Текст книги ""Москва слезам не верит" (К 30-летию выхода фильма)"

Автор книги: Алексей Панфилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Теперь ответ на этот вопрос найден, и комментировать очередное крестное мучение героини не нужно. Нужно, однако, подчеркнуть и другую функцию этой фигурки... пророческую! Она служит противоположностью другой, соразмерной ей, модели огромной статуи, фигурки: статуэтки премии «Оскар» (а сама статуя, оригинал, – расположена по диагонали через Американский континент по отношению к Лос-Анжелесу, Голливуду; на берегу противоположного океана). Здесь – распростертые руки, там – руки, сложенные на рукоятке опущенного вертикально вниз меча. В кадре словно бы явственно произнесено: фильму светит «Оскар»! В буквальном значении слова «светит»: фигурка – на фоне полузадернутой шторы, сквозь щель которой проходит свет заходящего солнца (Лос-Анжелес – на закате, на западном побережье Америки). Премия «Оскар» – это не просто торжество кинорежиссера В.Меньшова, или, допустим, «советского киноискусства». Это – мировое торжество всей русской культуры, продемонстрировавшей свои созидательные возможности в условиях удушающего тоталитарного строя.

Гордость художника за свое произведение смягчается самоиронией. В следующем эпизоде: героиня сама себе покупает цветы. Она дома. «Варвара жарит кур...» «Тсс!..» И – снова: головой в подушку, рыдает. Будильник: стрела времени.

*    *    *

Но мы пропустили еще один эпизод. Вырвавшись из объятий Володи, героиня попадает... в лифт. Лифт, как мы знаем, – адский. Тем более для нее: нам показали, дали услышать, как громыхали за дверью квартиры закрывающиеся дверцы лифта, на котором уехала кошмарная теща, терзавшая их души звонками. Два грешника, скрывшись ото всех средь бела дня, торопливо, воровато, как сын Николая на балконе, предающиеся своим невеселым утехам. И... посланец из ада, пришедший по их души, напоминающий о своих правах. На этот раз повезло: двери преисподней захлопываются; посланец вновь низвергается в ад.

Вот в этом-то лифте едет теперь Катерина. Теряет последние силы, опускается... в преисподнюю. Едет не одна. Перед нею, спиной к ней, стоит некто седовласый. Без всякого на то внешнего повода оборачивается, спрашивает: «Вам плохо?» Тот же вопрос, который звучал двадцать лет назад во время телевизионной пытки в цеху, и на который героиня тогда, отвечая утвердительно, так самозабвенно врала.

Видна бородка незнакомца, подстриженная, тоже седая. Теперь героине нет нужды никого ни в чем убеждать. В забытьи, она отвечает не столько самому старику, сколько услышанному ею откуда-то голосу: «Да, мне плохо», – слова звучат со сдавленным грудным стоном.. Затылок прислонен к стенке лифта. К дереву, ко Кресту. «Отче! почто Ты меня оставил...»

Встреча человека с Богом. Выстрадала, заслужила. Как Иов – завоевала свое право обратиться прямо к Нему, в верховную, так сказать, инстанцию. Собственно, этот «лифт» – и была та желанная и страшная «комната», в которую так и не решились войти персонажи фильма Тарковского.

*    *    *

И появляется в фильме... посланец Небес. Ангел. Материализовался в нашей действительности, раздобыл одежонку: плащ какой-то с монашеским капюшоном. Ботинки нечищеные не любит: наверное, они напоминают ему чьи-то копыта? (Ботинки – в земле, копыта – от слова «копать».) Обзавелся работой, «легендой»: была, мол, жена, ушла потому-то и потому-то. Друзьями обзавелся. Друзья – настоящие, то есть не только в том смысле, что преданные, но и – реальные, земные, не сотканные из воздуха, как иные персонажи романа Булгакова.

Появляется – с самоваром. Подхватил где-то перепуганную старушку, самовар – и в вагон к Катерине. Самовар – «шипящий змей» (такую квалификацию он получил от набожных людей при своем появлении на Руси в XVII веке!): змееобразная природа Ангелов, Херувимов известна из Библии. В то же время – очевидный, бесспорный символ домашнего уюта, который герой несет (буквально, в руках несет!) Катерине.

Чудеса все же творит. Старушку-то, «прикрытие» свое нужно куда-то девать! А Катерина ждать не будет, спешит домой. И – не успела она из вокзала выйти – доставил старушку по назначению, поймал такси и – в самый последний, нужный момент эффектно подкатил к ней. Так же эффектно, в нужный момент он появится, ниоткуда подскочит к Катерине, когда она с сумками будет подходить к подъезду после работы. Уверять будет, шутник, что ждал три часа!

Действительно... шутник: в фильме «Кавказская пленница» – прямо произносится это слово, и произносится – именно в необходимом контексте. «Что грузите?» – «Да вот, невесту украли». – «Бе-е-е-е!» – «Шутник! Будешь жарить шашлык из этой невеста – не забудь меня пригласить!» Гоша: объявляет на кухне Катерину своей невестой и – тут же приглашает их: «В воскресенье, за город, на шашлык!»

«Он кто?» – изумленно спрашивает Александра. – «Слесарь», – поперхнувшись, отвечает Катерина. Похлопать по спине; сходный жест: похлопать по плечу, одобрить выбор! Над профессией Гоши иронизируют в фильме Э.Рязанова «Гараж»: «Ваша профессия слесарь?» – спрашивает осоловевшая от разгульной жизни профессорская дочка – лощеного сына какого-то чинуши. «Ну, это чересчур!» – отвечает ей персонаж И.Костолевского, и отвечает... репликой из того же фильма. В сцене у здания МХАТа на Тверском бульваре, во время возвращения с битвы герой А.Баталова рассказывает о себе и комментирует свой рассказ: «Какой-то я чересчур положительный получаюсь».

«Шашлык из невеста»... Тут уж, действительно, не «консервы», как на давно позабытой пирушке в «высотке»: нам показывают большие, сочные куски настоящего мяса, нанизанные на вертел. Именно в этой сцене реализуется один из упомянутых нами цветовых символов: красные аксессуары осенней одежды Александры – параллель к красному галстуку замученного пионера двадцатилетней давности. Кстати, где он теперь?! Неужто действительно сгинул со света, принял мученическую смерть, как маленький герой «Иванова детства»?.. А быть может – он где-то здесь, в этой самой компании друзей слесаря-Ангела?

Кроваво-красный шарф, повязанный на голову, стекающий на плечи, на грудь. Перед нами – компания убийц. Со всей откровенностью эта психологическая коллизия показана у Тарковского в «Зеркале»: столкновение городского человека с необходимостью собственными руками убить живое существо себе в пищу. «В городе-то битую птицу едите!» А тут – нужно убить самой, отрубить голову петушку: известный элемент ведьминского ритуала; потом нам показывают на лице героини – отражение смерти: становится... «ведьмой», женщиной, ведающей не только про рождение, но и про смерть.

И теперь – перед нами люди, убивающие, пожирающие живые существа. Но делающие это, по-крайней мере, чисто, благоговейно. Не закрывающие стыдливо глаза, как будто в ангельском неведении, но совершающие свое жертвоприношение открыто и целомудренно. «Мы уходим подальше от всех», – рассказывает Гоша еще в поезде. Но над ними – раскрытые, распростертые небеса, которым все видно. И рядом, в компании этих убийц, в их кругу восседает Бог – огромная черная собака, – благословляющий их жертву.

Метафора повторяется. Мельком, на две секунды мы видим возлежащего (буквально: возлежащего, как на древних пиршествах) Меньшова: создателя, «Бога» этого фильма...

*    *    *

И звучит песня. Негромкая песня-диалог на стихи Юрия Левитанского – словно бы противостоит упруго, горласто выкрикиваемым стихам А.Вознесенского в первой части, стихам, не допускающим себе никакого возражения, никакой ответной реплики. В.Турбин в своей статье 1964 года, посвященной раннему Вознесенскому, утверждал, что стихи Вознесенского нельзя мыслить как... монолог. Они предполагают обязательно хоровое исполнение; это – выкрики из толпы разнообразных лиц – как бы ярмарочных вестников, глашатаев молвы. На наш взгляд – это... только видимость «хорового исполнения», на самом деле выкрики толпы – это и есть самый настоящий, безудержный, ничем не смущающийся мо-но-лог. Стараются – друг друга перекричать; заранее отвергают какую-либо иную точку зрения, кроме своей.

Стихи, услышанные нами в первой части фильма – победные стихи. «По параболе... Кругаля... На Яву с Суматрой...» И ведь действительно – «кругаля», и действительно – «по параболе»: тут уж ни с чем не поспоришь. Именно в этих вслух звучащих стихах реализуется тот образ радио, о котором мы говорили и который, наряду с телевидением, присутствует в фильме.

Еще одна запись в неопубликованном дневнике Турбина. Критик задается вопросом: как можно определить... радио? – Радио преимущественно связано с победой: очередной победой в «строительстве социализма», с военной победой – победами, о которых сообщается, провозглашается по радио. И хотя стихи, звучащие в сцене пикника, демонстративно противопоставлены радио-стихам Вознесенского, радио здесь все-таки... есть: имя и фамилия поэта почти совпадают с именем знаменитого диктора, голос которого явился радио-символом войны, победы в этой войне: Юрия Левитана. И выбор поэта был, конечно же, продуман: сцена знаменует жизненную победу героини. Победу окончательную и... бесповоротную?

*    *    *

Снова завод, снова грохот цехов, и не в первый раз мы замечаем: крутится вокруг вновь назначенного директора завода Екатерины Тихомировой какой-то невысокий, сухощавый, чернявый человек с умным лицом. Видно, ее зам. Льстит, вопросительно посматривая на реакцию: «Строги, но справедливы». Словом, самый настоящий и откровенный: чорт. И героиня – терпеливо сносит его присутствие, не прогоняет его, не стремится от него избавиться всеми правдами и неправдами; умудренная жизненным опытом, она понимает: присутствие поблизости чорта, тем более при ее нынешней должности, – неизбежность. Не он, так другой.

Это он толкал ее в шахту лифта, ведущую в преисподнюю, это он душил ее безысходностью ее положения. Вот и теперь: вопросительный, засматривающий взгляд этого чорта – не просто проверка реакции на лесть, поиск слабого места. Он нутром чует счастье, привалившее героине, он видит его отблеск у нее на лице. «Я любовников счастливых узнаю по их глазам...» А этот отблеск счастья человеческого – для него больнее самого адского пламени.

И начинается битва Неба и ада, Бога и дьявола. Дьявол делает контрход: спешит в телецентр, изымает оттуда телеоператора... Родиона и ставит его, как свершившийся факт, перед героиней. Верховный покровитель атеистов с лукавым прищуром, одобрительно смотрит на них со стены. «Работа адова будет сделана!» И делается уже.

Больше всего мне нравится спокойная ирония, с которой повзрослевшая героиня обходится с силами зла. Она понимает неизбежность присутствия чорта. Но понимает она и другое: «С нами Бог, и никто же на ны!» Мы видели, как она насмешливо напомнила «Рудику» про его «детективный» конфуз с отдыхом в Сочи. Любопытно: между этой сценой и сценой телефонного звонка Родиона, предварившей встречу на бульваре, влюбленные, Катя и Гоша сидят... уставившись в телевизор. Телевизор – пустой (его второпях включили, убрав постель перед приходом Александры), только звучит известная песня. Родион – пустое место в их жизни, никто. Не в его власти разрушить их любовный союз.

На бульваре – теперь она в красных перчатках. Тогда – искала врача, теперь... сама становится врачом, хирургом. Руки – в крови: она совершает болезненную, но необходимую операцию. В этой сцене у Родиона появляются отсутствовавшие раньше густые подстриженные усы, и делается он... точной копией персонажа одного рисунка наших любимых журналов 20-х годов. Здесь он – в синем, но тоже коротеньком плащике, в неизменной своей, напоминающей о «вожде» кепке. Точно так изображен один из собеседников в маленьком рисуночке на полях январского журнального номера 1925 года: собеседники комментируют похороны американского профсоюзного босса, изображенные рядом, на большой карикатуре. Комментируют, естественно, издевательски. А буквально со следующего номера начинают валом валить материалы, посвященные... годовщине похорон Ульянова-Ленина. Тень издевки, прозвучавшей в карикатуре на похороны одного «защитника пролетариата», – ложится на похороны другого.

Да, это правда. Над Владимиром Ильичом Лениным в фильме будут издеваться. И издеваться – жестоко. Мы помним: фильм создавался в 1978-79 гг., и боль, причиняемая режимом живому человеку, была настолько невыносимой, что простительно было отыграться... хотя бы на мертвеце.

*    *    *

Гоша... любитель змей! В следующей сцене – уже он изображен с пылесосом, старым нашим знакомым – «змеем», тем самым, которым манипулировала еще Людмила, изгоняемая из «рая». Змеи, повторим, имеют в библейской символике амбивалентный характер: они означают как силы зла, так и силы добра.

Но теперь мы спохватываемся: Гоша – Георгий. И любовь к змеям у него – дань избранному при воплощении на земле имени, имени... Георгия Победоносца. И теперь Гоша-Георгий отправляется на битву. На битву со змеем.

У змея – не три, как положено, но пять голов. Узнав это, Гоша слегка озадачен, но решает дело тем, что приглашает в компанию себе второго рыцаря-змееборца. Вот он-то нас и интересует больше всего.

Традиция комического изображения вождей в кино заложена, пожалуй, Гайдаем. Наиболее яркий образ – в кинофильме «Брильянтовая рука». Ночной патруль перед сценой в гостинице: справа... «Сталин», слева – «Хрущов». Гостиница называется... «Атлантика». Нам уже известно по позднейшему повторению этого образа в фильме про «Нофелет», как в этом слове анаграммируется имя Сталина. Но дело не в одних двойниках. В этой колоритной группе воспроизводится живописный сюжет: «Три богатыря» В.Васнецова. Комизм сцены заключается в том, что третий богатырь... женщина! Но женщина – самая воинственная из всех троих: в центре группы – неподражаемый управдом в исполнении Нонны Мордюковой.

В.Турбин в предисловии к посмертному переизданию своей книги «Пушкин, Гоголь, Лермонтов» применил этот сказочно-эпический образ к иным руководителям Советского государства – Брежневу, Андропову, Суслову, взявшим на себя ответственность за «эпоху застоя». Нас же интересует изображение другого политика – Ленина. Он появится, мелькнет, как вспышка, в фильме «По семейным обстоятельствам». Персонаж Р.Быкова, который «половину букв не выговаривает», – важно лишь то, что он не выговаривает букву "р". Это обстоятельство подчеркнуто тем, что ту же букву, как оказалось, не выговаривает и... краснощекая девочка с мавзолея.

Персонаж – лысый, невысокий, в костюмчике, в пиджаке. «Я вам сейчас выпишу напъявление...» И мы видим перед своими глазами... Ленина в Смольном, присевшего второпях у края стола, склонившегося над подписываемой бумажкой! Реакция партнеров – мгновенная: «У вас что, подпольный кабинет?» Какой же еще мог быть кабинет у Ленина, если не подпольный?! Шалаш в Разливе! Но Ленин в фильме – смущен: «Какой подфольный кабинет? Зачем подфольный кабинет?» Перед нами Ленин, которого счастливо миновала участь революционного вождя... Мирно занимающийся «фефектами ечи». Даже забывший уже о своей когдатошней личной дружбе с «писателем Максимом Кое-Каким». Но... все равно не избежавший укора евангельского изречения (которое в еще большей степени может быть адресовано Ленину-политику, Ленину – врачевателю язв капиталистического строя): «Врачу, исцелися сам!»

И Ленин, наконец, живьем появляется в нашем фильме. Любопытно проследить в этом фильме... соотношение головных уборов: кепки и шляпы. Кепку носит Рудик. Но кепку же носит – герой Баталова, ангел Гоша, безусловный эталон добра. Так что сам по себе головной убор ни о чем не говорит. На режиссере-"Боге" в сцене пикника – противоположность «дьявольской» кепке, шляпа. Но шляпа – и на главаре негодяев, избивающих кавалера Александры. И когда появляется соратник Георгия, ничего еще не означает тот факт, что на нем – кепка.

Он неслучайно сделан похожим на Николая, так что поначалу возникает иллюзия, что Гоша именно его пригласил в спутники. Но спутник Гоши возникает именно ниоткуда, его нигде больше нет в фильме, в том числе – и среди Гошиных друзей в сцене пикника. Ясно, что этот вызванный на подмогу – тоже из числа Ангельского воинства.

Происходит художественная метаморфоза, нам уже хорошо понятная: Ангел превращается... в чорта, «ленинская» кепка срабатывает. Разумеется, это не значит, что приятель Гоши оказывается предателем. Просто при помощи этой фигуры на миг, как видение, возникает символическое изображение, показывающее нам... Ленина. И то, что с ним, Лениным, делают.

Отношения между антагонистами – вещь системная: если один превратился в «чорта», то его противник тут же должен стать «ангелом». Приятель Гоши: кепка, пиджак, плотный, невысокого роста. Он бросается в погоню за одним из подонков, нанесшим ему внезапный, предательский удар... между ног, замахивается над ним, упавшим, чтобы тоже ударить... Пиджак на нем распахивается, под ним виден жилет, а кепка делает сходство неотразимым – и мы понимаем, что били-то... Ленина!

Ничто не ново под луной. В этой сцене повторяется прием, венчающий антисталинскую пьесу М.А.Булгакова «Батум». Да-да, эту пьесу считают сервильной, написанной, чтобы угодить адресату. Считают, что Сталин не разрешил ее постановку, потому что пьеса оказалась художественно неудачной. Напрасно считают. Он... испугался.

Об этом уже писал В.Турбин в упоминавшейся нами рецензии на телесериал «Монстр» и театральную постановку «Батума». «Ленина» в фильме бьют «по яйцам» – Сталина в пьесе Булгакова... «пропускают сквозь строй», лупят по заднице. Как верзилу-"Муссолини" в фильме Гайдая! Теперь представьте себе: пьеса... разрешена. Натурально, играется всесоюзная премьера. Каждый вечер, во всех театрах страны раскрывается занавес, и каждый вечер многомиллионный советский народ видит, как на сцене секут Иосифа Сталина. И эту пьесу еще называют «сервильной»?!

Прием Булгакова-сатирика и был повторен в фильме. Повторен с особой жестокостью: обыгрывается... бездетность Ленина. Она теперь рисуется как некое наказание, как следствие удара, нанесенного ему Ангелом-мстителем, удара... лишившего его потомства!

Битва окончена. Победоносец Георгий и Александра идут мимо МХАТа. Театра, в котором десятилетие спустя идея карикатурного изображения вождей с помощью эксцентричного подбора актеров, появившаяся еще в сатирической журналистике 1920-х годов, будет воплощена открыто и в целом спектакле: Ленина там сыграет толстый, круглолицый Александр Калягин.

*    *    *

Теперь нашим героя предстоит испытать себя – в поражении. Герои ненадолго отправились в прошлое, нанесли удар основателю первого в мире атеистического государства, получили за свой необдуманный и жестокий поступок справедливый нагоняй от хозяйки дома, – теперь прошлое, длинным жирным хвостом змеи («Как видишь, жив и довольно упитан!» – говорит Катерина Александре о ее неожиданно появившемся отце), вползает в их дом. Посмотрим, какова же – голова этого змея; что находится в центре этого лабиринта.

А в центре его... сидит Гоша. И отправляется на поиски Гоши монтер Николай (тот, что сыздавна привык иметь дело со «змеями» – кабелями, проводами...). Вот уж действительно апофеоз сказочного жанра: пойди туда, не знаю куда... Долго ли, коротко ли блуждал Николай по дремучему лесу – современной Москве, мы не знаем, однако в конце концов очутился у дверей заветной квартиры. Тут-то уже – настоящая, без всяких скидок пародия на Тарковского разыгрывается, на «интеллектуальное» кино: искривленное, «эйнштейновское» пространство в самом доподлинном виде наглядно изображается. Все как в «Сталкере», только двухсерийный фильм... ужат до двадцатисекундного кадра: герои там шли кружным путем, полным опасностей и ужасов, чтобы попасть в дом, до которого рукой было подать.

И никакого противоречия здесь нет: уже в начале 20-х годов, на заре «эйнштейновской» эры в нашей стране появилась книжка этнографа В.Г.Богораза, где проводилась параллель между теориями относительности и... мышлением «первобытных народов». Монтер Николай тоже хочет сразу войти в двери комнаты Гоши, расположенные прямо напротив входной, – но соседка по квартире объясняет, как «сталкер» – Писателю: в квартире – ремонт, нужно обойти эту самую комнату (да, конечно: ведь и в фильме Тарковского – «комната»!) кругом, по коридорчику. Меня всегда восхищала абсурдность этой мотивировки: почему происходящий в квартире ремонт не позволяет открыть Гошину дверь! Ясно, что создателям фильма это необходимо было, чтобы построить образ движения в «искривленном» пространстве, где движение «по прямой» – невозможно. Тут профессия персонажа вновь пригодилась: теория Эйнштейна выросла на почве электродинамики, из размышлений над движением электрона.

Путь Николая по коридору – путешествие, пусть и миниатюрное. Встречается ему на пути и сгорбленная старушка – баба-яга костяная нога, традиционно указывающая сказочному герою дорогу. Но в целом это полу-пародийное путешествие (напоминающее пародийные «путешествия» писателей I трети XIX века: путешествие, совершаемое в воображении; «Путешествие по моей комнате»; «Путешествие по Невскому проспекту» и т.д.) – это сказочное странствие было важно не само по себе. Оно создавало эффект улиткообразного лабиринта, хозяином которого оказывался Гоша, находившийся в его средоточии. Короче говоря... оказывался он Ми-но-тав-ром.

Многосерийный телефильм по сценарию братьев Вайнеров: «Визит к Минотавру». Милицейское расследование (а Николай в этом эпизоде, как мы уже говорили, предстает именно в роли милицейского следователя!) – блуждание по «лабиринту»; оно приводит в итоге к главному злодею, исполняемому демоническим Валентином Гафтом. И тут, в финале, образ лабиринта – похожего на раковину улитки, суживающегося кругами вокруг разыскиваемого преступника пути – удваивается: злодей оказывается... хозяином, обитателем террариума, показан в окружении разонобразных ядовитых змей.

И Гоша – тоже оказывается в центре змееобразного лабиринта. Собственно говоря, он-то сам... и является этим лабиринтом («чужая душа – потемки», – говорит пословица; «потемки» или – лабиринт), змеей; головой змеи. Сидит за столом, уставленным бутылками (сосуды со змеиным ядом; «зеленый змий» опять же); в надетом на голое тело своем традиционном плаще (змеиная кожа, которую можно сбрасывать?). Тут уж его монашеский облик становится особенно очевиден: надел власяницу; потерпев крушение в личной жизни – становится анахоретом, затворником. (В фильме «Покровские ворота»: «Вы в ЗАГС, а Хоботов – в монастырь!») И, как положено анахорету... «питается Св. Духом» (дух – spiritus, спирт): пьет.

Только это – отшельник-самозванец, анти-монах. А значит... человек, предавшийся не Богу, а дьяволу. Дьявол ведь... это тоже своего рода «отшельник»: не хочу знать никого и ничего в мире, кроме своего "я". Не случайно поэтому пьяные умопостроения Гоши напоминают голос, монотонно раздающийся в одном из «кругов» изображенного в фильме ада – пившнушке-аквариуме тоже потерпевшего поражение на «личном фронте» Сергея: «Категорический императив Канта гласит...» Чем лучше этого фраза, выданная Гошей: «Она показала этим, что для нее социальный статус человека важнее, чем его – мой личный статус». Там – антиномии, тут – антимонии. Николай на эту абракадабру резонно отвечает: «Переведи!» Точно такая же абракадабра звучала в устах замаскированного под таксиста майора милиции в фильме «Бриллиантовая рука»: «Каждый человек способен на многое, но, к сожалению, не каждый знает, на что он способен». Трезвый и здравомыслящий герой Ю.Никулина реагирует на это не менее адекватно, чем выпивший Николай: «А... да-да, бывает».

Майор находится в положении, сходном с Гошиным: его то и дело принимают за преступника и... за алкаша, собутыльника «пьяницы и дебошира С.С.Горбункова» (как разоблачила его богатырь-управдом, героиня Н.Мордюковой); он носит такую же «уличающую» бандитскую татуировку на кисти руки, какие в изобилии обнаруживаются в этой последней сцене на плече Гошиного собеседника Николая (тут уж ничего не поделаешь, действительно – собутыльника!). Сходство прослеживается и в обратном направлении. Мы уже говорили о том, как обставлен разговор Гоши с Николаем: будни следственной камеры; можно добавить: возвышающиеся по углам стопки книг – следственные дела. В квартире – ремонт, все перевернуто вверх дном, а ремонт, согласно поговорке, равен стихийному бедствию.

Вот в этом положении, «в минуту, злую для него», мы и оставляем героя нашего фильма. Будет в фильме счастливый, «голливудский» финал, «хэппи-энд». Будет неправдоподобное возвращение пьяного вдрызг Гоши к Катерине – свеженьким как огурчик; будут счастливые слезы, будут сентиментальные предложения правдоподобно пьяного Николая «дружить семьями». Адские силы к этому времени, видать, насытили свою прожорливость и задремали. Но можно не сомневаться, наперекор «хэппи-энду», что они еще не раз дадут о себе знать.

КОНЕЦ

2008