355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Некрасов » Остров неудачников(СИ) » Текст книги (страница 6)
Остров неудачников(СИ)
  • Текст добавлен: 9 апреля 2017, 20:30

Текст книги "Остров неудачников(СИ)"


Автор книги: Алексей Некрасов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Развязка наступила внезапно. Голос отца властно вторгся в темное наваждение. Вскинув голову, Анастасия увидела его на пешеходной дорожке всего лишь в нескольких метрах от сборища. Рядом стоял армейский товарищ, с которым они обычно совершали вечерние прогулки по лесопарку. Сбросив руку Влада, Анастасия, словно ужаленная, вскочила с дерева. Тот сквозь зубы бросил вслед какую-то наглость, на что отец, с пугающим спокойствием поинтересовался " Что молодой человек хотел сказать?". Влад не ответил, и Анастасия почувствовала, что плейбой испугался.

Всю обратную дорогу она шла, опустив голову. С обреченной покорностью ожидала объяснения дома. Но, вместо того чтобы обрушить праведный гнев на голову дочери, отец спокойно и терпеливо объяснил, что на самом деле представляет из себя Влад. Оказывается, он уже много слышал об этом молодом человеке на школьных родительских собраниях. С тех пор образ ее темного кумира сильно съежился, потускнел до уровня серой обыденности.

С юности карандаш и бумага стали спасительным мостиком между миром ее фантазий и реальностью. Как и многие сверстницы, она писала стихи – глупые и сентиментальные. Но постепенно Анастасию больше стала привлекать живопись. В этом виде самовыражения у нее обнаружились настоящие способности. В минуты вдохновения, казалось, кто-то водит ее рукой, рождая на бумаге образы из потаенных мыслей. Тут были и длинноволосые красавицы с прекрасными грустными глазами, благородные рыцари, но чаше всего разбойники. Эти персонажи почему-то удавались Анастасии лучше всего. Она хорошо чувствовала, как несколькими штрихами передать бугры мышц под рваной одеждой, дерзкую смелость во взгляде. Однако, лучшей из ее ранних карандашных работ стал темный ангел. Расправив черные пернатые крылья, существо иного мира высматривала на Земле новую жертву. Красивое надменное лицо отталкивало и привлекало одновременно. В резких очертаниях скул, во взгляде проступала бесконечная гордыня и дерзкая все побеждающая сила. Глядя на свое творение, Анастасии чувствовала желание самой стать его жертвой. Как частичку своих сокровенных мечтаний, она никому не показывала рисунок, но однажды он все-таки попался на глаза отцу. Со страхом и стыдом Анастасия ждала отцовских комментариев . Ей казалось, что рисунок выдает ее с головой, но он, молча, положил лист на стол, заметив только, что нарисовано хорошо. Вскоре, она стала посещать художественную студию. Плата за занятия тяжелым бременем ложилась на семейный бюджет, однако, отец, не смотря на возражения матери, настоял на том, что талант дочери надо развивать. Это и определило ее судьбу. После окончания школы Анастасия поступила в текстильный институт, где должна была получить специальность модельера.

В институте она оказалась в девичьем царстве. Соотношение мужского и женского пола среди студентов приблизительно оценивалось как один к десяти. Единственной отдушиной были дискотеки в институтском общежитии. Туда, как мухи на мед, слетались молодые люди из близлежащих "общаг" технических вузов. На одной из таких дискотек Анастасия познакомилась с Вадиком. На героев из ее грез он совершенно не походил. Как и большинство молодых людей ее возраста, Вадик сильно отставал от сверстниц по духовному развитию. И, тем не менее, этот большой ребенок, волей судьбы, оказался ее первым мужчиной. Неписаные правила, диктовали, что с кого-то все-таки надо начать.

Когда в тот осенний вечер, Анастасия возвращалась домой, вселенское разочарование в душе боролось с чувством удовлетворения. Попытку Вадика проводить ее хотя бы до метро она пресекла неожиданно зло и жестко. Не понимая, что происходит, он стоял на пороге своей квартиры и растерянно смотрел, как за ней закрываются двери лифта. В тот момент Анастасия была уверенна, что продолжения не будет. Однако, вскоре Вадим стал названивать ей каждый день, и она впервые почувствовала как обретает власть над другим человеком. Мир вдруг обернулся неожиданной изнанкой. Она готова была стать жертвой, рабой, но вдруг сама оказалась в роли рабовладелицы. Нельзя сказать, что роль эта пришлась ей по вкусу. Все больше презирая своего обожателя, Анастасия много раз давала себе слово прекратить отношения, но продолжала вести игру. Иногда она позволяла пригласить себя в кафе, где с непонятным злорадством, выбирала блюда и напитки по дороже. Водила его по художественным выставкам, забавляясь над тем, с какой потугой Вадик пытается высказать мнение знатока живописи. На вечеринках, где собиралось много молодых людей она, при каждом удобном случае, разжигала его ревность. И лишь изредка, когда натянутый до предела поводок грозил вот-вот оборваться, оставалась на ночь в его квартире. (после отъезда родителей в "загранку", Вадик временно проживал один.)

Анастасия хорошо понимала, что ведет себя дурно. Отцовские наставления все еще сохраняли над ней власть, однако, глубинное второе "Я" поднимало бунт против таких очевидных для отца понятий о добре и зле. А во внешнем мире газеты и телевидение обеспечивали этому бунту идеологическую основу. Почти все, чем жило традиционное общество, подвергалось пересмотру и сомнению. Осуждаемое становилось модным, запрещенное престижным. Людям, вроде ее отца, с их пережитками старой морали в новом мире просто не оставалось места.

Отец ушел из жизни, когда Анастасия заканчивала обучение в институте. До последнего дня он продолжал ходить на работу, а по вечерам таскал из магазина тяжелые сумки с продуктами. Одну из них он так и не смог донести до дома.

На похоронах Анастасия не проронила не слезинка, и с трудом сдерживалась, чтобы не прикрикнуть на мать, заливавшуюся ритуальным бабьим плачем. Показные рыдания оскорбляли ее собственное чувство горя и невосполнимой потери. Анастасия уже знала, что мать, отплакав положенное, вернется к своим обычным заботам. Разойдутся после поминок друзья, близкие и дальние родственники. В их жизни ровным счетом ничего не изменится. Лишь в ее судьбе образуется брешь, которую уже ничем и никогда не закроешь. Тропинка на границе тени и света стала еще более скользкой и узкой, и еще тяжелее будет балансировать на ней без отцовского совета и поддержки.

С Вадиком они окончательно расстались вскоре после отцовских похорон. Предлагая ей замужество, он почему-то счел этот момент самым подходящим. Искушение обрести хотя бы такую опору в жизни, заставило Анастасию задуматься на несколько секунд. Заминку он уже готов был принять за согласие, когда ушатом холодной воды прозвучало предельно откровенное объяснения причины отказа. Анастасии даже стало его жалко, однако, она не хотела оставлять Вадику никаких иллюзий.

" Пускай хоть что-то поймет и хоть немного повзрослеет!"

Когда через десять лет они случайно встретились на художественной выставке,Вадик демонстративно отвернулся. Он сильно располнел, и начал обретать солидность. По левую руку от него, словно боясь отстать и потеряться, семенила коренастая одетая с вещевого рынка девица. Когда парочка остановились, около огромной в половину стены картины, Вадик начал что-то объяснять. Краем глаза, наблюдая, как преданно слушает его комментарии спутница, Анастасия улыбнулась и мысленно пожелала ему счастья. В душе даже не шевельнулась ревность. В тот момент она сама была очень счастлива.

Правда счастье ей досталось нелегкое, напополам с горечью и ненавистью, но может быть о таком она всю жизнь и мечтала. Макс был божественно красив и безумно талантлив. Однако никто не спешил признавать в молодом художнике гения, что порождало трагический излом души и выливалось в буйные выходки и запои. Анастасия добровольно взяла нелегкую роль его ангела хранителя, убедив себя, что спасает для мира талант. Поддержка была не только духовной, но материальной, и Макс принимал эту помощь с гордым безразличием истинного аристократа. Когда они вдвоем отправлялись на отдых, он выбирал дорогие отели, щедро давал чаевые, расплачиваясь ее деньгами в ресторанах. Иногда широкие жесты за ее счет приводили Анастасию в бешенство, но приходилось держать это в себе. Стоило лишь только намекнуть, как она получала гневную отповедь. Казалось, Макса совершенно не пугает разрыв отношений. Это он нужен ей, а не наоборот!

А ведь действительно, так все и было! Взяв на себя роль спасительницы, она уже не могла обходиться без этой ноши. Лишь только пыталась представить свою жизнь без Макса, как мир тут же становился тускло серым и смертельно скучным. И она всегда первая шла на примирение. Убежала себя, что намеками на спонсорство ранит его гордость, а именно гордым, независимым, насмешливым она его любила. В глубине души Анастасия понимала , что, как только Макс начнет чувствовать перед ней вину, она потеряет к нему интерес. Наверное, и он чувствовал это и правильно выбирал тактику поведения.

Другая жизнь, другие мужчины для нее просто не существовали. Все они казались безнадежно примитивными и пошлыми созданиями, как только она начинала сравнивать их со своим мучителем. Но все-таки Анастасия понимала, что долго это длиться не может, подспудно зрело желание освободиться, и однажды судьба сделала за нее выбор.

В тот роковой вечер, досрочно вернувшись из деловой поездки, она застала Макса с двумя натурщицами в самый разгар пьяной оргии. До самой последней секунды, пока за спиной не захлопнулась дверь, Анастасия ожидала, что он поползет к ней на коленях, попытается остановить. Еще с минуту она стояла на лестничной площадке, слушая их приглушенные голоса и смех. Хотя возможно это была лишь иллюзия. Толстая дверная обшивка хорошо поглощала все звуки, и смех был какой-то странный, словно он шел из другого пространства.

Потом она долго бежала сквозь холодный апрельский дождь, сквозь светящуюся сетку уютно мерцающих окон. И не было во всем мире места, куда она могла бы принести свое отчаяние. Где-то впереди в тумане дождевых капель ее поджидали река и мост, но судьба послала ангела спасителя. Пожилой таксист, чем-то отдаленно похожий на отца, наметанный глазом определил состояние пассажирки и предложил отвести в гостиницу. По дороге он что-то говорил. Почти не различая слов, Анастасия в оцепенении слушала успокаивающую музыку его голоса. Добравшись до постели, она упала в мягкую прохладу перины и неожиданно заснула, Точнее, провалилась в темное небытие. После пробуждения ей стало чуточку легче. Сжавшись в комок, она долго лежала под одеялом. За окнами полоскалось в серых облаках хмурое утро. В коридоре раздавались голоса уборщиц, весело жужжали пылесосы. Наконец, она нашла в себе силы подняться. Ощущая босыми ступнями бодрящий холодок кафельного пола, добралась до зеркала в ванной. Оттуда на нее посмотрело осунувшееся, но все еще красивое лицо. В голове неожиданно промелькнуло:

" Вот оно и произошло, а я еще жива..."

Макс позвонил через две недели, и в этом тоже была рука судьбы. Сделай он это чуть раньше, у Анастасии не хватило бы духу сил сбросить звонок. Но в то утро она уже точно знала, что сумеет прожить без него. Только это будет совершенно другая жизнь и другой мир, где ничего не будет напоминать о прошлом, где Максу просто не будет места.


Несмотря на тяжелый грязный труд и спартанский условия быта общины, Анастасия постепенно оттаивала душой. Еще в первый день, когда они уходили в неизвестность по заброшенной узкоколейке, она почувствовала, что погружается в сказочный мир. Но это была суровая и даже жестокая сказка. Не выхолощенный и подслащенный редакторам фольклор, а рожденный непосредственным восприятием язычника первоисточник. Она ощущала разлитую вокруг красоту и слышала вызов, который ожившие духи природы бросают людям. В голове роем рождались образы, которые хотелось быстрее перенести на бумагу.

После долгого периода замкнутости и отчуждения снова появился интерес к людям. Повариха Надька сразу взяла ее под свое покровительство и стала учить жизни. Пряча улыбку, Анастасия слушала советы, но поневоле заражалась энергией и оптимизмом, который излучала эта похожая на румяного Колобка особа. Вечерам на женских посиделках Анастасия с удовольствием слушала ее байки про жизнь, про подлых мужиков и тяжелую бабью долю. То, что все истории заканчивались хорошо, вызывало сильное сомнение в их правдивости, однако Анастасия оценивала Надькино вранье с художественной точки зрения и ставила ему высокую оценку. Забавно было смотреть, как, затаив дыхание, слушают повариху сестры Клюкины. Похоже, что Надькины истории заменили старым девам сериалы, которые они не смотрели с тех пор, как племянник завладел их квартирой. Эти уже не молодые, похожие как две капли воды тетушки не блистали умом, но Анастасии нравилось их наивное добродушие, пережившее все удары судьбы. Симпатизировала она и Марьяне – женщине, рядом с которой не страшно было оказаться ночью на лесной дороге.

Через некоторое время Анастасия сделала открытие, что ее еще могут интересовать мужчины. Для некоторых она даже придумала сказочные образы. Андрей виделся ей русоволосым православным богатырем, кротким в жизни, но способным не щадя живота своего постоять за правое дело. Председатель сначала показался личностью заурядной, но потом она почувствовала в нем что-то родственное близкое ей по духу. Про себя она окрестила его заблудившимся странником. Представляла, как много лет назад юноша из волшебной страны потерялся на земных перепутьях, и пол жизни проработал за конторской стойкой, тоскую о своей потерянной родине. В замкнутом и неулыбчивом общинном кладовщике она увидела пилигрима, совершающего долгое паломничество через пустыню. Казалось, за время пути палящий жар и ночной холод убили в нем все чувства, но под серой золой мерцали угли, готовые вспыхнуть, как только на них упадут сухие ветки. В его молчаливом спокойствии она угадывала силу, за которой хотелось укрыться, позволить себе стать маленькой и беззащитной, как когда-то в детстве рядом с отцом.

Но был среди общинников и персонаж из ее старых видений. Правда, он не походил на темного ангела, а скорее напоминал сатира. Необычайно живой и энергичный, он все время оказывался рядом. Она часто ловила на себе его оценивающий взгляд, с возмущением отворачивалась, иногда без всякой причины говорила резкости. Но это его ничуть не смущала. Сатир тоже обладал не дюжей силой, идущей от соков самой земли, заставляющей все живое бороться за место под солнцем, насыщаться и плодиться. И Анастасия чувствовала, как в ней пробуждается желание покориться, отдаться этой природной стихии. А он, сквозь ее внешнюю колючесть, хорошо видел это, и продолжал кружить, как ястреб над куропаткой. Анастасия уже знала, что неизбежно произойдет между ними, презирая и ненавидя свою слабость.


Рыболов

Над речкой медленно ползли клочья утреннего тумана. Проверяя поставленные с вечера закидушки, Николай ощущал приятный холод воды на ладонях. Две снасти оказались пустыми, на третьей поплавок глубоко ушел в воду. Прикоснувшись к леске, он сразу ощутил сильное сопротивление, и, зажигаясь охотничьим азартом, осторожно повел к берегу отчаянно сопротивлявшуюся в темной толще воды рыбу. Когда у поверхности мелькнуло желтое брюхо, ловко сработал подсачиком, и крупный лещ, шелестя чешуей, забился в сетке. Николай готов был расцеловать добычу. Это чувство любви к своей жертве, было таким же искренним, как и ненависть, когда рыба, сорвавшись с крючка, уходила. Отправив «первенца» в ведро, Николай обошел куст, полоскавший в воде низко опущенные ветки. Здесь стояли еще несколько закидушек. Вскоре улов пополнили язь средних размеров и крупная плотва. Утро начиналось удачно, однако на уху для всей общины пока не хватало.

– Попробуй прокорми всю шоблу! – проворчал он уже ставшею традицией фразу, и начал снимать штаны. Оставшись в одних длинных "семейных" трусах, он по привычке смущенно огляделся по сторонам, хотя в этот час берег был безлюден, как в день отделения воды от тверди. Взяв бредень, Николай вошел в реку. Когда вода скрыла колени, двинулся против течения, пересекая небольшой заливчик. Ноги месили тину, и ему, казалось, что он ощущает внизу движение. Погрузил бредень, он медленно повел его вдоль дна. Вскоре в сетке уже билось несколько серебристых карасиков величиной с ладонь. Самого крупного Николай отправил к основному улову, остальных отсортировал в отдельное ведро. Теперь этой рыбешке предстояло начать новую жизнь в прудике за деревней. Николай уже несколько раз выпускал туда мелюзгу, рассчитывая через пару лет поиметь в непосредственной близости от кухни свое маленькое рыбное хозяйство. Рыбалка была его страстью еще во времена фермерской эпопеи. Марьянка тогда не оценила увлечения и, обзывая бездельником, гнала от реки.

" Чешую чистить ей не хотелось!" – с застарелой обидой думал Николай, снова заходя в воду. Теперь же его рыбацкие способности были оценены по достоинству. "Главный рыбный поставщик императорского двора" – в шутку окрестил его Станислав. Титул Николаю понравился и бригадира он стал уважать еще больше. Хотя временами Станислав вызывал у него опасение.

"Слишком уж шустрый и, похоже, себе на уме, хотя вроде бы и свой в доску. Другое дело Сашка! Общаться, конечно, с ним тяжело, слова за целый день не вытянешь, зато мужик действительно свойский, надежный."

Продолжая охоту, Николай по привычке перебирал в уме характеристики, и других членов общины. Андрей, хотя и водил дружбу с председателем, нравился ему своим спокойствием и добродушием. Сил у парня столько, что любому шею свернет, а просто так ни мухи, ни муравья не обидит. На агронома Николай старался не обращать внимание.

"Молодежь она и есть молодежь! Все себе на уме, нас дураками считают. Видно паренька сильно прижали, что он тут оказался."

Давида он поначалу невзлюбил. Отношение к общинному ключнику и лекарю резко изменилось несколько недель назад, когда шею неожиданно раздуло фурункулом. Уделять внимание своему здоровью Николай не привык. Среди людей его обычного окружения чужая болезнь никогда не вызывала жалости, и самым разумным было по возможности скрывать свое состояние. Так что Николай терпел, хотя гнойник доставлял не малые мучения. И вот как-то утром, выдавая из кладовки инструмент, Давид углядел красный желвак на его шее, и после быстрого осмотра велел идти за ним. Николай нехотя подчинился. Медицинский кабинет располагался по соседству в пристройке около склада. Там и была проведена операция. После нескольких мгновений острой боли, Николай с огромным облегчением почувствовал, как из вскрытого фурункула извергаются фонтанчики гноя. Когда все было закончено, Давид наложил мазь, забинтовал шею и велел приходить каждое утро на перевязку. Действовал и говорил он спокойно и уверенно, и Николай сразу проникся к нему уважением, и даже мысленно наградил высшим в своей иерархии титулом – "четкий мужик". Теперь он готов был простить общинному лекарю и надменную замкнутость, и мудреные словечки, и его дружбу с председателем.

Илья, пожалуй, был единственным, кого Николай невзлюбил с самого начала. Отчасти это была обычная в его среде неприязнь к тем, кого жизнь поставила на ступеньку выше. Особенно не жаловали начальников мелких, которые были всегда рядом. Их при каждом удобном случае старались уличить или в воровстве, или в некомпетентности. И сейчас в бригаде плотников обсуждение председателя было любимой темой. Тон задавал Станислав. По его словам руководство хозяйственной деятельностью общины осуществлялось крайне бестолково. Намекал бригадир и на то, что председатель нечист на руку. Николай всему этому искренне верил, хотя в глубине души чувствовал, что Стасиком тоже движет не бескорыстная борьба за правду. Тут были какие-то личные счеты, а может быть и какой-то свой интерес.

Однако была и другая причина неприязни. Николай сразу почувствовал, в Илье соперника. Он старался гнать от себя эти мысли, но снова и снова замечал, как Марьяна смотрит на председателя, как рядом с ним она преображается, становиться женственной и какой-то чужой и непонятной. То, что у его супруги может появиться другой мужчина, стало для Николая страшным откровением. В его беспросветной жизни, сотканной из тяжелого труда ради хлеба насущного, бытовых невзгод и мелких унижений, Марьяна была единственным призом. Ради нее он готов был пойти на все и, наверное, даже убить...

Через час с двумя полными ведрами Николай подошел к парому. Рыбачить он предпочитал, на противоположной стороне реки. Здесь было больше тихих заводей, где чутье рыбака угадывало хороший улов. А может быть, обладая некой магической властью, противоположный берег притягивал обещанием чего-то нового, неизведанного. Достав из кармана старенькие часы, Николай увидел, что пора возвращаться, но решил не спешить.

" Надька поворчит, но опоздавшего накормит. А на работу можно и не торопиться. Станислав перебьется, сам часто непонятно где пропадает!"

Закурив, Николай сел на берег, касаясь босыми ногами мокрой кромки песка. На какое-то мгновение стало также хорошо и спокойно, как в детстве, когда летом в деревне они с закадычным дружком убегали на дальние пляжи. Но потом, опять же из детства, наползло отвратительно воспоминание. Во время одного из дальних рейдов по речному берегу, они нарвались на компанию взрослых парней из соседнего поселка. Запугав до смерти, великовозрастные подонки сначала обшарили карманы. Ничего не обнаружив, приказали раздеться и долго издевались, заставляли пороть друг друга крапивой и делать вещи, воспоминание о которых до сих пор обжигало стыдом и ненавистью. Выкинув окурок, Николай, резко поднялся, непонятно в чей адрес прошептал "Убью!" и шагнул на паром.

Издержки профессии

С трудом разогнув спину, Юля посмотрела в сторону сестер Клюкиных. О чем-то весело болтая, они пропалывали соседнюю грядку. Чуть дальше Борис – единственный (если не считать агронома) мужчина в их бригаде, сосредоточенно сколачивал теплицу. Ему помогала Марьяна. Все выглядели вполне довольными своей судьбой.

" Господи, они даже не понимают, в каком дерьме сидят!"

И тут же в голове обозначилось тоскливое осознание, что и она находится сейчас в той же субстанции и будет еще находиться здесь неопределенное время. Единственное утешение, что связь в этой дыре работала на удивление хорошо, и можно было выходить в интернет. Каждую неделю Юлия вместе с журналистскими отчетами отсылала в редакцию гневные письма. Уже не стесняясь в выражениях, напоминала Глебовичу о том, что творческая командировка слишком затянулась, и скоро она пошлет по известному адресу и эту богадельню, и сославшую ее сюда медиокорпорацию. В ответ от Глебовича приходили уведомления о пополнение ее счета и заверения, что терпеть осталось совсем немного. Однако, конкретные сроки не уточнялись. По всей видимости, те, кто ее сюда упек, чего-то ждали – скорее всего, развала общины. Юлия тоже ждала и желала этого всем сердцем, но община, как ни странно, разваливаться не собиралась. Убогие неудачники с каким-то маниакальным упорством вгрызались в землю, благоустраивали свои жилища, и казались вполне счастливыми.

Юлия все больше ненавидела эту публику. Обычно женская ненависть логических обоснований не требует, но как журналист и психолог она старалась анализировать свои чувства:

" Вроде бы безобидные типы. Некоторым не откажешь в уме и даже остроумии. Почему же они вызывают столь сильное раздражение?"

Постепенно она пришла к выводу, что причина в системе ценностей, которую эти люди исповедовали. В привычном для нее мире все они были явными аутсайдерами. К ним можно было относиться снисходительно и даже пожалеть. Но здесь утверждалась некая новая концепция жизни. И в этой пещерной парадигме все переворачивалось с ног на голову. В роли аутсайдера оказывалась уже сама Юлия. Приходилась терпеть указания и замечания от бывшей полотерки и продавщицы. Выслушивать в свой адрес глуповатые шуточки сестер Клюкиных, которые, не смотря на возраст, справлялись с сельскохозяйственными операциями куда быстрее и лучше чем она. Единственным утешением было думать, что это лишь временное состояние,издержки профессии. Однако, временное слишком затянулось и уже казалось бесконечным. Она поневоле начинала приспосабливаться. Прополка шла быстрее, и Юля ловила себя на том, что даже получает эстетическое удовольствие, формируя на грядках аккуратные зеленые ряды растений, освобожденные от сорняков и тщательно окученные культиватором. После трудового дня она не прочь была поучаствовать в женских посиделках под руководством поварихи Надьки с бесконечным чаепитием и глупейшими историями в духе мыльных опер. Юлия чувствовала, что постепенно приживается здесь, становиться своим человеком, и это ее пугало. А иногда даже приходила дикая и нелепая мысль, что возвращение в привычный мир, в силу каких-то еще не известных причин, для нее уже не состоится.

К счастью, подобные наваждения длились не долго. Она быстро вспоминала, кто она и зачем она здесь. Общинники снова превращались в уродливые персонажи сатирической комедии, которых она активно не любила. Анализируя свои чувства, Юлия постепенно начинала угадывать и мотивы тех, кто ее сюда послал. Дурацкое пари на фуршете всего лишь внешний повод. Истинная причина в этой самой пресловутой системе ценностей. Раньше, когда случалось читать о религиозных войнах и преследованиях иноверцев, Юлия недоумевала:

" Какая разница, на каком языке человек бормочет молитвы, сколькими перстами он креститься и крестится ли вообще?!"

Теперь же она понимала, что даже внешне безобидные и немногочисленные иноверцы несут потенциальную угрозу. Их можно терпеть в замкнутой общине, где-то на окраине твоего мира. Но нельзя позволить жить рядом, и активно пропагандировать и распространять свое мировоззрение. Иначе в один несчастный день ты со своими взглядами, традициями, привычками сам окажешься в меньшинстве. И уже тебя будут преследовать как иноверца. Кроме этого Юлия начинала осознавать, что сумбурная смесь ее привычек, предпочтений, понятий о хорошо и плохо, не смотря на внешнюю толерантность, тоже является религией. И эти люди своим образом жизни, своим мировоззрением замахивались на ее основы. Они отвергали такое базовое понятие как индивидуальный успех, к которому надо стремиться всеми силами, соблюдая ( а иногда и не соблюдая) правила игры. Игнорировали они и такой важный стимул развития, как статус человека, определяемый количеством и качеством вещей и услуг, которые он можешь себе позволить. И пускай пока это лишь крохотная горстка неудачников. Вполне возможно у них много единомышленников. Ведь даже покровитель среди сильных мира сего отыскался! Кроме того, они являлись наследниками очень агрессивной идеологии, которая потерпела полный крах, но может возродиться под новой личиной. Именно по этому, с ними необходимо было вести бескомпромиссную борьбу, пока что идеологическую. Видимо кто-то очень дальновидный и умный это хорошо понимал, и поэтому она здесь.

Осознавая себя бойцом идеологического фронта, Юля открывала новые силы и возможности. Могли она раньше вообразить, что способна несколько месяцев провести в какой-то дыре, вкалывать на огородных грядках, жить в жутких бытовых условиях, без спа-салонов, шопинга, без нормального секса. Несколько интимных свиданий с общинным агрономом и бригадиром плотников в счет не шли. Все происходило украдкой, на бегу, в антисанитарных условиях. А могла ли она вообразить, что сможет долгое время протянуть без ночных клубов и вечеринок? Но все это хотя бы частично компенсировалось открывшимися способностями.

"Могла ли она раньше так хорошо писать?"

Видимо переносимые лишения придавали ее "репортажам с места" отточенную язвительность. Образы общинников приобретали гипертрофированную уродливость, становились жалкими и смешными. Юлия давно знала, что осмеяние грозное оружие идеологической войны. Талантливо осмеянный противник вряд ли найдет много союзников, да и уверенности в себе у него порядком убывает. А о том, что она пишет талантливо, Глебович сообщал после каждого репортажа. Юлия мысленно называла его плешивым козлом, но лесть вместе с поступающими на счет суммами грела сердце. Правда не давала покоя мысль, что теперь, когда впечатлений от натуры достаточно, она могла бы писать в офисе редакции или у себя дома. Уже не раз Юлия заявляла это Глебовичу, но тот отговаривался общими фразами о необходимости быть в гуще событий. У Юли возникло даже подозрение, что таинственный, дальновидный некто и здесь просчитал, на несколько ходов вперед. В глубине души она осознавала, что именно в столкновении с тяжелым бытом и враждебной идеологией ее перо оттачивалось до необходимой остроты. Но, несмотря на явные литературные успехи, она продолжала оставаться лишь пешкой, которую легко приносили в жертву.

Часть 3

Победитель

Приколотив последний фрагмент обода, Станислав отошел назад и посмотрел на свое творение. Колесо телеги получилось почти как настоящее. Во всяком случае, издали смотрелось раритетом из музея крестьянского хозяйства. Теперь предстояло сотворить маленький макет ветряной мельницы, и его участие в ярмарке, будет закончено. Как справятся остальные, Станислава мало волновало:

" Пусть они там все облажаются, главное, он опять на высоте!"

Своей работой Станислав мог гордиться. Колесо вроде бы вещь примитивная, но попробуй сделать его из подручных материалов! Сначала он даже не хотел за это браться. Убеждал, что для крестьянского антуража вполне хватит декоративного частокола с перевернутыми горшками. Однако, Настька уперлась. По ее дизайнерской задумке именно эта деталь должна бросаться в глаза проезжающим дачникам. Но, скорее всего, дизайн тут был не причем, просто мокрая курица захотела проявить характер. После того, что произошло между ними в общинной баньке, Станислав решил выдержать паузу. С неделю вел себя, как ни в чем не бывало, уделял ей внимания не больше чем сестрам Клюкиным. Краем глаза отмечал, как она на него смотрит. Этот призывный, глубокий как омут, женский взгляд хорошо был ему знаком. Станислав знал, что эта романтическая особа никуда уже от него не денется. Если он захочет, станет ручной и шелковой, если надо, пойдет за него в огонь и в воду. Когда Помидорчик попросил помочь Анастасии Павловне с оформлением ярмарки, Станислав, пожав плечами, согласился. Предложение хорошо вписывалось в его планы:

"Сотрудничество сократит дистанцию, и скоро можно будет повторить банный эксперимент."

Однако Настька неожиданно решила поиграть в гордость. Видимо передержал, ранил своим невниманием женское самолюбие. Интуиция и богатый опыт подсказывали, что эту самооборону можно преодолеть. При правильной осаде ощетинившаяся крепость обязательно падет. А главное, что ключик от потайных ворот у него уже есть. То, что успело случиться между ними, женщина никогда не забудет и, даже ненавидя, будет ждать продолжения. По настоящему, не прощают они только проявление малодушия, даже если оно принимает форму жалости и искреннего раскаяния. Умом женскую психику он до сих пор не мог до конца понять, зато хорошо чувствовал ее интуитивно. И это было гораздо интереснее, чем мужской мир с его кодексами, правилами и запретами. Впрочем, в этой примитивной, грубой среде он тоже чувствовал себя неплохо, и почти из всех конфликтов выходил победителем.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю