Текст книги "Остров неудачников(СИ)"

Автор книги: Алексей Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

На этот раз голос Всевышнего ничего не приказывал, он просто призывал послушаться своего сердца. И сердце сказало, что уезжать он не должен. Разрыв с семьей очень страшил, но Давид внутренним чутьем угадывал, что если через него переступят сейчас, то это вполне может произойти и там после переезда. Ведь близость людей лишь некое эфемерное образование, которое держится на таких неустойчивых опорах как любовь, взаимоуважение и самоуважение. Тот, кто не уважает себя, не может рассчитывать на уважение и любовь другого. А интуиция подсказывала, что на исторической родине его предков Галина скорее всего найдет себе место, постепенно адаптируются и сыновья, а вот он может оказаться лишним человеком. Здесь в родном городе он почти бог, спасающий людские жизни. А что будет там в маленькой стране, куда, наверное, ежегодно приезжают на ПМЖ тысячи хороших врачей из всех уголков бывшего Союза? Давид хорошо понимал, что если лишится привычного груза ответственности и незаменимости, то перестанет существовать, как личность. А это значит, что он лишится права на любовь жены, на уважение детей.

Была и еще одна причина, в которой он себе долго не хотел сознаваться. Оказалось, что он все-таки любит эту землю. Он словно корнями пророс в нее своими удачами и бедами, прикипел радостью и пережитым горем. Уехав, он разорвал бы себя на две половинки. А такие раны не заживают!

На этот раз решение далось ему очень сложно. Когда Давид его все-таки принял, то вздохнул с облегчением. Однако испытания для него только еще начинались. Проводив семью до аэропорта, он вернулся в свой город в опустевшую квартиру и сразу же оказался в жестких тисках одиночества. С тех пор жизнь его разделилась на две части. Одна из них была связана с работой. Здесь он был уверен в себе и энергичен, по минутам знал, что и когда должен сделать. Другая половина жизни превратилась в медленную пытку. Словно рыба на льду, он задыхался в образовавшемся вокруг вакууме. Давид даже не подозревал, что отсутствие близких людей так может изменить дом. Раньше, когда чуть живой от усталости он возвращался с работы, стоило только открыть дверь, и его окружала привычная атмосфера домашнего очага. На кухне ждал приготовленный супругой ужин, сыновья спорили, чья очередь сидеть за компьютером, Галина говорила с кем-то по телефону или смотрела очередной сериал. Поужинав, он падал на диван с книжкой, и остаток вечера пролетал тихо и незаметно. Теперь же враждебная пустота смотрела на него из всех углов квартиры, ставшей вдруг непомерно большой для одного человека. Время тоже приобретало какой-то совершенно иной масштаб и тянулось издевательски медленно. Страшнее же всего были выходные, и он уже со второй половины дня считал часы до наступления ночи. Напрасно Давид просил помощи и совета. Всевышний молчал, видимо вознамерившись довести испытание до конца.

Конечно, вакуум можно было заполнить книгами, изучением иностранных языков, занятиями наукой. Но видимо что-то надломилось в нем после отъезда родных. Вместо благородных способов войны с лишним временем он избрал простонародный российский. Поначалу Давид старался себя ограничивать. Бутылка водки растягивалась на три четыре дня. Но постепенно дозы увеличивались. Вскоре он уже покупал пол литра на вечер. А иногда и этого не хватало и приходилось идти за четвертинкой. Продавщица ночного магазина уже приветливо здоровалась с ним и спрашивала:

– Соломонович, тебе как обычно?

На работу он выходил совершенно трезвый. Только черные мешки под глазами, напоминали о тяжелой похмельной ночи. Но постепенно стала пропадать память, ухудшалась координация движений. Все тяжелее ему становилось оперировать. Давид хорошо отдавал себе отчет, что происходит, но остановиться не получалось. Больше двух трех дней без спиртного он уже не мог выдержать. К уже привычной медленной пытке одиночества добавился еще червь сосущий изнутри желудок. Это изматывающее ощущение не оставляющее ни на минуту. И казалось, только стакан водки может заставить ненасытного червя хоть ненадолго угомониться.

В тот, роковой вечер, Давид, придя домой, первым делом полез в холодильник. Вчера, в нарушении традиции, он купил в ночном магазине не четвертинку, а пол литра. Грамм триста еще оставалось. Новая нераспечатанная бутылка лежала в портфеле. Порезав тонкими колечками лук, он положил их на хлеб, налил большую рюмку и жадно одним глотком выпил. Поморщившись, надкусил луковый бутерброд и выпил вторую рюмку вдогонку. С проснувшимся аппетитом расправился с закуской, налил себе еще и начал изучать содержимое холодильника. В это время в прихожей ожил оставленный в куртке мобильник. Опрокинув на ходу третью рюмку, он не спеша двинулся к телефону. "Лекарство" уже начало действовать. Это был короткий миг счастья, который весь вечер придется удерживать новыми дозами. Давид знал это, но сейчас ни о чем не хотелось думать. Сознание скатывалось в блаженное расслабленное состояние, и в этом теплом болоте ему было хорошо и уютно.

Голос в телефоне, обрушился на него как ушат холодной воды. Случилось то, чего он уже давно боялся. В операционную после автомобильной аварии доставили молодого человека с тяжелыми травмами. Дежуривший хирург-практикант не мог самостоятельно провести такую операцию, и требовалось его участие.

Убрав мобильник в куртку, Давид посмотрел на часы в прихожей. Стрелки показывали половину восьмого. Словно ножом полоснула мысль, что в последний раз он смотрит на эти старые семейные часы, будучи порядочным и всеми уважаемым человеком. Когда он вернется часовая стрелка, скорее всего, перевалит за двенадцать, а смотреть на нее уже будет преступник, погубивший человеческую жизнь...

Дальше Давид действовал как автомат. Поставив на плиту чайник, направился в ванную. Окунув голову под струю холодной воды, дождался, пока на кухне подаст голос свисток. На ходу вытираясь, вернулся на кухню и сделал крепкий кофе. Кипяток обжигал горло и допивал он уже на лестнице в подъезде. Сделав последний глоток, Давид поставив кружку на подоконник и вышел на улицу, где его ждала машина.

Холодный душ и лошадиная доза кофеина почти вышибли хмель, но руки все равно предательски дрожали. Только страшным усилием воли он заставлял их выполнять привычные движения. Его последней надежной стала молитва. Как великую милость, Давид просил дать ему возможность успешно завершить эту операцию. Взамен обещал уйти из своей профессии, и никогда больше не брать в рот спиртного.

На этот раз Бог его услышал, и жизнь пациента была спасена. Возвратившись домой, Давид нашел кофейную кружку на том же месте где и оставил. Когда он с трудом поднялся к себе на четвертый этаж, часы в прихожей показывали половину третьего. В голове промелькнула странная мысль, что прошедший отрезок времени был короткой экскурсией в ад. Вспомнив об обещании, Давид зашел кухню. Недопитая бутылка стояла там, где его застал звонок. Не колеблясь ни секунды, он вылил в раковину оставшуюся на дне жидкость. Бутылку из портфеля сначала хотел выкинуть в ведро, но передумав, заставил себя дойти до мусоропровода. Только потом он доплелся до спальни и рухнул в кровать. Утром Давид подал заявление об увольнении.

Главврач был удивлен, но отпустил без долгих уговоров. Видимо коллеги уже давно догадывались, что происходит с их ведущим специалистом. Давид лишился единственного, что еще поддерживало его в этой жизни, но, как ни странно, он был спокоен. Теперь он чувствовал, что выдержит до конца посланное ему испытание...

Живя в провинции, человек плотно обрастает знакомствами и связями, тем более, если он известный в городе врач. Один из бывших пациентов помог устроиться в автомастерскую. Так на шестом десятке лет Давид снова оказался в положении ученика, но это никак не ущемляло его самолюбия. Душу словно затянуло защитным панцирем льда. Его новые товарищи по работе, часто ссорились из-за мелочей, в перерывах громко обсуждали футбольные матчи, ругали правительство и начальство. Давиду же все это казалось бесконечно далеким и неважным. Он редко участвовал в общих разговорах, и старался, как можно лучше выполнять свою работу, которую освоил на удивление быстро. Потянулись похожие друг на друга дни. Возвращаясь домой, он около получаса заставлял себя делать гимнастические упражнения, потом готовил ужин. Остаток вечера проводил с книгами. Кроме чтения медицинской литературы, старался самообразовываться и в разных областях техники.

Письма от родных, приходили на электронную почту все реже и реже. На четвертый год после переезда, жена совсем перестала писать и только иногда передавала через сыновей приветы. К тому времени семья перебралась в Америку, оставив Землю Обетованную, как пройденную ступень по дороге к процветанию и успеху. Зато он теперь почти каждую ночь видел древнюю Иудею. Опаленные солнцем скалы, тропинки помнящие прикосновение ног пророков, приходили к нему в ярких цветных снах. А утром снова наступали однообразные будни, переходившие и долгие вечера, которые он коротал гимнастикой и книгами. Но иногда сквозь ледяную броню защитного панциря прорывались нехорошие мысли:

" Что дальше? Так и будешь жить, тренируя и поддерживая нужные только тебе мозг и тело, которые все равно неизбежно продолжают дряхлеть?"

Но в глубине замороженной души тлела надежда, что нынешний этап это только подготовка к чему-то. Что Всевышний не забыл о нем. Что он еще совершит что-то важное, подобно библейском Иову снова обретет счастье и покинет этот мир в окружении близких людей переполненный годами своими.

Земля обетованная

Общий подъем объявили в семь утра, но лагерь просыпался очень медленно и лениво. Дежурные не развели во время костер, и завтракать сели только около девяти. Пока сворачивали лагерь и грузили вещи на платформу, солнце успело выползти из-за леса и снова начало припекать. Во время сборов Илья нервничал и сначала пытался руководить процессом. Получалось это у него не лучшим образом. Он неплохо разбирался в своей специальности, но когда дело касалось бытовых мелочей, часто терялся и даже впадал в ступор. А сейчас именно мелочи становились во главу угла, и постепенно лидерство взял на себя Станислав – коренастый мужичок неопределенного возраста. Среди общинников он выделялся коротенькой рыжей бородкой при полном отсутствии усов, лысой макушкой, а также необычайной подвижностью, и цепким ироничным взглядом. Судя по анкете, Станислав был резчиком по дереву, и до недавнего времени работал в какой-то художественной мастерской. Однако, несмотря на творческую профессию, он обнаруживал незаурядную деловую хватку. Оставив фактическое руководство новоявленному лидеру, Илья занялся сворачиванием палаток, где хорошо пригодились прежние туристические навыки. Помимо него этой операцией занялись Давид и Андрей – статный похожий на добродушного былинного богатыря парень. Троица быстро сработалась, и вскоре все делалось без лишних слов и пререканий.

В начале двенадцатого наконец-то выступили в дорогу. Мужчины изо всех сил налегали на платформу. Всем уже хотелось быстрее добраться до места, к тому же солнце пекло с каждым часом все сильнее и сильнее. От мелких болот, поднималось влажное удушливое марево, а к встревоженным птичьим крикам и комариный писку теперь добавился еще и свадебный лягушачий хор. Один раз из близлежащего болотца шумно вспорхнула большая белая цапля. Пролетев над колеей, она, медленно спланировала к кромке чахлого ельника и скрылась из вида. Неожиданное появление птицы вызвало останову, и тут же послушались предложения устроить привал. Но Илья, проявив, наконец, твердость, заявил, что осталось совсем немного и надо идти. И на этот раз большинство его поддержало.

Конечная цель действительно была уже близко. Лес все дальше отступал. Вокруг узкоколейки потянулись бывшие совхозные пашни под серым частоколом прошлогоднего бурьяна. И, наконец, справа на возвышении показались дома заброшенного поселка. Железнодорожная колея резко забрала влево и уткнулась в похожий на барак корпус лесоперерабатывающего цеха.

Станислав тут же начал командовать разгрузкой. Илья хотел было присоединиться к общему делу, но Андрей, вежливо посоветовал, отправить кого-то на разведку в поселок.

– Вот мы с тобой и пойдем, – быстро согласился председатель, потом позвал и Давида, чтобы тот сразу присмотрел место под склад. Но тут же между ними встрял высокий маргинальный тип, чем-то похожий на длиннорукую исхудавшую гориллу. Голос у него был грубый пропитый вполне соответствующий облику.

– Вы чего, мужики, всей толпой гулять собрались?! Вещи кто разгружать будет!

Илья снова почувствовал, что краснеет. Наверное, он действительно был не прав, забирая с собой сразу двух человек, но жизненный опыт подсказывал, что правота сейчас дело десятое. Если идти на поводу у подобных типов, то скоро каждое решение придется обсуждать на митинге.

Проигнорировав реплику, Илья обернулся к Станиславу и сказал, чтобы после того как снимут вещи, приступали к сборке квадроциклов и прицепов.

К поселку вела глубокая колея, продавленная колесами грузовиков и тракторными гусеницами. Но, похоже, что уже много лет по ней никто не ездил. Листы подорожника – извечного спутника российских грунтовок, забивала молодая трава, а кое-где над колеей качались даже зеленые зонтики лопухов. Печать запустения лежала и на самом поселке. Почерневшие от времени и дождей избы враждебно и насторожено смотрели на пришельцев мертвыми глазницами заколоченных окон. Покосившиеся столбы электропередачи с болтающимися обрывками проводов чем-то походили на виселицы времен подавления пугачевского бунта. Дополнила всю эту жутковатую картину стая воронья. При приближении людей птицы поднялись в воздух и рассерженным карканьем закружились над крышами.

Вот это и была их Земля Обетованная! Идеалистические картины, которые Илья рисовал в воображение, быстро вытеснил страх:

"Ни света, ни тепла, ни нормального жилища! Эти деревянные гробы с заколоченными окнами наверняка успели изнутри прогнить. Все надо начинать почти с нуля, и параллельно думать о будущем. "

Как за спасительную соломинку он схватился за мысль, что никто не заставляет его здесь оставаться навсегда.

" Эксперимент имеет право быть не удачным. Не получится, к осени разбежимся. А может и раньше, как только подъемные закончатся!"

Его невеселые размышления прервал Андрей:

– Илья Петрович, наверное, сразу надо какой-нибудь сарай для дизельного генератора присмотреть. Ветряки потом поставим, с ними хлопот больше.

Давид поддержал его, сказав, что начинать действительно надо с генератора, а дом для первых ночевок присмотреть где-нибудь поблизости, чтобы быстрей протянуть к нему электричество. Илья согласился.

"Действительно, все не так уж и сложно! Выбрать дом, где община проведет первые дни, поблизости установить источник энергии, а дальше, опираясь на эту базу, начинать освоение территории."

Однако в первом же дворе их ждало разочарование. В сарае, обвалилась крыша, входная дверь дома была сорвана и унесена местными "скарабеями". Но, не смотря на вентиляцию, как только переступили порог, в нос ударил запах плесени и гнили. В довершении всего под ногами затрещали доски. Дальше пошли, разделившись, а когда снова встретились в конце деревни, оказалось, что ничего подходящего так и не нашлось. Везде только разруха, запустение и въевшийся в стены отвратительный запах брошенного людьми жилья.

– Будем выбирать из того, что есть! – заявил Илья с неожиданной твердостью, и тут же вспомнил, что в одном из домов полы показались ему достаточно крепкими. Теперь туда пошли уже втроем, и, морщась от скверного запаха, долго осматривали заброшенное жилище. Выглядело оно уныло, но виной тому в большей степени был мусор. Пожелтевшие листы старых газет, рваные матрасы с торчащими клочьями ваты, вскрытые консервные банки с окурками в засохшем томате и, как апофеоз мерзости, окаменевшие экскременты по углам комнат. Видимо не так давно, уже после ухода или смерти хозяев, здесь кто-то жил, вернее влачил существование в полном безразличии к окружающей его обстановке. Илья заметил, как Андрей украдкой перекрестился и что-то прошептал, может быть короткую молитву о прежних обитателях дома. Сам же он, наверное, первый раз в жизни мысленно обратился к Богу, в существование которого пока только пытался поверить. Попросил дать силы и здоровье, чтобы устроить жизнь на новом месте и не скатиться в скотство и грязь, которые караулят человека и готовы поглотить его, как только он опустит руки.

Полы в доме действительно оказались крепкими. Проверяя их прочность, Давид даже попрыгал, выйдя на центр большой комнаты. Андрей, осмотрев двор, сообщил, что генератор можно установить под навесом для сушки сена. Крыша выглядела вполне надежно, а стены уже потом можно будет обшить досками. В соседнем дворе обнаружился большой сарай, который решили временно оборудовать под склад. Окончательно утвердившись в выборе базы, они шли обратно уже в приподнятом настроении. Вернувшись, увидели, что все вещи сняты с платформы, а квадрациклы с прицепами готовы к эксплуатации. Давид и Андрей сразу же подключились к погрузке. Илья поднял отдыхающую на кипе спальных мешков повариху, велел ей доставать ведра и организовывать женскую команду на приборку дома. Сам же он, вооружившись тесаком и ножовкой, отправился к березняку, чтобы сделать для женщин метлы.

Сын священника

Казалось, судьба заранее определила Андрею выбор жизненного поприща. Детство прошло на окраине небольшого провинциального городка, среди икон в старом пропахшем ладаном деревянном доме. Семья его крепко держалась православных традиций. С малолетства мать водила Андрея в церковь, где отец служил священником, а сама она принимала у прихожан записки и продавала свечи. В школе его дразнили поповским сыном, но он старался не обижаться, и никогда не пускал в ход кулаки. Господь не обидел его силой, но Андрей уже знал, кем ему перестоит стать, и учил себя смирению. За все школьные годы он всерьез дрался только два раза. Один раз, заступившись за товарища, которого терроризировали старшеклассники. В другой раз принял участие в групповой потасовке, когда на дискотеку в их школу завалилась кодла парней из соседнего поселка. Из всех этих случаев Андрей все-таки вынес урок, что драться надо уметь, и, впервые ослушавшись отца, стал ходить в секцию боевого САМБО.

Помощником тренера там работал его старший брат. В их патриархальной семье Николай был смутьяном и нарушителем устоев. Еще до призыва в армию он ушел из дома и какое-то время жил у товарища. Вернувшись со срочной службы, поселился у сожительницы – женщины на несколько лет старше его, работающей продавщицей в местном продмаге. Родители прекратили с Николаем общение, но Андрей знал, что отец постоянно молится о его брате. А в какой-то момент он вдруг понял, что не его – послушного и прилежного сына, а именно Николая родители любят гораздо сильнее. Открытие это стало для Андрея потрясением. Он быстро сумел подавить в себе обиду и ревность, но уже как-то по-иному увидел этот мир. Границы добра и зла, любви и нелюбви, вдруг стали не так отчетливы и понятны, а знакомую с детства притчу о блудном сыне он перечитал уже совершенно другими глазами.

Не смотря на отсутствие агрессивности, занятие борьбой проходили успешно. В зале Андрей был одним из лучших, правда, на соревнованиях выигрывал редко. Не хватало спортивной злости, и в сопернике он продолжал видеть товарища. Не раз Андрей получал разносы от тренера – человека примитивного и грубого. А потом были еще тяжелые разговоры с братом. Николай искренне любил Андрея и по-своему пытался направить его на " путь истинный". Эти беседы не могли поколебать, заложенных с детства устоев, но рождали вопросы, на которые Андрей пока не мог себе ответить.

Восприятие мира кардинально изменилось во время службы в армии. За год до его призыва правительство, исходя из демографической ситуации и внешнеполитической остановки, снова увеличило сроки службы. И тут же вернулись неуставные отношения. Во всяком случае, так было в части, где "посчастливилось" служить Андрею.

С детства привыкший к послушанию, он безропотно выполнял приказы сержанта, спокойно относился к тому, что "тяготы и лишения" ложатся на плечи новичков непропорционально больше. Возможно по этому, отношение старослужащих к нему было достаточно лояльным. Куда меньше повезло одному из его товарищей по призыву. Избалованный городской юноша с неустойчивой психикой оказался под настоящим прессом издевательств. Впервые Андрей своими глазами увидел, насколько далеко может зайти человеческая жестокость по отношению к беззащитному. При этом он интуитивно чувствовал, что большинство "дедов" в их взводе вполне нормальные люди, и в нормальной обстановке будут вести себя совершенно по-другому. Но сейчас какая-то незримая сила устанавливала законы жестокости, принуждая их либо участвовать в издевательствах, либо оставаться равнодушным наблюдателями.

Однажды, не выдержав, Андрей вступился за жертву. Сначала на него посмотрели, как на круглого идиота, и велели отойти в сторону. Потом, видя что "салабон" упорствует, ударили по лицу. Удар был не сильный, больше для острастки, но боль и психологическое напряжение дали совершенно неожиданный эффект. Во вспыхнувшей драке, Андрей впервые в жизни старался искалечить противников. Возможно, он мог бы убить, но Господь на этот раз уберег. Результаты и так были плачевными. Сам Андрей надолго угодил в госпиталь, туда же отправились и двое из нападавших.

Находясь на излечении, он неожиданно подружился с одним из своих противников. В другой обстановке, тот действительно оказался вполне нормальным парнем. Звали его Николаем, как и брата. Они чем-то даже походили внешне, но особенно были схожи мировоззрением. Во время бесед со своим новым товарищем Андрей опять столкнулся с взглядами на жизнь и на человека, совершенно отличными от тех, что прививали ему дома. О том, что человеческая природа греховна, он знал и из священного писания. Но считал, что долг всякого эту греховность в себе перебороть, и почему-то думал, что и все остальные это понимают. Но оказалось, что именно греховная сторона человеческой породы многими принимается за достоинство. По их мнению именно гордыня, жажда власти, и даже плотская похоть являются мощными стимулами для совершенствования человека. В спорах Николай обычно побеждал, приводя неоспоримые факты, среди которых была и теория Дарвина. Но, признавая доводы оппонента, Андрей упрямо продолжал верить в привитые с детства истины. К тому же он чувствовал, что его новый товарищ в душе добрее, чем мировоззрение, которое он проповедует.

По возвращению из госпиталя, Андрей был переведен в следующую ступень неуставной армейской иерархии. А по мере того как старослужащие уходили на дембель, расклад сил менялся не в их сторону. Кончилось все тем, что над задержавшимися учинили расправу, припомнив все старые обиды. Попытка Андрея остановить избиение и издевательства, привела к конфликту уже со своими товарищами по призыву. А верховодил расправой тот самый парень, спасая которого, Андрей угодил в госпиталь. Некоторым оправданием происходящего была вроде бы справедливая месть, но вскоре Андрей еще раз воочию увидел, как недавние жертвы, сами становятся насильниками. С появлением новобранцев история повторялась. Причем, те, кому больше всего досталось от "дедовщины", на глазах становились самими ярыми хранителями ее традиций.

Домой Андрей вернулся с бурей в душе, а попал в ту же застывшую атмосферу молитв, икон и ладана. Старшего брата в городке к тому времени уже не было, вскоре после ухода Андрея в армию он перебрался в столицу.

Еще в разгар лихих переломных лет многие из друзей Николая по спортивному залу отправились туда ловить удачу. Для некоторых поиски лучшей жизни закончились плачевно. В городок тогда, словно с линии фронта, приходили "похоронки" и сообщения о судебных процессах над земляками. Но одному из одноклубников все-таки удалось закрепиться и наладить свой вполне легальный бизнес. Много лет спустя, посетив малую родину, он зашел в зал, откуда началась дорога в "большую жизнь". Прямо в тренерской комнате они распили с Николаем бутылку пятизвездочного армянского конька, вспомнили былые годы, но больше всего разговор крутился вокруг широких возможностей большого города. В порыве пьяного благодушия гость обещал устроить бывшего одноклубника в свой бизнес. Хоть и не сразу, но обещание свое он действительно выполнил.

Нормальной работы Андрей в своем городке найти не смог. Отец настаивал, чтобы он пока пристроился сторожем при церкви, а в следующем году ехал поступать в семинарию. Андрею больно было огорчать родного человека. За время его отсутствия отец как-то очень сильно состарился, стал рассеянным и суетливым. Наставления сыну он с болезненным занудством повторял несколько раз на дню. Но Андрей чувствовал, что не может и не должен становиться духовным наставником других, пока сам не разобрался в этой жизни. А для того чтобы избавиться от раздирающих его сомнений, надо было окунуться в самую сердцевину непонятного и враждебного мира.

Николай охотно и даже с радостью согласился помочь пристроить брата в столице. Встретив Андрея на вокзале, он повез показывать достопримечательности, потом отметили приезд в ресторане. Никогда не выбиравшийся дальше областного центра Андрей был поражен столичным размахом. Однако неприятный осадок оставило то, что брат после ресторана сел за руль выпивши. Машину Николай водил мастерски, но Андрей интуитивно чувствовал в его пьяной браваде большую опасность. И уже потом при общении с другими людьми у него не раз возникало чувство тревоги за мир. Казалось от сытой и обеспеченной жизни что-то сдвинулось в людских головах в опасную сторону. Иногда Андрей даже представлял несущийся в пропасть поезд. Кто-то безмятежно спит в купе, кто-то поливает потолок вагона-ресторана шампанским. А тем временем, покинутый машинистами состав, разрезая черный ночной мрак, летит к зияющему пролому моста...

Брат помог устроиться электриком в солидную фирму ( специальность Андрей успел приобрести в армии). Зарплата, по меркам их городка, показалась огромной. Часть ее приходилось выплачивать за квартиру, но и оставшихся денег хватало на вполне сносную жизнь, помощь родителям и на покупку книг. В родном доме Андрею была доступна только православная литература. Сейчас же он смог окунуться в целый мир совершенно разных идей и взглядов. И у почти у каждого из авторов можно было найти убедительные доказательства собственной правоты. Настоящее потрясение Андрей испытал, познакомившись с трудами Ницше. Философия его вызвала в душе протест, но он все равно не мог не признать страстную убедительность доводов и увидеть в них жестокую правду. С удивлением Андрей обнаружил, что мировоззрение, которое исповедовал его армейский товарищ, и взгляды, которых придерживался брат, очень походили на учение немецкого бунтаря и богоборца.

Помимо литературно – философских изысканий Андрей узнавал и нравы окружающих его жителей мегаполиса. Подавляющее большинство из них, не задумывалось ни о каких высоких материях. Однако и здесь просматривался упрощенный вариант жизненной философии – некое кредо, состоящее в неустанном стремлении к материальному комфорту. Будучи человеком, совершено иного воспитания, Андрей мог наблюдать поведение людей, как бы со стороны. И он видел, что именно эта постоянная борьба за благополучие, не позволяет большинству из них быть счастливыми. Но сторонним наблюдателем ему пришлось быть не долго. Случилось то, что должно было случиться. Зов плоти, до сей поры заглушенный аскетическим воспитанием, наконец, заявил о себе в полный голос.

В мире, в котором он теперь жил, где чуть ли не на каждом рекламном шиите красовалось полуобнаженное женское тело. В метро, по дороге на работу, в магазине и парке его окружали живые носительницы соблазнов. Молодые и стройные, одетые по канонам вызывающе-откровенной моды они шли мимо, либо презрительно не замечая, либо кокетливо стреляя глазами, в ответ на восхищенный взгляд провинциала. Их соблазнительная красота раскрашивала и оживляла этот бездушный мир, и в то же время была его частью, превращаясь в ходовой товар. И хотя рекламная агрессия Эроса вызывала протест, зов плоти заглушить было невозможно.

С Людмилой они познакомились на вечеринке у брата. Она была на два года старше Андрея, и неизмеримо богаче его жизненным опытом. Не будучи от природы красавицей, талантливо конструировала свой облик с помощью косметики и ухищрений моды и являла собой образец чисто женского начала. Встретив застенчивого неотесанного и в то же время красивого, словно сошедшего с иллюстрации русских былин, молодого богатыря, Людмила просто не могла ни испытать на нем свои чары. Надо сказать, что победа далось не так уж легко. Застенчивость и привитые с детства моральные запреты какое-то время держали оборону, но это только распаляло азарт соблазнительницы.

Для Андрея первая близость с женщиной стало откровением – шокирующим и даже разочаровывающим. Но потом он, словно в омут, окунулся в совершенно иную для него жизнь – в игру с незнакомыми правилами. Однако воспитание давало о себе знать, и он хотел не просто близости, а создания настоящей семьи, что совершенно не входило в планы Людмилы. Для нее игра в совращение провинциального мальчика была окончена, а он, плохо понимая, что происходит, пытался наладить распадающиеся отношения. Даже узнав, что помимо него Людмила встречается с шефом его брата и с самим Николаем, он не отступился от своей избранницы. Но попытка спасти заблудшую грешницу, закончилось банально и грустно. Откровенная и циничная отповедь, которую устроила ему Людмила, оставила в душе тяжелую рану. Андрей словно увидел пугающую изнанку мира. Бездна, которая перед ним приоткрылась, показалась куда глубже и страшнее, чем примитивная жестокость армейской дедовщины. Так на истории своей несчастливой любви он сделал еще одно неожиданно открытие:

" Помимо прочих бед и проблем существует еще один извечный конфликт разделенного на два пола человечества."

Веру в людей Андрей окончательно потерял. Вера в Бога, утратив былую прямолинейность, изогнулась в гигантский вопросительный знак. Какое-то время он жил, словно в затяжном парашютном прыжке, зависнув между землей и небом. И в этом неустойчивом иллюзорном существовании не оставляло ощущение грядущих трагических событий.