Текст книги "Последний козырь"

Автор книги: Алексей Кондаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

В кабинете Лобастов подошел к окну, осмотрелся и, повернувшись к Наумову, обеспокоенно спросил:

– Что случилось, Павел Алексеевич?

Наумов кратко рассказал о предполагаемой высадке крупной группировки войск под командованием генерала Улагая на Азовское побережье Кубани. Он вытащил портсигар и подал его Лобастову.

– Для передачи в Ростов здесь все зашифровано. Но это пока в общих чертах.

Они обменялись портсигарами.

– Сегодня в полночь я передам эти сведения по сети морской радиосвязи. – Гавриил Максимович глянул в текст: – Сведения весьма важные, но это не давало вам права рисковать.

– Все получилось так, что я только использовал случай поехать на экскурсию в Алупку.

– Ваш вывод из прошлого донесения о том, что цель десантной операции отряда Назарова – поднять восстание казачьей верхушки на Дону, оказался правильным. Назаров – детонатор этого взрыва. Но тут Врангель дал промах: один отряд – это еще одна, хотя и более сильная банда, но не новый фронт борьбы…

– Сейчас, Гавриил Максимович, Врангель, по всему видно, создает широкий фронт десантных операций. И это, по его замыслу, должно объединить многочисленные банды в одно целое, чем уже занялся генерал Фостиков на Кубани.

Павел сообщил, что готовится отряд особого назначения для переброски крупной партии боеприпасов и оружия через Грузию на Северный Кавказ для так называемой «Армии возрождения России».

– Мне приказано сопровождать этот груз, изучить реальные потребности вновь созданной группировки и возможности ее материально‑технического снабжения через Грузию.

– Вот как? Да, все это, Павел Алексеевич, серьезнее, чем я представлял… Что вам известно о степени готовности кубанской операции?

– Непосредственно – ничего.

– Хорошо бы добыть копию плана наступательной операции.

– Я об этом думал и подготовил свои соображения.

Наумов изложил разработанный им вариант, хоть и опасный, но выполнимый.

– Ваш план, Павел Алексеевич, мне кажется слишком рискованным. – Лобастов, как бы собираясь с мыслями, потер пальцем переносицу. – Но дело даже не в этом. Видите ли, после провала севастопольского и феодосийского подполья по преступному предложению Бабахана остатки партийных организаций ушли в горы, и рабочие городов фактически остались без политического руководства. Получив указания ЦК партии о коренной перестройке партийной и подпольной работы в Крыму, мы приняли ряд энергичных мер. Наладили связи, сколотили боевые группы. Сейчас силами трех подпольных организаций, в том числе и армейской, готовится серьезная операция. Одной из ее частей является взрыв эшелонов с боеприпасами и вооружением на железнодорожной станции. То есть там, где стоит штабной вагон генерала Улагая. Это, как вы сами понимаете, снимает ваше предложение.

– Но для нас важнее получить план кубанской операции, чем взорвать эшелоны! – убежденно возразил Павел.

– Разумеется, – согласился Лобастов, – однако сейчас уже поздно что‑либо изменить…

– А нельзя ли обе операции провести одновременно?

– Одновременно? – переспросил Лобастов. – Над этим надо подумать… Через несколько дней мы встретимся и тогда окончательно решим… Да, – спохватился он, – вы сообщали, что вручили полковнику Богнару взятку в десять тысяч фунтов стерлингов за то, чтобы он своевременно сообщил, когда генерал Шатилов начнет спекуляцию акциями на кубанскую нефть…

– Пока он молчит, и думаю, что может не сказать об этом, чтобы самому заполучить солидный пакет акций на кубанскую нефть. Впрочем, Богнара больше устраивают доллары и стерлинги, чем акции, которые – он понимает это – вряд ли принесут дивиденды.

Лобастов задумался.

– Вы не замечали за собой слежку?

– Сейчас нет. Смерть дьякона Салонова в ту ночь, когда произошел взрыв, не возбудила подозрений у Богнара. Кстати, под шумок вокруг взрыва он расстрелял двух своих сообщников, вышедших из‑под его влияния. Это вызвало опасные для него слухи, и его личные враги строят ему разные козни. Словом, он сейчас больше занят своей персоной.

– Хорошо, дня через два я буду в городе. После полуночи… До встречи.

Они вышли в зал. Таня сидела на стуле и задумчиво смотрела прямо перед собой.

– Вижу, собрание картин произвело на вас глубокое впечатление, – сказал Лобастов.

Таня улыбнулась и встала.

– Кое‑что интересно. Но далеко не все.

– Да, картины здесь неравноценны, – согласился Лобастов.

Они попрощались.

…Поворот береговой линии открыл отвесные скалы, обрывающиеся в море, огромные каменные глыбы на берегу и узкую ленту каменистого пляжа. На крутых склонах гор густым массивом раскинулся сосновый лес, а среди его зеленых крон разноцветье крыш Алупки. Справа высился дворец Воронцова. Его островерхие башенки подчеркивали родство с величественными скальными зубцами Ай‑Петри. Дворец напоминал замок времен поздней готики.

Едва катер причалил, Павел выскочил и протянул руку Тане. Она невольно оперлась на его плечи. Легко приподняв, он поставил ее рядом с собой.

Сойдя на берег, они стали подниматься по тропе в гору, чтобы выйти на аллею, ведущую к имению графа Воронцова.

– Павел Алексеевич… – Таня остановилась и, улыбаясь, показала рукой вверх, где сквозь густые кроны деревьев виднелся клочок неба. – Вам не кажется, что эта тропинка тянется до неба?

Он шагнул к ней и, обняв, привлек к себе.

Таня мягко отстранилась от него.

– Нас видят, Павел Алексеевич.

Наумов увидел на аллее, к которой они направлялись, быстро идущую женщину. Она то и дело беспокойно оглядывалась, а когда свернула на глухую тропу и увидела их, словно споткнулась.

В это время из‑за густо поросшего кустарника послышался громкий голос:

– Давай бегом на берег, а я – к павильону! Она не должна далеко уйти!

Женщина бросилась к Наумову. Она была бледна и растеряна, большие черные глаза полны мольбы.

– Господин полковник, – торопливо сказала она, – за мной гонятся хулиганы. Помогите мне.

Для размышления времени не оставалось. Наумов успел лишь оценить, в какой мере она подходит к ним по внешности. Собранные в косу густые черные волосы были закручены сзади в тугой узел, чистое приятное лицо, простенькое, но со вкусом сшитое платье.

Таня опередила Наумова:

– Как ваше имя?

– Зорина Мария Игнатьевна.

– Пойдемте с нами.

– Благодарю вас.

Таня представила Наумова, назвала себя и взяла Зорину под руку.

Павел поразился решительности и смелости, с какой Таня пошла на этот рискованный шаг и втянула его в опасную игру.

Он‑то понимал, что от бандитов не бегут в глухое, безлюдное место. Эта женщина от кого‑то скрывается… «Кажется, я влип в неприятную историю», – мелькнула у него мысль.

Они вышли на аллею и сразу столкнулись с одним из преследователей. Павел узнал его. Это был тот самый человечек в сером клетчатом костюме, которого полковник Богнар подзывал к себе в день возложения венков к памятнику адмиралу Нахимову.

– Ба! – воскликнул шпик. – Здравия желаю‑с, ваше высокоблагородие. – Маленькие глазки его хитро сощурились, усики дернулись. – И вас нижайше приветствую‑с, госпожа Строганова. – Он перевел взгляд на их спутницу, готовясь о чем‑то спросить.

Наумов сдержанно поздоровался и опередил шпика.

– Приехали погулять или поработать? – по‑приятельски спросил он.

Шпик заулыбался.

– С тех пор как прочел в газете о вашем, Павел Алексеевич, подвиге во имя спасения нашего благотворителя и вождя, проникся я к вам глубочайшим уважением‑с. – Он придвинулся поближе и доверительным тоном быстро заверещал: – Только что разгромили головку подпольной организации. Одного уложили на месте, другой, раненый, ушел в горы. Двоих взяли, а баба, пардон, женщина, как в воду канула.

Наумов едва сдержался, чтобы не взглянуть на Зорину. Дамы переглянулись и ахнули.

– Если ее видели, то далеко не уйдет, – ободряюще сказал Наумов.

– То‑то и оно, что не видели. Они ее прикрыли. Эхма, важная, должно быть, птица сорвалась. Ну, я побежал‑с…

Наумову было ясно, что женщина, которую ищут богнаровские ищейки, – это Зорина. И, конечно, она понимает, что и он, и Таня догадались об этом. Но… не выдали. Почему так поступил он, белогвардейский полковник, – это надо объяснить Тане и Зориной.

Он посмотрел на Зорину, та шла, чуть приподняв голову, напряженно сжав рот.

– Мария Игнатьевна, вам лучше некоторое время побыть с нами, – предложил Наумов. – Если вы пойдете в город одна, вас могут задержать по подозрению.

– Правильно, – поддержала Таня. – Мы идем в имение графа Воронцова. Пойдемте с нами.

– Я очень благодарна вам. Подумать только! Какое совпадение: за мной действительно гнались хулиганы… А может быть, я приняла их, – она кивнула в ту сторону, куда убежал шпик, – за хулиганов. Извините, что я вас напрасно побеспокоила… Дай бог вам счастья.

Наумов сделал вид, что не заметил наивности этого объяснения. Она ушла.

…Управляющий имением графа Воронцова принял полковника и его даму с изысканной любезностью, справился о времени, которым они располагают для осмотра дворца.

Они обошли вокруг Центрального и Шуваловского корпусов, построенных из местного камня – серо‑зеленого диабаза, полюбовались центральной лестницей с ее тремя парами мраморных львов. Побывали в ландшафтном парке с его гротами, проточными озерами, живописными полянами.

Таня по‑детски радовалась журчанию коротеньких речек между озерами, долго любовалась лебедями.

– Павел Алексеевич, а у вас после встречи с этим господинчиком испортилось настроение, – неожиданно заметила она.

– От соприкосновения с подобными людьми всегда остается неприятный осадок.

– Павел Алексеевич, – умоляюще сказала Таня, – ну, право, что значит это досадное мгновение в сравнении с таким неповторимым днем.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

– Господин полковник, приказано передать вам для исполнения… Это о спецгрузах, – доложил офицер, подавая Наумову документ.

Павел отпустил офицера и быстро пробежал взглядом по пунктам приказа:

«…1. Генералу Улагаю объединить войска Керченского укрепленного района, дивизии генерала Шифнер‑Маркевича и кубанской сводной дивизии в группу особого назначения…

…3. Генералу Вильчевскому боеприпасы и вооружение, отгруженные 1‑му, 22‑му армейским и сводному корпусам, направить в Керчь и Феодосию…»

Эти два пункта определяли содержание приказа.

В кабинет вошел Домосоенов.

– Антон Аркадьевич! – искренне удивился Наумов. – Вы уже на работе?

– На работе, батенька мой Павел Алексеевич. И вы уж извините, о впечатлениях от поездки в имение графа Воронцова я у вас не спрашиваю.

Генерал положил на стол папку и хлопнул по ней ладонью:

– Вот, ознакомьтесь с документацией на поступивший в наше распоряжение груз, принимайте его – и денька через два‑три айда, батенька мой, на Русь.

– Из Трапезунда?

– Да, из Тра‑пе‑зун‑да – в Росси‑ию… – задумчиво протянул Домосоенов. – Лизонька моя все время читает стихи о России, всю душу извела:

Господи, я верую!

Но введи в свой рай

Дождевыми стрелами

Мой пронзенный край.

Читает о России, а сама плачет. Очень уж она переживает… Стихи‑то приходят ей на память мрачные, тоскливые:

Шаманит лес‑кудесник

Про черную судьбу.

Лежишь ты, мой ровесник,

В нетесаном гробу.[20]

Тяжело, знаете ли, сознавать, что навеки расстался с родиной… Вы уж извините меня, старика, совсем расклеился.

Антон Аркадьевич, тяжело ступая, вышел из кабинета, а Наумов продолжал стоять у двери.

«Принимайте – и денька через два‑три айда, батенька мой, на Русь, – стучала мысль. – Значит, операцию нужно провести как можно скорее».

Замкнув дверь, Наумов вернулся к столу и углубился в работу. Условными знаками выписал наименование и количество груза, в основном пулеметы, винтовки и боеприпасы, просмотрел приказ о составе отряда сопровождения.

Зазвонил телефон.

– Господин полковник?

– Да, слушаю вас.

– О, хцауштен, клянусь богом, совсем потерял надежду увидеть тебя, – послышался гортанный голос Дариева. – Третий день ищу – нигде нет…

– Приезжайте ко мне в управление сейчас. Алим Ашахович.

– Рад, дорогой, но не могу. Жду генерала. Лучше приезжай ты ко мне.

– Да нет, раз вы заняты, мешать не стоит. А проститься надо бы. Ведь я еду на Северный Кавказ, может, придется быть в Осетии…

– Э‑э, дорогой, обязательно приезжай. За‑ачем обижать хочешь, приезжай, жду!..

– Ну, хорошо, через час буду.

Вагон, в котором жил начальник Керченского укрепрайона генерал‑лейтенант Улагай, стоял в тупике. К самому вагону подъехать не удалось, поэтому Наумов помог Саше взвалить на спину ящик с шотландским виски «White Horse» и направился напрямую через железнодорожные пути.

Дариев ждал Наумова, посматривая в открытое окно. Увидев его, махнул рукой и исчез, а через мгновение показался на ступеньках вагона и спрыгнул на землю.

– Алим Ашахович, дайте солдата помочь перенести маленький подарок для генерала Улагая – ящик коньяка. А это вам. Шотландское виски.

– Это же целое состояние! – воскликнул адъютант. – На такой подарок я могу ответить… – он ударил себя в грудь, – жизнью.

– Жизнь не стоит ящика этого дерьма.

– Я сейчас доложу командующему о твоем подарке…

– Ну что вы! Я думал, его еще нет. Мы посидели бы часок.

– Зачем так говоришь? Генерал – душа человек.

– Я много слышал о генерале Улагае. У нас на Восточном фронте о нем ходили легенды. Просто не верится, что он рядом…

– Вот видишь? Подожди, я быстро. Ражьма! – Дариев акробатически вскочил на подножку и исчез в вагоне.

– Пойдем! – радостно улыбаясь, крикнул вскоре с подножки Дариев. – Давай, говорит, полковника сюда. Раз, говорит, слышал обо мне на Урале – познакомимся в Крыму.

– Алим Ашахович, я ведь просто поделился с вами… Это может быть понято неправильно.

– Какие церемонии… Хцауштен, пригласил трезвый, добрый душа – не пьяный, злой голова.

– Ну, хорошо, пойдем.

Улагай, в синем шелковом бешмете, стоял у стола. Тонкий, стройный, с гордой осанкой и красивыми чертами аристократического лица, он не походил на генерала‑рубаку, слава о котором гремела над казачьими степями. На столе лежала карта Кубани и предгорий Северного Кавказа. Увидев вошедших офицеров, генерал стал складывать карту так, как это делают все военные для работы в полевых условиях – вдоль полосы наступления. Ненужные части карты он подогнул вниз, а затем оставшуюся полосу сложил гармошкой по размерам своей полевой сумки.

Павлу показалось, что полоса, в центре которой был Екатеринодар, тянулась от побережья Азовского моря. «Конечно, эти плавни и равнинная местность раскинулись севернее реки Кубани. Южнее цвет карты, изображающий горы, был бы темно‑коричневый. Да и начертание береговой линии…»

Улагай открыл железный ящик, стоящий на подставке у стола, и положил в него сумку с оперативными документами.

Павел обратил внимание на форму ключа. «Впрочем, перевозные ящики для хранения документов имеют типовые размеры и замки».

Повернув ключ дважды, Улагай положил его во внутренний карман мундира, висящего на стуле.

– Ну‑с, давайте знакомиться, – сказал Улагай глубоким и гулким голосом. – Подстремянную выпьем для знакомства, стремянную – на прощание. Наливай, Алим.

Теперь это был генерал‑рубака. Павел невольно вспомнил слова Сократа: «Заговори, чтобы я тебя увидел».

Дариев наполнил стаканы вином, поставил на стол у окна фрукты. Улагай взял стакан в обхват, как берут бутылку, чтобы пить из горлышка, и долго смотрел в него. Казалось, он забыл о присутствующих.

– Я счастлив выпить за здоровье атамана Кубанской рады! – поднял стакан Наумов.

Генерал метнул острый взгляд на гостя.

– Рады?.. Рада расколота, как полено, на три части… – Голос его постепенно наливался гневом. – Эти части не срастишь вместе, они вместе могут только сгореть. В таких условиях объединить казачество способны захватывающие дух победы. Но они возможны, если в бой идут единомышленники, а не сообщники. Здесь наша слабость.

Он залпом выпил стакан вина и, показав жестом, чтобы адъютант налил еще, продолжал:

– Избрав меня кубанским атаманом, они пытались отстранить от командования войсками, предназначенными для освобождения Кубани… Можно, конечно, можно поднять казачьи курени на всеобщее восстание против Советов, но для этого нужно иметь ошеломляющую внезапность удара, предельную стремительность наступления и четкое взаимодействие, особенно с армией генерала Фостикова. Кто этого может достигнуть? Генерал Шифнер‑Маркевич? Нет, это ему не дано.

Улагай снова выпил и стукнул стаканом о стол.

– Налей, Алим!.. Я принял предложение главкома и отрекся от атаманской булавы. Я возглавляю войска группы особого назначения и поведу их на исконные казачьи земли. Но я не возьму с собой ни одного члена рады, ни одного члена Кубанского правительства, а Шифнер‑Маркевича поставлю под свое начало. Я сам для себя буду единомышленником. Я подниму сполох казачьих куреней!.. Выпьем за победу!

«Все успехи в борьбе с Советской властью Улагай связывает с чисто военными факторами, – невольно отметил про себя Наумов. – Даже восстание казаков у него зависит не от политических и экономических причин, а от его военных побед. Врангель куда умнее. В основу подготовки операции он кладет экономический фактор – земельную реформу, политический – договор с казачьими атаманами, давление английской дипломатии и военный – казачьи дивизии, идущие освобождать исконно казачьи земли».

Павел сказал, что счастлив познакомиться с прославленным военачальником и сделает все от него зависящее, чтобы выполнить поставленную перед ним задачу наилучшим образом.

– Дело в том, – объяснил Павел, не ожидая вопроса, – что мне приказано сопровождать вооружение и боеприпасы для армии генерала Фостикова. Без этого она не тронется с места.

– Налей, Алим! Если действия «Армии возрождения России» – слишком громкое название для сводного отряда, численность которого менее дивизии, – зависят от доставки оружия и боеприпасов, то выпьем за успешное выполнение этого задания…

2

Они сидели в комнате с занавешенными окнами: Лобастов, Шахов и Наумов.

– Будем исходить из того, – начал разговор Лобастов, – что ваша, Иван Иванович, – он повернулся к Шахову, – боевая группа действует, как бы это сказать… на направлении главного удара. Все остальные, взаимодействуя с вами, обеспечивают выполнение операции по взрыву эшелонов. – И, чтобы упредить возможное возражение Наумова, добавил – Этот взрыв сорвет наступление врангелевцев в Северной Таврии. Таким образом, выиграно время для того, чтобы подвести новые силы из глубины страны. Чем быстрее мы создадим превосходство в силах и средствах, тем скорее разгромим «черного барона». Это главное.

Лобастов помолчал.

– А теперь, Павел Алексеевич, давайте обсудим ваш план.

– Прежде всего, – сказал Павел, доставая из кармана гимнастерки чистый лист бумаги и карандаш, – эшелоны с боеприпасами, предназначенные первому, второму армейским и сводному корпусам, перенацелены в распоряжение генерала Улагая в Керчь и Феодосию. В этих портах будет производиться погрузка войск группы особого назначения…

Павел рассказал содержание последнего приказа и предложил:

– Раз уж операция по взрыву эшелона подготовлена и моя в основном тоже – давайте совместим их. Вернее, под прикрытием взрыва эшелонов я поработаю по своему плану. Одно другому не помешает.

На листе бумаги Павел начертил схему железнодорожных путей, расположение эшелонов, контуры станционных построек. Затем обозначил место штабного вагона и изложил свои соображения.

– Главное, когда я буду действовать в вагоне, взрывы не должны прекращаться. Значит, заряды надо заложить в нескольких местах с интервалами во времени.

Обсуждали долго, всесторонне. Лобастов считал, что рисковать в сложившейся обстановке нельзя.

– Может случиться, что разработанный вами план по каким‑то причинам осуществить не удастся, тогда и ваша поездка на Кубань провалится. Давайте целиться в полковника Трахомова. Захват каравана с оружием, а заодно и Трахомова означает, во‑первых, как вы сказали, вывод из игры армии Фостикова, во‑вторых, Трахомов раскроет нашему командованию план операции.

– Ну а если Трахомов где‑то в стычке будет убит, – сказал Павел, – или при захвате застрелится, или будет молчать… тогда плана кубанской операции мы не получим.

– Представить это нетрудно, как и то, что вы просто можете погибнуть при взрыве этих эшелонов.

Павел Алексеевич твердо стоял на своем:

– Врангель в Крыму и даже в Северной Таврии не так опасен, как его появление на Дону, Кубани и Северном Кавказе. Кто знает, сколько потребуется тогда времени и сил, чтобы разгромить его… Не возражаю, что в основе моего плана лежит риск, но на него надо идти. План кубанской операции должен быть взят любой ценой.

Гавриил Максимович долго приглаживал пятерней свои непокорные волосы.

– Хватит у тебя людей, Иван Иванович, рассредоточить заряды по эшелонам?

Шахов утвердительно кивнул головой.

После взрыва на Угольной пристани его группа окрепла и разрослась. Связавшись с надежными людьми из других частей гарнизона, они устроили потайной склад взрывчатки, бикфордова шнура, запаслись оружием, боеприпасами. Теперь это была боевая подпольная организация.

– Все‑таки риск для вас, Павел Алексеевич, очень велик, – продолжал Лобастов. – Ведь туда после первого же взрыва может нагрянуть целая свора богнаровских ищеек!.. Ладно, группа Муртазова будет подстраховывать и прикрывать тебя. – Лобастов встал, подчеркивая этим ответственность момента.

Он поставил на стол перед собой маленький чемоданчик.

– Здесь ключи от вагона, связка типовых ключей к железнодорожному ящику для хранения документов и на всякий случай – несколько отмычек. Все это изготовлено товарищами из железнодорожных мастерских. Как видишь, мы не сидели сложа руки… Ну а теперь задача товарищу Шахову. – Лобастов пододвинул к себе схему железнодорожной станции. Шахов привстал, чтобы лучше видеть, и, слушая, повторял:

– Внимаю. Тэк‑тэк, внимаю… Все понял и должон сказать, мозговато придумано. Главное, люди занимаются каждый своим делом по рабочему наряду, а потому никакого подозрения… Эт мы сделаем, любо‑дорого будет…

– Все понятно? – спросил Лобастов.

– Так точно, все понятно, – по‑военному ответил Шахов. – Я пошел. Надо ведь в обход патрулей, это дальше.

– Ты, Иван, поел бы, а то совсем отощал, – предложил Лобастов.

– Тощая лошадь меньше устает, я на ходу пожую. – Он кивнул на стол.

Павел Алексеевич быстро завернул в газету колбасу, рыбу и хлеб.

Уточнив еще раз детали плана, Лобастов вдруг спросил Павла о Тане. Смутившись, Павел рассказал о своих отношениях с ней, упомянув и случай в Алупке, позволивший ему по‑новому понять и оценить Таню.

– Ну, в делах любви третий голос всегда звучит фальшиво. Единственно могу сказать: врача Строганова на Кубани знают как крупного специалиста и человека честного. Были случаи, когда в девятнадцатом мы пользовались его услугами. Он догадывался, что к чему, но молчал… Судя по вашим словам, его дочь – вся в отца… Впрочем, вам, Павел Алексеевич, виднее…

– Вот именно, вся в отца!.. Вы знаете, Гавриил Максимович, мы ведь вместе едем на Северный Кавказ…

– Кстати, об этой поездке… Получены указания Артамонова. Борис Владимирович передал, что план операции по захвату каравана с оружием и боеприпасами будут разрабатывать грузинские товарищи. Они знают подходы и перевалы, а главное, непосредственно заинтересованы в том, чтобы получить все в целости и сохранности.

– Передается грузинским партизанам? – догадался Наумов.

– Да. Они уже давно запрашивали товарища Орджоникидзе – он сейчас в Баку, – чтобы Кавказский фронт выделил им возможно большее количество оружия и боеприпасов. А тут было получено наше донесение.

– Лучше не придумаешь. Хорошо, а как я свяжусь с грузинскими товарищами? – спросил Наумов.

– Зайдете в духан на набережной возле магазина Ачмиазова. Духанщик Гурам Шония – связной подпольного центра Абхазии. Пароль: «Что вы можете предложить не столь жирное и не столь острое?» Отзыв: «Таких блюд в Абхазии не бывает».

– Кто меня ознакомит с планом операции?

– К прибытию вашего парохода в Сухум все будет готово. В духане вы встретитесь с представителем подпольного центра. Сообщите ему маршрут и состав отряда. Исходя из этого, уточните план.

– Понятно, Гавриил Максимович. Только передайте в Ростов, что мне появляться в штабе генерала Фостикова нельзя. Полковник Чапега и его окружение знают меня в лицо.

– Почему вы думаете, что Чапега – в штабе «Армии возрождения»?

– Отряд у него крупный и действует в том же Баталпашинском отделе. Постарается пробиться к руководству.

– Ладно, о вашей просьбе я доложу…

Гавриил Максимович поднялся:

– Имейте в виду, что с завтрашнего дня каждый ваш шаг будет прикрывать боевая группа. Дайте я вас обниму, Павел Алексеевич, – и добрый вам путь.

3

Полковник Богнар нервничал. И причиной тому был неприятный документ, который он внимательно перечитывал: «…в штабе Кавказского фронта получены сведения о численности, боевом составе, вооружении и обеспеченности боеприпасами отряда особого назначения полковника Назарова, а также предположение о вероятном направлении его действий».

Взглянул на подпись – «начальник управления заграничной разведки полковник Гаевский».

Его передернуло. Ференц Карлович представил себе, как обрадовался полковник Гаевский, получив от своего агента, работающего в штабе Кавказского фронта, донесения о том, что где‑то под носом у его, Богнара, контрразведки действует крупный большевистский агент. «Доложил он об этом главкому или нет? – подумал Богнар и тут же переключился на другое: – Кто он, этот агент?»

Богнар стал перебирать весь аппарат людей, допущенных к разработке операции. Всех он хорошо знал, никто не вызывал подозрений.

«Если секретные сведения текут из ставки давно, – думал он, – а мы узнали об этом только сейчас, то агента надо искать среди тех, кто прибыл в первом потоке. Но если это первый случай – то он среди вновь прибывших».

Богнар взял трубку телефона.

– Полковника Гаевского, – резко сказал он.

Голос Богнара на телефонной станции знали и соединяли его с абонентами вне очереди.

– Господин полковник…

Богнар обращался к шефу зарубежной разведки лишь официально. А если обстоятельства вынуждали к разговору, то, в нарушение установленного порядка, они делали это только по телефону, правда, кратко, полунамеками. Так Богнар поступил и теперь.

– Я ознакомился, – сказал он, имея в виду присланный документ. – Если там ваш человек давно и ничего подобного не было, то здесь – недавно?.. Это облегчит и ускорит…

Трубка молчала. Потом послышался вялый вздох, какие‑то нечленораздельные звуки, и наконец сонливый голос спокойно произнес:

– Там давно.

Богнар положил трубку, забыв поблагодарить. Теперь он знал, что агент Гаевского работает в штабе Кавказского фронта красных давно, а секретные сведения из ставки поступили туда впервые. Значит, большевистского агента надо искать среди офицеров, прибывших в штаб в последнее время.

Он снова внимательно прочел документ, изучая характер данных, которые были переданы в Ростов.

И вдруг у него возникла догадка. Ведь переданы не оперативные документы, а сведения о вооружении, боеприпасах и, исходя из этого, о численности и боевом составе. Если знаешь, что в отряде три орудия, то нетрудно сообразить, что это одна батарея, и так далее. Этим занимался полковник Наумов. «Неужели все‑таки он?..» И чем всестороннее анализировал Богнар все, что знал о полковнике Наумове, тем больше возникало подозрений и крепло решение начать проверку с него.

Он позвонил генералу Домосоенову:

– Антон Аркадьевич, мне необходимо побеседовать с полковником Наумовым. Не могли бы вы распорядиться, чтобы он зашел ко мне в отдел?.. Благодарю вас.

Богнар мысленно представил полковника Наумова в парадном мундире, при золоте и орденах… Умен, образован… «Возможно ли, что он – агент?.. Где только они берут грамотных людей?»

Он решил вести разговор с Наумовым на острой грани беседы и допроса. Такая неопределенность всегда взвинчивает нервы человека, сбивает его, рождает неуверенность.

Богнар почти машинально откликнулся на телефон: поднял трубку, назвал себя, и сразу взгляд его стал сосредоточенным, поза изменилась. Со стороны могло показаться, будто он сжался, как тигр перед прыжком.

– Здравствуйте, дорогой Ференц Карлович, – приветствовал Наумов. – Как только Антон Аркадьевич сказал, что вы хотите меня видеть, я сразу сообщил об этом полковнику Раушу.

– Вот как?.. – вырвалось у Богнара. – Что же вы сделали еще?

– Договорился с ним посидеть перед посадкой на пароход в павильоне «Поплавок» в том же составе, что и в ресторане «Кист».

– Я просил генерала Домосоенова, чтобы он направил вас ко мне, – ответил Богнар категорическим тоном.

– …Если вы не возражаете, – продолжал Павел, не обращая внимания на недовольный тон шефа контрразведки, – мы заедем к вам вдвоем. Кстати, есть новости от генерала Перси по интересовавшему его делу. Откровенно говоря, он обеспокоен молчанием некоторых господ офицеров и готов пойти на дополнительные расходы… Я полагаю, что вы приглашаете меня именно по этому вопросу?

Спокойствие и уверенность, звучавшие в голосе Наумова, и упрек в словах вдруг изменили настроение Богнара. Ему уже не очень хотелось немедленно встретиться с ним. И вообще все, что он думал о Наумове, показалось теперь не столь уж убедительным. Но Ференц Богнар прекрасно знал, что это чувство у него возникает всякий раз, когда у преследуемого оказывается более могущественный, чем он, покровитель.

Он отлично помнит историю с газетой «Юг России». Министр внутренних дел господин Терский, узнав, что в этой газете без его разрешения опубликована информация о прибытии в Крым главы миссии Франции генерала Манжена, закрыл газету. Редактор газеты посетил французскую миссию, а на следующий день был любезно принят самим генералом Врангелем…

С тех пор дела газеты укрепились, а положение министра пошатнулось.

«Нет, с Наумовым спешить не следует, – решил Богнар. – Если у него действительно крепкие связи с Клодом Раушем и генералом Перси, то арест по подозрению, без улик ни к чему не приведет. Больше того, Врангель не станет из‑за меня ссориться с английской миссией… В конце концов, вплоть до последнего гудка парохода я еще успею принять любые меры».

– Пожалуй, я соглашусь с вами, господин Наумов. Завтра ждите меня в павильоне «Поплавок».

Богнар положил трубку и долго еще сидел, не меняя позы и забыв о времени. Глухое предчувствие беды росло и не давало спокойствия. Ему показалось, что допущена грубая ошибка. «То, что делается в самый последний момент, ненадежно и уже непоправимо, – подумал он. – Надо было настоять на встрече немедленно. А в случае отказа – арестовать. Да‑да, сразу же арестовать…»

У него вдруг прорвался инстинкт хищника: почуяв жертву, бросайся, хватай, терзай. Оставаться в бездействии Богнар уже не мог. Он вызвал дежурного офицера и приказал: