Текст книги "Последний козырь"

Автор книги: Алексей Кондаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Один броневик все же прорвался на улицу, но на него сразу вскочили выбежавшие из‑за угла красноармейцы и застучали прикладами по люку.

Врангель бросил бинокль. «Сколько раз указывал, что действия броневиков должны прикрываться артиллерией при тесном взаимодействии с пехотой. Оголенные, они становятся добычей красных». Врангель нервничал, но в управление боем не вмешивался.

Он и сам терпеть не мог, когда в свое время генерал Деникин вмешивался в его дела, корректировал приказы, тем более в условиях боевой обстановки. Чтобы успешно управлять боем дивизии, надо хорошо знать свои бригады, полки, батальоны и противника, а это дано только командиру дивизии. К тому же взять на себя управление боем – значит отвечать за его исход.

Главком снова приложил окуляры бинокля к глазам. То, что увидел, вконец его рассердило.

Еще два броневика, получив повреждения, замерли на месте, и лишь один пятился назад. Пехотинцы под ураганным огнем вновь залегли, а затем короткими перебежками стали отходить. Среди них метались офицеры, пытаясь остановить, повести за собой, но падали, сраженные плотным огнем красных. Танки вперед не пошли.

Врангель понимал, что он, как главнокомандующий, должен дать оценку действиям дивизии, указать на причины неудачи и подсказать более правильное «решение на бой». Идея решения командира дивизии была, казалось бы, верна: артиллерия подавляет огневую систему противника, пехота при поддержке танков и броневиков прорывает его оборону, а для развития успеха в бой вводится кавалерийская группа. Главный удар наносился по опорному пункту – Джимбулаку, от удержания которого зависела устойчивость обороны красных в этом направлении. Все было академически правильно. Но именно в этом и увидел Врангель ошибку командира дивизии. Он еще раз осмотрел в бинокль местность перед передним краем обороны красных и озабоченно произнес:

– Местность – что морская гладь. Каждая точка простреливается вдоль и поперек.

Ангуладзе обрадовался тому, что главнокомандующий понимает трудности наступления на этом участке фронта, и решил усилить впечатление конкретным примером.

– Разрешите доложить, господин главнокомандующий, именно по этой причине рубеж атаки пришлось наметить на удаление восьмисот метров от переднего края.

– Вот‑вот, – подхватил Врангель, – почти версту предельно уставшие солдаты волокли свои натруженные ноги под ружейно‑пулеметным огнем противника, и так же медленно, не смея от них оторваться, ползли танки и броневики, подставляя свои лбы под вражеские снаряды.

Только теперь генерал Ангуладзе понял, к какому решению подводит его главнокомандующий. Вместо медленной атаки силами пехоты нанести стремительный удар кавалерией, танками и броневиками. Командир дивизии развернул рабочую карту.

– Разрешите, господин главнокомандующий…

Врангель жестом руки остановил его.

– Считайте, генерал, – сказал он, – что это была разведка боем. Приказываю: огнем прямой наводки немедленно подавить выявленные огневые точки противника. Атаку провести силами кавалерии во взаимодействии с танками и броневиками. Пехоте закрепить успех и продолжать развитие наступления в соответствии с приказом.

И вновь через головы пехоты полетели снаряды с огневых позиций батарей. Снаряды разворачивали стены домов, раскидывали копны сена, вспарывали землю у деревьев. Под прикрытием их огня на рубеж атаки открыто выдвигались кавалерийские эскадроны. Врангель не заметил, когда генерал Ангуладзе вышел из траншеи. Он увидел его уже скачущим на великолепном высоком жеребце. Стремительно преодолев расстояние до приготовившихся к атаке эскадронов, генерал взмахнул над головой клинком, вздыбил коня и бросил его вперед. Конная лава с гиком, свистом, блеском клинков ринулась вперед и скрылась в густых клубах поднятой ею пыли. Удар был нанесен с фланга боевых порядков пехоты. Это дало ей возможность начать новую атаку позиции красных. Станция была взята.

– Не много ли наших потерь для столь малого успеха, – недовольно бросил Врангель, прощаясь с генералом.

Командир дивизии приберег для Врангеля переданное два часа назад донесение.

– Разрешите доложить, господин главнокомандующий, только что получено известие от командира алексеевской бригады полковника Гравицкого о взятии Геническа.

Врангель скупо улыбнулся. Он был доволен. Надо возможно быстрее выбить противника с крымских перешейков и создать на них глубокоэшелонированные оборонительные сооружения. Крепость, имеющая пролом в стене, – не крепость.

В этот же день Врангель поехал в дроздовскую дивизию. Здесь уже третьи сутки полыхали жаркие бои. Стремясь воодушевить своих солдат, командир дивизии генерал Витковский сам водил их в атаку, дважды под ним падали лошади, чей‑то клинок едва не оборвал ему жизнь, черкнув кончиком по шее. До поздней ночи дивизия билась на Перекопском перешейке; быстро таяли боевые порядки и надежды на успех. И только с вводом в бой дивизии второго эшелона оборона красных была прорвана.

Войска Врангеля двинулись вдоль железной дороги на Мелитополь, прорвались через Перекоп, смяли заслоны красных у Чонгара и Салькова. Сломив отчаянное сопротивление передовых частей 13‑й армии, они широким потоком хлынули в степи Северной Таврии. Крымские газеты заголосили: «Полки Российской Вандеи двинулись к сердцу нашего любезного Отчества!», «Сама Гея[16] указала нам путь к возрождению!», «Генерал Кутепов сказал: „Мой путь будет отмечен заревом пожаров!“

3

Вторые сутки шла выгрузка вооружения и боеприпасов с английского парохода. К вечеру следующего дня должны были её закончить. Кроме того отсека, в котором лежало оружие, принадлежавшее теперь полковнику Раушу, и которое по документам значилось уже выгруженным.

Наумов был особенно деятельным и сосредоточенным. Он заехал к полковнику Раушу и, сославшись на занятость вечером, вручил ему полностью оформленные документы на прием грузов и предупредил:

– Пароход должен отчалить от пирса завтра не позже двадцати трех часов.

– Но ведь на пароходе останется груза несколько больше, чем мы договорились, – удивился Рауш и тут же понимающе улыбнулся. – Что ж, вы правильно поступаете. Надо смотреть в будущее, а не в прошлое.

Они крепко пожали друг другу руки.

По дороге домой Павел нервничал.

Вчера Мефодия Кирилловича опять не было на условленном месте. Видимо, произошло что‑то серьезное. А может быть, у памятника адмиралу Нахимову действительно готовилось покушение на Врангеля, а он, полковник Наумов, сорвал операцию. Это могло вызвать у подпольщиков подозрение, и они решили устроить дополнительную проверку… Как все нескладно получилось. И в такое время потерять связь… На Угольной пристани скопилось столько груза! И какого! Самый удобный момент… Что ж, дальше ждать нельзя. Надо действовать самому. Впрочем, среди военнопленных наверняка есть надежные люди. Саша свяжется с ними и…

Да, придется подключать Сашу…

Ординарец помогал хозяйке убирать в комнатах флигеля, выделенного для полковника. С появлением офицера седенькая маленькая старушка робко поклонилась и вышла.

– Она такая внимательная, – будто оправдываясь, сказал Саша.

– Посмотри, ушла?

Ординарец вышел.

Через окна Павел осмотрел местность вокруг дома. С тыльной стороны возвышалась крутая, почти отвесная гора, вдоль нее тянулись дома, отгороженные друг от друга заборами из камня‑ракушечника. В дальнем углу двора – сарай с примыкающей к нему летней кухней под легким навесом. У хозяйского дома окна выходили на улицу, веранда – во двор, а глухая стена – к флигелю.

Саша вернулся с пустым ведром, поставил веник и совок в угол.

– Хозяйка ушла в дом, – доложил он.

– Хорошо. А теперь слушай меня внимательно… Завтра ночью на Угольной пристани нужно взорвать склады боеприпасов и оружия.

По лицу Саши Наумов понял, что тот и растерян от неожиданности, и взволнован необычайно.

– Вы, пожалуйста, господ… товарищ полкв… товарищ Наумов, не сомневайтесь, я не подведу! – Саша буквально захлебывался от радости.

Такую реакцию и ожидал Наумов, решив, что самое лучшее – сразу раскрыть Саше боевую задачу.

– Мне нужна твоя помощь. Все эти боеприпасы и оружие предназначены для войск, которые ведут сейчас бои в Северной Таврии…

Саша энергично кивал головой и восхищенными глазами смотрел на своего командира.

– Взорвем, а как же… я знаю… Я там все знаю…

– Взрыв должен произойти после окончания работ, так как в рабочих подразделениях много пленных красноармейцев. Это, значит, после полуночи, но не позже часу ночи, до прибытия третьей смены.

– Ага, наших в роте много… – восторженно сказал Саша и осекся.

– Когда мы вдвоем, зови меня Павел Алексеевич, – улыбнулся Наумов, делая вид, что не заметил, как резко осекся Саша.

Конечно, когда Саша обмолвился: „Наших в роте много“, то имел в виду не красноармейцев. Ведь их фамилии известны: на вечерних поверках зачитываются по отдельному списку. „Наши“ – это члены подпольной организации, – смекнул Павел. – Иначе и быть не могло. Трудно представить, чтобы кто‑то из красноармейцев не попытался сколотить хотя бы маленькую боевую группу». Но он понимал, что спрашивать Сашу об этом рано. Просто надо передать ему план операции. Павел продумал его в деталях.

– Вот тебе ночной пропуск, возьми свои документы – и поехали. Ты будешь за ездового, в дороге договоримся. Да, как относится к солдатам командир рабочей роты капитан Верба?

– Зверь‑человек. Ребята его люто ненавидят. А вот еще там фельдфебель. Так тот избивает до полусмерти или схватит за горло и душит, пока человек судорогой исходить не начнет, тогда только отпустит.

Капитан Верба встретил полковника на пирсе, у сходни разгружаемого парохода. Он, казалось, обрадовался появлению Наумова. На его безнадежно мрачном лице на мгновение появилось подобие улыбки.

– Завтра к вечеру выгрузку закончите? – спросил Наумов.

– Постараемся, господин полковник.

– То есть как – постараемся? По графику вы должны завтра к утру очистить трюмы.

– Я докладываю вам, господин полковник, не по графику, а по работе. Мы всегда опаздывали чуть ли не на сутки.

– Имейте в виду, завтра в двадцать три часа пароход уйдет. Выгрузку закончить без опозданий.

Под тяжестью людей с громоздкими ящиками сходни, сбитые из нескольких толстых досок, с поперечными планками и поручнями на деревянных стойках, ритмично прогибались, поскрипывали.

Подошел ординарец и четко спросил:

– Господин полковник, разрешите мне побывать в роте? Помогу укладывать штабеля, а заодно повидаюсь с сослуживцами.

Наумов кивнул ему и продолжал разговор с Вербой:

– Давайте, капитан, посмотрим, как лучше организовать работу. Наступают горячие дни. Мы ожидаем несколько эшелонов.

Они не спеша пошли вдоль пакгауза, наблюдая, как разгружают боеприпасы. А Саша подошел к солдатам, которые принимали ящики от грузчиков и укладывали их в штабеля.

– Давайте помогу, – предложил Саша, – а то в ординарцах совсем отвык от настоящей работы.

– Ну что ж, становись, – снисходительно согласился пожилой, болезненного вида, солдат.

Поработать, однако, ему не пришлось, так как рядом оказался Иван Иванович Шахов.

– Скажи, по нужде пошел, – сказал он идущему за ним солдату, как только увидел Гонту.

Они отошли в сторонку.

– Иван Иванович, завтра с двенадцати до часу ночи нужно взорвать склады оружия и боеприпасов на Угольной пристани.

Шахов остановился, не спеша вытащил кисет, оторвал клочок газеты и, лизнув его край, насыпал щепотку махорки.

– Взорвать, говоришь? – Привычным движением пальцев скрутил тугую цигарку, испытующе посмотрел на Сашу. Он ловко чиркнул куском плоского напильника по кресалу и, поймав сноп искр на конец закрутки, раскурил ее. – Ну, что ж, мы и сами уже подумывали об этом.

– Времени нет, Иван Иванович. Беляки перешли в наступление, и в ближайшие дни все это будет отправляться на фронт.

– Да‑а, – протянул Шахов. – Коли такое тебе ведомо… Какая помощь требуется от нас?

– Нужна взрывчатка.

– Это несложно. Мы сегодня будем разгружать артиллерийские снаряды, гильзы и заряды к ним.

– Хорошо. Значит, нужно достать заряды на несколько взрывов.

– Дальше?

Саша передал Шахову бумаги с планом Угольной пристани.

– Здесь указаны места установки зарядов для взрывов и все другое, что нужно сделать.

– Добре! Ты подожди здесь. Я сейчас подменю этих новичков своими людьми. Поговоришь с хлопцами.

Саша благодарно улыбнулся и кивнул головой. Он обратил внимание, что Иван Иванович ни разу не поинтересовался, кто поставил перед ним такую сложную и опасную задачу. Уходя, он лишь спросил:

– Там знают о нашей подпольной группе?

– Нет. Если операция пройдет успешно, я доложу, кому мы помогаем, а может быть, и познакомлю с ними.

– Молодец, Шура. Только будь осторожнее и виду не подавай, а то у тебя все на лице написано.

Через некоторое время к штабелю подошел рядовой Грунин. Парень здоровый, розовощекий, весельчак и певун. Он когда‑то был удалым буденновцем. В одном из боев осколок снаряда оторвал ему пальцы. После госпиталя вернулся на фронт и угодил в плен. Парень был подавлен этим. Шахов понял состояние солдата. И не один раз находил возможность побеседовать с ним с глазу на глаз. Постепенно Грунин смягчился, стал общительнее.

Саша Гонта стал помогать Грунину.

– Какая у тебя задача, Грунин?

– Как всегда, главная. Вот и дожили до настоящего дела…

– Погоди, не то будет, – расплылся в улыбке Саша.

– А мы очень переживали, когда тебя полковник увез, – сказал Грунин вдруг.

Солнце коснулось темно‑синей глади моря, разбросав далеко по горизонту багровые отсветы. «Пора начинать», – решил Шахов и, подойдя к контролеру, сидящему у трапа, подал ему бирку, но не тем концом, каким положено.

– Тебе что, тыщу раз говорить одно и то же?! – зло прикрикнул контролер и незаметно покосился на стоящего рядом офицера. – Ну так я тебе не учту этого ящика в норму.

И вместо того чтобы вставить бирку в секцию «табурета», он положил ее рядом на пол.

– Ах ты, мать честная, – пробурчал Шахов. – Ты уж, брат, не взыщи. Едва волоку ноги.

Он пошел дальше. За ним потянулась цепочка солдат. И те, кому было положено, видели лежащую на полу возле «табурета» бирку и знали, это сигнал: «Приступить к заготовке зарядов».

Воспользовавшись тем, что размещение военного груза на этом пароходе было непривычным, – не по габаритам и удобству разгрузки, а по каким‑то иным соображениям, – Шахов направил в дальний отсек трюма рядового Рекова, чтобы тот мог спокойно, не на глазах, открыть один из ящиков с мешочками артиллерийских зарядов, а затем освободить другой ящик такого размера, какие выгружаются, и, уложив туда артзаряды, пристроиться к веренице солдат, выносящих груз.

Когда английский наблюдатель повернулся к выходу из трюма, один из солдат юркнул за ящики, разулся и, держа сапоги в руке, стал пробираться вдоль пиллерса к глубинному отсеку. Он знал, солдаты будут молчать. Все они промышляют в трюмах чего‑нибудь съестное. Но от фельдфебеля не ускользнуло, что одного солдата его взвода в установленном порядке движения не оказалось.

«Нашел где‑нибудь укромное местечко отдохнуть. Воровать‑то здесь нечего», – решил он и пошел искать разгильдяя.

Обшарив все углы и ничего не обнаружив, фельдфебель направился в дальний отсек. Когда он вошел туда, Николай Реков успел только освободить ящик и начал наполнять его артзарядами.

– А‑а, вот ты где, вот ты чем занимаешься!.. – зарычал фельдфебель и ударил солдата в лицо.

Солдат упал на бортовой стрингер. Не дав ему опомниться, фельдфебель схватил Рекова за шиворот, придавил к ящику и впился цепкими пальцами в горло. Реков задыхался, силы покидали его. Свободная рука судорожно шарила по крышке ящика, пока не нащупала ломик. Собрав последние силы, солдат ударил фельдфебеля по голове. Руки противника ослабли, и он обмяк.

Реков отдышался, затащил фельдфебеля в промежуток между тюками и завалил его. Быстро перетянул ящик проволокой, взвалил на плечи и направился к выходу.

4

На крыльце раздался звон колокольчика. «Сторож», – догадался Салонов. Каждый звонит по‑своему.

– Что тебе, Ерофей, надобно? – спросил дьякон, не открывая двери.

– Дык вот, там прибыли, знаца, к вашему преосвященству. Я ему: «Спать батюшка изволют». А он мне: «Я, грит, не спрашиваю тебя, что его преосвященство делает, а велю доложить: раб божий умирает, священника просит».

Услышав последнюю фразу, Салонов встрепенулся. Это был пароль.

– Проси его, – приказал дьякон.

Накинув рясу, он вышел на крыльцо. Тусклый свет на веранде едва освещал узкую полосу клумбы, устроенной вдоль стены.

Три тени подошли к крыльцу, остановились.

Первый мягким баском повторил пароль:

– Раб божий умирает, священника просит.

– Сан священника мне не дарован, – ответил дьякон.

– Не для панихиды, для исповедания просит.

По голосу дьякон узнал Кардонова. Среднего роста, но узкой кости, а поэтому он казался высоким. Впалые щеки и не по годам глубокие морщины делали его похожим на старца.

В дом Кардонов вошел один.

– Товарищ Салонов, – сказал он тоном, который давал понять, что разговор будет официальным и кратким, – тяжелая обстановка, сложившаяся в связи с наступлением войск Врангеля, обязывает нас перейти к активным действиям.

– Слава тебе, господи, – оживился дьякон, – начались дела праведные, а то засиделся, яко боров во хлеву.

Кардонов оглядел гостиную. Дьякон успокоил его:

– В доме никого нет, прислуга во флигеле. Впрочем, пройдемте в молельню, туда никто не заходит.

Молельня располагалась в смежной комнате. В красном углу был киот со старинным образом благовещения в позолоченной ризе и кипарисовый крест, а рядом аналой.

Дьякон перекрестился, прочел фразу из просительной ектеньи и повернулся к Кардонову:

– А теперь я к вашим услугам.

– Сегодня мы должны исправить ошибку, которую допустили у памятника адмиралу Нахимову…

На лице дьякона не дрогнула ни одна черточка, как будто речь шла об очередной церковной службе.

Кардонов продолжал:

– Сейчас Врангель, Кривошеин и Глинка находятся на приеме в английской миссии. Через два часа они сядут в автомобиль, чтобы возвратиться в Большой дворец. Но они не вернутся… Ваша задача спрятать у себя двух наших товарищей после выполнения задания. В городе в это время начнутся повальные обыски и проверки, а они не местные. Сможете это сделать?

– В том честь моя и святая обязанность.

– Ну, вот и договорились. Пароль: «Мне бы исповедаться, батюшка». Отзыв: «Знать, грех большой, коли ночью…» До свиданья.

Оставшись один, Салонов заметался по гостиной, не зная что предпринять. Сначала он кинулся к окну, проследил, что ночные посетители действительно ушли, и наглухо задернул темные шторы. Затем постоял несколько минут в размышлении: «Если успею доложить Богнару… О‑о, вот оно наконец настоящее дело!»

Стремительно войдя в спальню, Салонов сбросил рясу и переоделся в мирскую одежду.

Модный, английского покроя костюм, коротко и аккуратно подстриженная борода и не очень длинные волосы придавали ему вид человека, принадлежащего к артистическим кругам. Сунув в портфель наган, Салонов направился к черному ходу. Во дворе он осмотрелся, прислушался и, не заметив ничего подозрительного, осторожно пошел в дальний угол. На Таможенной улице повернул налево и, дойдя до Екатерининской, направился по ней в сторону гостиницы «Гранд‑отель». Еще издали штабс‑капитан заметил, что свет в кабинете полковника Богнара горит, и ускорил шаг.

У самого здания Салонов увидел двух человек. Он понимал, что встреча у входа в управление контрразведки может быть не случайной, и прошел мимо. Затем быстро оглянулся и уверился в своей правоте: они стояли недалеко от ворот, делая вид, что прикуривают. «Это проверка… Стоило мне повернуть во двор „Гранд‑отеля“, они пристрелили бы меня! – мелькнула у него догадка. – А может быть, я ошибаюсь?» Он решил обойти вокруг квартала и вернуться сюда. Несколько раз он оглядывался и напряженно всматривался в темноту. Свет фонарей выхватывал из тьмы бледные круги улицы. Ветер раскачивал деревья, создавая таинственную и зловещую игру света и теней. Где‑то в глубине двора, мимо которого он проходил, раздался истошный крик женщины: «По‑мо‑ги‑те!» Кто‑то с кабацкой бранью догонял ее. Возле самой калитки преследователь настиг свою жертву. Нервы штабс‑капитана дрогнули, и он бросился бежать к своему дому.

Только проскочив лаз в заборе и заперев его, Салонов остановился, прислушался: «Кажется, никто не гонится». Он настороженно стоял в темноте под густыми кронами деревьев, растущих вдоль забора. И вдруг ему послышался тихий шорох листьев. Он инстинктивно прижался к стволу и торопливо вытащил из портфеля наган. Тишина… Но теперь Салонову показалось, что в этой кромешной тьме кто‑то притаился, следит за ним, и, если он выйдет на дорожку, освещенную фонарем, его пристрелят.

Его охватил озноб. Он с трудом проглотил густую, липкую слюну. Сзади кто‑то тихо и спокойно сказал:

– Руки вверх, господин провокатор.

Эти слова будто клинком полоснули его. Острая боль пронзила грудь, спазмой сжала горло. Перед глазами поплыли светлые круги, усыпанные яркими бликами. Они медленно‑медленно угасали…

Генерал Домосоенов зашел в кабинет Наумова и, устало улыбнувшись, сказал:

– Завтра, батенька мой Павел Алексеевич, все главное завтра. Теперь поздно, поедемте домой.

Павел поднялся из‑за стола.

– Кстати, Павел Алексеевич, – спохватился генерал, – сегодня мне доложили, что в рабочих подразделениях продолжают увеличиваться случаи дезертирства. Вчера, например, исчез фельдфебель рабочей роты. Вы знаете об этом?

– Я считал, что он в самовольной отлучке. Загулял где‑нибудь, – неуверенно предположил Наумов. – За ним такой грех водится.

– Возможно. Но скорее всего сбежал. – Увидев на лице Наумова недоумение, генерал объяснил: – Бегут, батенька мой, из Крыма, как крысы с тонущего корабля. Так‑то вот. Ну‑с, собирайтесь. Я вас подвезу домой.

Возле ворот дома Наумова они простились. Павел прошел в свой флигель. На ходу вынул ключ и едва дотронулся до двери, как сзади раздался тихий голос, от которого он вздрогнул:

– Здрасте, Павел Лексеич. На автомобиле изволите ездить. А у меня ить жеребец молодой, резвай, автомобиль обгонит, ей‑богу. Прикажете подать?

– Мефодий Кириллович! – обрадовался Наумов.

– В гости пригласите, вашвыскобродь?

– Заходи, заходи. – Павел быстро отомкнул дверь и, широко раскрыв ее, пропустил Манова.

Мефодий Кириллович остановился в дверях:

– Только я не один.

В этот момент из густой тени вышел невысокий коренастый человек. Правая рука была опущена в карман пиджака. Павел понял, что это тот случай, когда карманы стреляют. «Значит, мне действительно не доверяют». Он прошел в зал, зажег свечи, обращаясь к Мефодию Кирилловичу, спросил:

– Вы, товарищ Манов, допустили непростительную ошибку. Можно не доверять, подозревать, но в наших условиях это обязывает немедленную и самую жестокую проверку. Вы заподозрили меня, но не проверили, и вот результат. Я не смог передать вам… – Он посмотрел на Лобастова… – вам, Гавриил Максимович, сведения о готовящемся наступлении в Северной Таврии.

– Откуда вы знаете, кто я?

Наумов улыбнулся:

– Товарищ Артамонов показывал мне ваши фотографии. Я сразу узнал вас.

Казалось, ссылка на Артамонова должна бы вызвать у Гавриила Максимовича ряд вопросов, но он промолчал.

Павел решил, что настало время назвать пароль. Услышав его, Лобастов насторожился. Пароль был действителен только на территории имения «Мелас», в случае, если бы Наумов сам прибыл туда. Вместо ответа на него Лобастов спросил:

– Где сведения, о которых вы упоминали?

Наумов вытащил портсигар, с которым никогда не расставался. Теперь в нем было уже несколько папирос, мундштуки которых, если их развернуть, исписаны условными знаками.

Лобастов бегло взглянул на одно из донесений. На лбу его появились морщины, но он продолжал проверку Наумова по разработанному плану:

– Надо ночью завтра взорвать склады боеприпасов на мельнице Родонаки. С этой целью с вами свяжется ваш знакомый дьякон Савелий Салонов. Взрывчатку мы доставим вам в чемодане. Ваша задача занести чемодан в здание мельницы и оставить в кабинете начальника склада. Там, сбоку дивана, будет стоять точно такой.

– Я же сказал Мефодию Кирилловичу, что дьякон Савелий Салонов подозрительная личность и никаких дел с ним иметь нельзя. Что касается самого плана, он мне кажется не очень эффективным. Прежде всего, в этом складе хранятся в основном обмундирование, разные второстепенные материалы, амуниция. Есть приказ: вооружение и боеприпасы грузить в железнодорожные эшелоны прямо с пристаней. Там и надо взрывать. Заодно будут выведены из строя и пирсы. – Он взглянул на часы и, шагнув к Лобастову, сказал: – Я не знаю, что вы задумали, но должен предупредить: после двадцати четырех часов, то есть через три часа, в городе будут производить обыски, патрулирование, аресты. Видимо, перекроют все дороги.

– Причина?

– Если все пройдет благополучно, склады боеприпасов на Угольной пристани взлетят в воздух.

Несколько секунд Лобастов изучающе смотрел на Наумова и обдумывал разговор, который хотя и сложился не так, как он намечал, но зато значительно облегчил проверку. Назван запасной пароль. И взрыв… Если он произойдет, то все в порядке. «Надо узнать, как идут дела у Кардонова», – решил Лобастов.

– Ну‑ка, Мефодий Кириллович, на своем вороном – быстро к Кардонову, узнай обстановку и предупреди о возможном взрыве.

Кирилыч ушел, а Лобастов сел на табуретку возле двери.

– Где ваш ординарец?

– На задании, связанном со взрывом.

– Настолько вы ему доверяете?

Наумов коротко рассказал Лобастову о Саше.

– Преданный революции хлопец, – заверил он.

– Есть связи с рабочей ротой?

– По моим сведениям, там работает подпольная группа во главе с Шаховым Иваном Ивановичем.

Условный стук в дверь прервал их разговор. Вернулся Мефодий Кириллович.

– Дьякон Салонов вышел из своего двора через потайной лаз в заборе и завернул было к зданию контрразведки, – запыхавшись, выпалил Кирилыч.

– Почему они решили, что он шел именно к Богнару? – спросил Лобастов.

– Так ить дьякон Салонов был в гражданском костюме, при портфеле. Хотел свернуть во двор «Гранд‑отеля», а узрел наших и прошел мимо. Оглянулся, а наши стоят. Он – быстрее, а потом бросился бежать и нырнул в тот же заборный лаз.

– Объясните мне, что все это значит, – потребовал Наумов.

Лобастов рассказал о проверке дьякона Савелия Салонова.

– Как видите, он действительно оказался провокатором.

Воспользовавшись паузой, Кирилыч хлопнул кнутовищем по голенищу ичига и хрипловато сказал:

– Так ить помер он.

– Как то есть помер? – не понял Лобастов. – Его должны были взять живым!

– Э‑э, да его кондрашка с перепугу стукнула, сердце лопнуло. Да и то сказать, многие ныне так становятся покойниками.

– Жизнь вносит свои коррективы, – сказал Наумов.

Лобастов взглянул на ходики:

– Нам пора, Павел Алексеевич.

С моря тянул легкий ветер. Его солоноватый аромат растворялся в густых садах, палисадниках и скверах города. Наумов и Лобастов постояли под густой кроной граба, росшего во дворе, пока не привыкли к темноте и стали различать дорожку к калитке.

– Вам надо торопиться, Гавриил Максимович, – тихо сказал Наумов.

Лобастов будто не слышал его.

– Я вот о чем думаю. Нам необходимо выйти на связь с подпольными организациями в тыловых частях белых и установить над ними централизованное партийное руководство. – Он крепко сжал и тряхнул руку Наумова. – Надо взрывать врангелевскую армию изнутри… Ну, бывай здоров, Павел Алексеевич.

На высоком, выступающем в Севастопольскую бухту южном берегу, у Троицкой балки, возвышается двухэтажный коттедж с колоннами – дача главнокомандующего войсками и правителя юга России. В этот вечер здесь ждали главкома и его гостей. Полковник Богнар проверил охрану дачи, подходы к ней, еще раз просмотрел списки обслуживающего персонала, лично поставил задачу своим агентам.

Время шло, а командующего все не было. Богнар несколько раз звонил оперативному дежурному ставки и в свой кабинет, где оставил у телефонного аппарата адъютанта. Поезд Врангеля еще не прибыл из Симферополя.

Гости прогуливались по двору, обсаженному абрикосовыми, персиковыми деревьями, каштанами, а вдоль заборов – сиреневыми кустами. Кое‑кто отважился спуститься по лестнице на деревянный настил, служивший пляжем, и даже искупаться в заливе.

Генерал Врангель прибыл поздно, около полуночи, в сопровождении целой эскадры катеров. Он был в отличном расположении духа.

– Милостивые господа!.. – патетически воскликнул главнокомандующий. – Я только что вернулся оттуда, где мои доблестные войска ведут кровопролитные бои за нашу многострадальную святую Русь и поруганную веру христианскую. Там, на полях сражений, я видел подвиги и смерть!.. Я благословил своих воинов на бессмертную славу!..

В зале раздался гул одобрения.

Кто‑то из гостей сказал:

– Быть может, следует, ваше высокопревосходительство, просить высшее церковное управление доставить к нам в Крым икону Знамения божьей матери (Курской) из Сербии. Это окажет сильное влияние на православных людей Крыма и воинство Христово…

Викарный епископ недовольно блеснул глазами – «суют нос не в свое дело», – но мысль об иконе поддержал:

– В этом я попрошу содействия у епископа Феофана и архиепископа Анастасия.

– Благодарю вас, – горячо отозвался Врангель. – В молитвах мы черпаем силу для борьбы за веру православную. – И, пригласив всех в зал к столу, он взял под руку епископа Вениамина: – До меня дошли слухи, что вчерашний еврейский погром в Феодосии был с вашего благословения. Это не помогает нашей борьбе, поймите.

– Мир сложен в своей иррациональности, – смиренно ответил архипастырь Христова воинства.

Едва гости успели разместиться за столом, как раздался жесткий, повелительный голос Врангеля:

– Наступление, которое я начал на юге Украины, показало, что нами достигнуты оперативная внезапность и высокие темпы боевых действий. Войска генерала Слащова дерутся уже на ближних подступах к Мелитополю. Противник несет большие потери. Только на этом участке нами захвачено три броневика, десять орудий, около пятнадцати пулеметов и много другого оружия. Поздравляю вас, господа, с началом нового похода… – он хотел было сказать «на Москву», но, понимая нереальность этого, закончил общей фразой: – Похода против большевиков.

Громкое разноголосое «ура‑а!» потрясло своды дачи. Врангель выпил фужер вина и, откинув полы черкески, сел. Главком живо рассказывал о своих впечатлениях от поездки в войска и поднимал тосты за героев боев.

– Сегодня я с удовольствием вручил учрежденный мною орден святого Николая‑чудотворца поручику Ярмолову. Сей герой на головном танке первым ворвался в Ново‑Алексеевскую и захватил орудие.