Текст книги "Вне игры"

Автор книги: Алексей Зубов

Соавторы: Леонид Леров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

КОМАНДИРОВКА

– Вам все ясно, Никанор Михайлович? Два задания сразу – Крымов и Строков. Вылет сегодня ночью…

Михеев уже все знал о Сергее Крымове. Может, даже больше, чем требуется, больше, чем это известно Бутову, – есть у него впечатления от бесед с Ириной, от ее вскользь оброненных характеристик Крымова, столь же метких, сколь и противоречивых. Сегодня ночью он полетит в Сибирь, чтобы встретиться там с ним. Михееву наконец-то удалось установить, куда и при каких обстоятельствах улетел Сергей Крымов.

…В редакции ему давно была обещана командировка. Среди внештатных сотрудников он шел под первым номером. Был у редакции и дальний прицел – когда Крымов получит диплом экономиста, забрать его к себе: экономические знания плюс неплохая журналистская хватка, острое перо. И просьбу Сергея послать его недели на две на какую-нибудь большую стройку решили уважить. Крымова только спросили: «А как с дипломом? Не завалишь?» Он усмехнулся: «Наш пострел везде поспел…» Оставалось уточнить – куда?

Михееву известно, что Сергей неожиданно отказался от двух предложенных ему на выбор, весьма приятных адресов – Рига и Ереван. Он настойчиво добивался поездки в Сибирь, в глухомань, в тайгу, где поднялся первый корпус нефтехимического комбината, к которому ныне тянут нефтепровод.

Бутов и Михеев озадачены: что побудило Сергея Крымова, парня, любившего беспечную жизнь, отказаться от командировки в Ригу и Ереван, метнуться туда, в комариные края? Чем привлек его комбинат, продукцию которого с нетерпением ждут не только хлеборобы и текстильщики, но и люди из так называемых почтовых ящиков. Нет ли тут тех подводных течений, что дают основание проявить особую настороженность? Бутов так и нацеливал Михеева:

– Вам, Никанор Михайлович, надлежит разобраться – нет ли здесь побочных наслоений на наш главный вопрос касательно той странной телеграммы?.. Нам небезынтересно знать, почему молодой человек, предложив любимой девушке «ховать игрушки», сам рванулся туда, где будут делать кое-что причастное к «игрушкам» весьма солидного калибра… И рванулся именно тогда, когда к отцу его Ирины заявился этот самый господин Егенс…

Есть еще одно обстоятельство, насторожившее чекистов. Установив наконец, какая редакция и на какую стройку отправила студента Крымова, они также узнали, что по дороге на комбинат он должен остановиться в одном из сибирских институтов, причастных к рождению гиганта нефтехимии. В течение нескольких дней запрашивали институт о Крымове: «Нет, не был, не знаем такого». Связались с дирекцией, парткомом стройки: «Нет, не приезжал к нам московский журналист Крымов». Тогда решили проследить по спискам пассажиров Аэрофлота. Вроде бы он, Крымов, должен быть на стройке. Аэрофлотовские документы свидетельствуют: пассажир С. Крымов прилетел в областной центр и в тот же день на самолете местной авиации прибыл в райцентр.

– Вам, Никанор Михайлович, во всем этом разобраться следует. Тщательнейшим образом…

…Никанор Михайлович откинулся в авиационном кресле и, смежив веки, вспоминал последние наставления Бутова. Мысли его зацепились за Строкова. Вероятно, по ассоциации вспомнил Костю. Три дня и три ночи провозился он с этим Строковым. И все-таки напал на след.

Константин Викин… Закадычный друг по институту. За двумя сестрами ухаживали, на двух сестрах и женились. Обоих их, Никанора и Костю, в один и тот же день рекомендовали на работу в КГБ. Викина, знавшего четыре языка и особенно хорошо немецкий, сразу же определили в группу, занимавшуюся поисками военных преступников.

Теперь Константина Яковлевича Викина одни называли ходячей энциклопедией, другие – фон Викинштерном, в шутку утверждая, что сам он из древнего рода немецких баронов. И не только потому, что Костя в совершенстве владел немецким языком и всеми его диалектами – он отлично разбирался в тонкостях грамматического строя, произношения, лексики. Викин прекрасно знал историю Германии, ее литературу, искусство, нравы, обычаи, а что касается более близкой ему сферы – родословные, связи, место жительства, служебная карьера военных и политических деятелей гитлеровского рейха, продолжение их биографии в наши дни, – тут уж он был просто академиком. Викин со своими помощниками умудрялся находить улики, вещественные доказательства, свидетелей преступлений там, где, казалось, время стерло все следы.

Надо было обладать недюжинной волей, блестящей памятью и хорошо организованным справочным материалом, чтобы, ухватившись за тоненькую ниточку-паутинку, напасть на след через двадцать – двадцать пять лет со дня свершения преступлений. Приходилось исследовать огромное количество документов, разыскивать свидетелей, изучать дома, улицы, площади, поля, леса, где свершались кровавые злодеяния, рыться в архивах, сличать, сверять, проводить замысловатые экспертизы, следственные эксперименты, а иногда и эксгумацию останков жертв фашистской оккупации. И Константин Викин терпеливо, методично, не опуская рук после целой череды неудач, шел от рубежа к рубежу.

К нему-то и обратился Бутов за помощью. Были в заявлении доктора Рубина строки, натолкнувшие полковника на мысль заняться проверкой «исповеди» Захара Романовича в несколько ином плане: не остался ли в живых тот самый партизан, на допросе которого Рубин, по его словам, только присутствовал? Выть может, Рубин чего-то не договаривает? Если уж офицер абвера захотел испытать его, то возможно, Что он не ограничился столь гуманной мерой – русский доктор стоит в стороне и наблюдает, как истязают русского партизана.

В архивах партизанских отрядов, действовавших в районе, где орудовала особая группа обер-лейтенанта Брайткопфа, была найдена записка:

«Берегитесь, доктор Захар – предатель».

Кто этот Захар? Рубин – или случайное совпадение имен? Или это кличка? Что знают тамошние партизаны о судьбе командира отряда, попавшего в фашистский застенок? А может, и Захар им знаком?

…Исходные данные были более чем скромными: место, время действия, фамилия нескольких немецких офицеров, названных Захаром Романовичем. И тем не менее Викин обещал Бутову кое-где и кое-что разыскать.

– Много ли потребуется времени?

– Затрудняюсь, товарищ Бутов, назвать точный срок… Бывает, что и целый год ищем, а бывает… Розыском улик против тех, кто в лагере «Дора» орудовал, занимались несколько месяцев. По пятам одного из бывших узников всю Сибирь исколесили.

Бутов нахмурился. Его не очень устраивали такие темпы.

– Вы не расстраивайтесь. Мне кажется, что ваш вариант попроще. Посмотрим наши картотеки, попытаемся отыскать…

Сколько картотек, архивных документов переворошили люди Викина, сколько разных запросов сделали, как его сотрудник вел поиск в том районе, где орудовал упомянутый Рубиным господин Брайткопф, – все это осталось «за кадром». А в «кадре» – лаконичная справка, представленная через три дня: в районе, интересующем Бутова, фашистами был схвачен командир партизанского отряда Строков Сергей Николаевич, 1908 года рождения, бывший секретарь райкома партии.

В июле 1941 года ушел по заданию обкома партии в подполье. Есть основание полагать, что он жив. Партизан Иван Шутов, участвовавший в налете на автомашину, в которой Строкова, едва живого после допроса, везли в лагерь, здравствует поныне. Бутов имеет возможность с ним побеседовать. Автор записки, подававшей тревожный сигнал: «Берегитесь, доктор Захар – предатель», видимо, тот же Строков. Предположительно. Слово это Викиным подчеркнуто дважды. В архиве сохранились документы, написанные Строковым собственноручно. Почерковедческая экспертиза установила, что несколько букв записки и этих документов – идентичны. Возможно, что совпадение случайное, но может быть, Строков – кто знает – писал записку, стараясь изменить почерк…

К Ивану Шутову полетел Михеев. Шутов, теперь уже глубокий старик, сохранил прекрасную память. И со всеми подробностями нарисовал картину смелого налета партизан на тюремную автомашину. В небольшой деревянный мостик через речку вбили остриями кверху гвозди. А для полной гарантии доски посыпали битым стеклом. Расчет оказался точным: машина на мосту застряла. Место это было сравнительно глухое. Вся операция заняла три минуты. Без единого выстрела – в ход пошли ножи. Окровавленного, до полусмерти избитого Строкова партизаны доставили в свой лагерь. Только на вторые сутки он открыл глаза.

Сергей Строков находился в партизанском отряде, пока не настал радостный день встречи с наступающими частями Советской Армии. Как потом сложилась его судьба, Иван Шутов не знает. Только помнит, как в мае сорок восьмого Строков приезжал сюда, в разоренные войной партизанские села. Это было в День Победы. И на митинге выступал…

После митинга бывшие партизаны собрались в своем узком кругу. Во дворе у Шутова. Минутой скорбного молчания помянули павших, а потом пили за здоровье тех, кто до Победы дожил. И жены их за тем столом сидели. Радостные, счастливые. А Строков смотрел на них и все хмурился.

– Не понял я спервоначалу, чего он куксится. Все не по себе ему. А потом ясно стало. Муторно на душе у человека… Он мне сам про те горести свои поведал. Когда кончилась война, встретил Строков товарища из того же района, где секретарем райкома был. Тоже жинку свою на восток отправлял. В первые же дни войны. Так вот… Эшелон тот разбомбили. И будто среди погибших была жена Строкова. Так оно или нет, товарищ точно не знал, но рассказывали, будто видели ее труп… И все же Сергей Николаевич надежду не потерял. Вдруг жива! Три года искал ее… Запросы посылал. Не нашел. Родных у нее, считай, нету. Отец умер, когда дочери пятнадцать лет исполнилось. А мать не родная. Строков и фамилию-то ее запамятовал. Чужие люди. Родную сестру ее искал. Знал – есть такая. Но опять же фамилия у ней по мужу, а какая – неведомо. Так и не нашел жинкиных следов. Рассказывал и чуть не плакал… «Видать, Семеныч, она от бомбы фашистской погибла. Да ведь не одна… Ребенка ждали… Мы с ней, Семеныч, только год вместе прожили. Планы какие строили!»

Михееву удалось в соседнем районе найти человека, который прошел со Строковым весь путь до Праги. И опять о том же разговор пошел: жену разыскивал.

– Говорил командир, будто нет у него родных. Из детдомовцев… Одна только жена… Часто вспоминал ее. Все беспокоился – успела ли от немцев уйти… Запросы посылал в разные края. Да только без ответа остались. Куда подался Строков после войны – ведать не ведаю, а думать – думаю. Был у него в полку дружок, сибиряк, все к себе в гости звал…

…Уже из пяти сибирских городов и сел, где проживают Строковы Сергеи Николаевичи, 1908 года рождения, пришли в КГБ ответы: ни один из них не партизанил.

И вот шестой адрес. И тоже Сибирь. Работает в областном центре – заместителем председателя комитета народного контроля. Сейчас находится в длительной командировке в райцентре, на нефтехимическом комбинате. Адрес сообщили. Тот же райцентр, тот же комбинат, о котором собирается писать очерк Сергей Крымов. Михеев обрадовался – приятное совпадение! И попросил товарищей из областного управления КГБ дать знать в райцентр об интересующих контрразведку лицах.

СТРАННЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ

На аэродроме Михеева встретил старший оперуполномоченный местного отделения КГБ. Когда они шли рядом, казалось, что шагают Пат и Паташон. Высокий, худющий, длиннорукий, длинноногий Никанор Михайлович Михеев и широкоплечий толстяк, все время забегающий вперед Шалва Исидорович Задгенидзе. Он в шутку уверял, что из Грузии ему пришлось ретироваться только потому, что ростом не вышел: «Таких у нас не держат».

За семь минут ходу от самолета до так называемого аэровокзала Шалва успел выдать несколько длинных «очередей» информации: и о ходе стройки комбината, и о красотах будущего города. Даже в номере гостиницы Шалва все еще продолжал свое «путешествие» в завтра.

– Через пять лет, дорогой друг, прилетишь к Шалве в гости на сверхзвуковом самолете. Без пересадки на «Аннушку». Гостиница будет такая, что москвичи от зависти лопнут… Почему улыбаешься?..

А Никанор Михайлович действительно улыбался, но совсем по другому поводу: ему, конечно, приятно в первые же минуты пребывания на сибирской земле получить информацию о будущем города, но он предпочел бы в первую очередь получить информацию о Крымове, Строкове. Михеев деликатно «приземляет» Шалву и погружает его в мир сиюминутных забот.

– Так как, товарищ Задгенидзе… Сейчас десять ноль-ноль. Смог бы ли я, скажем, в одиннадцать ноль-ноль встретиться с интересующим меня журналистом?

Затянувшийся розыск Сергея Крымова несколько тревожил и Бутова и Михеева. Почему о Крымове ничего не знают в дирекции, парткоме стройки? Где он? Вот Михеев и теребит Задгенидзе. Тот, конечно, знает, почему так настойчив коллега, но старается отшутиться.

– Дорогой друг, зачем спешить? Завтракать надо, отдохнуть надо. Сколько часов в полете был…

– Я попросил бы вас ускорить встречу с журналистом. Надеюсь, вам уже известны его координаты?

По несколько растерянному выражению лица Шалвы Михеев догадался, что с «координатами» пока не все в порядке и экскурс в будущее – небольшая хитрость, так сказать, отвлекающий маневр.

– Все будет хорошо, дорогой друг. – С лица Шалвы растерянность словно ветром сдуло. – Координаты в данный момент уточняются. Пока гость немного закусит с дороги, наши люди найдут его. Он какой-то странный товарищ, ваш московский корреспондент.

– А именно? – встрепенулся Михеев.

– Фантомас, – отшутился Шалва. – В гостинице не проживает, в парткоме, завкоме, дирекции, редакции газеты не появлялся.

– Может быть, он и не прилетал сюда? – неуверенно спросил Михеев.

– Зачем так говоришь?.. Здесь он… Имеем такие сведения.

В это время зазвонил телефон, и Шалва взял трубку. Михееву еще никто звонить не мог.

– Слушай, Петрович, как же так… Скандал! Из-под земли найди мне его. Человек не иголка. Куда уехал? Зачем уехал? Почему глупости говоришь – врача повез. Он, что – шофер?

Вскоре, однако, кое-что прояснилось. Крымов решил лететь прямо на стройку – в Москве он узнал, что группа научных сотрудников из интересующего его института сейчас находится на комбинате. А прилетев на строительную площадку, Сергей позволил себе приятно провести несколько дней в обществе своего друга Игоря Крутова, прославленного водителя самосвала. Не очень еще искушенный в требованиях «протокола» корреспондентской деятельности, Крымов решил, что дней пять он поживет у Игоря в общежитии – есть свободная койка, – и никому не дал знать о себе. А потом уж собирался явиться в дирекцию, партком и переехать в гостиницу. Иначе бы он не настаивал в редакции на командировке в Сибирь, а поехал бы в Ереван: кто откажется встретить весну в горах Армении? Была лишь одна притягательная сила, побудившая Сергея отказаться от столь заманчивой поездки, – Игорь Крутов.

В общежитии Крымова не оказалось. Ночью на самосвале он отправился к «Якову» – так назывался находящийся километров за сто от райцентра крохотный поселок экспедиции разведчиков нефти. Во главе экспедиции Яков Трофимченко, и поселок – пять палаток – так и окрестили «Яков». В полночь от «Якова» в райцентр поступил сигнал тревоги: «Срочно требуется хирург». Из дирекции позвонили на автобазу – немедленно снарядить самосвал, так как машина «скорой помощи» к «Якову» не-проберется – и без того плохую дорогу теперь еще и размыло…

Самосвал выделить – не проблема. А где взять водителя? Половодье натворило много бед. Вторые сутки авралят шоферы. Четверо вышли из строя. Игорь Крутов едва держится на ногах, но не сдается. В общежитие он вернулся часов в одиннадцать вечера, ему разрешили поспать до шести утра, а там снова на вахту. Но в полночь его, начальника колонны, подняли с постели: «К телефону зовут, говорят, срочная надобность имеется». Когда он вернулся в комнату, Сергей уже не спал.

– Что случилось?

– Водитель на самосвал требуется… Хирурга к «Якову» везти.

…Через полчаса водитель первого класса Сергей Крымов повел самосвал. Вернется он от «Якова» только поздно вечером, и Михеев, не теряя времени, занялся Строковым. Представителя областного комитета народного контроля на стройке знали все. Кое-кто здесь недолюбливал его: «Всюду нос свой сует». А кое-кто и побаивался: «Этот поддаст жару… Хлебнешь из-за него…» Во всяком случае, к его сигналам, предложениям, критическим замечаниям относились с уважением и вниманием.

В полдень в номер гостиницы вошел невысокий, крепкого сложения человек. Из-под копны серебристых волос колюче сверлили собеседника большие черные глаза. Поздоровавшись, он сухо спросил: «Чем могу служить?» Михеев уловил в его голосе нотки настороженности и счел нужным без промедления внести ясность.

– Присаживайтесь, Сергей Николаевич. Простите, что потревожил вас. Могли бы, конечно, ограничиться и письменным вопросом. Но так уж получилось, что некоторые обстоятельства, к вам не имеющие отношения, привели меня сюда. Заодно решил и вас повидать.

…Второй час длится беседа. Михеев больше молчит, слушает и только изредка задает вопросы. Строков старается держаться спокойно, но ему это плохо удается. Да, он и есть тот самый Строков, бывший секретарь райкома партии, бывший командир партизанского отряда, которого допрашивал русский человек по имени Захар.

– Допрашивал или только присутствовал на допросе? – уточняет Михеев.

Строков посмотрел на Михеева и закусил губу.

– Может, не надо вспоминать… Больно… Будто снова хлещут… – И он незаметно – так ему казалось – достал из кармана стеклянную трубочку. Михеев растерялся – как быть? Эта трубочка хорошо знакома ему – нитроглицерин. Он предложил перенести разговор на другое время. Но Строков, видимо, догадался, что «нитроглицериновая конспирация» раскрыта.

– Вы не обращайте внимания… Сердце сердцем, а дело делом. Вот уже и прошло все. Слушаю вас…

– Простите, Сергей Николаевич… Я понимаю ваше состояние. Нам надо с абсолютной точностью установить: упомянутый вами Захар Рубин сам допрашивал вас?

– Да…

– А если чуть подробнее. Как протекал допрос?

– Так, как было принято в том заведении. По всем правилам. Не хочется вспоминать. Да и к чему это…

И вдруг его прорвало. Строков выплеснул все, что пережил в ту пору. Ничего не забыл. И как допрашивал его Захар Рубин, и как в лагерном бараке мучительно вспоминал, где он встречал раньше этого негодяя. И как обрадовался, когда вспомнил, – будто легче от того, что теперь знает, кто допрашивал его? Незадолго до войны он был на партийном собрании в местной больнице, и ему представили двух приехавших из Москвы молодых хирургов-практикантов. И оттого, что один из них оказался предателем, Сергею Николаевичу было особенно тяжко, словно и он, секретарь райкома, нес за него ответственность. Нет-нет, да и ловил он себя на нелепой мысли: «Моя недоработка… В партийном, комсомольском коллективе жил этот ублюдок…» Строков понимал, что мысль эта бредовая, да и возникала она в воспаленном мозгу человека, который после очередного допроса сам пребывал в полубредовом состоянии. Строкову удалось раздобыть клочок бумаги, на котором и нацарапал: «Берегитесь, доктор Захар – предатель». Фамилию доктора он сразу вспомнить не мог.

Строков еще не нашел способа передать записку товарищам, и лежала она спрятанной в бараке, когда случилось то, на что он уже не надеялся: налет партизан на тюремную автомашину…

Михеев достал из портфеля фотокопию записки и показал ее Сергею Николаевичу.

– Она?

– Да. Тогда я старался изменить свой почерк. Сейчас вижу, что не сумел…

– Сергей Николаевич, я прошу вас напрячь память и ответить на мой вопрос совершенно точно: да или нет… Рубин избивал, пытал вас? Собственноручно?

Строков удивленно пожал плечами. Ему, не знавшему всех обстоятельств дела Рубина, не очень-то понятно, какое значение имеет эта, с его точки зрения, малозначащая деталь: предатель есть предатель. Независимо от того, просто ли допрашивал или допрашивал и бил. Ему не ведомо, как важна для контрразведчиков эта «деталь»: что означало участие Рубина в допросе партизана – желание Брайткопфа туже завязать петлю, которую он накинул на шею завербованного агента, или же агент этот отличнейшим образом вошел в новую роль и занялся истязанием советских людей?

– Так как дело было, Сергей Николаевич?

Строков в упор смотрит на Михеева и говорит твердо, решительно:

– Нет, не бил. Это делали другие…

– И еще один вопрос, Сергей Николаевич: у вас не возникало желание найти Захара? Где он, что делает, ходит ли по советской земле?

– Это вопрос или упрек?

– Ну, какой же может быть упрек? Нет, нет! Ни в какой мере… Но нам важно…

Строков прервал Михеева и тихо, внятно сказал:

– Я понимаю, что это важно. Искал, пытался найти. Но не из желания рассчитаться, а по долгу совести. Предпринимал ряд мер. Безуспешно…

Строков тяжело откинулся к спинке кресла и, не глядя на Михеева, спросил:

– У вас будут еще вопросы?

– Вопросов пока нет. Есть просьба – показать город, стройку… Вы никуда не спешите?

– К вашим услугам.

…Они вышли на окутанную промозглым туманом улицу с непролазной грязью и серыми, еще начисто не смытыми, ноздреватыми сугробами.

Беседуя, не заметили, как оказались на окраине городка, откуда уж и рукой подать до строительной площадки.

Лицо Сергея Николаевича просветлело, когда он заговорил о комбинате. Для него он – родное дитя. И вдруг распалился.

– А о природе-матушке зря забывают. Возмутительно! «Давай, давай, быстрей давай». А как тут люди жить будут… Одержимость иногда становится опасным недугом. Река рядом, а с очистными сооружениями непорядок. Москвичи ваши разработали проект, а в нем прорех – тьма-тьмущая. Мы протестуем, общественность поднимаем…

– Кто это «мы», Сергей Николаевич? И много ли вас?

Строков ухмыльнулся.

– Мы – это партийная и комсомольская организации, комитет народного контроля, весь актив… Печать в помощники зовем. Сюда недавно из Москвы приехал молоденький паренек, корреспондент. Занятный, между прочим, человек. Мы с ним подружились. Весьма, я бы сказал, самобытен. Скромно, неприметно входит в дело. А главное, чертовски наблюдательный. Отлично в тонкостях экономики разбирается. И слушать умеет, с полуслова ухватывает… У него тут друг детства шофером работает, Игорь Крутов. Так москвич с аэродрома прямо к Игорю в общежитие. Там и поселился…

– Кто вас познакомил с корреспондентом?

– Крутов… Он у нас «Комсомольский прожектор». По одной и той же цели огонь ведем – очистные установки. Москвич, правда, чуть испугался, когда узнал, кто я. «Вы меня, – говорит, – не выдавайте. Хочу у вас несколько дней, так сказать, неофициально пожить. Осмотрюсь кругом, а потом и к начальству заявлюсь».

– Как зовут корреспондента?

– Тезки мы с ним. Сергей… Сергей Крымов…

– А вы знаете, Сергей Николаевич, что я именно к нему и приехал…

– То есть как?..

– Помните, я говорил, что обстоятельства, к вам не имеющие отношения, привели меня сюда. Так вот, у тех обстоятельств есть имя и фамилия – Сергей Крымов.

И Михеев поведал изумленному Строкову все, что счел нужным и возможным рассказать о тех самых обстоятельствах, которые побудили его не дожидаться возвращения Сергея в Москву, а отправиться к нему на стройку.

Интуиция, за которую иной раз и попадало ему от начальства, никогда не обманывала Михеева. Так вот эта самая интуиция подсказывала, что Строков из числа тех, кому можно доверять. А Михееву важно знать – что думает Строков о Крымове сейчас, после всего услышанного о нем? По-прежнему, все так же восторженно воспринимает журналиста? А Строков задумчиво смотрит вдаль, словно для него сейчас куда важнее рассмотреть вон те молодые березки, что стоят на другом берегу реки…

Что же сказать? Дыма без огня, конечно, не бывает. Не станут чекисты тревожить человека, не имея на то веских оснований. Но ведь и тревожить можно с разными целями. Сдается Строкову, что парень этот все же настоящий, из тех, с кем не страшно в разведку идти, кто способен все объяснить, на все твои вопросы ответить, не виляя, не заметая следов.

Мысли эти Строков высказывает вслух, будто разговаривает сам с собой. И вдруг вопрос Михееву:

– Вы, вероятно, считаете, что все рассказанное вами о Крымове – для меня откровение? Раскрыл, так сказать, глаза человеку: «Смотрите, Строков, каков ваш новый знакомый».

– Может, и не совсем так, но…

– А я ведь все это знал… Сергей мне рассказывал. И о себе, и о дружках, и об Ирине. А потом Игорь добавил. Этот больше комментировал. Так вот, видите, какая история… Я сейчас всякие мысли вслух высказал, а главного еще и не сказал. Я сопоставил все, что мне Сергей о себе говорил, и все, что вы рассказали о нем. Полное совпадение. И вот какой вывод делаю: есть в характере этого парня очень ценное, на мой взгляд, качество – честность…

– О телеграмме он вам тоже рассказывал?

– Нет… Вот это действительно откровение для меня. И загадка… Странно… Однако не допускаю мысли…

– Всякое бывает… Полагаю, что завтрашнее утро внесет ясность. Рассчитываю на отмеченную вами черту его характера – вилять не будет…