Текст книги "Перстень Матильды"

Автор книги: Алексей Голуб

Соавторы: Борис Данелия
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

ЧАЕПИТИЕ С ПРОДОЛЖЕНИЕМ…

Скромный коммивояжер солидной западногерманский фирмы, оказывается, торговал не тем товаром, который рекламировал. Предлагая для всеобщего обозрения фирменный чемодан с образцами мирной продукции, он в действительности имел дело с бесшумными пистолетами, зашитыми в воротник ампулами и нашпигованными фальшивками подсадными радиоутками. Словом, это был джентльмен плаща и кинжала.

Как правило, джентльмены такого рода собственных плащей не имеют. Всю амуницию они получают по ведомству с какого-нибудь склада материально-технического снабжения, из рук своего хозяина. То, что Алекс Липперт состоял на довольствии в одном из таких складов, сомнений не оставляло. Мраком неизвестности пока было покрыто лишь то, кому этот склад принадлежал.

С одной стороны, Алекс Липперт, как истинный немец, не мог обойтись без традиционной кружки пива и отдавал дань сосискам. Но с другой – при любом удобном случае он старался щегольнуть английским словечком, которое более естественно прозвучало бы в Лондоне или в Вашингтоне…

Мы задумались: кому же все-таки служит Алекс Липперт? Но сам коммивояжер уже не делал из этого никакой тайны. В этом нас убедили последовавшие вскоре события.

В один из ближайших дней почта доставила загадочное письмо от какого-то неизвестного Андрея Липинского.

«Здравствуй, дорогой Евгений! – писал незнакомец. – Как ты поживаешь? Я так давно не имею от тебя писем, что и не могу вспомнить дату получения твоего последнего письма. Но не в этом самое главное. Главное заключается в том, чтобы ты был здоров. Дочка подрастает, и ей приходится уделять много времени, как на прогулки с нею, так и на занятия. Постепенно надо подготавливать к поступлению в школу. Начинаю учить ее английскому языку, она уже понимает такую фразу:

– The letter heat with an iron!

Ты ведь тоже изучаешь английский язык, так что поймешь и оценишь ее успехи в изучении иностранного языка.

В отношении музыкальных пластинок пока ничего нового. Я все-таки надеюсь, что ты не оставил своего желания и цели стать «рыцарем пера». Крепко жму руку. Твой Андрей».

– Какой-то бред! – сказал один из нас.

– Чушь! – воскликнул другой.

Повертев письмо и так и эдак, мы уставились друг на друга и стали нашептывать загадочную английскую фразу:

– The letter heat with an iron!

Дойдя до полного отупения, мы решили освежить мозги стаканом крепкого чая. Наполнив стаканы кипятком, один из нас впопыхах поставил горячий чайник прямо на загадочное письмо. И вдруг под воздействием горячего чайника на письме между строк, написанных фиолетовыми чернилами, стали проступать какие-то грязно-желтые буквы.

Письмо имело второй, скрытый текст, исполненный симпатическими чернилами. Внизу отчетливо проступала надпись:

«…Ваш друг, Алекс Липперт».

– Heat the letter with an iron! – осененный догадкой, прошептал один из нас.

– Утюг! – завопил другой. – Это значит: прогладь горячим утюгом!

В нашей редакции было все. Телетайпы, магнитофоны и пишущие машинки. Был телевизор, вентиляторы и круглый электрический рефлектор. Не было только утюга.

– Утюг? Какой еще утюг? – удивилась завредакцией.

– Обыкновенный электрический!

– Ну знаете ли, это уж слишком! – строго сказала она.

– Но это же в творческих целях!

– В таком случае, – последовала ироническая улыбка, – обратитесь в ателье за углом.

Мы хотели тут же последовать этому совету, но вовремя опомнились. Выручила нас старший курьер Мария Андреевна.

– А ну, Таня, – повелительно сказала старший курьер младшему. – Сбегай-ка ко мне домой за утюжком! Он у меня хоть и старенький, но греется хорошо!

Вооружившись утюгом Марии Андреевны, мы разложили письмо на подоконнике и принялись гладить. От бумаги пошел ядовитый дымок.

– Э-э, ребята! – всполошилась Мария Андреевна. – Вы так, чего доброго, подоконник мне испортите! А ну дайте-ка сюда утюжок!

Старший курьер сбрызнула письмо водой и поплевала на утюг. Затем она уверенно провела им несколько раз по письму, и сокровенные мысли господина Липперта полезли наружу, словно веснушки при первых лучах весеннего солнца.

Вот что хотел сообщить по секрету Алекс:

«Дорогой Евгений!

Это письмо пишет тебе твой друг по переписке Александр.

Я прибегаю к такому способу в нашей переписке для того, чтобы наиболее безопасным путем поделиться с тобой своими мыслями. Это письмо я пересылаю через одного туриста и надеюсь, что оно избежит контроля. Я хочу обеспечить тебя средством для надежной и безопасной переписки.

Должен тебе сообщить, что я являюсь членом Российской революционной организации НТС, которая ставит своей первоочередной задачей уничтожение коммунистической диктатуры на родине путем народно-освободительной революции. Это задача большой важности и трудности. Ты, имея знакомства в интернациональных кругах, мог бы оказать большую услугу нашему делу.

Для того чтобы наша переписка продолжалась успешно, я предлагаю пользоваться тайнописью. Открытый текст письма невинного содержания ты должен подписывать вымышленным именем. Отвечать на письма я буду тоже тайнописью. Для того чтобы прочитать такое письмо, его надо прогладить горячим утюгом. Письма в открытом тексте я буду подписывать «Андрей».

Я надеюсь, что ты ответишь на мое письмо тайнописью и сообщишь свое мнение по затронутым вопросам. Слушаешь ли ты радио?

Крепко жму руку, Александр».

…Мы вспомнили людей, идущих на штурм Зимнего, опоясанных пулеметными лентами, с поднятой гранатой в руке и неистребимой верой в глазах. Людей, которые отдавали жизнь за революцию.

Но при чем здесь Алекс Липперт?

При всей фантазии мы никак не могли представить среди сражавшихся на баррикадах франкфуртского «коммивояжера». Нет, нет, образ революционера с Алексом Липпертом никак не вязался!

Вообразить его в этой роли было тем более невозможно, что истинное лицо организации, членом которой он представился, довольно хорошо известно. Так называемый Народно-трудовой союз (НТС), от имени которого выступал Алекс Липперт, – это кучка одряхлевших белоэмигрантов, власовцев и других военных преступников, бежавших на Запад и оказавшихся на службе у иностранных разведок. Он ничем не отличается от какого-нибудь пансиона благородных девиц, под вывеской которого скрыта диверсионная школа, или общества покровителей африканского племени замбу-мамбу, в стенах которого функционируют спецкурсы по повышению шпионской квалификации.

Это самый обыкновенный филиал американской разведки, дислоцированный во Франкфурте-на-Майне. Его кодовое название «Шуба». Соответствующие клички носят и главари этого филиала: «Шуба-1», «Шуба-2», «Шуба-3»… Но вместе с тем это все-таки союз. Союз типа пресловутого «союза рыжих», который всю жизнь занимается запрещенным промыслом.

Когда-то, на заре туманной юности, эта, с позволения сказать, организация, усвоив несколько фраз по-польски, служила разведке буржуазной Польши. Вслед за тем она работала на японскую разведку. Потом добывала сведения для итальянцев и даже получала деньги от англичан…

Словом, натерпелась, пока не сошлась с богатым американским дядюшкой из ЦРУ.

Частая смена хозяев, разумеется, не могла не наложить своего отпечатка. Поэтому теперь, когда члены этого «трудового союза» собираются вместе, разговор между ними выглядит примерно так:

– Аната сигарета кундаса! – начинает один.

– Вечно ты побираешься, пся крев! – отвечает другой.

– Дона уна цигарета! – канючит третий.

– Да пошли вы все к черту! – взрывается обладатель сигарет.

– О’кэй! – огорченно восклицают все хором и расходятся по местам.

Вот эта разноязыкая компания и пытается обзавестись агентурой в нашей стране. Из этой затеи чаще всего, разумеется, ничего не получается. Однако американский дядюшка не намерен заниматься филантропией. Он хочет знать, за что платит деньги.

Для того чтобы перед ним отчитаться, приходится ловчить. Стряпать сенсации из критических заметок в районных газетах, добывать адреса и фамилии из телефонных справочников, заводить переписку под видом собирателей почтовых миниатюр и нумизматов…

Действовать приходится на авось. А вдруг кто-нибудь да клюнет. В данном случае объектом такой обработки оказались мы.

Господин Липперт совал свой нос во все дырки, нисколько не задумываясь над тем, что его могут прищемить. Бесшабашное обращение со своим собственным носом было достойно удивления. Красный и мясистый отросток, украшавший физиономию какого-нибудь агента 375–240, а может быть, 240–375, соблазнительно маячил перед нами. За него было удобно ухватиться. Не воспользоваться этой возможностью мы не могли.

…В тот же день курьер Таня опустила в почтовый ящик адресованное во Франкфурт-на-Майне ответное послание.

БОЛЬШОЙ ДЕНЬ В ЗОССЕНХАЙМЕ

До сих пор вся наша переписка с Франкфуртом-на-Майне носила ни к чему не обязывающий характер. Однако там каждое наше письмо являлось предметом пристального внимания и тщательного изучения.

На первом этапе его глубоко анализировал специалист, который пытался в тексте или между строк обнаружить какие-нибудь обнадеживающие намеки. Затем письмо передавалось одному греку, выдававшему себя за индийского астролога-графолога. Тот с помощью астрологических тайн проводил графологическую экспертизу, определяя перспективность работы с адресатом.

Неизвестно, кто именно дал благоприятное заключение, то ли специалист по намекам, то ли грек-астролог, но так или иначе агент, скрывавшийся под кличкой Алекс Липперт, решил, что игру в прятки можно кончать.

Отправив нам письмо с тайнописным текстом, он теперь с нетерпением ожидал результатов предпринятой акции. Его человек ежедневно проверял почтовый ящик на Центральном франкфуртском почтамте, куда поступала конспиративная почта «Шубы».

Наконец настал день, когда почтальон «Шубы» обнаружил в почтовом ящике долгожданное письмо. Торопливо сунув конверт в плоский металлический сейф-портфель, он быстро зашагал к автобусной остановке.

Путь почтальона лежал на окраину Франкфурта, в Зоссенхайм. Здесь в укромном местечке за высокой оградой возвышалось несколько невзрачных строений, торчали мачты радиостанции. По ту сторону глухих ворот стояла сторожевая будка, около которой прогуливалась служебная овчарка.

Это и была штаб-квартира «Шубы».

В тот момент, когда посыльный с походным сейфом, миновав проходную, ступил на огороженную территорию, там как раз царил революционный подъем. Сигналом к этому событию послужил телефонный звонок некой Натальи Ивановны Кунгурцевой (Трубициной) из франкфуртского центра американской разведки, официально именующего себя «Обществом американских друзей русской свободы».

– Тут для вас кое-что прибыло, – сообщила Кунгурцева. – Присылайте людей и автомашину…

Теперь эта автомашина стояла посреди двора. Над ней во весь рост возвышался один из активных революционеров по фамилии Матюков и по кличке Куркуль. Остальные, облепив машину со всех сторон, ему жадно внимали.

– Господа революционеры! – провозглашал Куркуль с высоты своего положения. – В адрес нашей организации поступили из Америки консервы мясные, сыр в банках и кое-что из одежонки!..

Посылка из-за океана в жизни революционно настроенных обитателей Зоссенхайма событие не такое уж и частое, и при дележке, как правило, возникали нежелательные инциденты, грозившие расколоть революционные силы на несколько непримиримых лагерей. Поэтому идеолог этой организации некто Поремский разработал специальную «молекулярную теорию». По этой теории всех обитателей резиденции разделили на группы из трех-четырех человек – «молекулы». Во главе каждой «молекулы» поставили старосту, которого здесь на немецкий манер окрестили фюрером.

Содержимое посылок между «молекулами» делили поровну, по принципу солидарности, отчего обитатели Зоссенхайма стали именовать себя солидаристами. После этого окрыленный успехом идеолог пошел дальше. Опыт Зоссенхайма он решил перенести на целые страны и народы и теперь носился с идеей создания солидаристического государства с «молекулами» и «фюрерами».

– Прошу фюреров стать в очередь! – объявил Куркуль. – Остальные пусть отойдут!

Получив причитающуюся долю, фюреры отводили свою «молекулу» в сторону и принимались делить продукты. Банка мясных консервов на двоих, банка сыра – на троих. Пальто, пиджаки и брюки после примерки каждый получал индивидуально. Это были не новые пальто, не новые пиджаки и бывшие в употреблении брюки. Но вполне годные для носки.

Заокеанские подарки таяли на глазах. Обеспокоенный посыльный, позабыв о своих обязанностях, бросился к автомашине и, расталкивая фюреров, полез вперед.

– Куда прешь без очереди? – заорал Куркуль. – Где же твоя революционная сознательность? А еще солидарист! Господа фюреры спокойно стоят, а ты прешь!

Получив причитающуюся долю, фюреры отводили свою «молекулу» в сторону и принимались делить продукты.

Подобное поведение посыльного не только противоречило правилам внутреннего распорядка, но и вступало в непримиримое противоречие со всей «молекулярной» теорией. Как член «молекулы» он должен был получить паек от своего фюрера.

Почтальон обиженно махнул портфельчиком и скрылся в дверях барака, где находилась канцелярия. Слева по коридору располагался «открытый сектор», справа – «закрытый». Прямо по коридору оперативный – «оперативка».

По заведенному порядку вся секретная почта немедленно вручалась одному из главарей организации, «Шубе-1». Под этой кличкой фигурировал некто Романов – рыхлый лысеющий толстяк, с округлыми женственными бедрами, которые были под стать любой представительной гранд-даме. Он громко именовался руководителем «закрытого сектора» и в отличие от других занимал отдельную комнату с зарешеченными окнами.

Вскрыв письмо, «Шуба-1» передал его для проявления в лабораторию. Она была оборудована по последнему слову техники. Помимо новенького утюга, имелась еще и универсальная гладильная доска, на которой можно было гладить как письма, так и предметы личного туалета.

Обнаруженная тайнопись явилась приятным сюрпризом.

В кабинет Романова поспешно вошли пожилой фат с угрюмым взглядом и помятой физиономией Поремский – «Шуба-2» и сухопарый, со скуластым приплюснутым лицом Околович – «Шуба-3».

Все три «шубы», можно сказать, были на одно лицо. Их послужной список был таким же извилистым, как и скользкий путь самой организации.

Кадровый агент «Интеллидженс сервис» Околович, позднее переметнувшийся к гитлеровцам, в годы второй мировой войны руководил группой провокаторов-подрывников в Смоленске и Орше.

Начавший свою карьеру клерком парижской уголовной полиции Поремский сотрудничал с французскими фашистами и немало порадел для гитлеровцев в роли осведомителя гестапо.

Теперь оба, так же как и Романов, входили в состав солидаристской верхушки.

Поступившая из самой Москвы тайнопись для всех троих была не менее радостным событием, чем машина с американским пайком для остального персонала «Шубы». До сих пор все предпринимаемые в этом направлении попытки ни к чему не приводили. И вдруг такая удача!

Это был поистине большой день в Зоссенхайме!

– Я должен, – засуетился Романов, – обрадовать наших американских друзей!

Для того чтобы доклад выглядел обстоятельным, понадобилось заслушать информацию сотрудника, обеспечившего успех операции.

– Пригласите, пожалуйста, мадам Ару! – высунулся за дверь Романов.

На зов явилась молодящаяся дама с фигурой, пышность которой не мог скрыть даже туго стянутый корсет. Она считалась непревзойденным специалистом по обработке юношеских умов, в чем ей немало помогал опыт собственной, бурно проведенной молодости.

Кроме всего прочего, дама являлась искушенным мастером по подделке почерков, владея сорока его разновидностями. Так, например, только нам она за короткий срок успела продемонстрировать три образчика своего искусства.

Это была Ариадна Ширинкина. Она же филателист Леви, коммивояжер Алекс Липперт и не назвавший своей профессии Андрей Липинский.

Информация Ширинкиной была довольно скудной и малосодержательной, но Романов нетерпеливо потянулся к телефонной трубке. Набрав известный ему одному номер небольшой фирмы по распродаже подержанной мебели, он попросил к телефону герра Крафта.

– Крафт слушает! – буркнул в трубку недовольный бас.

«Шуба-1» попросил назначить встречу.

– О’кэй, герр Крафт! – подобострастно заулыбался он. – Сенкью, сенкью!

Закончив разговор, Романов сообщил присутствующим, что встреча с господином Смитом состоится сегодня вечером в отеле «Рекс».

– Со Смитом? – удивился Околович. – Вы же говорили с Крафтом!

– Да, да, – раздраженно отмахнулся Романов. – Я говорил с Крафтом! Но он же и Смит! Он же… И вообще подлинное имя нашего американского друга Берка не известно никому. Я думаю, что оно неизвестно даже ему самому…

Желая убедить своих американских друзей в том, что жизнь главарей «Шубы» постоянно подвергается опасности, ехать в отель решили в сопровождении телохранителей. Романов, Поремский и Околович отправились к месту встречи в черном «мерседесе». За ним последовал дребезжащий «фольксваген», в котором один на другом сидело шесть субъектов в разномастных пиджаках из только что распакованной заокеанской посылки.

Беспрепятственно пройти в отель удалось только пассажирам «мерседеса». Перед телохранителями, которые в заморских нарядах казались друг другу вполне элегантными, швейцар поспешно захлопнул дверь. Отель «Рекс» имел безупречную репутацию.

Конспиративную явку мистера Смита, которая находилась в дорогом трехкомнатном номере отеля, верховоды «Шубы» покинули где-то около полуночи. Впереди, угодливо заглядывая американцу в глаза и что-то на ходу доказывая, семенил широкобедрый Романов. «Шуба-2» и «Шуба-3» следовали чуть позади.

Американец, пожелавший переговорить с Романовым с глазу на глаз, расположился в черном «мерседесе». Поремский и Околович, которым дали понять, что их присутствие при этой беседе нежелательно, с недовольными физиономиями втиснулись в «фольксваген».

– Вот увидите, – алчно сверкнул глазами Околович, – он выкачает из этого америкашки свой куш! Будьте уверены, своего не упустит! Подумать только, акция «Семинарист»!

Перегруженный «фольксваген», выпустив облако дыма, задребезжал по Брудергреммштрассе.

Так закончился большой день в Зоссенхайме.

«КОМЕТА» СТАРТУЕТ В ДЕВЯТЬ…

При встрече в отеле «Рекс» с мистером Смитом «Шуба-1» не пожалел красок, чтобы нарисовать картину назревающей революционной ситуации. При этом он размахивал письмом с тайнописью и оперировал громкими терминами, полными взрывной силы. Став в позу крупного политического деятеля, Романов рьяно доказывал, что коль скоро его организация сумела установить тесную связь с широкими студенческими массами, то все остальное уже не за горами и события могут последовать со дня на день.

Перегруженный «фольксваген», выпустив облако дыма, задребезжал по Брудергреммштрассе.

Мистер Смит со свойственной американцам деловитостью пресек эти разглагольствования.

– Конкретно! – потребовал Смит.

– Я к-конкретно… – осекся Романов.

– Я спрашиваю, – уточнил американец, – какую информацию вы можете предложить? Военную, политическую, экономическую? Не забывайте, мистер «Шуба», что вы находитесь в тесном кругу своих коллег, а не перед публикой!

Поскольку ни один из приглашенных на явку ничего определенного сообщить не мог, американец бесцеремонно перенес разговор на то время, когда у его агентов появится что-нибудь конкретное.

Таков был итог встречи в отеле «Рекс».

Неудивительно, что на другой день в Зоссенхайме был объявлен аврал. В кабинете Романова с раннего утра совещались специалисты по агентурной работе. Они уточняли детали готовящейся акции под кодовым названием «Семинарист». Из барака в барак носился взмокший связной.

Он то и дело выкрикивал:

– Господина Зайцева в «оперативку»!

– …Попандопулоса и мадам Ширинкину в «оперативку»!

Вахтер у ворот стоял принаряженный, все время поправляя сползавшую на глаза новую широкополую ковбойскую шляпу.

На случай, если возникнет необходимость заслать в Москву своих контролеров и связных, специальная группа проходила тренировку по переходу советской сухопутной границы. Макет границы был оборудован за бараком № 1 и состоял из четырех метров вспаханной полосы, двух рядов колючей проволоки и наблюдательной вышки. На вышке восседал тренер группы Куркуль, изображавший в то же время пограничника. Два солидариста – Скорина и Чикарлеев ползали на четвереньках взад-вперед, преодолевая полосу препятствий.

– Головы опустите ниже! Головы! – командовал с вышки Куркуль. – А то я как пырну штыком! Либо шашкой!

– У-y, черт, набрался с утра шнапса, – огрызался солидарист Скорина. – А ты сойди с вышки да сам попробуй, как оно на пузе носом землю пахать!

– Те тоже нажрались вчера с этим америкашкой, – присоединялся к бунту Чикарлеев. – А нам, телохранителям, и стопочки не поднесли.

– Р-р-разговорчики! – неслось с вышки.

По другую сторону вышки несколько других солидаристов, обряженных в одинаковые сатиновые трусы, зажав пальцами нос, один за другим прыгали в пожарный бассейн, имитировавший Черное море. Они готовились к переходу морской границы и высадке с подводной лодки где-то в районе Нового Афона или Очамчире.

О том волнении, которое вызвало в Зоссенхайме наше тайнописное послание, мы тогда еще не знали. Но то, что нами заинтересовались не на шутку и в расчете на нас строили далеко идущие планы, мы вскоре убедились.

Они готовились к переходу морской границы и высадке с подводной лодки…

Не прошло и двух недель, как на нашем рабочем столе появилось письмо со штемпелем Московского почтамта.

Какой-то неизвестный Кирилл ни с того ни с сего спешил известить нас о своем визите в Харьков.

«Там я посетил наших знакомых и недурно провел время в обществе местных дам, – откровенничал Кирилл. – Распили дюжину шампанского, вспомнили детские шалости. В отношении Мари ты был прав. Она просто душка и, главное, без предрассудков. В общем, я получил море удовольствия».

Под конец Кирилл спрашивал, как поживает Петр, и передавал привет от Мефодия.

Но никакие Кириллы и Мефодии уже не могли ввести нас в заблуждение.

– Надо гладить! – сказали мы Марии Андреевне. – А ну-ка, где утюжок?

Поднаторевшая на секретной работе Мария Андреевна разогрела утюг и вмиг вывела Кирилла и Мефодия на чистую воду.

Наш шеф мадам Ара, продолжавшая по-прежнему маскироваться под Алекса Липперта, сообщала:

«Ваш № 1 получил. Большое спасибо. К сожалению, прочитать удалось всего две-три строчки. Вероятно, у вас не хватает навыка. Недостающие пришлось восстанавливать по смыслу. В общем, все поняли. Прекрасно! Браво!..»

К письму повторно прилагалась подробная инструкция по тайнописи и конспиративный адрес мелкого швейцарского лавочника монсеньера Марселя. Желая создать нам все условия для плодотворного сотрудничества, мадам Ара высылала нам про запас несколько листков копирки. Что касается карандаша, которым мы должны были выполнять тайнопись, то шеф, подробно объяснив, как его затачивать, рекомендовала пользоваться карандашом из детского рисовального набора «Пионер», который мы должны были приобрести за свой счет.

По роду своей профессии нам приходилось иметь дело с копиркой. В нашем представлении это черная или синяя папиросная бумага, которая оставляет следы на пальцах. Копирка, присланная из Франкфурта-на-Майне, выглядела совсем по-иному. На этот раз мы держали в руках обыкновенный листок, как бы вырванный из школьной тетради. Он выглядел невинно и безмятежно. На самом же деле это была одна из подлинных шпионских принадлежностей.

Секретное послание мадам Ары венчал перечень первоочередных заданий, к выполнению которых нам предлагалось приступить немедленно.

1. Разыскивать и пересылать рукописи неопубликованных по тем или иным причинам литературных произведений (желательно «анти»).

2. Создавать революционные «молекулы», привлекая в них близких родственников (брат, сестра, жена, невеста, теща), которые должны способствовать росту революционного движения.

3. Регулярно собирать всевозможную, необходимую «нашему делу» военную, экономическую и политическую информацию.

4. Провести всенародный референдум о государственном переустройстве в СССР (парламентарная республика или конституционная монархия).

Мадам Ара взваливала на нас явно непосильную ношу. О том, чтобы справиться с таким обширным заданием вдвоем, нечего было и думать. Правда, у нас уже были два помощника – старший курьер Мария Андреевна и младший курьер Таня. Согласившуюся в конце концов приобрести электрический утюг завредакцией тоже можно было считать человеком, внесшим свою лепту в общее дело.

Итого пять человек. Для одной «молекулы» много, для двух мало. К счастью, редакционный столяр Петр Егорович тоже оказался человеком покладистым.

– А что? Я всегда! – сказал он. – Гвоздь там забить или крышку к посылке прибить! Это всегда можно!

На первом же конспиративном совещании, которое состоялось в малом зале редакции, стало ясно, что мы располагаем достаточными силами для создания целого боевого штаба «легкой кавалерии».

Два человека вошли в «закрытый сектор», два – в «открытый» и один в «оперативку».

Не получил официальной должности только Петр Егорович.

– По-вашему, раз столяр, так ничего не понимаю в оперативной работе? – оскорбился Петр Егорович. – Да я кого хошь объегорю! Раз я буду закрывать посылки, то самое мое место в «закрытом секторе»!

Пришлось согласиться. Взяли и Петра Егоровича в «закрытый сектор».

Как известно, любой знающий себе цену агент должен быть оснащен черными очками, отмычкой и иметь конспиративную кличку. Очки у нас были, вместо отмычек в кармане позвякивали ключи от квартиры. Зато с кличками пришлось попотеть.

Перед тем как стать «ягуарами», мы хотели назваться Антонием и Клеопатрой.

– Я буду Антонием, – сказал один из нас, – а ты Клеопатрой!

– Нет, почему же, – самолюбиво возразил другой, – почему это я, особа мужского пола, должен называться женским именем?

– Но ведь это даже лучше! – продолжал настаивать первый. – Все будут думать, что ты женщина, а ты мужчина!

– Великолепно! – воскликнул другой. – В таком случае ты будешь Клеопатрой, а я Антонием. И не сверкай глазами, как ягуар!

– Ягуары! Эврика!

Так мы стали «ягуарами». Жена одного из нас отныне именовалась «Коброй», а жена другого «Амазонкой». Таким образом, приведенный в начале повествования таинственный ночной разговор: «Комета» отправляется ровно в девять. «Кобра» все приготовила. «Амазонка» может отправляться налегке…» – ничего секретного не содержал. Он означал лишь, что наутро мы собирались совершить семейную прогулку на теплоходе «Комета», который отправлялся с Химкинского речного вокзала ровно в девять.