Текст книги "Крест на Крест (СИ)"

Автор книги: Алексей Янов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 2

От шурина Ярослава Всеволодича не поступало никаких известий, его сын Александр Ярославич, князь Новгородский, тоже безмолвствовал. А ведь ещё месяц назад Ярослав предупреждал своего родича о намерениях смоленского князя пойти на Новгород через Торопец, а Александр обещал помощь новгородцев. Но сейчас, уже вторую седмицу к ряду, отец и сын подозрительно молчали.

Ростислав Давыдович, князь Торопецкий вышел на гульбище. Виднеющиеся за городом леса замерли в дремотной тишине, и лишь когда усиливался ветер, стволы деревьев начинали еле – еле раскачиваться и поскрипывать. Узкие городские улочки тоже подозрительно опустели. Выпавший ночью снег продолжал лежать практически непотревоженным, виднелись в основном собачьи следы. Хотя, мысленно успокаивал себя князь, в потёмках по городу стало просто опасно ходить – брошенные хозяевами собаки собирались в стаи и задрав к небу морды выли, или же рыскали, да скреблись в ворота и калитки ещё обитаемых дворов, учуяв запах еды.

Торопчан стало заметно меньше после известий о взятии смоленскими войсками Лучина и дальнейшем их движении на север, в сторону Торопецкого княжества. Если раньше, при нашествиях тех же литовцев, все бежали под укрытие городских стен, то сейчас происходило ровным счётом наоборот, в город силой никого не затащишь! Все имеющие уши уже знают, что не то что тын окольного города, но даже прочные дубовые срубы стен детинцев не являются препятствием для войск смоленского князя. Это своё упущение Ростислав Давыдович исправил ещё седмицу назад, приказав воротной страже всех впускать и никого не выпускать, но народ обходными путями всё равно продолжал как – то просачиваться за стены, словно вода сквозь пальцы.

Через день к Ростиславу Давыдовичу прискакал дружинник от дозорного десятка, патрулирующего дальние подступы к городу. Он сообщил князю давно ожидаемую им новость – было замечено движущееся по реке Торопе огромное войско.

Город мигом оживился, засуетились бояре, торопчанам повелели срочно вооружаться и подниматься на валы. И Ростислав не сидел сложа руки, одев кольчужную дощатую бронь, перепоясался мечом он отправился на башню, неприятель должен был появиться с минуты на минуту. Когда князь подъехал, на стенах уже было полно народу, не протолкнуться. Люди показывали руками, тыкали пальцами в сторону реки и соседнего леса, громко охали и диву давались, разевая рты и хлопая глазами.

Князь немедля более ни секунды поднялся на башню. Было от чего прийти в изумление! Все пространство перед крепостью оказалось усеяно много сотенными конными отрядами, скакавшими во все стороны. По реке скованной льдом двигались пешцы, из леса вдобавок выползало ещё одно вражье войско. Потом появились сани и какие – то непонятные повозки с запряжёнными в них лошадьми. Из саней тут же принялись выстраивать стан, выпрягать лошадей. Князь уже было подумал, что под стенами его города собрались все неприятельские силы, но как бы ни так! За спинами выстраивающих лагерь пешцев раздались оглушающие звуки труб, потом стал слышен барабанный бой, а из – за поворота речного русла стали появляться новые войска! А у торопчан уже не было сил дивиться происходящему, занесённые снежной крупой они застыли на городских стенах недвижимыми снеговиками.

Наконец, из густых лесов окаймляющих берега Западной Двины, занесённое пушистым белым снегом войско свернуло на реку Торопа. До этого, несколько часов назад пришлось временно расстаться с двумя ратями – я их направил на покорение городов Торопецкого княжества Жижеца и Клина, расположенных на берегах Жижицкого озера, в сорока километрах на юго – запад от столицы княжества.

Невольно слушая цокот тысяч конских копыт о речной лёд, и, то и дело повторяющиеся выкрики, доносящиеся из пехотных колонн: «Подтянись! Шире шаг!» я вёл неспешную беседу со своими воеводами. Время от времени, прекращая разговоры, мы принимали доклады конных разъездов. Торопчане не решались нас атаковать, положившись на неприступность своих стен.

Еще в 1167 г. Торопец с прилегающими землями выделился из состава Смоленского княжества, образовав самостоятельный удел, в котором княжил Мстислав Ростиславич Храбрый. Сейчас формально независимое княжество пребывало в состоянии перекрёстной зависимости от Владимира – Залесского и Новгорода. Поэтому обоснованные опасения у меня вызывал возможный приход новгородцев на помощь своему союзнику, но и их не наблюдалось. Так, не спеша, чуть ли не прогулочным шагом, мы через два дня вышли к Торопцу.

Пространство вокруг крепости было заполнено «рукотворными» облаками пороховых газов, чёрным пеплом и дымом от разгорающихся пожаров, всё вместе это существенно снижало обзор. Но, тем не менее, с каждым пушечным выстрелом крепостной ров медленно, но неуклонно наполнялся осколками обваливающейся прямо на глазах четырёхугольной башни. Вдруг, вместе с очередным разрывом пушечного снаряда, выпущенного из осадного единорога, раздался низкий, еле улавливаемый человеческим ухом низкочастотный шум и израненная башня, как в замедленной съёмке, стала рушиться. Последним на руины, подобно надгробной плите, рухнул купол башни, и сразу же занялся вмиг разгоревшимся огнём. Рядом, со всех сторон послышались восторженные крики, бойцы стали вздымать вверх руки, радостно и одновременно грозно, потрясая своим оружием.

Поначалу взлетевшее выше стен пламя наконец – то удовлетворило свой голод, превратив купол в слабо тлеющие угли. Открылась апокалиптическая картина: восточная часть башни полностью обсыпалась, вскрыв оборону противника, а от западной части остался держащейся буквально на честном слове обгрызенный остов стены. Теперь, благодаря не смогшей устоять от навязчивого внимания и всё – таки падшей к нашим ногам башне, дело осталось за малым – лишь войти и овладеть «контуженым» городом.

В пролом начала входить штурмовая группа с целью овладения плацдармом. Сейчас штурмовики, подобно муравьям, преодолев ров, на полусогнутых ногах карабкались по обломкам, обходя тлеющие деревянные конструкции с флангов. Раздались первые выстрелы – штурмовики вошли в зрительный контакт с защитниками.

Следом противно заскрипели железяки – пушкари пятого Вяземского полка на конях уже везли трёхфунтовые орудия к сооружаемому инженерным батальоном мосту через ров. Трёхфунтовые пушки, при помощи верёвок, перемещали на противоположную сторону рва по установленному настилу. Каждую такую пушку надрываясь, что есть сил, тянул целый взвод. Орудия уже были заряжены картечью и направлены дулами на врага. Меньше чем через минуту, как только орудия взберутся на гребень завалов, они подадут свой, уже столь знакомый мне голос. Вернее с такой дальней дистанции я услышу лишь эхо, эхо дробящих всё живое раскатов грома.

Но дело не заладилось. От захваченного у пролома штурмовой группой плацдарма непрерывно слышалась арбалетно – ружейная стрельба. Наш плацдарм активно засыпался противником стрелами, а на левом фланге вообще вспыхнул ближний бой.

– Что, не видите, по нашим штурмовикам херачут? – закричал на телохранителя из охраны, так как ни одного вестового, как назло, под рукой не было. – Скачи к Беримиру, пускай срочно ускорит переброску тридцатого Слонимского полка, а то от штурмового батальона ничего не останется! А потом сразу вводит в пролом двенадцатый Витебский. Быстро!!!

– Слушаюсь, государь! – телохранителя, вместе с прихваченным им по ходу конём, как ветром сдуло. Через тридцать секунд он уже был на месте переправы, а ещё через десять секунд что – то на повышенных тонах объяснял медлительному командиру шестой рати, и, наконец, ещё через несколько минут в задымленный пролом, с оглушительным рёвом, очевидно придававшим атакующим дополнительную толику смелости, начали вбегать Слонимские бойцы.

Сначала батальон, затем весь полк благополучно «растворились» за городскими стенами, звуки боя всё дальше отдалялись от места проникновения у взорванной башни, плацдарм планомерно расширялся.

Наконец рядом «нарисовался» взмыленный вестовой.

– Оставшиеся войска от городских ворот не отводить, а то потом лови сбежавших крыс!

– Так точно, государь!

Телохранители из моей охранной сотни в нетерпении гарцевали на своих конях. И когда только успели их оседлать? Я был настолько увлечён переправой войск и всевозможными донесениями вестовых, что не замечал творящегося прямо под носом.

– Что орлы, не терпится на город взглянуть?

Охрана весело зашумела, лошади нервно заржали, что не говори, а животные войну не любят, ну может кроме падальщиков, типа ворон, которые сейчас чёрными тучами кружили над городом, и о чём – то крикливо переговаривались.

На земле, во всевозможных причудливых позах, в которых людей застала смерть, лежали распростёртые тела защитников города, однако попадались редкими вкраплениями тела и наших ратников.

Смеркалось, когда штурмом был взят детинец, а зачистка терема происходила уже впотьмах. Поэтому, не дожидаясь окончательного захвата детинца, я разместился в чьих – то боярских хоромах. Ближе к полуночи под конвойным сопровождением пары моих телохранителей и ратного воеводы Аржанина в мои покои привели полонённого Торопецкого князя Ростислава Давыдовича.

Князь выглядел растрёпанным, его бледное лицо и судорожные движения показывали немалое нервное напряжение.

– Лучинский владетель сдал мне город мирно и сейчас жив и здоров! Ты – то чего в бутылку полез?

Князь недоумевающе на меня посмотрел. Я лишь махнул рукой.

– Аа – а … впрочем, не важно! Ты сам себе выбрал свою судьбу. Как ты знаешь, я казню всех князей, оказывающих мне вооружённое сопротивление. И тебя, князюшко, завтра публично вздёрнут на главной торговой площади на глазах всего города. Выведете его вон! – последние слова я произносил уже под аккомпанемент лютой брани на которую исходил, теперь уже бывший Торопецкий владетель.

Из захваченного Торопца мы перешли на речку Кунь, мимоходом и без боя взяв Дубровку, войско вышло на лёд реки Ловать, тем самым вторгнувшись в Новгородские пределы.

Моя отапливаемая печкой карета установленная на полозьях, в сопровождении сотни конных телохранителей, подкатила к авангардной ратьерской сотни. Нас сразу признали, командир эскадрона доложил, что за сегодняшний день им попался лишь один купеческий санный поезд, который поспешно скрылся. Форсировать продвижения вперёд я не стал. Во – первых, через пару часов придётся останавливаться и разбивать лагерь, во – вторых, штабная карета двигалась в середине колонны, а пробиваться к ней – та ещё морока, ведь придётся съезжать с накатанного пути, что создаст аварийно опасную ситуацию. Лишней нервотрёпки, на ночь глядя, переживать совсем не хотелось. Поэтому, пристроившись поудобнее в карете, я, с лёгким сердцем, задремал.

В принципе, наш поход шёл штатно, как и планировалось. Вел. Луки и Холм были взяты с ходу. Эти городки со слабыми гарнизонами ничего не смогли противопоставить минированию ворот и последующему штурму. А сами новгородцы затаились, принявшись активно стягивать в свою столицу все боеспособные силы. В пути несколько раз попадались шедшие к Новгороду снаряжённые боярами обозы. Ратьеры их быстро обезоруживали и заворачивали в нашу сторону. Дровни были загружены мороженым мясом, салом, рыбой, мешками с зерном и мукой. От них нам и стало известно, что Александр усилился, одолженной у своего отца Ярослава переяславльской конной дружиной. Похоже на то, что новгородский князь надумал дать мне решающий бой под стенами Новгорода. Ну – ну, посмотрим, чья возьмёт!

Проснулся от громких криков, которые разрушали благолепие зимних сумерек. В центре лагеря собралась толпа бойцов, более роты и из её эпицентра исходили разбудившие меня крики. Укутавшись в шубу, я вышел на улицу. Приблизиться к месту действа незаметно не удалось, рота быстро построилась, вытянувшись во фрунт, о происходящем доложил сам комбат.

– Государь, разреши доложить? – я кивнул, – комбат–57 Будигостов 19–го Ростиславльского полка.

– Докладывай!

В принципе, всё было понятно – пороли ратника, но интересно за что?

– Вот этот, – Будигостов кивнул в сторону распластанного на бревне бойца, – старший стрелок, точнее уже разжалованный в рядовые, не единожды перекладывал свои служебные обязанности на рядовых стрелков, имел за это выговоры. Во время завтрака был пойман ротным на том, что вылавливал у рядовых своего звена куски мяса из похлёбки!

Я зацепился взглядом за ротного, молодого человека, не старше двадцати лет. Заметив направленный на себя взгляд, он сделал шаг вперёд, выйдя из – за спины комбата, доложил.

– Ротный–163 Березов, мой государь!

– По какой статье Устава, товарищ ротный, ты наказываешь своего бойца?

– По статье «Разгильдяйство», государь! – бодро, и уверенно в своей правоте отрапортовал Березов.

– Таких тварей, – я указал взглядом на распластанного воина, – надо наказывать по всей строгости Устава! В данном случае здесь все признаки состава должностного преступления, описанного в статье «Воровство», с отягчающими обстоятельствами – совершено в военное время, в боевом походе. В соответствии с этой статьёй и наказать!

– Так точно! – козырнул слегка побледневший ротный. Преступник, почуяв неладное, что – то жалобно заблеял, в то время как его начали отвязывать теперь уже бывшие сослуживцы под руководством командира роты. Я, тем временем, обратился к комбату.

– Повесь его на любом удобном дереве в присутствии вверенного тебе батальона. И объясни всем, что будет за воровство у своих боевых товарищей.

– Есть!

– Странно, ты то куда смотрел? Какое нахрен «Разгильдяйство»? – я всё никак не мог успокоиться и заорал на смутившегося комбата, – воровство чистой воды! В следующий раз, за такое вольное толкование Устава получишь выговор, о не полном служебном соответствии, всё ясно?

– Так точно, государь!

– Исполнять!

Вора со связанными сзади руками под одобрительный гул множества голосов вздёрнули на кривоватой берёзе. Предварительно Будигостов объявил батальону о причине казни. Что же, если здесь есть ещё подобные не выявленные случаи, то публично произведённая расправа даст повод некоторым нерадивым служащим задуматься. Дедовщина и превышение служебных полномочий – это последнее, что я хотел бы видеть в моей армии. Совсем уж избежать этих явлений нельзя, но необходимо стремиться свести их к минимуму. Вряд ли пехотинцам будет комфортно воевать плечом к плечу с командиром, который их же нагло объедает. В предстоящей войне все факторы, снижающие боевую эффективность армии, должны своевременно выявляться, и, без всяких человеколюбивых сентиментальностей, удаляться. Если бояться пролить кровь, то зачем идти на войну?

Руса – последний крупный город, отделяемый от Новгорода лишь Ильмень озером, открыл свои ворота сам. В этом городе собралось большинство моих новгородских сторонников, во главе с местным посадником Баженом Ильичом, банкиром новгородского отделения «РостДома» Макаром Климятичем и примкнувшим к ним другим новгородским боярам и купцам. Оставаться далее в Новгороде им, по мере продвижения смоленских ратей на север, становилось опаснее с каждым днём.

Здесь нас догнал вестовой, посланный из Третьего отдельного корпуса. Он передал послание от командующего и в красках описал взятие корпусом Бронислава Торжка.

Этот город на реке Тверце стоял на важнейшем речном пути, соединяющим Новгород с Суздальским княжеством и с обширной Волжской речной системой вообще. Именно через Торжок шли хлебные караваны в Новгород, а это огромные деньги, на которых «сидели» не только новгородцы, но и суздальские князья.

В Торжке было установлено самое настоящее двоевластие. Здесь всем заправляли назначаемый из Новгорода посадник и наместник от суздальского князя с дружиной. Поэтому взятие нами Торжка вполне могло перерасти в военный конфликт со всем Суздальским княжеством. На этот случай я планировал освободившиеся после взятия Новгорода войска перенаправить с Новгородских земель на войну с Залеской Русью, если великий князь всё же не стерпит нанесённой ему публично оплеухи.

Спрашивается, зачем вообще влезать в этот Торжок, если существует риск абсолютно не нужного мне сейчас военного столкновения? Ответ прост. В Новгороде правит князь из рода суздальских Мономашичей и имеются переяславльские, то есть те же самые суздальские войска. Избежать военных действий с ними невозможно. Риск сползания в войну с Суздальским княжеством даже без учёта нашего боестолкновения в Торжке и так велик как никогда. С другой стороны, держаться зубами за Торжок в случае успешного овладения Новгородом для суздальчан теряет особый смысл. Ту же самую хлебную торговлю, в таком случае, можно легко перенаправить на Днепровский речной путь, нивелировав тем самым значение Торжка.

Но это всё лирика. На практике, экономя осадные пушечные снаряды, третьему корпусу удалось спалить воротную башню и ворваться в город, ввязавшись в кровопролитные уличные бои с суздальским гарнизоном. На стороне наших войск был не только численный перевес, но и полевая артиллерия, быстро зачищавшая от баррикад улицы и подавляющая все очаги сопротивления.

Новоторы (так себя именовали жители Торжка), не без усилий с нашей стороны, были разбиты вместе со своими суздальскими союзниками в пух и прах. На второй день, по завершении уличных боёв, новоторы были вынуждены всем городом присягнуть смоленскому государю. Вече в городе было разогнано и введён прямой запрет на его созыв. В покорённом городе остался 24–й Борисовский полк, а остальной корпус, согласно плану военной кампании, двинулся вдоль границ Суздальского княжества, нацелившись на город Бежичи.

И днём и ночью съезжались к Александру Ярославичу гонцы. Они второпях бросали теремным слугам взмыленных коней и взбегали на крыльцо.

– Князь вышел из Смоленска!

– Владимир ведёт неисчислимую рать!

– Лучинский князь сдался без боя!

Новгородские бояре от таких известий волновались, подолгу заседали в гриднице, словами успокаивая сами себя и Александра.

– Войска сбираются в Новгороде со всех подвластных Господину Великому Новгороду земель, князь.

– Давно Новгород такие рати не сбирал, встретим супостата под стенами города!

– Втопчем войска Владимира в снег! Нам его порядки здесь не нужны.

Александр восседая на возвышении в своём резном кресле, обозревая переполошённых бояр, но внешне оставался спокоен. А что ему ещё делать? Князь знал, что слова сейчас – это пустое, только намечающаяся жаркая сеча со смолянами скажет правду – кто прав, кто лжив, кто силён, а кто слаб.

– Силы бранные не только ваши господа бояре, но переяславльские дружины моего отца будут нам в помощь, не забывайте об этом!

– Спасибо Ярославу Всеволодичу, век будем помнить, и благодарить его и тебя за эту подмогу!

– Вместях сломим врага!

Славили суздальских князей бояре, ажно рты в криках перекашивались.

Вот, в меховой шубе и горностаевой высокой шапке в гридницу вошёл боярин Борис Мирошкинич. Он степенно поклонился князю, боярам. По его раскрасневшемуся лицу струйками стекали ручейки солёного пота.

– Что имеешь нам сказать боярин? – спросил князь.

Все присутствующие в гриднице разом повернулись к боярину.

– Из Новгорода сбегли давно предавшиеся Смоленску бояре во главе с главным новгородским банкиром «РостДома» Макаром Климятичем!

– А деньги, деньги – то оставили? – раздалось сразу с нескольких сторон.

– Допросили одного болезного, что вместе со всеми убежать не смог. Он говорит, что ещё в вересень месяц переправили они всё ценное в Смоленск. Слова его сходятся, токмо копии расписок, договоров и прочие бумажки в отделении нашли.

Встал, стукнув посохом, новгородский посадник Степан Твердиславич из рода бояр Михалковичей. Поклонился князю, поклонился боярам.

– Дозволь, князь, слово молвить, – получив согласный кивок от Александра, неторопливо огладив рукой бороду, Степан Твердиславич, произнёс. – На поток и разграбление поставить дворы сих «перевертеней» надо!

С нехорошим прищуром Степан оглядел сидящих бояр, кто посмеет ему возразить? Все промолчали, а посадник ощерился в «волчьей улыбке» и продолжил:

– Все их вотчины, угодья, скотницы забрать и поделить между господами боярами – преданными твоими, княже, сторонниками!

Бояре задвигались, оживились, а на лице Александра отразились следы раздумий. Мысленно махнув рукой на очередной боярский делёж, он спокойно произнёс:

– Быть по сему!

– Не токмо о калите нам надо думать, – когда все успокоились заговорил новгородский тысяцкий Фед Якунович. – Мыслю я, что житьих и чёрных людей нам может в брани с кривичами не хватить, а потому, по примеру того же Владимира, надо нам верстать в войско смердов!

Бояре зашушукались, недоуменно вскидывая на тысяцкого глаза.

– Это как же так? Поясни Фед Якунович свои слова!

– А что тут не понятного, – пожал плечами тысяцкий. – По вотчинам пошлём своих тиунов, наберём войско из смердов. Нешто наши смерды хуже смоленских?

– Смерды вотчинные, тысяцкий, к бранным делам непривычные, в отличие от горожан, много мы с ними навоюем …, – со скепсисом в голосе возразил боярин Павша Онаньинич.

В ответ тысяцкий угрожающе сжал кулак, потряс им в воздухе.

– Смерды наши! Заставить их добро воевать в нашей власти!

Бояре неодобрительно зашумели, обсуждая услышанное.

– Пошто нам эта морока? Смердов доселе не подымали в походы. Взять мужиков от земли, да Кривицким войскам на убой отправить – всем нам прямой убыток! – первый, под одобрительный ропот собравшихся, высказался сын посадника Михалко Степанич.

Большинство говоривших вслед бояр его поддержали, при этом жгли глазами, словно раскалёнными угольями, гордо стоящего Феда.

Понимал прекрасно тысяцкий, что своей речью нажил он себе немало новых врагов. Но иного выхода одолеть подступающего с юга врага, кроме как собрать воедино все наличные силы, он не видел.

– Спасибо, Фед Якунович, садись, – Александр наградил тысяцкого признательным взглядом и вопросительно поглядел на бояр, которые тут же стали смолкать.

– Что брюзжите, бояре? – спросил Александр. – За свою калиту хватаетесь, не думая о том, что придет Владимир – и все едино вы останетесь в своих вотчинах без холопов, а может и без самих вотчин, а может и вовсе без голов! Говорят, князь на Волыни спытал новую свою придумку – головарубку. Может на себе опробовать, кто эту штуку хочет? Ну, если даже некоторым боярам вотчины смоленский князь оставит, и все головы рубить не будет, то холопов точно у всех вас отберёт! Слышали, небось, что он в своих землях холопство православного люда запретил? Закупов тоже на привязи держать не сможете, они долг отрабатывать будут в государевых промыслах. А?… Каково?

– Сие ведомо нам князь!

– Не видать Владимиру Новгорода, как своих ушей!

Бояре все разом повскакивали с лавок, грозно закричали.

Александр ударил ладонью по подлокотнику кресла и тоже встал:

– Вот вам моё слово бояре. Собирайте рать не только с Новгорода, но и всех желающих верстайте, своих смердов вместе с конными дружинами тоже приводите! Все и вся нам сгодятся для отпора врагу! Кузнецов всех кои есть в городе надо работой загрузить по полной – пускай куют брони, наконечники копий, стрел и прочее. Чтобы мы всех смогли вооружить! Иначе не устоим!

Бояре закивали головами, уходя, прощались с князем словами:

– Спасибо, батюшка князь! Спасибо отец родной! Милости твоей – жить будем, вовек не забудем!

И уже со следующего дня весь Новгород стал активно готовиться к нашествию. Проезжая из одного Новгородского конца в другой конец скрипели полные возы, а пустые сани выезжали из города. С самого раннего утра княжеские и боярские тиуны поскакали по кузнецам, по оружейникам и бронникам. Везде где только можно покупали руду. Вокруг города задули новые домницы. В кузницах застучали молотки, но дело продвигалось плохо, железа все равно было мало.

К Новгороду начали подходить крестьяне. Но ни одеть, ни обуть их было не во что, а самое главное вооружать смердов тоже было практически нечем. Да и кормёжки вдоволь на всех не хватало.

А тем временем гонцы доносили: Торопец захвачен войском Владимира; Торжок взят смоленским воеводой Брониславом.

От таких вестей тревога в городе нарастала день ото дня, удалецкая бравада некоторых бояр сменилась задумчивостью и даже подспудным страхом. Но несмотря на это, Новгород, словно заведённый, просто физически не мог остановиться и задуматься, продолжая готовиться к роковой для себя встречи с войском смоленского князя.

Юрий Всеволодич, великий князь Владимирский, собрал ближних бояр.

– Худо дело, бояре, – сказал он им. – Торжок взят смоленским войском, в городе оставлена больше тысячи пешцев, а остальная рать ведомая воеводой Брониславом двинулась на Бежичи. Смоленский же князь, как вы знаете, приступом взял Торопец и все близлежащие городки. Что посоветуете?

– Исполчиться надо, князь! А ну как Бронислав повернёт на юг? – первым взял слово Еремей Глебович – опытный и заслуженный владимирский воевода, воевавший против камских болгар и мордвы.

– Ополчиться можно и нужно, но первыми нападать нам не след! У Владимира Смоленского и Михаила Черниговского союзный договор, или ты воевода об энтом позабыл? Эти князья своими ратями нас просто в клещи возьмут и раздавят!

– Верно говорит Петрило Дмитрович! Исполчиться надо, но напасть на Бронислава нужно, только в том случае, ежели, новгородцы Владимира одолеют. Подымим стяг супротив Бронислава, значит, завяжем войну со Смоленском, а впутаемся в войну со Смоленском – тут же зачнём войну и с черниговским Киевом! Не по силам нам сейчас сиё будет.

– Всё так говорит Карп Остафьевич. Опаску надо держать не только глядучи на запад и север, но и на юг! А ну как с юга по нам черниговец вдарит?

– Одна надёжа у нас на Господа Бога! – поднялся с места епископ Митрофан. – Выждать надоть, узнать, чем бранное дело у Новгорода завершится, а тогда уж решать, что и как далече нам делать.

Через два дня Владимирская дружина во главе со старшим сыном великого князя Всеволодом Юрьевичем ушла из города и направилась к Угличу. Там владимирцев уже поджидали ростовские вои Василько Константиновича, племянника великого князя. От отца Всеволод получил строжайший приказ – сторожить пределы Владимиро – Суздальского княжества, следить за действиями Бронислава на Новгородской земле, но первым на него меч не поднимать.

Выезжал Всеволод из Владимира подчёркнуто пышно, на угорском коне с дорогой упряжью. Молодой князь восседал в высоком седле из тисненого сафьяна, стремена сверкали затейливой насечкой. Поверх доспеха было накинуто алое шёлковое корзно, обшитое позументом из пряденого золота. Тем самым, по задумке отца, наследник должен был продемонстрировать всем горожанам уверенность в собственных силах, пускай все видят, что не испугались суздальские князья Брониславовой рати.

Горожане, забросив все свои повседневные дела, провожали дружину, при этом любовались высокими, широкоплечими дружинниками, закованными в дорогие брони. Заряд оптимизма и хорошего настроения несли скачущие впереди музыканты – они били в чаши с натянутою поверх кожей, громко дудели в трубы и в свирели.

На проводы владимирской дружины прискакал едва не лопающийся от переполняемой его злости Переяславль – Залесский князь Ярослав Всеволодич.

– Рад видеть тебя, брате, в добром здравии, – сказал Юрий, торопливо обнимая Ярослава за плечи. – С чем ты прибыл, Ярослав? – спросил великий Владимирский князь, догадываясь, какие нынче могут быть дела и заботы у брата.

– Худые для нас времена настали, брате! Что делать будем со смоленскими ратями?

Юрий Всеволодич задумчиво вздохнул, но промолчал, а Ярослав, не дождавшись ответа, начал изливать брату всё накопившееся в нём негодование на смоленского князя.

– Молодой волчонок сначала всех удельных князей – братов своих изничтожил, да их княжества к своему великокняжескому столу присоединил. Потом взялся за Полоцкие земли никогда не бывшими под княжеским Смоленским управлением. Полоцк вместе с удельными Витебском, Минском, Слуцком, Клецком как перезрелый колосок к его ногам упал. На следующий год Черную Русь вместе с изрядным кусом литовских земель к собе забрал! Да ещё и Волынью не побрезговал! – Ярослав негодующе перевёл дыхание. – А сейчас что он утворил? Торопец и Торжок взял, войною на Новгород пошёл! Надо нам брате, помочь Александру …

– Путь на Новгород нам теперь Торжок перекрывает, – не выдержал, перебил брата великий князь. – Да и в любом случае Новгороду мы ничем помочь сейчас не сможем. Мы пойдём на Новгород, а Бронислав со своими ратями свернёт к беззащитному Владимиру, так, что ли, ты умыслил?

– Стены городские …

Юрий замахал на Ярослава рукой.

– Совсем, брате, у тебя от злобы разум помутился! Вспомни, надолго ли задержали Полоцкие и Волынские крепости смоленские полчища?

У Ярослава заходили желваки.

– Так что делать? Сидеть, сложа руки?

– Пока да, сидеть, тише воды, ниже травы.

Ярослав в бешенстве вскочил.

– Да ты, брате, никак сдурел! – раздраженно начал выговаривать он великого князя. – Хочешь дождаться, когда Владимир ещё больше усилится Новгородом? Сейчас, если ты не знаешь, на Волыни, в Пинске и Турове Владимир готовит свои новые полки, а новгородцев – ушкуйников и учить не надо, пообещай им злато – серебро, они за тобой хоть в Ад отправятся! Чего ждёшь!?

– Ты, брате, понапрасну не гневайся, ты верь мне! – и при этом Юрий подмигнул родичу.

Ярослав смотрел на брата как на больного. На что он надеется, сидяче во Владимире?

– Во – первых, – продолжил говорить Юрий Всеволодич, не замечая довольно красноречивых взглядов бросаемых на него Переяславльским князем, – как дело обернётся под Новгородом – ещё неизвестно. Есть у меня кое – какие непроверенные сведения, касательно Ордена Меченосцев …

– Неужто немцы на помощь Новгороду придут?

– На счёт Новгорода ничего не скажу, а вот Псков, давно мечтающей обрести вольность от Новгорода, может немцев к себе призвать. Точнее говоря не немцев, а Ярослава Владимировича, давно пребывающего в Риге, родича, кстати говоря, нашего Владимира Смоленского.

– Известен он мне, – неодобрительно махнул рукой Ярослав. – Всё равно, если мы не вмешаемся сейчас, потом сильно пожалеем! Не можем Новгороду помочь, так надо Бронислава бить!

– Во – вторых, – Юрий не обратил внимания на слова брата, – собрал я мастеров, розмыслов и прочих кудесников и повелел им разгадать состав пороха и отлить такие же, как у Владимира пушки …

– И что? – не выдержал паузы Ярослав, уселся напротив брата и с детским любопытством заглянул тому в глаза.

– Ничего хорошего!

Переяславльский князь сразу поник, опустил плечи.