Текст книги "Псоглавцы"

Автор книги: Алексей Маврин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

25

Надоела консервированная пицца в вакуумной упаковке, надоел растворимый кофе с кубиками сахара, надоело завтракать за дурацкой школьной партой, а не за столиком кафе. Кирилл жевал пиццу и смотрел в разбитое окошко на серую дымную улицу деревни Калитино. Ему надоело здесь. Но под этим обыденным и неинтересным ощущением скрывалось другое – волнующее предчувствие финала.

Утро вечера мудренее, хотя сейчас было уже не утро, а день, и Гугер с Валерием давно укатили к фреске. Кирилл думал не о тайне псоглавцев, а о вещи более насущной – об украденном телефоне. На кой чёрт он нужен Сане Омскому?

Ещё в Москве Лурия выдал им с Гугером и Валерием эти три телефона и предупредил, что аппараты необычные. В них не было SIM-карты, не было разных развлекух типа веб-камеры или игрушек, но был встроен биллинг-маячок и диктофон, а память – только на десять номеров. Лурия сказал, что это – экспедиционная модель, счёт пополняется только Фондом, который организовал экспедицию. Потом машинку надо сдать. Такую вещь украдёт только идиот. Всё равно что украсть у пожарного брандспойт. Что с ним потом делать, куда деть?

Кирилл вылез из-за парты и смял в ком пластиковую посуду. Надо поскорее сходить к Сане, пока Саня не продал телефон Мурыгину.

Дом Сани Омского скрывался в акации, палисадника. Кирилл смело вошёл в калитку, не опасаясь собаки. Дом выглядел вполне прилично, аккуратно. Снаружи он был обшит тёсом и выкрашен. Хотя краска выцвела, дом всё равно казался ухоженным. На крылечке лежала мокрая тряпка и стояли галоши. Звонка не имелось.

Кирилл вытер ноги и отворил дверь на веранду. Он уже освоился с деревенской особенностью – входить на веранду самостоятельно. На веранде тоже было чисто и прибрано. Кирилл постучал в косяк. Не ответили. Однако если веранда открыта – значит, хозяева дома. Кирилл ещё раз постучал. Не ответили. Да фиг ли, подумал Кирилл. Я ведь не сто рублей занять пришёл, я пришёл к вору за своей вещью. Он решительно потянул на себя дверь, толсто обитую дерматином.

Он оказался в прихожей, откуда, как у Токаревых, были видны большая комната и кухня. В комнате – стол без скатерти, старый шифоньер с пятнистым зеркалом, занавески, половики, настенные часы, синенькие обои. Слева – кухня. Вилки и ложки блестели, как хирургические инструменты. На электроплитке свистел кипящий чайник. Посреди пустого стола, как единственная улика, стояла гранёная стопка. Кухня напоминала операционную, и вообще везде в доме Сани была стерильная чистота. Кирилл понял, на что это похоже. Такой чистотой блещет богатый наркоман, не утративший социального статуса, но насквозь выжженный коксом. Выхолощенный, безупречный – но живущий на одной кислоте.

В комнате за столом сидела высокая старуха в чёрном монашеском платке. Она как робот повернула голову и посмотрела на Кирилла пустыми глазами. Вот, значит, в кого превратилась «вафлёрка с биксами», некогда пригревшая Саню Омского.

– А где Саня? – напрямик спросил Кирилл.

– У Годовалова, – механически ответила старуха.

– У вас чайник кипит.

Старуха осторожно встала, словно боялась расплескать что-то внутри, и механически, но очень ровно, как по программе, двинулась на кухню. Когда она проходила мимо, Кирилла обдало каким-то древним запахом церковных свеч – и горечью водки. Старуха была насмерть пьяна. Наверное, вот так она и жила автоматом: стирала, гладила, убиралась, готовила. Алкогольный андроид.

Кирилл вышел из дома Сани Омского и пошагал к дому Лёхи Годовалова. Жена Сани, конечно, поразила его. Саня, хоть и хромой, казался весьма живым и живучим, как помойная крыса. А собственный дом Саня омертвил. Так жутко Кириллу было в детстве, когда смотрел «Терминатора»: человек обгорел, остался механизм. Жена была тем механизмом, скелетом, благодаря которому Саня выглядел живым.

На огороде Годовалова высились две теплицы из рам, затянутых полиэтиленом. Сейчас, в жару и дым, держать их закрытыми не было смысла. Жена Годовалова, Верка, сняла многие рамы, составила в ряд возле торца теплиц и поливала заросли огурцов и помидоров. Воду она приносила в ведёрной лейке. На краю огорода у Годовалова имелась скважина с насосом, но шланг до теплиц не дотягивался.

– Верка! – позвал Кирилл, останавливаясь у забора.

Ему не хотелось входить в дом и видеть Лёху Годовалова. Лучше попросить Верку, чтобы вызвала Саню на улицу.

Верка оглянулась и сощурилась.

– Какая я тебе Верка! – заорала она. – Я тебе коза, что ли? Ты мне подол не задирал, козёл!

Кирилл не знал, почему он сказал «Верка», а не «Вера». Видимо, деревенский порядок жизни потихоньку переформатировал его под себя. А Верка ощерилась охотно и от души. Кирилл вспомнил, как он оттаскивал Верку от Раисы Петровны, и подумал, что подол у этой хабалки он всё-таки задирал.

– Подойди, и снова задеру! – крикнул Кирилл.

– Без тебя есть кому!

Остроносая и остроглазая Верка была, конечно, не красавица, но чем-то она, безусловно, притягивала мужиков. Каким-то лихим и задорным паскудством. Бабьей бесстыжестью, которая сродни лихости ворюги или веселью хулигана.

– Саня Омский у вас?

– Ушёл!

– Куда?

– А тебе какая разница?

– Верка, подойди, – попросил Кирилл и взялся за планки забора.

Верка поставила лейку и через грядки подошла к забору.

– Верка, мне Саня нужен, а не Лёха, – по-человечески объяснил Кирилл. – Скажи, куда он ушёл.

– А они вместе ушли! – заявила Верка.

– Да плевал я на твоего Лёху! Я Саню ищу!

– Доплюёшься, он тебе ноги переломает!

– Я вообще его за три километра обойду, – пообещал Кирилл.

– Я не знаю, где они бухают!

– Знаешь, – убеждённо сказал Кирилл.

Верка осмотрела Кирилла шустрыми, умными, мышиными глазками и улыбнулась, показав острые зубки.

– Они дрова пилят. Около сарая, где дрезина у Мурыгина.

– Молодец, – похвалил Кирилл. – Так и надо было сразу ответить.

– А зачем тебе Саня?

– Он у меня телефон украл.

Верка захохотала, прикрывая рот ладонью.

– И чо, думаешь, отдаст?

– Но спросить-то я должен.

– Тебя как зовут? – неожиданно заинтересовалась Верка.

– Кирилл.

– Слушай, Кирюха, а ты правда Лизку Токареву прёшь?

– А по морде? – вежливо спросил Кирилл.

– Да ладно, чо ты. – Верка заложила руки за спину, кокетливо выставляя грудь. – Ты в Москву её заберёшь?

– Кого?

– Лизку, кого ещё. Вся деревня говорит.

Кирилл опешил от своей популярности в деревне Калитино.

– Слушай, Верка, это вообще не ваше дело.

– Ага, поматросил и бросил.

– Я вот щас перелезу забор и под жопу надаю.

– От хорошего мужика можно и под жопу, – согласилась Верка, но отступила на шаг.

– Пока, – сказал Кирилл, отцепляясь от забора.

– Погоди, – окликнула Верка. – Что вы, городские, такие нервные? Мне-то чего твоя Лизка? Забирай, хоть Лёха к ней таскаться не будет. Она, сучка, у меня уже вот где. – Верка ткнула пальцем себе в горло.

– Я в ваши отношения не лезу, – осторожно отстранился Кирилл.

– Будешь с Лёхой драться, бей ему в почки, у него всегда там болит, – посоветовала Верка. – И скажи, чтобы про Лизку забыл.

– Хорошая ты жена, – сдержанно похвалил Кирилл и пошёл прочь.

– Про Лизку ему скажи! – крикнула Верка вслед Кириллу.

Кирилл издалека услышал шорканье двуручной пилы. Лёха и Саня разбирали полусгоревший дом на окраине деревни, пилили брёвна на чурбаки, чурбаки выкатывали к дороге. Кирилл прошёл к развалинам по смятой полосе бурьяна.

Лёха и Саня как раз присели перекурить и выпить. Оба они были в мятых майках-алкоголичках. Пили самогонку из двухлитровой банки. Они даже не удивились появлению Кирилла.

– Здорово, – сказал Кирилл. – Саня, я к тебе.

– А я тебя не звал, – ответил Саня.

– Ты вчера телефон мой спёр. Отдавай.

– Докажи.

– Не ломай комедию.

– У нас за базар отвечают, – предупредил Лёха. Он обшаривал Кирилла взглядом: пытался понять, с оружием Кирилл или нет.

Кирилл вдруг понял, что эта встреча ему невыносима. Не страшна, не противна, а именно невыносима, как тогда, на кладбище, ему невыносимо было думать о восстающих мертвецах.

– На хера вам дрова? – равнодушно спросил Кирилл и покачал ногой ближайший чурбак. – Вы же торфом топите.

– Городским продаём, которые тут дома имеют, – ответил Саня и цвиркнул плевком под ноги Кириллу. – Чушкам вроде тебя.

Кирилл не ответил на оскорбление.

– Если Саня твой звонарь отработал, пиши заяву в ментовку, – нагло предложил Лёха и улыбнулся.

Кирилл задумчиво качал ногой чурбак. Надо дать этим подонкам покуражиться, не переждёшь кураж – бесполезно ждать результата.

– Саня Омский по банберу не ходит.

– Вам ваще сваливать отсюда пора.

– Обшаркались вы тут, дома мамочки заждались.

– Я у Токаревых ещё увижу твоё рыло – убью.

Кирилл угрюмо осматривался. Бурьян, заросли малины, груды деревянного мусора и битого кирпича. Уцелевшая половина дома была открыта изнутри, как сцена. Серое небо, душная жара, мгла, стрекот кузнечиков. Всё было вне разума, но и вне глупости. Вне добра и зла. Вне всего мира. Не заповедник, а запретная зона. Как вокруг Чернобыля. Только здесь не радиация, а деградация. Если в зону Чернобыля нельзя ходить, чтобы не облучиться, то сюда нельзя ходить, чтобы не упроститься до уровня животного. Если в Чернобыле станешь мутантом, то здесь… станешь оборотнем.

Вот сидят Лёха с Саней… А ведь они – не люди, они же ведут себя как волки. Разве не могут сейчас их рожи вытянуться волчьими мордами и обрасти шерстью? Кто увидит? Святой Христофор?

Жену Сани Омского разрушил алкоголь, и от бабы остался робот, как скелет под плотью. Может, в деревне Калитино всё разрушилось вместе с государством и образом жизни, и от людей остались чудища – псоглавцы? Кириллу всегда казалось, что оборотни – это люди, обладающие дополнительной способностью превращаться в зверей. А здесь, похоже, самые продвинутые звери вроде Сани и Лёхи обладали дополнительной способностью казаться людьми. И состояние зверя для них – не усилие воли, а расслабуха вроде выпивки.

Как-то Кирилл видел фильм «Остров доктора Моро», где врач-вивисектор перекраивал животных в людей. Когда врач погиб, эти человекоподобные существа начали возвращаться в исходное состояние животных. Они оказались оборотнями наоборот: не люди, на время ставшие зверями, а звери, на время ставшие людьми.

Пиджак Сани Омского висел на гвоздике, вбитом в бревенчатую стену, до которой ещё не добралась пила Сани и Лёхи.

– А я вот обшарю, – сказал Кирилл и шагнул к пиджаку.

Дома Кирилл бы не поверил, что он способен хладнокровно обшмонать одежду у чужих и взрослых людей, как надзиратель в тюрьме. Но Саня и Лёха – не люди. Если они оборотни, сейчас им самое время для трансформации.

– Не трогай клифт! – заорал Саня, дёргаясь.

С его хромотой он бы не успел остановить Кирилла. Похоже, что краденый телефон лежал в кармане пиджака. Рядом с мыльницей-портсигаром.

Саню опередил Лёха. Мгновенно, как зверь, он оказался между Кириллом и пиджаком. Кирилл напрягся, подобравшись. А Лёха уже не угрожал, он сразу нанёс удар кулаком в лицо Кириллу. Но Кирилл успел отклониться, перед глазами промелькнули сбитые в кровь костяшки Лёхиного кулака с татуировкой «ВДВ».

Кирилл отпрыгнул назад. Лёха, промахнувшись, развернулся всем корпусом. Надо было толкнуть его, чтобы упал, но Кирилл не решился. А Лёха на развороте обратно, не глядя, направил Кириллу в грудь удар пяткой. И Кирилл взбесился. Подонок Лёха даже не посмотрел на противника, он был уверен, что Кирилл стоит, где и прежде, как баран, и ждёт, когда его ударят снова. Кирилл думал, что в драке разъяряются от страха, от боли, от драйва, наконец, но оказалось, что душу взрывает оскорбление. Он не баран, не тупая покорная жертва. Кирилл не ожидал от себя такого: он поймал в воздухе Лёхину ногу за резиновый сапог и дёрнул вверх. Лёха полетел спиной вниз и рухнул, ломая какие-то доски в траве.

– Бля!.. – взревел он.

Хорошо, что у Лёхи не было топора, – только пила. И плохо, что у Кирилла не было пистолета, – драться Кирилл не очень-то умел. Но не хуже умения в драке помогала ненависть.

– Лёха, вали его на хер! – со своего чурбака захрипел сидящий на месте Саня Омский. – Зароем щенка, никто не найдёт!

Кирилл не сомневался, что Саня говорит правду. Саня с Лёхой легко убьют его и спрячут тело. Вот просто так, не дрогнув бровью. Но Кириллу не хотелось бежать. Хотелось улучить момент и теперь уж повалить Лёху, а потом топтать до полусмерти. За всё сразу. За терпёж, когда приходилось мириться с паскудством деревенской жизни, за то, что пошёл на такие уступки, но не оценён и в копейку, за Лизу и её сломанную судьбу.

Лёха поднялся и двигался на Кирилла в позе вратаря.

– Чо, падла, ствол дома забыл? – спросил он, тяжело дыша.

Кирилл отбежал на пару шагов и быстро огляделся вокруг. Голова работала, как компьютер. Кровь бежала по жилам, как электричество по проводам. Ненависть не оставила в душе места для страха.

Доска?.. Кирилл наклонился и рывком выворотил из мусора трухлявую, заплесневелую, треснувшую по всей длине половицу.

Лёха сделал бросок. Кирилл гибко отклонился и махнул доской, но тоже не попал по Лёхе.

– Лизку захотел, да, гондон? – спросил Лёха, задыхаясь. – Вы там в Москве все такие борзые, да?

Кирилл руками разорвал доску пополам и отбросил одну половинку, а другую перехватил, как дубину. Широко размахнувшись, он вмазал по Лёхе, рассчитывая попасть по голове. Лёха пригнулся и выставил локоть, встречая удар, гнилая доска разломилась.

– Я тебе, мудила, за Лизку горло перегрызу! – с подвыванием крикнул Лёха и потряс плечами, словно скидывал невидимую одежду.

Может, это была не одежда, а человеческое обличье. Зверь хотел вернуть себе свою изначальную форму, которая самой природой приспособлена для схватки с врагом.

Кирилл отбежал ещё на несколько шагов и очутился на развале печи. Под ногами хрустели и перекатывались обломки кирпичей. Кирилл нагнулся за обломком. Тяжесть кирпича была как уверенность в своей силе.

Лёха опять пошёл на Кирилла.

Кирилл метнул в Лёху кирпич и попал в плечо.

– Бля-а!.. – заорал Лёха, хватаясь за плечо.

Кирилл швырнул в Лёху другой кирпич, но промазал. Наклонился, выколупал из-под ног новый обломок и опять швырнул – теперь попал Лёхе в рёбра.

– Башку расколю! – с упоением крикнул он.

– Лёха, не ссы! – издалека завопил Саня Омский.

Кирилл что было силы метнул обломок кирпича в Саню и попал в банку с самогоном, которая стояла перед Саней на чурбаке. Банка взорвалась, самогон плеснул Сане на брюхо.

В это время Лёха вытащил из мусора ржавую дужку от спинки кровати. Кирилл опять кинул в Лёху кирпич, не подпуская к себе.

Где-то за стеной вдруг басовито заревел автомобильный гудок, и через мгновение из кустов малины к развалинам вывалился Ромыч.

– Всем стоять! – рявкнул он.

Откуда он взялся?..

Ромыч схватил Лёху за руку. Лёха с разворота обрушил на Ромыча ржавую дужку. Кирилл, не успев осознать появления Ромыча, по инерции метнул кирпич. Что произошло дальше, Кирилл не разглядел.

Дужка от кровати вдруг полетела в сторону, как бумеранг, а над головой Ромыча мелькнули Лёхины резиновые сапоги. Ромыч каким-то волшебным движением поднял Лёху в воздух, перевернул вверх тормашками, сложил, как зонтик, и шмякнул себе под ноги уже лицом вниз и с заломленной назад рукой, а сам упал коленями Лёхе на спину, словно пригвоздив Лёху к земле. Обломок кирпича, брошенный Кириллом, Ромыч словно бы вынул из пустоты над своей головой и спокойно откинул в кусты.

И всё замерло, даже кузнечики замолчали. Лёха лежал рожей в мусоре, придавленный коленями Ромыча, Кирилл стоял и стискивал в ладони кусок кирпича так, что сыпалась струйка песка, а Саня, сидя на чурбаке, скомкал в горсти майку на брюхе, и самогон из кулака капал ему на промежность. Со стропила раскуроченного дома свешивался и покачивался обрывок электропровода.

– Все высказались? – спокойно спросил Ромыч, обводя Кирилла и Саню какими-то прозрачными глазами. – Война окончена.

Ромыч сильно и точно ткнул Лёху двумя пальцами в шею и под лопатку. Лёха мыкнул и дёрнулся. Ромыч поднялся на ноги.

– Минут десять отдохнёт, потом начнёт шевелиться, – пояснил он. – Кирилл, проваливай отсюда.

– А… э… – Кирилл не знал, что сказать, потрясённый и появлением Ромыча, и его мгновенной техничной победой. – А как ты здесь?..

– Да никак, – раздражённо сказал Ромыч. – Просто мимо ехал.

26

Ромыч никак не мог приехать на драку случайно, хотя бы по той причине, что руины, где Саня и Лёха пилили чурбаки, находились в тупике. Дальше дорогу преграждала узкоколейка. Но странность появления Ромыча Кирилл осознал слишком поздно. Он уже ушёл и умывался у колодца. Про телефон Кирилл тоже забыл, и телефон остался у Сани. Не идти же обратно драться второй раз.

Кирилл пошагал к школе.

В распахнутых воротах сарая Кирилл увидел открытую корму их автобуса. Гугер и Валерий возились в салоне, перекладывая вещи в каком-то ином порядке.

– Вы чего делаете? – спросил Кирилл.

– Все, Кир, – пропыхтел Гугер, запихивая кофр. – Сваливаем!

– То есть?

Валерий вылез из автобуса и начал обтирать ладони салфеткой.

– Мы сегодня сняли фреску со стены. Наклеили на неё фанерный щит, и Гугер вибратором отделил штукатурку от кладки. Покрыли с тыльной стороны раствором и оставили сохнуть. Завтра можно везти.

– А где фреска? – глупо спросил Кирилл.

– В церкви стоит, – из салона пояснил Гугер. – С утряни ещё разок обмажем её сзади и катим отсюда.

– Надо же три раза…

– Вообще-то да, – неохотно согласился Валерий.

– Я поеду десять километров в час, – пообещал Гугер. – Даже не тряхну, как на подушечке привезу. Ни фига в пути не случится.

– К вечеру уже в Нижнем Новгороде будем. Хоть в нормальной гостинице переночуем, с горячей водой, с рестораном. – Валерий вздохнул, смиряясь, что надо ещё немного потерпеть до комфорта. – А фреску на третий раз покроем уже в городе и подождём сутки. Потом сдадим в музей, и в Москву.

– Гейм овер, короче, – добавил Гугер.

– То есть мы уезжаем? – всё ещё не веря, переспросил Кирилл.

– Н-н-на хрен! – с наслаждением сказал Гугер.

– Где-нибудь в шесть встанем, раствором покрыть – это полчаса, и сразу от церкви гоним до Нижнего.

– Значит, сегодня – последняя ночь?

– У тебя какие-то планы? – лукаво улыбнулся Валерий.

– Кир, последний шанс! – подмигнул Гугер. – Сгруппируйся!

Кирилл стоял потрясённый. Нет, он не мог уехать завтра утром, уехать так внезапно и насовсем! А как же всё? Как же псоглавцы? Как же Лиза?! Нет, это невозможно!

– П-послушайте, – запинаясь, сказал Кирилл. – Так нельзя!

– Почему? – тотчас спросил Валерий.

Кирилл чувствовал себя нефтяником, чья партия сворачивает работы, хотя до нефтяного пласта не добурились каких-то два метра.

– Тут… Тут всё непросто… – Кирилл не знал, как ему объяснить ситуацию. – В общем, вы свою работу сделали, а я – ещё нет.

– А что тебе ещё остаётся?

На этот вопрос Кирилл ответить не мог.

– Как я понимаю, – начал Валерий, – твоя задача – собирать фольклор. Ты опросил местных жителей?

– Вообще-то моя задача – не фольклор собирать. Я должен узнать, происходит здесь что-нибудь необычное в связи с Псоглавцем или нет.

– И чо? – с интересом спросил Гугер. – Происходит?

– Происходит, – с наигранной уверенностью ответил Кирилл.

– А почему ты нам не рассказывал?

– Для чистоты эксперимента.

Гугер недоверчиво хмыкнул. Валерий покачал головой:

– Сколько времени тебе надо, чтобы довести работу до конца?

– Не знаю.

Гугер перебрался через вещи в багажном отделении автобуса и уселся на порог салона.

– Мы же не можем ждать здесь до тех пор, пока ты не решишь, что всё сделал, – резонно возразил Валерий. – Есть ли какие-нибудь критерии, по которым ты можешь судить, что миссия выполнена?

Есть критерии, подумал Кирилл. Поймать псоглавца.

– Нет критериев, – вздохнул Кирилл.

– Ох, Кирилл… – печально сказал Валерий.

Кирюша, это несерьёзно.

– Это серьёзно, – сам себе возразил Кирилл. – Я недоделал. Мне надо ещё побыть здесь.

Три дня назад он и сам бы ни за что не поверил, что не захочет уезжать из деревни Калитино.

– Хорошо, – согласился Валерий. – Давай разберёмся. Ты выяснил, что в деревне имеют место некие необычные явления, связанные с фреской. Верно?

– Верно.

– Ты их задокументировал?

– Ну, я кое-что записал, конечно, на диктофон, но это не то, – замямлил Кирилл. – Это нельзя задокументировать.

– Не хило, – буркнул Гугер и закурил.

– Как же ты отчитаешься перед Лурией?

– Расскажу.

– Считаешь, это будет убедительно?

– Да, – твёрдо и уверенно подтвердил Кирилл.

– А из того, что тебе известно сейчас, прямо на данный момент, уже следует, что деревня представляет интерес для Лурии?

– Следует.

– Значит, ты выполнил свою работу, Кирилл. Этого достаточно. Рад за тебя. Признаться, я думал, что ты просто бездельничаешь. Но если ты обнаружил некий феномен – великолепно. Однако дальше его должны изучать специалисты. Ведь ты не специалист.

Логика Валерия была безупречна. Но Кирилл готов был метаться из угла в угол, чтобы доказать: она здесь не работает.

– Н-ну… Понимаешь… Ну как же растолковать! – Он с мукой искал формулировки. – Это вот так вот не поймать, не пощупать… Это надо быть здесь, сжиться, шкурой ощутить…

– Специалисты сживутся.

Кирилл представил, как умные специалисты ночуют в школе, пугаются призрачных собак, влюбляются в Лизу, бродят по карьерам, падают с наблюдательной вышки…

– Не сживутся, – твёрдо сказал Кирилл. Он нашёл слова. – Это опыт индивидуальный. Он неповторим.

– Тогда он необъективен, и ты ничего не нашёл.

– Он объективен, – бессильно возразил Кирилл.

– Слушай, Кир, – сказал Гугер. – Если тебе тут понравилось, так ты поговори в Москве с Лурией, выпиши новую командировку и приезжай сюда хоть на год. Нам-то с Вэлом на фиг тут торчать? У нас никакого опыта нет. Говно здесь одно, вот и весь наш опыт.

– Я не могу всё оборвать… Не восстановится…

– Тогда оставайся здесь один.

Это был абсолютный аргумент.

– Мне нужна поддержка, – покраснев, сознался Кирилл.

Валерий и Гугер осуждающе молчали.

– Как-то мы с тобой друганами-то не стали, – осторожно заметил Гугер. – Ты ведь без нашей поддержки обходился. Зачем мы тебе?

– Есть травматический пистолет, – негромко сообщил Валерий.

Вот тут Кирилл уже вообще ничего не мог объяснить. Оружие, физическая сила – да, это было важно для Лёхи там Годовалова или для Сани Омского. Но поддержка Гугера и Валерия была не только в возможности самозащиты. А в чём тогда ещё? Кирилл не знал. Но был уверен, что без этих двоих он не найдёт псоглавцев.

– Знаешь, Кирилл, я всё понимаю, – мягко сказал Валерий тоном человека, который всё понимает. – У тебя роман с этой деревенской девушкой. Ничего предосудительного. И тебе это действительно важно. Но мы-то с Гугером здесь ни при чём. Да, наше присутствие отпугивает от тебя соперников. Но не надо делать нас заложниками своих отношений. Понимаешь, борись за них самостоятельно. И некрасиво вводить в заблуждение товарищей или работодателей.

Валерий всё свёл к Лизе. Именно этого Кирилл и боялся. Он уже сталкивался с ревностью женатых к неженатым. Хотя, может, он и сам всё сводил к тому, что Валерий просто завидует.

– Я постараюсь обрисовать картину, – убитым голосом произнёс Кирилл. – Ты сядь, Валер, это не в двух словах…

– Тогда в трёх, хорошо? – сухо попросил Валерий.

Он вытащил из кармана платок, расстелил на пороге салона рядом с Гугером и тоже сел. Кирилл стоял перед Гугером и Валерием, словно сдавал экзамен, и понимал, что экзамен будет провален.

Такой поворот всегда был в фильмах ужасов или в фильмах-катастрофах. Герой талдычит, что опасность реальна, а ему не верят. Обычно говорят, что мертвецы не оживают или что интересы туристского сезона важнее риска акулы, лавины, извержения вулкана.

– Это очень старая деревня, – начал Кирилл, – она на месте скита. И здесь у раскольников была легенда про людей-псов, которые убивают убегающих отсюда. Поэтому и Псоглавец в церкви нарисован.

– Увлекательно, – холодно сказал Валерий.

– Есть свидетельства, что здесь псоглавцы нападали на людей. А Псоглавец – древний образ, у него много значений. Надо сравнить, какое из его значений сейчас, в наше время, подходит для того, чтобы карать беглецов, и вообще, кто здесь будет считаться беглецом. Тогда станет ясно, кто такие псоглавцы, как они действуют, как спастись…

– Круто же, – взбодрился Гугер. – Мы поедем, то есть побежим, они погонятся, мы их сфоткаем. Триллер. Ты сделаешь это, Кир!

– Это и будет чистота эксперимента, – улыбнулся Валерий.

– Они только на своих охотятся…

Кирилл чувствовал, что Гугер и Валерий ни шиша ему не верят. Какие, на фиг, псоглавцы? Алкозавры здесь, а не псоглавцы.

– Я видел псоглавца, – беспомощно сообщил Кирилл.

– Йесс! – возликовал Гугер.

Если бы Кирилл не сказал, что сам видел псоглавца, шанс, что ему поверят, ещё сохранялся. Теперь – нет и нет.

Валерий вздохнул с невыразимой усталостью.

– Кирилл, я понимаю, что это банальный сюжет из трэша. У нас с Гугером роль скептиков, которые должны быть посрамлены. Видимо, ты считаешь, что надо сколько-то прожить здесь, чтобы сойти за своих, тогда псоглавцы объявятся и посрамят нас. О’кей. Допустим, псоглавцы существуют. Ты их даже видел. Кто они?

– Монстры! – заявил Гугер и скорчил рожу монстра.

– Версия первая. Монстры. Какие-нибудь мутанты, гоминиды вроде снежного человека, не важно. Биологические существа. Так?

– Так, – кивнул Кирилл. Ему стало скучно.

– Но ведь подобные существа не могут жить сами по себе в количестве трёх-пяти экземпляров. Нужна большая популяция для воспроизведения вида. А она оставит следы, которые непременно бы обнаружили, ведь здесь заповедник. И какая у монстров пищевая база? Крупные животные истреблены. Растительноядные псоглавцы – это смешно. В общем, большой популяции здесь не прокормиться.

– Я это понимаю.

– Тогда привидения! – предложил Гугер. – Они прокормятся!

– Я надеюсь, ты не будешь настаивать, что псоглавцы – призраки?

– Не буду, – хмуро кивнул Кирилл. – Но может, это духи какие… Ведь раскольники же…

– То есть фантомы. Информационные сущности религиозного происхождения.

– Здесь святой Христофор, – напомнил Кирилл.

Валерий задумался, покусывая губы.

– Фантомы должны повторять какие-то реальные объекты. Или те объекты, которые некогда были реальными и оставили в данном месте информационный след. Святой Христофор на Керженце не бывал, здесь нет его следа. Здесь только фреска. Значит, твои псоглавцы могут повторять только Псоглавца с фрески. Но фреску мы увезём в музей. И дальше информационные дубликаты должны появляться там, где находится источник – изображение святого Христофора. То есть в музее. А в этой деревне искать псоглавцев уже бесполезно.

Если бы Кирилл сам придумал такое объяснение псоглавцам, то стоял бы за него насмерть. А в изложении Валерия выглядело, что фреска – ксерокс, который печатает псоглавцев-привидений. Где ксерокс, там и копии. Валерий превратил чудо в обыденность.

– Какие ещё будут версии?

– Пришельцы! – прорычал Гугер.

– Это не пришельцы, – с досадой отмахнулся Кирилл.

– Слава богу. Пришельцами ты меня бы доконал.

– Оборотни, – не унимался Гугер.

– Мне кажется, оборотни, – тихо сказал Кирилл. Сейчас он был готов рвать на себе волосы, так глупо это всё звучало.

– То есть местные жители иногда превращаются в псоглавцев, да?

– Кир, завязывай с этой девчонкой, – влез веселящийся Гугер. – Она тебя загрызёт!

– Что-то вроде этого…

– Кирилл, но есть биология! Даже если возможна трансформация человеческой головы в собачью, это долгий процесс! Годы, а не минуты! Это ведь регулируется метаболизмом, ростом тканей… Ну какие оборотни, Кирилл?

– Но я видел, – тупо сказал Кирилл. – Это оборотни.

– Самое опасное – минет от девушки-оборотня! – заговорщицки сообщил Гугер, слез с порожка и начал отряхивать джинсы на заду.

– Чего ты ржёшь, Гугер? Тебе не интересно? – разозлился Кирилл.

– Оборотни бывают только в играх, – неожиданно жёстко ответил Гугер. – А игры – туфта.

– Почему тогда сидишь день и ночь в онлайне?

Гугер посмотрел в глаза Кириллу, и Кирилл вдруг прочёл во взгляде Гугера и ненависть, и тоску.

– В играх возможно всё, поэтому они туфта, – отчеканил Гугер. – Но лучше всё, чем ничего. Как здесь, в херовом офлайне.

Гугер развернулся и пошёл из сарая к крыльцу школы.

– Ты задел его символ веры, – задумчиво заметил Валерий.

– Он верит, что ничего нет, а я верю, что есть псоглавцы.

– Верую, ибо абсурдно.

– Не абсурдно. Просто я доказать не могу.

– Хорошо, Кирилл, и я тебе тоже скажу, во что верю, – произнёс Валерий и спрыгнул с порожка автобусного салона. – Ты веришь в оборотней, а я – в культуру. Человек может стать скотом. И эта деревня – яркий тому пример. Здесь живут люди-скоты. Злые и незлые, образованные и невежественные, хорошие и плохие. Не важно. Важно то, что у них нет культуры. А без культуры невозможно стать оборотнем. Оборотень – культурный герой. Но не бывает культурного героя там, где нет культуры. И наплевать на метаболизм. Не путай оборотней и скотов.

– Как нет культуры? – не понял Кирилл.

– А так. Для невежды Земля плоская, потому что он так видит. Для образованного человека – круглая, потому что ему так сказали. Но и невежда, и образованный человек не задумывались, какая Земля, они просто узнали. А человек культуры – задумывается. Вот и вся разница.

Кирилл едва не качнулся. Валерий высказал те сомнения, которые больше всего и смущали Кирилла. И правота Валерия была просто чудовищной. Да, оборотень – культурный герой. Святой Христофор и расколоучители Керженца – тоже культурные герои. А в Калитине нет культуры. Была культура раскольников, пока стояли скиты, но скиты уничтожены. Здесь никто ничего не помнит, вместо преданий – какие-то обрывки, убогие бредни. Ну какие здесь оборотни? Здесь нет для них среды. Почвы. Здесь легенда о святом Христофоре – семя в песке, оно не прорастёт цветком чуда. Ублюдок Лёха Годовалов или уголовник Саня Омский – разве люди культуры? Разве они способны на перевоплощение в псоглавца? А Мурыгин, Верка, Раиса Петровна – разве люди культуры?..

А Лиза? А Лиза? Но ведь и Лиза тоже… Так есть здесь псоглавцы или нет их? Нет? Нет, есть, сказал себе Кирилл. Это не вопрос веры.

Кирюша, это несерьёзно…