Текст книги "Липкие сны"

Автор книги: Алексей Подлинных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Ты оброс.

– Уверена? – спросил он и потянулся рукой к правому виску, проверил щепоткой длину волос. – Я стригся позавчера. – Это он произнёс задумчиво, слишком задумчиво, и увидел, как в глазах Нины блеснула паника.

«Но, видимо, придётся напугать ещё сильнее, потому что дело серьёзное», – подумал Андрей и достал ещё одного деревянного солдатика из коробка. Он чиркнул спичкой, подождал секунду или две, пока головка не прогорит, а потом затушил её о левое предплечье.

Руку прострелила боль.

Нина вскрикнула.

Даже глаза на долю секунды застелило красным, словно подсветку приборной панели прибавили в несколько раз.

Но голова быстро прояснилась. Всё пришло в норму.

Нина что-то спрашивала. Она говорила спокойно – старалась так говорить – но Андрей знал, что жена напугана до чёртиков.

– Меня просто стало вырубать. Пришлось прибегнуть к экстренным мерам.

– Нихрена себе «экстренные меры»! Это же рука твоя!

– Ожог пустяковый, не переживай. – Он нажал на газ. – Зато в кювет не улетим – это теперь точно, – снова заговорил бодрый радиоведущий. – Итак, Нина, вы придумали третий вопрос?

– И четвёртый, и пятый, – сказала она. Теперь голос девушки звучал по-детски, обиженно. – Но всё не по фильму.

– Хорошо, Нина, до сих пор вы играли так здорово, что не хочется отнимать победу. Мы предоставим вам подсказку сами.

Андрей переключил несколько композиций. Забористо заиграла бас-гитара, ей в такт вторили биты, послышался зловещий смех, и девушки на бэк-вокале пропели: «Freddy-Freddy-Freddy-Freeeeddy»

– Ладно, – сказала Нина. Теперь по её голосу Андрей понял, что жена успокаивается. – «Кошмар на улице Вязов»?

– Именно так, ты – молодчи-и-ина! – прокричал радиоведущий и затараторил: – И Нина совершенно точно угадывает фильм! Это история про злодея, который является во снах к своим жертвам! Нина, напомните радиослушателям, каким страшным оружием Фредди Крюгер расправлялся с подростками?

– Иди нахрен, Андрей.

Он посмотрел на жену. Девушка сидела, скрестив руки на груди, и откинула назад голову. Рыжие пряди лежали на плечах, и сама она выглядела спокойно. Может быть, немного устало. Нина смотрела прямо перед собой, на дорогу или куда-то сквозь неё.

Андрей переключил композицию, сделал потише.

Оставшиеся пятьдесят километров пара проехала молча.

Вдоль дороги вспыхивали в темноте светоотражатели, сообщая, что машина едет по мосту, и водителю нужно быть внимательным и осторожным.

Он и был.

Внимательно и осторожно Андрей перебирал в голове ощущения и воспоминания о том, что случилось.

И закипал.

Он всё яснее понимал, что кто-то, скорее всего, один из Футляров, каким-то образом умудрился залезть в него. Залезть в самого Доста. Как так получилось? Наверное, случайно. Но… если нет?

«Хуй там плавал, – прорычал Андрей про себя. – Это я залезаю в Футляров. Это у меня есть такое Право, потому что я его себе взял. Я взял Право залезать в Футляров, и брать то, что моё. Больше ни у кого такого Права нет. Только у меня»

Но, мантра мантрой, а кто-то действительно в него залез. Может, случайно. Скорее всего, случайно. Знай тот, что происходит, Андрею пришлось бы использовать нечто помощнее спички, хотя и она была мерой жёсткой. Если бы тот знал, вышибить его, наверняка, оказалось бы сложнее.

А, может, и нет.

Как бы то ни было, случайно или нет, больше такое повториться не должно. Андрею слишком нравилась эта жизнь. Он любил эту жизнь, жизнь, в которой есть и Ки-ки, и Нина, и концерты, и работа по душе, и деньги, и планы, и желания, и сила. Хрена лысого он лишится всего этого.

Если только не отыщет…

Но уже два года ведь ничего не искал.

Да, эта жизнь расслабила его за два года. Благополучие расхолаживает…

– Сбавь скорость.

Он посмотрел на спидометр. Тот показывал 110 километров в час.

– Ты чего так разогнался?

– Извини. Домой хочется поскорее.

– Мне тоже, но живой и целой.

– Да, прости, пожалуйста.

– Надо что-то поспокойнее, – сказала Нина и начала переключать песни. – Вроде, подойдёт.

В салоне зазвучало что-то медленное, как будто ленивое. К музыке добавился женский вокал, песня была тягучей и расслабленной, как зевота.

– Что это? – спросил Андрей.

– Ты же сам записывал. – Нина наклонилась к бортовому компьютеру и прочла название, в котором на этот раз не оказалось ни цифр, ни символов: – «Cool Cat». The Queen. Это Меркьюри так поёт?

– Видимо, да, – ответил Андрей. Ещё один Фредди, подумал он, но не стал говорить это вслух.

Ещё он подумал, что не записывал эту песню в свой «дорожный сборник»

Привет

Андрей подскочил на разложенном диване так, словно тот его выплюнул.

Едва только мир ночной комнаты стал более-менее чётким, Андрей начал рассматривать предметы, щупать взглядом, чтобы понять, не спит ли он, но необходимость отпала сама собой, и очень быстро. Он почувствовал невыносимую резь в мочевом пузыре, чуть не взвыл, когда поднялся и на полусогнутых ногах, поджимая пах рукой, доковылял до туалета.

Кафельная плитка на полу была холодной, и он ненавидел всем сердцем ступать на неё после сна, но боль, с которой приходилось выдавливать эту лаву, оказалась такой сильной, что неуютные ощущения от пола померкли. Ему казалось, что мочится не жидкостью, а бритвенными лезвиями, которые, к тому же, выходят поперёк.

Как он мог не проснуться раньше, если накопилось так много? Понятно как. Такой уж был сон – из него, видимо, запросто было не выскочить.

Андрей, ещё на унитазе, но уже чувствуя, что слово «норма» становится всё ближе, посмотрел на левое предплечье. С внутренней стороны увидел ожог – бурую ямку в несколько миллиметров, которая напоминала жерло вулкана, а вокруг на пару сантиметров кожа стала алой и припухшей.

– Ну, привет, – проговорил Андрей.

Ожог не ответил. Зато воображение выудило откуда-то из памяти слова из трека «Касты»:

– Привет… привет… привет…

По дороге назад он взял смартфон. Цифры на экране показывали двадцать семь минут третьего. Двадцать восемь – как будто подмигнул дисплей, перескочив на следующую минуту.

Он поспал всего пару часов, и ещё не очень хорошо чувствовал себя после пьянки, но душевный раздрай, клубок эмоций после сна, оказались хуже физического самочувствия.

Накрываясь одеялом, дрожа и дыша так, словно его знобило, Андрей надеялся только на одно: заснуть поскорее. Заснуть и не думать. Он боялся, что если не отключится сейчас, то сойдёт с ума, потому что не справится со всеми впечатлениями и со всеми вопросами.

Этот чёртов сон был таким реальным, настоящим, что даже сейчас, ясно ощущая себя – свернувшегося под одеялом в позе зародыша, дрожащего – он не мог бы ответить наверняка, что настоящее, а что – нет.

Там, за рулём, он чувствовал тепло нагретого сиденья, даже слишком сильно нагретого, чувствовал запах Нины, видел её лицо, он помнил рельеф оплётки руля, музыку, которая играла в машине. Всё там было настоящим, чувствовалось настолько остро, что казалось даже реальнее последних нескольких лет.

Всё вокруг не было миражом. Наоборот, всё было жизнью, его жизнью!

Андрей взял плеер, затолкал в уши вакуумные наушники, словно какой-то шум донимал извне, и включил музыку. Папку с самыми тихими и спокойными композициями из всего, что было в памяти mp3-шника.

Принялся медленно дышать.

Почему он знал, что думает Нина?

Не важно. Важно – снова заснуть.

Почему появился ожог?

Спать. Давай спать.

Ступни начали согреваться. Это был хороший знак. Он никогда не мог заснуть до тех пор, пока не согреются ноги.

Перед глазами всё ещё бежала дорога и время от времени вспыхивали указатели, когда до них дотягивался свет фар.

Андрей подумал, что стоит попробовать найти музыку из фильмов про Фредди, которые на самом деле ни разу не видел. Но это потом.

Как вышло, что во сне была именно Нина?

Подумаешь об этом завтра. А лучше – вообще не думай. Просто она не выходит у тебя из головы, вот и всплыла из подсознания, когда ты начал видеть сны. Вот и всё. В конце концов, вы же в действительности были когда-то влюблёнными, милыми влюблёнными, вот и приснилось то, чем всё могло бы у вас закончиться или продолжиться, ничего странного, икота воображения. Интересно, а саундтреки из фильмов про Фредди понравятся? Нужно будет их отыскать и послушать, вдруг действительно понравятся. Во сне музыка была классной. Как будто его старой музыкой. И Нина была классной. Очень очааароователь. Ной…Очень… Воа снеинна… была…

Ступни согрелись. Перед глазами в темноте медленно плавали неясные пятна и фигуры. Они светились, словно неоновые. Андрей почувствовал, что мысли заплетаются, как пьяный язык, а потом зазвучали какие-то незнакомые голоса. И реплики, кажется, совсем не были друг с другом связаны. Просто случайные обрывки речи, поток, который слышно, когда идёшь через толпу.

Потом он заснул.

Господин Кот

Песней дня в то утро стала «Cool Cat» The Queen и Дэвида Боуи. Едва проснувшись, но ещё не раскрывая глаз, Андрей услышал её в голове.

«Паам-пам-пам. Пам. Паам-пам-пам. Пам», – напевал низким и полным спокойного достоинства голосом Дэвид Боуи. Чуть позже лениво затренькала гитара, а потом вступил и Фредди. В этой песне он вытягивал так тонко – никто не верил, что поёт мужчина, пусть даже и сам Фредди с его широчайшим диапазоном.

– Паам-пам-пам. Пам. – Андрей медленно приподнялся, огляделся и понял, что чувствует себя неплохо. Диван не кренился, мир не пытался сбросить его на пол. – Паам-пам-пам. Пам. – Он добрёл до туалета, ежась по пути, и совсем сжался, когда ступил тёплыми после сна ногами на кафель. – Паам-пам-пам. – Струя приветливо зажурчала. – Пам.

Настроение было хорошим. Видимо, прав оказался один его друг-военный, когда говорил, что похмелье после того, как ты бросил курить – это очаровательное состояние лёгкого облачка, а не свинцового грузила. Да, к тому же, и сновидение этой ночи не шло ни в какое сравнение с тем прошлым, где был зал, зрители и рукоятка мясорубки.

Андрей прошёл голым на кухню, напился воды прямо из носика чайника.

Потом направил себя на водные процедуры.

Сидя в ванной, с лейкой, перекинутой через плечо, он внимательно рассматривал руку. Конечно, ни ожога, ни покраснения на коже не оказалось. Андрей принял контрастный душ и похвалил себя за это.

Вытираясь полотенцем, он улыбался.

А когда приготовил фирменный «Завтрак Чемпиона», то даже сказал в пустоту комнаты: «Молодчага!»

За годы одинокой жизни и более-менее свободного графика Андрей вывел формулу идеального завтрака. Тот состоял из овсянки на воде, одного яблока, нарезанного тонкими дольками, и двух варёных яиц, по капле горчицы на каждой четвертинке. Последней деталью этой картины, что красовалась на большой белой тарелке, были тонко нарезанные кусочки чёрного шоколада, которые повар втыкал в овсянку, и они таяли в каше, добавляя блюду особенную пикантность.

Он подцепил вилкой очередной комок каши. От неё тянулась полоска растопленного шоколада. Андрей, стараясь не запачкать подбородок, положил кашу в рот и довольно промычал.

Он похвалил себя и за рецепт, и за завтрак.

И если не это было отличным началом дня, то, чёрт возьми, что тогда?

– Баба, – ответил голос Роберта в голове. – Бабу тебе надо.

– Такую, как у тебя? – парировал он воображению.

Воображение заткнулось, но в памяти кое-что дрогнуло, даже булькнуло, как большой пузырь на маслянистой глади. Андрей продолжил напевать мелодию чуть громче, и круги на поверхности памяти разошлись.

Уже сто лет он не просыпался с музыкой в голове, а раньше, давным-давно, так начиналось каждое утро. В те годы, открывая глаза, Андрей слышал, как душа его исполняет какую-нибудь из любимых песен. Обычно это было что-то энергичное или же легкое, как «Cool Cat». Он точно помнил, что такие пробуждения были в порядке вещей во время учёбы в институте, но потом пропали. А тут вдруг – впервые за столько лет?

Не иначе как хороший знак, решил для себя Андрей.

Потом он вспомнил о неудачном путешествии в костёл, но теперь уже не слишком грустил из-за этого. И ещё вспомнил об одном месте, куда приходил, когда был школьником, чтобы просто посидеть в тишине, подумать…

– …и спрятаться… – булькнула память.

– Заткнись.

Вдруг он понял, что нужно было сразу отправиться именно туда. Ещё вчера.

Андрей медленно поднял руки к потолку и почувствовал, как тянутся мышцы вдоль позвоночника, зевнул, и само собой в памяти всплыло название песни – «Cool Cat».

Кот заглянул в смартфон, который сообщил, что на улице сегодня всего-то минус пять, и можно обойтись без термобелья.

Андрей подмигнул экрану и стал одеваться.

Перед тем, как шагнуть за порог, он замер. Вернулся за паспортом (на обложке которого тоже были коты), подумал немного, поднял с пола рюкзак и бросил внутрь чистый ежедневник в твёрдом переплёте и ручку. Снова посмотрел на себя в зеркало и открыл дверь.

Вопрос несоответствия

Здесь почти ничего не изменилось с тех пор. Пол перестелили, но и новый линолеум со временем протёрся всё в тех же местах, а там, где его когда-то порвали каблуки неосторожных посетителей, лежали заплатки из тонкого оцинкованного металла, прибитые гвоздиками.

Линолеум стал первым, на что он обратил внимание, и теперь, ожидая библиотекаря у его стола, рассматривал зал, перебирал детали.

Мир, в котором прошла важная часть детства, почти забытый мир, теперь оживал. Поблекшие краски расцветали, словно картинки, с которых стираешь слой пыли, они начинали дышать и становились полнокровными.

Старые школьные парты, на столешнице которых поколения детей проводили шариковыми ручками по желобкам древесного узора или что-то царапали. Негромкое и до чёртиков уютное потрескивание батарей, что тянулись по полу вдоль окон и напоминали задремавших сытых питонов молочного цвета. Священная тишина, в ней только и было слышно, как щёлкает секундная стрелка круглых часов на стене – прямо над столом библиотекаря. И деревянные ящички с карточками из плотной коричневой бумаги самого низкого сорта.

И, конечно, запах. Тогда, в детстве, этот запах был символом покоя, безопасности и уюта. Он был символом надёжности мира читального зала, мира, где нет времени, нет угроз, а есть только невидимый полог, скрывающий от всего самого плохого, что может поджидать по ту сторону больших окон.

Пахло старой бумагой и книжными корешками, форзацами – какие-то целые, другие – надорванные, но аккуратно подклеенные бумажными полосками. Скотчем теперь, может, и пользовались, но одно звучание слова здесь, в этом месте, казалось Андрею чем-то оскорбительным и пошлым – в старомодном смысле.

Он вдыхал запах и представлял ветхие пожелтевшие страницы, на некоторых попадались древние масляные круги. Но иногда в руках оказывалась и книга со свежими листами, да притом – всё ещё склеенными, и ты чувствовал себя избранным человеком, который будет разделять их первым.

Интересно, современный школьник понял бы, что такое склеенные страницы новой книги, подумал Андрей. Такой книги, которую отпечатали в настоящей типографии на станках, а не принтерах, где на бумаге, кроме краски, остались оттиски.

Только библиотекарь здесь оказался мужчина, да к тому же довольно молодой – лет тридцати. Но борода, болезненная худоба и ясный взгляд, как бы оправдывали его присутствие здесь, подтверждали уместность. К тому же борода была естественная, а не такая, как у модников, которые подравнивают свои щёчки каждый день или используют специальные средства, чтобы волосы росли гуще.

Он стрельнул взглядом на Андрея, когда вернулся к столу, но смотрел не жёстко, злобно или неприветливо, нет, просто с интересом.

Андрей спросил, может ли взять книгу и почитать в зале. Карточки у него нет, и он знает, что библиотека детская, но – всё же?

Мужчина улыбнулся, попросил паспорт и тридцать рублей на оплату карточки. Посетитель всё предоставил и принялся осматривать стеллажи, пока библиотекарь заполнял картонную книжечку. На нескольких рядах коротких полок разместилась экспозиция о родном крае. Там стояли тонкие брошюры с берёзами на обложках, книжки потолще (наверное, с полными воздыханий к этому городу стихами местных поэтов) и толстая квадратная книга в однотонной красной обложке.

Оттуда, где стоял, Андрей не мог разглядеть её название, но и без этого хорошо знал, что именно написано золочёными буквами: «Норск: город и люди» Точно такую же книгу маленькому жителю подарили за второе место в городской выставке рисунков.

– Что вы хотите взять?

– Что?

– Какую книгу вы хотите взять?

– Ааа… – Об этом он не подумал. – Извините, воспоминания нахлынули. – Он тряхнул головой, как делал в детстве.

– Понимаю.

Сначала подумал о «Норск: город и люди», но потом вдруг сказал:

– Большую Советскую Энциклопедию.

– Хорошо. А слово?

– Слово?

Он что, хочет услышать «волшебное слово»?

– Пожалуйста, – растерянно сказал посетитель.

– Пожалуйста?

Мужчина хитро улыбался, а от глаз разбегались морщинки. «Рыбий хвост», они называются «рыбий хвост», – подумал Андрей.

– Большую Советскую Энциклопедию. Пожалуйста.

Мужчина рассмеялся негромко, но глубоким басистым голосом, который совсем не подходил его худобе. Так должен звучать Вин Дизель или Дуэйн Скала Джонсон, а не бледный парень, который выдаёт книжки.

– Извините, – сказал он. – Тома делятся по первым буквам слов, которым посвящены статьи. Чтобы принести вам нужный том, мне необходимо знать, какую статью вы ищите. Какое слово.

– Сон, – неожиданно для себя произнёс Андрей. – Сновидение.

– Хорошо. Подождите. – Мужчина сделал несколько шагов к стеллажам, потом немного развернулся и добавил, будто возвращая слово: – Пожалуйста. – И скрылся в лабиринтах длинных книжных полок.

Андрей улыбнулся и кивнул, но в мыслях сказал сам себе: «Ты стареешь, Джон, ты стареешь»

Получив книгу, он устроился за партой у окна, отыскал статью, которая начиналась словами «СОН (БИОЛ.)» и попытался её прочесть.

«СОН (БИОЛ.)

периодическое физиологическое состояние мозга и организма человека и высших животных, внешне характеризующееся значительной обездвиженностью и отключением от раздражителей внешнего мира. Субъективно у человека при этом угнетается осознаваемая психическая активность, периодически восстанавливающаяся при переживании сновидений, часто с последующим их забыванием…»

Андрей поморгал и попробовал читать дальше, но не слишком в этом преуспел. Статья оказалась написана таким сложным канцелярским языком, что о слова спотыкался не только внутренний голос, который звучал в голове во время чтения, но даже глаза. А текста было много – несколько колонок мелким шрифтом, и всё про сон. Только выглядели слова так, словно не на русском.

Посетитель достал из рюкзака ручку, ежедневник открыл на первой странице. Бумага блеснула чистотой, как будто всем своим видом противилась и отталкивала даже помыслы о том, чтобы замарать её чернилами.

В общем-то, Андрей и не знал, что именно хочет оставить на страницах. Он брал ежедневник просто так, по старой школьной привычке – никто ведь не ходит в читальный зал, чтобы просто почитать? По крайней мере, он в детстве наведывался сюда, чтобы подготовить реферат или доклад или вроде того, вот и тащил с собой тетрадку и ручку.

– Не только, – опять булькнула память. Сегодня она, видно, никак не хотела слушаться.

Андрей посмотрел за окно и тихо согласился:

– Не только.

Он опять склонил над книгой голову, чтобы библиотекарь не видел глаз, и посетитель со стороны выглядел так, будто здорово увлёкся статьями энциклопедии. Но сам смотрел сквозь вмятые станком чёрные оттиски букв на страницах.

«Не только, – снова подумал Андрей. – Не только»

Он приходил сюда в детстве, чтобы прятаться. Приходил, когда прятался от отца. Прибегал – когда прятался от шпаны со двора, если те не успевали догнать сразу.

Чёрт с ними со всеми.

Наверное, стоило расценивать большим подарком судьбы, то, что ночью снова удалось заснуть. Да и то, что утром получилось ни о чём не думать, отвлекаясь на душ и завтрак, и всё остальное. Но теперь память припёрла его к стенке, потому что не могла не припереть. Он понимал ещё ночью, когда сворачивался зародышем под одеялом: так и будет.

Вот что натворило это чёртово сновидение – разбередило старые раны, которые и затянулись-то едва-едва.

И вот почему на самом деле он взял с собой ежедневник – хотел постараться вспомнить и записать всё, что увидел и почувствовал прошедшей ночью, когда сидел за рулём Ки-ки, которая везла его и Нину из Оренбурга, с концерта «Би-2», в их дом.

Андрей ещё раз посмотрел за окно. Мир выглядел издевательски спокойным, сонным и неспешным в это будничное утро – ровным покровом лежал снег, если и попадались люди, то шли они словно замедленно, как в кино. Разве что не зевали. И не было даже вечной птичьей суеты, автомобильной деловитости. Он поймал себя на мысли, что куда радостнее было бы увидеть за окном вьюгу, бурю или ещё какую сумятицу – чтобы снаружи всё кружило, металось и рвалось, весь мир трещал по швам.

Потом он опять вернул взгляд к страницам энциклопедии. «…Отключением от раздражителей внешнего мира…», «…угнетается осознаваемая психическая активность…», «…сновидений, часто с последующим их забыванием…», – танцевали перед глазами сложные слова и неясный смысл, который они в себе заключали. Конечно, само значение слов и предложений Андрей понимал вполне хорошо, но вот смысл их в конкретной ситуации казался каким-то… странным? Невообразимым? Сумасшедшим?

«Не знаю, – подумал он. – Точно не знаю». Может, сумасшедший он сам, а не смысл, который маячил между строк. Может, так и есть. В конце концов, даже Роберт, близкий друг, с высоты своего замдиректоровского понимания иногда смотрел на Андрея, как на чокнутого. Может, таким он и был.

Но сейчас казалось, что описание сна в энциклопедии и приключение прошедшей ночи не сильно-то соответствовали друг другу, даже противоречили. Более того, если верить статье, то…

…что? Скажи уже.

То ночью он видел не сновидение, а переживал что-то реальное.

На сновидение больше походила вся его жизнь в последние года два.

Андрей нажал на кнопку авторучки.

И впервые за эти годы решил хотя бы попытаться вспомнить и записать.

Он не знал, с чего тут можно начать, зато память знала отлично. Наблюдая, как кончик ручки пляшет на бумаге, да с такой скоростью, что вполне может развести на ежедневнике огонь, Андрей успел подумать, что память, видно, давно подготовила всё, от чего хотела освободиться. Будто это была уже тысячу раз отточенная в рассказах байка.

А потом и кончик ручки, и белоснежное пятно бумаги исчезли – глаза застили образы.