Текст книги "Последний козырь"

Автор книги: Алексей Кондаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– То, что я хочу передать, можно выразить только по‑русски и без иностранного акцента. Кстати, если вы прибыли с контрольными функциями, то советую сейчас же возвратиться назад.

– Я прибыл, чтобы освоить порт города Таганрога как базу снабжения войск на ростовском направлении. Эта база должна находиться…

– Осваивать порт Таганрога вам не придется, – перебил Назаров и предложил Наумову и Шелковичу отойти в сторонку. – На Таганрог я не пойду.

– Но ведь в соответствии с планом операции…

– В соответствии с этим планом я должен был уже завершить формирование дивизии, но вместо двух‑трех тысяч добровольцев, которые мы рассчитывали получить в первые дни, прибыло… – он резко ударил стеком по голенищу – сорок человек. В то же время в мелких стычках я потерял двести сорок казаков да пятьдесят дезертировало… Короче, казачество нас предало.

– А может быть, выжидают развития событий? – не очень уверенно сказал Шелкович.

– Возможно, но тем временем со стороны Таганрога подошел отряд моряков и курсантский батальон. С фронта против нас бросили кавалерийский полк и пулеметную команду. Корабли Азовского флота красных уже дважды обстреливали наши боевые порядки. Пленные показывают, что эти передовые части имеют задачу занять оборону и не допустить наш прорыв на Дон до подхода кавалерийской бригады и стрелковой дивизии красных…

– Все это странно выглядит, – растерянно произнес Наумов. – Разрабатываем талантливые оперативные планы, а в соответствии с ними терпим одно поражение за другим. Будто планируются поражения, а не победы.

– Я не разрабатывал этого плана, – жестко сказал Назаров.

– Знаю, – ответил в тон ему Наумов. – Важно другое: развитие операции на Дону ставилось в зависимость от захвата Таганрога. Этот боевой успех должен был явиться сигналом для восстания в Ростове, а от него распространиться по всему Дону.

– Вот именно, в зависимости от захвата Таганрога. Значит, овладение городом – это ближайшая задача. Поэтому и надо было создавать группировку войск, способную успешно выполнить эту задачу, а что мне дали?.. Отряд особого назначения. Особого!.. Если бы это слово усиливало боеспособность отряда!

– Я думаю, что наличие сил и средств отряда вполне достаточно для захвата неподготовленного к обороне города, – неуверенно сказал Наумов. – Все‑таки вам были выделены…

Павел Алексеевич с поразившей Назарова осведомленностью перечислил то; что им было выделено, для какой цели, и обеспокоенно закончил:

– Но это обеспечит лишь начальный период операции. Вот почему нужно как можно скорее взять Таганрог.

По реакции Назарова Павел понял, что атаман не терпит, когда вмешиваются в его дела, контролируют действия.

– Я считаю, – резко сказал Назаров, – что в связи с изменившейся обстановкой вам все таки следует вернуться в Севастополь.

Наумов понимающе улыбнулся.

– Мне, Семен Кириллович, понятно, что вам, волевому, многоопытному командиру, не очень приятно иметь под боком представителя ставки. Но вас должно утешить то, что я представитель не оперативного, а интендантского управления… – И уже серьезно добавил – Я получил задачу командования и должен ее выполнять. Мое возвращение может быть расценено как трусость, дезертирство.

Однако Назарова эти доводы не убедили.

– Вы сказали, что прибыли освоить порт Таганрога как базу снабжения, а я поведу свое войско на город Александровск‑Грушевский.[31] Как видите, нам не по пути.

– И все‑таки, вопреки вашему и собственному желанию, я вынужден остаться в отряде. – И, повернувшись, он сделал несколько шагов к самолету. – Мистер Ардэн, вы можете возвращаться! – крикнул он по‑английски. – Благодарю вас!

– Одну минуту, мистер Ардэн, – крикнул Шелкович, направляясь к нему.

«Опасения товарища Артамонова сбываются», – мелькнула у Наумова беспокойная мысль.

– Вы обойдетесь без переводчика? – спросил он у Шелковича.

– Ах да, – спохватился осваговец. – Если вас не затруднит…

Они подошли к летчику.

– Я, знаете ли, тоже служил в авиации, – сказал Шелкович, пристально глядя на Ардэна, – и мне известно, что сорок седьмой убыл из Крыма в Великобританию в мае сего года… Спросите у него: как могло случиться, что он остался в Крыму.

– Совершенно верно, мистер Шелкович, – без тени смущения ответил Ардэн. – Отряд убыл, а я был переведен в нашу миссию. Мне было приказано изучить причины массовых аварий самолетов шестого истребительного авиаотряда.

Лицо Шелковича перекосилось как от зубной боли. Из‑за этих аварий и перестал существовать истребительный отряд, так и не сделав ни одного вылета. Шелкович сумел избежать суда, но из авиации его отчислили.

– Ну, и к какому выводу вы пришли?

– На вооружение отряда поступила партия совершенно новых «спадов». Скорее всего причиной являются заводские дефекты… – Ардэн обеспокоенно посмотрел на небо и заторопился – Простите, мне надо спешить.

– Еще один вопрос. Почему именно вы прилетели с полковником Наумовым?

Ардэн вскочил на крыло аэроплана и, перед тем как сесть в кабину, повернулся к Шелковичу:

– Английская миссия заинтересована из достоверного источника знать, действительно ли войска генерала Врангеля начали наступательные действия на Дону, каковы их масштабы и перспективы. До свидания, господа.

Фрэмтон Ардэн весело помахал рукой.

Молча они смотрели, как казаки отбуксировали аэроплан на край поляны, как он разбежался и взмыл в воздух.

– Ну, теперь можно и на Александровск‑Грушевский… – нарочито бодро сказал Наумов и тут же словно спохватился – Хотя, откровенно говоря, мне непонятно: почему именно – на Александровск‑Грушевский?

– Видите ли, – Шелкович тронул пальцем пенсне у переносицы, – политическая ситуация на Дону слишком сложна, как верно сказал Семен Кириллович, – на казачество рассчитывать нельзя.

– Я сказал, казаки нас предали, – уточнил Назаров. – А на Александровск‑Грушевский иду, чтобы освободить десять тысяч военнопленных и поставить их в свои боевые порядки.

– Да это же наполеоновское решение! – воскликнул Наумов. – Вот если бы одновременно можно было поднять восстание в Ростове! Оно, это восстание, явится тем магнитом, который притянет к себе все свободные силы красных на Дону и обеспечит отряду беспрепятственное движение на Александровск‑Грушевский.

Назаров снисходительно улыбнулся:

– Спасибочки за добрый совет. Только пусть сначала мой отряд станет магнитом и вытянет из Ростова боевые части, а там можно и восстание поднять в городе.

Павел сделал вид, будто ошеломлен неожиданным поворотом мысли, и с восхищением пожелал полковнику успеха.

– К сожалению, – сказал Назаров, – наш успех зависит не только от нас, а еще и от противника.

«Замысел у него смел и решителен, однако чувствует он себя неуверенно», – невольно отметил Наумов.

Полковник Назаров весь день занимался подготовкой прорыва: уточнял обстановку, проводил на местности рекогносцировку с командирами дивизионов и сотен, разрабатывал решение на бой, а затем отдал приказ и поставил задачи по организации взаимодействия.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда он, усталый, потный, возбужденный, приехал перекусить и отдохнуть.

Шелкович и Наумов ждали его во дворе, сидя на скамейке в тени кошары. При появлении атамана они поднялись.

– В хате или во дворе накрыть стол? – спросил Шелкович.

– В великой хатыне, Дмитрий Петрович.

Назаров снял с себя черкеску, разделся до пояса и пошел к шоплыку, в который налили воду для умывания. Ординарец поливал ему на голову из ковша, а он фыркал, резкими движениями тер лицо, шею и повторял:

– Давай, давай еще, не скупись!

Взяв полотенце, Назаров подошел к Наумову:

– Вот я все думаю: как с вами, представителем ставки, должен строить отношения? Угождать не могу, командовать не имею права…

– Семен Кириллович, мне хотелось бы быть полезным вам хотя бы добрым, дружеским советом, – улыбнулся Наумов.

Назаров скривился, бросил полотенце на руки ординарца и, натягивая на себя рубаху, сказал:

– Одна теща была зятю другом, да своими советами довела его до петли. Вот так… Ну, пошли в хату.

Шелкович уже сидел за столом и что‑то читал с карандашом в руке. Он отложил блокнот в сторону, провел ладонью по огромному лбу.

Где‑то далеко, со стороны станицы Гусельщиково, послышался шум боя. Назаров насторожился. По темпу стрельбы он сразу определил: красные на левом фланге начали атаку.

– Так, пустое, – сказал он, – силенок для перехода в наступление у них маловато, ведут разведку боем.

И действительно, через некоторое время бой прекратился.

– Ну, давайте по штофу «петровской» да пожуем, что бог послал.

Проголодались все основательно, поэтому ели молча, сосредоточенно, с нескрываемым удовольствием.

– А что это вы там писали, Дмитрий Петрович? – спросил Назаров.

– Так, безделица. Фиксировал свои раздумья о наших делах.

– Вы бы лучше готовились к поездке в Ростов, раздумывать потом будем.

Из этой мимолетно сказанной фразы Наумов понял, что восстание в Ростове действительно готовится и в связи с резко изменившейся обстановкой Назарову необходимо установить новые сроки выступления. Иначе зачем же посылать туда самого Шелковича.

Дмитрий Петрович воспринял замечание атамана спокойно.

– Главное, пробить брешь в обороне противника и прорваться, а там я уйду по своему маршруту. Но сначала сделайте главное, Семен Кириллович.

– За этим дело не станет, – весело заверил его взбодренный водкой Назаров.

На улице послышался конский топот. Возле ворот кто‑то осадил коней и громко спросил:

– Атаман у себя?

Назарову не хотелось, чтобы его отрывали по пустякам, и он кивнул Шелковичу:

– Узнай, Дмитрий Петрович, что там случилось.

Шелкович, высунувшись в окно, крикнул:

– Есаул, что‑нибудь срочное?!

– В наше расположение прорвался отряд от батьки Махно!

Назаров вскочил:

– Ш‑што?! Давай есаула сюда!

Но, влекомый нетерпением, вышел из‑за стола и устремился во двор. Наумов направился вслед за ним.

– Прорвались, говоришь?

– Ох и отчаянные, черти!..

Есаул коротко рассказал о том, как махновцы внезапно ударили с тыла вдоль дороги от Гусельщикова и в ожесточенном бою прорвали оборону красных. С гиком проскочили они по улицам к церкви, спешились и потребовали доложить об их прибытии полковнику Назарову.

– Коней! – приказал Назаров.

На церковной площади по одну сторону коновязи парили не остывшие еще кони, по другую, возле легких таврических тачанок, сгрудились люди. Приезд двух полковников и гражданского чиновника не произвел на них впечатления. Зато сами они впечатление производили сильное. Одеты были в костюмы стародавней Запорожской Сечи с повязками на голове, шее и у поясов, которые отличали «ракло» махновской армии.

Командир отряда был одет иначе: в коричневых ботинках со шпорами и крагах, в английском галифе, прошитом в шагу мягким хромом, и в холщовой украинской рубахе гуляй‑полевского росшива. Сбоку висел маузер, за поясом – браунинг.

Назаров подошел к нему и, почувствовав, что махновец докладывать не собирается, справился о здоровье Нестора Ивановича Махно.

– Батько в добром здравии и благоденствии. Вот, прислал меня к тебе. Скажи, говорит, написал письмо Врангелю: «Большевики убили моего брата. Иду мстить. Ужо, когда отомщу, приду к вам на помощь». А Врангель ему: «Коли хочешь помочь, пошли отряд полковнику Назарову».

– Спасибочко за добрую весть, но ты не представился.

– Заместитель командира Новоспасского полка армии имени батько Махно Стэпан Покотило.

Назаров оглядел отряд и, похлопывая стеком по голенищу, разочарованно произнес:

– Полка? Да тут и полусотни не наберется.

Покотило шутливо ткнул кнутовищем полковнику в живот.

– Батько людына дюже башковита. Побачь, мовит, Стэпан, кого полковнику Назарову трэба. Ежели по степу гулять – Долженко[32] пошлю, а ежели города брать – тогда Гурко.[33]

Назаров искренне обрадовался:

– Добро. Передай Нестору Ивановичу: мне необходимо кавалерию Долженко, усиленную пулеметами Гурко. Людям своим дай отдохнуть. С наступлением темноты начинаем прорыв. Пойдешь во втором эшелоне.

– Пошто так? – недовольно скривился Покотило. – Батько сказав: побач, Стэпан, колы не будэшь в почете, плюнь в рыло и вертайся.

– Ну, хорошо, – нехотя уступил Назаров. – Пойдешь за дивизионом Раденкова перед колонной штаба.

– Пошто не з штабумо?

Ответ Назарова был предельно откровенен:

– Враг, стоящий впереди, лучше союзника, стоящего сзади.

– Так це ж гутарит батько… – обрадовался Покотило. – Всэ в него перенэмають.

3

Над степью стлались низкие туманы. Они скрадывали очертания оставшихся позади домов, одиноких деревьев на пологих скатах холмов, неторопливо и сосредоточенно двигающихся по дороге всадников.

На позициях по рубежу балки Широкой, прикрывающей Ново‑Николаевскую с востока, оставлен сильный заслон с пулеметами. На Грузском Еланчике – послабее. Речка глубокая, и без боя не сразу преодолеешь. С наступлением темноты все отряды и подразделения внезапно и бесшумно снялись с позиций и начали выдвигаться на исходный рубеж для прорыва.

Ездовой ударил коней вожжами, и фаэтон мягко закачался на неровной полевой дороге, обгоняя колонну. Наумов оглянулся. «Что‑то Шелковича не видно. Как бы его не упустить», – мелькнула беспокойная мысль.

Неожиданно тишину разорвал треск ружейно‑пулеметного огня, взрыв гранат, крики… Назаров подался вперед, прислушался.

– Сотни Раденкова пошли в атаку! – сказал он Наумову. Затем резко встал и, повернувшись назад, крикнул – Галопом впере‑ед!

Раскатистым эхом прокатилась по колоннам эта команда, все ускоряя и ускоряя их движение. Сквозь гулкий конский топот, скрип телег и разгоряченный гомон казаков доносился недалекий гул боя.

Павел прислушался. «Оборону уже прорвали и расширяют коридор», – определил он и подивился организованности боевых действий отряда. Внешне казалось, что все шло само собой, без вмешательства атамана. Но Павел знал, какую работу провел Назаров днем, чтобы добиться столь четкого взаимодействия между подразделениями при прорыве в ночных условиях. Он понял, что молодой полковник Назаров опасный, очень опасный враг.

Штабная колонна уже стала входить в очищенный коридор. Неистовый треск винтовочной и пулеметной стрельбы, пронзительный свист пуль непрерывно хлестали по нервам, оставляя ноющую боль и противный зуд в груди. Кони шарахались из стороны в сторону, натыкаясь на тяжелораненых и мертвых казаков.

К фаэтону Назарова подскакал Шелкович, начал было докладывать, но конь его вдруг вздыбился и рухнул наземь. Шелкович успел оттолкнуться от стремян и отлетел в сторону. Тут же вскочив с земли, он бросился к фаэтону, но сесть самостоятельно не мог. Павел помог ему.

– Что с вами? – обеспокоенно спросил он.

– Нога… – простонал Шелкович.

Назаров сидел прямо, весь поглощенный шумом боя, по которому определял его ход. Казалось, он, словно врач, прослушивает работу этого сложного боевого организма.

– Добрэ, – по‑казачьи произнес он. – Закрепились. Можно считать, что отряд прорвался в полном составе.

Справа и слева пролетки неожиданно появились всадники. Павел присмотрелся: «Махновцы!» Они пристроились к фаэтону, будто прикрывали атамана от пуль противника. Их становилось все больше и больше. Покотило скакал со своими хлопцами. Одна тачанка шла впереди, две сзади. В плотном, будто живой щит, строю махновцы устремились вперед степным наметом.

Полковник Назаров подумал: «Вот так много раз выводили из беды эти чудо‑хлопцы своего батьку Махно».

Постепенно стрельба отодвинулась назад, звуки боя доносились глухо, но напряжение его не спадало.

– Что‑то далековато ушли, – забеспокоился Назаров. – Здесь где‑то мы должны пройти через наш заслон.

– Разве сейчас увидите что‑нибудь? – сказал Павел Алексеевич.

– Фонарщик должен сигналы подавать.

Фаэтон сильно тряхнуло на ухабине. Шелкович вскрикнул и выругался.

– Надо послать кого‑нибудь за фельдшером, – раздраженно сквозь зубы сказал он Назарову. – Нестерпимая боль…

Но полковник, казалось, не обратил внимания на его просьбу. Он встал, напряженно всмотрелся в темноту.

– Стой! Мы, кажется, действительно отклонились от маршрута.

Ездовой натянул вожжи, всадники осадили коней, спешились. Назаров выскочил из фаэтона.

– Покотило, ко мне!

И вдруг сзади на него набросился махновец, завернул руки, кто‑то схватил за ноги, рванул, и в следующее мгновение полковник лежал на земле вниз лицом. Атаман рычал, рвался, бил ногами. Неистово сопротивляясь, он не ощущал боли от крепких узлов, которыми стянули его руки.

В то же время вскочившие на фаэтон махновцы наставили стволы наганов на Шелковича и Наумова:

– Не рыпаться!

Их тоже разоружили, связали.

К фаэтону подвели Назарова, но едва отпустили, он с разгону ударил головой махновца и бросился бежать в поле. Атамана догнали, связали ноги и бросили в фаэтон.

Шелковича бил озноб, настолько он был потрясен. Наумов держался спокойно. Он потребовал командира отряда, представился ему как офицер ставки главнокомандующего и спросил:

– Вы можете объяснить мне, что все это значит?

– А це хто? – Покотило ткнул кнутом в Шелковича.

– Это представитель постоянной комиссии по земельной реформе господин Шелкович, – хладнокровно сказал Наумов.

– Ну, тебя и твово Шолковыча мы, може, отпустим… Як пройдем Мокрый Еланчик – там и решим. Вы нам не нужны. Про вас батько ничего не говорил…

– У, шкура сермяжная!.. – прорычал Назаров.

– А ты, полковник, не гавкай, – спокойно ответил Покотило. – Батько сказав, ще цей Назаров тай генерал Слащов полтора годин гонялись за ним по всей Украине. Сам, говорит, не пидэ, побоится. Бери, говорит, его и вези ко мне.

Назаров повернулся к Павлу Алексеевичу:

– Если вас отпустят, передайте войсковому старшине Бударину: до моего возвращения командование отрядом возлагаю на него.

– Это вам, Дмитрий Петрович, придется передать приказ, – сказал Наумов. – Я не оставлю полковника Назарова.

Шелкович сдержанно застонал:

– Но я не могу двинуться с места. Нога горит как в огне. При падении сгоряча не почувствовал, а вот теперь… Неужели треснула кость?

Колонна двинулась по широкой балке ровно, без рывков и остановок, как по хорошо знакомой дороге. Туман здесь стоял густой и холодный. Впечатление было такое, будто ехали по дну молочного моря. Назаров наклонился к Наумову и Шелковичу и тихо, так, чтобы не слышали махновцы, сказал:

– Вместо Шелковича в Ростов придется идти вам, Павел Алексеевич. Другого выхода нет. Действуйте.

Он отстранился и больше не обращал на них внимания.

Осваговец плотнее придвинулся к Наумову.

– Павел Алексеевич, слышали? Вы должны бежать и пробраться в Ростов. Это очень важно, понимаете?

– Признаться, не понимаю, – также шепотом ответил Наумов.

– Слушайте и, пожалуйста, не перебивайте. В Ростове вам необходимо встретиться с начальником оперативного отдела штаба Кавказского фронта Горюновым. Это наш человек. Передайте ему: с Кубани надо перебросить на Дон Кавказскую кавалерийскую и девятую стрелковую дивизии. Этим он облегчит высадку группы особого назначения. Встретиться с ним вы можете у него дома в обеденный перерыв. Пароль: «Извините, я к Протасовой, но ее нет дома. Разрешите написать ей записку?» Отзыв: «Пожалуйста. Только скорее: я спешу».

Он сделал паузу, чтобы Павел Алексеевич мог повторить про себя пароль, и продолжал:

– Передайте: план восстания прежний, сигнал к выступлению – захват города Александровск‑Грушевского. На всякий случай, если не удастся связаться с Горюновым, сообщите все это полковнику Лошкареву – артисту театра «Гротеск» Якову Серову.

– Хорошо, но почему вы настаиваете на побеге? Покотило сказал: как только перейдем Мокрый Еланчик – он нас освободит. Тогда мы могли бы все обсудить.

– Освободит? Впрочем, освободит… от всех земных забот.

– Этот вариант не исключен.

– Вот именно. Повернитесь ко мне спиной, я попытаюсь зубами развязать вам веревку, – предложил Шелкович.

– Не надо. У меня в карманчике для часов лежит перочинный ножик. Достаньте его.

Каждое движение причиняло Шелковичу боль, он глухо стонал, но упорно изворачивался, чтобы дотянуться до карманчика у брючного пояса. Наумов выпрямился, стараясь помочь ему, и внимательно следил за всадниками. Туман, однако, был настолько плотным, что он видел только морду идущего сбоку коня.

Долго, очень долго возился Шелкович с маленьким перочинным ножиком… Почувствовав наконец, что руки свободны, Павел осторожно, чтобы не привлечь внимания ездового, нащупал опору для ноги, подался вперед и вдруг резко прыгнул. Лошадь испуганно шарахнулась в сторону.

– Сто‑ой! – натужно заорал махновец. – Сто‑ой, с‑сукин сын!

Покотило подскочил к пролетке и, увидев, что исчез полковник Наумов, выкрикнул несколько фамилий и скомандовал:

– Взять живым. За мно‑ой!

Вздыбив коня, он послал его вперед.

Всадники, развернувшись веером, устремились вслед за своим командиром.

Павел бежал широкими упругими прыжками вверх по склону холма. У самой вершины он вынырнул из пелены тумана, остановился и прислушался. Гулкий топот копыт быстро приближался.

Выскочив на высоту, всадники увидели Наумова и, уже не спеша, подъехали к нему. Покотило соскочил с коня.

– Ну, здравствуйте, Павел Алексеевич.

– Здравствуйте, товарищ Прийменко, – тяжело переводя дыхание, радостно приветствовал Наумов Григория Даниловича. – Ловко вы сыграли роль махновского командира.

– Так‑то оно так, да ведь договор был на привале все это провести. Там и кони ждут.

– Обстоятельства резко изменились. Мне необходимо сегодня же ночью быть в Ростове.

– С вами поедут трое…

– Катер дежурит?

– Ждет вас на Беглицкой косе. Кстати, как вам удалось развязать руки?

Павел спохватился:

– Перочинный ножик!.. Он остался у Шелковича!..

– Нож? – испуганно воскликнул Прийменко. – Как бы Назаров не удрал… По коням!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

Над крышами домов тяжело нависли черные тучи. По улицам текли к Дону бурные потоки воды, они пенились, пузырились под упругими струями дождя. В такую погоду даже голодная собака к брошенной кости из конуры не вылезет. Но начальник оперативного отдела Горюнов не изменил своему правилу обедать только дома.

Не остановил ливень и Наумова. Наглухо застегнув тяжелый брезентовый дождевик и накинув на голову капюшон, он шел, не разбирая дороги. Не доходя до Покровской церкви, завернул в арочные ворота трехэтажного дома.

Поднявшись по крутой лестнице на второй этаж, Павел подошел к квартире пять, крутнул звонок. Дверь приоткрылась.

– Кто там?

– Извините, я к Протасовой, но ее нет дома. Разрешите написать ей записку?

Цепочка на двери звякнула, дверь распахнулась. Хозяин жестом руки пригласил гостя в квартиру и сказал:

– Пожалуйста. Только поскорее: я спешу.

Наумов переступил порог, остановился.

– Раздевайтесь, проходите.

– Нет‑нет, – решительно отказался Павел. – Сейчас как раз такая погода, что ни одна душа меня не видела, надо так же незаметно уйти.

– В таком случае я слушаю вас.

Наумов настороженно покосился на двери, ведущие в комнаты.

– Можете смело говорить, там никого нет.

– Во первых, Михаил Иванович, сделайте все возможное, чтобы с Кубани на Дон были переброшены первая Кавказская кавалерийская и девятая стрелковая дивизии. Во‑вторых, соберите мне руководителей Ростовского центра: полковника Лошкарева, то бишь артиста театра «Гротеск» Серова Якова Тарасовича и других командиров ударных групп и отрядов. Я ознакомлю их с новой обстановкой.

– Позвольте!.. Увеличивая силы красных на Дону, мы ставим в сложное положение отряд полковника Назарова и нам трудно будет поднять восстание казачества.

– Но этим создаются благоприятные условия для высадки группы войск особого назначения генерала Улагая на Кубани и захвата Екатеринодара. Назаров для того и брошен на Дон, чтобы отвлечь силы красных от главного операционного направления. А войскам вспомогательного направления задача, как вам известно, ставится также с решительными целями. Впрочем, до подхода дивизии красных с Кубани Назаров должен успеть выполнить свои задачи. Как и вы, кстати…

– Что ж, это логично… А какие вопросы еще будут решаться?

– Я должен заслушать доклады командиров о состоянии боевых групп и отрядов и, исходя из боевых возможностей, уточнить план восстания… Непременно сегодня ночью. Завтра с подобной же целью я уезжаю в Екатеринодар. Итак, где и когда мы соберемся?

– Позвольте еще один вопрос: почему полковник Назаров не пошел на Таганрог?

– В последний момент полковник Назаров получил приказ генерала Улагая двинуться на Александровск‑Грушевский освободить лагерь военнопленных – их там свыше десяти тысяч – и всеми силами ударить на Ростов. К тому же, проходя через десятки станиц, он разрастется до корпуса.

– Слава тебе господи, – оживился Горюнов. – Чем больше будет сил у Назарова, тем легче нам захватить город, и уж дай бог хоть одни сутки быть хозяином Ростова!..

– Итак, место и время? – повторил Наумов.

– Ресторан «Сан‑Ремо», первая кабина, в двадцать три часа. Наш человек вас встретит.

– Почему так поздно?

– Серов занят в спектакле, да и время нужно оповестить других.

2

В тяжелом хмельном воздухе, густо настоянном на табачном дыме, стоял оживленный гул пьяных голосов. Наумов остановился возле входа и осмотрел зал. К нему тут же подошел метрдотель – профессиональная улыбка, легкий поклон, спокойный тихий тон.

– Будьте любезны… Я слушаю вас.

– Я приглашен. Где у вас первая кабина?

Приход Наумова вызвал сдержанное оживление, которое обычно возникает, когда появляется незнакомое лицо из руководящего центра накануне больших и тревожных событий. Он закрыл за собой двери, не спеша окинул взглядом сидящих за столом людей.

– Я приветствую вас, господа, и поздравляю с наступлением нового этапа борьбы за единую неделимую Россию. Извините, я несколько задержался.

– Здравия желаю, – не называя имени, с военной четкостью приветствовал Горюнов и доложил – Командиры ударных отрядов прибыли полностью, за исключением…

– Вы уж не беспокойтесь, я таки пришел, – послышался за спиной голос Гохгейма, – но вы знаете, один умный человек сказал: опоздать на поезд, которому предстоит потерпеть крушение, – это не очень большое недоразумение. – Уголки губ раздвинулись в простодушной улыбке.

– Позвольте, Моисей Львович, какое крушение вы предрекаете? – со значением произнося каждое слово, спросил Серов.

– Я предрекаю? Боже мой, мало ли что скажет Моисей Львович шутки ради.

– От этой шутки плохо попахивает, господин Гохгейм, – проворчал Горюнов, уставившись на него испытующим взглядом.

Гохгейм съежился, отвел глаза в сторону и с трудом протиснулся на свободное место.

Горюнов продолжал стоять строго и неподвижно, требуя этим порядка и внимания.

– Господа, из Крыма прибыл представитель ставки верховного главнокомандующего. – Он сделал паузу, давая возможность присутствующим осознать значение этого факта. – Отрадно, что высадка отряда особого назначения и прибытие представителя ставки совпали с окончанием формирования наших ударных отрядов…

При этих словах заместитель начальника городского отдела милиции Сохатый громко высморкался в платок и густым, хриплым голосом спросил:

– Как же можно считать законченным то, чего не начинали?

Горюнов резко повернулся к Серову:

– Объясните, Яков Тарасович, что это значит? Вы же докладывали…

– А мне посредников не надо, – медленно, но решительно произнес Сохатый. – Я сам объясню… – Он с шумом вздохнул и не очень членораздельно прохрипел: – У меня по четыре‑пять человек в каждом отделении, а всего – около двадцати бойцов. Но…

– Вот и хорошо, – подхватил Горюнов. – Последний срок формирования вашего отряда – завтра к исходу дня. На всякий случай вы должны держать его в полной боевой готовности. Ваши объекты – почта и телеграф.

– …Но это называется не сформировать, а собрать. Собрать я, конечно, могу. Однако для того, чтобы они могли совместно действовать, нужно время…

– Оно у вас еще есть. Но поторапливайтесь.

Наумов заметил про себя: «Чтобы собрать своих людей, Сохатый должен будет завтра дать указания начальникам районных отделений милиции прислать их в его распоряжение. Ну, что ж, один отряд завтра же перестанет существовать».

Горюнов обратился к Лялину:

– Докладывайте, господин штабс‑капитан.

Лялин встал, одернул костюм, как мундир:

– В моем распоряжении семьдесят два человека. Отряд приведен в полную боевую готовность.

– Отлично. По общему сигналу частью сил вы должны захватить вокзал, а основными силами – окружную тюрьму. Освобожденных из заключения поставить в строй… Сколько у вас в лазарете выздоравливающих офицеров? – спросил Горюнов у Гохгейма.

– У меня? – робко переспросил Гохгейм. – Позвольте напомнить вам, что я, так сказать, «умертвил», то есть… э‑э… подготовил к выписке двадцать пять господ офицеров. Если нас проверят…

– Надеюсь, Ростовское Чека не мудрее одесского раввина, – улыбнулся Горюнов.

– Боже мой, при чем здесь одесский раввин, когда пахнет петроградским равелином? Моисей Львович может имитировать кризис любой болезни, но от этого падает его престиж как врача. И разве после этого я могу рассчитывать на высокопоставленного клиента?

Горюнов поставил боевые задачи и в заключение сказал:

– Время выступления будет сообщено дополнительно… Вам слово, Павел Алексеевич.

Наумов, не меняя позы, – он сидел откинувшись на спинку стула, скрестив руки на груди, – тихо, но с большой внутренней силой сказал:

– Господа, я рад сообщить вам, что отряд особого назначения стремительно движется на город Александровск‑Грушевский. Успех рейда предопределен, и десять тысяч военнопленных – а это преданные и закаленные бойцы – станут под трехцветное знамя любезного нашего Отечества… Однако должен оговориться: полковник Назаров нас не удовлетворяет. Энергия порыва способна решать частные и ограниченные задачи. Нам необходима энергия все возрастающего натиска и масштаба. А подобные задачи могут решать только такие люди, как опытный военачальник полковник генерального штаба Горюнов и такой политический деятель, как полковник Серов. – Наумов взял рюмку. – За вас, господа!

… Через несколько дней газета «Донская беднота» опубликовала информацию:

«Донская чрезвычайная комиссия раскрыла крупный белогвардейский заговор в Ростове и арестовала: генерального штаба полковника Лошкарева, работавшего под именем Серова – артиста художественного театра „Гротеск“. Его помощников: штабс‑капитана Пщепецкого – артиста Лялина, „советского служащего“ Сохатого (милиция), полковника Сарекова – он же Горюнов (штаб Кавказского фронта), врача Гохгейма…

Кроме того, раскрыта организация „Белый крест“, а также уничтожена шайка известного преступника Галлера и его компаньона Стрижевского, которые наводили ужас на жителей Ростова в 1917–1918 годах».

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ