Текст книги "Лось 1-1 (СИ)"

Автор книги: Алексей Федорочев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Сломав так и не прикуренную сигарету, Рыба развернулся и утопал обратно, оставив меня в полном ошеломлении. В эмоциях покинувшего меня друга царил полный раздрай – такая тугая смесь, что разобраться, что к чему, не представлялось возможным. Был бы он женщиной, решил бы, что Мишка дико ревнует Макса к Юле, но до недавних пор сомневаться в его стопроцентной гетеросексуальности мне не приходилось. Тряхнул головой, отгоняя странные мысли: нет, не сходится. Что-то другое.

Хоть меня с Инной и отвезли сразу с аэродрома в КБ, это был скорее жест, чем реальная попытка заставить нас работать. Дав всем убедиться, что мы живы-здоровы, шеф отпустил домой, я только успел вкратце расспросить Иголкина, летавшего в тот раз командиром второй группы, о схлопывании окна, и всё. Со слов лейтенанта процесс прошел по отработанному сценарию, а в эмоциях Андрея, дававшего мне краткий отчет, царили гордость, легкая досада и вина. Итицкая сила! Ну почему сегодня почти все при общении со мной испытывают вину⁈

– Рассчитывал занять твое место, – фыркнула Инна, шагая со мной к общаге.

– Я что, вслух говорил?

– Бормотал скорее.

– Дожил! Вслух сам с собой разговариваю! – возмутился я собственной невнимательности, – Думаешь, поэтому? – вернулся я к чувствам Иголкина, уже целенаправленно обращаясь к подруге.

– После нас он старший по званию. Наверняка уже примерял капитанские погоны.

– Да уж, дел бы он наворотил…

По количеству проведенных схваток лейтенант меня превосходил – СБшное начальство требовало наработки опыта у подчиненных. И после повторяющихся побед Андрюха заметно расслабился, считая выбранный подход венцом тактической мысли. Лично у меня уже сейчас вертелось в голове куча идей по будущим приемам, следующим модернизациям, в этом же направлении мыслили остальные, пусть и не обладая моим иномирным послезнанием – даже новенькие девочки не раз подходили с вопросами: что делать, если твари не убьются? Самое грустное, многие понимали, что им просто придет каюк, но переживали уже за следующие поколения бойцов. Что тут говорить, если Тушка – весьма далекая от разработки девяток девушка, – так и она предложила выйти на КБ Дегтярного с заказом нового тяжелого пулемета конкретно под наши нужды! У одного Иголкина, активно обхаживавшего Иру Палкину, мозги были заняты не тем, перенаправив всю кровь в другое место.

– Наворотил бы… – меланхолично согласилась Инна, уже заходя в спальню, – Лосик, прости, но я спать! – и она, едва скинув с себя форму, рухнула на наше королевское ложе, великоватое ей одной.

Мне же не давал покоя Макс, поэтому приняв душ и сменив выданную в казематах СБ одежду на нормальную, отправился в гости.

В своем общежитии Юля занимала не комнату в боксе, а отдельные апартаменты типа малосемейки. Все же она являлась не просто медсестрой, а старшей сестрой главной больницы Муромцево – неслабая должность, если разобраться, под ее началом ходил весь младший персонал, а это человек сто. Что бы Мишка ни говорил, а для ее двадцати шести – всего на год старше Макса – это был значимый результат, говорящий и об уме, и об умении пробиться в жизни. Свое первоначальное предубеждение я давно преодолел, с течением времени между ней и моей первой женой находилось все больше различий, к тому же мне прекрасно было заметно со стороны, как эта парочка трепетно относится друг к другу. В конце концов, и гению нужен дома надежный тыл, а Юля его давала, этого у нее не отнять. Закончим тем, что она не была уродиной и толстухой – приятная невысокая шатенка, мне чуть ли ни по пояс, с фигуркой в виде песочных часов. Выразительные карие глаза, милые ямочки на щеках, аккуратный носик. Не в моем вкусе, я предпочитал девушек повыше и постройнее, – но, в общем-то, повода кричать караул – «Ах! Это мезальянс!» – я не видел.

Так получилось, что Юлю я давно не видел: мне хватало общения с Максом на работе, чтобы встречаться дополнительно вечерами. И не так-то много выпадало нам свободных вечеров – один аврал следовал за другим. Поэтому неприятно поразился встретившей меня в крохотной прихожей девушке – теперь даже придирчивый Мишка не назвал бы ее толстой: осунувшееся лицо, общий нездоровый вид…

– Мишечка! – почти упала она на меня, – Как хорошо, что ты пришел! – при нашей разнице в росте крепко обнять меня у нее получилось за ягодицы, навеяв совершенно неуместные позывы, – Пошли! – всхлипнула она, отрываясь от моей задницы и хватая за руку, – Он там!

Небритый помятый Макс в майке, трусах и почему-то шерстяных носках разного цвета и размера сидел за столом в обществе стакана и полупустой бутылки. Закусок на столе стояло великое множество, но видно было, что хозяину они неинтересны.

– Л-л-лось… – от него повеяло такой безнадегой и виной, что я почти задохнулся в букете ощущений, резко вырубив восприятие. Да вашу ж мать, что за заговор виноватых⁈

Выданный сгоряча «бодрячок» немного всколыхнул парня, но его тут же потянуло в туалет – избавляться от выпитого. Пока Юля хлопотала над своим женихом, проветрил комнату и убрал остатки пиршества, сожрав на нервной почве половину бутербродов. Чуть протрезвевший друг вывалился из ванной, запнулся об ковер и рухнул на пол, не подавая признаков жизни. Оттолкнув запричитавшую над телом Юлю, сунулся к нему, но с облегчением констатировал: жив, но спит. Нормально!!!

Вдвоем сгрузили дрыхнущий «труп» на кровать – там всяко удобнее.

– Спасибо! – кинулась благодарить меня непонятно за что Максова подружка, – Спасибо!!!

И зарыдала, вцепившись в едва успевшую поддержать от падения руку. Без женской истерики я бы прекрасно обошелся, но Юля не отлеплялась, внушая подозрение в наличии искр – наверняка синяки потом останутся. Бессвязные всхлипы: «следствие», «Мишка», «толстая», «жопа», «з а пил», «не спал» картину не проясняли. И опять эта чертова вина в эмофоне!!! Минут через десять я не выдержал, кастанув и на нее «бодрячок». Впервые увидел обратный эффект – нервно державшаяся за меня девушка расслабилась и обмякла. «Уснула!» – оторопел я, укладывая ее тело рядышком с мужским. Приплыли! Поговорил, называется! Дважды нормально!!!

Назавтра бледный Макс вышел на работу, но меня усиленно избегал. Мне и самому было не до него и его страданий: своих дел скопился вагон и маленькая тележка. И если честно, они оба – что опускающий глаза Макс, что сторонящийся меня Мишка, малость заколебали своей тонкой душевной организацией! Подумаешь, их чуток подопрашивали⁈ А ничего, что я кроме допросов еще с зомби-штурманом в обществе двух трупов садился⁈ Девчонкам и Юрке повезло не видеть надвигавшуюся на нас в полной красе ленту шоссе, а я вот видел, и очень хорошо осознавал, как мало у нас шансов! А ничего, что я с мчащегося самолета потом прыгал⁈ Что у меня одна из девушек непонятно когда вернется⁈ А самый перспективный из подчиненных вообще застрял на долгие месяцы⁈

На самом деле все эти злые мысли пришли потом, уже вечером. Когда я, разгребя немного свой бардак, рванул на поиски друзей и обнаружил, что оба они уже смылись домой, так и не зайдя ко мне за весь день. И мне в кои-то веки стало обидно.

А на следующее утро все КБ всколыхнулось: ночью Максима Кудымова арестовали, потому что это он угостил Ульяну пакетиком ирисок. Один из допрошенных охранников девяток четко зафиксировал в памяти момент передачи злополучных конфет.

Глава 14

С нашего падения и начала следствия продуктивная работа КБ прекратилась, превратившись в сплошную фикцию. Сказалось и беспокойство за нас, и всеобщее замешательство, и давление СБ. Пилотов приземлили, запретив вылеты на окна до конца разбирательств, абсолютно всем отменили командировки и отпуска, отказали всем желающим в выезде из Муромцево на майские праздники.

С арестом Макса прекратилось даже видимость полезной деятельности. Запертые в тесном мирке шарашки сотрудники толкались по кабинетам, без конца строя предположения – он или не он? Мнения разделились: самые законопослушные твердили, что безопасникам виднее – просто так не сажают, кто-то не мог поверить, остальные заняли выжидательную позицию.

Еще до всех споров я бросился к Потеевской, но был остановлен на пороге:

– Я отлично знаю все, что вы можете сказать, Михаил, Иван Дмитриевич только недавно от меня вышел. Вам я скажу то же, что ему – я сама в растерянности. Давайте не будем пороть горячку, съезжу в комендатуру, узнаю, что и как, от этого и будем отталкиваться.

– Кто-то из наших охранников якобы видел его с этими чертовыми ирисками!

– Мне самой пока неясно, откуда растут ноги у этого слуха, но, если вы наконец-то дадите мне поработать!.. – в раздражении майор начала выталкивать меня из кабинета, – то я все выясню!

Ван-Димыч заперся с Угориным, отказываясь видеть кого-либо кроме друга, пришлось вместе с лейтенантами через силу заниматься обучением молодежи – они-то не виноваты, что у нас тут полный бардак! Дотянув до обеда, отправил новеньких в лекторий и снова постучался к Потеевской, но встречен был еще более неласково:

– Михаил, идет следствие, я попрошу вас воздержаться от вопросов!

– То есть там у вас окончательно решили, что это Макс? – прекрасно понял я подтекст ее реплики.

– Смею напомнить, что и у вас тоже! – холодно отчеканила майор, – Вы служите в той же структуре, что и я! И как старшая по званию я приказываю – не лезьте! Вопрос виновности Кудымова будет рассмотрен самым тщательным образом. Займитесь своими непосредственными обязанностями! Завтра сдавать отчет, а я от вас еще даже черновика не получила!

Вот тут, пожалуй, и вспомнишь, из-за чего в свое время расстался со службой. Аксиома «Я начальник, ты дурак!», случается, актуальна и на гражданке, но только в армии она расцветает всеми красками и оттенками.

– Так точно! – злобно отдал честь, невзирая на цивильный костюм. Моя должность не требовала постоянного ношения формы, чем я без зазрения совести пользовался, не очень-то желая расставаться с иллюзией свободы. Но сейчас меня показательно ткнули носом в забытые «прелести» субординации, – Разрешите идти?

– Напрасно вы так, Михаил… – покачала головой куратор.

– Так я могу идти? – продолжая тянуться, повторно переспросил.

– Свободны.

Сказать, что я закусил удила – ничего не сказать! С Матильдой Моисеевной мы раньше нормально сотрудничали, даже лучше, чем с ее предшественницей – Людмилой Васильевной, поскольку наши отношения не имели личностного окраса. И только что состоявшегося перехода к служебной иерархии я от нее не ожидал. Вместо спокойного объяснения – пшел вон! До конца дня зарылся в бумаги, составляя требуемый отчет, но про себя продолжал прикидывать расклады.

Вариант номер один: следствие действительно разберется. Ага, щазз! Это русские придумали выражение «был бы человек, а статья найдется!» Пусть не в этом мире, а в том, но люди, по-моему, везде одинаковы.

Вариант номер два: шеф разберется. Вот здесь у меня есть надежды. Макс – любимец Ван-Димыча, восходящая звезда КБ, его арест начальник так просто не оставит.

Вариант номер три: скооперироваться с Мишкой и еще несколькими ребятами и самим рыть во все стороны в надежде, что как-нибудь докопаемся до правды.

Лучше бы два последних варианта объединить, больше толку выйдет. А приказы Потеевской?.. клал я на них с высокой горки. Разжалуют? Да плевать! Не очень-то хотелось! Забелина – хитрозадая тетка, но мне показалась справедливой, если обвинения с Макса снимут, вряд ли станет прессовать, максимум – выговор. Не первый и не последний в моей жизни, что он по сравнению с висящей над Максом расстрельной статьей?

На фоне царящего в КБ разброда и шатания моя итальянская забастовка не возымела эффекта, тем не менее до пяти-тридцати я строго держался собственного рабочего места, не давая уличить себя ни в чем. Если меня сейчас отстранят от работы и посадят под домашний арест, легче Максиму не станет. Зато ровно с гудком, отмечавшим конец рабочего дня, я встал и направился по знакомым, которые по давно сложившемуся обычаю не спешили расходиться.

Но поджидал меня великий облом:

– Лось, без обид, я пас. СБ разберется! – отказывая, Сашка Панцырев отвел глаза.

– Ты так веришь в правосудие?

– Да! Если ты помнишь, то это я дал тебе отравленную конфету. И меня точно так же задержали. Как видишь, я на свободе, а не в застенках. Если Макс не при делах, то и его отпустят.

– Позиция ясна.

– Лось, без обид! – крикнул он мне вслед.

– Не вопрос, но это я как попка на Лубянке твердил, что ты не мог! Что ты без задней мысли! И Макс наверняка подтвердил, что ты конфету из рук девчонок взял!

– Подтвердил! – Панцырев догнал и развернул, схватив за рукав, – Потому что так и было! И не только он подтвердил, а и Рыбаков, и Юрьев, и водитель грузовика! Не надо с больной головы на здоровую перекладывать! А вот то, что он эти чертовы ириски Ульяне отдал, тоже есть кому подтвердить! Ольга Кущина из конвойного своими глазами видела!

– Саша, отпусти, – отцепил его пальцы от рубашки, – Я понял твою позицию.

– Ну и пошел ты, правдолюбец хренов! – махнул он рукой и хлопнул дверью, скрываясь в своем отделе.

Вот и поговорили.

Ровесник двух «М» Антон Березин, не друг и даже не приятель, а всего лишь коллега, состоящий в хороших отношениях со всем коллективом, попался мне навстречу вторым.

– Лось, извини.

– Извини, но нет – я правильно понимаю?

– Правильно.

– Просто на понимание – почему?

– Тебе обязательно докапываться?

– Мы не последний день работаем вместе, хотелось бы знать.

– Присяга и приказ, такие вещи тебе как офицеру должны все сказать.

– Итицкая сила! – от неожиданности ответа отпустил Антона, который поспешил скрыться от меня на выход.

– Итицкая сила! – повторил уже в пустом коридоре, вспоминая попавшую под раздачу девицу, пытавшуюся всучить мне приказ на фельдфебеля. «Ваши уже все подписали!» Конечно подписали, это я нагло выеживался, а за подписью последовала присяга с гребаным менталистом за кадром! И теперь вопрос – что перевесит, дружба или долг? – стоит даже острее, чем я думал. Установка там не абсолютная, попытка защитить товарища от произвола спецслужбы на измену родине не тянет, но все же незаинтересованному человеку труднее ее преодолеть.

До Мишки я не добрался: пока шастал по этажам, тот успел смыться. В обычные дни мы только в седьмом часу домой отправлялись, но с нынешними треволнениями многие не стали бесцельно высиживать по кабинетам. А в своих бесплодных попытках привлечь народ на защиту арестованного коллеги я выяснил, что Кудымова у нас, оказывается, многие недолюбливали. Макс сам по себе не тянул на подарок, но в чувства тех, к кому я обращался, часто примешивалось злорадство, талантливому и отмеченному наградой парню банально завидовали! Не самое приятное открытие в людях, с которыми уже полтора года работал бок о бок!

Порядком разочаровавшись в человечестве, сунулся к Воронину, но наткнулся на запертый кабинет.

– Где шеф? – спросил у Угорина, проверив все возможные места.

– Уехал в Москву.

– О! Отлично! – при запрете на командировки уехать шеф мог по одному-единственному поводу, – Алексей Игоревич, а ты не знаешь?.. – начал я, но был перебит.

– Мишаня, доверься Димычу.

– Так то оно так…

– Доверься! – усилил интонацию Угорин, – Не надо своей самодеятельностью раздражать Потеевскую. Она вообще-то всем нам веселую жизнь устроить может.

– Ладно. Уговорил. Ждем шефа.

– А раз уговорил, то выметайся давай! Все равно никто толком не работал, так и нечего здесь ошиваться!

Предупреждению капитана я внял, но в общаге к Мишке все равно зашел, уже по инерции, правда. Не агитировать, а так, поплакаться на всеобщее равнодушие под водящееся в холодильнике пивко.

– Лось, ты хороший друг, но посмотри фактам в глаза, – огорошил товарищ, выслушав мое нытье, – Макс принес на аэродром конфеты. Мы с тобой не знаем – зачем, по каким причинам, что им двигало… Но! Есть отравленные ириски. Есть Макс, отдавший ириски летчице. Не надо плодить сущности, с вероятностью девяносто девять и девять, это одни и те же конфеты.

– Да зачем ему⁈ – сомнения Мишки в нашем общем друге резанули ножом по сердцу.

– Зависть.

– К кому⁈

– К тебе. Ты забыл, что Макс недолюбливает одаренных-иксов? Пока ты вел себя в рамках придуманных им ограничений, он твои искры игнорировал. Но стоило тебе начать зарабатывать ими звания и награды, как все вернулось на круги своя.

– Мишка, у нас с ним один и тот же орден!

– Но, как он считает, свой он заслужил умом, а ты свой – всего лишь анализом крови! К тому же в званиях ты всего за год неприлично подрос, и новое по слухам не за горами.

– Рыба, даже если мне после всего дадут майора, то это на долгие годы станет моим потолком! И знаешь, пока что минусы от орлов плюсы не перевешивают! – вспомнил я сегодняшний неудачный диалог у Потеевской.

– Мне-то ты что пытаешься доказать? – невозмутимо отреагировал на мой крик Мишка, – Я тебе ход мыслей Макса пытаюсь разъяснить.

Я бы отмел его слова, списав на ту же зависть, но свои доводы Рыбаков излагал спокойно, с полной убежденностью в их правоте.

– Вспомни, как вы с ним перед отпуском на летучке лаялись! – еще подбросил он дровишек в костер неуверенности.

С Максом мы, бывало, зарубались день через день. Исключительно по работе. Я знал, что хочу, он знал как. Но иногда наши знания вступали в конфликт, и тут мы оба упирались рогами. Мои лосиные часто проигрывали кудымовским, но если кто-то считал, что наши перепалки выливались во взаимные обиды, то глубоко ошибался. Я и сам по себе резкий, просто с годами стал понимать, где это нужно, а где нет. И в силу тех же прожитых лет прекрасно осознавал, что есть области, в которых двадцатипятилетний пацан может дать мне фору. И, не имея возможности ввиду официального возраста Масюниного тела напрямую дружить с Ван-Димычем, ум Макса ценил вдвойне, а на его замашки просто не обращал внимания.

– Хорошо, – успокоился я, окончательно поняв, что Мишка не на моей, точнее, не на Максовой стороне, – Допустим. Завидовал, ревновал, назови как хочешь. Зачем ему так подставляться?

– И все же ты хороший друг, я даже завидую. По-хорошему, разумеется! – грустно произнес бывший сосед (с этого вечера называть его ни другом, ни приятелем, не поворачивался язык), – Где он подставился⁈ Три человека экипажа мертвы. Твоя четверка уцелела исключительно чудом. Твое везение меня восхищает, если кто и мог выжить в той ситуации, то только ты, мне бы даже в голову не пришло спрыгивать в экзах. Но это же чудо! Одно на миллион! С такими шансами даже в лотерею играть никто не станет! Кто в здравом уме мог учитывать такую вероятность⁈ Никто! – сам себе ответил Рыбаков, – Наплюй и забудь! Прими как данность, что люди способны на подлости.

– Ладно, засиделся я у тебя, – отставил пустую бутылку, жестом отказываясь от новой, – Пойду, Инна ждет.

– Тушка-то скоро приедет? – для проформы спросил тезка, тоже отодвигая пиво и поднимаясь из-за стола, где мы сидели.

– Дня два-три точно не будет, а там выпустят.

– Инне привет.

– Передам.

Отсутствие шефа затянулось. Уповая на пробивную силу Воронина, я бездействовал, сосредоточившись исключительно на обучении, но ждал его приезда как не знаю кто. Вперед начальника прилетела Тушка. После травм Зайке еще полагался больничный, поэтому мы с ней расстались почти сразу по приезду. У меня рабочий день, а она, прикрываясь своим якобы беспомощным состоянием, выдернула со службы Инну – когда я уходил, девчонки остались шушукаться, лежа на нашей королевских размеров кровати.

И вечером ничто, как говорится, не предвещало…

Оказывается, от любовных страданий помимо рутины имеется еще одно великолепное лекарство – угроза смерти, марафон допросов и встряска, связанная с арестом лучшего друга. В завертевшемся круговороте событий я ни разу не вспомнил свою любовь – не до нее! Возможно, если бы занялся с Инной любовью, угрызения совести меня бы настигли, но как-то у нас обоих настроение не возникало, засыпали в обнимку без малейших поползновений на секс.

Я-то забыл, а вот девчонки мой лепет у самолета – нет.

– Лось, нам надо поговорить! – «приветливо» встретила Тушка с работы. Вступление уже угрожающее.

– Давайте поговорим, – не двум девушкам двадцати лет отроду испугать дважды женатого в прошлом человека.

– Лось… Миша… у нас с Инной к тебе вопрос…

– И?

– Ты нас не ценишь!

– Ты не права, ценю. Но это же не вопрос?

– Ты нам изменяешь!

Вот тут-то меня и накрыло!

– Мы согласны тебя простить, если ты пообещаешь, что твой загул был последним! Или ты с нами навсегда, в горести и в радости, или катись колбаской! – решительно выпалила Тушка ультиматум.

После ее слов наступила пауза – они молчали в ожидании ответа, а я думал.

Две не имеющие друг к другу претензий девушки, идеально сбалансированный гарем. Обе красавицы, обе согласные на триаду. Были моменты в моей жизни, когда я согласился бы, не раздумывая.

Но, чертово но!

Я. Их. Не люблю.

И, когда знаешь, как оно может быть, стоит ли соглашаться на меньшее⁈

Я знал только одну причину, по которой мог дать слабину.

– У нас будут дети?

– Ну, когда-нибудь… – мой вопрос сбил Тушку с решительного настроя.

– Не когда-нибудь, а в ближайшем будущем⁈ – оборвал я ее лопотание.

– Лосик, ты же знаешь…

– Дети. Наталья, Инна! Это очень простой вопрос.

– Мы дали подписку по программе…

– Лизе подписка препятствием не стала.

– То есть карьера или дети? Точнее карьера или ты? Ты так ставишь вопрос? – справилась с замешательством Наталья. Инна по-прежнему оставалась в разговоре статистом, но судя по тому, как она жалась к подруге, сейчас Гая выступала не на моей стороне.

– Если вам угодно, то так.

– Нет, – поставила точку Тушка.

– Инна? – пожелал я услышать ответ второй подруги.

– Нет, – прошептала Гая.

– Вот и ответ! – подытожил я.

– И ты хочешь сказать, что тебе нужны пищащие гадящие свертки? – похоже Наталья сама была рада дать на попятный, но весь предыдущий разговор не оставлял шансов.

– Я вас очень люблю как соратниц. Как верных подруг. Как великолепных любовниц. Мне с вами хорошо. Но для создания семьи мне этого мало.

– Тогда… – Тушка волевым усилием подавила рыдания, – Не буду врать, друзьями мы не останемся…

– Я понял, – помолчал, не зная, что сказать, – Спасибо вам, девочки, за все что было!

– Иди к черту со своим спасибо! – психанула Наталья, обнимая Инну, – Убирайся!!!

Поднимаясь с уже не нашей кровати, я еще раз сказал:

– Каждая из вас останется в моем сердце. И каждая вправе рассчитывать на любую мою помощь.

– Да уйдешь ты или нет⁈ – с надломом заорала Тушка.

Ушел.

В звании капитана есть прелесть – можно устроиться в гостинице, потому что в бокс к Мишке ноги не шли. В представленном номере, наплевав на цену, разорил бар. То, что я с самого начала предсказывал конец отношениям, не означало, что мне сейчас не больно!

Утром нам вновь пришлось встретиться, но теперь мы общались на уровне «да, нет, так точно». Ненавижу производственные романы!!!

Расписание рейсов не для Воронина, через четыре дня отсутствия Ван-Димыч появился в КБ днем, о чем я случайно узнал через третьи руки. Одно то, что меня не вызвали сразу под его светлые очи, уже говорило о многом, но я иррационально продолжал надеяться.

– Шеф приехал⁈ – переспросил у заглянувшей в рабочий зал Матвеевны, взявшей в привычку подсматривать тренировки.

Крепкая женщина, отвечавшая в лабе за монтаж оборудования, кивнула и скрылась в известном только ей направлении.

– Вольно! – скомандовал выполнявшим упражнение курсанткам, – Свободны до шестнадцати ноль-ноль. Лейтенант Гайнова!

– Я! – крикнула из строя Зайка.

– После перерыва командование на вас! Разойтись! Лейтенант Иголкин, ко мне!

Андрюха, уже прочувствовавший мое перманентно плохое настроение, рысью вырвался из шеренги.

– Андрей, кого из новеньких берешь себе?

– Э-э-э…

– Игла, не зли меня! Я тебе еще до отпуска предупреждал, что Тушнолобова уходит командиром новой четверки, кого из пополнения берешь на замену?

– А почему только одну? Зайкам и Юрьеву вы по отдельной четверке формируете?

– У тебя тоже своя четверка.

– Капитан, вы же поняли!

– Дорастешь до их уровня, тебе тоже новеньких доверю. Итак, кого?

– А… – лейтенант, наткнувшись на мой свирепый взгляд, возражения благоразумно опустил, – Фельдфебель Чердынцева.

– Отлично, закрепляю ее в твою группу. Еще за тобой шефство над четверкой Асадовой.

– Есть! – Иголкин, получив указания, свалил, освобождая место Зайкам.

Как ни хотелось нам всем свести общение к минимуму, но оставались вопросы, обязательные к решению.

– Определились?

Лейтенанты назвали имена своих новых соратниц.

– Почему я? – спросила Гая, дождавшись конца обсуждения выбранных кандидатур.

– Сегодня ты, завтра Тушина, будете меняться. Я разговаривал с Потеевской, меня больше на окна не выпустят, разве что в крайнем случае. Привыкайте к командованию.

– А Иголкин?

– У Иголкина пока все мозги в штанах. Выйдет из любовной эйфории, тогда посмотрим!

– Есть! – откликнулась Гая, возвращаясь в галдящую толпу.

С новым набором начались проблемы – мне не хватало офицеров. Разочаровавшиеся в личной жизни Зайки с головой окунулись в службу, тогда как уверенно шедший к свадьбе Андрей поражал расхлябанностью и шапкозакидательскими настроениями. Я с кровью выдирал из его четверки старшину Тушнолобову, всерьез опасаясь за их жизни. Кончится следствие – не кончится, а момент, когда их снова погонят в бой все ближе. В связи с распадом нашей группы четверка Иголкина автоматически сдвигалась в рейтинге на первое место, но кто бы знал, чего мне стоила их подвижка! Оттого и стремился постоянно втянуть Иглу в здоровую конкуренцию между лейтенантами, но все время натыкался на его пофигизм. На его фоне Зайки смотрелись ответственнее в разы.

Закончив с сиюминутными делами, полетел к кабинету шефа, собираясь ворваться без стука, но, приоткрыв дверь на полпальца, затормозил, заинтересовавшись услышанным разговором.

– Ваня, я тебя не понимаю!

– Леха, я испробовал все!

– Да где, все⁈ – возмутился Угорин (кто бы сомневался, что он окажется у шефа первым!) – С твоих слов выходит, что ты даже вполсилы не старался!

– Алексей! – сдавленно произнес Ван-Димыч, – Я тебе не говорил… Я никому не говорил! В тот день Максим пришел ко мне…

– Ваня, не тяни кота за хвост! Пришел, и⁈

– Он мне признался. Сам. Без давления.

– А ты?

– Я сказал ему молчать.

В кабинете воцарилась тишина.

– Ваня, тогда я тебя тем более не понимаю!

– Леша, он мне клялся, что его конфеты – просто конфеты! Никакого яда в них не было!

– И ты поверил⁈ – со всем доступным сарказмом возмутился капитан.

– Тогда поверил.

– А теперь, видимо, разуверился… И, сомневающийся, не смог спорить с Забелиной… Знаешь, Ваня, никогда не думал, что скажу это тебе, ты всегда мне казался кремнем… Но ты либо веришь парню, либо нет. Нельзя верить наполовину.

– А ты?.. Ты поверил бы?

– Ваня, сейчас вопрос не в том, верю ли я. Вопрос – веришь ли ты своему ученику? Или-или!

– Алексей, когда ты так мастерски научился уходить от ответа?

– Ты хочешь моего мнения? Изволь! Я могу допустить предательство, а этот поступок иначе не истолкуешь… Так вот, я так долго рылся в их темных сторонах, что с профессиональной точки зрения могу поверить в предательство любого. Сейчас под подозрением кроме Лосяцкого, чудом выжившего в катастрофе, все, даже ты или я.

– Да ты!..

– Не надо! – заткнул профа Угорин, – Как профессионал, отдавший этому делу почти двадцать лет жизни, я прав, и ты это знаешь. Но чисто по-человечески, мне никогда не принять версию с обвинением Кудымова. Пусть мне покажут сто доказательств, но я их сто один раз перепроверю. А если все равно сойдется, то буду перепроверять и сто два, и сто три, и дальше! Это я говорю тебе как человек и как твой друг!

Заслышав шаги капитана, я едва успел отскочить за угол, не желая попадаться за неблаговидным занятием. Своими словами Алексей Игоревич вызвал во мне нешуточное уважение. Зато усомнившийся Воронин сегодня знатно потерял в моих глазах. Только что с моих чувств Максу?

В отличие от всех, я априори знал, – Макс не виноват. Мне незачем было тратить время на отработку целой половины версий. Разрыв с Зайками развязал мне руки, целиком освободив вечера, их-то я и начал использовать. Положение героя и капитана СБ – это не только возможность беспрепятственно заселиться в гостиницу, это еще и повсеместное уважение. В казарму после когда-то устроенного переполоха хода мне не было, но с Борисом Сударевым – капитаном роты, задействованной в охране наших экзов на выездах, за время работы довелось шапочно познакомиться, поэтому вызов на разговор Ольги Кущиной не составил труда.

– Господи, когда же это закончится! – пробормотала рядовая, вызванная к командиру.

– Оля, всего несколько минут. Я сам летел в том самолете, поэтому для меня это важно!

– Да понимаю я! Просто… Извините, – и дальше она как заученный текст оттарабанила историю того дня, – Ваш товарищ, значится, он как мы приехали, сначала с главной летчицей поговорил. Потом она ушла, пришла другая, второй пилот, стало быть. Нас отправили на выгрузку, приятели ваши рядом крутились, а он с той девушкой, значит, отстал. И вдруг он вроде как вспомнил что-то, чуть ли не по лбу себя хлопнул, и протягивает, значится, ей из кармана кулек с конфетами. А мне так обидно стало: мы, значится, вашу броню ворочали, а конфеты, значится, пожалуйста летчице!

– Что за конфеты?

– Так не меня же угостили! Оранжевые, вроде бы медовый ирис в таких фантиках!

– А сам он нервничал, может тебе что-то подозрительным показалось?

– Так я уже сто раз говорила: он, значится, как будто случайно вспомнил!

– Понятно, – поспрашивав рядовую для проформы еще пару минут, отпустил девушку на законный отдых.

– Узнал, что хотел? – капитан охраны, подтвердив подчиненной мой приказ, обернулся ко мне.

– Узнал.

На протяжении всего разговора эмофон девушки оставался ровным. Она ничего не скрывала, рассказывала точно как видела и запомнила. С маленькой поправочкой – я сам вышел из клана потомственных гипнотизеров, и то, что она помнит, может кардинально отличаться от того, что произошло на самом деле.

– Когда у нее были увольнительные?

– Лось, ты что, подозреваешь ее? – подобрался капитан, готовясь грудью встать на защиту подчиненной, – Так глубоко даже СБ не копало.

– Борис, я отлично знаю, что твоя Кущина говорит правду. СБ в нелепых розыгрышах раньше замечено не было. Но вместе с тем, у меня лучший друг сейчас сидит на Лубянке, обвиняемый то ли в государственной измене, то ли в массовых убийствах и покушениях! Я просто хочу убедиться, что никто не мог повлиять на твою рядовую!