Текст книги "Право Истинных (СИ)"

Автор книги: Алексей Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Свигорр, вожак Северных и отец убитого Дамирра, оставался пока единственным соперником, который вызвался в качестве претендента. Элррик знал его как решительного и опытного бойца. Свигорр был готов драться до конца, и это вызывало у Элррика уважение. Но уважение не заглушало ненависть. Помимо ненависти, фоном маячило опасение – неизвестный волк, который уже победил его однажды, мог вновь явиться. Элеррион, однокурсник и бывший друг канцлера, вполне способен подготовить опытного бойца, если, конечно, он остался жив в прошедшую Великую Ночь Переходов.

Элррик не мог допустить еще одного провала. Ему требовалась новая сила, мощь, которая бы гарантировала победу. Его текущих способностей недостаточно, как показала схватка в академии, и это осознание пожирало, будто огонь, выжигающий душу. Страх и гнев смешивались, превращаясь в коктейль безумной решимости.

Элррик много времени стал проводить в дворцовой библиотеке. Он листал древние манускрипты, рылся в свитках и старых легендах в поисках способа, который дал бы ему преимущество. Ночи проходили в холодных залах, среди пыльных книг, в свете тусклых свечей. Он изучал забытые ритуалы, темные обряды, которые пугали даже самых храбрых оборотней.

В глубине души канцлер знал, что путь к силе лежит через нечто мрачное и запрещенное, и чем глубже он погружался в эти исследования, тем отчаянней становился. Однако отчаяние уступило место решимости, когда он наткнулся на древний обряд, описанный в пыльном томе из в личного шкафа Долми, старого учителя королевской семьи, запертого магическим кодом. Чем хороша электромагия, так это тем, что магические замки плавила на раз.

Этот обряд предлагал силу, которую он так жаждал. Но сила эта давалась в обмен на кровь. В последнюю ночь полнолуния на месте предполагаемой схватки необходимо было принести жертву, обладающую высоким уровнем магии крови. Будущий донор магических сил должен быть живым в момент обряда. Ведь страх и боль жертвы усиливали магическую связь до предела. Сознание жертвы должно было осознавать свою участь – в этом заключалась суть. Место ритуала необходимо было пропитать кровью жертвы, а ее душу – привязать к Поляне Предков магией земли. Магический контур растворит тело, а магия крови сконцентрирует ее силу на месте будущего поединка. И тогда небольшой ментальный призыв позволит накопленной магии перетечь в призывающего его Элррика. До августа можно было провести шесть ритуалов, а это гарантировало победу над любым претендентом.

Элррик знал, что этот ритуал лишит его гуманности, но для него это не имело значения. Милосердие – цена за власть, и он готов был заплатить ее.

Оборотень закрыл книгу, его руки слегка дрожали. На губах же играла холодная улыбка. У него есть шанс, и он не намерен его упустить. Пусть это и чудовищно, пусть это лишит его последних остатков души, но ради победы, ради власти он готов на всё. А власть никогда не дается без жертв. Он уже представлял себе кровь, текущую по магическому кругу, чувствовал силу, вливающуюся в его тело, слышал крики оборотней в их последней агонии. Он должен победить, во что бы то ни стало. И теперь у него был план – жестокий, безумный, но выполнимый.

***

В темных коридорах лунорского дворца образовалась вспышка, и сквозь нее вышла фигура в длинном плаще с капюшоном. В глазах затененного плотной тканью овала лица бушевала неугомонная ярость. Маг быстрыми шагами шел по коридорам, не обращая внимания на стражников, которые бросали на него настороженные взгляды, но не решались остановить.

Он ворвался в столовую, где находился Элррик, и тот вздрогнул, увидев внезапное появление непрошеного гостя. Мэрлин сжался в комок гнева, его магическая энергия ощутимо колыхнула воздух.

– Где твоя мать? – холодно и без лишних слов потребовал он, глаза сверлили Элррика, будто пытались прожечь в нём дыру. – Зови сюда эту тупую суку!

Канцлер почувствовал, как его дыхание сбилось. Он видел, что его прежний наставник на грани – его гнев был почти физическим и настолько ощутимым, что воздух вокруг казался напряженным и тяжёлым. Он медленно кивнул и послал одного из стражей за Торрой.

Появившаяся через несколько минут женщина мгновенно побледнела, увидев Мэрлина.

– Лэр… – ее голос сорвался, а в глазах мелькнул страх.

Она сделала шаг назад, словно надеясь спрятаться от его взгляда.

– Неужели ты осмелилась ослушаться меня, Торра?! – голос Мэрлина эхом разнесся по залу, и магия, исходящая от него, казалось, пронизывала пространство, заставляя всех вокруг изображать невидимок.

– Я же ясно выразился, что не надо трогать Лиану! Ты хоть представляешь, к чему это может привести?! – его глаза горели яростью, а голос вибрировал от гнева.

– Я ничего не делала, лэр. И не понимаю, о чём вы... – бормочущая Торра не смела поднять глаз, ее руки дрожали.

Она чувствовала, что одно неверное слово – и это станет ее концом. Мэрлин на несколько минут замолчал, словно разговаривал сам с собой, затем сделал глубокий вдох.

– Знаешь, что тебя спасает, сучка? Только то, что Леониду не причинили вреда, и то что истинной крови во всех ваших проклятых мирках осталось с гулькин нос! Если бы с ним что-то случилось, я бы не колебался ни секунды, – его голос стал тише, но от этого не менее угрожающим. – Вы оба должны понимать, что играете с огнем, и я не стану игнорировать неподчинение.

Напряжение в магической ауре несколько ослабло, и воздух в зале стал легче. Торра кивнула, не осмеливаясь произнести ни слова. У Мэрлина не было прямых доказательств ее причастности. Она понимала, что сейчас ей выпал шанс на спасение, и не намерена была его упустить. Побледневший Элррик стоял и молча наблюдал, как гнев наставника постепенно стихал, его руки, сжатые в кулаки, расслаблялись.

Внезапно Мэрлин поднял руку, и воздух вновь затрещал от электрической статики. Он подошел к Торре вплотную, глаза горели ледяным безразличием.

– Ты думаешь, что так просто отделаешься? Нет, Торра, – голос прозвучал так тихо, что казался еще более угрожающим, чем крик. – С этого момента твоя жизнь будет связана с жизнью Леонида. Если он умрет, умрешь и ты. Пусть это напомнит тебе, что действия имеют последствия.

Магия начала стекаться к его рукам, окружая Торру, словно ледяные цепи. Она почувствовала, как что-то холодное и неумолимое проникает в тело, обвивая сердце и душу. Глаза волчицы расширились от ужаса, и она вскрикнула, чувствуя, как что-то внутри нее меняется, связывая ее внутреннюю волчицу с жизнью другого. Свечение стало ярче, а затем исчезло, оставив ее стоящей на коленях в полном оцепенении.

– Это проклятие, Торра. Ты связана с оборотнем, и если с ним что-то случится, тебя ничто не спасет. Ты живешь, пока живет он, – провозгласил Мэрлин с жестокой улыбкой на лице. – Запомни это.

– Убирайтесь с глаз моих, оба, пока я не передумал, – резко бросил он, его взгляд всё еще оставался тяжёлым и непреклонным.

Торра быстро покинула зал, а Элррик медленно кивнул, не осмеливаясь возразить. Он знал, что Мэрлин опасен, намного опаснее, чем кто-либо в этом дворце мог представить. Мэрлин бросил на него последний взгляд, полный презрения, а затем развернулся и исчез в вихре магической энергии, оставив лишь едва уловимый запах озона в воздухе.

***

Лиана не знала, сколько с момента похищения прошло времени. Дни, недели, месяцы – всё сливалось в одно непрекращающееся мучение. Она потеряла счет, уже не пытаясь даже понять день сейчас или ночь. Клетка в подвале, в которой ее держали, была лишена освещения, только одинокий луч солнца иногда пробивался через крохотную трещину закрашенного окна под потолком, не принося ни капли тепла. Принцессу окружал смрад настолько сильный, что казалось, он пропитывал каждый вдох. Ведро в углу, куда ей приходилось справлять нужду, источало едкий запах мочи, смешанный с запахом гниющих ран и немытого тела. Грязь и боль стали ее единственными спутниками.

Тело болело. Каждая клеточка стонала от боли, и это единственное, что позволяло ей хоть как-то удерживаться в реальности. Касарр, ее мучитель, не щадил ее, каждый день изобретая новые способы сломить девушку. Он не просто хотел причинить ей боль, он хотел уничтожить ее дух, медленно и методично. Каждый раз, когда он спускался в подвал, его лицо выражало что-то между скукой и извращенным удовольствием. Холодный, безразличный взгляд сверлил ее, и в эти моменты Лиана чувствовала себя более чем беспомощной. Сердце сжималось от ужаса, грудь давило, а каждая попытка вдохнуть сопровождалась паникой, которая накатывала волнами, оставляя без сил.

Одним из любимых методов палача было использование игл из различных металлов, пропитанных разными зельями. Он втыкал их в ее руки и ноги, медленно и осторожно, заставляя прочувствовать, как игла обжигает плоть, словно огонь. Садисту была интересна степень воздействия каждого снадобья или яда. Она ощущала, как металл проникал в тело, его холод, его обжигающая сила разъедали ее изнутри. Другим извращенным развлечением было использование магических оков. Они обвивали ее грудь или талию, сжимая ее каждый раз, как она пыталась вдохнуть глубже. Давление на легкие усиливалось до такой степени, что каждый вдох превращался в настоящий подвиг, а каждое движение было невыносимой пыткой.

Лиана помнила, как однажды он заставил ее стоять на коленях, связав цепями из звеньев с острыми шипами так, что любое движение превращалось в невыносимую муку. Кровь текла по ее исхудавшему телу, но заживление, обычное для оборотня, теперь казалось далекой мечтой. Она теряла сознание от боли, а когда приходила в себя, ее окружала та же самая тьма, тот же смрад. Она больше не была уверена, где находится – в реальности или в нескончаемом кошмаре. Собственное тело стало ей чуждым, словно оболочкой, которую она больше не контролировала. Оно превратилось в фоновый источник постоянного страдания.

Частенько он бил ее по лицу, плевал, называл беспомощной тварью, жалкой принцессой без трона и без силы. Он наслаждался ее слабостью, невозможностью противостоять ему. Он знал, что ее воля сломлена, знал, что она больше не может бороться. Касарр даже развязал ей руки и ноги, не опасаясь сопротивления. Лиана стала слишком слаба. Она всё время лежала или сидела, опустив глаза на свое тело, на выступающие рёбра, на изможденные руки, покрытые синяками и грязью. Она больше не чувствовала себя оборотнем, не чувствовала ни силы, ни звериного духа, которые всегда были ее спутниками. Всё, что у нее осталось, – это боль. Даже ее волчья сущность, когда-то яркая и живая, теперь казалась далеким воспоминанием, скрытым за туманом страданий.

Очередной день или ночь – не имело значения. Лиана больше не знала разницы. Бесконечный круговорот боли и тьмы. Дверь скрипнула, и Касарр вошел. Он оглядел пленницу, прищурив глаза и скривившись от запаха, затем презрительно усмехнулся. Он подошел ближе, его голос раздался, словно холодное жало, проникающее в сознание. Он говорил с ней, как с ничтожеством, словно с игрушкой, которую он мог сломать в любой момент.

– Знаешь, Лиана, – сказал он, наклонившись к ее лицу, – я устал от тебя. Эксперименты с тобой мне наскучили. Всё, что можно было узнать, я уже узнал. А знаешь, что самое смешное? Твои друзья всё еще ищут тебя, как слепые щенки, обследуя закоулки столицы. Эта размякшая беззубая кобра Сарассис. Как же она жалка! – он хмыкнул и полным сарказма голосом добавил: – Их методы такие примитивные, такие предсказуемые. Пожалуй, я подскажу им, где ты находишься. Мне хочется закончить всё быстрее и разобраться со всеми вами разом.

Лиана не реагировала. Она едва слышала его слова сквозь туман боли и усталости. Девушка не могла поднять голову, не могла даже взглянуть в глаза этой сволочи. Слова казались далеким эхом, словно касались не ее, а кого-то другого. Касарр наклонился еще ближе, его дыхание было холодным и злым. Она почувствовала, как его пальцы, грубые и ледяные, прикоснулись к ее подбородку, заставив поднять голову. Ее глаза встретились с его взглядом, но в них не было ничего, кроме пустоты.

– Ты слышишь меня, принцесса? – прошипел он, тряхнув ее за подбородок. – Твои друзья скоро найдут тебя, но это будет их последняя ошибка. А ты, жалкая тварь, даже не сможешь им помочь.

Касарр толкнул пленницу, заставив упасть на холодный каменный пол, и, насмешливо ухмыльнувшись, развернулся и вышел, хлопнув дверью.

Лиана лежала, смотря в пустоту, находясь на грани потери сознания. Где-то в глубине, несмотря на весь ужас, мелькнула искра надежды. Она радовалась тому, что друзья еще живы и не сдались. Эта мысль была единственной, что согревала ее в данный момент. Она начала молиться Единой, чтобы друзья ее не нашли. Она не хотела, чтобы они попали в ловушку. Лиана готова была умереть, лишь бы близкие не пострадали.

Боль окутывала, но в этом бесконечном потоке страданий что-то теплилось – слабый, едва заметный огонек внутри. Он был хрупок, как дрожащее пламя свечи, но не гас. Ее любовь к Леониду, друзьям, к ее стае, к тем, кто разделил с ней столько моментов, всё еще грела, несмотря на все пытки Касарра. Она мысленно повторяла их имена каждый раз, когда боль становилась невыносимой. Она лежала на холодном полу, ее дыхание было рваным, но девушка улыбалась, несмотря на то, что улыбка была горькой и полной боли. Она улыбалась, потому что знала: пока ее друзья живы, есть шанс. Шанс на то, что этот кошмар закончится. Шанс на то, что они найдут друг друга в изнанке МежМирья, даже если ей не суждено быть с ними в этой жизни.

«Единая, прошу тебя, пусть они не найдут меня, пусть они останутся в безопасности», – это была ее главная молитва, ее последнее желание.

Лиана была готова пожертвовать всем, чтобы сохранить их жизнь, и даже здесь, в этой тьме, ее дух всё еще горел, пусть и слабым, но неугасимым светом.

Глава 15. Когда мне плохо, я вою, и тогда плохо становится всем!

Риск – это путь лишь для смелых сердец,

Возможности он открывает бескрайние.

Кто не рискует, возможно, совсем не глупец,

Но он не познает вкус шампанского тайного.

Весь следующий день перед полнолунием я не находил себе места. Внутри всё звенело, словно натянутая тетива, – любое слово, любой взгляд могли стать последней каплей. Друзья пытались поговорить со мной, хотели как-то помочь, но я лишь грубо и резко обрывал все попытки коммуникации. Даже одногруппники обходили меня стороной, чувствуя ауру неприятия. У меня не было желания вновь слушать успокаивающие слова, не было желания обсуждать свои планы. Никто не должен был знать, что я задумал, а я не собирался никому рассказывать. Предупредил лишь фамильяра, что этот оборот планирую провести в одиночестве и взял с него обещание молчать.

ДраКоша пытался выудить подробности, своим тихим умоляющим голосом он просил меня подумать, не действовать импульсивно. Он напоминал мне о своем предназначении, о том, что мы должны держаться вместе, но я был непреклонен. Внутри меня кипела решимость, и ничто не могло ее поколебать.

Сегодня я сделаю это.

Сегодня я позволю своему волку выполнить то, чего жаждет каждая клеточка моего тела – найти свою пару, почувствовать ее след, услышать зов. Я подозревал, что это будет опасно, но этот страх ничто по сравнению с тем, что я чувствовал каждый день без Лианы.

Когда пришло время ужина, я специально набил брюхо по максимуму, чувствуя, как желудок наполняется приятной тяжестью. Я надеялся, что для волчьей формы обильная пища послужит источником дополнительной силы. Еда, калории – всё это могло понадобиться нам ночью, чтобы продержаться как можно дольше. В столовой стоял привычный гвалт, студенты обсуждали что-то свое, но я не вслушивался. Чувствовал только пристальный взгляд Майи, которая уже закончила трапезу и продолжала пялиться на меня. Ее взгляд был пронизан тревогой, и я знал, что она явно что-то подозревает. Пчёлка была готова спросить или выслушать, что происходит, но я избегал ее взгляда, не желая никаких разговоров.

– Лёнь, может, пойдем в общагу? Ты выглядишь так, будто не спал целый год, – сказала она голосом, полным тревоги, а в глазах читалось непонимание. – Радует хотя бы то, что поел, но и пугают объёмы сожранного!

Слова подруги проникли в сознание, словно теплый ветер, но я не мог позволить себе дать слабину.

– Я приду позже, – ответил я коротко, стараясь не смотреть на оркшу.

Я знал, что обнаружу в ее глазах беспокойство, и боялся, что это может поколебать мое решение. Майя еще немного постояла, явно желая что-то добавить, но потом просто кивнула и ушла. Ее шаги затихли вдали, а я остался сидеть за столом наедине с тяжёлыми мыслями. Казалось, что даже стены столовой давили на меня, не позволяя вольно вдохнуть.

Когда практически все разошлись, я направился в место, где один раз уже нашел абсолютный покой, пускай и совсем ненадолго.

Пещера.

Та самая пещера, где мы с Севой и Лианой совершили наш первый стайный оборот. Место, где мы стали единым целым, где я впервые ощутил всю мощь связи со стаей. Там всё еще оставались наши подстилки – холодные, никем не использованные, но я знал, что здесь смогу уловить хотя бы чуть-чуть ее присутствие. Каждый шаг по мокрому снегу отдавался в ушах глухими ударами сердца. Сумерки плавно окутывали лес, воздух был холоден, а небо – тяжёлым и мрачным.

Я вошел в пещеру, и знакомый запах сырости и холодного камня обрушился на обоняние. Ночь начала укрывать обстановку снаружи, когда я опустился на подстилку Лианы, вдыхая запах ее волчицы. Аромат принцессы едва уловимый, но он всё еще был здесь, безусловно. Словно слабое эхо ее присутствия. Я сидел на влажной ткани, глядя, как пространство за пределами пещеры подсвечивается светом полной луны, и чувствовал, как внутри меня нарастала глухая ярость. Мой волк находился в крайней степени возбуждения, он метался, требовал свободы, и сегодня я был готов эту свободу ему отдать. Здесь, на этом месте, всё, что было мной прежним, стало ненужным.

– Делай что хочешь, – тихо сказал я внутрь, обращаясь к истинному зверю. – Сегодня не стану вмешиваться. Ты можешь полностью распоряжаться нашим телом. Я знаю, чего ты хочешь, и верю, что ты найдешь ее, если она где-то там.

Я быстро разделся, не обращая внимания на холод. Сердце гулко билось в груди, когда лунный свет начал проникать в пещеру. Яркий и холодный, как ледяной огонь. Я чувствовал, как волк поднимался внутри меня, как волны ярости захлестывали всё человеческое.

Эта ночь – наша.

Внутри не было страха, только тоска и невыносимое желание найти ее. Я уже не мог больше ждать. Весь этот месяц, каждая секунда стали мучением, пыткой, которая не давала покоя.

Кожа начала трещать, мышцы сокращались, тело ломалось и перестраивалось. Я не сопротивлялся, позволял процессу происходить, наблюдал за тем, как волк берет верх. Стиснув зубы от боли, смотрел, как руки превращаются в лапы, как ногти удлиняются, становясь когтями, как всё человеческое постепенно исчезает. Этот процесс не был ни быстрым, ни легким, но я знал, что каждая минута страданий приближает меня к тому, чего так отчаянно жаждал.

Я вспомнил Лиану, ее улыбку, глаза, и то, как они светились, когда она смеялась. Эти воспоминания, словно огонь, разжигали ярость внутри меня. Я не мог позволить им исчезнуть, не мог позволить, чтобы кто-то отнял ее у меня. И эта ярость была единственной силой, которая поддерживала меня в этот момент.

И вот я больше не человек.

Черный волк, от которого исходят волны дикого гнева и отчаяния, медленно выходит из пещеры. Свет луны освещает нас, и я чувствую, как инстинкты захватывают меня до конца. Больше нет человеческих мыслей, нет сомнений, нет страха. Есть только цель. Найти ее. Найти и вернуть. Убить любого, кто встанет у меня на пути! Этой ночью мы пойдем до конца. Эта ночь принадлежит только нам, и ничто не сможет нас остановить.

Волк поднял голову, вглядываясь в глубину леса, чувствуя, как ветер разносит разнообразие запахов. Я различал их мельчайшие оттенки – мелких животных, птиц, деревьев, мокрой земли. Но я искал лишь один. Инстинкт гнал нас вперед, и я не сопротивлялся. Волк был свободен, и он знал, что ему нужно делать.

***

ДраКоша, за последние дни слегка ослабевший, наблюдал за хозяином, оставаясь в невидимом для всех режиме. Леонид выглядел изможденным, его глаза утратили привычный блеск, а лицо осунулось после месяца бесплодных поисков. Совесть не позволяла фамильяру напоминать о своем пропитании, видя, как бро занимается самоедством. Со вчерашнего дня Лёня повел себя максимально скрытно и подозрительно. Он не признался, куда бегал от фамильяра через портал, а котоящер чувствовал лишь сильную ауру электромагиии, что хозяин принес на себе.

Вот и сейчас, набивая утробу едой, Леонид закрылся от своего хранителя ментальной стеной. С утра он лишь взял со своего фамильяра странное обещание, что тот не расскажет никому о предстоящей попытке оборота в полном одиночестве. Это гложило котоящера.

Нужно что-то предпринять, но вот что?

Видя, что Майя приглядывает за хозяином, он решил обратиться к фамильяру бабушки Риты – Григорию. Древний, опытный кот был единственным, к кому ДраКоша мог обратиться за советом. Он точно знал, где его искать. Гриша всё свободное время проводил в подвале общежития, охотясь на расплодившихся мышей.

ДраКоша нашел старого фамильяра в холодном темном углу, заваленном пыльными тюками изношенной ткани. Григорий сидел на полу с довольной физиономией, поглощая очередную хвостатую добычу. ДраКоша подошел ближе, его крылья чуть опустились от усталости, в глазах не было видно прежнего задора.

– Эй, юнец, что тебя сюда привело? – Григорий говорил лениво, прижав лапой остатки своей трапезы. – Ты выглядишь так, словно увидел смерть.

– Гриша, – ДраКоша сел рядом, нервно перебирая когтистыми лапками. – Лёня... мне кажется, он собирается сделать что-то безумное. Взял с меня слово, чтобы я молчал, и сам за весь день и парой фраз ни с кем не обмолвился. Я понятия не имею, что мне делать. Но боюсь за него до безумия.

Кот прищурил глаза, его усы дрогнули, и он поднял голову, внимательно посмотрев на младшего коллегу.

– Он заставил тебя молчать, говоришь? А ты решил, что это верное решение? – переспросил Григорий, тщательно вылизываясь. Его голос был низким, но в нём явно считывались нравоучительные нотки.

– Он же мой хозяин... я обязан выполнять его приказ... просьбы, – тихо ответил ДраКоша, чувствуя, как голос дрожит.

– Слушай сюда, юнец, – Григорий сел прямо, его глаза блеснули в темноте подвала. – Запомни раз и навсегда. Самое главное для нас, фамильяров, – это жизнь хозяина. Если для ее сохранения нужно поднять на уши весь мир, значит, поднимаешь всех и каждого. Если нужно нарушить обещание, значит, нарушаешь. Твоя задача – защищать его любой ценой, даже если он тебе после этого до конца жизни слова не скажет.

ДраКоша смотрел на старого кота, и слова Григория служили холодным душем. Он почувствовал, как внутри него пробуждается решимость. Он не должен просто сидеть и ждать, как говорил Леонид, у моря погоды.

– Ты прав, Григорий, – твердо сказал котоящер, поднявшись на лапки. – Я не могу позволить хозяину рисковать. Спасибо.

– Иди-иди, пока не поздно, – буркнул Григорий, кивнув мордой. – И помни, ящеренок, что иногда приходится быть мудрее, чем хозяин.

ДраКоша стремительно выбежал из подвала. Его маленькое сердце колотилось от волнения и страха. Он чувствовал огромную ответственность, его разум бил тревогу, ведь жизнь Леонида зависела сейчас от его решения. Каждый его прыжок был полон решимости и паники одновременно, и единственное, что он знал наверняка, – он не может позволить своему хозяину погибнуть. Он уже понимал, что должен сделать. Добравшись до комнаты парней, он нашел там дремлющего Северрина.

– Сева! – крикнул он, почти задыхаясь. – Лёня... он собирается пройти процесс оборота один. Он явно что-то задумал! Мне кажется, он точно сегодня влипнет в неприятности, а рядом никого из нас нет!

Северрин поднял голову, его глаза раскрылись от шока, а затем сжались в тонкие щелочки. Парень вскочил на ноги, ярость и беспокойство в одно мгновение изменили лицо оборотня.

– Вот же балбесина плешивая, – выдохнул он, хватая куртку. – Где он сейчас?

– Он... уже обернулся, я чувствую это, но моя связь сильна только с его человеческой формой, – ДраКоша прищурился, чувствуя связь с хозяином, слабую, но всё еще существующую. – Мы должны найти его, пока не поздно.

Сева, не тратя времени на разговоры, выбежал на улицу. ДраКоша бросился за ним в полуполёте, его крылья цепляли стены узкого коридора, оставляя царапины. Он нутром чувствовал, что время уходит, и каждая минута на счету. Лёня где-то там, один, и ДраКоша не мог позволить ему погибнуть. Даже если для этого нужно было нарушить все обещания, даже если это означало предать доверие, – жизнь хозяина была важнее всего.

***

Наконец-то! Я больше не человек. Я – волк, и мир вокруг меня раскрылся во всей своей полноте. Звуки, запахи, движение воздуха – всё это становилось частью меня, и я, наконец, ощутил, что принадлежу этой ночи. Леонид где-то глубоко внутри, словно отражение в зеркале, наблюдал за тем, что происходит, но уже не вмешивался. Волк становился главным, волк управлял всем, – и эта ночь принадлежала только ему. Мои чувства стали острыми, словно обнажился каждый нерв, и я слышал, как шелестит ветер, как дышат ночные существа.

Всё стало иначе, всё стало... правильным.

Обнюхивал землю под лапами, подмечал каждую нотку, вплетенную в холодный воздух. Ветер приносил палитру из ароматов, запахи леса, гниющих листьев, мокрой земли. Я чуял, что моя пара была тут, но старые запахи едва различимы. В носу щекотало от попыток ухватить хоть малейший след.

Я напрягаюсь, исследую кусты и землю, покрытую снегом, двигаясь рывками, будто следуя призрачному следу. Что-то было здесь, что-то невидимое, что могло бы указать путь. Ветер меняется, и вдруг среди тысяч запахов что-то мелькает. Слабое движение воздуха заставило уши подняться и напрячься. Ощущение будто по позвоночнику пробежала искра – что-то важное находится совсем рядом.

Я замираю. В паре прыжков от меня возникает колышущийся контур. Волчица, едва заметная, словно отражение лунных бликов на глади воды. Образ напоминает видение из снов – непостоянное, почти прозрачное. Зверь пристально вглядывается в меня, ее глаза слабо искрятся, что заставляет сердце глухо стучать о рёбра. Ощущения от этого взгляда сложно описать словами – тоска и надежда, страх и некое приглашение. Она явно манит меня за собой, ее корпус будто соткан из воздуха и тумана, и только волчьи глаза могут разглядеть этот призрак. От Леонида внутри приходит радостная эмоция, а я поскуливаю, почувствовав зов.

Это ее след, ее дух, ее вызов, и я не мог не откликнуться.

Волки не думают – они действуют.

Я бросился вперед, следуя за призрачным проводником, чувствуя, как всё тело подрагивало от возбуждения. Ночные улицы города проносились перед глазами. Я летел, словно тень, словно вихрь, перепрыгивая через препятствия. Ветер пронизывал шерсть, мышцы напряглись, каждый шаг отдавался глухим ударом о землю. Прыжки, движения лап, подруливание хвоста – всё было идеально, словно я, наконец, нашел самого себя. Вокруг меня мелькали огни, тени, лица. Редкие прохожие шарахались, когда я проносился мимо, они видели только тень черного зверя, несущегося в ночи, и не понимали, что происходит. Я подмечал, как их глаза расширялись от страха, слышал, как они вскрикивали, а кто-то бросал свои вещи на землю, в панике прыгая в сторону. Это было забавно – их страх, их слабость, их беспомощность. Чужие эмоции воспринимались мной словно шум, который не следовало замечать.

Окружение мелькало рваными картинками: мостовая под лапами, осколки стекла, выбитого ветром из окна, силуэты деревьев, тени домов. Всё это проносилось, словно кадры из хроник, и лишь призрак белой волчицы передо мной оставался четким и ясным. Ее грациозные движения, парящий бег, который словно удерживал облик зверя над землей, казались фантастическими. Ее невозможно потерять из виду, она была моим единственным светом в этой бесконечной ночи. Присутствие моей пары словно явилось ответом на мольбы, на отчаяние, на невыносимую боль.

Я следовал за Лией, с каждым прыжком чувствуя, как ярость внутри перерастает в нечто иное – в предвкушение, в надежду, в отчаянное желание. Эта смесь пылала, толкала вперед, ускоряла мои конечности. Леонид внутри эхом разделял со мной это чувство, но для него оно отражалось болезненно. Его часть нашей души изнывала от боли, каждый прыжок для него, словно новый удар, новая рана, но для меня, для волка, это была свобода. Я знал, что не отступлю, не остановлюсь, пока не найду то, что ищу. Даже если это обернется страданиями, даже если путь приведет меня в бездну, я был готов идти до конца.

Призрачный образ привел меня к заброшенному полуразрушенному району на холме. Здесь не было слышно ни звуков города, не было видно источников искусственного света – только холодный ветер, который тихо завывал между руин. Дома за покосившимися заборами стояли словно мертвые, окна темнели, потрескавшиеся стены покрылись плесенью. Это место будто давно забыло, что такое жизнь. Белая волчица исчезла, как только я достиг вершины холма, оставив меня перед большим старым домом. Массивное строение не имело признаков обитания, окна заколоченные,штукатурка отслоилась от стен, но шкура на затылке встала дыбом.

Казалось, здесь уже давно никто не жил, но инстинкты говорили об обратном. Я ощутил слабый запах дымка и нечто такого, что заставило мои мышцы напрячься, чего-то живого. Мои уши улавливали слабый звук, шорох. Обойдя дом, я заметил крохотный огонек, где-то в районе кухни промелькнуло движение одинокой свечи.

Осторожно и максимально беззвучно я подкрался поближе, затаив дыхание. Лапы ступали мягко, без единого шороха, словно я стал частью этой ночи, и ничто не могло меня выдать. С каждой секундой напряжение возрастало. Добравшись до окна, я заглянул в щель меж закрытых ставен.

Двое. Один из них явно оборотень, запах его тела и крови было невозможно спутать. Его смрад был резким, агрессивным. Я не мог ошибиться – это один из них, тех, кто стоял у меня на пути. Ярость снова начала нарастать, кровь закипала в венах, и каждый мускул напрягся, готовясь к прыжку.

Леонид внутри меня наблюдал, чувствовал всё, что происходило. Его возбуждение и моя ярость смешались, стали единым потоком, который накрывал нас обоих. Он хотел придержать меня, чтобы всё хорошенько обдумать, но его голос был едва различим, словно шепот. Я же был готов действовать, готов вцепиться в горло врагу и рвать, пока не почувствую его кровь на зубах. Моя ярость была чистой, неразбавленной, и каждый нерв в теле кричал о предстоящей схватке. Пока же я ждал удобного момента, притаившись в тени и вслушиваясь в разговор. Белая волчица привела меня сюда, и теперь нужно было разобраться, что именно она хотела мне показать.