Текст книги "Липкие сны"

Автор книги: Алексей Подлинных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Икота воображения

Словно экран кинотеатра становится чёрным, когда заканчивается фильм, сон сменился темнотой. Андрей медленно открыл глаза, будто действительно вышел из темноты в светлое фойе.

Ещё минуту или две после он был уверен, что и впрямь своими руками перемолол зрительный зал.

Зачем, и могло ли вообще такое произойти хотя бы технически – этих вопросов не возникало, как часто бывает в первые мгновения после пробуждения.

Пока ещё сонный и не совсем трезвый (он выпил перед тем, как задремать), Андрей посчитал, что, провернув дело (ПРОВЕРНУВ!!! – прокричал внутренний голос), он просто напился в стельку и вырубился на этом диванчике. Такое уже случалось. Раз уж на то пошло, он и на сцену-то трезвым не выходил, не говоря о том, как заканчивался вечер после шоу.

И он мог допустить, что действительно всё это сделал. Иногда ведущего-Андрея заносило. Порой, когда он подзадоривал зрителей со сцены, крича «аплодисменты!» или «поддержите участников!», «давайте пошумим!», а толпа повиновалась, воображение подбрасывало и другие призывы.

Они выскакивали перед глазами пёстрыми рисованными словами, как в комиксах, вроде «бац!» или «вжжжууух!». Только вместо таких бодрящих призывов, появлялось что-то вроде «Придуши соседа!», «Ткни пальцем в глаз!», «Вырви кадык!»

Конечно, ничего такого вслух Андрей не произносил. Конечно, он и не представлял, что может выкрикнуть подобное. Он относился к этим вспышкам как к чему-то вроде икоты, накрывшей воображение. Маленькое отклонение, небольшой сбой, ничего серьёзного, такая мелочь, что и переживать не стоит. Не говоря уже о том, чтобы обсудить с кем-то ещё.

Но иногда всё-таки спрашивал себя – спрашивал только на минутку – разогрей он толпу как следует и выкрикни со сцены подобный призыв, найдётся ли кто-нибудь в зале, кто его выполнит?

Андрей был почти уверен, что найдётся.

Иногда ведущий так заводил толпу, что она бесновалась и со сцены напоминала аквариум с пираньями, которым бросили кусок. Пару раз Роберт начинал жестами показывать: нужно сбавить обороты, прекратить.

Впервые это случилось, когда человек рядом с замдиректором перестал кричать и принялся покачиваться взад-вперёд, методично отщипывая куски от рукоятки кресла – той части, которая сделана в виде подстаканника. Перед следующим мероприятием Роберт попросил приглушить публику заранее, чтобы ничего плохого не стряслось.

И, в конце концов, все более-менее стихало. Андрей успокаивал перед тем, как покинуть сцену. Всякий раз ему хотелось закончить своё выступление каким-то запредельно ярким росчерком, накалить толпу так, чтобы у людей головы повзрывались от восторга. И, что говорить, именно так, наверное, и правильно было бы заканчивать шоу, но рациональная сторона не позволяла.

Он понимал, что нужно охладить толпу прежде, чем уйти, иначе люди будут слишком возбуждены, чтобы спокойно смотреть фильмы, и могут просто разнести зал и друг друга. Не все, конечно, но кто-то, да найдётся.

Поэтому Андрей оставлял для конца конкурсы потише и поспокойнее, покидал сцену под сонную музыку, а перед этим желал хорошего вечера таким тоном, будто шептал «доброй ночи» любимой девушке.

А в этот раз он, видимо, всё-таки сделал по-своему и перемолол к чертям весь зрительный зал.

Но, ряды ведь, вроде, не сдвигаются? Кресла ведь прикручены к полу – он точно это помнил, потому что под конец одной Ночи какой-то парень пытался оторвать своё кресло. Конечно, они прикручены.

Теперь, сидя в аппаратной кинотеатра после жуткого сна и понемногу выпутываясь из вороха воспоминаний, которыми встретило его пробуждение, Андрей успокаивался. Помещение гудело и как будто даже урчало, вибрировало, словно бы киномеханик работал внутри большого дремлющего кота. В соседней комнате, где стояли проекторы – мёртвый и живой – киногерои негромко произносили финальные реплики. Через минуту нужно будет выключать фильм.

Андрей медленно распрямил колени, вытянулся на диване и почувствовал при этом, что тело как будто одеревенело. Встал и пошёл к компьютеру, чтобы завершить показ. Но проходя мимо маленького окошка в зал, он не стал останавливаться, чтобы заглянуть в темноту, хотя всегда это делал.

Пройти мимо, сразу к столу, его заставила даже не короткая мысль, а вспышка – ощущение, от которого киномеханик поёжился. Он вдруг живо представил, что если подойдёт к окошку вплотную, приблизит к нему лицо, то вместо ароматов поп-корна и карамели, какие обычно приносит тёплый воздух из зала, в нос ударит что-то наподобие запаха, который тяжело висит над мясными отделами.

Когда он потянулся к мышке, сбил её со стола. Правая рука оказалась сжата в кулак. Пальцы были так крепко стиснуты, и, видимо, так долго, что вся кисть стала будто литой, холодной и бледной, словно то был кулак мраморной статуи.

Разгибая пальцы левой рукой, чувствуя при этом боль в запястье, будто не жилы, а тонкие струны натянулись и режут кожу изнутри, Андрей думал о том, что пора поговорить с кем-нибудь – и о снах, и том, какие фантазии выпрыгивали, когда икало воображение.

И, видимо, о пристрастии к выпивке тоже, которую он пока ещё не решался назвать алкоголизмом, но знал, что дела обстоят именно так.

Андрей покосился на недопитую бутылку с настойкой и представил, как выливает жидкость цвета чёрного чая в унитаз. Но затем взгляд зацепился за стеклянный стакан, что стоял рядом.

Магазин воспоминаний

– А зачем ты туда вообще пошёл? – спросил Роберт, наливая по второй порции виски.

– Да не знаю. Просто захотелось посидеть в тишине, наверное. В покое.

– Можно подумать, что у тебя вся жизнь – сплошной стресс, – буркнул Роберт. В его голосе Андрей услышал досаду и зависть.

С тех пор, как замдиректора женился – не сказать, чтобы он это планировал, так вышло – смотреть на него стало тоскливо. Иногда Андрею казалось, будто друг блёкнет – понемногу, но сильнее с каждой неделей. Как будто выгорает, как этикетка на бутылке, которая валяется под солнцем изо дня в день. Это был совсем не тот полнокровный Роберт, с которым знакомые когда-то свели будущего ведущего.

– Наверное, – сказал Андрей, – я понадеялся, что в другом месте будет думаться тоже по-другому. Хотелось просто посидеть, подумать, и чтобы ничего не отвлекало.

Друг кивнул и выпил.

По пути в костёл Андрей вспоминал американские фильмы, в которых герои вот так же приходят в храм, устраиваются на одной из длинных скамеек где-нибудь в сторонке от других прихожан и размышляют о своём. По сторонам тихо горят ряды свечек в стаканчиках красного стекла. Вокруг – покой и тишина.

Иногда в таких сценах у героя завязывается случайный разговор со священником. Тот долго слушает и не торопит человека, знает, что каждому, кто приходит в храм вот так, нужны уши и молчаливое внимание. И, может быть, в самом конце монолога произносит одну или две фразы, которые оказываются такими верными, что открывают путь к решению. Или, возможно, к спасению.

Андрей не был уверен, что сумеет заговорить, если вдруг к нему подсядет священник. Да что уж, он даже мог откреститься от внимания и уйти. Только в глубине души надеялся и на это. Или хотя бы просто найти покой.

Но когда он поднимался по лестнице, покоя не было ни капли – Андрей чувствовал, как слабеют ноги, а сердце вот-вот выскочит и убежит куда подальше от этого места. Он не знал, что делать, когда переступит порог. В фильмах сбоку от входа всегда стояли чаши с освещенной водой, куда нужно обмакнуть руку и перекреститься. Андрей знал, что и в этом храме есть такая чаша, много лет назад он видел. Но тогда приходил по делу и просто прошмыгивал мимо, как бы не замечая.

Теперь гость шёл за помощью, и гадал, нужно ли будет перекреститься? Имеет ли он на это право, ведь католиком не был? И если нужно, то как складывать пальцы? Какой рукой? Как обычно? Этого он вообще не знал.

Но двери оказались заперты. На стене плескался листочек формата А4 с отпечатанным на принтере сообщением: костёл работает во время службы в такое-то и такое-то время. Как у входа в магазин. Андрей прочёл послание и почувствовал себя так, будто его обманули. В кино-то храмы открыты даже по вечерам.

А во время службы он туда точно не придёт.

– Так ты католик? – спросил, нахмурившись, Роберт.

– Нет.

– Тогда почему пошёл в костёл?

– Не знаю. Наверное…

Наверное, потому что другие храмы не показывали в фильмах, на которых я рос, – закончил Андрей мысленно. Или потому что в костёле он был не настолько давно, как в других, хоть и прошли годы. Или потому что там было комфортно, словно ему рады – присядь и чувствуй себя как дома.

Он выбрал последний вариант и проговорил его вслух.

– А когда ты был в костёле? – удивился Антон.

– Когда был студентом. Там преподавали испанский, и я ходил на занятия.

– Ты учил испанский?! Охренеть, мы знакомы уже лет пять, а я даже не знал ни об испанском, ни о костёле.

– Так ведь разговор не заходил.

– Охренеть.

Они выпили.

Об этих занятиях Андрей узнал от однокурсницы, в которую был влюблён. Девушка ходила в костёл на испанский, а он был готов пойти куда угодно, где появляется она.

В самый первый раз Андрей пытался понять, не предательство ли это – быть православным, хотя бы номинально, – но посещать костёл, пусть и по мирским делам. По правде сказать, он и не чувствовал себя поборником или противником ни одной, ни другой ветви. Он вообще не думал, что религиозен.

Андрей поделился этими мыслями с мамой, и она не осудила его. Только предупредила, что бабушке об этих уроках, а точнее – о том, где проходят занятия, – лучше всё же не говорить. Она может не понять. Бабушка ходила каждое воскресенье на утренние службы в старую церквушку и даже чем-то помогала по хозяйству. Кажется, что-то связанное с уборкой воска от прогоревших свечей.

Андрей успокоился и согласился. А когда его так тепло приняли на первом занятии, то и вовсе перестал думать, хороши эти визиты или плохи – вопрос отпал сам собой.

– А там… как? Как в фильмах? – спросил Роберт.

– В этом костёле?

– Ну да.

– Ты имеешь в виду столы и полки, заставленные свечами в красных стаканах, длинные деревянные лавки с библиями на них, большие каменные статуи и распятье в конце прохода, а внизу – мягкие бортики, на которые нужно преклонять колени?

– Ну… я имел в виду эти, как их, ну где исповедаются, такие будки. Хотя, и всё остальное – тоже, да.

– Нет. В смысле, там есть длинные деревянные лавки, это да. Но там нет каменных статуй, распятье маленькое, свечей не помню – по крайней мере, в таком количестве, – исповедален, вроде, тоже. Вообще, он выглядит как-то современно, с евроремонтом. Можно сказать, до обидного современно и упрощённо, как скандинавский стиль на фоне ампира.

Андрей произнёс это и вспомнил своё первое впечатление от аппаратной киномеханика – вот то был настоящий, хоть и подряхлевший, мир.

– Ремонт и всё такое, – закончил он.

– Я тогда понять не могу, если всего этого нет, то зачем вообще туда идти?

– Да я и сам теперь не знаю.

Может быть, думал Андрей, для того, чтобы немного понастальгировать. Чтобы легче было вспомнить уроки испанского, эрману Марту – сестру, которая тоже сидела за одной из парт, и падре Пабло рядом с ней, профессору Наталиу. Приветливость и простоту этих людей. И, конечно, девушку, ради которой он переборол стеснение и приехал в метель на первое занятие.

Может быть, спустя лет семь после этого, он так же в метель пёрся в этот закрытый костёл, потому что надеялся хоть ненадолго вернуться в те времена, когда жизнь была простой, понятной и светлой. Вернуться и, возможно, понять, где же она свернула не туда и пошла по пизде. Но магазин воспоминаний оказался закрыт, о чём говорила трепыхавшаяся, как сырая рыбина, бумажка с графиком работы.

– Ну, а у тебя что? – переключил свои мысли Андрей. – Какие новости?

– Последние новости, – Роберт приободрился, – вчера наорал на свою. Снова.

«Последними новостями» замдиректора называл истории из семейной жизни, которая, если верить этим самым новостям, состояла сплошь из ненависти, непонимания друг друга и мелких подлостей. С тех пор, как он женился, «последних новостей» копилось всё больше, и со временем почти только они стали заполнять вечера, когда друзья садились за стол, чтобы приговорить бутылочку и поболтать.

Обычно, когда Роберт заводил эту тему, Андрей начинал напиваться. Ему было не особенно интересно, что стряслось на этот раз, но делать вид, что внимательно слушает, труда не составляло.

Он научился этому ещё в детстве, когда мать начинала поучать, и делала это нудно и долго. Достаточно было просто агакать вовремя, кивать, посматривать на человека, и – высший пилотаж – задавать какие-нибудь уточняющие вопросы (это Андрей тоже научился делать автоматически).

Друг рассказывал, что у его мальчишки начались проблемы с пищеварением, и терапевт посоветовал перевести ребёнка на новое питание.

– Ну, новое и стоит, соответственно, по-новому.

Андрей сделал глоток виски и почувствовал, как в груди, глубоко, распускается огненный цветок, который медленно тает, расплывается, словно капля акварели на влажном листе, и согревает тело. Вдруг он понял, как сильно устал от зимы, от этого блядского холода, ледяного ветра такой силы, что кажется, будто вот-вот отвалится лицо, вечно замёрзших ног и рук, тысяче одёжек, почти бесконечного сумрака, сквозняка в квартире…

– … а там, знаешь, на втором этаже есть «Спортмастер», а «Детский мир» – на третьем. Ну она и говорит, мол, пока погуляю по «Спортмастеру» (она же, бля, спортсменка!), а ты пока купи питание, встретимся у машины через двадцать минут…

… и как сильно он хочет оказаться в каком-нибудь тёплом месте, просторном месте, где не было бы ни этих панельных домов, что напоминают «дурки», ни машин, ни людей. Где ему не было бы ни холодно, ни жарко, просто – тепло. Он бы упал в траву или на согретый солнцем песок, раскинул руки в стороны и растворился.

– … я говорю: ты ебанутая? Я последние деньги достал, чтобы ребёнку есть было что, как до зарплаты дотянуть не знаю, а ты себе кроссовки за семь кусков покупаешь. Ты где деньги взяла? Она говорит: «Заняла у мамы». А отдавать как будешь? «Как-нибудь, по частям». А с чего ты их отдавать-то будешь? Ты же не работаешь! А моей зарплаты еле-еле хватает, чтобы всё покрыть…

– И почему именно за семь, да? – сказал Андрей негромким голосом.

– Вот да!

Он налил ещё по порции, друзья звякнули стаканами.

«Давай нахуяримся, Андрюх», сказал голос в голове. Этот голос валялся на дне черепа, шкрябал затылок, и звучал эхом, как из глубин колодца. «Давай», – ответил Андрюха.

Позже он включил песню ДДТ, «Любовь», и, подвывая ей, танцевал, кружился, как волчок, раскинув в стороны руки. Так танцевала какая-то девушка на сцене в одной из концертных записей. Правда, она могла кружить долго и не падать, а он, когда доходил до танцевального состояния, не мог.

Роберт к этому времени уже уехал – он всегда уезжал, когда друг нахерачивался и начинал бесноваться.

– Бабу тебе надо, – иногда с грустью в голосе, а иногда весело говорил замдиректора в такие моменты.

Чуть позже, кое-как передвигаясь по коридору, налипая на стенку, Андрей налил себе стакан воды на утро, который всегда ставил возле постели после пьянок, разложил диван, застелил его на автопилоте и рухнул. Перед тем, как заснуть, он опять почувствовал, как сильно хочет курить и улыбнулся тому, что сегодня пришёл выпить именно Роберт, который не курил. Иначе точно бы сорвался – прошла всего-то почти неделя.

Последнее, что промелькнуло в голове перед тем, как ускользнуло сознание, был образ-ощущение, как в 5D-кинотеатре. Он лежит на песке и смотрит в голубое небо, глубокое и чистое. И чувствует ласковое тепло солнца. А на верху, далеко-далеко в небе, кружат и стрекочут ласточки.

Но небо ему не приснилось, да и вообще ничего. Андрей очнулся в пять утра от того, что в ванной забурлила вода в унитазе – вечная проблема первых этажей и забитой канализации.

Когда он попытался приподняться, чтобы выпить воды, мир опасно накренился. Андрей снова лёг. Спать хотелось по-прежнему, но пить – сильнее, поэтому он медленно перекатился на бок, вытянул руку и, почти не поднимая головы с подушки, влил всю воду. Мочевой пузырь уже побаливал, но не настолько, чтобы рисковать встать с постели, поэтому Андрей решил попробовать заснуть так.

И какого хрена он вообще проснулся? Ведь после пьянок ни канализация, ни будильник не могли его растолкать – по крайней мере, в такое время.

Андрей подумал что-то ещё и заснул.

Фредди идёт за тобой

– Режим «тёплая попка»? – спросила Нина, когда Андрей включил обогрев сидений. После этого вопроса стало ясно: жена больше не обижается.

– Так точно. «Тёплая попонька», – ответил Андрей.

Ему не стоило быть резким с тем очкастым куском говна, мужем подруги Нины. Ну и что, что парень бахвалился тем, чего не заработал, и так надменно проводил экскурсию по квартире, которую подарила мама – словно сам своим трудом нажил это добро? Случается. Очкастые куски говна случаются. Хорошо уже то, что Андрей сдержался и не высказал всё, что думает по этому поводу. Просто пару раз подколол. Может, чуть больше.

Не нужно было этому мудаку говорить, что их с Ниной Ки-ки – не самая лучшая машина в своей категории, даже если это так (хотя, это не так).

Не стоило говорить такое хотя бы от того, что сам муж подруги водил Приору. Которую ему подарила мама. А Андрей заработал на Ки-ки своей головой, купил за наличку, без кредитов и прочей херни. Своими мозгами и упорством.

Как же хотелось отмудохать мужа подруги! Например, запинать под Приору, чтобы сидел там тихонько, скулил и боялся показать нос наружу. Не говоря уже о том, чтобы высказывать своё ебливое мнение и чем-то хвастать.

Андрей медленно выдохнул, расслабил плечи и немного просел в тёплом кресле.

Пара возвращалась из Оренбурга с концерта «Би-2». Хотя шоу закончилось около восьми вечера, теперь была уже ночь – они заехали в гости к друзьям. Стоило, конечно, остаться ночевать у ребят, а утром отправиться назад, но Андрей не поладил с мужем подруги, и атмосфера под конец вечера стала не очень-то приятной. К тому же, у него был бзик, который тоже погнал в ночь перематывать зимнюю трассу.

Андрей терпеть не мог засыпать и просыпаться не в своей постели. Просто ненавидел всем нутром. Но когда это началось, точно не помнил. Наверное, после службы в армии.

Нину это не слишком напрягало – так она считала. У всех есть бзики, и, если у мужа – такой безобидный, то чёрт с ним, это не страшно. Не любит человек ночевать вне дома, так и ладно. Кто-то, может, ворует в магазине, переодевается в женские платья или поджигает бомжей. Андрей просто не любит спать не в своей постели.

Другое дело – его резкость и вспыльчивость, это да. Муж подруги Нины был, конечно, тем ещё говнюком, думала она, но это не повод подъёбывать хозяина квартиры, куда ты пришёл в гости, тем более весь вечер. Тем более, если это муж подруги.

В конце концов, думала Нина, на то они и взрослые люди, чтобы управлять своими эмоциями, а не позволять им туманить голову. Мудрее нужно быть. Мудрее.

И ей, Нине, нужно проявить мудрость тоже. И успокоиться.

Девушка медленно и тихо выдохнула и погладила Андрея по бедру.

Ещё он не любит, когда его будят, и это уже точно осталось после армии. Муж рассказывал, как сильно ненавидел этот истеричный крик «Рота, подъём!», потом – бежать со всех ног в сушилку за берцами, суматошно одеваться. Кто угодно не взлюбил бы, что уж.

Но Андрей не просто не любил. Он разъярялся, если его вырывали из сна ради пустяка. Конечно, после этого стены оставались целы, как и посуда, вещи и, разумеется, сама Нина – Андрей ничего не крушил, но взгляд у него был такой, что жена не сомневалась: очень тонкая грань отделяет мужика от разрушений. Хотя, такой взгляд она видела только раз.

Как-то их кошка начала среди ночи звать кота. Нина не успела стерилизовать её вовремя, и вот, дождалась. Хотя, на самом деле просто-напросто забыла.

Всё началось ночью. Когда Чуня разбудила Андрея в первый раз, он просто прикрикнул. Этого хватило.

Когда она разбудила Андрея во второй раз, он поймал кошку, несколько раз тряхнул, вцепившись в шкирку, и намочил под краном. Этого хватило ещё на несколько часов – Чуня вылизывалась.

А когда она разбудила Андрея в третий раз, он стал гоняться за кошкой по квартире. Сквозь стиснутые зубы шипел, что свернёт ей шею, «оторвёт башку к хуям» – так он говорил. И Нина не сомневалась: не успей Чуня спрятаться за большим угловым диваном и не дай таким образом Андрею успокоиться, он бы действительно оторвал той голову к хуям.

На секунду, как вспышка, перед глазами Нины мелькнула картина: их чёрная кошка стиснута в левой руке мужа, он держит за горло, немного прижимает к себе, чтобы та не слишком дёргалась. А правой – обхватывает маленькую голову сверху и одним рывком проворачивает по часовой стрелке. Как будто кошка – это банка с томатной пастой, которую Нина попросила открыть.

Слава богу, звука в этой картинке не было. Да только девушка и так легко представляла, что могла бы услышать.

Но это было давно, и всего один раз. Таким разъярённым она больше никогда Андрея не видела, и со временем даже начала сомневаться – не приснилось ли всё. Её муж не может быть настолько злым и опасным. Чёрт, да как человек, который млеет и растекается по сиденью, когда согревается его попка, может кому-то навредить? Конечно, не может. Зачем она вообще об этом думает?

Обогрев сидений работал, Андрей поелозил на водительском месте, потом немного просел ниже, и довольно проурчал. Хотя, этот звук только в его воображении выражал удовольствие, со стороны он был похож на мычание монстра Франкенштейна. Но они уже достаточно давно были вместе, и Нина понимала, что означает тот или иной звук.

– Прости, пожалуйста, – сказал муж через несколько минут.

– Да ладно. Он и правда мудак.

– Ну всё равно. Хоть он и говно («очкастый кусок говна, если быть точным», – подумал Андрей), нужно было вести себя спокойнее.

– Нужно было, но что уж.

– Извини.

– Ничего страшного. Я не обижаюсь, – сказала Нина. – Что там приготовил на этот раз муженёк? Давай.

– О, сахарок, я ждал этот момент весь день.

– Даже так?

– И только так.

Он приподнялся на кресле – пришлось всё-таки оторвать свой подогретый зад, чтобы выпрямиться и подлезть рукой в передний карман джинсов. Там лежала флешка с подборкой музыки, которую он записал специально для этой поездки.

Их вкусы здорово совпадали, а для Нины это было важно. Особенно приятным открытие стало в ту первую ночь. Они уже просто обнимались под одеялом, когда девушка сказала про подборку, которая играла весь вечер:

– Обалдеть. Половина музыки как будто из моего плейлиста. Ты накачал моих аудиозаписей из VK?

– Нет, это все мои. Серьёзно.

Кто его знает, может, тогда она и поняла по-настоящему, что это – её человек?

Как бы то ни было, по поводу музыки они не спорили. Но только то, что звучало обычно, на фоне, никуда не годилось, когда нужен был отдельный плейлист в дорогу, особенно ночью.

– Это – музыка для наушников, – сказала как-то раз Нина. И, в общем-то, была совершенно права. – А в машину нужно что-то другое.

– Ты права, – согласился он. – Запишу другое.

И с тех пор всегда выбирал для поездок что-то более энергичное и крикливое.

Хит-парад этой ночи открыл Billy Idol с композицией «Fatal Charm»

– Билли Айдол. Это просто. Но не менее круто, конечно, – прокричала Нина. Она постукивала ладошками по панели Ки-ки, Кии Рио. – Давай дальше.

Андрей переключил композицию, и на красном дисплее слева-направо поползла череда цифр и символов. Он всегда приписывал их в названия песен, которые собирал для игры, потому что Нина подглядывала.

– Hey, pss-pss… – заговорили колонки женским голосом. Нина наклонила вбок голову.

– Чёрт, я не знаю. Тоже из восьмидесятых? Хотя, и так слышно. Так, подожди… Блонди?

– Молодчина!

– Я эту песню даже не слышала. – Нина подождала, пока за чередой цифр на красном экране выползет, наконец, название: «Rip Her To Shreads»

– Это всё из фильма, – сказал муж. – Попробуешь угадать?

– Ну, фиг его знает. – Нина знала, что хочет. Она обожала угадывать фильмы по саундтрекам, по фразам героев, как и любила песни, которые исполняли известные актёры. В основном, это была полная хрень, но, например, Стивен Сигал удивил приятно. – Требую подсказки.

– Спрашивай.

Нина задумалась.

– А пока наш радиослушатель формулирует свои три законные вопроса, – подчёркнуто чётко и громко заговорил Андрей, – хит-парад этой ночи продолжает группа Dramarama с композицией «Anything». Слышите, Нина? Всё, что угодно – спрашивайте, что пожелаете. Вы готовы?

– Да, я готова! – Нина уже пританцовывала и вертелась на своём кресле. Когда она встряхивала голову, её рыжие пряди подлетали вверх. Андрей любил смотреть на жену в таком настроении, её волосы напоминали всполохи пламени.

Вдруг, прядь, которую подбросило очередное движение головой, как будто замерла. Она стала опускаться вниз, как и должна была, но делала это очень медленно, словно была под водой. В то время как все остальные пряди и голова, и сама жена, двигались нормально.

Андрей поморгал, глянул на дорогу.

– Итак, – он убавил громкость и заговорил обычным тоном. – Первый вопрос.

– Первый вопрос: это один фильм или серия из нескольких частей?

– Отличный вопрос, Нина! – Голос снова звучал постановочно. – Сразу видно, что вы в нашем деле не новичок! Эта история растянулась на несколько частей. Если быть точным, кажется, около семи, не считая ремейка две тысячи десятого года!

– Семь?! Ни хрена себе!

– Осторожнее на виражах, маленькая леди. Вы в прямом эфире.

– Окей. Значит, семь.

– Второй вопрос?

– Да, второй вопрос. Это комедия?

– И да, и нет, Нина. Мы угадываем точно не комедию, хотя забавных моментов хватает в каждой части. Говорят, это заслуга актёра, который играл главного антагониста – он любил пошутить на площадке, и многие приколы вошли в фильмы.

– Антагонист, значит. Ага. Злодей.

– Это ваш третий вопрос, Нина?

– Нет, подожди. Дай подумать.

– А пока Нина придумывает третий вопрос, который поможет отгадать название фильма, мы продолжаем слушать саундтреки. На этот раз предлагаем вашему вниманию композицию группы Dokken, которая называется «Dream Warriors». Имеющий уши, да услышит.

– Что?

– То, что сказал.

– А что ты сказал? Я прослушала.

– Тогда упустила подсказку. Песня ещё звучит, слушай. – Но громкость Андрей убавил. Локон волос, а теперь и название песни запустили целую череду мыслей, которые требовали внимания, и как можно скорее.

Нина сидела, немного склонив голову на бок, как всегда, когда прислушивалась к музыке или думала о чём-то своём. И она не обратила внимания на то, что скорость муж сбавил тоже. Только когда музыку разбавил тикающий звук поворотника, оторвалась от мыслей и посмотрела на Андрея. Вид у него был такой, будто это он пытается что-то разгадать.

Машина остановилась возле автобусной остановки, которая зимой, ночью, на междугородной трассе выглядела странно и неуместно, как часть какого-то нелепого сна.

Андрей несколько раз медленно моргнул, будто продирая глаза, затем стал осматривать салон, собственные руки, трогать Ки-ки. В красном свете приборной панели он выглядел, как герой какого-то фантастического фильма.

По крайней мере, так показалось Нине. Она смотрела на мужа, который не то, чтобы разглядывал всё вокруг, он именно щупал предметы взглядом. Да, как будто притрагивался к ним взглядом, ненадолго замирал, потом нащупывал что-то другое, как человек, которому нужно опираться на стены, чтобы идти. Лицо его было красным от мягкого света приборной панели, и, подсвеченное снизу вверх, снова навеяло ассоциации с миром кино.

«Точно! – подумала Нина. – Он выглядит, как пилот космического корабля. Звездолёт потерпел крушение, и теперь работает на резервном питании. Пилот только что пришёл в себя, но пока ещё не вспомнил до конца, что произошло, и как он здесь оказался»

– Эй. Ты как?

– Нина? – Андрей посмотрел на жену не своим взглядом. – Я заснул что ли?

Потом он вдруг дёрнулся, выпрямился в кресле, тряхнул несколько раз головой, и снова посмотрел на жену. Теперь взгляд стал нормальным. Немного рассеянным, но нормальным.

А потом переменился опять. Что-то в нём напомнило Нине ту ночь, когда Чуня не давала спать.

– Дай-ка мне спички, пожалуйста. Они в бардачке. В коробке.

Нина открыла бардачок, поворошила бумаги и нащупала небольшую картонную коробку. Внутри, она это знала, лежал набор «на-всякий-пожарный», как его называл Андрей. Коробок спичек, швейцарский армейский нож, пять тысяч рублей одной бумажкой и газовый баллончик.

Когда Нина подала коробок спичек мужу, тот достал одну, отломал головку, вернул её в коробок, а оставшуюся часть засунул в уголок рта.

– Да что происходит? – спросила Нина. Если её муж вдруг так сильно захотел курить – а он бросил почти два года назад – то что-то точно происходит. Что-то очень странное или неприятное, или всё вместе, а она не может понять, потому что, вроде бы, всё в порядке. Мотор по-прежнему равномерно урчит, в стекло время от времени бьётся снежная крупа, но не сильно, дорога чистая, они едут с концерта «Би-2» домой, и всё в порядке, так какого хрена?!

– Не знаю пока, – ответил Андрей странным скрипучим голосом, будто у него пересохло в горле. Затем повернулся к жене и задал вопрос, который окончательно выбил её из равновесия: – Посмотри на меня. Внимательно рассмотри лицо. Я выгляжу так же, как утром?

– Нет, блядь, на подбородке появилась жопа! – взорвалась Нина. – Конечно, так же! Глаза на месте, и всё как всегда! И ты такой же, только ведёшь себя, как ебанутый!

– Я серьёзно. Посмотри внимательно. Это моё лицо? Перед тобой сижу я?

«Он заигрался, – подумала Нина. – Иногда он подкалывал, разыгрывал её, и умудрялся при этом выглядеть совершенно серьёзным, но сегодня – перебор»

– Слушай, если ты подкалываешь…

– Нет, я серьёзно. Не шучу. Рассмотри меня.

Да, выглядел он действительно серьёзно. И вполне обыкновенно. Только причёска растрепалась, но ведь Андрей несколько раз тряхнул головой. Вот и всё.

Нет, не всё.

Причёска не просто растрепалась. Муж выглядел обросшим. Над ушами нависали волосы, окантовка стала нечёткой. А он всегда очень трепетно относился к своим волосам и причёске – стригся каждые две недели, почти никогда не носил шапку. Это был ещё один бзик – он даже выбрал фото Киану Ривза с короткой стрижкой, которую показывал первые разы парикмахеру, потому что считал, что обладает такой же формой головы и овалом лица, как у актёра.