355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Ксендзюк » Человек неведомый: Толтекский путь усиления осознания » Текст книги (страница 1)
Человек неведомый: Толтекский путь усиления осознания
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 19:39

Текст книги "Человек неведомый: Толтекский путь усиления осознания"


Автор книги: Алексей Ксендзюк


Жанры:

   

Философия

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

АЛЕКСЕЙ КСЕНДЗЮК
Человек неведомый: Толтекский путь усиления осознания

18БК 5-9550-0292-8 ©А. П. Ксендзюк, 2004

«София»; М.: ИД «София», 2004. – 217с.


Об авторе

Алексей Петрович Ксендзюк более 15 лет исследует психоэнергетическую дисциплину толтеков, которой посвящены книги известного антрополога и писателя Карлоса Кастанеды.

Автор книг:

«Тайна Карлоса Кастанеды» (Одесса, 1995; Киев: «София», 2002)

«Долгий путь магов» («ЛИК» (Болгария), 1998)

«Карлос Кастанеда подведение итогов» («ЛИК» (Болгария), 2000)

«После Кастанеды: дальнейшее исследование» (Киев: «София», 2001) «Видение нагуаля» (Киев: «София», 2002)

Любимой жене,

разделяющей со мной этот Путь


От автора

Эта книга рассказывает о двух фундаментальных дисциплинах толтекского знания, принципы которых описаны в книгах великого мистика и антрополога конца XX в. Карлоса Кастанеды, – о безупречности и сталкинге. Таким образом, данная работа посвящена магическим дисциплинам, имеющим непосредственное отношение к повседневной жизни каждого из нас. Безупречность и сталкинг – это впечатляющая совокупность психоэнергетических приемов. Они не требуют транса или медитативного погружения – напротив, они предусматривают активное участие практика в социальных взаимодействиях, поскольку именно там он получает и накапливает энергию при помощи специального контроля над осознанием. Здесь, в дневной жизни, жизни наяву, толтеки находили мощные источники Силы, контролируемое применение которой влекло за собой непостижимые эффекты и феномены.

Управление собственной судьбой, использование энергий планетарного поля и взаимодействие с ними, влияние на пространство и время, трансформация причинно-следственных связей – все эти трудно описуемые умения издревле считались уделом магов и шаманов. Этим способностям и силам не нашлось места в традиционной картине мира, а потому их полагали (и до сих пор полагают) паранормальными. (Юнг, например, относил некоторые из них к синхронистичностям между психикой субъекта и внешним пространством.)

Однако все существующие теории, что пытаются концептуализировать магию древних и выделить из нее рациональное зерно, оказываются не, способны связать наблюдаемые психофизические факты в единое целое. Карлос Кастанеда предложил новый взгляд на этот загадочный предмет, основанный на индейской магической традиции развития и усиления осознания, которой его на протяжении многих лет обучал один из толтекских магов. Дон Хуан Матус – индейский учитель Кас-танеды – показал начинающему антропологу, что на мир можно смотреть принципиально иначе. И в этой иной мировоззренческой парадигме, которую дон Хуан считал толтекской, таинственные феномены получили оригинальное и эффективное объяснение.

В толтекском описании мира самые «сверхъестественные» феномены становятся энергетическими фактами и процессами, которыми можно овладеть. Конечно, наиболее очевидный проход в мир магии толтек находит в осознанном сновидении, где все восприятия контролируются определенным образом. Этому «проходу» посвящена моя книга «Видение нагуаля» (2002), где приведены общие методологические принципы, наиболее важные процедуры и результаты, к которым эти процедуры должны привести. Можно сказать, что «Видение нагуаля» рассказывает об особенностях ночной практики толтеков – то есть о том, как можно использовать естественный сон для расширения и усиления осознания, для развития энергетического тела человека (ЭТ), которое и есть магическое существо внутри нас.

Но это лишь половина дела. Она очаровывает, представляется волшебной и экзотической, поскольку сновидение всегда было для человека чем-то потусторонним. Однако основные источники Силы толтек находит не в сновидениях, а в своем бодрствовании – даже в том случае, если явь кажется утомительной и беспросветной.

Работать с толтекской дисциплиной наяву, зная, как это делать, – вот ключ к любым психоэнергетическим изменениям, условие любого прогресса. Именно дневная сторона дисциплины является ее истинным и неустранимым фундаментом, без которого Самотрансформация принципиально невозможна. И все же некоторые практики пренебрегают этим истинным фундаментом, испытывая здесь сильную неуверенность. Их влекут, прежде всего, сновидение и второе внимание – те состояния измененного и расширенного восприятия, где они как бы непосредственно сталкиваются с Тайной, где они вовлечены в некую космическую авантюру.

На самом же деле безупречность и сталкинг не менее таинственны и способны даже в отрыве от остальных толтекских приемов вызывать поистине впечатляющие эффекты. Задача данной книги – убедить вас в этой истине и показать, что магическое преображение яви так же доступно практику, как изменение характера своих осознанных сновидений. Для этого надо всего лишь разрешить ряд проблем, уяснить принципы работы и избавиться от неосознаваемых нами предрассудков. Что же касается результативности дисциплины дона Хуана, то вы на собственном опыте сможете убедиться – бодрствующее состояние после ряда целенаправленных преобразований открывает нам силы и возможности, порой превосходящие все сновидческие фантазии.

Трансформация энергетического тела начинается в первом внимании – эту идею слишком часто не принимают в расчет. В совершенстве поддерживаемое состояние безупречности высвобождает такой объем энергии, что вы можете оказаться перед остановкой мира или сновидением-наяву неведомо каким образом. Более того, благодаря безупречности вы получаете возможность функционировать в этом состоянии гораздо эффективнее, так как плотность энергетического тела возрастает с впечатляющей скоростью.

Искусство сталкинга таит в себе невероятные прорывы в Большую Реальность. Сильные сталкеры намного ярче проявляют свои «сверхъестественные» способности, их осознание отточено более остро. Их странствия по мирам могут приобретать совершенно непостижимый характер, а интенсивность и качество осознания – многократно превосходить привычные впечатления их коллег-сновидящих.

Об этом пути, о его методах и тонкостях до сих пор написано мало, несмотря на то что здесь сокрыты важнейшие источники Силы, ведущей к свободному странствию по океану больших эмана-ций Реальности. Я постараюсь подробно представить свой взгляд на практику безупречного воина. Как всегда, я в основном опираюсь на личный опыт, на опыт моей жены и наблюдения за другими практиками, которые оказались в поле моего зрения по разным причинам.

Алексей Ксендзюк,

2003 г.


Введение

Человек живет в мире слов. Сначала он их придумывает, потом – искажает или даже забывает их первоначальный смысл. Но во всех случаях слова становятся заклинаниями и обретают гипнотическую силу. И в центре этого мира слов, мира описания всегда пребывает сам Человек на невидимом пьедестале собственного сознания – центр и точка отсчета. А потому определить, назвать самого себя – что может быть более важным для нас в обустроенном для нашего удобства мире!

Антропологи на протяжении веков называли и продолжают называть человека. Этим они продолжают традицию античных философов и по сути ничем от них не отличаются – только амбиции стали скромнее, а формулировки приобрели локальность и сосредоточились на функции вместо сущности. Раскапывая древние кости, эволюционисты непременно сочиняли термины, что поначалу даже привело к возникновению сомнительной, но воодушевляющей последовательности – "человек умелый", "человек прямоходящий", "человек разумный"...

Ното sapiens, впрочем, оказался субъектом столь разнообразной деятельности, что вызвал к жизни подлинное терминологическое изобилие. Ното fаber (ремесленник), сrеаtоr (творец) и даже ludens (играющий), не говоря уж об иных определениях, глубокомысленных, но мало запоминающихся. На протяжении многих веков мы занимаемся не столько самоосознанием, сколько самоописанием. При этом всякий пристальный взгляд обнаруживает, что все эти дефиниции так или иначе избегают сути.

Мы всегда склонны рассматривать и описывать лишь одну, внешнюю сторону себя. Даже разум, о котором привычно говорят философы и психологи, – лишь некоторая совокупность поверхностных процессов, тех процессов, что находят свое выражение в коммуникации или деятельности. Это внешний порядок нашего социального и биологического бытия. Разум существует благодаря речи, письменности и чем дальше, тем больше обусловлен собственными продуктами (иначе говоря, "культурой").

Человек как бы пребывает на вершине построенной им пирамиды. Эта вершина настолько удалилась от фундамента, что там, в изначальных глубинах, видится только слово "разум". Все усилия сознания, направленные глубже видимого фундамента, получают название иррационального. И многим в этом слове чудится что-то несерьезное, некое фантазерство. В эпоху преклонения перед интеллектом (который, как мне кажется, постепенно уходит) тяга к иррациональному часто вызывала даже общественное порицание. Интерес человека к собственной сокровенной сердцевине до сих пор именуют эскапизмом, бегством от реальности в мир иллюзий и несбыточных мечтаний.

Мы забыли либо просто игнорируем тот факт, что фундамент человеческого бытия – разум – сам по себе является продуктом. Размышления на эту тему занимают только профессиональных мыслителей, богословов, а также практикующих мистиков и оккультистов. Ибо если разум – это продукт, то мы, пытаясь обнажить его изначальную почву, упираемся в Непостижимое. Неудивительно – все, что существует в нас до разума, по определению разуму неподвластно. Здесь обрывается стройная цепь рассуждений. Только самые отважные исследователи берут на себя смелость говорить об аналитической или "глубинной" психологии – и сразу вызывают к себе недоверие у ограниченных собственным рациональным описанием ученых.

Любая попытка погрузиться вглубь нашего существа, но при этом остаться ученым вызывает волнение и даже негодование. Две великие фигуры XX века – Фрейд и Юнг – окружены не только (и не столько) уважением. Скорее, к ним относятся с опаской, подозрением и бесчисленными оговорками. То же самое произошло с гуманистической психологией Маслоу, а теперь и с трансперсональной психологией Грофа и его единомышленников. А ведь вышеупомянутые храбрецы только мельком прикоснулись к корням человеческой психики – к той основе, из которой растет самодовольное эго и обслуживающий его разум.

Тем не менее вряд ли кто-нибудь решится оспорить тот простой факт, что разум (интеллект) является продуктом воли и внимания. И точно так же мы не найдем сегодня ученых-рационалистов, способных разъяснить нам, что это такое.

Практика самопознания всегда была частью религиозных, магических, мистико-оккультных учений. Именно здесь адепты и исследователи сталкивались с реальностью-как-она-есть, здесь энтузиасты вглядывались в собственную первооснову – в то, что пребывало и пребывает до разума. Восточная цивилизация относилась к их труду с большим терпением и пониманием. Почему? Благодаря структуре описания (тоналя).

Ведь только западная цивилизация столь тщательно разработала рационалистический язык науки и с такой ясностью отделила его от всего "ненаучного" плотной стеной неприятия. Именно западная цивилизация назвала человека разумным и сделала все, чтобы поставить на этом точку. Западный мир построил невидимый барьер. Те, кто его преодолевал, автоматически аннулировали свой статус человека разумного и удалялись в ту неописуемую область, которую европейский мир позволяет называть Непостижимое или Неведомое.

В мире этих страшных слов равны все – христианские монахи, экзальтированные суфии, медитирующие буддисты и йоги, шаманы и нагуалисты. В определенном смысле все они – эмигранты из мира бесконечно воспроизводящегося описания. И все же судьба их различна. Одни дрейфуют в областях околосознательного, пользуясь готовыми рецептами и поучениями тысячелетней давности, иные – вгрызаются с надеждой вскрыть глубинные связи и постичь первопричины мироздания (они обычно знают принципы работы по самотрансформации, н безоговорочно верят в цели древних путей – йогических, буддистских, даосских), третьи – не принимают ничего на веру, превращая жизнь в бесконечный эксперимент.

Все они сталкиваются с собственной сущностью как с Человеком Неведомым – кто в большей, кто в меньшей степени. Поскольку я пишу о кастанедовском нагуализме, то обязан предупредить – именно здесь столкновение с самим собой как с Человеком Неведомым неизбежно и наиболее драматично.

Все, кто пытался и пытается заняться толтекской магией, встречают препятствие, которое кажется непреодолимым. Кастанеда говорит, что это вопрос энергии. Мы приходим к черте, за которую наше существо шагнуть не смеет. Даже узнав себя, свои особенности и ограничения, прибегнув к глубокому перепросмотру, тщательному сталкингу и интенсивным упражнениям по остановке внутреннего диалога, мы вдруг оказываемся в энергетическом тупике Далеко не каждый преодолевает эту утомительную и разочаровывающую преграду – как правило, новоявленный толтек отступает просто потому, что не знает, с чем он столкнулся.

Карлос Кастанеда много писал о страхах, надеждах, одиночестве – без чего не бывает подлинного странствия "человека знания", но при этом не сказал о действительно наболевшем. Возможно, путь Карлоса проходил относительно гладко (при помощи живого учителя-Нагваля), но более вероятно – Кастанеда просто не поделился с читателями своими кризисами и внутренними проблемами на дон-хуановском пути, поскольку не считал эти моменты характерными для каждого искателя.

Как происходит превращение hото sapiens в толтекского мага? Этот порог преодолим, но процесс перехода неоднозначен и описать его трудно. Казалось бы, все у нас перед носом – магия на кончиках пальцев, намерение в голове (я выражаюсь условно), не-делание и остановка внутреннего диалога – упражнения, описанные подробно и безусловно воспроизводимые. Почему же проходят годы и даже десятилетия, почему мы безрезультатно пытаемся прорваться в Непостижимое и не обретаем ничего, кроме сомнительных полуснов-полувидений?

Здесь скрывается Тайна. Выражаясь языком академическим, мы отталкиваемся от разума и сотворенного им описания – мы проникаем в Иное, но не желаем принимать его. Мы не способны просто признать, что человек – в первую очередь, существо за пределами Разума. Это – Человек Неведомый (следуя академической традиции, назовем его Ното Abscопditus, т. е. не просто неведомый, но и "сокрытый" от самого себя).

"Неведомость" человека – это, с одной стороны, вполне естественное состояние познания (ведь нет ничего в мире, что можно было бы назвать окончательно познанным), с другой же – это первичная Тайна Проявления. И мы могли бы проигнорировать эту Тайну, если бы она не касалась нас самих.

Человек неведомый – он разный. Он может полагать себя Сапиенсом, "общественным животным", "ментальным существом", в котором таится Искра Божия или, скажем, Супраментальная Сила. За обилием слов (иногда выспренних, иногда сухих и отрезвляющих) мы находим первооснову, которая по определению не имеет имени.

Когда Кастанеда в "Колесе времени" подытоживал все, что наговорили ему мексиканские шаманы во главе с доном Хуаном, он, как ни старался, не смог уйти от европейских параллелей. Он даже упомянул об "одушевленных" и "неодушевленных" органических существах. Великая Тайна свелась к тривиальности, а для тех, кто не вполне освоился в толтекском способе описания мира, появился еще один повод для путаницы и бесконечных споров.

Ведь мы (в отличие от мудрых толтеков) привыкли сражаться вокруг слов – и никакие увещевания лингвистов и семантиков прошлого века не сделали нас умнее. Мы, как и столетия тому назад, путаем карту и территорию.

Когда философски образованный читатель узнает, что "эманации наделены осознанием", он вполне удовлетворяется этой идеей – поскольку мы испытываем радость узнавания такой древней концепции, как гилозоизм. ("Понимание есть апперцепция стереотипа как такового", а всякая известная нам концепция не что иное, как стереотип.) Даже критикам Кастанеды гилозоизм кажется уместным и вполне допустимым. С этого, полагают антропологи, начиналось древнее осмысление бытия – "все сущее наделено жизнью". И прагматический толтекский разум, отталкиваясь от древнейшей посылки, может прийти к одному (неприятному для всякой религии) выводу: разница между человеком и животным – в количестве осознания или в его (осознания) структуре.

Конечно, шаманы, не страдающие толтекским позитивизмом, часто мыслили прямо наоборот – наделяли все сущее душами и этим превращали мыслимый космос в какой-то невообразимый фейерверк. Такой подход известен из классической антропологии и также нам понятен – у дерева есть душа, у всякой былинки есть душа, у крокодила и длинноногой птицы ибис, безмерно уважаемой египтянами, – тоже есть душа! Все путалось в этом неразделимом хороводе – камни и скалы имели души, не говоря уж об истуканах, сработанных древними мастерами. Вот он, примитивный анимизм, прародитель многобожия, с таким усердием порицаемого нынешним духовенством! Над ним успели вдоволь покуражиться и атеисты, и христиане, и иудеи. Каждый нашел для этого веские доводы. И они по-своему правы – так как Неведомое, Тайна, размазывается по ткани бытия, теряет свои характерные черты, и где же здесь Человек? Где то, что отличает нас от дерева или от сосредоточенного бобра, из того же дерева возводящего свою бобриную архитектуру?

ЧТО заставило человека стать сапиенсом, разумным? Почему ни собака, ни мартышка не занимаются ничем подобным? Мы – существа, изначально наделенные осознанием (как все живое), – таинственным образом обрели ВНИМАНИЕ и ВОЛЮ. Две эти способности (на которые психология, нейрофизиология, философия натыкаются, как на непреодолимые преграды) породили Тайну Человека. Разум стал их продуктом – не сразу и не единым махом. Воля и внимание стали расчленять воспринимаемый мир, вынудили нас накапливать множество форм опыта, пока их не стало так много, что они заставили нас искать способы архивирования, комплектации, – и только тогда появился язык (система лаконичных знаков) и мышление (совокупность операций, производимых с этими речевыми и неречевыми знаками).

Осознание обрело структуру.

Общая чувствительность всего сущего (всей совокупности эманаций) – панестезия бытия – обрела в человеке способность организовываться, отделяться, производить собственные формы. Стоит отступить на шаг назад, обратить упорядоченную чувствительность на сущность собственной психики, как наука опасно приближается к суверенным пределам того знания себя, которое равным образом подозрительно и для науки, и для ортодоксальной религии. Станислав Гроф, один из основателей трансперсональной психологии, ввел понятие "голотропное сознание" (сознание, стремящееся к целостности, лежащей в нашей природе до разума). "Области, которых может достигнуть голотропное сознание, – пишет он, – не ограничиваются материальным пространственно-временным миром. Оно простирается за пределы границ ньютоновской реальности во всех отношениях и обеспечивает доступ к необычным измерениям реальности. Сюда относятся, например, астральные миры невоплощенных сущностей, миры сверхчеловеческих существ, преисподняя и небеса, населенные блаженными божествами и демонами, мир юнговских архетипов и различные мифологические и легендарные миры".

Как бы ни был осторожен ученый, сколь бы ни указывал на возможное многообразие интерпретаций, академическая наука проводит невидимую черту и отделяет подобные исследования от добропорядочного рационализма. Ибо такой опыт пугает, отрицая фундаментальные координаты нашего описания "субъективное – объективное", "внутреннее – внешнее", "психическое – физическое" и т. д. Христианское сознание (как и некоторые иные религии) не только поддерживает страх человека перед Непостижимым – оно узаконивает этот страх, делает его почти сакральным. Если приложить усилие и все-таки вынудить христианского богослова к откровенности (что бывает весьма нелегко), мы можем узнать удивительные вещи – например, что Церковь в целом осуждает исследования бессознательного. Это осуждение имеет множество оговорок, поскольку церковь с некоторых пор всячески избегает полемики с наукой. Бессознательное – это все же признанный объект научного исследования, однако суть явления не ясна, а формальное определение страдает неполнотой, допускающей множество толкований. И христианское богословие стремится сузить понятие бессознательного (часто почти таким же образом, как поступают самые последовательные рационалисты в психологии), чтобы наука не посягнула на Неведомое ("Священное"), чтобы описание не вышло за установленные пределы – туда, где положено проникать одной лишь Вере.

Все вышесказанное делает явным тот факт, что наука и религия в нашей цивилизации служат одной цели – сохранить мир описания, оставить Неведомое неведомым навсегда. Принципиальное отличие науки заключается в том, что сам импульс, ее порождающий, содержит потенциальную возможность выхода за собственные пределы. Будучи генератором описаний, допускающим альтернативные описания и неосвоенные области между ними, наука содержит в себе намерение бесконечного движения – что и есть, очевидно, квинтэссенция феномена человека.

Толтекская магия (если отталкиваться от книг Кастанеды) много говорит о намерении, никогда не описывая его, но лишь постулируя его фундаментальное значение. Благодаря намерению человек становится магом, благодаря намерению он достигает второго и третьего внимания. И в данном контексте мы готовы смириться с изначальной непостижимостью движущего нами процесса. Слово "намерение" произносится с трепетом и придыханием, ибо оно подразумевает самую сокровенную сущность магии.

Но ведь то же самое намерение когда-то превратило примата в человека разумного. Было бы полезно вспомнить и подумать об этом. Трансформация однажды уже произошла. И Тайна, лежащая в основе той, древней Трансформации, ничуть не стала понятнее нам, представителям Homo Sapiens, казалось бы, давно и радикально покинувшим царство неразумных животных. Мы называем волю, например, "способностью к выбору цели деятельности и внутренним усилиям". Мы называем внимание "характеристикой психической деятельности, выраженной в сосредоточенности и направленности сознания на объект". Мы даже не слишком скрываем тот прискорбный факт, что, размышляя о тайне собственного существа, не способны выйти за пределы бесконечных тавтологий. Ибо все сказанное сводится к тому, что воля есть воля, а внимание есть внимание.

Это и есть красноречивый симптом того, что мы коснулись границы описания. Как бы ни витийствовали наши мыслители, их словесная вязь всегда лишь окружает границы познаваемого. Вот почему я назвал эту книгу, посвященную трансформации нашей природы, "Человек Неведомый" – ибо никакие варианты, никакие эпитеты не исчерпывают фундаментальный импульс нашего существа. Мы неведомы сами для себя, и в этой тайне заключена магия как особая наука управления осознанием в окружающей нас Беспредельности.

ТОЛТЕК:

Представитель одного из этносов коренного населения американского континента По мнению ряда антропологов, толтекский этнос прекратил свое существование в VIII – Х11 вв. н.э., уступив жизненное пространство ацтекской цивилизации; подобно Риму, был «поглощен варварами» прибл. в Х – XI вв. н.э. Поскольку пришедшие варвары (ацтеки) приняли (ассимилировали) толтекские достижения в науке, философии и культуре, такая аналогия отчасти уместна (ucm.). «Человек знания»; мастер, добившийся совершенства в науке, ремесле или магии (культ.) Среди народов месоамериканского региона, куда входили такие высокоразвитые цивилизации, как майя и ацтеки, считается общим прародителем всех народов и племен, принесшим культуру и науку, создавшим письменность и первые государства американского континента. Для народов нагуа «толтек» – синоним общего предка; народ, положивший начало культурному миру Америки. Слово «толтек» почитается столь высоко, что от него в языке нагуа образовано понятие «толтекайотл» – искусство, высшее знание.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю