Текст книги "Мой Ванька. Том первый"

Автор книги: Алексей Лухминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Чёртов лифт… Еле ползёт… Всё. Приехали!

Затаскиваю Ваньку в квартиру и сразу же в ванную. Пока набирается вода, стаскиваю с него одежду. Точно! Обложился по полной программе. Ладно, это всё постираем. Но потом. Опускаю Ваньку в ванну.

– М-м… Не н-надо больше… Не хочу-у… – мычит он, не открывая глаз.

– А мне похую – хочешь ты или не хочешь, – машинально говорю я, и он приоткрывает глаза…

– Сашка… – выдыхает Ванька, узнав меня, и сразу его голова падает на плечо. Всё остальное происходит молча. Обмываю его душем, как я это делал, когда он лежал. Вытираю ему его шевелюру, всего…

– Хватайся, поехали в кровать!

Забрасывает мне руку на шею. Подхватываю и несу. Блин! Кровать-то не постелена! Придерживая одной рукой Ваньку, другой срываю покрывало с тахты, отбрасываю одеяло… Укладываю и накрываю. Похоже, у него неслабая температура.

– М-м… Зачем…

– Заткнись!

Нахожу в аптечке градусник. Сую Ваньке под мышку. Вожу руками… Ох, как крючит! Оиньки… Как раз в районе лёгких! Очень похоже на то, как тогда с маленьким Вовкой. Ого! Тридцать девять и пять! Беда… Да и дышит он как-то судорожно… Хватаю медицинскую трубку. Спасибо Кириллу Сергеевичу, второй раз она меня выручает. Слушаю Ванькино дыхание трубкой. Сплошной хрип! Неужели воспаление? Ладно. Где-то у меня было жаропонижающее.

Пытаюсь скормить Ваньке лошадиную дозу. Сердце у него здоровое – выдержит! Главное сейчас – сбить температуру. Он ещё и сопротивляется!

– Ну-ка, быстро рот открыл!

– Не н-надо…

– Сейчас как уделаю, так сразу узнаешь – надо или не надо. Рот открыл!

Ссыпаю в рот Ваньке три растолчённые таблетки аспирина. Кажется, это всё-таки аспирин…

– На, запей!

Жадно глотает воду, вцепившись в стакан. Хорошо… Будет чем потеть.

– Всё! Спать! Если что – зови. Я на кухне или в ванной.

Закрывает глаза. И у него текут слёзы…

– Я сказал – спать, а не рыдать! Идиот… хуев…

В ванной начинаю разбираться с Ванькиными шмотками. Всё в стиралку!

Что это в кармане куртки? Ага… Паспорт… Запечатанный конверт… Ещё какая-то бумажка… Ключи… Одни… Вторые… Наверное, ещё и от его квартиры. Замываю Ванькины трусы и штаны. Теперь всё в стиралку!

Прихожу на кухню, предварительно заглянув к Ваньке в комнату и убедившись, что он спит. Закуриваю и разворачиваю бумажку. Гм… «Того, кто меня найдёт, прошу доставить письмо по адресу…» Дальше вижу свой адрес. Ясно. Что ж, письмо нашло адресата… Что значит – «меня найдёт»? Неужели он опять…

Вскрываю конверт.

«Дорогой мой, любимый, единственный, Сашенька!

Я не прошу меня простить. Вряд ли это возможно после того, что произошло. Только прошу не вспоминать про меня плохо.

Я совсем запутался в своей жизни. И в результате остался совсем один. Знаю, что очень виноват перед тобой, что поступил, как последняя сволочь и скотина. Поверь, я всё осознал и сейчас свершаю над собой свой собственный суд. Я всё рассчитал! Всё бабушкино снотворное, а поверх бутылка водки. Это сработает.

И всё-таки прости меня за всё! Я ещё раз повторю, что ты был для меня единственным близким, родным мне человеком, а я этого не смог, не сумел оценить.

Прощай! Прошу, похорони меня рядом с бабушкой и родителями.

Был и есть – твой Ванюха».

Вскакиваю. Его же надо спасать! Срочно! Желудок надо промыть!

Дежурная в «Скорой», слава богу, озадачилась, когда я ей сказал про снотворное и водку.

– Сейчас есть только врач без бригады. Бригада занята с другим врачом. Поможете ей?

– Да, конечно, помогу! – рявкаю я в трубку.

– Тогда прямо сейчас выезжает! Ждите.

Трясу Ваньку.

– Подъём! Подъём!

Опять трясу. Поливаю его холодной водой.

– М-м… – хоть замычал…

Бегу на кухню, хватаю кастрюлю, наливаю воду прямо из-под крана, добавляю кипятка, оставшегося после чая, чтобы была тёплой. Беру чашку и несу всё в комнату.

– Ваня, Ванька! Подъём!

Снова заставляю его замычать, усаживаю на кровати и подношу чашку с водой к губам.

– Пей! Пей, я сказал!

Сжимает губы, засранец! Зажимаю ему нос. Ага! Открыл-таки рот! Заставляю его пить. Так… Одна чашка… Теперь вторая…

Звонок в дверь. Бегу открывать. Входит врач «Скорой помощи».

– Я уже две чашки ему споил.

– Мало! – говорит пожилая женщина-врач и, отодвигая меня, идёт к Ваньке.

Совместными усилиями заливаем в него, наверно, литра два.

– Несите тазик, – следует команда.

Бегу!

Наклоняем Ваньку, врач что-то суёт ему в глотку. Блюёт… Кажется, успели…

– Повторяем! – снова командует она.

Всё снова… Ох-х… Ещё раз… Теперь ещё…

– Теперь клизму надо сделать! – снова командует врачиха и открывает свой саквояж.

Тащу Ваньку в туалет после клизмы. Сидит, качается… Придерживаю его.

– Кажется, всё… – устало говорит врач. – Кстати, у него температура.

– Да, тридцать девять и пять. У него воспаление лёгких.

– Откуда вы знаете?

– Я тоже кое-что могу…

Тем не менее она прослушивает Ваньку.

– Да, воспаление… Ну что? Везём в больницу?

– Может, сейчас не надо, после…

– Пожалуй, вы правы… А вы что, врач?

– Немножко… Работаю в больнице академии, в неврологии… У вас жаропонижающее для инъекции есть?

– Есть. Что, хотите ввести?

– Я дал ему жаропонижающее, перед тем как узнал про попытку суицида.

– Понятно…

Она достаёт ампулу и шприц.

– Дайте, я сам.

Заправляю шприц, слегка поворачиваю Ваньку и делаю укол.

– Да вы – профессионал! – улыбается врачиха. – К нам пойти на работу не хотите?

– У меня там больные… Они меня ждут и поэтому не поймут.

– Ваша правда. Ещё оставить?

– Да, пожалуйста…

Даёт мне две ампулы и два шприца.

– Доктор, что вы посоветуете для него из антибиотиков после всех этих процедур? – решаюсь спросить я.

Она пишет рецепт.

– Возьмите. Колоть будете сами?

– Конечно.

– Ну, от души желаю вам успеха! Вот мой телефон. Позвоните мне, пожалуйста, как у вас дела. Договорились? Хотя дайте мне номер вашего телефона. Я сама вам буду звонить. У вас и так времени не будет.

– Спасибо за отсутствие формализма, – улыбнуться явно не получается. Устал и переволновался. – Записывайте… Только почему всё это так?

– Знаете… Я почувствовала в вас своего. Может, вы ещё не всё знаете, но подход у вас совершенно профессиональный. И спасибо вам за это. Меня зовут Анастасия Ивановна, а вас?

– Просто Саша…

– До свидания, Саша!

Она крепко пожимает мне руку.

Закрываю за ней дверь.

– Сашка… – вдруг подаёт голос Ванька.

– Чего тебе? Спи давай!

– Зачем ты это всё сделал? Зачем? – у него снова слёзы. – Ты же прочитал моё письмо!

– Тебя, идиота, не спросил! А не спросил потому, что ты был такой, что спрашивать было некого. Понял? Спи!

– Ладно… – безвольно соглашается он.

Стелю себе на кресле. Подушку беру Ванькину с антресоли. Ох-х… Этот знакомый запах его волос, сохранившийся на подушке…

Чёрт! Надо позвонить Андрею. Люди там тоже беспокоятся. Встаю, иду к телефону.

– Алло! Андрюха! Это Саша из Питера.

– Ну что там? – нетерпеливо перебивает он меня.

– Почти всё в порядке. Ванька у меня. Он только сильно простудился и заработал воспаление лёгких.

– Ну раз у тебя, то мы тут его искать прекращаем. Спасибо, что сразу позвонил, а то тут народ всполошился. Ну пока! Пойду, сообщу…

– Ага. Пока…

Захожу в комнату. Ванька спит. Прислушиваюсь к его дыханию. Очень тяжёлое… Беда… Ладно. Надо ложиться спать. На работу позвоню завтра. Парни справятся. Ваньку же оставлять одного ни в коем случае нельзя. Да и в аптеку с утра бежать надо.

Ох-х… Что-то устал я сегодня… Кресло придвигаю поближе к Ваньке. Надо его слушать, чтоб не проспать чего-нибудь.

* * *

Утро. Звоню в свой автосервис. Трубку берёт Лёшка.

– Лёх… Я сегодня не смогу прийти. Ванька вернулся из Булуна с сильнейшим воспалением лёгких. Оставить его одного пока не могу, очень высокая температура.

– Понял, шеф. Только ты смотри, не умори его своей энергетикой, – он по-доброму смеётся. – Может, лучше в больницу?

– Думаю, что в больнице его в таком состоянии скорее уморят.

– Ну смотри, тебе виднее…

Бегу в аптеку. Конечно, не выспался, потому что целую ночь вскакивал, прислушиваясь, как Ванька дышит.

В аптеке с утра очередь из пенсионеров. Раздражает… А с другой стороны – люди пришли за лекарствами. Они стары, уже плохо соображают, и это не значит, что им можно хамить, как это делает молодая фармацевт. Это я себя успокаиваю, поскольку, конечно, волнуюсь, ведь Ванька хоть и спит, но остался дома один. Без шмоток, которые я так и забыл вынуть из стиралки, он, конечно, никуда не денется, но его состояние…

Наконец до меня доходит очередь. На мою просьбу, а я прошу много жаропонижающего и выписанного антибиотика, а также одноразовых шприцев, фармацевт, строя мне глазки, ядовито замечает:

– Молодой человек, не много ли? Ведь это не наркота!

– Девонька, ты не хами, а давай то, что тебя просят, да побыстрее! – рявкаю я, потеряв терпение.

Так… Теперь магазин. Надо Ваньке сварить куриный бульон, чтобы попил.

Куру потрошить я так у него и не научился, поэтому придётся брать окорочка и срезать с них жир…

Вваливаюсь в квартиру. Заглядываю в комнату. Ванька полусидит на кровати. Глаза бешеные! Как-то странно блестят. Весь раскраснелся… Одеяло сброшено.

– Сашка, а где мои лыжи? – беспокойно спрашивает он.

– Какие лыжи? – не понимаю пока я.

– Ну те… Те! Мы же их потеряли!

Понятно… У него бред, и бред-то нехороший… Видно, что сильный жар. А вообще-то бред когда-нибудь бывает хорошим? Что-то я совсем…

– Да, Вань… Не потеряли мы их. Я их в стенной шкаф убрал. Ложись… Ложись…

Осторожно его укладываю и снова накрываю.

– Бабушке скажи, что я не приду на обед… – бормочет Ванька, но укладывается.

– Скажу обязательно! Ложись…

Плохи дела… Дыхание у него по-прежнему хриплое и тяжёлое. Грудь ходуном ходит.

Я стараюсь быть спокойным, говорю ласково. Главное, чтобы он успокоился. Быстро иду на кухню, набираю в шприц жаропонижающее, во второй – антибиотик.

– Вань… Чуть повернись…

Поворачивается. Делаю укол.

– Вот так… Теперь в другую сторону…

Делаю второй укол.

– Вот, теперь всё будет хорошо…

Только после этого щупаю Ванькин лоб, потом пульс, сую ему градусник под мышку, а сам иду на кухню. В голове почему-то стоит цифра сорок. Наваждение какое-то…

Так… Бульон поставил… Можно покурить. Затягиваюсь… Чёрт! Надо посмотреть Ванькину температуру. Ох, ничего себе! Сорок и одна десятая. Обалденная температура… И я, кажется, её увидел! Похоже, пора начинать применять свои способности. Но как? Так же, как и в случае с язвой? А может, как с Димкиным сыном? А-а, чем чёрт не шутит!

Нет, всё-таки нужно проконсультироваться с Кириллом Сергеевичем. А почему не с Юрием Степановичем? Нет. Он – невропатолог. И сказал, что язва – не его профиль. А Кирилл Сергеевич может всё.

Беру телефон. Сейчас по булунскому времени его дома нет. Он в больнице. Набираю больницу, его кабинет. Спасибо нынешней технике!

– Слушаю.

– Здравствуйте, Кирилл Сергеевич!

– Саша! Рад слышать тебя. Что там с Ваней?

– Сильное воспаление лёгких. Температура сорок и одна.

– Понятно… – глухо произносит Кирилл Сергеевич. – Расскажи, что делаешь.

Даю ему полный отчёт о всех своих действиях, исключая, конечно, Ванькину попытку суицида.

– В целом, правильно. Не думал ты, что можешь попробовать и сам себя использовать?

– Думал. Только сначала решил с вами проконсультироваться.

– Спасибо. Считаю, что любое воспаление тебе должно покориться. Ты вон какую язву практически ликвидировал! Только здесь, видимо, надо воздействовать не точечно, а как-то по-другому. Но это уже твоя епархия, и я не могу тебе подсказать. Извини, придётся думать самому, как в случае с его позвонком.

– Понял. Вот сижу на кухне, варю ему бульон и думаю.

– Вот и хорошо. Потом мне расскажешь.

– Обязательно.

Кладу трубку и подхожу к Ваньке.

Кажется, уснул. Щупаю лоб. Температура упала… Сколько там? Вижу тридцать девять и три… Быстро действует инъекция!

Возвращаюсь на кухню.

Всё-таки лучше использовать тот же метод, что и с Димкиным сыном, то есть втянуть его в своё здоровое поле. Ведь где-то я читал, что деревенские знахари иногда так поступали, то есть прижимали больного к себе…

Трясу Ваньку за плечо.

– Просыпайся… Надо поесть. Я бульон сварил.

Усаживаю его в подушки. Так и не вспотел… Плохо… Всё равно хрипит при дыхании. И по-прежнему дышит очень тяжело. А чего я хотел? Чтоб так, от одного укола, и сразу?

Приношу чашку с бульоном. Ванька, поглядывая на меня, хлебает бульон. Взгляд у него совсем потухший.

– Опять из-за меня корячишься? – он криво усмехается. – Незачем всё это… Лишнее…

Мне вдруг становится ясно, что Ванька совсем не борется с болезнью! Сейчас он мне не союзник, а скорее противник. И первое, что надо мне сделать, это преодолеть его нежелание жить. Надо убрать его стресс! Успокоить его.

– Ты давай лучше пей. Конечно, это не водка, но зато, наверно, съедобно.

– Пожалуй… – и хлебает дальше.

– Ещё принести?

– Если не в лом…

– В лом, конечно, но придётся принести, – я хмыкаю.

Каким-то чувством понимаю, что такая манера разговора сейчас лучше для его психики.

Приношу. Пьёт. Вот… Опорожнил вторую чашку.

– Ох… Хватит… Спасибо…

– Тогда давай ложиться.

– Нет. Я сперва в сортир.

Помогаю ему встать. Идём. Укладываемся обратно. Кладу ему руку на лоб. Ого! Тридцать девять! Уже лучше, но надо проверить. Где там градусник?

– На, поставь, – и иду на кухню готовить уколы.

– Мне немножко холодно стало… – виновато бормочет Ванька, когда я возвращаюсь со шприцами.

– Это хорошо. Я тебя сейчас согрею, только уколы сделаю. Повернись немного.

Оди-ин…

– На другую сторону.

Второ-ой…

– Ну всё! Двигайся! – и начинаю раздеваться.

– Ты чего? Спать будешь?

– С тобой поспишь, пожалуй, – ворчу я. – Давай, двигайся! Собой греть тебя буду.

Сколько там набежало градусов? Всё так же, тридцать девять и одна… Ложусь к Ваньке под одеяло и прижимаю его к себе. Жаль, это не маленький Вовка – проще было бы.

Ох-х… Как мне этого не хватало! Да, вот так прижимать его к себе…

– Можно, я тебя обниму? – шепчет он мне, как всегда, в ухо.

– Нужно!

Обнимает и сам тоже старается прижаться.

– Тепло?

– Угу… Саш…

– Чего?

– Прости меня, если сможешь… Я сам себя осудил за своё скотство и неблагодарность.

– Иди в задницу! Во-первых, я не могу тебя не простить, ведь ты – мой единственный родной человек на свете, и я тебя очень люблю, – так же шёпотом, как и Ванька, говорю я. – И во-вторых, осудил-то ты не себя, а нас обоих. Мы же братья!

– И всё-таки… – Ванька начинает шмыгать носом. – После всего, что было, у меня язык не поворачивается сказать тебе, как я тебя люблю…

– Ладно… Потом скажешь, если захочешь… А пока заткнись и спи.

– Хорошо бы… А мысли куда деть? – он хлюпает.

– Тебе сказать, куда их деть, или сам догадаешься? Заткни их в то место, которым ты думаешь.

– Сашка… Я люблю тебя, братишку моего дорогого… Не могу понять, как я так смог поступить с тобой… Как это вообще получилось?!

– Со мной… А с другими, значит, можно?

– О-ох… Мне так стыдно… Наваждение было какое-то…

– Ты заткнёшься или нет? – не выдерживаю я. – Ты мне мешаешь тебя лечить! Именно лечить моим здоровым полем!

Ванька неожиданно глубоко вздыхает и закашливается. Вот ещё… Приподнимаю его, чтобы прокашлялся. Но хорошо, хоть кашлять стал. Это уже хороший признак. Может, ещё и пропотеет… Укладываю его назад.

– Ну спи…

Большой больной ребёнок!

Мозги свои включаю на всю катушку. Опять молюсь. «Болезнь, уйди… Воспаление, прекратись…» Представляю, что моё сильное поле поглощает Ваньку и разрушает воспаление, которое я вижу как большое тёмное пятно на представляемом Ванькином силуэте. Как я убиваю это пятно! А оно не убивается… Правда, Ванькино дыхание вроде стало получше. Сколько времени прошло? Полчаса… Надо ещё. Только что-то я устал сильно… И глаза слипаются…

Просыпаюсь от телефонного звонка. Чёрт возьми! Я уснул! Идиот безмозглый! Это вместо целенаправленного воздействия! Ванька спит. Дышит получше. Встаю и топаю на кухню к телефону.

– Саша, здравствуйте! Это Анастасия Ивановна. Ну как у вас дела?

– Здравствуйте, Анастасия Ивановна. Температуру немного сбил. Сейчас тридцать девять.

– Да, это лучше, но особенно жаропонижающим не увлекайтесь. Лучше два-три раза в сутки. И антибиотик – по схеме.

– Спасибо! Я его бульоном покормил.

– Вот это хорошо, что бульоном. Ему сейчас лучше жидкое давать. Ладно, воюйте! Я ещё позвоню позже.

– Спасибо, Анастасия Ивановна! До свидания.

Возвращаюсь и ложусь к Ваньке.

Снова. «Болезнь, уйди… Воспаление, прекратись…» и так далее. Уже три часа мы с ним так лежим. Рукой проверяю температуру. Тридцать восемь и пять… Неплохо. Осторожно встаю, теплее укутываю Ваньку, одеваюсь и иду на кухню. Быстро набираю номер Даши. Сегодня я должен был приехать к ней и привезти матпомощь.

– Даша, привет!

– Здравствуй, Саша!

– Слушай… У меня опять всё не слава Богу… Ванька вернулся из Булуна с сильнейшим воспалением лёгких и очень высокой температурой. Температура около сорока и бред всякий. Я пока не могу его оставить одного. Сегодня даже на работу не ходил.

– Саша… Я всё понимаю и тогда тебя сегодня не жду. Приезжай, когда сможешь. Не волнуйся, мы проживём. Тебя мне только жалко. Мы все на тебе висим, а ты из сил выбиваешься.

– Слушай, прекрати! Тоже мне – Ванька номер два! Тоже всё переживает обо мне. Выдюжу! Не волнуйтесь!

– То, что ты выдюжишь, я понимаю, но всё равно тебя жалко.

– Ладно… Я постараюсь приехать к вам послезавтра. Хорошо?

– Сашка, ты же знаешь, я тебя рада видеть в любое время и независимо от того, с чем ты приезжаешь ко мне. Ты хоть это-то понимаешь?

– Конечно, понимаю, и поэтому мне так неудобно…

В комнате слышу шевеление.

– Саш… – тихонько зовёт меня Ванька.

– Иду.

Подхожу к нему. Взгляд вроде нормальный. Румянец есть небольшой, но дышит гораздо легче. Что так повлияло – антибиотик или моя работа, я не знаю.

– Чего хотел?

– Сядь рядом… – просит он.

Сажусь.

– Саш… А ты… Мы с тобой… Ты… сможешь быть таким, как раньше?

Хороший вопрос. Я и сам себе на него ответить не могу! Надо выкручиваться.

– У тебя что, снова бред? Идиот… Я тебя люблю, очень – люблю!

– Наклонись…

Наклоняюсь. Две руки охватывают мою шею, а щека прижимается к моей…

– Так… Не подлизывайся. Всё равно уколы тебе я сделаю.

– Не прокатило… – Ванька деланно вздыхает и опять закашливается.

Приподнимаю его за плечи. Прокашлялся. Укладываю. Ухожу на кухню готовить укол.

– Так. Повернись ко мне тем местом, где у тебя мозги! – командую я.

Ванька фыркает, но переворачивается на живот. Делаю укол.

– Ну, скоро ты? – нетерпеливо вдруг спрашивает он. – Замучился ждать!

– Да я уже сделал тебе оба укола!

– Правда? А я и не почувствовал… Верно в Булуне говорили, что у тебя рука лёгкая. Можно переворачиваться?

– Можно. Сейчас кормить тебя буду.

– Кормить? – вдруг радостно переспрашивает Ванька.

– Кормить, кормить.

– Знаешь, я действительно идиот, – он говорит задумчиво и даже очень серьёзно, только глаза хитро поблескивают. – Зачем нужно было зря тратить столько снотворного, водку… Просто дать тебе неделю-другую готовить – и цель достигнута! Вот и могилка моя… Ты бульон-то солил? Повар!

Сразу успокаиваюсь – раз подкалывает, значит, дела не так уж плохи. Но всё-таки что стало причиной достаточно быстрого улучшения?

Однако бульон действительно бессолый…

* * *

Юрий Степанович, которому я позвонил, чтобы отпроситься на вечер из больницы, выговаривает мне:

– Вы, Саша, меня удивили. Я считаю неправильным, если буду узнавать о ваших проблемах через Булун или вообще через Дальний Восток. Почему вы сразу не позвонили? Я ведь тоже врач, как-никак!

– Юрий Степанович, вы меня простите… Я не думал, что вы сможете найти время…

– Он, видите ли, не думал! – кипятится завотделением. – Давайте ваш адрес. Я должен сам осмотреть вашего больного брата. Вы его слушали?

– Конечно. Хрипы, тяжёлое дыхание… Теперь кашель начался…

– Короче, давайте адрес! Я глубоко уважаю и люблю Кирилла, но считаю его неисправимым романтиком. Да и по телефону не лечат. Слушаю вас. Давайте адрес!

Диктую адрес.

Юрий Степанович долго слушает Ванькину грудь. Простукивает… Вот этого я пока не умею.

– Что ж… Воспаление, конечно, есть. Серьёзное воспаление. Что там с температурой?

– Тридцать восемь, – рапортую я, предварительно положив руку на Ванькин лоб.

– Знаете, Саша, давайте без ваших штучек. Всё слишком серьёзно. Ставьте градусник!

Ставлю.

– Так… Антибиотик правильный… Жаропонижающее когда последний раз кололи?

– В два. С того времени температура держится на одном уровне.

– Ну это мы сейчас посмотрим… Давайте градусник.

Даю…

– Гм… Тридцать восемь и одна… – Юрий Степанович как-то странно смотрит на меня. – Ну, знаете… Так и с ума недолго…

Наконец-то улыбается. Я тоже.

– А кто уколы делал?

– Я сам.

– Он так делает, что можно не почувствовать! – встревает Ванька, который до сих пор молча водил взглядом от Юрия Степановича ко мне и обратно.

– Я и не знал, что вы колоть умеете, – честно признаётся завотделением.

– В Булуне научила меня медсестра Вера Петровна. Потрясающая сестра!

– Наверное, старой закалки?

– Это точно.

– Ну а что делали ещё?

– Своим полем лечил… Лёг рядом и прижал Ваньку к себе… Ну как знахари раньше делали!

– Знахарь вы эдакий! – Юрий Степанович усмехается. – Но, похоже, именно это и улучшило ситуацию. Двумя уколами антибиотика вряд ли можно было бы добиться такого улучшения. Чёрт возьми! А ведь Кирилл опять оказался прав! Так держать! Но если что – сразу звоните мне. Свой мобильный я вам оставил. Кстати, у вас когда мобильный появится?

– Да не заработал я пока на мобильный…

– Ладно, заработаете! Ну, счастливо, братья… Да! Сергею Петровичу я всё обязательно расскажу. Он следит за вашими успехами. Семь предметов, включая вступительные экзамены, на «отлично» за три месяца его порадовали.

Закрываю за ним дверь и возвращаюсь в комнату.

– Саш… А кто такой Сергей Петрович? – спрашивает Ванька.

– Ректор Медицинской академии, где я сейчас учусь.

– На врача?

– Угу… Кстати, надо будет позвонить и перенести экзамен.

– Зачем? Не успеваешь подготовиться из-за меня?

– Я готов, но тебя оставить не могу.

– Глупости. Не бойся, не помру. А кто такой Юрий Степанович?

– Профессор. Завотделением в больнице, где я вечерами работаю.

– Вот… Солидного человека побеспокоил, – Ванька виновато сопит.

– Ладно! Разберёмся. Тем более он сам захотел прийти. Пока надо что-нибудь на ужин сделать.

– Саш… Слушай, не парься. Приготовь какой-нибудь концентрат или полуфабрикат. Обойдёмся… А?

После ужина и уколов ложусь спать. Сегодня буду спать рядом с Ванькой, а дальше посмотрим…

– Двинься…

Двигается. Ложусь. И Ванька сразу кладёт мне голову на плечо.

– Саш…

– Чего?

– Поговори со мной немного… Если не сильно устал, конечно…

Понимаю, что он сам даёт мне возможность снять его стресс. Значит, многое будет зависеть от меня, от того, что я сейчас скажу. Но мне именно сейчас так не хочется вести душеспасительные беседы! Устал я!

– Вань, ты думаешь, что в данный момент это актуально?

– Думаю, да… Саш… Я понимаю, что ты после всего… не сможешь общаться со мной, как раньше, но… и я не могу, когда… ты установил отношения «врач – пациент»!

– А какие же отношения могут быть с тобой сейчас, когда ты очень серьёзно болен? Врач, а я в данный момент – врач, не должен сюсюкать с больным, если хочет его быстро вылечить. Вспомни, как лечился твой позвоночник, сначала – больно, а потом пошло облегчение. Так и здесь.

– Саш… Но сейчас от тебя исходит не ласка, как тогда, а какая-то сухая прохлада…

Ого! Чует кошка… А с другой стороны… Ну и пусть, что он виноват! Но это же моё! Этому самому «моему» сейчас плохо. И ему поэтому так нужна моя ласка. А я чего? Обиделся, видите ли… Не стыдно?

– Вань, ну это издержки твоего теперешнего состояния, – опять пытаюсь выкрутиться я.

– Нет, Саша… Это издержки другого… – бормочет он и отворачивается.

– Так… Ну всё… Я с тобой! И буду с тобой… – обнимаю Ваньку, прижимаю к себе. – Спи! А я лечить тебя буду… Тебе тепло?

– С тобой – да. Без тебя – холодно… – вторит мне Ванька двусмыслицей.

Уверен, что его попытка суицида была во многом спровоцирована алкоголем. А сейчас он окончательно протрезвел. Даже, кажется, голова стала работать нормально.

Похоже, успокоившийся Ванька заснул. Ну, слава богу! Надеюсь, теперь с его болезнью мы будем бороться вместе. Вон как сладко посапывает! Даже хрипов особых в его дыхании я сейчас не слышу. Надо было его прослушать перед сном. Ладно! Чего тут руками всплёскивать – раньше думать надо было. Теперь уж только завтра. Однако надо ещё его своим полем полечить. Обнимаю Ваньку и начинаю свои заклинания «Болезнь, уйди… Воспаление, прекратись…» Кажется, на Ванькином фантоме, который я создаю своим воображением, тёмное пятно существенно уменьшилось.

* * *

Среди ночи просыпаюсь. Наверное, мысли всякие, которые так и шастают в моей бедной голове, спать не дают.

Осторожно встаю, подтыкаю под Ваньку одеяло, чтобы ему без меня холодно не стало, и иду на кухню курить.

Ванька энергетически слаб. Не сейчас, а вообще. Эти его суицидальные порывы… Вообще-то они говорят в первую очередь о его нестабильной психике, подверженной влияниям всяческих воздействий извне. Типичный холерик! А не связана ли эта нестабильность именно с низкой энергетикой?

Действительно – человек, имеющий сильную энергетику, способен ею делиться, даже бессознательно, без какого-либо ущерба для себя. И это бессознательное «спонсирование» на том же бессознательном уровне даёт человеку ощущение силы, уверенности, если угодно – самодостаточности. Он уверен, что может преодолеть возникающие проблемы, а значит – спокойно смотрит в будущее. Энергетически слабый человек, попадая в поля более сильных энергетических центров, ощущает их воздействия, которые его собственное поле не способно гасить, и когда такие воздействия агрессивны, некомфортны для него, ему становится тревожно, а значит – неуютно. Если более сильное поле не является агрессивным, а, наоборот, располагает к своим воздействиям, энергетически слабый человек тянется к источнику силы, опять же бессознательно, стараясь что-то для себя «ухватить».

Сразу же встаёт вопрос – что первично, а что вторично? Что является определяющим – энергетика или физическое и психическое здоровье? Можно ли, «накачав» энергией человека, изменить его реакции, а следовательно, поведение? Можно ли вообще увеличить энергетику человека? Если можно, то до какого уровня? Сколько энергии, приобретённой со стороны, человек может удержать? Или он, как сосуд, вбирает в себя энергию, пока не заполнится его ёмкость? И вообще, что такое человеческая энергетика? От чего она зависит? Может, эта ёмкость у каждого своя? Данная от природы?

В общем – одни вопросы…

Сможет ли мне дать на них ответ Илья Анатольевич? Это ведь, наверное, из области той самой философии, о которой он говорил. Хотя я рассуждал сейчас скорее как инженер, а не как философ или лекарь.

И всё-таки Ванька со своей слабой энергетикой… Интересно, можно ли это поправить? Надо будет с ним поэкспериментировать. То есть измерить его поле в разных его физических и психических состояниях.

Уф-ф… Устал думать. Надо ложиться. Возвращаюсь в комнату и залезаю к Ваньке под одеяло.

– Сашка… Ты где был? – на мгновение проснувшись, бормочет он.

– Курил на кухне, – касаюсь губами его лба…

Тридцать семь и восемь… Сносно…

– Сашка мой… – сонно выговаривает Ванька и прижимается.

Это хорошо. Будем лечить дальше. Обнимаю его. «Болезнь, уйди… Болезнь, уйди…»

Утром, после уколов и Ванькиной кормёжки, звоню Юрию Степановичу и докладываю обстановку.

– Понял, Саша. То, что температура упала ниже тридцати восьми, – это хороший сигнал. Вы мерили рукой или градусником?

– Градусником, – я понимаю смысл вопроса и улыбаюсь. – Всё не верите моим методам?

– Стараюсь верить, но старая школа не даёт, – по-моему, он тоже улыбается. – Кстати, о методах. Ваш Синяев сегодня спал нормально. Я специально попросил дежурную сестру проверить.

Синяев – мой пациент, со спиной и шеей которого я сейчас работаю. И мне очень приятно слышать о нём хорошие новости.

– Сегодня вечером приеду и проведу ещё сеанс, – обещаю я.

– Ну, Саша… Тут я вам не начальник, – тихо говорит Юрий Степанович. – Но если действительно Ванино здоровье позволит, то ещё сеанс был бы кстати.

Когда я начал работать, на отделении меня встретили не скажу, что плохо, но и не скажу, что хорошо. Не всем понравились мои методы лечения. Многие называют их химерами, хотя и не могут отрицать результатов. По сути, в моей жизни после армии это первый большой коллектив, в котором мне приходится находиться. Поэтому я, видимо, оказался не готов ко всяким не очень приятным проявлениям жизни любого коллектива. Имею в виду всякие сплетни и слухи.

Приехал я в больницу специально, чтобы провести сеанс с Синяевым. Охранник на входе в хлам простужен. Глаза красные, нос распух… И дышит – о-ох!.. Показываю ему пропуск. Кивает.

– Давно? – спрашиваю я, имея в виду его состояние.

– Третий день… – хрипит он.

Что-то нисходит на меня.

– Ну-ка сядьте! – приказываю я, и он послушно садится.

Делаю разные движения, которые мне подсказывает интуиция, вернее – кто-то сверху. Грею полем. Вроде всю энергетическую дрянь убрал…

– Ну вот… Теперь полегчает, – говорю удовлетворённо и, видя его недоверчивый взгляд, добавляю: – Не сомневайтесь! Полегчает!

– Спасибо, – опять хрипит он.

Когда я могу кому-нибудь помочь, я испытываю настоящее удовлетворение, поэтому настроение повышается.

Захожу в ординаторскую.

– Здравствуйте!

– А… Храбрый прогульщик прибыл! – приветствует меня дежурный невролог, пышный мужик лет сорока, Борис Васильевич. – Ну привет!

Он внимательно смотрит на меня и делает заключение:

– Лицо вроде не помятое, глаза не красные, перегара нет. Что, так плохо погулял?

– Не понял…

– Нет, я понимаю – дело молодое! – Борис Васильевич хихикает и хлопает меня по плечу. – Ладно… Мы тут всё понимаем. У каждого по молодости загулы были.

– Да я был не в загуле…

– Ладно-ладно… Здесь все свои. Все всё понимают, – он масляно улыбается.

Я понимаю, что кто-то пустил сплетню и все её восприняли на «ура». Очевидно, следствие большой любви коллег.

– Ну ладно, я к Синяеву, – бросаю я, желая прекратить эту тему и абсолютно не желая оправдываться. Надеваю халат и выхожу из ординаторской.

– Молодец! – звучит мне вслед. – Грехи надо замаливать!

– Здравствуйте, Саша! – приветствует меня пожилая медсестра, тоже Вера, как и в Булуне, но Тимофеевна.

– Здравствуйте!

– У вас что-нибудь случилось?

Она смотрит на меня с явным сочувствием, поэтому, понимая, что Юрий Степанович, конечно, никому не докладывал про визит к нам с Ванькой, решаю ей объяснить.

– Вера Тимофеевна, у моего младшего брата очень сильное воспаление лёгких. Даже Юрий Степанович приезжал. Вот, два дня я… был при нём.