Текст книги "Псоглавцы"

Автор книги: Алексей Маврин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

39

Надо было ждать утра, когда действие снотворного закончится, а Лиза, Гугер и Валерий проснутся. Роман Артурович предложил Кириллу ужин: овсяные хлопья, залитые молоком. Кирилл не стал отказываться. А Роман Артурович предпочёл энергетик.

– Ерунда все эти энергетики, – сказал он, разглядывая банку Burn, – но лучше ерунда, чем ничего. Не хотите прогуляться, Кирилл?

Кирилл согласился.

Прожекторы на углах усадьбы освещали дорогу, а небо оставалось ясным и тёмным. Карусель зодиака повернулась так, что огромный Лев, изогнувшись, будто перепрыгивал через храм на взгорье. Кирилл и Роман Артурович неспешно шагали по белым песчаным колеям.

– Я старше вас почти вдвое, Кирилл, – говорил Роман Артурович, – и моё детство пришлось на время Советского Союза. Тогда я думал, что к моим зрелым годам люди уже построят на Луне какой-нибудь город. А человечество, похоже, утратило интерес к космосу. Может, это и правильно. Нам ещё рано во вселенную.

Кирилл, прищурившись, посмотрел в небо. Звёзды показались ему габаритными огнями на невидимых громадах созвездий.

– В то время действительно многие мальчишки хотели стать космонавтами. А мне всегда это было непонятно. Ведь космонавты не летают к звёздам, не открывают иные миры. Их открывают астрономы, которые не покидают планету. И сейчас я благодарен своей профессии за такую возможность.

– Вы же не астроном, – хмыкнул Кирилл.

– А я говорю не про инопланетян.

Эта лирика показалась Кириллу подозрительной. Кто он вообще, этот Роман Артурович? То ли доктор наук, то ли спецназовец.

– А кто вы по профессии? Сотрудник фонда – не профессия.

– Конечно, это просто должность. Специалист по информационным технологиям – образование. А вот профессия… Названия у неё нет. Мы пользуемся жаргонным словом дэнжеролог. От английского «danger» – «опасность». Это не в смысле героя боевика, а в смысле таблички-предупреждения: осторожно.

Осторожно! – сам себе сказал Кирилл.

– От чего вы предостерегаете?

Роман Артурович задумчиво улыбнулся:

– Интересно, а как Даниил Львович вам это объяснял?

– Он чего-то намутил. Типа как есть артефакты культуры, которые влияют на жизнь общества, и ваш Фонд изучает эти влияния.

Роман Артурович рассмеялся:

– Н-да, Лурия умеет сказать главное, не сказав ничего. В общем, Кирилл, есть артефакты культуры, которые несут людям опасность. Мы отыскиваем такие артефакты, определяем принцип опасности, выясняем механизм действия и решаем, как сохранить артефакт, сделав его безопасным.

– Например? – тотчас спросил Кирилл.

– Корректнее всего приводить примеры из литературы. Скажем, у Толкина – Кольцо Всевластья, которое на горе Ородруин выковал волшебник Саурон. Механизм действия Кольца – выполнять желания владельца. Опасность в том, что Кольцо подчиняет себе владельца и развоплощает его. Способ нейтрализации – не надевать кольцо.

– Ой, только не надо таких примеров, – сморщился Кирилл.

Они подошли к опушке рощи, в которой пряталось кладбище.

– Ну, хорошо, – улыбнулся Роман Артурович. – Другой пример – голова Медузы горгоны. Голова – культурный артефакт. Механизм его действия – превращать в камень. Опасность – для тех, кто посмотрит на голову напрямую. Способ нейтрализации – смотреть на отражение.

– То есть Персей – первый дэнжеролог?

Роман Артурович снова рассмеялся.

– Повторю эту шутку в Фонде, – сказал он. – Выдам за свою, для повышения дутого авторитета…

Они спокойно шли по дороге сквозь кладбищенскую рощу, и это ничуть не волновало Романа Артуровича.

Оказывается, первые дэнжерологи появились не в Европе, а в СССР. В 1965 году в стране было учреждено ВООПИиК – Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры. Одним из его создателей был Борис Пиотровский, директор Эрмитажа. Поэтому первые дэнжерологи работали при Эрмитаже как научные сотрудники. Их деятельность, разумеется, курировал КГБ.

Теорию и методологию своей работы эти специалисты взяли из статьи академика Лихачёва «Житие чудотворной иконы». С 1928 года по 1931 год Дмитрий Лихачёв был узником Соловецкого лагеря для политзаключённых. Там его и заинтересовал феномен чудотворных икон, благо, советский режим ни в грош не ставил их святость и тем самым облегчил доступ. Работу об иконах Лихачёв завершил лишь в 1943 году, в эвакуации в Казани. До 1990 года эта работа носила гриф секретности, но и после того, как гриф сняли, не была опубликована.

– Чудотворные иконы – тоже ваши объекты?

– В принципе, да, – кивнул Роман Артурович, механически сдвигая ногой с пути ржавый погребальный венок. – Хотя ими занимается РПЦ, что вполне естественно. Дело в том, Кирилл, что чудотворные иконы – самый распространённый пример культурного артефакта, наделённого трансцендентными свойствами, правда, в случае иконы они трактуются как сакральные. А Церковь первой и разработала механизм нейтрализации подобных артефактов. Так что если Персей – первый дэнжеролог, то Церковь – первый институт дэнжерологии.

– И какой механизм нейтрализации чудотворной иконы?

– Перемещение в храм. Церковь сознательно внедрила в паству мысль, что держать чудотворную икону дома – грех, хотя божий дух дышит где хочет. Но просителей чуда у такой иконы храм сам по себе программирует на этику добра.

– Ничего себе – этика добра у псоглавцев! – возмутился Кирилл.

Ему уже не было страшно. Рядом с Романом Артуровичем страх как-то развеивался, что ли. Или нет: Роман Артурович умел объяснять, почему страшно, и страшное переставало пугать. Хотя про Псоглавца Роман Артурович пока что ничего не объяснил.

– Давайте разберёмся, – охотно поддержал Роман Артурович. – Во-первых, изображение Псоглавца находится в храме иного культа, да?

– Ну, да. Это раскольничий образ.

– А во-вторых, в сакральном смысле раскольники не отличались от никониан. Бога они все понимали одинаково. Различия были в обрядах и в общественном укладе. У раскольников – самоуправление и личная свобода, у никониан – бюрократия и крепостное право. Так что раскольничьи феномены – гражданские. Раскольники выдавали их за церковные, чтобы лишний раз не злить светскую власть.

– Что же, на Псоглавца, что ли, не молились? – удивился Кирилл.

– Святой Христофор – объект веры. Псоглавец – замаскированная под него общественная функция. Кто он, по-вашему, Псоглавец?

– Он?.. – Кирилл колебался: говорить ли? – Он бог конвоя. Он преследует тех, кто убегает из мира раскольников.

– Так, – кивнул Роман Артурович. – Но вы сузили ареал Псоглавца. Он ведь нападает не только на раскольников.

Роман Артурович был прав. Лиза крестилась двуперстием, но Лёха с головой собаки напал на неё не за веру, а за то, что она уезжала поступать в институт. И отца у Лизы псоглавцы убили за то, что он хотел перевезти семью в город, а не за веру. Инок Христофор растерзал брата за любовь. Торфяные гапоны грызли зэков за побег. А Валерий с Гугером?.. Они погнались за Кириллом, чтобы вернуть вещь.

– Атака псоглавцев – вовсе не месть за веру. – Роман Артурович внимательно глядел на Кирилла. – Псоглавец – пограничник. Он охраняет границы локусов. То есть поведенческих зон. Разных зон. Уголовного лагеря. Деревни Калитино. Раскольничьего скита. Или города Москвы, Кирилл. Жертвы псоглавцев – нарушители норм своей культурной зоны. А какая зона – это не важно.

– Нарушил норму – это… ушёл из зоны, – сам себе сказал Кирилл.

Да, ведь он ушёл из зоны. Но ушёл не тогда, когда лёг в постель с Лизой, а тогда, когда на карьерах уже приближался к вышке, но поверил Лизе, а не своим товарищам, и на дрезине бежал прочь.

– Псоглавец фиксирует не систему ценностей раскольников, а их поведенческую стратегию: покарать отступника. Это поведенческая стратегия сторожевой собаки – догнать и разорвать беглеца. А прав беглец или не прав, собаку не интересует.

Кирилл и Роман Артурович миновали перелесок. Впереди за пустошью под звёздами светлели крыши деревни Калитино. Окна не горели, трубы не дымили, собаки не лаяли. Теперь понятно, почему в Калитине нет собак. Потому что они есть. Это псоглавцы.

– Пойдёмте обратно, – предложил Роман Артурович.

Они развернулись.

– Но ведь Псоглавец не сходит с фрески, да? – спросил Кирилл. – Это люди превращаются в псоглавцев и гонятся за убежавшими. Так?

– Видимо, так.

– А кого фреска превращает в преследователя?

– Видимо, кто подвернётся. У кого и так есть мотив преследовать.

У Годовалова был мотив догнать Лизу, подумал Кирилл. Обида и ревность. Мотивом для убийцы Николая Токарева вполне мог быть заказ Шестакова. А мотивом для Валерия и Гугера – выкуп автобуса.

Кирилл долго молчал. Песок дороги мягко хрустел под ногами.

– Но почему – псоглавцы? – наконец спросил Кирилл. – Почему – оборотни? Ведь Лёха, Валерий или Гугер не были раскольниками! Да им вообще было плевать и на историю деревни, и на историю раскола! Годовалов – круглый идиот! Почему же получилось по-раскольничьи?

– Я ведь прослушал ваши разговоры, – напомнил Роман Артурович. – Я понимаю, что на вас подействовали аргументы Валерия. И сейчас вы спрашиваете: откуда псоглавец, культурный герой, если здесь нет культуры? Однако у Валерия ортодоксальные представления о бытии культуры. Валерий говорил: культура либо есть, либо её нет. – Роман Артурович усмехнулся. – То есть культура как беременность. Но есть формы существования культуры, о которых Валерий не знает. Можно попробовать рассказать вам, Кирилл, об одной из таких латентных форм. Получится очень вульгарная теория дэнжерологии. Желаете узнать? – Роман Артурович посмотрел на Кирилла.

– Давайте. Может, пойму.

Они шли через кладбищенский лесок, и странный дэнжеролог излагал Кириллу странные вещи. Культура, говорил Роман Артурович, это совокупность определённых стратегий изменения, постижения или отражения мира. Это особым образом организованная информация. А вот что такое информация, никто до сих пор не знает.

Дэнжерология зиждилась на утверждении, что информация имеет ещё и физическую природу. Как свет, который и электромагнитная волна, и поток фотонов, то есть сразу и нематериален, и материален.

В материальном измерении культуру, то есть информацию, можно заархивировать, как файл с текстом в программе Word. И флэшкой, то есть хранителем файла, обычно является некий артефакт той самой заархивированной культуры. Скажем, фреска Псоглавца.

– Такой носитель мы называем английским термином «сабджект», – пояснил Роман Артурович. – Парфенон – сабджект античности, а Витрувианский человек – сабджект Ренессанса. Пирамиды – сабджекты Древнего Египта, а «Слово о полку Игореве» – сабджект Древней Руси. Шапки шаманов – сабджекты языческих культур, фильм «Аватар» – сабджект новейшей эпохи, а Псоглавец – сабджект культуры раскола.

Пока что Кирилл всё понимал. Культура – это информация, информацию можно записать, запись – это сабджект, артефакт.

Но дело было не в сабджекте, а в окружающей его среде. Если она была органична культуре сабджекта, то сабджект по мере надобности легко можно было разархивировать и заархивировать обратно. Но если окружающая среда была неорганична или даже агрессивна, то сабджект становится опасен для людей. И к нему следовало подпускать только сапёров культуры – дэнжерологов.

Сабджект напомнил Кириллу какого-то дикого зверя вроде бизона. В прерии, наверное, к бизону можно было подойти и даже покормить, а в городе бизон обезумеет, понесётся и начнёт бодать всех подряд.

– Нынешняя российская деревня утратила былую культуру русской деревни, а современную культуру города не обрела, – говорил Роман Артурович. – Нынешняя российская деревня – не носитель культуры вообще. Агрессивная среда. Но в ней с прежних времён остались сабджекты. Ведь как стоял в Калитине храм с Псоглавцем, так и стоит. И его сабджект можно разархивировать.

В общем, Кирилл понял, что Лёха Годовалов, Саня Омский или Мурыгин, дегенераты, просто не могли разархивировать Псоглавца. Они невосприимчивы к культуре. Они жили возле храма, как крысы в доме с телевизором, но включать телевизор не умели.

– Вот вам ещё аналогия, Кирилл, – говорил Роман Артурович. – Культура – джинн, сабджект – бутылка, в которой его заархивировали. Человек культуры умеет открывать бутылки. Но победит джинна лишь тот, кто знает природу джиннов. Вы, Кирилл, открыли бутылку, разархивировали сабджект раскольников, выпустили джинна. Но вы – с точки зрения джинна – совершили преступление, и джинн культуры бросился на вас: вы ушли из зоны, а за вами кинулись боги конвоя.

Для человека культуры, понял Кирилл, разархивировать сабджект – нет проблем. Особенно когда под рукой Google. Но беда была в том, что Кирилл не знал всех законов этой культуры и совершил деяние, которое в этой культуре карается псоглавцами. Они и явились.

– И вот тут я должен был оказаться на их пути, – мрачно признал Роман Артурович. – Но я всё проморгал.

Впереди за деревьями кладбищенской рощи появился свет прожекторов на заборе усадьбы.

– А в Москве такая история могла произойти? – спросил Кирилл. – Ведь там тоже есть фрески Псоглавца…

– Москва – огромная сумма сообществ. В Москве перейти в другое сообщество – не преступление, – словно отмахнулся Роман Артурович. – А здесь было только два сообщества – ваше и местное. Вы своё сообщество оставили. Оставили ради другого сообщества, которое было тупое и агрессивное, антагоничное любой культуре. И ваше сообщество отомстило вам. По-раскольничьи.

– А почему Лиза видела псоглавцев? – вспомнил Кирилл. – Или её отец? Они из той же убогой среды, что Лёха или Саня, они не сумеют разархивировать ваш сабджект!

– А я не влезу в вашу личную жизнь, Кирилл? – искоса глянул Роман Артурович. – Вы можете узнать вещи, которые вам… э-э… скажем, будут неприятны. Не о девушке. О себе.

– Вы осторожны, как дэнжеролог, – желчно ответил Кирилл.

Если информация имеет и материальную природу, то её можно воспринимать чувственно. К примеру, человек может быть лишён музыкального слуха, но музыку от шума он отличает. Музыка – организованный звук, а культура – организованная информация. Чувствовать культуру – быть восприимчивым, а не образованным. Образование лишь помогает понять то, что почувствовал. Впечатление и познание – равноценные способы разархивации сабджекта.

– Ваша девушка, Кирилл, не спутает прогноз погоды и пушкинское «мороз и солнце, день чудесный», – мягко сказал Роман Артурович. – Я не вправе комментировать ваш выбор, но эта девушка многое понимает интуитивно. Такое ведь не редкость.

Кирилл вспомнил, как Лиза рассказывала ему о поездке в Москву. Лиза не увидела в Москве ни бутиков, ни баннеров, ни иномарок…

Кирилл разозлился. Получается, Роман Артурович ткнул его носом в собственное свинство. Ведь Кирилл уже доказал себе, что в Москве Лиза будет как корова в городе… Что ей попросту не хватит культуры, а потому пускай сидит в Калитине.

– И всё-таки, как же люди становятся оборотнями? – зло спросил Кирилл, меняя тему. – Это нарушение физических законов! Или фреска укусила Гугера с Валерой? Вы мне уже всё объяснили, кроме этого.

– Ох, Кирилл… – вздохнул Роман Артурович. – Ваша страсть к кино неистребима. Я не верю в оборотней. Их видели только вы и Лиза, которые ушли из зоны. А я увидел двух парней в шоке.

– То есть оборотней не было?

– Может, и были, – пожал плечами Роман Артурович. – Культура воздействует избирательно. То, что для вас катарсис, для меня – ничто. Да, вы видели чудовищ. И я не знаю, что это было.

– Оборотни, – убеждённо сказал Кирилл.

Они уже подходили к железным воротам и к сторожке.

– Мельников тоже описывал оборотней, – добавил Кирилл.

– Писатель Андрей Печерский, автор «Доношения»? Но ведь он носитель той же религии, что и раскольники. Его опыт, так сказать, не считается. Он нерепрезентативен. Верующий человек увидел еретиков в обличье оборотней – дело житейское. У Пелевина вон оборотни в погонах. Псоглавцы не рушат мировоззрение верующего человека. А вот ваше мировоззрение позитивиста рушат. Поэтому вам и требуется, чтобы фреска кусалась.

– Но я-то неверующий человек.

– Зато вы верите в Голливуд, – усмехнулся Роман Артурович. – А в Голливуде оборотничество – это вирус, передающийся через укус.

– Значит, у меня были глюки? Самовнушение?

Роман Артурович остановился у крылечка своей сторожки.

– Тоже нет, Кирилл. Я убеждён, что если бы вас убили, извините, конечно, то раны ваши были бы как от волчьих укусов. Это какая-то ваша изолированная часть реальности. Сабджект можно уподобить аккумулятору. В нём огромный заряд. Триста пятьдесят лет истории раскола и миллионы человеческих жизней – и всё в одном сабджекте. С таким зарядом изменяются метрики пространства. Скажем, при взрыве в Чернобыле взрывная волна проходила сквозь бетон как сквозь воздух, не повреждая материал, – это чудеса приложения огромных сил. Мы не знаем физики огромных объёмов информации.

– А говорите, вы специалист.

Роман Артурович поднялся на крыльцо и открыл дверь сторожки, приглашая Кирилла войти.

– Художник работает с красками и цветом, но он не химик и не оптик. Моя задача – выхватить гранату из руки ребёнка, а не растолковать ему принцип действия тротила.

Кирилл вошёл.

– Вы успели выхватить гранату в последний момент, – сказал он.

– Это верно, – согласился Роман Артурович, запирая за собой дверь. – Не хотите кофе?

– Хочу.

– Кофемашина к вашим услугам. А я проведаю ваших товарищей.

Роман Артурович открыл другую дверь и спустился во двор.

В сторожке горел приглушённый свет. Мониторы компьютеров погасли в режиме экономии, на аппаратуре перемигивались огоньки. В узком окошке темнела полночь.

Лиза спала на диванчике, укрытая пледом. Кирилл хотел подойти к кофемашине, но передумал и осторожно присел рядом с Лизой на край дивана. Потом тихонько отвёл с лица Лизы рассыпавшиеся волосы. Лиза не просыпалась.

– Здравствуй, милая, – шёпотом сказал Кирилл. – Я опять с тобой. Я ушёл из зоны.