Текст книги "Мой Ванька. Том первый"

Автор книги: Алексей Лухминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

…Я уже выговорился. Рассказал всё. Ничего не утаил. Лена молча смотрит на меня, будто вынашивает свой приговор. Какое-то время молчим.

– Знаете, Саша, – начинает говорить она, – то, что вы мне рассказали, конечно, грустная история. Вы мне простите мою оценку происшедшего? Увы, она будет нелицеприятна для вас.

– Лена, я за этим к вам и обратился. Помогите мне разобраться во всём и во мне самом, наконец.

– Понимаете, Саша… Главный-то виновник – вы. Неважно, как называется то, что вы чувствуете к Ване. Любовь это или что-то другое. Если вы воспринимаете его как младшего брата, любите его, как младшего брата, то не лишайте его права на объяснение своих поступков. А вы даже не дали Ване оправдаться, объяснить вам что-либо. С чего вы взяли, что сумели во всём разобраться? Судя по всему, в вашей истории, как в старой песне, «встретились два одиночества». А внутреннее одиночество куда хуже внешнего. Тут человек вроде и среди людей, но у него нет возможности к кому-то прислониться в тяжёлый момент. Даже если это сильный человек! По правде говоря, внутреннее одиночество – это зачастую следствие внутренней силы человека, а значит, его слабость. В природе всё должно быть в гармонии. Где-то выигрываем, значит, где-то должны и проиграть. Думаю, вы и Ваня взаимно нужны друг другу. Жизнь вас свела наверняка не напрасно. Вы с ним потянулись друг к другу и стали дополнять друг друга эмоционально и интеллектуально. Причём Ваня ради отношений с вами сам захотел изменить свою природу. Если это, конечно, природа, а не последствие всех его потерь. А это дорогого стоит! Вы же сейчас, как мне кажется, я бы сказала, взбадриваете в себе чувство сомнения и даже обиды, а значит – любуетесь собой в этой истории. А любоваться-то нечем, да и некем. Вы – виновник. Парень хотел объяснить вам что-то, а вы его взяли и выгнали, не дав сказать ни слова. Если бы Ваня был вам по-настоящему дорог, то вас не интересовала бы ваша роль в ваших отношениях.

Сижу, слушаю Лену и понимаю, что она во всём права.

– Саша! Вы обязаны найти Ваню и поговорить с ним. Не сомневаюсь, что у него были веские причины.

Поезд подходит к вокзалу. Жаль… Я бы ещё с ней поговорил. Ловлю себя на том, что даже от взгляда Лены мне стало легче и спокойнее. Но не навязываться же к ней!

– Жаль, что быстро приехали, – выдавливаю я.

– Знаете, Саша, если у вас возникнет необходимость ещё выговориться, то мы с вами можем встретиться. У вас такое состояние, что мне хочется вам помочь. Я уверена, что не пожалею об этом. Только учтите, живу я в области, а работаю в городе, приходится рано вставать. Вообще-то я по профессии юрист и работаю юрисконсультом в одной фирме. А юристам иногда приходится быть и психологами.

Лена мне дружески улыбается, и я улыбаюсь ей в ответ.

– Я вам очень благодарен… Только, насколько я понимаю, вы замужем, и я боюсь, что ваш муж может это неправильно понять.

– А вы не бойтесь! Мы с Павликом очень любим друг друга и именно поэтому доверяем друг другу. Живём мы в посёлке Чистые Озёра. Это километрах в сорока от города. Только он в стороне от железной дороги, и до станции приходится добираться автобусом. Так вам дать мой телефон?

– Угу… – я не нахожу ничего лучшего.

* * *

Как она сказала? «Мы очень любим друг друга и именно поэтому доверяем друг другу». А я хорош, если из-за увиденного один раз вскипел и даже не дал Ваньке ничего сказать в оправдание. Сам себе рассказывал, что люблю его, как младшего братишку, а на деле выходит – и не люблю вовсе? Но ведь это не так! Если бы не любил, не думал бы о нём постоянно! А Отелло, задушивший Дездемону? Опять же, Арбенин, приговоривший Нину… Они что, не любили? Или любили себя в своей любви? Похоже, что так. Но там была другая любовь. Любовь мужчины и женщины. А я теперь уже понимаю, что Ванька мне дорог, как младший братишка. Это ведь всё-таки другое!

Надо найти его. Поговорить с ним! Я же не дал ему оправдаться. Я должен с ним объясниться! Завтра же поеду к его дому и дождусь. Я ведь знаю, где он живёт! Только квартиру запамятовал, я же там не был, а дом помню.

Сижу в машине и смотрю вокруг. Нет… Ваньки пока нет. Больше недели каждый вечер дежурю около этого дома. Хорошо, что май и ночи такие светлые – всё видно. Несколько раз уезжал даже где-то в четыре утра… Где же может быть Ванька? Беда…

Воскресенье. Набираю номер телефона с бумажки.

– Я вас слушаю, – говорит мужской голос в трубке.

– Здравствуйте… Можно Лену?

– Это, наверное, Александр?

Значит, действительно он ей доверяет, если она ему рассказала про наш разговор в электричке.

– Да… Это я…

– Знаете, Леночки сейчас нет дома, она в магазин выскочила. А вы, если хотите, то прямо сейчас и приезжайте.

– Это вас не стеснит? – зачем-то спрашиваю я, хотя приглашение уже прозвучало.

– Да нет! Что вы! Записывайте, куда ехать.

Дверь мне открывает мужик лет тридцати пяти. Высокий, выше меня. Совершенно седой и на протезе.

– Здравствуйте. Я – Саша… – тихо выговариваю я, поскольку в этот момент меня пронзает мысль о том, что он, наверное, хлебнул Чечни.

– А я – Паша! Заходите!

Переступаю порог. Пашино рукопожатие очень крепкое и тёплое.

– Пойдёмте в комнату, – приглашает он.

Снимаю в прихожей кроссовки и иду за ним.

– Вот так мы и живём! – хозяин разводит руками. – Садитесь.

Честно говоря, я ещё ни разу не видел такого уюта и… такой бедности. Однако так всё аккуратно и с такой любовью устроено!

– Леночка сейчас уже придёт, – зачем-то говорит он. – Вы подождите, а я тем временем кофе сделаю.

Звонок в дверь раздаётся почти сразу.

– А вот и она! – Паша стучит протезом в сторону прихожей.

Клацает замок.

– Вот и я, – слышится голос Лены.

– Саша пришёл к тебе. Ты им займись. А я, раз ты пришла, в гараж схожу, чтоб вам не мешать беседовать, – бубнит Паша.

– Здравствуйте, Саша! Правильно сделали, что пришли! Только давайте на кухне поговорим и заодно кофе попьём. Не возражаете?

– Нет, конечно! С удовольствием.

– Пойдёмте!

Проходя через прихожую, вижу Павла и не удерживаюсь от вопроса.

– А что у вас за машина?

– Да «Нива» с инвалидным управлением. Только вот никак не могу её пристроить на ремонт ходовой. Не берут нигде! – с воодушевлением жалуется он.

Меня сразу же охватывает желание помочь этим милым людям.

– Запчасти уже купили?

– Да уже лежат два месяца! Пристроиться бы куда-нибудь на ремонт!

Телефон на стене здесь же, в прихожей. Быстро набираю через межгород номер Димки.

– Димон, мы завтра когда «семерку» отпускаем?

– В двенадцать где-нибудь, а что?

– У нас «Нива» на двенадцать будет.

– Большего геморроя ты придумать не мог? – мрачно издеваясь, спрашивает Димка.

– Не мог, как ни старался.

– Есть, шеф, – неохотно соглашается он, а мне даже неудобно – уж слишком громко звучит его голос в трубке.

– Завтра в двенадцать становитесь на ремонт. Согласны? – я поворачиваюсь к Паше. – Доедете?

– Так вы уже всё решили, – улыбается он. – Так что: «Есть, шеф!» Везёт тебе, Ленка, на хороших людей!

– У меня есть маленький автосервис, – поясняю я. – Поэтому давайте так и договоримся.

– Понимаете, Саша… Мы не можем заплатить больше тысячи рублей… – осторожно говорит Павел.

– Это будет вам совершенно бесплатно, – твёрдо отвечаю я.

Сидим на кухне с Леной и Павлом, пьём кофе. Как-то очень спокойно и уютно у них. Душой отдыхаю. Вот что значит любовь между людьми! И самим тепло, и другие могут погреться.

Довольно потрепанная «Нива» подъезжает к боксу. Ну слава богу! Я очень боялся, что Павел не найдёт. Открывается дверь, сначала появляется палка, а затем тяжело вылезает сам хозяин. При виде его протеза парни перестают зубоскалить.

– Заезжайте! – командует Димка, но вдруг осекается. – Товарищ капитан?

– Димка! – вскрикивает Паша и быстро ковыляет навстречу.

Я, не успев поздороваться, стою в сторонке и смотрю, как они тискают друг друга в объятиях. Димка очень неохотно рассказывал про первую чеченскую войну, которая его тоже зацепила, и то только тогда, когда дело касалось его ранения. А тут такая встреча…

– Шеф! – поворачивается ко мне Димка. – Я буду над этой машиной работать бесплатно. Это мой командир, это он меня раненого вытаскивал.

– Дима, ты не волнуйся, – улыбается Паша. – Саша мне уже сказал, что за ремонт он с меня не возьмёт.

– Шеф, у тебя, оказывается, бывают светлые мысли! – Димка снова зубоскалит.

* * *

Июль. Белые ночи закончились…

В комнате по-прежнему в мешке лежат Ванькины вещи. Вот его футболка… Знакомая старая рубашка… А ведь я его выгнал, не отдав… Ему пришлось тратиться на шмотки. Стыдно…

Перебираю всё содержимое мешка. С ума сойти! Вот ведь… Неужели я к этому засранцу привязался не на шутку? Я ведь не первый раз перебираю его вещи. Ванька… Мне плохо без него! Я потерял человека! И, как мне сейчас кажется, очень родного мне человека. А ведь прошёл год с небольшим… Где он? Я так его и не нашёл. Правда, к его дому после бесполезных дежурств я больше не ездил.

Начало августа. Уже не так жарко… Но так же тревожно. Ваньку я увидел давно и сейчас иду за ним. Вернее, ноги сами несут. Надо бы окликнуть! Только что-то мне мешает это сделать. Вышагивает… Те же старые джинсы… и старые кроссовки с высунутыми языками. Год прошёл. Одежда та же… А-а! Вот и его цель. Какой-то мужик… Обнимает Ваньку. Хорошо хоть не целует при всех… Что-то говорит. Ванька улыбается. Насколько я вижу издали, как-то неестественно улыбается… Может, и ему плохо? А может, мне это показалось? Да! Конечно, показалось! Вон – опять улыбается! Ему, видно, хорошо, и у него нет проблем! Я ведь всё видел! Зря мне Лена так говорила! Зря! Я обязательно ей про увиденное расскажу. Тем более что теперь у них бываю.

Сегодня двадцать четвертое августа.

Не знаю, почему я вдруг зафиксировал в голове это число. Ведь, как всегда теперь, я один дома. Читаю свои книги… Всё как всегда.

Звонок в дверь. Кто это может быть на ночь глядя? Открываю… Ванька?!

– Здравствуй, Саша… – выдавливает он и опускает глаза.

Вернулся – блудный сын, вернее, блядный сын! Действительно, в тех же старых джинсах… Рубашка под курткой та же. Всё то же! Глухое раздражение просыпается во мне. То с тем мужиком, а теперь сюда припёрся…

– Заходи. Забирай свои шмотки… и вали. Здесь не камера хранения, – угрюмо командую я и сторонюсь, давая ему дорогу.

Ванька понуро проходит в комнату. Я иду за ним. Подаю ему мешок… Чего врать самому себе! Так хочется его обнять, прижать к себе!

– Держи и вали отсюда! – даже повышаю я голос, потому что сил терпеть у меня уже почти нет.

– Саш… Я хотел тебе сказать… – бормочет Ванька, не глядя на меня.

– Уёбывай! Слышишь?

– Саш… Прости, но…

Всё! Терпение моё, видно, закончилось.

Сам не знаю как, но открытой ладонью бью по этому дорогому мне лицу со всей силой, на которую способен. Ванькины зубы лязгают, он отлетает к стене. Слышу глухой звук удара о стену его головы. Медленно и неуклюже оседает на пол… Тишина… Отрезвление приходит сразу. Что же я натворил!

– Вань, – тихо зову я, – Вань…

Он молчит, и глаза закрыты!

– Вань… Ванюха… – я падаю около него на колени. Подсовываю руку под его голову, кладу её себе на согнутую ногу…

– Ванюха… Ну ответь… Прости меня… скота, – бормочу, гладя его по голове. Наверное, при этом я напоминаю Ивана Грозного с известной картины. – Ванюха…

Целую его закрытые глаза… Что я ещё могу сделать!

Ох-х… Открывает… Смотрит на меня, как с того света…

– Прости меня… – бережно прижимаю его голову к себе…

– Сашка, – звучит очень тихий шёпот разбитых губ. – Сашка… Прости меня… за всё… У меня, кроме тебя, никого нет… Поверь…

– Ладно… Давай вставать, – пытаюсь помочь ему.

Беда… Ванька встать не может. Сразу ловит воздух руками и пытается упасть. Приходится взять его на руки…

– Вот так… – укладываю его на тахту и подкладываю ему под голову все имеющиеся подушки. – Лежи, я сейчас!

Весь лёд из морозилки, заготовленный для охлаждения соков, высыпаю в полиэтиленовый мешок. Почему-то мне кажется, что ему нужен сейчас холод к голове. Возвращаюсь. Мешок пристраиваю на Ванькиной голове.

– Лежи…

– Саш, – тихо произносит Ванька, – ты не волнуйся… Я немного полежу и пойду… Я всё понимаю…

– Ничего ты не понимаешь… – я вытираю капли воды с его лба. – Я тебя никуда не пущу. Ты остаёшься здесь…

– Нет, Саш… Мне всё равно стыдно… за всё… Уйду, – бубнит он.

– Это мне должно быть стыдно… – бурчу я, и вдруг меня прорывает: – Да ты понимаешь, что я не могу без тебя? Понимаешь, что ближе, чем ты, у меня в этой жизни тоже нет никого?! Идиот! Весь этот год… Да! Весь этот год я думал всё время только о тебе! Ты мне каждую ночь снился! Каждую!

Я, кажется, на него кричу… Теперь прижимаю его к себе, и тут его ладонь проезжает по моей небритой щеке…

– Знаешь… Чтобы такое услышать от тебя, я готов выдержать ещё одну пиздюлину, – шепчет он, улыбаясь, и тянет меня к себе…

Вот и ладно… Раз шутит, значит, не так всё плохо. Только вроде он раньше не матерился…

– Ладно… Давай я постелю нам кровать, а пока пересажу тебя на стул. Держи мешок.

Теперь он сидит на стуле. Держит мешок…

– Ну, всё.

Стягиваю с него кроссовки, джинсы, куртку и рубашку. Беру на руки и укладываю.

– Саш…

– Что-нибудь принести?

– Нет… Просто… Я счастлив, что мы опять вот так…

– Ванюха… – выдыхаю я и опять прижимаю его к себе. – Какой же ты дурак! Ты не представляешь, что ты для меня значишь. Ты мне как…

– Да… Я – Ванька-дурак… – шёпотом прерывает он, и слёзы начинают катиться у него из глаз, будто я его опять ударил.

– Ты чего? Вань… Ну не надо… Всё будет хорошо!

– Мне стыдно… Ты не знаешь… многого…

– Ну прекрати… Я не хочу знать! – и… опять касаюсь губами его плачущих глаз, глажу. – Ванюха мой…

– Да… Я только твой. Всегда твой. И был только твоим… всегда. Постарайся мне поверить…

Лежим молча.

Казалось бы, после такого прошедшего года можно успокоиться. Ванька лежит рядом со мной, пусть с разбитой головой, но главное, что он тут, рядом со мной, а всё остальное образуется.

– Ты как? – осторожно спрашиваю я.

– Ничего… Только голова немного кружится. Ты спи, тебе ведь завтра на работу… Если что, я позову…

* * *

С работы бегом домой. Только в магазин заскочил.

Ванька полулежит на тахте, вроде как я его и оставлял.

– Ну, ты как?

– Ничего… Даже ходил немного… Только голова всё ещё слегка кружится…

– Сейчас будем есть, – объявляю я и иду на кухню.

Что это? В моей пепельнице окурки? Вроде я после себя их выбрасывал…

– Саш, – подаёт голос из комнаты Ванька, – это я накурил. Извини. И пачку сигарет у тебя стащил…

Будто мои мысли прочитал!

– Ты же не куришь… – вырывается у меня одновременно с появлением в комнате.

– Не курил, – несколько отрешённо поправляет он. – А теперь, видишь… Сядь, пожалуйста, рядом…

Подхожу и сажусь.

– Обещай меня выслушать. Пожалуйста…

– Конечно! Слушаю…

Долго смотрит на меня, будто не решается начать.

– Саш… У меня действительно, кроме тебя, больше никого нет…

Что-то мне подсказывает, что сейчас надо молчать и молчать!!

– Понимаешь… – Ванька делает длинную паузу. – Я тебе говорил не всегда правду… Ты прости меня. У меня нет родителей. Это долгая история… Ну, в общем… автокатастрофа… Погибли и мама, и папа. Меня воспитывала бабушка. Я тебе, кажется, говорил… Строго воспитывала. Можно сказать, пуритански… А мне всегда так хотелось ласки! Она мне говорила, что у меня есть сводный брат по отцу… Кстати, тоже Саша… Но кто его знает, где он, этот Саша…

Что-то сжимается у меня внутри от безумной жалости к нему.

– Первый раз это было… Я учился в восьмом классе. Неплохо учился… Мне было четырнадцать. У девчонок успеха я не имел. Кроме как дохликом они меня никак не звали… А он у нас вёл занятия. Красивый такой. Он меня привлёк тем, что был ласков со мной, мне казалось, что он меня понимает. Мне так нужна была ласка! Ласка, которой я практически не знал. Мне было хорошо с ним, и когда он предложил, я согласился. Привязался даже к нему… Я потом ушёл из школы. Он меня разлюбил, и я не мог его больше видеть с другим парнем. Дальше… я стал учиться в колледже… Денег не хватало… Бабушка болела… Она хоть и ветеран войны, но пенсия маленькая. На лекарства не хватало… Ну, в общем… А тут его встретил… того, кого тогда любил… Как-то рассказал всё… Он познакомил меня… с другом. Он дал мне работу… и деньги… Мне было стыдно… Но мне приходилось… работать… по оказанию… – Ванькин голос, звучащий как-то отрешённо, вдруг спотыкается. – Я был рядовой шлюхой, Саша. Потом… я познакомился с тобой. Дрался я тогда с парнями, которые меня выследили и решили отметелить за то, что я гей. А в тебя я влюбился сразу. Ты для меня превратился в магнит какой-то… Но деньги на лекарства бабушке всё равно надо было зарабатывать. Я их и зарабатывал… как умел. Потом… всё получилось, как получилось… Осенью меня забрали в армию… Да-да! В армию, Саша… А через два месяца после призыва… бабушку парализовало… Инсульт… Мне соседка в армию сообщила. Спасибо ей и военкомату – меня отпустили… через семь месяцев службы… ухаживать за ветераном войны… Всё время моего отсутствия соседка за ней ухаживала. Я приехал. Опять нужны были лекарства… и много. Была надежда, что она выкарабкается. Пенсии опять не хватало. И я опять… Ну ты понимаешь… Я ведь ничего не умею! Чего не сделаешь в такой ситуации! В общем, бабушка всё равно умерла… Вернулся… с похорон и сразу пошёл к тебе… Теперь ты знаешь всё…

Меня жжёт такой стыд! Он с этим шёл ко мне, а я… Сгребаю его в охапку. Мне всё ясней ясного! Понятно теперь, почему я видел его во сне в военной форме. Действительно, связующая нить!

– Вань… Ванюха… Ну прости ты мудака… Ну… Я скот!

Кажется, я сам плачу. Всё-таки Лена была права! Надо верить! Я ведь сам здесь во всём виноват. Выслушай я тогда Ваньку, наверняка бы помог, и не пришлось бы ему быть Соней Мармеладовой в мужском обличье.

– Саш… У меня всё равно, кроме тебя, нет никого… – выдыхает Ванька и, кажется, опять плачет. – Я весь перед тобой… Делай со мной, что хочешь. Хоть убей… Мне так плохо…

– Вань, – я стараюсь говорить спокойно, но не очень получается, – запомни! У тебя действительно есть я. Мы с тобой – вместе! Нас теперь двое! Понял? Теперь я буду тебе вместо… бабушки, брата… Ну, вместо всех! И жить ты будешь здесь, со мной. Мы с тобой всё преодолеем!

Он только молча прижимается ко мне. Вжимается в меня…

– Саш… – Ванька внимательно смотрит мне в глаза. – Я ведь в таком случае стану большой обузой для тебя…

Как же он повзрослел за это время! И такой мудрый, я бы сказал, взгляд…

– В таком случае ты… идиот… – я улыбаюсь и опять бережно прижимаю его к себе. – Ты не обуза. Знаешь, как ты мне дорог? Может, ты моё счастье… Без тебя я многое понял… Наверно, для того, чтобы найти, надо сначала потерять…

– Я тоже многое понял без тебя… – эхом откликается он и притягивает к себе мою голову. – Я боюсь тебя потерять, но…

– Без «но». Если не сбежишь сам… – с тайным злорадством отвечаю я на Ванькины прошлые колкости.

– Не надейся…

Он обнимает меня и дышит мне в шею. Так мы полулежим долго. Мне действительно этого так не хватало!

– Ладно… Лежи, – тихо говорю я. – Я пошёл готовить ужин…

– Я с тобой… – как-то по-детски это звучит у Ваньки. – Помоги мне встать, пожалуйста…

Помогаю. Идём вместе на кухню, и я его поддерживаю.

– Только не надо больше курить, – прошу я, – тем более тебе ведь сейчас нельзя.

– Это тебе неприятно?

– Да нет… Я ж ведь курю…

– Вот поэтому этого я тебе обещать не буду… – говорит он с некоторой сухостью.

Кидаю мясо на сковородку и начинаю чистить картошку…

– Дай я почищу, – просит Ванька из своего угла.

– Сиди уж…

– Дяденька, дай. Обещаю пальчик не порезать, – он ядовито хнычет.

Становится смешно, и я фыркаю.

– Серьёзно… Давай сюда, – говорит он уже нормально. – А то смотреть, как ты чистишь, – мучение сплошное. По-прежнему концентраты наверняка жрёшь…

Попадание в самую точку. Да-а… Раньше он так со мной не говорил. Это уже совсем другой Ванька… Видно, его хорошо тряхнуло. А мне что? Даже очень приятно, что он стал таким.

– На, трудись! – отдаю ему миску с картошкой.

– И кастрюлю с водой. А то картошка почернеет.

Даю… Чистит он великолепно! Заметил мой взгляд.

– Бабушкина наука… Она часто болела, и я готовил. Она сидела и учила…

Ванька вздыхает и вдруг утыкается носом в картошку. Подхожу к нему, прижимаю его голову. Трогаю русые вихры. Отрастил…

– Вань… Где она похоронена?

– Рядом с мамой и папой…

– Когда оклемаешься, я отвезу тебя туда… Хорошо?

Ох, ёб… Он поцеловал мне руку!

– Ты что, охуел? – кричу я.

– Ладно… – бурчит он. – Плесни три столовые ложки воды в мясо, а то сожжёшь… к е… Ну понял, конечно…

Послушно исполняю.

– Да! Хотел тебя спросить. Давно ты куришь? – задаю я мучающий меня вопрос. Ведь это не просто так!

– В армии начал. Жизнь заставила. Надо было быть как все… Там индивидуальности не прощают. Особенно у слабых…

После ужина лежим в обнимку на тахте и пялимся в телик.

– Саш… Ты прости… Я действительно не буду для тебя обузой? – бормочет Ванька.

Блин! Он думает, что я сказал и забыл! Ну погоди…

– Слушай… – я делаю вспоминающий вид. – Не помню… я тебе уже говорил, что ты клинический идиот с куриными мозгами?

Ванька, слушающий сначала сосредоточенно, расплывается в улыбке.

– Про идиота говорил… – он делает паузу. – А вот про куриные мозги ещё нет…

– Дорогой ты мой… – и как когда-то, ерошу его гриву пятернёй. – Неужели ты подумал, что я тебя смогу бросить с твоими трудностями? Да и не только с трудностями.

– Саша… Сашенька… Я здесь… Я рядом…

Открываю глаза. Ванька трясёт меня за плечо.

– Что случилось?

– Ты так кричал во сне…

– Что кричал? – спрашиваю я недовольно.

– Звал меня… Я потому и проснулся. Кричал, чтоб я не уходил. Плакал даже…

Понятно… Мне действительно снилось, что Ванька уходит навсегда, вернее, как-то растворяется, а я пытаюсь его схватить и не могу! Да и лицо у меня мокрое… Точно, плакал.

– Значит, правильно кричал, – бурчу я. – Давай спать – дальше…

Наверно, это я за него схватился, как за спасательный круг в этой жизни…

* * *

Вхожу в квартиру.

– Сашка! Ты вовремя! – слышу я голос Ваньки с кухни и только теперь замечаю, что пахнет удивительно вкусно.

Захожу на кухню. Ванька в моем халате что-то переворачивает на сковороде.

– Сегодня я дежурный по кухне! – радостно сообщает он. – Давай ужинать.

Ничего себе! Такое… И коньяк на столе!

– Ну ты даёшь… Только зачем на улицу ходил?

– А я сегодня почти здоров. Даже голова не кружится, только шишка побаливает. Давай мой руки и садись. Кстати, где теперь у тебя те рюмки?

Я понимаю, что речь идёт о двух рюмках, из которых мы с ним пили год назад.

– Я их убрал.

– Достань. Я хочу, чтоб мы пили из тех рюмок, – Ванька жёстко нажимает на слово «тех».

После первой хмель как-то сразу шибает мне в голову. Даже странно. А вообще-то я давно не пил.

– Знаешь… Кажется, только сейчас я почувствовал себя дома, – признаюсь я. – До этого дня всё было… ну как в гостинице, что ли… Опять же – никто не ждёт, не беспокоится.

– Сашка… – я снова тону в его глазах. – Я счастлив… Я счастлив, потому что сделал тебе приятное…

– Давай ещё выпьем! За тебя!

– Нет! – и снова жёсткость в голосе. – За нас! Если ты не возражаешь…

Не перестаю удивляться. Прошёл год, и он так изменился… Эти жёсткие нотки в голосе, которые прорываются иногда, в ключевые моменты. Его ёрничанье и шутки… Но всё равно – это мой дорогой Ванька!

Наливаю, чокаемся и пьём.

Коньяк мы почти прикончили. Долго сидели. Рюмки маленькие, и это хорошо.

– Давай ложиться, – тихо говорит Ванька и сам идёт стелить.

– Ладно… Я в душ…

Выхожу из ванной и иду в комнату.

– Вторая смена! Отдавай халат! – Ванька смеётся и уходит.

Возвращается.

– Подвинься… – и ныряет ко мне под одеяло. – Сашка мой…

Его волосы щекочут мне щёку…

– Ванюха… Дорогой ты мой… – бормочу я. – Как же я по тебе соскучился…

– А я по тебе…

Это уютное тепло… Мой Ванька… Он устраивается на моём плече.

– Твои могучие мышцы – это моя подушка… – хихикает он.

– А я сам – твой матрац?

– Ты мое всё, – вдруг очень серьёзно говорит Ванька. – И надежда тоже…

* * *

Заканчиваем с Ванькой ужинать. Звонок в дверь.

– Пойду посмотрю, кого это несёт.

На пороге неизвестный мужик, лет на десять постарше меня и покрупнее. Узнаю того, с кем я видел Ваньку в городе.

– Иван здесь? – деловито спрашивает он.

– Да… – недоумённо, даже машинально отвечаю я и пропускаю его в квартиру.

– Привет, Ванёк! – весело здоровается мужик с сидящим на кухне Ванькой.

Обращаю внимание на то, как Ванька белеет.

– Ну ты – молодец! Так этого чувачка раскрутил! Талант! – гость смеётся и поворачивается ко мне. – А с тебя, чувачок, плата по таксе! За трое суток. По пять штук за сутки, итого – пятнаха!

Вижу только одно Ванькино лицо. Оно совершенно белое, с огромными вытаращенными глазами. На нём написан обычный человеческий ужас… Этот вид заставляет меня включить мозги.

Так… Ванькин рассказ… Три дня назад появился… Вчера он выходил за продуктами…

Размышления прерывает Ванькин крик, переходящий в фальцет.

– Неправда! Я больше не работаю! Я не хочу работать на тебя! Понял? – и он начинает приподниматься с табуретки. – Иди отсюда! Слышишь? Деньги я тебе отдам… Заработаю и отдам.

– А ты сядь, Ванёк! – мужик небрежно толкает Ваньку обратно. – Когда бабло было нужно, так прибежал! А теперь… Нет уж! Конечно, ты отдашь! Ты своей жопой, как и раньше, будешь отрабатывать, пока не отдашь, да ещё и с часиками! А их много! И клиентов у тебя будет тоже много. Это я тебе обещаю.

Мужик всё это говорит спокойно и уверенно, даже по-хозяйски. Ванька сникает. Мне становится кое-что ясно. Главное, понятно, что Ванька вляпался и его надо спасать.

– Так! – я, отодвинув гостя в сторону, вхожу на кухню. – Сколько он тебе должен?

– А ты такой добрый! – мужик откровенно ржёт. – С часиками полтину штук.

– Я отдам тебе эти деньги, а ты оставишь его в покое, – как можно спокойнее выговариваю я.

– Это другой разговор, – как-то умиротворённо заявляет мужик и без приглашения садится на свободный табурет.

– Я должен тебе только тридцать! – выкрикивает Ванька.

– Часики, Ванёк. Часики! – мужик опять смеётся и поворачивается ко мне. – Только деньги чтоб сейчас!

– Деньги будут сейчас… – выхожу в комнату.

У меня действительно есть отложенный стольник на непредвиденные расходы. Вот они и пришли. Быстро отсчитываю пятьдесят и возвращаюсь, прихватив с собой бумагу и ручку.

– Пиши расписку о том, что ты получил с Ивана свой долг. Только покажи хотя бы права с фамилией.

– Ох, как всё серьёзно! – мужик фыркает, но в карман лезет.

Когда я его выпроваживаю и возвращаюсь на кухню, то вижу Ваньку, уронившего голову на руки. Плечи его трясутся.

– Ну ладно, – я провожу рукой по его длинным русым волосам, – всё хорошо, что хорошо кончается.

– Я говорил, что буду для тебя обузой… – бубнит Ванька. – Прости меня, если можешь… Правда, ты, наверно, мне теперь уже не веришь…

Он вдруг вскакивает и выбегает в комнату. Слышно, как открывается окно…

В моей голове проносится молнией и то, что квартира на одиннадцатом этаже, и мой кошмарный сон…

Вскакиваю, бегу в комнату.

Ванька стоит в оконном проёме! Какой-то ласточкой в полёте ловлю его за руку и резко рву на себя.

На пол падаем оба. Ванька сверху. Обнимаю и прижимаю его к себе.

– Пусти! Пусти! – тоненько кричит он, пытаясь освободиться от моих объятий. – Я не хочу! Я не могу больше так! Пусти!

Понимаю, что это истерика, и по возможности мягче слегка даю ему ладонью по морде.

Замолкает. Только зубы опять лязгнули. Уставился на меня. Стараюсь говорить спокойно, хотя сердце готово выпрыгнуть, да и у Ваньки оно колотится…

– Слушай меня, Ванюха…

Продолжая лежать на мне, смотрит в глаза.

– Слушай меня… Если ты это сделаешь, то я пойду следом за тобой в то же окно. Если у меня не будет тебя, мне жить больше незачем. Я истосковался без тебя и больше этого не вынесу. И если ты не передумал, то мы сейчас идём на кухню, выпиваем по стакану водки, чтоб не было страшно, берёмся за руки и… прыгаем. Только надо будет ласточкой, чтобы упасть плашмя. Ну чтоб не мучиться… Всё. Вставай с меня.

Я говорю это сухо и деловито. Потом разжимаю руки. Ванька встаёт. Встаю и я.

– Пошли… – я беру его за плечо.

Только сейчас заметил, что он стал какой-то ещё более костлявый…

На кухне сажусь и наливаю два стакана водки до краев. Сам не знаю, врал ли я ему или говорил правду, но внутри какая-то пустота. В таком состоянии я могу шагнуть…

– Саш…

Ванька вдруг падает около меня на колени и утыкается в меня лицом.

– Саш… Я не могу… Я не хочу, чтоб ты умер…

– А чего же ты хотел? Я же тебе сказал, что мы теперь вместе? Куда ты, туда и я. Если ты не хочешь жить, то и мне жизнь без тебя не нужна…

Свой голос я слышу будто со стороны. Он какой-то совсем деревянный.

– Ну, так мы пьём?

– Саш… Прости меня. Деньги я тебе отдам… – бубнит Ванька, не поднимая лица.

Так… Уже лучше…

– Вот как сейчас опять уебу! – тихо выговариваю я, гладя его по волосам. – Опять голова кружиться будет. Я твоих денег всё равно не возьму. Мы вместе. Не будь идиотом и запомни, что у тебя есть я. И я хочу, чтобы у меня был ты. Договорились?

Он медленно поднимается, обнимает меня за шею.

– Саш… Ты прав. Я действительно идиот. Когда бабушка была ещё жива, я ему назвал твой адрес. Я боялся, что он придёт меня искать туда, к бабушке… Прости меня и за это. Но всё равно давай выпьем. Так мерзко на душе!

– Ладно. Надо остатки ужина подогреть. А мерзость с души ты гони! Ты дома! Мы с тобой – семья! Или ты уже не чувствуешь себя здесь дома? – спрашиваю я с тайным опасением – что он ответит?

– Саш… Поверь… Мне другого дома и другой семьи не надо, только… Ладно! Пустое!

Поворачиваюсь к газовой плите, а сам думаю – что, если он снова рванёт? Оборачиваюсь.

– Не волнуйся, – Ванька виновато улыбается, – я не побегу… Ты умеешь прочищать мозги.

Пьём водку и молчим.

– Саш… Тебе всё-таки не противно, что я – шлюха? – подаёт голос Ванька.

– Дурачок ты мой хороший… – встаю, подхожу к нему и целую в макушку. – Жизнь есть жизнь… Для меня это совсем неважно. И никакая ты не шлюха… Главное, что ты у меня есть…

– Есть! Да! Я у тебя есть! И буду!

Ванька вскакивает и опять меня обнимает.

– Давай выпьем за нас? – предлагаю я.

– Давай. За нас с тобой!

* * *

Вечер. Один из череды таких по-семейному тёплых, прекрасных вечеров, наступивших после Ванькиного возвращения.

– Что ты читаешь? – он заглядывает через моё плечо.

– Вот, – и показываю ему обложку.

– Биоэнергетика… Ты в это веришь?

– Нельзя верить или не верить в то, что есть на самом деле. У каждого из нас своё поле. У кого посильнее, у кого – послабее, но оно есть! И этим полем можно многое делать.

– Ты пробовал? – заинтересованно спрашивает Ванька.