Том 2. Драматические произведения

Текст добавлен: 6 октября 2016, 01:41

Текст книги "Том 2. Драматические произведения"

Автор книги: Алексей Толстой

Жанр:

Драматургия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Назад к карточке книги

Посадник

(следит за ней глазами)

Тьфу, взбалмошная баба!

Посадница

Глеб Мироныч!
Свет мой, голубчик! Что б тебе пойти
Догнать ее, пред ней бы извиниться?
Нам, право, с нею ссориться не след,
Она в великом гневе!

Посадник

Как? Еще
Пред ней мне извиняться?

Посадница

Свет, подумай:
Все на тебя подымутся теперь!

Посадник

А мне какое дело?

Посадница

И слова
Твои перетолкуют!

Посадник

Мне-то что ж?
Иль в самом деле я безбожник?

Посадница

Сила
Святая с нами! Но тебя, мой свет,
Осудят все! От недругов твоих
Бог весть теперь пойдут какие толки!

Посадник

Бояться толков – шагу не ступить!

Посадница

Ведь чтил же ты и сам ее доселе!

Посадник

Я чту ее, но гнуться перед ней —
Уж не взыщи! Нашла коса на камень!

Василько

И подлинно! Такого не встречала
Она отпора!

Посадник

Новгород старуху
Избаловал!

Василько

А выплыла каким
В дверь кораблем!

Посадник

Шабаш о ней – довольно!
О чем вы тут шептались меж собой?

Василько

Мы, государь…

Вера

Они хотят…

Посадник

В чем дело?

Вера

Вишь, вылазку затеяли они!

Посадник

Как вылазку? Кто вылазку затеял?

Василько

Мы, государь, словенские ребята,
С гончарскими побились об заклад.
Те говорят: не пустит воевода!
Мы ж говорим: зачем его спрошать?
Мы вылезем в полуночь о себе,
А после скажем воеводе!

Посадник

Кто
Вам отопрет ворота?

Василько

Не в ворота —
Мы по веревкам, государь. За нами
Их приберут, когда ж вернемся, снова
Нам выкинут!

Посадник

Изрядно! И могли
Подумать вы, что я и с воеводой
Позволим то?

Василько

Пожалуй, государь,
Нам не мешай; у нас уже все дело
Улажено.

Посадник

С ума вы, что ль, сошли?
Когда нам князь готовит новый приступ,
Тут каждый дорог человек, а вы
Ребячиться затеяли? Брось дурь!

Василько

Не можем, Глеб Мироныч! Об заклад
Побились мы!

Посадник

Так я перевязать
Вас прикажу.

Василько

Не в гнев тебе, а нас
Вязать не след. В Новегороде было
Так искони, что молодежь могла
Всегда как хочет тешиться, и воля
У нас на то от прадедов идет!

Посадник

Великое ты выговорил слово;
А знаешь ли, какой его есть толк?
В чем воля-то? В том, что чужой мы власти
Не терпим над собой! Что мы с князьями
По старине ведем свой уговор:
Се будь твое, а се будь наше. В наше ж
Ты, княже, не вступайся! А когда
Тот уговор забудет князь, ему
Мы кажем путь, другого ж промышляем
Себе на стол. Вот наша воля в чем.
И за нее с низовыми мы ноне
Ведем войну, и за нее, коль надо,
Поляжем все! И чтобы воля эта
Была крепка, и чтоб никто не мог
Над нами государем называться —
Мы Новгород Великий государем
Поставили и головы послушно,
Свободные, склонили, перед ним.
Вот наша воля! Прав своих держаться,
Чужие чтить, блюсти закон и правду,
Не прихоти княжие исполнять,
Но то чинить безропотно и свято,
Что государь наш Новгород велит, —
Вот воля в чем! А чтобы всякий делать
Волен был то, что в голову взбредет, —
Нет, то была б не воля – неурядье
То было бы! Когда б такую волю
Терпели мы, давно княжой бы стали
Мы вотчиной иль разделили б нас
Между собой соседи! Выкинь дурь
Из головы!

Василько

Сам вижу, Глеб Мироныч,
Что виноват, и, если только прежде
Подумал бы, заклада б не держал.
Но посуди: словенские меня
Начнут корить; гончарские же на смех
Меня подымут!

Посадник

Что тебе за дело?

Василько

Как что за дело? Трусом обзовут!
Стыд будет мне, бесчестье понесу я!

Посадник

Ты разве трус?

Василько

Ты знаешь сам, что нет!

Посадник

А коль не трус, о чем твоя забота?
Не пред людьми – перед собой будь чист!

Василько

Так, государь, да не легко же…

Посадник

Что?
Чужие толки слышать? Своего,
А не чужого бойся нареканья —
Чужое вздор!

Василько

Тебе-то благо, Глеб
Миронович, так говорить! Высоко
У каждого стоишь ты в мысли. Твой
Велик почет. Но что бы сделал ты,
Коль на тебя бы студное что-либо
Взвалили люди?

Посадник

Плюнул бы на них!
Вот что бы сделал. Иль уж сам себе
Неведом я? Себя я, благо, знаю,
Сам чту себя. Довольно мне того.

Посадница

Ах, свет мой Глеб! Вот этим-то и нажил
Ты недругов! Ни за что никому
Не сделаешь уступки! Ни других,
Ни самого себя, вишь, не жалеешь!
А так нельзя! Живем ведь не одни,
С людьми живем. Ужели ж на людей
И не смотреть? Когда б ты захотел,
Иной бы раз друзей себе словечком
Нажить бы мог!

Посадник

Не в норове моем
За дружбою гоняться. Если б я
Пошел на то, чтоб людям угождать,
Не стало бы меня на угожденья,
Все мало б им казалося. Людей
По шерсти ль гладь иль против шерсти – то же
Тебе от них спасибо! Я ж хочу
Не слыть, а быть. Для собственной своей
Чинить хочу для совести и сам
Свое себе спасибо говорить.
А что болтать они про это будут,
То для меня равно, как если дождь
По крыше бьет!

(К Васильку.)

Поди к своим, скажи:
Посадник Глеб вам запретил и думать
О вылазке. А к вечеру вернись;
С тобой пойдем мы вместе к воеводе,
Укажет он, как удаль показать!

(Идет к двери.)

Василько

(топнув ногой)

Хоть утопиться, право, в ту же пору!

Посадник

(услышав его, оборачивается)

Топись, когда врагов от наших стен
Прогоним мы, – теперь же и топиться
Ты не волен! Ты Новгороду держишь
Теперь ответ! Как смеешь ты иметь
Хотение свое, когда я сам,
Я, Глеб, себя другому подчинил,
Из рук Фомы мной вырванную власть
Тому вручил, кто лучше всех защиту
Умеет весть? Как смеешь о стыде
Ты помышлять, когда у нас свобода
Шатается? Что значит честь твоя
Пред новгородской честью? Двадцать лет
Посадничью мою храню я честь —
Но если б только ей спасенье наше
Я мог купить – как свят господь, я б отдал
Ее сейчас! Все ныне позабудь —
Одну беду грозящую нам помни!
А стыд тому, чья подлая душа
Иное б что, чем Новгород, вмещала,
Пока беда над ним не миновала!

(Уходит.)

Действие второе

Дом боярина Чермного

Наталья прибирает горницу и ставит посуду на стол.

Наталья. Уж эти мне гости! Не дадут и часочка с ним посидеть! Вернется усталый: чем бы отдохнуть, а тут разговоры пойдут, а там, глядишь, опять приспело время на вал идти.

Девушка. А много ль будет гостей?

Наталья. И сама не знаю.

Девушка. Ты что ж не спросила?

Наталья. До того ли мне было, как после двух суток его увидала.

Кондратьевна. Что ж ты, государыня, сама-то на стол ставишь? Дай, мы и без тебя соберем!

Девушка. Кто же сегодня прислуживать будет? Челядь ведь вся брони надела, на завалы ушла, а нам с Кондратьевной в кухне быть.

Наталья. А я разве не сумею?

Девушка. Сама, нешто, будешь посуду носить?

Наталья. А почему же не сама? Что я за боярыня такая?

Девушка. Вестимо – боярыня! Не сегодня, так завтра будешь боярыней. Пора Андрею Юрьичу в закон вступить.

Наталья. Просила я тебя не говорить мне о том. Сколько раз просила. Коли опять начнешь, ей-богу, осерчаю.

Девушка. Ну, да! Таковская.

Кондратьевна. Молчи, ты, постреленок! Ей слово, а она тебе два! Пошла в кухню, смотри пирог – не пригорел бы.

Девушка уходит.

Ox, ox, дитятко! Избаловала ты нас, страху-то нет к тебе, к государыне к нашей.

Наталья. И ты туда же! Этакие вы, право.

Кондратьевна. По душе говорю, голубонька, по любви своей, не по одному приказу боярскому. Все мы любим тебя за милостивость твою.

Наталья. А я-то и в глаза смотреть вам не смею. Сама ведь кружевницей в Новгород пришла, думала через год домой вернуться, да навсегда и осталась; хожу себе в золоте, а как подумаю, что и мать и отец плачут теперь по мне, так иной раз сама себе противна стану, что руки бы на себя наложила. Всех я вас хуже, а вы же меня государыней величаете.

Кондратьевна. Родимая ты наша! Служить-то тебе не в труд, а в радость. Уж кротче тебя и не видывали.

Наталья. А иной раз как вспомню, что ведь это для него я своих бросила, просветлеет у меня снова на сердце и опять все кажется трын-трава!

Кондратьевна. Кто богу не грешен, дитятко! Господь помилует тебя за простоту за твою.

Наталья. Вишь, как я нарядилась сегодня. Ведь это он так велит, а мне и самой совестно.

Кондратьевна. Уж горазда ты наряжаться, нечего сказать! Лучшие окруты по церквам пораздала. Вишь, и повязки-то новой не надела. Надень, дитятко, повязку – краше будет, а я в кухню сбегаю, не то эта егоза, пожалуй, пирог просмотрит. (Уходит.)

Наталья садится к окну, задумывается и напевает песню.

Голос (под окном). Подайте, Христа ради! Подайте убогому! Подайте калике перехожему, Христа ради!

Наталья (в окно). Войди, божий человек! Вот тут направо, по крылечку! (Берет со стола хлеб и наливает кружку.)

Входит нищий.

На тебе, дядюшка, присядь на лавку, отдохни себе… (Вглядывается в него.)Господи! Что это?

Нищий. Узнаешь меня, Наталья?

Наталья (бросаясь к нему). Рагуйло! Брат!

Рагуйло (отталкивая ее). Прочь, негодная! Разве ты сестра мне? Разве ты не отреклась от родни? Разве ты не полюбовница воеводы новгородского?

Наталья. Брат, брат, дай в себя прийти! После кори меня – скажи скорей про отца, про мать… Живы ли они?

Рагуйло. Так вот где ты, бесстыдная, отыскалась! Что ж, хорошо тебе жить у боярина?

Наталья. Ругай меня, бей меня, но скажи мне про отца, про мать! Скажи, как ты сам попал сюда?

Рагуйло. Как попал? На той неделе в полон твои новгородцы взяли меня; сею ночью из тюрьмы вылез, нищим нарядился, пришел на сестру свою посмотреть, на честь ее великую порадоваться.

Наталья. Господи, если увидят тебя!

Рагуйло. Что ж, выдай меня своему полюбовнику.

Наталья. Спрячься, спрячься скорей! Пойдем со мной!

Рагуйло. Куда?

Наталья. Сама не знаю – на сеновал, в кладовую, в анбар!

Рагуйло. А потом?

Наталья. Потом? Ты ночью из города выйдешь.

Рагуйло. Ай да бабий ум! Как я выйду, когда все ворота заняты?

Наталья. Нищего, может, пропустят…

Рагуйло. Ай да сестрица! При Фоме еще, пожалуй, пропустили бы, а я слыхал, каков он, твой полюбовник, есть! И поставлен в воеводы за то, что не дремлет. В тюрьме, чай, спохватилися меня, ищут теперь по городу.

Наталья. Пресвятая богородица! Как же быть нам?

Рагуйло. Выдумай! Найди! Ты стала теперь новгородкой, чай, знаешь свой город. Можно ли где через стену перелезть? Нет ли где выхода какого мимо сторожей?

Наталья. Выхода? Постой – да! Есть выход! В Спасском монастыре, со двора, ход подземный.

Рагуйло. Куда ход?

Наталья. За стену, в овраг какой-то…

Рагуйло. Что ж там? Дверь? Решетка? Как мне найти этот ход?

Наталья. Не знаю, боже мой! Ничего не знаю, а ключ сегодня посадник принесет…

Рагуйло. Кому принесет?

Наталья. Боярину Чермному…

Рагуйло. Полюбовнику-то? Достань мне ключ.

Наталья. Как я его достану?

Рагуйло. Украдь!

Наталья. Да я не видала его, не знаю, какой он.

Рагуйло. Узнай! Проведай! Напой своего полюбовника. Задуши его. Зарежь его, а ключ достань.

Наталья. Да если б и достала я, как же тот выход найдешь?

Рагуйло. В монастырь пустят нищего. На погосте ночевать останусь, там как-нибудь проведаю.

Наталья. Ну, а он-то?

Рагуйло. Что он?

Наталья. Коли на него ответ падет? Коли, неравно… через тот ход вороги ворвутся?

Рагуйло. А и в самом деле! Вот надоумила! Да кого ж ты это ворогами зовешь? Наших, что ли?

Наталья. Брат, я не могу дать тебе ключа.

Рагуйло. Так ты хочешь, чтобы меня смертью казнили?

Наталья. Я тебя иначе спасу – иначе; а этого я не могу – не проси, пожалей меня!

Рагуйло. А разве сама ты жалела нас, негодная? Мать свою ты уморила! С горя она померла!

Наталья. Господи!

Рагуйло. Проклинаючи тебя, померла. Отец твой помешанный ходит, сестры твои без пристанища, а ты с новгородским воеводою заурядной боярыней живешь. Сторонятся, чай, от тебя, плюют на тебя люди. Да тебе все равно, миловал бы тебя воевода новгородский.

Наталья. Что же мне делать? Боже мой, что мне делать?

Рагуйло. А как надоешь ты ему да прогонит он тебя из дому, сором один на тебе останется, блудница, отщепенница! Женище боярское!

Наталья. Да скажи же сам, что делать мне? Научи сам меня. Что мне делать?

Рагуйло. Как что делать? Ключ достать! Брата спасти! Грех свой искупить перед богом!

Наталья. Не могу, видит бог, не могу! Приказывай что хочешь, но этого не могу!

Рагуйло. Так будь же ты проклята и в этом свете, и в будущем! Погуби еще брата, как ты мать и отца погубила! Живи себе в сраме и стыде на земле, а по смерти ступай на муки вечные, где блудницы и убийцы в адовом огне горят!

Наталья. Постой… Да не кляни же меня!.. Не кляни… Дай дух перевести…

Рагуйло. Полюбуйся завтра на мою голову, как она будет над городскими зубцами на копье торчать!

Наталья. Да пожалей же меня… Дай опомниться… голова кругом идет…

Рагуйло. Зови свою челядь! Выдай меня, и будь над тобой анафема божья!

Наталья. Брат, брат, не кляни! Все, что хочешь, сделаю, все сделаю – достану тебе ключ!

Рагуйло. Побожись!

Наталья. Божусь, божусь! Только и ты побожись, что суздальцев не впустишь, – побожись и ты!

Рагуйло. Добро, побожусь!

Наталья. Постой! Слышишь?

Рагуйло. Что?

Наталья. Конский топ на улице – это он!

Рагуйло. Куда спрятаться?

Наталья. Иди за мной! (Подходит к двери и останавливается, прислушиваясь.)Нельзя! Он уж на крыльце!

Рагуйло. Куда же?

Наталья. Сюда! Скорей сюда! Отсюда лесенка на вышку. (Толкает его в боковую дверь.)

Входит Чермный.

Чермный. Здравствуй, Наташа! Вот, теперь поцелуемся! Да что с тобой? Что ты так дрожишь? Ты на ногах еле держишься.

Наталья, рыдая, бросается к нему на шею.

Что с тобой? С беспокойства ты это, что ли? Али с радости, что я не убит?

Наталья. С радости, с радости, дорогой мой!

Чермный. Экая ты неразумная! С радости плачет! Да пусти же меня, я из сил выбился; дай мне вина, Наташа, горло засохло. (Садится.)

Наталья подает ему стопу.

Чермный (выпив). Ну, что? Успокоилась?

Наталья (рыдая). Не могу! Прости меня, не могу, силы нет!

Чермный. Экой же ты ребенок! Да быть не может, чтоб ты с радости так плакала. Тут что-нибудь другое. Обидел тебя кто, что ли?

Наталья. Свет ты мой, разве можно меня обидеть?

Чермный. Так, стало, горе у тебя?

Наталья. Да! Горе, горе! Да что я сказала! Сама не знаю, что говорю. Неправда, нет у меня горя! Так, по глупости, плачу.

Чермный. Не верю, Наташа, ты проговорилась. Что у тебя на душе? Скажи мне, авось помочь можно.

Наталья. Нет, мой родимый, нет! Никто, никто мне не поможет!

Чермный. Так есть же оно у тебя, горе-то! Скажи, не бойся, ты знаешь меня, я ни в чем тебе не отказываю.

Наталья. Ни в чем, ни в чем, свет мой, никогда не отказывал ты мне! Ты уж так добр, так жалостлив ко мне, – а я-то, я-то!

Чермный. Не о родных же ты плачешь? Ведь ты сказала, нет у тебя родных? Да говори же, Наташа, болен ли кто? Убит ли кто? Есть у тебя кто близкий в городе?

Наталья. Да, свет мой, прости меня – я солгала тебе – я не одна на свете; есть у меня.

Чермный. Ну, говори же! Кто у тебя? Отец? Мать? Брат?

Наталья. Нет, нет, не думай, нет! Тетка есть – только тетка одна – при смерти больна!

Чермный. Ну, выговорила наконец! В бедности она, твоя тетка?

Наталья. В бедности, государь, да, в бедности!

Чермный. Что ж ты сразу не сказала? Глупая ж ты, глупая! Или не знаешь меня? (Отворяет поставец.)На, возьми, отнеси своей тетке, купи для нее все, что надо. Что хочешь в доме возьми, отнеси больной, да и сама останься с ней на ночь, тебе спокойнее на душе будет!.. Ну, что опять с тобою?

Наталья. Государь ты мой! Дорогой мой! Ты как господь бог – как господь бог ко мне, – а я-то, я-то негодная, окаянная! Да как ты меня не убьешь, окаянную, негодную меня!

Чермный. С ума ты сошла, право! Уж чересчур ты совестлива! Перестань же плакать, у меня и без того голова кругом идет. Дай-ка еще вина, надо быть пободрее, сейчас гости придут. (Выпивает стопу.)

Входит посадник.

А, вот уж и один! Оправься, Наташа!

(К посаднику.)

Здорово, Глеб Мироныч! Милости просим!

Посадник. Здравствуй, Андрей Юрьич!

Наталья подает ему чару.

Спасибо, матушка. Во здравие твое, Андрей Юрьич. А сам-то что же ты?

Чермный. Дай мне чарку, Наташа. Во твое, Глеб Мироныч! Все благополучно в городе?

Посадник. Слава богу. Беглого того только не отыскали, словно сквозь землю провалился.

Чермный. Вели еще искать. Так оставить нельзя. Надо над ним пример показать.

Посадник. Уж велел. По всем домам ищут. Вот тебе ключ от монастыря, от тайного хода.

Чермный. Спасибо. (Вздевает ключ на пояс.)Так будет вернее. Ступай же, Наташа, ступай к своей больной, завтра увидимся.

Наталья уходит.

Посадник. Что с ней?

Чермный. Тетка у нее захворала, так вот и кручинится. А иной раз и так себе плачет. Чудная такая! То словно пташка поет, заливается, то вдруг плакать начнет.

Посадник. Дурь бабья. Избаловал ты ее.

Чермный. Нет, она не то, что другая; и не просит никогда ни о чем, скромная такая.

Посадник. А все ж не след тебе нянчиться с ней. Поискал бы себе ровни, в закон бы вступил.

Чермный. И сам иной раз так думаю, и сказать ей даже собирался, да посмотришь на нее – жалость берет, язык не поворотится.

Посадник. Ну, это твое дело.

Чермный. А где ж Василько?

Посадник. Сейчас придет. Чуть было беды не накурил, вылазку с своими затеял. Я пригрозил им.

Чермный. Хорошо сделал, Глеб Мироныч, а то пришлось бы их смертию казнить.

Входит Василько и кланяется молча.

Чермный. Здравствуй, Василько! С повинной пришел? Благодари тестя, что блажить не пустил, а то бы я вас в Волхов кинуть велел. Дружба дружбой, а дело делом. Ты знаешь, я с делом не шучу.

Василько. Прости нашу дурость, Андрей Юрьич!

Чермный. Жаль было бы тебя, а не пощадил бы. На, выпей чару, не кручинься, без дела не останешься.

Входят Вышата и Рогович.

Поклон, Бояре, вам! Что видно с валу?

Вышата

Смирно
Покамест все; с моей лишь стороны
Огней у них прибавилось как будто.

Рогович

С моей убавилось огней.

Посадник

Должно быть,
К Словенскому концу хотят стянуться,
Под Городище.

Чермный

Там у них стоят
Владимирцы. Туда же перешли
И костромцы сегодня.

Вышата

По всему
Должно смекать: они готовят приступ.
Входит Жирох.

Жирох

Боярину Андрею бью челом!
Всем по поклону! Я, никак, последний?
Не осудите – путь мне дале всех!

Чермный

Какие вести?

Жирох

Все благополучно.

Чермный

Движенья нет?

Жирох

Не видно ничего,
Костры зажгли на старых на местах,
По-прежнему.

Чермный

Садитесь, государи!
Во здравье вам!
Все садятся за стол.

Все

Во здравие тебе!

Пьют.

Жирох

Тобой, Андрей, мы, Юрьевич, из мертвых
Воскрешены.

Кондратьевна с девушкой ставят блюда на стол и уходят.

Чермный

Простите за прислугу,
Моя вся челядь на валу.

Жирох

Да чья же
Теперь в дому? Ведь мы уж, слава богу,
Не при Фоме! Кишит, как муравейник,
Весь Новгород!

Посадник

Кажися, ты на вече
Был за Фому? Так отчего ж теперь
Не то ты говоришь?

Жирох

Был – не таюсь;
Да, вижу, обманулся. Видит то
И сам Фома. Когда при нем бы гридьба
Держалась так, как держится теперь,
Не говорил бы он о мире.

Посадник

Гридьбу
Винить грешно. То не она, а он
Отходную нам затянул.

Рогович

На ком
Прорухи не бывает, Глеб Мироныч!
А благо то, что подняли вы нас
С Андреем Юрьичем.

Вышата

До псковичей
Продержимся, даст бог!

Жирох

Я ж говорю:
Мы и без них продержимся. Ведь каждый
Десятерых стал стоить, словно рубль,
В рост пущенный.

Посадник

Ты в росте знаешь толк.

Жирох

Куда уж мне! Лишь не нажить долгов бы!
Ни у кого в долгу мне оставаться
Не по сердцу.

Чермный

Откуда, государи,
По-вашему, ждать приступа?

Вышата

Последний
От Прусских мы ворот отбили. Вновь
Там не начнут. Чай, кинутся к Торговой;
Затем они, должно быть, к Городищу
Стянулися.

Рогович

Глаза хотят отвесть.
Там топь кругом; не провезти им туров.

Вышата

Настелют путь. За Волховом весь день
Владимирцы рубили лес. Нам слышен
Стук топоров был и дерев паденье.

Рогович

По мне, скорей к Баяним воротам
Их надо ждать.

Жирох

По мне ж, не будет вовсе
И приступа. Чай, колокол был слышен
Им вечевой! Чай, видели они,
Как закипел Детинец, и смекнули,
Что новый воевода ноне в руки
Сиденье взял. Теперь одна осада
От них пойдет, морить нас будут гладом,
А приступа не будет.

Чермный

(к посаднику)

Глеб Мироныч,
Как мыслишь ты?

Посадник

Спроси-ка Василька;
Пусть скажет он, а я отвечу после.

Чермный

Как, Василько, по-твоему?

Василько

Когда
Ты, государь, мне говорить велишь,
То мне сдается: ведомо им вправду,
Что новый избран воевода, он же
Не кто, как ты, которого нет лучше;
Но ведомо им также, что идет
На выручку нам Псков; когда ж доспеет,
Плохая им останется надежда
Взять Новгород. Теперь иль никогда!
Затем они, не дожидаясь Пскова,
На приступ завтра же полезут.

Посадник

(к Жироху)

Слышал?
Не старый то и не бывалый молвит,
А молодой. То ясно есть как день,
То всякая понять сумеет баба.
Зачем же ты, бывалый, говоришь,
Что приступа не будет?

Вышата

Нет, теперь-то
Нам их и ждать.

Рогович

Теперь-то и начнут.

Чермный

О том и речи нет!

Жирох

Пусть, государи,
По-вашему. Я что же? Я сказал:
Коль при Фоме нахрапом нас не взяли,
То при Андрее Юрьиче подавно
Нас не возьмут. Они, чай, сами знают,
А захотят попробовать – пожалуй,
Пусть сунутся!

Вышата

Вопрос: откуда нам
Их ожидать? Урону слишком много
Мы понесли. Не хватит нашей рати
Все стороны успешно боронить.

Рогович

Великая была б нам льгота, если б
Разведчика послать.

Жирох

Уж сколько было
Посылано! Перехватали всех.
Небось они не дремлют: днем и ночью
Объезды их круг города кружат:
Что ни увидят, все хватают; пса бы
Не пропустили. Где ж тут посылать
Разведчика.

Чермный

Авось нам бог поможет
Объезды их сей ночью миновать.

Вышата

Как так, боярин?

Чермный

Есть подземный ход
Ко самому их стану…

Прислужницы вносят блюда.

Посадник

(к Чермному)

Отошли-ка
Ты лучше баб: что слушать им!

Чермный

И то!

(К прислужницам.)

Возьмите по корзине, отнесите
Вина и хлеба челяди. Без вас
Мы справимся.

Кондратьевна

Кто ж, батюшка-то, в доме
Останется? Окроме нас двоих,
Все на валу; и бабы наши землю
Таскают, вишь!

Чермный

Не бойтесь, не украдут
Меня без вас. Ступайте!

Прислужницы уходят.

Рогович

О каком
Ты это ходе говорил?

Чермный

В овраг
Свенельдов он, под городской стеною,
Из Спасского ведет монастыря;
Кустарником густым оброс вкруг устья
И неприметен даже днем. А стан их
Стоит к оврагу тылом.

Вышата, Роговичи Жирох

Не слыхали
Про этот ход.

Чермный

Я сам узнал случайно.

Вышата

Его б засыпать лучше. Неравно
Проведают они.

Чермный

Как им проведать?
Искать его нарочно – и тогда
Дня три овраг обшаривать бы надо;
А если б кто случайно и набрел,
То все ж ему пройти неможно в город:
Ключ у меня – вот он!

Жирох

Позволь спросить:
Давно ль тебе тот ход, боярин, ведом?

Чермный

С той осени. А что?

Жирох

Да так; я только
Подумал: жаль, что прежде не сказал ты.

Чермный

Из головы он вышел у меня:
То было до войны.

Жирох

Оно и лучше,
Что ты в свое лишь вспомнил воеводство,
А то Фома, пожалуй, только дело
Испортил бы.

Рогович

Кого ж послать ты хочешь
Разведчиком сей ночью?

Чермный

Сам пойду,
Дождуся только, чтоб темнее стало.

Вышата

Час неровен; пошли другого лучше.

Чермный

Нельзя! Себе могу лишь одному
Довериться.

Рогович

Но вот уж третьи сутки
Ты на ногах; ты отдохнуть бы должен;
Хоть на часок приляг.

Чермный

Избави бог!
Когда теперь прилягу, то мертвецки
Сейчас засну, а надо до зари
Наверно знать, откуда будет приступ,
Чтоб силы все в ту сторону собрать;
У нас и впрямь осталось мало рати.

Вышата

Сам о себе пойдешь?

Чермный

Нет, одного бы
Товарища взять надо.

(К Васильку.)

Василько!
Что делает твоя сей ночью сотня?

Василько

Наряжены к дозору, государь.

Чермный

Поставь над ней другого; наперед же
Всем сделай перекличку; обойди
Сперва свои притины, а потом
Ко Спасскому ступай монастырю.
Там жди меня. Тебя беру с собой
Ко вражьему я стану.

Василько

Государь,
Воздай господь тебе за эту честь!

(Уходит.)

Чермный

Последнюю теперь, бояре, чару —
И по местам! За Новгород Великий!
Все встают и пьют.

Жирох

За Новгород – и доброго успеха
Тебе, Андрею Юрьевичу! Любо
Смотреть, как все кипит в твоих руках!
Везде ты сам, на все тебя хватает!

Вышатаи Рогович

Прости, боярин, – доброго успеха!

Чермный

Простите все – и помните приказ:
Очередной никто чтоб не помыслил
Очей сомкнуть; чтобы глядели в оба,
О каждом бы движении во стане
Сказали мне, как только я вернусь,
Мы на валу увидимся зарею.

Вышата, Роговичи Жирох

Спокоен будь, мы знаем наше дело.
Направляются к двери.

Вышата

(уходя, к посаднику)

Ты что же, Глеб Миронович?

Посадник

Идите,
Я догоню вас.

Вышата, Рогович и Жирох уходят.

Посадник

(проводив их глазами)

Надо бы Жироха
Сменить.

Чермный

А что?

Посадник

Сдается, ненадежен.

Чермный

Мне самому сдается.

Посадник

Злобы он
Не может скрыть – с Фомою заодно.

Чермный

Переместить его могу я завтра.

Посадник

Перемести; поставь его туда,
Где приступа не будет; ты заметил,
Как он искал, какую б на тебе
Найти вину? Они с Фомой бы рады
Тебя подвесть.

Чермный

Беречься буду их.

Посадник

Еще один совет. Боярин Чермный!
На волоске повисла воля наша.
Тобой одним лишь Новгород стоит:
Когда тебя убьют или захватят —
Вразброд как раз сидение пойдет
И легкая добыча будет князю!
Не забывай, что ты святой Софии
И щит и стяг и что друзья княжие
В самих стенах новогородских ищут
Тебя избыть. В опасность не хоти
Соваться даром.

Чермный

Милостив господь!
Но не идти в разведку не могу я:
От этого отпор успешный завтра
Зависит наш.

Посадник

Не лучше ль Василька
Отправить одного?

Чермный

Нет. Молод слишком;
Удерживать приходится его;
Мне ж не впервые: суздальцем оденусь
И, от костра переходя к костру,
Узнаю все.

Посадник

Блюди ж тебя господь!

Чермный

Ты сам куда?

Посадник

Прилягу до рассвета,
А то совсем не чую ног.

Чермный

Прости ж,
Чем свет с тобою свидимся.

Посадник

Блюди
Тебя господь!

(Уходит.)

Чермный

(один)

Да, надобно Жироха
Переместить. Предвидеть надо все!
Ему с Фомой я как бельмо на око.
Прав старый Глеб! Проклятая дремота;
Вино и то сегодня-не бодрит.
Сейчас пойду…

(Задумывается, потом подходит к столу и выпивает чару.)

Что бишь ему сказал я?
Да! Суздальцем оденусь… а Жироха
Перемещу… Не надо позабыть
Переместить Жироха… надо помнить…
Две вещи помнить… Суздальцем одеться…
И что еще? Вот так ко сну и клонит…
Сменить Жироха… Суздальцем одеться…
Сейчас пойду… На миг присяду только…
Сейчас пойду…

(Садится за стол; голова его опускается на руки, он засыпает.)

Две двери медленно отворяются: из одной показывается Наталья, из другой Рагуйло. Разговор их идет шепотом.

Рагуйло