Текст книги "Непоседы"

Автор книги: Алексей Шубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Я, Николай Иванович...

Начала и осеклась. Глянув на директора, поняла, что он ее насквозь видит. Он сам помог ей, подсказав:

– Однако ты от нас уйти задумала...

Зоя только головой кивнула. Николай Иванович пристально посмотрел на нее, как будто первый раз видел.

– В столовую или на строительство?

– На строительство, Николай Иванович... Там целая бригада девчат штукатурами работает. Я к ним, мне с ними весело будет.

Не случайно бросил Николай Иванович вопрос:

"В столовую или на строительство?" Если Зоя собралась в столовую перейти, с ней еще поспорить можно, ну, а если строительство потянуло, ничего не скажешь, ничего не поделаешь: не с первым таким случаем встречается старый директор ресторана.

Молчит Николай Иванович, и Зоя не знает, что оказать.

– Я, Николай Иванович, понимаю, что нехорошо с вами поступаю... Пришла я к вам первый раз ворсе несчастная... Совсем одна осталась, без помощи, а вы меня поддержали, сразу две сотни пирожков и спецовку доверили... Только не могу я больше за стеклом... Считаю конфеты, а душу воротит...

До слез жаль Зое Бурана, Николая Ивановича, даже противного киоска, и того жаль, но что поделаешь, если впереди новое и – Зоя чувствует это – настоящее счастье замаячило?

И это понятно Николаю Ивановичу. Он говорит:

– Да ты успокойся! Пришла ты ко мне по-хорошему, и я хочу с тобой по-хорошему потолковать... Толковать я могу с тобой двояко. Как директор ресторана обязан я уговаривать тебя на работе остаться, потому что от этого для моего дела польза. Однако я не только директор, но еще и коммунист. И, как коммунист, совсем Другое сказать должен... Ты зачем в Сибирь ехала?

– На геологическую /точку. Нас на металлургический комбинат послали... Я вам рассказывала, как в Буран попала.

– Значит, ехала ты на строительство комбината, на большую работу. Правительство везло тебя сюда не пирожками торговать, но дело делать. Однако и получается сейчас, что, уходя в мостоотряд, ты свою линию выправляешь... Как директор ресторана я могу молчать, а как коммунист должен тебе сказать, что твое решение правильное.

Вот тебе и Николай Иванович! Попробуй влезь в сибирскую душу, ну и хитрый народ! У Зои точно груз С плеч свалился, даже весело стало.

Николай Иванович слегка нахмурился.

– Улыбаться, однако, погоди, я еще не все сказал... Приехала ты в Сибирь, а Сибирь – не простая страна. Она и любит и сердится по-настоящему. Для кого роднее матери становится, для кого страшнее врага... Всякие виды Сибирь видывала и не словам верит, а делам. Ты к ней присматриваешься, она – к тебе... Зорко к тебе присматривается, потому что ей хорошие люди вот как нужны! Золото, железо, уголь, дорогие меха, леса – всего у нее вволю. Про нее давно говорили – "страна будущего", а теперь, когда коммунизм виден, ее значение вполне определилось: быть ей главной базой коммунистического строительства! Не руда, не уголь закопаны, счастье человеческое здесь лежит, своего хозяина ждет...

Вот уж чего никогда не ждала Зоя: смахнул директор ресторана с глаза слезинку. Лицо и слова спокойные, а глаза мокрые.

Николай Иванович сам своих слез не замечает, продолжает:

– Не стал бы я с тобой этак говорить, да, однако, из тебя, девушка, добрая сибирячка получиться может: горячая ты и работящая. Горячая даже через меру. Отчего иной раз не погорячиться, но обижать никого не следует...

Вот куда повернул Николай Иванович! У Зои оправдание известное:

– Если меня не обижают, то и я...

– А чем тебя покупатель обидел, что ты ему вместо ливера мясо сунула?.. Ты что думаешь, при коммунизме люди с неполным ассортиментом мириться будут? Был в Буране образцовый ресторан и при коммунизме будет!

– И пирожки будут? – заинтересовалась Зоя.

– Будут! – уверенно ответил Николай Иванович. – Для всех проезжающих бесплатно полный ассортимент. И все самого высшего качества. И полная вежливость обслуживания.

– И сейчас у нас неплохо, Николай Иванович. Разве в пирожки тогда еще больше фаршу класть придется.

Совсем вплотную подошли к коммунизму Николай Иванович и Зоя, но вовремя опомнились, что раньше мост, железную дорогу и комбинат выстроить надо, В самом конце разговора Николай Иванович снова как директор ресторана заговорил:

– Однако, если тебе в отряде чего-нибудь не понравится, обратно возвращайся – работа найдется.

Через два дня Василий Теркин перебрался на новоселье и обосновался в общежитии штукатуров, в комнате № 6 на полочке над кроватью.

В иные часы не допускаются в девичье общежитие мужчины ни старьте, ни молодые, ни гражданские, ни военные, но ему, гипсовому, исключение. И то сказать – не сам зашел, хозяйка ему место определила. Он и рад. Делает вид, что играет на гармонии, а сам вниз поглядывает и с лукавой улыбкой мотает на ус секреты девичьих разговоров.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Иван Ильич ведет семейный разговор. В Красносибирске хороший день.

1.

Автор не скроет от читателя: получив нежданно-негаданно командировку в Сибирь, Иван Ильич был озадачен, пожалуй, даже испуган. Если он не отказался от нес тут же на совещании, то только из-за гордости. Лишь ночью, лежа на кровати в гостинице "Тавров", сумел он привести в порядок обуревавшие его мысли. В своем выступлении он не раскаивался, и то, что для посылки в столь ответственную командировку была выдвинута не чья-нибудь, а его, Ивана Ильича, кандидатура, представлялось ему (если откинуть ложную скромность!) весьма естественным: для такого дела требовался товарищ опытный и, само собой разумеется, проницательный. Перебирая по очереди всех участников совещания, Иван Ильич должен был признать, что выбор сделан не так уж плохо.

Но успокоить самого себя было четвертью дела: по приезде в Чернобылье предстоял ему трудный семейный разговор. Иван Ильич был вдов, но с ним жила взрослая дочь, особа небольшого роста, с большим характером. Только что закончив физико-математический факультет Тавровского университета, она посвящала себя педагогической деятельности и поэтому смотрела на все в высшей степени серьезно. Ивану Ильичу совсем не хотелось, чтобы она заподозрила его в легкомыслии.

Разговор возник сразу же по приезде. Хорошо подготовившись, Иван Ильич начал его осторожно. Умолчав о собственном выступлении, он обстоятельно обрисовал общий ход совещания и только потом, как бы ненароком, добавил:

– Пожалуй, одно интересное решение приняли: послать в Сибирь на один из важнейших объектов своего представителя... Мы набираем людей, ведем среди них пропаганду... Должны же мы знать, куда направляем своих земляков!.. Как ты смотришь на это, Лида?

Будущая преподавательница сжала губы и, не раздумывая, ответила:

– Крайне отрицательно! В вашем аппарате сидят сплошь бюрократы, а бюрократ там ровно ничего не сделает и ничего оттуда, кроме казенного отчета, не привезет. Ну кто туда поедет?.. Этот, что ли, ваш...

Здесь Лида без всякого почтения назвала фамилию самого заведующего областным отделом. Это было уже слишком!

– Ты, матушка, конечно, можешь критиковать, но, критикуя, все-таки совесть иметь нужно! – возмутился Иван Ильич. – Говорить, что у нас сплошь одни бюрократы сидят, ты никакого права не имеешь.

– Имею! Может быть, для кабинетной работы кое-кто у вас и годится, но ехать в Сибирь!.. Из ваших работников для этого и выбрать некого.

– А вот выбрали!

– Воображаю!..

Всему бывает предел, даже родительскому терпению:

Иван Ильич рассердился.

– Воображай сколько хочешь!

– Наверно, выбрали этого самого... Помнишь, один флегматик к нам в Чернобылье приезжал... Прянишников, кажется?

Кандидатуру Прянишникова, как помнит читатель, выдвигал сам Иван Ильич, но он счел за благо об этом умолчать. И вообще разговор пора было кончать.

– Ехать в Сибирь выбрали меня! – отрубил Иван Ильич.

– Тебя!!!

– Меня! Что же в этом удивительного?

– Выбрали... тебя?.. И ты... ты, папа, не отказался?

– С какой стати я стал бы отказываться?

– Но это немыслимо, папа! Ты – и вдруг едешь в Сибирь!

– Ничего удивительного нет: если хочешь, я сам внес предложение.

– И... когда же ты едешь?

– На той неделе. Я уже все обдумал: ты, как было решено раньше, перед поступлением на работу отправишься в поездку по Кавказу и Крыму, а я поеду в Сибирь. Дома у нас месяца полтора подомоседует Марья Ильинична.

Лида выпрямилась перед отцом во весь свой небольшой рост.

– Это мне нравится! – воскликнула она. – Отправляешь меня ползать по Кавказу, а сам едешь в Сибирь! Иван Ильич был ошеломлен.

– Позволь, почему же "ползать"? Не сама ли ты доказывала, что поездка по Кавказу и Крыму расширит твой кругозор?

– Верно, я так говорила... Но говорила только потому, что не думала в то время о Сибири! А теперь вот взяла и подумала. И как хочешь, папа, но одного тебя в Сибирь я не отпущу! Во-первых, там мой кругозор расширится гораздо больше, во-вторых, ты один можешь попасть в такие дебри, что погибнешь... Нет, ехать тебе одному невозможно, об этом нечего и думать! И с командировкой без помощницы ты можешь не справиться... Тебе безусловно будет нужна помощница!.. И, знаешь, папа, я очень довольна, что для такой командировки выбрали именно тебя: ты все-таки не такой бюрократ, как другие, в тебе почти совсем нет бюрократизма!.. Кроме того, буду помогать я!.. Я буду вести дневник, записывать в него все самое важное: это понадобится и тебе, и мне...

При всей своей проницательности такого оборота дела Иван Ильич не ожидал. Но он также достаточно знал свою дочь: эта двадцатичетырехлетняя особа была склонна воспламеняться молниеносно, но остывала, несмотря на свой малый рост, чрезвычайно медленно. Отговаривать ее было делом не только безнадежным, но и небезопасным. Теперь она могла уехать в Сибирь одна.

– Что ж, едем, – сказал Иван Ильич таким тоном, будто речь шла о поездке-однодневке в соседнее село.

– Ты дашь мне только три дня на подготовку: нужно узнать о Сибири все, что можно узнать.

Отсрочка в три дня, скажем прямо, дала немногое. Читать серьезную сибирскую литературу было некогда, и Лида успела проглотить лишь несколько книжек о Сибири, из числа тех, где воспеваются трудности. Не мудрено, что они возникли еще в Чернобылье.

– Понимаешь, папа, – взволнованно докладывала она. – Нам необходимы накомарники, но нигде не написано, из чего и как они шьются. Хотя бы выкройку достать!..

Как бы то ни было, к отъезду Лида приобрела массу полезных сведений, на дорогу к обеду были приготовлены пельмени.

– В энциклопедии написано, что "пельмени – излюбленное сибирское кушанье", и нам нужно к ним привыкать... Правда, их очень долго и скучно готовить, но что делать? А накомарники мы, папа, купим в Красносибирске, там, наверно, ими на каждом углу торгуют...

Так и уехали без накомарников!

2.

Большими делами Сибирь не удивишь, но то, что происходило в Красносибирске в день приезда Ивана Ильича могло быть названо историческим событием: здесь открывалось региональное совещание по развитию производительных сил области. Не одни красносибирцы готовились к этому дню. Приехали, прилетели, приплыли сюда многие именитые ученые – доктора наук, академики, руководители союзных и республиканских научно-исследовательских институтов.

Долго ждала Сибирь своего дня. И дождалась, заняла самое почетное место в великом Семилетнем плане. Такие задачи стали перед ней, какие ни одной стране не по плечу. Не мудрено, что совещание в Красносибирске началось в обстановке приподнятой, даже торжественной, подобающей народному делу.

Только в девять часов вечера добрался до своего рабочего кабинета секретарь Красносибирского областного комитета партии Андрей Андреевич Ельников. Весь день, начиная с первой минуты своего доклада, открывавшего совещание, Андрей Андреевич радовался и волновался.

Оставшись, наконец, в тишине своего большого полутемного (он зажег одну настольную лампу) кабинета, он продолжал испытывать то же радостное чувство, только смешанное с усталостью от многочасового нервного напряжения.

Его помощник – немолодая, давно знакомая, очень корректная Елена Михайловна – старалась не беспокоить его. Безмолвствовали уставшие от дневной работы телефонные аппараты.

Прошло около получаса, прежде чем Андрей Андреевич сумел сбросить часть огромного груза утомления. Короткий негромкий звонок пригласил Елену Михайловну в кабинет.

– На сегодня все кончено, уезжайте отдыхать, – сказал Андрей Андреевич и сейчас же по привычке спросил: – Нового ничего не было?

Оба прекрасно понимали друг друга: в данном случае под "новым" подразумевалось то, что не могло быть отложено на завтра.

– Ничего, – чуть-чуть кривя совестью, ответила Елена Михайловна.

– Это что за конверт?

Андрей Андреевич кивнул на письмо, прислоненное к мраморному пресс-папье.

– Личное, от председателя Тавровского облисполкома.

Личные письма, поступавшие на имя секретаря обкома, часто оказывались личными только по форме. Иногда в них говорилось о чем-либо имевшем немалое общественное, а иной раз и государственное значение. Как правило, они приносили то, что подходило под категорию "нового". Увидев, что Андрей Андреевич берет письмо, Елена Михайловна пожалела, что упомянула слово "личное".

Но все обстояло благополучно. Лицо Андрея Андреевича, читавшего письмо, было озарено улыбкой, становившейся по мере чтения все веселее и ставшей под конец почти радостной.

– Вот и подарок, Елена Михайловна! – с чувством сказал он. – Мы здесь о больших делах думаем, и, оказывается, другие вместе с нами те же думы думают, нам хотят помочь!.. Здесь написано, что письмо должен был один товарищ передать, вы его видели?

– Он говорил со мной. Я объяснила, что вы на совещании и помогла ему получить номер в гостинице. Сейчас в гостиницах мест нет, а он с дочерью приехал. Я устроила ему бронь за счет не прибывших на совещание.

– Очень хорошо. В какой гостинице?

– "Россия".

– Знаете что?.. Позвоните ему... Здесь совсем близко. Пусть, если не спит и не очень устал, зайдет; очень интересно с ним поговорить...

Справедливость требует сказать, что забота Андрея Андреевича о сне и покое Ивана Ильича до старика не дошла. Дежурная по гостинице, встревоженная поздним звонком, промчалась бегом по двум длинным коридорам и, запыхавшись, сообщила.

– Товарищ приезжий, вас срочно секретарь обкома вызывает!

3.

Попробуй пойми человеческую натуру! При входе в кабинет секретаря Иван Ильич был слегка озабочен тем, что всегда и повсюду называл "мелочью жизни": небритым подбородком (он брился последний раз на стоянке в Омске), помятым воротничком и запыленными ботинками. Но по сравнению с его спокойной и скромной гордостью все это действительно выглядело мелочью...

– Вы, Елена Михайловна, уезжайте домой! – сказал Андрей Андреевич, усадив гостя. – Мы здесь немного потолкуем...

– Хорошо! – с величайшей готовностью ответила Елена Михайловна и, конечно, не уехала...

Через приоткрытую дверь кабинета ей было слышно, как сразу зашел разговор, негромкий, но очень оживленный. Из отдельных фраз она поняла, что речь шла о плодовых садах: о привое и подвое, о качестве черенков, об умелых и неумелых садоводах... Разговор закончился уже в приемной, куда вышли оба собеседника.

– После поездки обязательно зайдите ко мне, – говорил Андрей Андреевич. И не забудьте того, о чем я просил: не только фиксируйте факты, но и присматривайтесь – что нужно, что можно сделать? Не со стороны, а по-хозяйски, творчески подходите, как будто в своем саду работаете... Понимаете?.. Да, вот еще... На обратном пути советую проехать на трассу в мостоотряд. Там начальник особый секрет знает, как черенки прививать. Начальник кадров – тоже хороший садовод... Потолкуйте с ними... Желаю успешной поездки!

Спускаясь с Еленой Михайловной по лестнице, Андрей Андреевич подвел итог большому и утомительному дню.

– Хороший день сегодня!

Елена Михайловна знала, что под похвалой дню подразумевается другая мысль: "Сегодня сделано многое". Такой отзыв о своей работе Андрей Андреевич позволял

себе редко.

– Этот товарищ из Таврова – садовод? – спросила

Елена Михайловна.

– С чего вы взяли? – удивился Андрей Андреевич. – Он коммунист, старый и опытный работник по кадрам.

Иван Ильич, очень довольный беседой, еще не добравшись до номера гостиницы, решил, не теряя времени, ехать по следам непосед.

– Завтра утром берем билеты и едем с автобусом на комбинат! – решительно заявил он дочери.

Лида поморщилась. Успев за день обойти почти весь Красносибирск, она нигде не нашла ни накомарников, ни комаров. Теперь ее постигло новое разочарование: автобусный способ передвижения для Сибири по своей прозаичности представлялся почти унизительным. Она внесла контрпредложение:

– А если мы сядем на теплоход и поплывем от Красносибирска вот до сих пор?..

Перед ней лежала карта области, по которой она показала карандашом долгий и извилистый водный путь. Продемонстрировав его, она продолжала:

– Доплыв до сих пор, мы слезем, здесь сядем на машину и поедем на комбинат.

Следя за карандашом, Иван Ильич обнаружил, что она собиралась слезть с парохода в абсолютно ненаселенной местности.

– Что это за таинственные пункты "Досихпор" и "Здесь"? – осведомился он.

– Здесь прокладывается трасса железной дороги и строится большой мост через реку. Трасса идет отсюда до сих пор. Посмотри, это почти рядом со станцией Буран.

– Но ведь Буран не на реке?

– Но близко от реки: всего восемьдесят или сто километров... Зато от переправы через реку до комбината рукой подать – не больше трехсот пятидесяти километров.

– Длинная у тебя рука!.. Сколько плыть по реке?

– Не больше семисот километров.

– Семьсот плюс сто, плюс триста пятьдесят... Тысяча сто пятьдесят километров, а автобусом пятьсот пятьдесят!

– Что ж из этого? Зато, проплыв по реке, ты приедешь бодрый, посмотришь берега и...

– Это можно сделать на обратном пути, если останется время.

– Папа, поверь, самое лучшее – плыть на теплоходе!

– И все-таки мы поедем на автобусе, я не могу терять трех суток!

– Твой автобус где-нибудь застрянет. Может даже случиться авария...

– Автобус застрять может, но семьсот километров петлять не будет! Нужно ехать на автобусе.

– Нет, нужно плыть па теплоходе!

– По крайней мере, я поеду автотранспортом!

– А я водным!

Последовал оживленный обмен мнениями, но стороны к соглашению не пришли.

На другой день за завтраком спор возобновился, но и на этот раз полная договоренность достигнута не была. К восьми часам остановились на компромиссе: экспедиция Касаткиных делилась на две части. Основная, в лице Ивана Ильича, следовала на комбинат скорым, но рискованным автотранспортом. Вторая – по более медлительному, но надежному водному пути.

– Пиши и телеграфируй мне: п. о. поселок Строителей Н-ского металлургического комбината! – сказал отец.

– Мой адрес: станция Буран, до востребования! – ответила дочь.

4.

Работать на одном предприятии – не миновать встречи. На третий день работы, выходя из столовой, Зоя лицом к лицу столкнулась с Сашей. Увидев ее в комбинезоне, он так опешил, что сразу не узнал: она или нет? Стал столбом и ей вслед смотрит.

"Пусть поломает голову!" – решила Зоя, но не выдержала и оглянулась.

– Зоя!

– Она самая...

– Ты!.. Как ты к нам попала?

– С работы в ресторане прогнали.

По лукавым глазам сразу понял, что неправда.

– Где работаешь?

– В штукатурной бригаде.

– Как так?

– Да вот так!

– Ничего не понимаю...

– Значит, непонятливый.

– Послушай, Зоя!..

– Некогда вашего брата слушать!

– Давай поговорим...

– О чем?

– О...

Бежит к столовой какой-то паренек, на ходу рукой машет, шумит:

– Сашка! Некачайголова!.. Обед отставить!!! Второй трос сорвался!..

Сорвавшийся трос коварной змеей проскользнул между Зоей и Сашей. То Саша о чем-то говорить собирался, а то, слова не сказав, без оглядки кинулся к крану.

Хотела Зоя рассердиться, но не успела: раздалась сирена, возвещавшая конец обеденного перерыва. Пришлось бежать и Зое.

Бежит она, карманы штукатурные гвозди оттягивают. Один подкладку проколол и впился в бедро. Зоя даже не остановилась. Если человек поставил перед собой задачу как можно скорее получить рабочий разряд, на мелочи внимания обращать не приходится.

Зоины подруги довольны ее первыми успехами, но ей не терпится освоить мастерство. Силы и ловкости у нее достаточно, но нет сноровки. А сноровка для штукатура – первое дело.

Если уж говорить по совести, Зое повезло. Широко развернутое скоростное строительство не требует от нее высокой квалификации: внутренние стены небольших жилых домов не ждут сложной и кропотливой декоративной отделки. В ходу простой глиняный раствор с песком, иногда с известью: было бы прочно и гладко!

Штукатурка кладется по деревянным поверхностям, и первое, чему учится Зоя, – обивка стен и потолков драночными щитами и штучной дранью. С вертикальными поверхностями справляться сравнительно нетрудно, но с горизонтальными мука!.. При обивке потолков у Зои то и дело падают гвозди, а каждый упавший гвоздь – две-три секунды задержки. Наверстывая время, Зоя начинает торопиться, но и гвозди от этого падают чаще... Зоя сердится, девчата смеются. Хорошо им смеяться, у них из рук ничего не сыплется!.. По их совету, Зоя решает не торопиться. На три минуты это удается, но потом руки (это происходит вопреки Зоиной воле) начинают двигаться все быстрее и... очередной гвоздь выскальзывает из пальцев...

Успех приходит исподволь, тайком от самой Зои. К концу третьего дня она замечает, что гвозди почему-то перестали падать. Мало того, каждый гвоздь точно попадает в самую середину дранки и прочно пришивает ее к дереву.

"Вот какие славные гвозди попались!" – удивляется Зоя, увлеченная спорой работой, и неожиданно слышит около себя голос соседки.

– Девчата, посмотрите, как Зойка управляется!.. Чего доброго, нас загонит!

Зоя с недоумением рассматривает гвозди: они точно такие же, какими были третьего дня. А вот руки уже не прежние, поумнели.

С непривычки к концу дня Зоя устает больше других, но ее выручают молодость и здоровье. Достаточно скинуть комбинезон, постоять пяток минут под душем и можно бежать на волейбольную площадку. Здесь, в искусстве "гасить свечи", Зоя превосходит всех.

С девушками у Зои отношения прекрасные. Со всеми, кроме Веры Музыченко из третьей комнаты. Зоя никак не возьмет в толк, чего задается эта кривляка. Еще в самом начале, когда Зоя просилась в бригаду, она, одна из всех, заявила:

– Все равно она не сумеет, ведь мы разрядницы, специальное училище кончили и аттестат имеем...

Только положение ученицы заставляет Зою сдерживаться. А сдерживаться, ох как трудно! Достаточно сделать Зое какой-нибудь промах – противная Верка тут как тут. И нет, чтобы совет дать, а подковырнуть норовит:

– Напрасно ты бросила торговлю пирожками! Дались ей эти пирожки!

– По-твоему, торговать пирожками стыдно? – спрашивает ее Зоя.

Вера с ужимкой поводит плечами.

– Очень благородная работа. Пальцы всегда наманикюрены и выручка в кармане застревает.

У Зои выручка никогда не застревала в карманах, но спорить с Верой бессмысленно и противно. За Зою заступаются другие девушки.

Вера щурит глаза и отвечает:

– Еще вы меня учить будете! Я с вами вовсе не собираюсь разговаривать...

Знала бы Вера Зоин характер, поостереглась бы, придержала бы язык за зубами...

В шестой комнате девчата подобрались боевые и на редкость дружные. То, что они сибирячки, а Зоя "российская", дружбе не мешает. С ними можно разговаривать откровенно.

– Знаете, что я вам, девушки, скажу?.. Только по секрету... Давайте отберем у третьей комнаты дорожку!

Легко сказать, трудно сделать! Три месяца подряд держит третья комната переходящий приз "за чистоту и культуру" и в этом месяце все время получает красные квадратики. Правда, последнее время и шестая комната не отстает.

– Как же мы отберем?

– На законном основании!

– Разве они уступят?..

У Зои в глазах хитрые бесенята пляшут.

– Мы их заставим уступить!.. Садитесь, девушки, поближе, я расскажу, что нужно делать... Только следует все держать в полном секрете.

Тайна заговора обеспечена: кроме котят и Василия Теркина, в комнате никого нет. Котята – глупые, ничего не понимают, а Теркин – парень надежный, ему что угодно доверить можно.

И автор умолкает. Предварять события не в его обычае.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Иван Ильич коллекционирует. Потрясающее письмо из Бурана. Бокс остается в одиночестве. Дело кончается "Крокодилом"!

1.

Несмотря на основательную дорожную тряску, Иван Ильич приехал в поселок строителей комбината цел и здрав, о чем сейчас же, не без злорадства, телеграфировал в Буран, до востребования. Однако, переночевав в "комнатах для приезжающих", встал не в духе.

– Вы бы клопов вывели! – посоветовал он заведующей местом своего пристанища.

Кто бы предвидел, что такое невинное пожелание могло кого-либо обидеть!

Заведующая подбоченилась и оглядела Ивана Ильича с ног до головы презрительным и гневным взглядом.

– Вы, гражданин, не на курорт и не в какой-нибудь центр областного значения приехали, а на строительство! – отчеканила она. – Можно только удивляться вашему неуместному замечанию!.. У нас академики и профессора останавливались, но таких необоснованных претензий не предъявляли, потому что они люди с понятием и к нам с собственным пиретрумом ездят.

В управлении строительства Ивана Ильича встретили прохладновато, с тем вежливым пренебрежением, от которого становится горше, нежели от откровенной грубости. Разговоры с ним передоверили второстепенным работникам, никогда не интересовавшимся условиями труда и быта. Лишь в партийном комитете встретил он понимание. Однако оказалось, что секретарь на строительстве человек новый и с его порядками и беспорядками ознакомиться не успел. Тем охотнее согласился он предоставить Ивану Ильичу возможность посетить все многочисленные объекты.

Вечером Иван Ильич от нечего делать прошелся по ближайшим общежитиям. Между прочим, заглянул к транспортникам, рассчитывая застать здесь земляка и приятеля Васю Землепроходца. К своему сожалению, узнал, что уехал Вася за тридевять земель на тридесятый объект: повел туда тракторный поезд с буровым оборудованием. Осмотрев общежитие, Иван Ильич обнаружил там грязь и, несмотря на разгар– лета, непомерную сырость. Подушка на Васиной койке была мокрая, вся в желтых потеках.

– Третьего дня дождь был, – объяснил Ивану Ильичу Васин сосед по койке. Вот подушка и не успела высохнуть.

Как сорвало бурей три недели назад с крыши общежития кровельный толь, так и стояло оно раскрытое...

В Красносибирске Ивана Ильича умиляла деликатность многих плакатов. Гуляя по городскому парку, он с удовольствием читал:

Не рвите цветов: они общее достояние. Не позволяйте портить садовые насаждения вашим малышам!

Было видно, что администрация парка, не в пример многим другим администрациям мест отдыха, благоволила не только к растениям, но и к людям.

В Красносибирской диетической столовой Ивана Ильича до глубины души растрогала небольшая табличка:

Здесь курить не принято!

Иван Ильич никогда в жизни не курил, но ему захотелось немедленно закурить только для того, чтобы потом отказаться от этого порочного наслаждения и, тем самым, сделать удовольствие автору вежливого намека. В конце концов он даже взгрустнул при мысли: как жаль, что кое-кто из тавровцев не осведомлен о вежливости суровых (уж такой эпитет к ним прикреплен!) сибиряков...

Тем более поразило его то, что он увидел в поселках строителей комбината. С каждой стены здесь лаяли, шипели, завывали и рычали окрики и предупреждения:

– Не мусорить! Не курить! Не сорить! Переход запрещен! За загрязнение территории штраф!

В самом управлении над телефоном на столе главного бухгалтера висел список из пяти фамилий и предупреждение:

"Пользоваться только поименованным лицам!"

В комнате для приезжающих над отведенной ему койкой Иван Ильич прочел невыполнимое, но категорическое приказание:

"На койках с ногами не лежать!"

Но все рекорды побил комендант общежития транспортников, предлагавший:

"Посуды на видных местах не держать!"

"Во сне соблюдать тишину!"

"Умываться только в часы работы водопровода!"

Последний шедевр административной мысли, свидетельствующий, кстати сказать, о серьезных коммунальных неполадках, вывел Ивана Ильича из терпения. Достав записную книжку и авторучку, он приступил к коллекционированию комендантских афоризмов, поучений, наставлений и других крупиц мудрости с целью подарить свои записи автору этой повести.

Передвигаясь по огромной территории Н-ского рудно-угольного бассейна, Иван Ильич собрал большое количество примеров головотяпства, глупости и, что хуже всего, явного и скрытого неуважения к людям, приехавшим сюда на работу. В довершение всего ему пришлось выслушать в отделе кадров некую тенденциозную обвинительную речь, в которой тавровские непоседы (так же, впрочем, как и выходцы из других мест) обвинялись в изнеженности, в нежелании работать, в корыстолюбии и, разумеется, прежде всего, в боязни всякого рода трудностей. Правды в этих обвинениях было не больше двадцати процентов, но Иван Ильич счел за благо не протестовать, ибо только таким путем он сумел получить достоверные цифры о непомерно высокой текучести рабочей силы.

Кроме того, здесь, на самом строительстве, Иван Ильич начал понимать и другое: каковы бы ни были ошибки администрации, создание сверхмощного комбината – этой новой огромной промышленной базы – было делом исполинским и величественным. Ошибки и злоупотребления подлежали беспощадной ликвидации, но проблема кадров оставалась: комбинату нужны были люди, люди и еще раз люди! Трагедия заключалась в том, что было мало людей, которые по-настоящему заботились бы о людях...

Что касается даров щедрой сибирской природы, то Иван Ильич встречал их везде и повсюду. На них-то и перенес он проснувшуюся страсть коллекционера, начал собирать образцы руд.

В комнатах для приезжающих жили геологи и инженеры, планировавшие карьерные разработки углей и руд. Возвращаясь из поездок, они неизменно заводили интересные разговоры, иногда бурно и долго спорили. В спорах Иван Ильич не участвовал, но слушал все внимательно и, когда чего-нибудь недопонимал, задавал вопросы.

Геологи оказались на редкость хорошими ребятами. Подметив увлечение Ивана Ильича, они приняли над ним, начинающим коллекционером, нечто вроде шефства. С их помощью Иван Ильич не только в какой-то мере научился (конечно, очень поверхностно) разбираться в собранных им образцах, но и оказался заваленным огромным количеством образцов, представлявших немалый научный интерес. Собираемая по всем правилам геологии, минералогии и петрологии коллекция росла не по дням, а по часам и скоро достигла полутора центнеров веса.