Текст книги "Юнги с Урала"

Автор книги: Алексей Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

В тот, первый раз Броневицкого сопровождал начальник политического отдела Учебного отряда полковой комиссар Гришанов. Этого человека мы узнали чуть ли не в первый час пребывания на Соловках. Он всегда был в гуще моряков. Высокая должность и звание не мешали ему поговорить по душам не только с младшим командиром, краснофлотцем, но и юнгой. Стоило заняться ему нашим батальоном, как тут же в части развернулась работа по созданию партийной и комсомольской организаций, активизировалось оборудование учебных классов. Василий Максимович сердцем и разумом понимал, что от того, с какими знаниями мы выйдем из Школы юнг, во многом будут зависеть наши успехи в смертельной схБатке с врагом. Каждое его слово, пусть даже выраженное не в форме приказа, а сказанное дружеским тоном, было для нас законом. Мы знали: Василий Максимович зря ничего не скажет, за его плечами большой опыт. Старшина Воронов рассказывал, что этот человек, будучи батальонным комиссаром, в студеную зиму 1939/40 года водил отряд моряков-добровольцев в бой против белофиннов. При этом моряки, воодушевленные Гришановым, проявили беспримерное мужество и героизм.

Чуткий, внимательный, Василий Максимович заботился о юнгах как о своих собственных детях. Таким он запомнился нам на всю жизнь. Даже много лет спустя, став адмиралом, членом военного совета, начальником политуправления Военно-Морского Флота, не забывал написать знакомым юнгам письмо, поздравить того или иного своего питомца с достигнутыми им успехами. Да и потом, когда Василий Максимович уже давно был в отставке, многие из нас, в том числе и алтор этих строк, регулярно получали от него не только поздравительные открытки н телеграммы к праздникам, но и дружеские письма с добрыми вестями, советами и наставлениями,

А в тот памятный день Броневлцкшт и Гришанов припыли в расположение батальона для того, чтобы перса, началом учебного года сказать юнгам теплые напутственные слова. За давностью времени речи высоких командиров в памяти не сохранились, помню только, что смысл их был примерно таков:

– Дорогие юные друзья! Бот н сбылись ваши ы -сты. Через несколько дней в школе начнутся регулярные занятия по овладению морскими знаниями. Станет еще труднее, чем сейчас. Будете учиться и продолжать строительные работы. Понимаем, что тяжело, очень тли– ?ло, но таково веление времени. Учитесь настойчиво, старательно. Те из вас, кто будет хорошо учиться, могут быть выпущены на действующие флоты досрочно, а кто получит свидетельства об окончании Школы юнг с отличием, будет иметь право выбора флота. Рапорты о посылке на тот или иной флот следует подать в день начала занятий 1 сентября своим младшим командирам. Они до самого вашего отъезда с Соловков будут храниться в штабе части. Желаем вам стать отличными морскими специалистами! В добрый путь, будущие флотоводцы!

Юнги дружно заулыбались. Броневицкий и Гришанов их за это не осудили. Ходили слухи о том, что даже нарком Военно-Морского Флота Николай Герасимович Кузнецов службу на флоте начинал юнгой. Насколько они соответствовали правде, мы не знали, но хотелось им верить. Не зря ведь говорят: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом».

Во время обеда Саша Плюснин, занимавшийся тонкой печей в здании штаба, сообщил о том, что побывавшее в батальоне высокое начальство осталось недовольно нашим внешним видом.

– Бескозырки без ленточек, шинели не по росту, у некоторых без пуговиц и хлястиков. Не моряки, а оборванцы какие-то, – выговаривал якобы генерал начальнику школы. – Даю десять дней сроку. За это время форма юнг должна быть приведена в полный порядок. С материка доставлены большие партии шинелей, бескозырок, ботинок малых размеров, флотские ремни и ленточки. Большую часть обмундирования заменить, а тем, кому оно не подойдет, подогнать в мастерской Учебного отряда. В кремле эта работа уже проведена...

Внешний вид большинства юнг действительно не выдерживал никакой критики, но мы, целыми днями занимавшиеся строительными и камбузными работами, с этим уже смирились. Одеться получше, походить на настоящих моряков нам, рсонечно, хотелось, но при выполнении таких работ, как трелевка леса, чистка картошки и рыбы, новая форма была вроде бы даже и ни к чему. Тем не менее приказ командира Учебного отряда стал выполняться незамедлительно. Через два дня рота радистов была полностью переобмундирована. Почти все юнги получили шинели и бескозырки, сшитые специально для Школы юнг. Об этом, выполняя приказ наркома, позаботилось Главное управление портов Военно-Морского Флота. Теперь без стеснения можно было ке только в строй вставать, но даже в увольнения ходить. Правда, ходить-то было некуда. Разве что в кремль, но туда отпускали или посылали только по неотложным делам. Огорчало лишь то, что вместо ленточек с надписью «Северный флот» или, на худой конец, «Учебный отряд Северного флота», какие мы рассчитывали иметь, получили ленточки с прозаическим текстом. У одних «Школа юнгов ВМФ», у других просто «Школа юнгов». Не было и косиц с нравившимися нам красочными якорями. Вместо них непривычные для глаза бантики. При надевании ленточки на бескозырку они оказывались с правой стороны, повыше уха.

– Не моряки, а мальчики с бантиками, – взглянув на юнг с высоты своего, по сравнению с нами, солидного роста, хмыкнул опять Митька Рудаков. – Школа юнгов.., Школа юнгов... Братцы, да ведь тут ошибка. Надо было оттиснуть не «Школа юнгов», а «Школа юнг» или «Школа юнг ВМФ».

Кто из изготовителей ленточек был не в ладах с русским языком, мы тогда, конечно же, не установили. А то, что бывший отличник Очерской средней школы Митя Рудаков прав, после подтвердил и преподаватель русского языка и литературы Школы юнг Павел Павлович Вишнев. Впоследствии ошибку исправили, и юнги следующих наборов на сеоих бескозырках носили ленточки с надписью «Школа юнг ВМФ».

Новая, хорошо подогнанная форма преобразила нас неузнаваемо. Все ревностно ухаживали за ней. Выкраивая немногочисленные свободные минуты, до ослепительного блеска драили бляхи ремней и пуговицы шинелей, с нетерпением ждали своей очереди на единственный на всю роту паровой утюг. Потерявшие надежду его дождаться позаимствовали у одной из местных хозяек доставшийся ей, наверное, в наследство от соловецких монахов чугунный утюг, разогревали его на камбузной плите (кок Московский, сам большой щеголь, ходивший в брюках-клеш, это милостиво разрешал) и до полного охлаждения елозили им по недавно полученным со склада суконным брюкам.

Любивший содержать свою форму в образцовом состоянии Сережка Филин однажды притащил с камбуза выдранный из ящика из-под консервов кусок фанеры, хитро мне подмигнул.

– Немного потрудимся, и стрелочки на брюках будут обеспечены.

Он достал из-под набитого морскими водорослями матраса привезенный еще с гражданки перочинный ножик, вытащил из вещевого мешка брюки, отбросил матрас на постель соседа, разостлал брюки на досках нар и выкроил из фанеры что-то похожее на две штанины, только чуть пошире их.

– Режь, должно получиться два клина, – подавая нож, приказал мне друг. – Смочим внутри места складок мыльной водичкой, вставим клинья в брюки и на ночь положим под матрас. К утру брюки без особого труда и утюга под тяжестью тела будут как выглаженные. Уловил? – подражая командиру роты, спросил Филин.

Идея друга пришлась мне по душе. Скоро гладить брюки подобным способом стали не только мы с Сережкой, но и Боря Батанов, Витя Кожихов, Валя Рожков и даже юнги других рот.

Командиры рот были довольны – подчиненные стали ходить в хорошо отутюженных брюках. Не знаю, догадывались ли они, как мы этого добивались, а вот нашего командира смены Воронова, похоже, было не провести. Глядя на стрелочки наших брюк, он пока ничего не говорил, только хитро улыбался. «Наверное, сам когда-то делал так же», – думали мы.

Между тем командный состав батальона с каждым днем все больше обращал внимание на внешний вид юнг. Особенно строго с этим стало после введения строевой подготовки. На первых порах командиры смен для нее использовали в основном только наши переходы из расположения палаточного городка и района строительства землянок на завтрак, обед и ужин, к камбузу и обратно. Потом для строевой подготовки стало отводиться специальное время.

Перед началом учебного года в школе появилось много новых командиров и преподавателей. Ныне, через столько лет, всех и не припомнить. Остались в памяти капитан 2-го ранга Сорокин, капитаны Коржов, Богданов, Назаров, Пукемов, старшие лейтенанты Нечптайло, Соловьев, Ахмедов, мичманы Астахов, Пестов, Селезнев, Громов. У юнг роты радистов особым авторитетом пользовался командир смены, он же парторг роты, старшина

2-й статьи Карачев. Был он строг, но справедлив. К тому же замечательный радист. Будучи человеком начитанным, с широким кругозором, он даже о самых сложных вопросах международного и военного положения умел говорить ясно и просто. На строительстве землянок первым брался за лопату или кирку, подставлял свое плечо под самое тяжелое бревно. Учил нас не только словом, но и делом, силой личного примера. Это нам нравилось. Признаюсь, многие из нас хотели быть хоть чуть-чуть на него похожими.

Пусть не обидятся на меня бывшие юнги других рот, в чьи руки попадет эта книга, за то, что я больше рассказываю о командирах роты радистов, почти не упоминая других. В силу разделения нас на смены, роты, батальоны, я, естественно, знал их меньше, чем своих непосредственных начальников. Надо отметить, что военный совет Северного флота постарался подобрать в Школу юнг исключительно толковых командиров и преподавателей, имевших большой боевой и педагогический опыт, ведь им предстояло дать нам не только прочные специальные знания, привить любовь к морю, морским профессиям и традициям, но и во многом заменить родителей. Командиры и преподаватели в своей работе с нами были вынуждены учитывать наш возраст. Хотя юнги и надели морскую форму, но оставались по сути еще мальчишками. От них можно было ожидать всякого – от героических поступков до самых обыкновенных детских шалостей и баловства.

Припоминается смена № 43 роты корабельных электриков, в которой проходил службу выходец из Красно-камска, ныне пермяк Ваня Семенов, близко сошедшийся с кировчанином, впоследствии ставшим пермяком, Сашей Плюсниным и будущим Героем Советского Союза юнгой Володей Моисеенко. Ребята в смене подобрались толковые, работящие, любознательные. Душой их был командир отделения старшина 1-й статьи, в недавнем прошлом подводник, награжденный за участие в боях на Балтике медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги» Михаил Щербаков. Мальчишки любили его за справедливость, заботу н умение отстаивать ребячьи интересы перед командиром роты.

Бывало, разойдутся смены в разные концы острова на строевые занятия, и вдруг совсем неожиданно и не совсем уместно издалека донесется:

Любо, братцы, любо,

Любо, братцы, жить.

С Мишкой Щербаковым Не приходится тужить...

Бее знали, что это электрики из 6-й роты во главе со своим запевалой, бывшим участником художественной самодеятельности Краснокамской школы Ваней Семеновым прославляют полюбившегося старшину. И будет юный уралец, страстно хотевший походить на своего командира, петь вместе со всей сменой эту песню до тех пор, пока не последует сердитая команда ее героя:

– Отставить!

Ростом Ваня был невелик, но строен, крепок. Припоминается его первый выход на боевой пост в Савватие-во. Не с учебной винтовкой, а настоящим боевым оружием. Дело было поздней осенью. На Соловках уже выпал снег. Ночь выдалась морозной, лунной. Стоял под грибком, что по дороге от штаба в расположение батальона, возле склада горюче-смазочных материалов. Северный мороз щипал уши, нос, щеки, нахально забирался под тулуп, шинель, фланелевку и даже тельняшку. Но ничего этого паренек не замечал. Шутка ли – он на посту: весь внимание. Однако как ни всматривался в лесную чащобу, тень через дорожку, проходившую неподалеку, мелькнула неожиданно, да так быстро, что Семенов даже не понял, кто или что это.

– Стой! Кто идет? – – крикнул часовой и тут же плюхнулся в снег, изготовившись к стрельбе.

Кругом тишина: ни шороха, ни звука. «А правильно ли я поступил? Под грибком телефон – можно было по-

113

S Л. Леонтьев

звонить в караулку» вызвать помощь. Нет, сам задержу!»–твердо решил Семенов. Сколько он лежал без движения в колючем от мороза снегу, неизвестно, только окоченел порядочно. Но не сделал ни одного движения, ке издал ни единого звука.

Но что это? Отдаленные шаги? Кто-то идет. Кажется, по тропке... Да. Точно.

– Стой! Кто идет?

К счастью, свои.

– Начальник караула – ко мне, остальные на месте! – строго командует юнга.

Доклад о мелькнувшей тени времени много не занял. И вот уже командир и юнга осматривают место происшествия.

– След лисы, – твердо говорит начальник караула. Убеждается в этом и юнга.

В тот день на вечерней поверке командир роты объявил Семенову благодарность. После за отличное несение караульной службы удостаивались поощрений многие из нас. Но пример бдительности на боевом посту первым показал все же Ваня, потому, наверное, случай, происшедший с ним, запомнился больше других.

Приказ наркома Военно-Морского Флота обязывал: «Школу укомплектовать юношами, комсомольцами и не-комсомольцами в возрасте 15—16 лет, имеющими образование 6 – 7 классов, исключительно добровольцами... ■» Мальчишкам военной поры не все в этих строках нравилось. Почему юнге должно быть 15—16 лет? А если ты младше? Ведь даже голопузые дошколята, играя в войну, стреляли по бандюге Гитлеру. Спроси такого вояку, хочет ли он пойти добровольцем в юнги, и тот бы, не задумываясь, ответил «да». А ребят постарше и спрашивать не стоило. Узнав о наборе в Школу юнг, в военкоматы и райкомы комсомола приходили и те, кто совсем недавно окончил 5, а то и 4 класса, кому до определенного приказом Бозраста не хватало по году, два, три.

Строгие отборочные комиссии таких добровольцев возвращали домой к матерям. Но были и исключения...

Однажды командование батальона решило проверить личные вещи юнг. С какой целью это было предпринято, в ту лору никто из юнг не знал. Ничего особенного не обнаружили. Но для одного из юнг безобидное мероприятие чуть не обернулось отчислением из школы. Случилось это с юным пермяком Юрой Борисовым. Мысль попасть на фронт и отомстить за раненого отца, Михаила Матвеевича, не покидала мальчика с 13 лет. После просмотра кинофильма «Мы из Кронштадта» Юра твердо решил стать военным моряком. Как-то, поджидая с работы мать – Анну Ивановну, паренек увидел вышедшую лз обкома комсомола группу моряххоЕ. Это были посланцы Северного флота, приехавшие в нашу область для сопровождения будущих юнг на Соловецкие острова. Юра тут же решил стать юнгой. Всеми правдами и неправдами через военкомат и родителей своего добился. Было мальчишке в ту пору... 14 лет. Может, тайна юнги так бы и осталась никому неизвестной, да подвела злополучная проверка вещей. Старшина, построив юнг, велел всем положить своп вещи стопкой перед собой. Когда его приказание было выполнено, пошел вдоль строя, наметанным глазом смотря то на юнгу, то на его вещи.

Казалось, ничто не предвещало беды. Но вдруг командир остановился, нахмурился, сначала с удивлением посмотрел на очередную стопку юнгашеского обмундирования, потом на ее владельца и спросил:

– А это еще что такое?

– Предметы формы одежды, – четко ответил Юра.

– Я спрашиваю о том, что находится в середине..,

– Это галстук.

– Какой еще галстук?

– Пионерский, – заикаясь, ответил смутившийся юнга. – Я пионер... Не мог же я его оставить дома или в бане при переобмундировании...

– А лет тебе сколько?

Юра покраснел и замолчал.

Приписавшему себе лишние годы юнге пришлось держать ответ не только перед старшиной, но и командиром роты, батальона и даже начальником школы. И быть бы ему отчисленным, если бы за мальчишку не заступился все тот же старшина смены, проверявший вещи юнг. Совсем неожиданно Юра нашел защитника и в лице заместителя командира батальона по политической части Калинина.

Николай Максимович пришел в Школу юнг в сентябре 1942 года. Недавний фронтовик юнгам понравился сразу. Коренастую, небольшого роста фигуру капитана с двумя орденами Красной Звезды на кителе можно было видеть везде, где работали юнги: на повале и трелевке леса, на рытье котлованов и строительстве землянок, на занятиях по строевой подготовке и возле обогревавшего юнг костра. Митька Рудаков где-то проведал, что награды замполит получил за личный героизм и умелое командование ротой разведчиков морской пехоты на полуострове Рыбачьем, а в Школу юнг приехал из госпиталя.

С приходом этого человека в батальоне многое изменилось. В сменах были созданы комсомольские группы, избраны групкомсорги, в ротах появились комсомольские организации. Я, по предложению Игоря Лисина, поддержанному Борей Батановым и Витей Ножиковым, стал членом бюро, а потом и секретарем комсомольской организации роты.

– Ты у нас «золотце», вот и оправдывай свое драгоценное имя, – сказал мне Сережка.

Игорь вошел в состав комсомольского бюро батальона. Филпн возглавил редколлегию стенной газеты. Боря, любивший спорт, стал во главе футбольной команды. Витя был определен агитатором.

Некоторые, ссылаясь на неумение вести комсомоль

це

скую работу, пытались отказаться от общественных нагрузок.

– Доверием комсомольцев надо гордиться, – сурово заметил капитан Калинин, а на следующий день собрал комсомольский актив в одном из будущих классов школы.

– Активистами не рождаются, ими делаются. Будут неясности – приходите ко мне, как говорил Чапаев, в полночь и за полночь. Чем могу – помогу. Главное – не хныкать!

Утром следующего дня на доске объявлений батальона появился призыв: «Не хныкать!»

Так отреагировал на инструктаж комсомольских активистов только что избранный редактор стенной газеты Сережка Филин.

Постепенно это слово стало для юнг своеобразным девизом. Им пользовались, когда надо было поднять настроение юнг.

Поистине магическое воздействие на нас производило также широко используемое Вороновым слово «Надо!»

Однажды на строительстве одной из землянок, когда рабочий день уже подходил к концу, для наката последнего ряда не хватило двух ошкуренных бревен.

– Завтра уложим, – предложил Умпелев. – Сегодня уже устали.

– Не хныкать! – скомандовал Гена Мерзляков. – Надо, значит, сделаем! Не оставляй на завтра, что можно сделать сегодня. Слыхал такую пословицу?

Гену поддержали Ванька Рожков и Игорь Лисин. И юнги, сообща ошкурив бревна, уложили-таки последний ряд.

Или еще такой случай. В соловецких лесах было много брусники.

– Варенье бы из нее сварить! – как-то мечтательно сказал Боря Батанов.

– Можно не только для себя, но и для бойцов бли-

жайшего госпиталя, – уточнил мысль друга Витя Кожи-хов. – Раненые от него тоже бы не отказались.

Неожиданно родившаяся идея пришлась по душе и другим юнгам.

«Дело хорошее, нужное. Надо, значит, надо. Насобираем!» – решили комсомольцы.

Для ускорения сбора ягод Сережка Филип соорудил специальную машинку. Конструкция ее была проста: обыкновенный совок с тонкими проволочными пальцами на переднем конце. Похожие машинки для сбора брусники местные старожилы называли брасновками. Стоило сделать таким совком два-три взмаха по кустам брусники, и он уже полон. Дунешь – листья слетят, в совке остаются только ягоды...

Такими же машинками для сбора ягод обзавелись Жора Бриллиантов, Игорь Лисин, Боря Батанов, Валя Рожков, Витя Кожихов, Гена Мерзляков, я, многие ребята из других рот.

Через несколько дней юнги после завершения рабочего дня отправились в лес. Час дружной работы, и решение комсомольского бюро о сборе ягод для госпиталя было выполнено.

Близость Полярного круга накладывала свой отпечаток не только на соловецкую флору, но и местный климат. Дождливая, с временным похолоданием погода опять уступила место солнечным дням. В середине августа выдались настолько теплые деньки, что командование далее ввело для юнг обязательное купание. На берегу озера была сооружена вышка с тремя, одна выше другой, досками, прыгая с которых, юнги учились правильно нырять. Сначала почти все плавали только по-собачьи или саженками, а потом под руководством старшин начали осваивать стили кроль, брасс, баттерфляй. На купание обычно отводилось двадцать минут.

Строительные работы в погожие дни велись почти весь световой день. Командование рассудило правильно: «Пусть юнги в хорошую погоду поднажмут на работах, своевременно сделают землянки, а потом приналягут на освоение своих специальностей, строевую, тактическую подготовки и другие дисциплины».

При поступлении в Школу юнг я по наивности думал, что освою прием на слух, передачу на ключе – вот и готовый специалист, вот и моряк. На деле же вышло совсем не так.

Однажды на специальном щите, где вывешивались приказы командования и сводки Советского информбюро, появилось объявление, извещавшее о том, какие дисциплины предстоит изучать будущим радистам. Я чуть за голову не схватился. В списке было перечислено 17 предметов, в том числе 6 чисто специальных: электротехника, радиотехника, материальная часть, прием на слух, передача на ключе и практическое несение радио-вахт. Предстояло освоить военно-морское дело, заняться строевой и стрелковой подготовкой, познать уставы, как в обычной общеобразовательной школе, изучать русский язык, математику, физику, географию, черчение.

На новый распорядок дня, предусматривавший освоение флотских специальностей, овладение воинскими навыками и продолжение строительных работ, мы должны были перейти с 1 сентября. А пока с утра до вечера, лишь с перерывами на обед и ужин, проводили время 2 лесу или на строящихся объектах. Количество их возросло. Теперь уже возводили не только землянки, но ещ-и клуб, столовую, помещение для электростанции. Погода работам пока благоприятствовала. Зато все чаще стали мешать фашисты. С наступлением осени немцы усилили бомбежки Архангельска. Над Соловками то и дело появлялись немецкие бомбардировщики, летевшие то в сторону Архангельска, то обратно. Воздушные тревоги следовали одна за другой. Сначала они нас пугали, но мы быстро к ним привыкли. Иногда даже не прекращали строительные работы. Так длилось до того дня, когда,

11Э

как мы после узнали из сообщений радио, отогнанные от Архангельска зенитным огнем и истребительной авиацией немецкие воздушные пираты, убираясь восвояси, не истратили весь запас оставшихся бомб на Соловецкие острова. Фашистские летчики сбрасывали их куда попало. Немало бомб угодило в многочисленные соловецкие озера. Одна из них упала возле стен кремля, но по какой-то причине не взорвалась. Краснофлотцы Учебного отряда ее обезвредили, и бомба потом долгие годы стояла неподалеку от кремля на берегу Святого озера.

После этого случая немцы стали поступать подобным образом все чаще и чаще. Похоже, фашистское командование как-то проведало о размещении на островах новой воинской части, готовящей кадры будущих военных моряков. По поводу участившихся вражеских налетов среди юнг ходила даже такая прибаутка:

– Везу, везу, везу, – гудят немецкие самолеты.

– Кому? Кому? Кому? – рявкают наши зенитки.

– Вам! Вам! Вам! – отвечают рвущиеся бомбы.

А жизнь между тем шла своим чередом. Котлованы для землянок были уже вырыты. Юнги подналегли на заготовку строительных материалов. Навалив в достатке деревьев, обрубив с них сучья, начали доставлять бревна к месту будущих землянок. Делать это приходилось на себе. Лошадь была занята на подвозе продуктов н кирпича для кладки печей. Машина часто стояла в ремонте. Да на ней в лесосеку все равно было бы не заехать – кругом торчали пни от поваленных деревьев. Пришлось бы делать специальную дорогу, а на это ушло бы много времени, ведь рельеф Соловецких островов – довольно неровный, изобилующий спусками, подъемами, валунами, многочисленными озерами и торфяными болотами. Для переноски сваленной лесины к месту расположения роты под нее подлезало десяток, а то и больше юнг. Рослые, здоровые ребята – Саша Плюснин, Иолий Горячев, Митя Рудаков, Ваня Неклюдов, Валя Рожков да

Верзила – таскали бревна обычно вдвоем на пару со старшинами. А мы, мелкота, облепливали любую, даже самую тонкую лесину, как муравьи. Стоило кому-либо из юнг запнуться за пенек или еще за какое-нибудь препятствие, как тут же сбивался ритм шага и у других. Из-за одного споткнувшегося, бывало, падало несколько человек. Тут уж только берегись: как бы не придавило.

Однажды случилось и такое: последним не устоял на ногах шедший сзади Миша Мельников. Падая, лесина пошла как раз в его сторону, и он попал под нее.

– На помощь! – закричал не на шутку испугавшийся за жизнь своего товарища Мишин дружок по Юго-Осокинскому (ныне Калининскому) детскому дому Володя Лев. Первым подскочил Саша Плюснин.

– Сюда! Сюда! – кричали и другие юнги, но мальчишка был уже вне опасности. Снежный покров оказался достаточно глубоким. К тому же Миша не устоял на ногах из-за того, что ступил в случайно попавшее под ноги болотное углубление, какие обычно бывают между кочек. Конец бревна, который он держал, угодил на скрытый под снегом пенек. Между бревном и землей, таким образом, образовалась засыпанная снегом пустота, спасшая Мельникова от неминуемой, казалось, беды.

Отработав день на строительстве, смены по очереди назначались в наряд по камбузу. С наступлением похолодания камбузные работы становились не такими уж легкими. Больше всего мучали чистка картошки и рыбы. Клубни стали завозить грязные, подмерзшие, обледенелые. Чистили их прямо на улице. На пронизывающем ветру мерзли не только руки, но и ноги. А обработать надо было немало – на сутки двенадцать-тринадцать мешков, то есть на каждого по полмешка. Начищенную картошку необходимо было вымыть в чистой озерной воде, а она с каждым днем становилась все холоднее и холоднее. После такой работы на ветру, а то и под дождем или снегом руки юнг обветривались, трескались.

А если еще приходилось заниматься рыбой – обычно это 'была треска, завозимая в бочках, – то их к тому же разъедало солью. Поэтому было неудивительно, что идти в наряд по камбузу юнги особого желания не испытывали. Опять стали появляться сачки. Кок Московский, по своей комплекции очень схожий с Санчо Пансо, таких помощников не любил, наказывал их строго и изощренно.

Однажды, обходя свой «боевой пост» – территорию камбуза, неподалеку от нее, за кустом, заметил двух юнг, назначенных к нему в наряд. Ими оказались два Миши – Мельников и Кагокин. Мальчики, вместо -того чтобы помогать другим в выполнении камбузных работ, затеяли игру в «морской бой».

– У вас что, работы нет? Таг; я найду, – сказал с улыбкой кок. – Вкусные блинчики когда-нибудь стряпали?

– Никак нет! – дружно ответили юнги.

– Могу научить...

Зашедший на камбуз командир батальона Пчелин застал юнг уже за «делом» – один рубил на доске муку, другой – пропускал через мясорубку воду.

– Для чего вы это делаете? – спросил командир.

– Чтобы блинчики вкуснее были, – не подозревая, что над ними подшутили, со слов кока ответили ребята.

Было это 16 августа 1942 года.

– Этот случай, – вспоминал позже Миша Кагокин, – широкой огласки не получил, потому как назавтра произошло гораздо более важное событие.

Я, сын трудового народа...

Утром того дня Воронов сообщил нам важную новость – командование Учебного отряда и Школы юнг обсуждает сроки принятия юнгами военной присяги. Мнения разделились. Одни считают это преждевремен-

J..2 ным – возраст юнг непризывной, усматривают в подобном мероприятии нарушение положения о прохождении службы в Военно-Морском Флоте. Другие – наоборот, необходимым, ведь юнги с первых дней пребывания на Соловках в тяжелых условиях выполняют все обязанности срочнослужащих: несут караульную и гарнизонную службу, обеспечивают оборону и охрану военных объектов. Окончательное решение должен был принять генерал-майор Броневицкий, Он сказал: «Школа юнг, входящая в Учебный отряд, находится в пределах оперативной зоны действующего Северного флота. За спиной каждого юнги, как и краснофлотца, старшины– и нас с вами, не только охраняемые военные объекты, но и вся страна, которую он должен защищать умело, мужественно, не щадя своей крови и самой жизни, а это_%– требования военной присяги. К тому же юнги их в силу сложившихся обстоятельств уже выполняют...» Командир батальона капитан-лейтенант Пчелин и замполит капитан Калинин придерживались такого нее мнения.

– Первыми принимать присягу будут «корабельная интеллигенция» – радисты. Готовьтесь, – предупредил старшина.

Эта новость облетела не только радистов, но и другие роты. Юнги решение Броневицкого приветствовал!', ходили именинниками: «Наконец-то и мы станем полноправными воинами».

Потом, когда я брал в руки свой офицерский военный билет и видел в нем дату принятия присяги «17 августа 1942 года», то неизменно вспоминал, как все это было.

День выдался теплым, солнечным. Юнги на линейке стоят подтянутые, радостные. Рядом со мной чусовляне Валя Рожков, Боря Батанов и Витя Кожихов. Пуговицы наших шинелей и бляхи ремней начищены до ослепительного блеска. Даже рабочие яловые ботинки и те на солнце сверкают.

Со стороны штаба появилась группа командиров.

1X5

– Смирно! – кричит командир роты. – Равнение направо!

Руки у всех по швам, головы моментально рызком поворачиваются вправо.

Старший лейтенант Дубовой докладывает начальнику школы о том, что 2-я рота для принятия военной присяги построена.

– Здравствуйте, товарищи юнги!

– Здрась, товарищ капитан третьего ранга! – как бы вторя юнгам, несется эхо над лесами и озерами островов.

Вместе с Ивановым перед строем стоят командно батальона Пчелин, замполит Калинин, комроты Дубовой, парторг Карачев, преподаватели Нечитайло, Пестов. Астахов, Громов и другие... А кто другие, я уже и не помню.

– Товарищи! – торжественно обращается к нам: начальник школы. – Сегодня у вас незабываемый день. Давая клятву храбро защищать свое социалистическое Отечество, вы возлагаете на себя большие ответственные задачи...

К накрытому темно-красным сукном столу юнг вызывали по алфавиту.

– Я, сын трудового народа... – взяв со стола текст присяги, четко читает Боря Батанов.

Вроде бы ничего страшного: читаешь текст присяги, ставишь свою подпись – и все. Но почему я так волнуюсь? Отчего так бьется сердце? Присяга... Совсем недавно, наверное, вот так же давала клятву на верность Родине, своему народу моя землячка докторша Анастасия Мелентьева, а сейчас ее уже нет в живых, пала смертью храбрых в борьбе с врагом.