Текст книги "или враг по крови"
Автор книги: Алексей Курилко
Жанры:
Прочая старинная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
озарившая её догадка или она ошиблась, приняв желаемое за действительное.
– Ты мой папа? – повторила она, на этот раз с заметной вопросительной интонацией.
А глаза не мигая глядели…
У меня было два выхода. Либо обмануть, либо… обмануть её ожидания.
Я неуверенно кивнул.
Она с облегчением прикрыла веки, из-под ресниц выкатилась слеза.
– Да, – сказал я очень тихо, – я твой папа.
Настя спрыгнула с ящика и бросилась ко мне. Я присел, она обвила ручками мою шею.
Шарик стал повизгивать, словно ощутил драматичность ситуации.
– Здравствуй, папочка!
– Здравствуй… дочка!
Сердце моё, множество раз битое ударами судьбы, болезненно сжалось, а босяцкая
душа подступила и встала комом в горле.
Господь Всемогущий! Клянусь Тебе всем святым, что было у меня в жизни, грехами
своими клянусь себя не пожалеть ради счастья этого ангелочка.
– Мама ждала тебя с войны, ждала-ждала, а ты не ехал…
– Прости, родная, прости…
Настя плакала и всё говорила что-то, говорила, глотая слова… Я и сам находился на
грани слёз.
Что же я наделал? Имею ли я право?
Без дома, без семьи, без денег и профессии, я взвалил на себя тяжёлый, а скорее всего,
совершенно неподъёмный крест.
…………………………………………………………..
…………………………………………………………………………
………………………………………………………………………………………
Уложив выкупанную, сытую и блаженно-счастливую Настю спать, мы с Татьяной сели
пить чай.
Я хотел объяснить ей, как получилось так, что девочка считает меня своим отцом, но
вышло, что рассказал ей всё. О себе. Всю правду. Абсолютно.
– В общем, Таня, – закончил я свой полуторачасовой рассказ, – вот такие пирожки. Я
вор. Точнее сказать, бывший вор.
Сидя напротив меня вполоборота, Татьяна глядела в окно, хотя за ним было черно, как
на душе эсэсовца.
35
– Что скажешь?
Однако Татьяна упорно молчала и смотрела в окно.
Я рассматривал её профиль и думал о том, что в моей жизни было не так уж много
женщин. А уж таких, как Таня, не было вовсе.
– Что скажешь?
Не поворачивая головы, она поинтересовалась:
– Ты собираешься воспитывать эту девочку?
– Я… Я готов о ней заботиться… Но если честно, я в полной растерянности… Я не в
том положении, чтобы усыновлять… ну… удочерять… Короче, ты понимаешь…
– Конечно, – медленно проговорила она, – я понимаю.
Мы помолчали – то ли каждый о своём, то ли вдвоём об одном и том же.
Проснулся сверчок и затянул, бездарь, свою неизменную, привычную, однообразную…
– Что же делать? – нарушил я первым затянувшееся молчание.
– Ничего не делать. Спать. – Она встала. – Если хочешь, я постелю тебе у себя.
Удары моего сердца участились.
– Не могу гарантировать тебе, что не стану приставать.
Она улыбнулась. Грустно так улыбнулась.
– А я и не прошу таких гарантий.
Таня направилась в спальню. Я проводил её взглядом. Посидел чуток ещё, чтоб
успокоиться, и пошёл за ней.
…………………………………………………………
………………………………………………………………………..
………………………………………………………………………………………
На следующий день, ранёхонько с утра, заявился Порох.
Я за эти дни существенно расслабился, поэтому не услышал, как он вошёл. Я лишь
сквозь сон почувствовал чьё-то присутствие, просто открыл глаза и увидел его стоящим у
кровати. Он стоял недвижимо и глядел на нас с Таней. Таня крепко спала, уютно
примостившись у меня на плече.
Я поднял свободную руку и приложил палец к губам. Не шуми, дескать. Порох кивнул
и повёл глазами в сторону. Выйди, мол, побазарим. Я осторожно вытянул руку из-под
Танюши и, тихонько одевшись, вышел за Серёгой во двор.
– Ну и как это называется? – грозно так и тяжело, прямо танком, попёр на меня
Пархоменко.
– Не будь наивным, ты ведь сам всё понимаешь.
– Ни хрена я не понимаю и понимать не хочу! Короче, Угрюмый, собирай свои кишки и
уматывай.
– Послушай…
– Я всё сказал!
– Не заводись, Порох. Я люблю твою сестру.
– Чего-чего? – Он скривился в лице и склонил голову вбок, как делают собаки, когда
увидят нечто удивительное для себя.
– Люблю и хочу с ней жить.
– Да не толкай ты мне это фуфло! Знаю я эту жизнь!
– Не говори со мной так.
– Да пойми ты! Танюха чистая, честная… Это не шалава какая-то, не воровайка… Она
другая совсем! Не нашего круга!
– Порох, я завязываю с блатной жизнью.
– Не смеши меня.
– Обещаю.
– Пообещай лучше, что псы не будут лаять, а коты ебаться.
36
– Да в натуре завязываю.
– Ты не сможешь!
– Но ты ведь смог. Геологом стал. В экспедиции ходишь. Вот и возьмёшь меня в
ученики.
Порох смутился. Лицо его сморщилось, глазки забегали, он отвернулся.
– Так что, Порох? Может, попробуем пожить одной дружной семьёй?
Порох продемонстрировал полное равнодушие.
– Да мне-то что, – буркнул он в ответ. – Пусть Танюха решает. В конце концов… Ей
жить.
– Чего ж так печально?
– Знаешь, что я тебе скажу…
Но договорить он не успел, так как в этот момент со старческим скрипом отворилась
калитка и во двор вошёл Привоз.
Привоз был хорош: походка вразвалочку, руки спрятаны в «скулах», во рту дымится
папироска, на затылке чудом держится модная кепчонка-восьмиклинка. Прямо хоть
сейчас портрет с него пиши.
За Привозом следом семенил однорукий седой мужчина. Я его не знал. А может, просто
не помнил?
Приблизившись к нам, Привоз, словно мы и не расставались вовсе, без всякого
приветствия сообщил:
– Значит так, босяки, дело в следующем! Есть такая наколка, о которой вы даже мечтать
боялись во избежание головокружения. Провернув это дельце, мы обеспечим себя на всю
оставшуюся жизнь, а жить с такими деньгами можно будет долго и до пошлости
счастливо. Упускать такой шанс глупо, уж лучше бы мы вообще тогда не покидали
маминой…утробы.
– Ты какого хрена сюда припёрся? – сдержанно возмутился Порох.
Привоз внимательно заглянул каждому в лицо и на пластилиновой своей физиономии
смешно изобразил крайнюю степень недоумения.
– Я шо, – воскликнул он, – незаметно для себя перешёл на совершенно не знакомый мине
японский язык? А мине казалось, я выражаю свои неглубокие мысли как обычно, по-
русски.
Порох не нашёлся что ответить, да к тому же любопытство профессионального
преступника взяло вверх.
– Что за дело? Можешь поконкретней?
– Позвольте для начала представить вам вот энтого жонглёра! – Привоз приобнял
однорукого. – Сачок! Прошу любить и жаловать!
Мы по очереди пожали молчаливому Сачку его единственную руку. Рукопожатие было
крепким.
– Сачок, – глухо представился он.
– Порох.
– Угрюмый. Степан.
– Вы слышали о банде Стоса? – спросил Привоз.
– Ясень-красень, – ответил Порох. – Уже больше года держат в страхе весь Киев.
Ювелирки, ломбарды, сберкассы лупят только так. Средь бела дня, внаглую. При этом
мочат всех без разбора. Инкассаторы, кассиры, просто прохожие – никто не остаётся в
живых. Ни жертвы, ни случайные свидетели.
Привоз кивнул.
– Всё правильно. И за эти полтора года эти обормоты награбили столько, что страшно
подумать. На сегодняшний день у них в кассе минимум четыре десятка миллионов, не
считая кучи всяких драгоценных безделушек. В июле они собирались рвануть за бугор.
Но позавчера случился казус Вагнера. В комиссионном магазине на Подоле их ждала
засада. Перестрелка, говорят, напоминала Сталинградскую битву. В результате из восьми
37
гавриков удалось уйти только троим. Да и то частично. Сейчас они схоронились, и нам
остаётся прийти к ним и настойчиво попросить поделиться заработанным неправедным
путём.
– А как мы узнаем, где их схрон? – спросил, не скрывая раздражения, Порох.
– Такой информацией владеет вот этот пианист, – объяснил Привоз, указывая на
однорукого.
– Сам ты!.. – вяло огрызнулся Сачок.
– Ты знаешь, где они скрываются? – спросил я.
– Я знаю о них всё.
– Откуда?
– В городе я был их глазами и ушами, – он помолчал. – Они мне доверяли. И я был их
наводчиком.
– А с каких таких хуёв они тебе так доверяли?
В разговор снова вклинился Привоз.
– Всё очень просто. Один из восьмерых был его родным братом. Сейчас он остывает в
морге и благодаря дюжине лишних отверстий в теле уходить оттудова уже не собирается.
– Как много слов, – поморщился Порох.
Привоз широко улыбнулся:
– Недостаток, которым горжусь! Моя мамаша – земля ей пухом – клятвенно заверяла,
шо говорить я начал уже через неделю после своего преждевременного появления на этом
грешном свете. А дело было так. Мамашу Господь одарил уникальной способностью. Она
могла подделать всё – начиная от театрального билета на «Ревизор» и заканчивая
английским паспортом. При таком таланте, естественно, от клиентов не было отбоя. И вот
как-то раз, раскачав свою люльку, я крикнул с детской непосредственностью: «Маман,
пошлите всех на хуй и дайте мне сиську!» Мамаша удивилась до седины в висках, однако
нашла в себе силы ответить: «Сыночка, я чичас не могу, я делаю да Винча». «Маман, -
орал я, – пока вы делаете ваш закозной фуфел, я уже дважды сделал по-большому». Тогда
мамаша подняла свой шикарный тухес…
– Угрюмый, – сказал Порох, – почему мы слушаем эту лабуду?
– Я думаю, – ответил я.
– Да шо тут думать! – воскликнул Привоз. – Их всего трое. А Стос ещё и ранен. Их
можно взять голыми руками.
– Голыми не надо, – возразил я. – Необходимо достать оружие.
– Оружие есть, – успокоил Порох. – Два револьвера, три тэтэшки и даже шмайсер.
– Да и я могу дать две дуры, – сказал Сачок.
– Где обитают эти шакалы?
– В ста пятидесяти километрах от города, за селом Татарское, в лесу есть заброшенный
дом лесника.
– То есть нужна машина.
– Машину мы достанем, – заверил Привоз.
– Когда? – спросил я.
– Да уже к вечеру. Мы сейчас же займёмся этим. Пошли, скалолаз!
Привоз решительно направился к калитке. Сачок, вздохнув, поплёлся за ним. Видимо,
шуточки над собой он хоть и стойко переносил, но всё-таки не безболезненно.
– Ну что? – спросил я, когда они скрылись из виду. – На словах вроде ничего такого
сложного.
– На словах всё легко… Стос – зверюга хищная.
– Он ранен.
– Раненый зверь ещё опасней.
– Да не меньжуйся, старик. Всё будет тип-топ.
– Не нравится мне всё это.
38
– Ну, знаешь, я тоже не в особом восторге. Просто хочется напоследок сорвать крупный
куш. Короче, дело к ночи! Ты в деле?
– Будь спок, Угрюм, я в деле!
На этих словах распахнулась входная дверь. Уже одетая, причёсанная Таня с живым
блеском в глазах оглядела нас и, улыбнувшись, произнесла:
– Ну что, мужчины, поговорили? Идёмте завтракать.
…………………………………………………………….
…………………………………………………………………………..
………………………………………………………………………………………..
Когда мы остались с Таней наедине (Настя увязалась за дядей Серёжей, который
предложил построить для Шарика будку), я решил поговорить с ней начистоту.
Разговор предстоял тяжёлый.
– Таня, как ты смотришь на то, чтобы ты, я и Настя поехали в Крым? Сняли бы или даже
купили дом с садом, виноградником… и что там ещё бывает. Ты только представь себе:
море, солнце… Я приобрёл бы какое-нибудь судёнышко, и мы выходили бы в открытое
море… а не понравится – местные контрабандисты за хорошую плату в любой момент
могут переправить нас в Турцию. А уж оттуда мы вольны отправиться куда захотим, были
бы деньги. И весь мир у наших ног. Куда хотим, туда летим. Хочешь во Францию, хочешь
в Америку. В мире обязательно найдётся уголок, где нам понравится и мы осядем, чтобы
жить спокойно, без суеты и страха. Я не знаю, куда мы поедем… Мечта моя слишком
туманна… Но я знаю одно, здесь не будет нормальной жизни… Ты меня понимаешь?
Таня ласково коснулась пальцами моих губ. Я умолк.
– Ты не волнуйся, Стёпа. Я понимаю тебя. Но как же так – взять и уехать?
– Поверь мне, так нужно.
– Хорошо. Ты мужчина, ты решаешь. Только то, что ты предлагаешь, стоит больших
денег. Очень больших.
– Да, вот об этом я и хотел поговорить. Мы завтра с Сергеем едем к старым своим
знакомым, которые должны нам огромную сумму.
В её глазах мелькнуло недоверие.
– Стёпа…
– Пожалуйста! Не спрашивай меня ни о чём! И вообще не думай об этом. Просто
доверься мне. Хорошо?
– Я не знаю…
– Я знаю! Завтра в двенадцать тридцать поезд на Симферополь. Соберёшь только самое
необходимое, возьмёшь билеты и будете с Настей ждать меня на перроне.
– Стёпа, я боюсь.
– Сделай, как я прошу! Остальное на мне. Договорились?
– Стёпа…
– Сделай, как я прошу! Не думая.
– Хорошо, – сказала она и… расплакалась.
Я прижал её крепко к груди и стал гладить по голове, успокаивая, как маленькую.
– Ну, не плачь… Ну, Танюша… Всё хорошо… Не плачь…
…………………………………………………………..
………………………………………………………………………….
………………………………………………………………………………………..
Мы выехали поздней ночью.
За рулём сидел Привоз. Вождение, правда, не мешало ему болтать всю дорогу без
умолку.
39
– И на шо мне здалась такая жизнь, если у ней не будет взлётов и падений. Скучно,
девицы! Дайте мине выпуклости и впуклости, а до них ишо выражей. И шо с того, шо
имеется риск угодить головой у канаву, из канавы я…
– Ну помолчи ты, ради Христа! – потребовал Порох. – А то, клянусь, выкину из машины
к ёбаной матери!
– Есть ещё Порох! – восхищённо воскликнул Привоз. – Одно нехорошо – невры! Так
говорил мой кишинёвский дядя Амадей: невры! Вам, господин Порох, нужно кушать
яблочный кисель. В яблочном киселе крахмал и железо, а такая гремучая смесь укрепляет
невры. Но может случиться понос. Спросите у кого хочете. Особенно после кислого
молока. Так шо делаете выбор. Крепкие невры и жидкий стул или…
Сачок сидел рядом с Привозом, на переднем сиденье. Он обернулся к нам.
– Может, его придушить? Я справлюсь.
– Ну ты, дирижёр! – прикрикнул на него Привоз. – Держи свою клешню при себе, а то
вырву с корнем – и тебе нечем будет теребить своего дружка.
– Ладно, хватит базарить, в натуре! – приказал я. – Скоро нас ожидает… неизвестно что.
Не знаю, как вам, а мне нужно настроиться.
– Брось, бугор, пове…
– Закрой фонтан, я сказал! До тех пор, пока не приедем – все умерли!
Мы подъехали под утро, около пяти.
– Вон их дом! – указал Сачок.
– Мать вашу! – крикнул я. – Туши фары! Глуши мотор! – Я схватил Сачка за шею. – Ты
мог заранее предупредить?
– Ты сказал молчать.
Я в сердцах сплюнул и показательно вздохнул.
– Ох, бля!.. Ну и командочка!.. Ладно, выгружаемся. Дверьми не хлопайте!
– Не ссы, бугор! В такое время спят даже самые страшные грешники.
– Да? Тогда интересно, почему ты, сука, бодрствуешь?
Мы вылезли из машины. В ста метрах от нас в окружении высоких «корабельных»
сосен стоял мрачный дом. К нему вела извилистая, едва заметная тропа.
Ночь была светлой. То ли благодаря надкусанной серебряной луне, то ли из-за уже
приближающегося рассвета.
Я задрал голову вверх и уставился на краплёное многочисленными звёздами небо.
Подождал, может, упадёт какая из них. Нет, ни движения, ни мерцания, ничего. Казалось,
всё вокруг замерло в ожидании наших действий.
– Ну что, босота, с Богом! – я оглядел своих бойцов. – Ну! Давайте все к дому. Веером.
Приблизившись к дому, мы заняли позиции. Достали пушки. Я присел у двери и кивнул
Сачку. Он постучал. Как по мне, слишком быстро, почти сразу мужской голос, абсолютно
не сонный, спросил:
– Кто?
– Мирон, это я. Сачок.
– Ёбсель! Ты как добрался к нам?
«На такси», – прошептал я Сачку, но тот, видать, не услышал.
– Всю ночь до вас шёл. У меня важная информация. Отворяй.
Придурок!
– Ты думаешь, я мотора не слышал?! – заорал Мирон. Один за другим раздались три
выстрела. Пули пробили дверь и вошли в грудь Сачку. – Атас, братва! Сачок-сучара
лягавых привёл!
Потом раздался треск разбившегося стекла. И автоматная очередь стала щедро поливать
окрестности.
– Бугор, шо ты скажешь за наше положение?
– Оно не безнадежно, – отозвался я.
– Ты оптимист, Угрюмый.
40
– Да, бля, я угрюмый оптимист!
Отбежав на несколько шагов, я упал на землю. И выстрелил на звук автомата.
На крыше дома я разглядел чердачное окно. Я указал на него Пороху. Тот кивнул и
довольно лихо стал взбираться по стене на крышу. Желая отвлечь внимание на себя, я
вскочил и шмальнул раза три-четыре по окнам. Автомат умолк. Неужели я попал?.. Но
через пару мгновений автомат ожил. Я снова прильнул к земле. Приполз Привоз.
– Мать моя женщина! Мне есть шо сказать этим людям за гостеприимство!
– Привоз, животное! В доме, блядь, пять окон! Чё ты тут ползаешь, тварь? Обогни дом и
луканись в окно!
– Так а я за шо? Я поползу тудою, а ты стреляй!
– Ты, блядь, не учи отца ебать, козла вонять, а дедушку кашлять.
– Так я пополз?
– Пиздуй давай!
Я приподнял голову, посмотрел на дом. Пороха нигде не было видно. Должно быть, он
уже проник внутрь.
В этот момент сквозь автоматную очередь прорвался пистолетный выстрел, вслед за
ним ещё один. Автомат захлебнулся и затих. В наступившей тишине прозвучал ещё один
выстрел. И ещё один, и ещё… А дальше – ни звука! Тишина… Я слышал только стук
собственного сердца.
Я зыркнул на Привоза, он на меня.
– Шо творим?
– Ждём, – ответил я.
– Чего?
– Заткнись!
– Не понял?
– Засохни!
В томительном ожидании прошло минут пять-десять. Со стороны дома по-прежнему не
доносилось ни звука.
Хотелось курить.
Светало.
Прошло ещё пять минут. Подул лёгкий тёплый ветерок. Пустил волну по траве. Запели
птицы. Вначале робко, а затем разошлись по полной. Какой-то долбодятел мелкой дробью
застучал о ствол совсем неподалёку.
Я приподнялся. Потом встал во весь рост и не спеша направился к дому. Привоз за
мной.
Вышибли дверь. Вошли.
Внутри перед нами предстала немая сцена. В углу, у лестницы, что вела на чердак,
лежал мёртвый Порох с дыркой во лбу. У разбитого окна остывали два жмурика. А
напротив, на полу, облокотившись о кровать, полулежал-полусидел Стос. Всё его
туловище было в кровавых бинтах. В руке он держал пистолет и смотрел на нас пустыми
безучастными глазами.
– Брось шпалер! – приказал я ему.
Он безоговорочно отбросил пистолет в сторону.
– Послушай, Стос, нам нужны только бабки.
Стос криво усмехнулся:
– Всем нужны бабки.
– Я церемониться с тобой не буду. Я порежу тебя, гниду, на куски. А потом обыщу весь
дом. И даже если – в худшем случае – денег я не найду, я не расстроюсь. Я буду жить, и
жизнь моя будет красивой. А ты, насекомое, будешь гнить…
– Да шо ты с ним базаришь, Угрюм! Я ему щас все ногти вырву – расскажет даже, где
бабушка мелочь держала.
41
– Но если ты укажешь место сам, – продолжал я, – мы тебя трогать не будем. Мы
возьмём деньги и уедем. Ты же – я уверен – со временем залижешь свои раны и будешь
дальше испытывать судьбу и веселить своего Бога.
– Я тебе не верю.
– Вопрос о вере сейчас не стоит! Собери свои мозги! Я своё слово сказал! Ход за тобой!
Где бабки?
– Где бабки? – повторил за мной Привоз.
Стос прикрыл веки. Может, устал, а может, хотел подумать, сосредоточиться, взвесить
все за и против…
Он открыл глаза и сказал:
– В печке.
– В печке? Посмотрим.
Мне не понравился жуткий блеск в его жидовских глазах. Тем не менее я направился к
печке. Отодвинув заслонку, я увидел внутри два чёрных саквояжа, один из которых был
забит по полной и прямо-таки лопался по швам. Я потянулся к нему и в этот момент, что
называется, боковым зрением увидел, как Стос сунул руку себе под бинты и вытянул,
сволочь, «Вальтер». Я резко повернулся и, вскинув руку, выстрелил в него. Но поздно:
Стос успел нажать на курок. Наши выстрелы прогремели практически одновременно.
…………………………………………………………..
……………………………………………………………………….
…………………………………………………………………………………..
Втащив стонущего Привоза на заднее сиденье, я сел за руль и завёл машину. Саквояж
лежал справа от меня.
Что делать? Что делать? Что делать?
Довезти его до больницы и бросить у входа? Или лучше заехать в ближайшее село,
узнать, где живёт ветеринар? И заставить того под дулом пистолета вытащить пулю,
промыть и зашить рану? А потом? Дать побольше денег, чтоб хоть недельку
поприсматривал за раненым? Но всё это так долго! Пока то-сё… А у меня в двенадцать
тридцать поезд…
Что же делать?
Тут я поймал себя на мысли, что не слышу больше стонов Привоза. Я повернулся к
нему и затряс его.
– Э, Привоз! Очнись! Ты чего?
Привоз открыл глаза.
– Маму видел.
– Это хорошо, только ты не спи, чудила. Держись!
– Подыхаю я, Стёпа…
– Ерунда! – Я стал врать. – У меня точно такая же рана была. И ничего! Всё обошлось!
Живой, как видишь!
Я отпустил сцепление, нажал на газ, и мы поехали.
– Потерпи, чуток потрясёт!
Привоз молчал.
– Э, ты живой там?
– Живой, – сквозь стон ответил Привоз.
– Ну дак не молчи! Говори чего-нибудь. Рассказывай. Про Одессу, про маму, про
первый, блядь, поцелуй на Фонтанке… Про то, как вы баржу рыбы увели, а потом не
знали, что с ней делать…
– Стёпа!
– Что?
– Отправишь мою часть денег моей маме?
42
– Щас, розбежался! Сам отвезёшь! Хотя постой! Ты ведь говорил, что мамка твоя
умерла…
– Да.
– Что – да?
– Умерла… Я просто забыл. Мама умерла, а я забыл.
– Ты не чуди, родной. Ты держи связь.
– Мама умерла…
– Ничего, ничего! Все там будем Все встретимся. Ты, главное, сейчас туда не торопись.
Успеешь ещё…
– А я забыл…
– Держи связь, говорю. Всё нормально. Я тебя в больничку везу. Жить будешь. Я тебе
слово даю. А я слов на ветер не бросаю. Ты меня знаешь. У меня у самого такая рана
была. Но я был один, совсем один… И помощи ждать было неоткуда. А у тебя есть я.
Слышишь? Ты слышишь меня? Привоз? Гриша! Ну не молчи ты! Слышишь?!
Я остановил машину.
– Вот и всё, Гриша, вот и всё…
Вопрос «что делать?» меня теперь не мучил… Но легче мне не стало.
Я вылез из автомобиля и закурил.
Я с грустью подумал, что Гришу Привоза нужно будет похоронить. Хоть похоронить
по-человечески. Глаза мои были на мокром месте. Ещё чуток – и я бы расплакался,
клянусь…
Я усмехнулся. Что-то я стал чрезмерно сентиментален. Думаю, это у меня не иначе, как
возрастное.
Щелчком отбросив чинарик в сторону, я сел обратно в машину.
…………………………………………………………..
……………………………………………………………………….
……………………………………………………………………………………
Я никогда не мечтал стать богатым. То есть я, конечно, хотел, чтоб у меня было много
денег. Нет, даже не много. Я хотел, чтобы денег было всегда достаточно. Чтобы я не
нуждался, не задумывался над тем, хватит ли мне на то, что захочу, или не хватит. Но ведь
чтобы всегда было достаточно, для этого нужно много, правда же? Много, очень-очень
много.
А вот зачем? Я воровал, не раз рисковал жизнью или свободой и надеялся, что когда-
нибудь я сорву крупный куш. А зачем? На что, собственно, я собирался эти деньги
потратить? Нет, я никогда не думал об этом. Если б меня про это спросили, то скорее
всего, я бы ответил: «Какого чёрта! Что за дурацкие вопросы?! Были бы гроши, а уж на
что их тратить, я придумаю!»
Хорошая вещь – деньги! Не сами деньги по себе, а вообще! Как явление! Деньги…
Многим людям они заменяют цель жизни, которой у них нет. А ведь без цели человеку
нельзя.
Много денег – отличная цель! Ясная, понятная, конкретная и не так уж легко
достижимая, потому что денег – об этом знают все, кто имел с ними дело – никогда много
не бывает.
И вот теперь я богат. У меня саквояж, набитый крупными купюрами.
Я очень богат, и меня ждут два прекраснейших в мире создания. Таня и Настя. Жена и
дочь.
И вроде бы всё складывается как нельзя лучше. Только… Только мне почему-то ужасно
плохо.
Мне грустно, и я устал.
43
…………………………………………………………..
………………………………………………………………………….
…………………………………………………………………………………………
На перроне было чрезвычайно многолюдно. Я и подумать не мог, что столько людей
собралось на юга.
Я растерянно осмотрелся. Хотел закурить. Но пачка оказалась пустой. Я смял её и
отбросил в сторону.
Поезд уже подали, до его отправления оставалось минут десять. Пассажиры метались в
поисках своего вагона. Студенты пели. Ревел ребёнок. Мужчина звал какую-то Люду.
Короче, была привычная для этого места и времени суета. Лучшие часы для работы
майданников.
Вдруг мне показалось, что в толпе мелькнуло Танино лицо. Я уже хотел было броситься
ей навстречу, но меня кто-то потянул за рукав. Я развернулся и обомлел. Передо мной
стоял тот малый с татуировкой СЛОН из привокзального ресторана.
– Уже покидаешь нас? – спросил с издёвкой он.
Чёрт! Ну почему в мире всё так невовремя?!
В кармане моём был заряженный шпалер. Но я только подумать о нём и успел. Слон
обнял меня левой рукой, крепко прижимая к себе. Со стороны, должно быть, это имело
безобидный вид горячего дружеского прощания. Что-то острое вошло мне под рёбра…
Резкая боль обожгла левый бок. Слон отпустил меня и смешался с толпой. А я остался
один. Один среди чужих, не знакомых мне людей…
Горячая липкая кровь, растекаясь, поползла вниз. Я прижал рукой рану и двинулся
вдоль перрона.
Вовсю жарило солнце.
Люди толкали меня, а я шёл вперёд, никак на них не реагируя.
– Стёпа! – услышал я. – Папа!
Я поднял голову. Увидел Таню с Настей. Прикрыв окровавленный бок плащом, я как
можно радостней улыбнулся.
Подумаешь, дырка в боку. Таня в купе меня перевяжет. Главное сейчас – это остановить
кровь.
Первой подбежала Настя. Обняла, уткнувшись в живот.
– Папа, мы едем на море?
– Конечно, доця.
Подошла Таня. Шарик, на поводке и в ошейнике, радостно помахивал хвостом.
– Всё в порядке?
– В полном. Мы едем к морю.
А на море всегда хорошо...
2003-2014
44








