Текст книги "Пограничная крепость"

Автор книги: Алексей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Даша плюнула в его торжествующее лицо.

Минус Первый обмакнул палец в плевок и задумчиво пососал.

– Какая женщина! – пробормотал он, качая головой. – Нет – что бы ни говорили, а во Сне тоже бывали находки.

Де-Двоенко, наблюдая за происходящим, чувствовал неладное. Что-то не сходилось, где-то открылся изъян. И дело было не в том, что все и вся вот-вот отправится под откос. Этим, конечно, предполагались разные странности, но майора беспокоило нечто другое, неуловимое. Произошло что-то такое, чего никак не могло произойти. И он никак не мог сообразить, что именно. Взгляд Де-Двоенко встревоженно бегал по комнате, прицениваясь к каждой мелочи. И вдруг майор понял: руки!

– Цогоев! – позвал он севшим голосом. – Покажите ваши руки!

Цогоев не ответил. Он растирал запястья и смотрел в пол.

Минус Первый отвлекся от сладкого плевка и нахмурился.

– В чем дело, коллега? – спросил он подозрительно. – Какие руки?

Взволнованный Де-Двоенко отмахнулся. Откуда Консерватору было знать, что Цогоев не мог – физически не мог – расписаться! Для этого, как уже говорилось, требуются пальцы. Хотя бы два. Но после того, как задержанный погостил в милиции, пальцы его сделались непригодными к письму. Если быть честным до конца, то пальцев вообще не осталось.

Но теперь они были!

– Посмотрите на его руки, – прохрипел Де-Двоенко, потрясенный новой догадкой – страшной и ослепительной.

– А что с его руками... – начал Минус Первый и прикусил язык.

Цогоев вскинул голову. В глазах его бушевало негодование.

– Сей мир жесток к посланникам Создателя, – заметил он строго, и тон, которым это было сказано, не предвещал ничего хорошего. – Мне было больно. Слепцы! Вы погрязли в интригах. Но Ревизору ничего не стоит обновить плоть, коль скоро плоть пришла в негодность. Ревизору под силу даже воскреснуть. Поднимитесь над суетой и посмотрите, кто у порога.

Минус Первый проследил за пальцем Цогоева и выронил пистолет.

– Ревизор – это всегда серьезно, – напомнил ему Волнорез, заполнивший собой дверной проем. – Гораздо серьезнее, когда Ревизоров – два.

Глава 11

Вова-Волнорез вдвинулся в комнату.

– Сворачивай базар, – он хмуро, исподлобья посмотрел на Консерватора. Ты попал, конкретно попал.

– И не только базар, – добавил Цогоев, показывая на Будтова. Затормози его.

Воздух вокруг Захарии Фролыча пузырился и играл красками. Спящего окутывала семицветная аура, похожая на праздничный саван.

– Я не могу... это не в моих силах... – выдавил из себя Минус Первый. Но глаза у него бегали, выдавая лживость речей.

– Ну не нам же этим заниматься, – оскорбился Волнорез. – Ты, я вижу, совсем отмороженный. Знаешь, что про тебя Канцелярия пишет? Показать?

– Не надо, – опомнился тот и взмахнул рукой. Будтов раскрыл рот, на секунду уподобившись экзотической рыбе, и с силой выдохнул. Откуда-то издалека донесся приглушенный гром, по комнате пробежала ледяная волна. Вечер, сгустившийся за окном, озарился короткой вспышкой. Цогоев потянул носом:

– По пятьдесят рентген схватили. Вот негодяй!

Де-Двоенко быстро нагнулся к дедулиному уху и что-то прошептал. Его ухищрения оказались напрасными, Цогоев разобрал все.

– Ты слышал, что он сказал? – обратился он к Волнорезу. – Этот умник не понимает, почему к нему прислали черного Ревизора. Ты! – Цогоев грозно шагнул в сторону майора. – В Канцелярии не место земным раздорам, Боги живут в мире и согласии, в атмосфере делового сотрудничества. Гордыня лишила тебя остатков разума. Ты даже не знаешь, кто заступил на дежурство – вот до чего оторвался. Не оторвался – отщепился! Примкнул!

Жарко дыша, надвинулся Вова-Волнорез:

– Аллах дежурит, – шепнул он сурово. – Извинись, друг – себе ж дороже. Может, тебе и моего патрона назвать?

– Нет-нет! – Де-Двоенко заслонился ладонями. – Я приношу извинения. Это, вероятно, Сон. Так он искажает субъективную реальность...

Майор лукавил: на самом деле ему очень хотелось узнать, кто покровительствовал Волнорезу, и кому вообще могло прийти в голову воспользоваться этим образом в божественных целях. Но он благоразумно поостерегся спросить.

Цогоев приблизился к Будтову, который уже благополучно перестал воздействовать на бытие и стоял, потерянный и согласный на все. Пирамидки и додекаэдры рассыпались в пыль, параллельные прямые стянулись в единую точку, а Лобачевский и Риман превратились в пустые фамилии, каких полно. Обычно их носят любители воды из-под крана. Кот настороженно, немигающим взором следил за высоким порученцем.

– Спящий, Канцелярия выражает вам соболезнования и приносит извинения, – заявил Ревизор. – Это не в наших правилах, но ваш случай исключительный. Вы можете истребовать себе компенсацию за причиненные неудобства.

– Хачик, ты откуда здесь взялся? – глупо спросил Захария Фролыч. Он вдруг вспомнил своего вежливого и услужливого соседа.

Цогоев вздохнул.

– Что ж за сны-то у вас, – сказал он с сожалением. И позвал: Волнорез! Поговори с потерпевшим. Ты ему понятнее и ближе.

Его товарищ подошел к Захарии Фролычу и взял его за пуговицу толстыми пальцами.

– Ну что, квартирант? – ухмыльнулся он дружелюбно. – Про пятновыводитель помнишь? Сейчас попрыскаю... – Волнорез расхохотался и стукнул Будтова по плечу. – Это шутка, не дрожи. Давай, соображай – чего ты хочешь с этих козлов? Что с ними сделать?

Будтов сглотнул:

– Нет, не делайте ничего... Пусть меня оставят в покое... И Дашку с батей пускай не трогают...

– Слыхали? – Волнорез торжествующе обернулся. – Эй, ты, животное! Быстро сними браслеты с дамы!

Де-Двоенко бросился к Даше; ключ от наручников прыгал в его трясущихся руках.

Пока он трудился, Цогоев занялся милицией.

– Спокойных снов, – шепнул он первому верзиле, который давно ничего не соображал и только рад был рухнуть на грязный пол бесчувственным кулем. Спокойных снов, – шепнул Цогоев второму, водя перед ним рукой, и тот, завороженный регенерацией пальцев, последовал за товарищем. Третий и четвертый схватились за автоматы, но Цогоев успел, и оба растянулись без признаков жизни. Покончив с земным, Ревизор переключился на отравленную засаду, которая играла утомительную роль ненужных статистов.

– Скоты! Пойдете на хозяйственные работы! – погрозил им пальцем Цогоев. – Короче говоря, – повернулся он к Вове, – здесь еще и халатность, поставившая под угрозу смысл жизни личного состава.

– Может, сразу проведем трибунал? – деловито предложил Волнорез, продолжая удерживать пуговицу Захария Фролыча. Осмелевший кот пытался поиграть с его львиной лапищей.

– Давай, – пожал плечами Цогоев. – Тут работы на пять минут. Вопрос-то ясный.

– Нет, так не пойдет! – встрепенулся дедуля, до сих пор отчаянно искавший, к чему прицепиться и тем отсрочить неизбежную расправу. – Это процессуальный произвол! Нарушать регламент не вправе даже Ревизоры!

– Ну, обжалуешь, если останешься жив, – успокоил его Волнорез. – Кто ты вообще такой? Кто он такой? – обратился Вова к Цогоеву.

– Я сила Света, добрый Светоч, – гордо ответил дедуля.

Этого Ревизоры уже не могли стерпеть.

– Хоть иногда думайте, что говорите! – закричал Цогоев.

– Совсем не фильтрует, – вторил ему Волнорез, отпуская Будтова и подступая к дедуле.

Тот закрылся локтями:

– Я уважаемый человек! Ветеран! Уберите руки, не смейте ко мне прикасаться!... .

Цогоев остановился от него в двух шагах и решительно кивнул:

– Давай трибунал.

Дедуля схватился за грудь. По лицу Де-Двоенко побежали струйки пота, а нос разбух, и со стороны могло показаться, что он тоже вот-вот превратится в каплю и шлепнется.

– Папаша, вы бы погуляли на свежем воздухе, – посоветовал Волнорез Фролу Захарьевичу, который к тому времени уже пережил первую фазу сложного состояния и постепенно вступал во вторую, еще сложнее.

– Куда ж мне пойти... я подожду.

Вова сдернул с пальца чудовищный перстень и сунул хозяину.

– Ступай, ступай... Ревизоры – гаранты стабильности, и угол останется углом... а не сектором круга и не усеченным конусом, – он грозно посмотрел на Минус Первого.

Фрол Захарьевич, помолодевший на пятьдесят лет, вскочил, подобрал черную собачку и бросился к двери.

Цогоев проводил его сочувственным взглядом и снова взялся за Консерватора.

– Верни им лица, – потребовал он строго.

Минус Первый, с которого давно сошли остатки прежнего лоска, набрал в грудь воздуха и прикрыл веки. Будтов почувствовал, что по лицу его что-то течет. Прошлое возвращалось, рот наполнился знакомой гнилью, в уголках глаз собрались желтые липкие крошки.

Даша Капюшонова не успела возразить, и теперь беспомощно охала, держась за распухающую щеку. Фиолетовый плод созревал, наливаясь соком. Даша почавкала, и по лицу ее стало видно, что вкус у нее во рту стал тот же, что у Захарии Фролыча.

– Вы получили новые документы, Спящий? – осведомился Цогоев.

Будтов отрицательно помотал головой.

– Что ж, тем лучше, – Цогоев вдруг улыбнулся, и в лике его проступила небесная красота. – Тогда идите.

– Куда? – осторожно спросил Захария Фролыч.

– Откуда нам знать? Можно – домой. Можно – присоединиться к папе. Поможете, кстати, продать нашу вещицу. Он человек старый, плохо разбирается в ювелирных изделиях и легко наживет себе новые неприятности.

Даша, не дожидаясь, пока ей скажут, шмыгнула за дверь.

– А как же Сон? – не унимался Будтов.

– Идите! – повысил голос Ревизор. – Тут сейчас будет не до вас. Тут... – он помолчал, мрачно уставившись на подсудимых. – Процесс начнется, в общем. Понятно? Вам лучше ничего не видеть.

– Ладно, – просто ответил Захария Фролыч и медленно попятился в коридор, в любую секунду ожидая новых неприятностей. Ревизоры нетерпеливо следили за его отступлением. Спящий вышел в коридор, но совсем уходить не стал. Он прижался к стенке и весь обратился в слух. В комнате заговорил Волнорез, из голоса которого исчезло все, что так или иначе напоминало о его временной оболочке.

– Мы поражаемся скудости вашей мысли, – выговаривал он. – Не трогайте его. Вы знаете, что будет? Знаете? Не знаете. Вот и оставьте его в покое. Вы даже не представляете, что произойдет, если вы его тронете.

Закаркал Светоч:

– Ваше превосходительство! Мы все прекрасны и удивительны, но только не во Сне... Мы руководствовались лучшими побуждениями, рисковали жизнью...

Минус Первый – голос его, как с удивлением отметил Будтов, окреп – не дал дедуле договорить:

– Позвольте вмешаться! Позвольте усомниться в компетентности Канцелярии! Кто вам сказал, что дело в Спящем?

– А в чем же еще может быть дело?

– А в том! Об этом судачат на всех углах! Почему Канцелярия так уверена, что мир не был создан пять минут назад?

– Как – пять минут назад? С чего вы взяли?

– С того! И в мировой литературе этот факт, который вы, уважаемые, прохлопали, давно...

– Да что вы бредите! Где вы подцепили эту глупость?

– Это не глупость!... .

В комнате началась свара. Посыпались угрозы, обвинения и оскорбления. Мигнул свет, на пол упало что-то громоздкое.

Будтов, не слушая дальше, на цыпочках вышел из квартиры. Через секунду он стоял на улице и поверхностно дышал, соизмеряя желания с действительностью. Кот соскочил на асфальт и тоже нюхал, но что и с чем соизмерял он, не смог бы сказать даже самый проницательный Ревизор.

Эпилог

Даша Капюшонова вручила Будтову тяжелую хозяйственную сумку.

Из сумки торчали зеленые бутылочные горлышки, двадцать штук. Горлышки были заткнуты самодельными газетными пробками. В бутылках было пиво из ларька, и в этом виделось сплошное чудо: во-первых, ларьков уже давно не было, а этот еще был. Во-вторых, пиво в нем наливали фантастически дешевое. И в третьих, что вполне отвечало духу времени, пиво было очень и очень приличным, его развели чуть-чуть.

Кот, не отходивший от хозяина ни на шаг, шипел на кошачий бомжатник, шаставший вокруг и подбиравший питательный мусор.

– Ну что, объект воли? – Захарий Фролыч весело похлопал Дашу по округлившемуся животу.

– Сам ты представление, – махнула на него Даша, вспоминая казарменные ночи.

Будтов приобнял ее за плечи.

– Пойдем, дорогая, поужинаем, – он указал на здание домовой кухни.

Шаг его пружинил, сумка покачивалась в руке, Даша семенила рядом, спотыкаясь на высоких каблуках. Ее тонкие ноги обтягивали новые рейтузы, которые папа Фрол, заботясь о будущем внуке, купил ей с оставшихся от перстня денег. Даша дорожила ими, всячески берегла и носила осторожно, потому что думала после родов продать. Рейтузы были почти как новые, только слегка в грязи.

Кот, собравшийся нагнать хозяина, неожиданно замер. Он повернул голову и присмотрелся к толпе.

Ему померещилось Постороннее Око. Недружественное, Эгоистичное, Зоркое Око.

Кот выждал, но видя, что Даша и Будтов готовы скрыться за дверью кулинарии, распушил хвост и припустил через дорогу.

Он успел вовремя: дверь уже закрывалась, но он ухитрился проскользнуть в щель.

...Если ты знаешь, если ты знаешь,

Что ты за птица,

Это тебе, это тебе

Всегда пригодится.

А почему – а потому:

Это понятно, это понятно

Тебе самому, тебе самому

Тебе самому.

Детская песенка

октябрь 2000 – январь 2001