Текст книги "Непоседы"

Автор книги: Алексей Шубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глухая безлунная ночь. Мерцает слабый свет лам-почки в старом двухосном вагоне, загнанном в дальний тупик станции. Сидит там над картами и длинными колонками цифр грозный начальник взрыва, добрейшей души человек, инженер Антон Владимирович. Скоро, теперь уже совсем скоро закончит он свои расчеты, и простоявшая миллионы лет седая сопка разлетится на бесчисленное количество камней и песчинок.

Так будет потому, что через горы и реки, через тайгу и топи идет Советский Человек.

В вагон по приставленной лесенке влезает сосед Антона Владимировича по временному убежищу, молодой крановщик Саша.

– Нагулялся? – спрашивает инженер, улыбаясь и откладывая в сторону бумаги.

– Эх, Антон Владимирович!.. Присмотрелся Антон Владимирович: лицо у парня такое, будто бы он не в кино был, а на похоронах.

– С чего это ты вздыхаешь, Саша?

– Жизнь не радует, Антон Владимирович!

– Вон что! С какого часа она тебя радовать перестала?

– Да вот перестала... Посудите сами, Антон Владимирович, что мы за люди? И я, да и вы тоже... Нет под нами твердого места, вся наша жизнь на колесах проходит... Не люди мы, а сироты бездомные! Непоседы мы, бродяги вечные, скитальцы, странники!.. Шатуны таежные!.. Перекати-поле и ничего более, как дикие кочевники!

– Уж это ты, пожалуй, слишком!.. С чего это на тебя напало?

– С того, что жизни настоящей нет. Уюта хочется, Антон Владимирович!

– Уюта?.. Вон чего захотел!

Сказал так и задумался: уюта не хватало ему самому. Поговорили о своей кочевой судьбе, затем Саша спать лег, а Антон Владимирович снова взялся за свои бумаги.

Когда стал ложиться спать, глянул и увидел: молодой крановщик во сне улыбается. Должно быть, снился ему домашний уют.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Куда может завести гордость. Трудности по Фаренгейту. Перед мостом. На мосту. Другой берег

1.

В середине июня, когда Зоя восстанавливала славу буранских пирожков, в городе Таврове проходило областное совещание уполномоченных по организованному набору рабочей силы. Областная газета, по примеру многих прошлых лет, не уделила этому событию ни одной строчки и, на взгляд автора, сделала ошибку: совещание являло образцовый пример скучнейшего времяпрепровождения.

К концу второго дня выступавшие явно начали выдыхаться от леденящего однообразия собственных речей. Присутствовавший на совещании председатель облисполкома уже намеревался прекратить прения, когда произошло нечто непредвиденное: слово взял Иван Ильич Касаткин. Иван Ильич, собственно, не собирался выступать, но в ходе совещания его скромная гордость не выдержала и превратилась из скромной в гордость самую настоящую, воинствующую...

Уже после первых его слов председатель облисполкома сразу насторожился.

– Здесь все время говорили о выполнении плана, приводилось много цифр, сказал Иван Ильич. – А о чем идет речь? О торфе, о картофеле, о пушнине? Стыдно было слушать такие бездушные выступления!.. Не к чему нам скромничать, мы с вами не какие-нибудь заготовители, а вершители судеб человеческих. Да, вершители! И нужно здесь громко говорить о том, как мы эти судьбы вершим, потому что за промахи в нагнем деле нужно бить без пощады!.. Вот товарищ Хоботов смотрит на меня и улыбается, а ведь это он направил в Красносибирскую область на ответственнейшее государственное строительство вместо экскаваторщика преступника высшей квалификации, который в дороге пытался разложить всю партию молодежи!.. Из-за него отстала, не доехав до объекта, одна девушка. Где она теперь, что с ней? Не улыбаться, товарищ Хоботов, плакать надо! Девчонка-то какая, не девка – чистое золото!.. Помню, пришла она ко мне и сказала, что делать ничего не умеет, а потом, когда разговорились по душам, оказалось, что даже бондарничать может. Видывал я многое, но чтобы восемнадцатилетняя девчонка бочки и кадки сколачивала – такого не видывал! Не поленился, проверил на пункте переработки овощей, оказалось точно: за что ни возьмется девчонка – всякое дело горит... И вот, шутка сказать, этакая девка в Сибири потерялась!.. Кто виноват? Товарищ Хоботов виноват, потому что не проявил проницательности и бдительности... Дрова вам заготовлять, товарищ Хоботов, а не с молодыми непоседами работать!

Улыбка сбежала с самодовольного лица товарища Хоботова.

Можно было подумать, что, заговорив о бдительности и проницательности, Иван Ильич поскачет на любимом коньке и дальше, но он повернул разговор в другую сторону.

– И еще вопрос: как наших непосед на новом месте встречают?.. Все вы, конечно, знаете, что такое привой и подвой. Привой – черенок, который к дереву приращивают... Наши непоседы – точь-в-точь такие черенки. Слов нет, все мы стараемся для Сибири посылать черенки получше, повыносливее и уж очень обидно получается, когда их, простите за выражение, пробуют к гнилому осиновому пню прирастить!.. Редко так бывает, но все-таки бывает.

– Конкретные факты имеете? – заинтересованно спросил председатель облисполкома.

– Есть и конкретные факты! Возьмем ту же партию непосед, которых в Красносибирскую область отправили. В субботу на той неделе встречаю я в Чернобылье паренька, который с этой партией уезжал. Не скрою, рассердился я маленько и, как потом выяснилось, пожалуй, не совсем прав был... Повел я его к себе, он рассказал, как дело было... Приехала партия непосед на небольшую станцию, откуда нужно было дальше четыреста километров на машинах ехать либо шестьсот километров на пароходе плыть, но ни машин, ни парохода не оказалось. Трое суток непоседы ждали на станции, а потом повезли их на грузовых машинах. Приехали на объект поздно вечером, грязные, голодные, усталые, но их никто не встретил и ничего для них не было приготовлено! Пошли за постельными принадлежностями – оказалось, склад заперт, а заведующий на охоту уехал. Попросились в баню – в бане в этот день начальство мылось и туда не пустили. Пошли в столовую – там на их долю ни обеда, ни ужина не готовили. Попробовали жаловаться, а пьяный комендант на них крикнул, как фельдфебели в свое время на новобранцев кричали: "Вы что, к теще на блины, что ли, приехали?"

Понятно, товарищи, если человек решился ехать на работу в Сибирь, он должен быть готов встретить любые трудности и испытания, но какие же это, к чертовой матери, испытания? Не испытания, а обыкновенное головотяпство и подлейшее неуважение к человеку... И получилось так, что иные из непосед сумели кое-как приспособиться, а другие, вроде моего парнишки, погорячились и, не получив подъемных, обратно кинулись. Одни из них по Сибири разбрелись, а он заработал на станции денег на дорогу и вернулся в Чернобылье... Парнишка впечатлительный, совсем еще молодой, вот и не выдержал... Не прирос черенок!.. Можем мы мимо такого факта пройти?

– Об этом следует сообщить Красносибирским областным организациям, сказал председатель облисполкома.

– Пустое дело – переписку заводить! – ответил Иван Ильич. – У меня другое практическое предложение: послать на место человека, который распутал бы всю эту историю и постарался бы удержать на месте оставшихся непосед. Конечно, такого человека выбрать нужно, чтобы он в случае нужды дело на принципиальную высоту поставил... Вы скажете, на командировку средств нет, а откуда у государства средства десятки и сотни людей туда и обратно возить?.. Предлагаю записать в решении: командировать по данному поводу в Красносибирскую область... Кого?.. Да вот хотя бы заместителя заведующего областным отделом товарища Прянишникова!

Товарищ Прянишников, собиравшийся после совещания взять отпуск и уехать на рыбалку, даже руками замахал. И вообще вокруг предложения Ивана Ильича загорелся великий спор. Сам заведующий отделом находил командировку делом хотя и желательным, но нереальным...

Дольше всех молчал председатель облисполкома: ему надлежало решить вопрос, следовало ли тавровцам вмешиваться в далекие таежные дела? В свете выступления Ивана Ильича они чужими не выглядели... И разве не был председатель облисполкома к тому же депутатом Верховного Совета Союза? Вспомнилось ему, как на прошлой сессии сидели они рядом с секретарем Красносибирского обкома партии, а в перерыве долго и согласно беседовали. Самое лучшее – написать секретарю обстоятельное вежливое письмо и послать... не по почте послать, а с человеком, болеющим за дело...

Так и решил:

– Предложение товарища Касаткина считаю Правильным... Лучше всего будет, по-моему, командировать самого товарища Касаткина. Пусть он вникнет в дело и потолкует по душам со всеми непоседами.

Читатели помнят, конечно, о привидении, посетившем в один из вечеров Зоин киоск. Нет нужды разъяснять, что было то вовсе не привидение и не двойник Ивана Ильича, а самый настоящий Иван Ильич, торопившийся в далекую тайгу к своим непоседам...

2.

Много о Сибири написано книг. С большой любовью рассказывают о своем прекрасном крае сами сибиряки и, нужно отдать им должное, рассказывают хорошо и верно. Но вот наезжие литераторы... Читаешь иную книгу и диву даешься, как трудно живется в Сибири! Если верить авторам, трудности и испытания подстерегают приезжих (почему-то одних приезжих!) на каждом шагу. Читаешь такую книгу, по мысли автора, "мобилизующую на преодоление трудностей", и кажется, что слышишь пыхтение, сопение и зубовный скрежет выведенных в ней героев. Все ополчилось против них: и прославленные сибирские морозы, и знаменитая вечная мерзлота, и не менее знаменитый гнус, и непомерные расстояния, и непроходимые речные пороги, и наводнения, и лесные пожары, и ранние ледоставы на реках, и прочие атрибуты сибирской экзотики.

Дорогие читатели, запомните раз навсегда: Сибирь настолько велика, что не только каждая область и республика, но подчас и их районы имеют свои особенности. Вечная мерзлота пребывает только в отведенной для нес зоне, режим рек для каждого места и времени года точно определен, что же касается морозов, то...

Помню, в юности на меня очень сильное впечатление производили рассказы Джека Лондона с описанием семидесятиградусных морозов. Это были такие морозы, что плевок на лету застывал и со стуком ударялся о твердые предметы!

"Вот бы погулять на таком морозце!" – мечтал я.

Каково же было мое удивление, когда я узнал, что морозы Джека Лондона были 70-градусными по шкале Фаренгейта! Повешенный рядом с градусником Фаренгейта не подверженный панике термометр Цельсия показывал бы примерно на 15 градусов меньше. Мороз тоже почтенный, но мне уже знакомый.

Однажды я нарочно подстерег такой мороз, чтобы полюбоваться "белым безмолвием". Верно, было тихо, но, вопреки Джеку Лондону, до полного безмолвия далековато. Видавшие виды сибирские псы и птицы излишне не суетились, но срочных дел не откладывали. То же относилось и к людям, одетым в приличные случаю шубы и тулупы. Помню, какой-то гражданин, встретив меня, очень выразительно крякнул и, обдав облаком пара, весело сказал:

– Однако, паря, нынче студено! Пьяному и околеть недолго.

Убедившись, что имею дело с настоящим клондайкским морозом, я приступил к опытам над плевками. За какие-нибудь полчаса я израсходовал годовой запас слюны, но, увы, ни один плевок не хотел замерзать в воздухе! Результат эксперимента, прекращенного за недостатком материала, поверг меня в недоумение. Только сидя перед приветливым огнем печки, я дошел до строго научного объяснения неудачи: очевидно, американцы умеют плеваться дальше нашего. Говорят, у них такой спорт есть: плюются, потом подсчитывают, на сколько ярдов один переплюнул другого.

Давнишний и смешной этот случай на всю жизнь внушил мне известный скептицизм. При рассказах о трудностях меня так и подмывает спросить: "Они настоящие или... по Фаренгейту?"

Так обстоит дело с морозами.

Гнус, как таковой, существует, но могу заверить читателей, что большинство сибиряков ни разу в жизни не надевало накомарников. Они нужны только в непроходимых болотах тайги и тундры.

Однажды в одном сибирском городе мне довелось слышать такой разговор. Пришел на пункт оргнабора парень с просьбой послать его на работу. Вручая уполномоченному трудовую книжку, он с похвальной откровенностью сказал:

– Не держусь я на одном месте через проклятую водку. Направьте меня туда, где ее вовсе не имеется...

Почему не уважить дельную просьбу? Подумав, уполномоченный спросил:

– Ноги у тебя здоровые, ходить можешь?

– Это мне – ничто, сто километров в день протопаю.

– Так вот, езжай в тайгу, на подсочку. Будешь ходить и живицу собирать. Заработок хороший, а медвежьи берлоги не ларьки, водкой не торгуют.

– Это все так, да боюсь гнус сожрет...

– Не одолеет! Читал, что в газете писали?.. Заблудилась в тайге пятилетняя девочка, три дня в одном платьишке плутала, пока ее нашли, и ничего с ней не сделалось.

– Ладно, даешь подсочку!..

К рассказанному добавлю, что пожелавшему испытать прелести гнуса вовсе не нужно ехать в сибирский леспромхоз. Хорошую трясину с комарами и мошками можно разыскать неподалеку от Москвы, в лесах Смоленской или Костромской области.

Вообще, достаточно посмотреть на карту, чтобы понять, откуда берутся трудности по Фаренгейту. Ни один, скажем, красноярец, положив руку на сердце, не похвастает, что он знает весь свой край, протянувшийся от студеных тундровых озер Таймыра до цветущих колхозных садов Минусинского района. Не мудрено, что у лиц, изучающих Сибирь с высокой палубы комфортабельного скоростного теплохода "Валерий Чкалов" или через ветровое стекло "Победы", создается, мягко выражаясь, путаное представление о виденном. Некоторые пробуют пополнить свои знания из книг, но где она, литература о Сибири сегодняшнего дня?.. И вот гуляют по страницам произведений традиционные лесные пожары, наводнения и другие стандартные ужасы, пугавшие путешественников до появления пожарной авиации, автотранспорта, мощных теплоходов, радио, лесной охраны, охотничьей инспекции, метеорологической службы. Поэтому, читая книги о Сибири, ни на минуту не следует забывать сложенных сибиряками пословиц:

"И в Сибири люди живут да хлеб жуют". "Страшна Сибирь слухом, а люди лучше нашего живут".

– Будто бы уж в Сибири нет трудностей? – спросит живущий "слухом" читатель.

На такой вопрос автор ответит вопросом:

– А где их нет, этих трудностей? Есть они и в Сибири, но воспевать их автор не будет. Самое натуралистическое описание трудностей и опасностей не остановит на полпути нашу жизнерадостную молодежь, а преодолевать трудности лучше всего учит жизнь, тем более, что в разные эпохи возникают разные трудности...

Автор отлично понимает, что длинное отступление для нетерпеливого читателя не очень приятная находка, поэтому он и спрятал его в самую средину книжки. Но сделано это неспроста: автору предстоит рассказать о трудностях, с которыми суждено было встретиться героине нашей повести.

3.

Нелегко, очень нелегко сидеть в жаркую погоду за пыльным стеклом душного маленького киоска. Просила Зоя Николая Ивановича перевести ее снова в лоточницы, но хитрый сибиряк заупрямился, благо на время каникул взялись за торговлю пирожками четыре десятиклассницы. Пункта по засолке овощей в Буране не оказалось: солили здесь одни только грибы, а им еще время не подошло.

Так опостылела Зое торговля, что (хоть и стыдно об этом писать, но из песни слова не выкинешь) стали наблюдаться в киоске № 6 перебои с доставкой такого ходового товара, как клюквенный напиток. Даже на совещании проработали Зою за то, что она не полностью выбирает товары со склада.

Между поездами, когда мало покупателей, Зое нестерпимо скучно. Один раз перед выходным днем даже потихоньку всплакнула – не от горя, не от обиды, а от одной только скуки. Хорошо еще, что успела вовремя глаза высушить. Только высушила слезы – в стенку тук-тук-тук...

Открыла дверь и обрадовалась. Так обрадовалась, что даже сердце в груди затрепыхалось. Стоит перед ней крановщик мостоотряда Саша и держит в руках: в одной – новый футбольный мяч, в другой – большущий ананас с пышным зеленым султаном...

– Саша! Л говорил, что совсем уезжаешь...

– Говорил, да вот командировку получил по пятой специальности... Приехал в культмаг за мячом: завтра у нас товарищеская встреча со строительно-монтажным поездом...

– А это что?

– Гостинец. К нам в магазин их много доставили. Штука вкусная, только вот как их есть, не знаем... По-всякому пробовали.

– И я не знаю как... Наверно, чистить надо?

– Пробовали, ничего не получается. Все с ними мучаются. Только вот чего, я еще сегодня не обедал, пирожки есть?

Как пирожкам не быть! За компанию с Сашей поела и сама, потом, пользуясь затишьем, взялась за ананас.

И получилась тут трудность!.. То есть, конечно, не настоящая трудность, по крупное затруднение.

Очень хорошее дело сделали друзья и соседи китайцы, снабдив сибиряков вдосталь вкусными и недорогими ананасами. Только жаль инструкции, как их есть, не приложили! Для тех, кто раньше любовался ананасами на картинках, это лакомство оказалось чем-то вроде ларчика с секретом.

Зоя сначала потянула ананас за султан, но это никакой пользы не принесло. Тогда она помяла его со всех сторон, но и от этого ларчик не открылся. Попробовала содрать шероховатую оболочку, но та слезать не пожелала... Тогда Зоя рассердилась и начала расправляться с ананасом по-свойски. Вымыла под мойкой, отрезала явно ненужный султан и попыталась разрезать упрямый плод вдоль так, как резала родные чернобыльские дыни. Жилистый ананас отчаянно сопротивлялся, но Зоя применила грубую физическую силу и доконала его, раскромсав на части. Тропическое кушанье утратило красоту, но аромат и вкус сохранило, почему и было съедено с большим аппетитом,

Чудак парень этот Сашка! Весь вечер, пока Зоя торговала, простоял у дверей ее киоска. Потом вместе с Зоей относил на склад ящики с пустыми бутылками. За хозяйственными хлопотами опоздали в клуб и поэтому немножко (по станционным часам ровно три с половиной часа!) гуляли по платформе. За интересным разговором не заметили глядевших из-за решетки станции Дыходымова и Бокса.

Увидев Зою, Дыходымов попробовал было проникнуть на перрон, но после памятного случая с девочкой транспортная милиция была начеку. Раздался грозный оклик:

– Гражданин с собакой, вернитесь! Перед влюбленным поэтом возникла белая гимнастерка сурового сержанта.

– Почему вы мне запрещаете? У меня перронный билет...

– Кобелей на станцию пускать не приказано!

– Нельзя ли говорить потише?

– Гражданин, последний раз предупреждаю: освободите проход!

Обруганный Бокс очень обиделся и, натянув сворку, потащил хозяина от освещенной станции в спасительную темноту.

А в два часа ночи, точно по расписанию, пролетел мимо Бурана экспресс "Москва – Пекин". Он напомнил Крановщику Саше, что Зое, пожалуй, пора отдохнуть.

По дороге к дому договорились, что завтра Зоя на весь день поедет в мостоотряд, чтобы посмотреть встречу футбольных команд мостостроителей и строителей путей.

Какое счастье, какое наслаждение целый день и весь вечер не видеть перед собой постылого стекла!

Эта мысль привела Зою в такое хорошее настроение, что, начав снаряжаться в дорогу, она, не раздумывая, надела лучший из своих нарядов – новое штапельное платье. Надела и спохватилась:

– Что же я, глупая, делаю? Жара, пылища, ехать семьдесят километров в грузовой машине, а я расфуфыриваюсь, как артистка...

Свойственный Зое дух Бережливости заставил ее снять платье и надеть другое, старенькое и уже полинявшее, но против этого энергично восстал неизвестно откуда взявшийся дух Кокетства:

– А почему бы и не надеть то, что к лицу? Погода прекрасная, к тому же выходной день...

– В грузовой машине легко испачкать или разорвать платье, – деловито предупредил дух Бережливости, – а много их у тебя? Одно-единственное нарядное платьишко!

– Что из того? – возразил дух Кокетства. – Молодость тоже дается человеку один-единственный раз.

Пока спор носил принципиальный характер, Зоя соглашалась поочередно то с одним, то с другим спорщиком, но дух Бережливости сошел с принципиальной позиции и допустил личный выпад против Зои, сказав:

– Можно подумать, что эта глупая девчонка наряжается, чтобы кому-нибудь понравиться. Зоя ногой топнула от негодования.

– Во-первых, я вовсе никому не хочу нравиться! – мысленно воскликнула она. – Во-вторых, если даже и так, какое тебе до этого дело, старый скряга?!

Ехидная реплика духа Бережливости решила исход спора: Зоя решительно стала на сторону его противника. Услужливый и галантный дух Кокетства не только помог ей надеть новое платье, но и накинул на ее белокурую голову прозрачную, легкую, как воздух, еще ни разу не надеванную капроновую косынку.

Но, нужно сказать, посрамленный дух Бережливости в какой-то мере был прав: по дороге к мостоотряду пыли оказалось больше чем достаточно.

По неезженной дороге, несмотря на выходной день, в обоих направлениях шли сотни автомобилей. Каких только машин здесь не было! Наряду с ГАЗами-51 и ГАЗами-63 обычного вида мимо Зои проносились машины-экскаваторы, машины с прицепами, машины-краны, машины-цистерны, машины-мастерские, машины-скреперы, машины-бульдозеры, машины-хлебопекарни, машины-канавокопатели, машины-контейнеры, машины-самосвалы и еще множество других машин самого различного вида и назначения. Один раз Зоя даже испугалась: навстречу неслась такая огромная машина (это был двадцатипятитонный МАЗ-204), что ей вспомнился сказочный Всехдавиш. Ища спасения от чудовища, Зоя схватила за руку Сашу-крановщика. Но МАЗ ее не раздавил, а только оглушил ревом многосильного мотора и обдал таким облаком пыли, что пришлось зажмурить глаза.

В серо-зеленом потоке буднично одетых грузовиков кое-где мелькали неведомо откуда взявшиеся щеголеватые городские автобусы, франтихи "Волги", красные аварийные машины.

Машина, на которой ехали Зоя и Саша, была обыкновенным грузовиком с установленными в кузове дощатыми скамейками. В одном месте на дороге произошел какой-то затор, и машина остановилась борт о борт с точно такой же встречной машиной, везшей куда-то большую компанию ребят и девчат. В ней царило непринужденное веселье: молодежь пела под баян. У многих были букеты цветов. За три минуты стоянки пассажиры обоих грузовиков успели познакомиться, даже спеться, составив общий дружный хор. Поехав дальше, повезли с собой песню, захваченную с чужого грузовика... Уже издали какой-то парень бросил Зое букет ромашек.

Ах, как хорош мир, если смотреть на него не сквозь стекло!

Машина долго взбегает на длинный пологий холм, потом перед Зоей сразу открывается такая ширь, что дух захватывает: со всех сторон, куда ни глянь, громоздятся косматые таежные сопки, а впереди река, такая широкая, что переброшенный через нее временный наплавной мост кажется тоненькой ниткой, по которой ползут крошечные букашки-автомашины. Стоящая у берега огромная баржа-самоходка выглядит не больше жука. За рекой, между сопками, видны вышки, ажурные кружева какой-то эстакады и дома. Это городок забравшихся в тайгу непосед-мостостроителей.

На берегу перед мостом огромная толпа машин. По часу, иногда и по два загорают здесь водители. О том, чтобы проскользнуть вне очереди, не может быть и речи. Это твердо усвоили даже начальственные ЗИСы и ЗИЛы. Если пассажир очень торопится, он слезает и идет вперед, разыскивая попутную машину.

– Пойдем по мосту пешком, – предлагает Саша.

4.

Перед Зоей – река, название которой знают ученики начальных школ всего мира. На площади ее бассейна свободно могли бы разместиться две великие державы средних размеров. Зоя видела с поезда немало рек, но такого количества воды поблизости от себя она не видывала никогда. Ветер бередит поверхность реки, по ней ходят пенистые волны. У берега прибой шуршит мелкими гальками. Если бы вода была чище, река походила бы на море, как его изображают на картинах.

– Как же вы будете здесь мост строить? – недоумевает Зоя.

– Дело мастера боится, как-нибудь построим! – весело отвечает Саша.

– Здесь, наверно, очень глубоко, – размышляет вслух Зоя.

– Вон под той сопкой, где мост пройдет, глубина двадцать метров.

Двадцать метров улицы или дороги – небольшое расстояние, но если представить себе двадцатиметровый слой холодной, мутной, быстро текущей воды, делается не по себе.

– Пятиэтажный дом на дне достроить можно, и крыши из воды видно не будет, – наглядно поясняет Саша.

Не хотела бы Зоя жить неуютной русалочьей жизнью в мокром подводном доме!

– Бр!.. – зябко поеживаясь, произносит она. Она не понимает, как можно построить мост через огромную речищу. Кажется, что такая затея превосходит всякие человеческие силы. Но так ей кажется только до тех пор, пока она глядит на реку. Достаточно посмотреть в другую сторону – на движущийся по дороге беспрерывный поток машин и людей, чтобы неверие в мощь человека рассеялось, как дым.

– Где сопка, которую будет взрывать Антон Владимирович? – спрашивает она.

– Видишь ту скалу, правее переправы? Это и начинается сопка. Она не очень высокая, но длинная.

Издали гора выглядит не выше соседних, и Зоя чуть-чуть разочарована...

На мосту людно. При въезде на пего суетятся регулировщики. Тяжелые машины оглушительно тарахтят по толстым и длинным доскам настила. Мост, казавшийся сверху тонкой ниточкой, оказывается огромным и прочным сооружением, лежащим на громоздких и неуклюжих плашкоутах.

Саша несет сумку с какими-то инструментами, а Зоя футбольный мяч. Нарядная девушка с мячом в руках привлекает веселое и доброжелательное внимание водителей и многочисленных пассажиров машин. Дух Кокетства, принудивший ее надеть новое платье, прекрасно знал, что делал! Он и теперь не покидает Зою, заставляя ее задорно отвечать на шутливые замечания и поддразнивать парней, подбрасывая в воздух мяч.

Путники миновали средину реки, когда стряслось очень неприятное происшествие. Зоя даже не поняла, как оно случилось... Подзуженная духом Кокетства, она подбросила мяч немножко выше, чем следовало, и в тот же момент зацепилась носком туфли о приподнявшуюся доску настила. Падавший мяч увернулся от ее рук и, ударившись о перила, спрыгнул в пространство между двумя плашкоутами...

Зоя вскрикнула от ужаса: гибель мяча срывала предстоящую встречу двух футбольных команд!.. Если бы все двадцать два игрока кинулись избивать Зою, это, на ее взгляд, было бы вполне заслуженным наказанием!

Что касается мяча, то, попав "на быстер", он, по-видимому, страшно обрадовался. Весело приплясывая на волнах, он удирал с непостижимым проворством. Его торопливость свидетельствовала о твердом намерении как можно скорее добраться до Ледовитого океана и попасть в лапы белых медведей.

Но ужас Зои еще более увеличился, когда она увидела Сашу-крановщика, раздевавшегося, точнее срывавшего с себя костюм, часы и обувь. Оставшись в одних трусах и майке, Саша крикнул:

– Возьми вещи и иди на берег!

Затем, ловко перепрыгнув через перила, он пробежал по узкому борту плашкоута, стремительным прыжком бросился в реку и исчез под водой.

"Выплывет или нет?"

Эта страшная мысль так потрясла Зою, что она тут же решила:

"Если не выплывет, сама брошусь!"

Секунда шла за секундой, и каждая тянулась невыносимо долго. Зоя начала всерьез подумывать об исполнении своего намерения, когда Сашина голова показалась над водой в изрядном расстоянии от моста. Он быстро плыл по течению, догоняя мяч. Только теперь Зоя вспомнила о его вещах. Собрав их, она торопливо побежала по мосту, потом по берегу...

Догнать мяч Саша сумел в добрых полутора километрах от моста, но во время возни с мячом (его пришлось постепенно подбрасывать к берегу) течение снесло пловца по крайней мере еще на полкилометра. Таким образом, у Зои было время не только осмыслить происшествие, но и подготовиться к предстоящему, как она предполагала, неприятному разговору. Натворив дел, дух Кокетства бросил Зою на произвол судьбы, предоставив ей выпутываться собственными силами. В качестве защиты от упреков или выговора она избрала самое надежное и испытанное средство – слезы.

– Начнет меня ругать – возьму и заплачу... Рассчитать место, куда пристанет Зоин спутник, было нетрудно. Стоя по пояс в воде, он крикнул:

– Лови!

Зоя поймала ловко брошенный мяч. Через три минуты Саша, одетый и обутый, уже стоял перед ней.

"Сейчас ругать станет", – подумала она и, как никогда, ошиблась...

– Чего ты так расстроилась? – участливо спросил Саша. – Все в полном порядке, а ты, как полотно, бледная.

Случилось нечто очень странное. Когда выяснилось, что приготовленные слезы ненужны, Зоя расплакалась самым настоящим образом. И хотела бы не плакать, но удержаться от слез не могла!.. И, что, пожалуй, еще страннее, эти слезы очень испугали сильного и здорового парня, бестрепетно бросавшегося под паровоз и прыгавшего в ледяную воду грозной реки.

– Не плачь, Зоенька, мяч целехонек...

– Я... не... о мяче... плачу... – всхлипывая, проговорила Зоя. – Я... я боялась... очень боялась, что... ты... ты утонешь!

– Вот глупенькая! Я же умею плавать, и ничего опасного не случилось... Ты знаешь, зачем я в воду прыгнул? Помнишь, когда я грязный к тебе приходил, ты меня под паровозный кран мыться посылала?.. Так вот я и решил для тебя чисто-начисто вымыться.

– Ты шутишь, а я очень боялась... Я... я тоже прыгнуть хотела!

Что скажешь в ответ на такое признание? Саша не нашел, что сказать. Вместо того взял и поцеловал сначала один мокрый Зоин глаз, потом другой. Глаза начали высыхать и засветились лукавством. Но всхлипывать Зоя продолжала. Саша поцеловал ее в губы. Прекратились и всхлипывания.

– А теперь, Заинька-Зоенька, улыбнись...

И Зоя улыбнулась!

Тогда оба, взявшись за руки, пошли в сторону поселка мостостроителей. Шли молча, может быть, потому, что Саша снова утратил храбрость.

Первый вопрос задала Зоя.

– Слушай, Саша, ведь я почти совсем тебя не знаю... Даже фамилии не знаю...

– Видишь, Зоя, сам я барнаульский, а дед мой из России, родом из бывшей Тавровской губернии... Там много чудных и смешных фамилий...

Кому, как не Зое, знать, какие смешные фамилии бывают в Тавровской области!

– У деда была фамилия Некачайголова, ну и ко мне перешла... Не сам я выбрал...

Зоя опешила. Если бы не виноватый Сашин вид, можно было бы подумать, что он над ней смеется.

Однако, подходя к поселку, все же решила, что быть Некачайголовой лучше, чем Вертишейкой. Да и читатель, наверно, согласится, что "Некачайголова" звучит намного солиднее.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

4: 1 в пользу голубых маек. Зоя принимает сторону штукатуров. Красивая дорожка

1.

Старая пословица посмеивается над теми, кто "ездит за семь верст киселя хлебать", но футбол – не кисель: иной болельщик ради интересного матча или встречи готов семьдесят семь километров отмахать. На стадионе мостоотряда, помимо своих, собрались зрители из двух строительно-монтажных поездов и одной автоколонны, а за десять минут до начала игры к берегу причалил катер с полновесным грузом болельщиков из леспромхоза. Добрых сто двадцать километров проплыли таежники, чтобы отведать лакомого футбольного киселя. Зое даже страшно стало при мысли о том, какую злую проделку собирался выкинуть хитрый дух Кокетства. Успокоила себя тем, что никто ничего не знает, а Саша добрый, не проболтается...