужа ближе к обеду. Сначала она объяснила себе утреннюю вспышку гнева тем, что Андрей не выспался. Но, конечно, понимала: дело совсем в другом. Муж и раньше, случалось, спал всего пару часов, если горели сроки заказов, но по утру хоть и бывал раздражительным, грубить и срываться не позволял себе никогда.

Нина понимала, что дело было в том ночном происшествии на трассе, если, конечно, можно назвать происшествием его странное поведение ни с чего. Может он и стал клевать носом на дороге, но тушить об себя спичку, чтобы отогнать сон – это слишком даже для него.

И взгляд, когда Андрей произнёс её имя… Муж выглядел так, словно в него на минуту вселился другой человек. Да-да, именно так он и выглядел, как человек, который оказался вдруг в незнакомом месте, перенёсся откуда-то, и теперь пытается понять, где он находится и как сюда попал.

Но даже при всей её любви к разным фильмам, и мистике тоже, отнестись к такому варианту всерьёз Нина не смогла бы. К тому же, он ведь узнал её, произнёс её имя, выходит, Андрей оставался Андреем.

Хотя… в том-то и дело. Даже когда он сказал «Нина», голос звучал именно так, будто Андрей её только что узнал. Вдруг узнал. И сама интонация – она звучала скорее вопросительно. А взгляд словно бы сказал: «… ты здесь как оказалась?»

Вопросов больше, чем ответов, – вспомнились слова начальника. Он говорил так всякий раз, когда что-то из товаров проходило сломанным. Эта присказка удивляла первое время, ведь ответ-то был понятен: обычный брак, но фразу девушка незаметно для себя переняла. Только вот в её случае вопрос был один: «что случилось ночью?», а ответов не оказалось вовсе.

Так или иначе, что-то произошло с Андреем, и это сильно напугало его. Вот почему он вспылил – боялся и паниковал даже после сна.

Сейчас, прокручивая в памяти утро и понимая, что муж был просто-напросто перепуганным мальчишкой, а не взрослым мужчиной (или «старым хером», как он иногда любил себя называть), Нине становилось немного стыдно за то, что она не смогла разглядеть его состояние сразу. И понять.

Она думала, что если бы поняла, то повела бы себя иначе, мудрее. Но, с другой стороны, какого чёрта? Она ведь и сама оставалась напуганной и растерянной – не всякий раз среди ночи муж сначала теряется в реальности, а потом нахрен тушит об себя спичку, а потом делает вид, что ничего странного не стряслось.

«Тише, милая. Ты должна быть мудрее. Если будете оба бояться и паниковать, точно случится что-то нехорошее»

Да. Это правда.

В конце концов, она всерьёз считала себя не по годам мудрой девушкой, мудрее Андрея, потому что он был очень упёртым. Как в тот раз, когда конфетно-букетный период сошёл на нет, и он испугался, стал избегать разговоров о том, чтобы съехаться. Кто их спас?

– Я, – тихо ответила Нина. – Я и спасла.

– Правильно. А сейчас всё, скорее всего, не так страшно или не страшно вообще, но пора проявить мудрость снова, – ответил Мудрый Голос.

– Да, – согласилась Нина.

Иногда она обращалась сама к себе. Это помогало собраться с мыслями или поднимало настроение, например, когда хотелось похвалы, но хвалить оказывалось не кому. Благо, покупателей в магазине в этот момент не было, и никто не смог бы удивиться или подумать, что продавец сошёл с ума. В Норске магазин для художников не особенно-то пользовался спросом, не то, что магазин разливных напитков или, скажем, агентство ритуальных услуг.

Нина снова включила режим «холодная голова» и вернулась к утру.

Всё было как обычно. Она приготовила молочную пшенную кашу в мультиварке – так, как любил муж – после выключения разбила туда яйцо, перемешала и дала настояться. «Как в садике», называл этот рецепт Андрей.

Затем сели завтракать. Он был смурной, случайно опрокинул чашку с кофе, но когда Нина поднялась за тряпкой, остановил жену и сам всё убрал. Это качество мужа ей всегда нравилось. Так и нужно было сказать утром, похвалить его за чувство порядка и ответственность, но чашка напомнила о ночи, и Нина спросила, стараясь, чтобы голос прозвучал ласково:

– Эй, ты как? В порядке?

– Более-менее, – буркнул Андрей.

– Так более или менее? – вшутку процитировала она фразу одного героя из фильма «Молодость». Тот старик спросил так, когда его пожилой друг сказал, что сегодня более-менее удалось попи́сать. Так, более или менее? Скорее, менее.

Этот момент забавлял её, потому она и улыбнулась. И очень не к месту, как оказалось.

– Заебись я, – бросил Андрей, когда увидел её улыбку.

– Вот и заебись.

Нина тоже могла огрызаться и часто говорила что-нибудь такое прежде, чем в голове включался фильтр. Но, в конце концов, от кого поведёшься, не так ли?

Андрей ничего на это не ответил, прикусил язык, но чуть позже в зале зазвонил её мобильный.

– Меня попросили подменить на работе до обеда, – сказала она, когда вернулась за стол.

– Что у Светы случилось в этот раз?

– Не знаю, я не стала спрашивать. Мне без разницы.

– Потому эта мелкая сучка тебя и дёргает в выходной.

– Перестань.

– Что? Ты ведь почти не спала ночью. Всего пару часов подремала. Пусть сама со своими делами разгребается.

– Да мне не сложно, спать я бы всё равно до обеда не легла.

– Да дело не в этом. Она тебя дёргает всякий раз и всегда из-за какой-нибудь хуйни. А ты соглашаешься, как терпила.

После этих слов Нина онемела. Да, она тоже запросто могла огрызнуться, и – да, часто это делала, но слабой, тем более терпилой, не была. Не считала себя такой. Утром у неё просто пропал дар речи, потому что подобных слов от Андрея она никак не ожидала.

Он мог нарычать на кого угодно и временами срывался, если на то был повод, но чтобы так разговаривать с ней, с Ниной, женой – никогда. И дело было не только в словах, а в том, как он это сказал. Он пылал гневом, но во взгляде читалась и какая-то брезгливость, неуважение, будто Андрей и правда считал её жалкой мелочью, никчёмностью, и теперь, наконец, перестал скрывать.

Секунд через десять или пять – она не знала точно, как долго тянулось то онемение, – Нина пришла в себя. Андрей больше ничего не говорил, и, видно, сам понял, как сильно обидел, его взгляд стал как будто виноватым или даже напуганным, но это ничего не изменило. Потому что в душе Нины закопошилась ярость, она поднималась снизу вверх и заволакивала голову. Первое, что захотелось сделать – швырнуть в морду мужа свою кружку с горячим кофе, и чёрт знает какими силами удалось себя от этого удержать.

Девушка встала, при этом опрокинулся стул, и ушла в зал.

Там и заревела.

Когда тихонько пришла Чуня и начала ласкаться, Нина уже проплакалась. Но обида не прошла. А муж просто закрылся в своём кабинете.

– Но теперь ты понимаешь, в чём дело, – спокойным мягким тоном заговорил Голос. – И пора проявить мудрость.

– Да, – согласилась Нина.

Она приподняла левую руку – часы показывали без пятнадцати полдень. Скоро Света должна вернуться, и тогда она, Нина, проявит мудрость.