Текст книги "Перстень Матильды"

Автор книги: Алексей Голуб

Соавторы: Борис Данелия
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Алексей Голуб и Борис Данелия
Перстень Матильды

Сатирические повести-памфлеты

К ЧИТАТЕЛЮ

Помните мелкого чиновника Поприщина из «Записок сумасшедшего» Н. В. Гоголя? В «год 2000 апреля 43 числа» он сделал открытие, ошеломившее его до полной потери сознания: «В Испании есть король. Он отыскался. Этот король я…» И на служебных бумагах стал горделиво расписываться: «Фердинанд VIII».

Теперь уже можно совершенно точно сказать, что Гоголь прозорливо предвидел доподлинный случай, но допустил несущественные неточности: подобное любопытное событие действительно приключилось, но не в 2000 году, а в наши дни – в Испании отыскался царь, «Глава Российского Императорского Дома, законный Преемник прав и обязанностей Императоров Всероссийских», как он называет себя всерьез.

Новоявленный царь учел наивность Поприщина – тот не додумался заиметь секретаря, который бы своей подписью заверял, что он и вправду Фердинанд VIII. У Владимира Первого есть собственный секретарь, авторитетно удостоверяющий его подпись: «С подлинным верно. Начальник Походной Канцелярии Николай Вуич».

И конечно, мелочь, на которую не стоит обращать внимания, что отыскавшийся «Император всея Руси» немец, никогда не был в России. Поприщин тоже не испанец и никогда не был в Испании, но ведь это нисколько не помешало ему объявить себя королем Испании?

В отличие от Фердинанда VIII Владимиру Первому пока еще не обрили голову, как это полагается, из гуманных медицинских соображений, не втолкнули из тех же соображений в изолированную от всего мира комнатку с решетками. Но он учел возможность такой участи и в январе 1970 года через газетку «Знамя России» поспешил оповестить «российские народы», что если с ним что-либо случится, то «Главой Императорского Дома Романовых» станет его «Первородная Дочь», «Государыня Великая Княжна Мария Владимировна».

О самозванном «Императоре всея Руси» и его «Императорском Доме» рассказывается в сатирической повести-памфлете «Чемодан царя Владимира». Ее персонажи и события не выдуманы, их подлинность мог бы заверить собственноручной подписью и круглой печатью начальник походной канцелярии «его величества» Николай Вуич.

О пропитании царя заботится редактор издающегося в Нью-Йорке монархического вестника «Знамя России» Н. Чухнов, один из персонажей «Чемодана царя Владимира», из номера в номер он отчаянно взывает: «Жертвуйте в казну Великого Князя!» И тут же для воодушевления сообщает, что, мол, проявили сознательность такие-то: «Борис Критский – 1 доллар, А. Акаемов – 1 доллар…»

Но наивно думать, что «Императорский Дом» существует только на подачки частных лиц. Многие сами бедствуют. Например, престарелые участники организаций, вызывающих улыбку уже своими названиями – «Союз Императорской Конницы и Конной Артиллерии», «Союз бывших Императорских кадетов», – и рады были бы что-либо пожертвовать, да нечего. И ограничиваются тем, что в день рождения «Великого Князя» устраивают в складчину молебен. Предприимчивый «император» для пополнения своей казны сам приторговывает чем бог пошлет – то автомобильными покрышками, то горячительными напитками, изготовленными по русским рецептам.

У Чухнова же богатые хозяева – разведки. В прошлом белоэмигрант Чухнов во время второй мировой войны добровольно предложил себя фашистской Германии, участвовал в формировании в Югославии специального «охранного корпуса СС», лично расстреливал партизан. С циничной откровенностью он поведал об этом сам, издав в качестве приложения к «Знамени России» свои мемуары. Написал их Чухнов для того, чтобы передать реакционным кругам США опыт использования гитлеровцами различного рода предателей. Редактируемая им газетка, в которой активное участие принимает и самозваный «царь» Владимир Первый, до отказа заполнена антисоветчиной.

В антисоветской, антикоммунистической клевете «Знамени России» не уступают и другие якобы чисто монархические газетки – «Наша страна» (Буэнос-Айрес), «Россия» (Нью-Йорк) и немонархическая «Новое русское слово» (Нью-Йорк), ставшая рупором сионизма.

Но не все эмигранты плохо относятся к нам. Немало из них, оказавшись за рубежом по недомыслию, по случайному стечению обстоятельств, горько сожалеют о случившемся, безнадежно тоскуют по Родине. Уместно сказать, что в том же Нью-Йорке, например, выходит газета русской прогрессивной общественности «Русский голос», возглавляемая истинным патриотом, большим искренним другом советского народа генералом В. А. Яхонтовым.

В годы Великой Отечественной войны значительная часть эмигрантов выступала против немецко-фашистских оккупантов. В числе героев движения Сопротивления во Франции были княгиня Вера Оболенская, правнук великого революционера Александра Радищева – Кирилл Радищев. Указом Президиума Верховного Совета СССР они посмертно награждены правительственными наградами. Веру Оболенскую гестаповцы пытались склонить к предательству, но патриотка гневно бросила им в лицо: «Я русская, прожившая всю жизнь во Франции, никогда не изменю ни моей Родине, ни стране, где я выросла!»

Мать Кирилла Радищева, Софья Михайловна, в письме в Советский Союз по поводу награждения сына сказала: «…Этим указом наша Родина, которую так глубоко любил Кирилл, еще больше утверждает себя великой страной… Я верю, что у моего сына будут дети по духу, которые взрастят в себе семя любви к Родине, превратив его в могучий дуб неустанного служения ей и своему народу, и что его пример, как пример его предка русского писателя-революционера Александра Радищева, укрепит многих в минуту слабости».

Но были и Чухновы, помогавшие гитлеровской Германии. Уцелев от возмездия, они продались империалистическим разведкам.

Кого используют эти разведки, и в первую очередь в идеологической войне, на которую противник делает сейчас главную ставку, к каким приемам прибегают идеологические диверсанты, – этому посвящена документальная повесть-памфлет «Перстень Матильды».

В «Перстне Матильды» описано подлинное событие, причем в той последовательности, в какой оно проходило и так скандально закончилось для главарей так называемого «Народно-трудового союза» (НТС) Романова, Поремского, Околовича. Они, видимо, решили и уже доложили своим хозяевам, что им наконец-то удалось поймать на провокационную удочку целую группу советских юношей. А поймались-то они сами.

А ведь какой опыт подрывной деятельности против СССР у главарей НТС! В Великую Отечественную войну Романов, Поремский, Околович добросовестно служили фашистской Германии. Затем продались английской разведке, которая и присвоила им упоминаемые в повести-памфлете клички: «Шуба-1», «Шуба-2», «Шуба-3», Потом стали шпионами и идеологическими диверсантами других империалистических разведок.

Из кожи вон лезут эти отщепенцы, чтобы найти в нашей стране простачков. Всякими путями добывают адреса советских людей, пишут им письма, выдавая себя вначале за кристально честных и далеких от политики филателистов, книголюбов или еще за кого-либо. А потом стремятся постепенно втянуть их в антисоветскую деятельность, превратить в шпионов, предателей.

Авторы «Перстня Матильды» сведения о «шубах» и многоликой Ариадне Ширинкиной – она же филателист Леви, коммивояжер Алекс Липперт, утаивший свою профессию Андрей Липинский – получили от тех советских людей, которых Ширинкина пыталась толкнуть на путь предательства.

Откроем книгу, познакомимся с невыдуманными сатирическими персонажами «Чемодана царя Владимира», «Перстня Матильды». Сатирическими они стали даже не по воле авторов книги Алексея Голуба и Бориса Данелия, а потому, что комичны их потуги выставить себя спасителями человечества. Но книга написана не только для того, чтобы развлечь и посмешить читателя, а для того, чтобы еще раз напомнить: идет ожесточенная идеологическая война, в которой не может быть нейтральных.

Подчеркнем, что в наши дни к самым существенным особенностям идеологической войны, развязанной противником, надо отнести следующие: во-первых, противник в качестве главных, решающих избрал различные формы идеологических диверсий; во-вторых, в современной обстановке идеологические диверсии неразрывно, органически связаны с разведывательной и иной враждебной деятельностью империалистического лагеря, являясь одним из важных компонентов «тайной войны», «тайного фронта» – бескомпромиссной классовой борьбы двух миров – социалистического и капиталистического.

Долг каждого советского гражданина перед Родиной, перед народом, перед своей совестью – не проходить мимо любого проявления, рецидива буржуазной идеологии, не говоря уже о явной идеологической диверсии.

Быть бдительным!

Политическая бдительность заключается не только в умении своевременно распознавать тщательно замаскировавшегося врага, вовремя предотвращать его преступные действия, но и в том, чтобы стойко противостоять любым формам влияния буржуазной идеологии.

Сергей Ананьин

ЧЕМОДАН ЦАРЯ ВЛАДИМИРА

ДРУЖНАЯ ВЕСНА

Весна 1919 года в Крыму выдалась дружной.

Когда с гор побежали звонкие ручьи, в садах зацвели персики и распустились первые розы, жители Ялты вдруг стали свидетелями необычайного зрелища: аристократическую набережную и тенистые аллеи приморского парка неожиданно запрудили кавалерийские лошади. В одиночку, парами и целыми табунами они прогуливались по фешенебельному русскому курорту.

Пробежав резвым аллюром сотни километров по степям Украины и Крыма, лихие скакуны доставили к морю своих седоков и теперь оказались предоставленными самим себе. Гнедые, вороные, буланые, серые в яблоках и в белых чулках, они заглядывали в кафе, с любопытством рассматривали себя в зеркалах, украшающих вестибюль гостиницы «Ореанда», и грелись на пляже. В целом лошади вели себя благопристойно, если не считать одного разнузданного жеребца, который в приливе восторга разнес копытами стеклянную витрину фруктового магазина братьев Кариакиди.

В то время когда созерцательно настроенные кабардинские, скакуны и обозные тяжеловесы наслаждались комфортом жемчужины Тавриды, их изрядно потрепанные седоки, отбросив в сторону благородные навыки светского воспитания, спешили погрузиться на стоявшие в гавани суда союзников. Бухта кишела французскими пароходами, турецкими фелюгами и шаландами греков коммерсантов, стремившихся воспользоваться внезапно представившейся возможностью заработать на оптовых перевозках.

Те, кому не доставалось места на палубах хорошо оснащенных пароходов, довольствовались шаландами и даже рыбацкими баркасами. Но ни пароходы, ни фелюги, ни шаланды не могли вместить всех желающих отправиться в морское странствие. Поэтому даже неказистые моторки и облупленные ялики внезапно подскочили в цене и продавались по стоимости королевских яхт.

Над палубами судов и суденышек возвышался лес головных уборов. Казачьи папахи торчали вперемежку с пехотинскими фуражками, драгунскими киверами и штатскими котелками.

По берегу носился обезумевший от страха бравый казачий есаул, которому не досталось места на судне.

– Станичники! – не своим голосом кричал он. – Побойтесь бога! На кого покидаете?!

Видя, что на его зов никто не обращает ни малейшего внимания, есаул стал спихивать в воду валявшееся на берегу бревно.

Первыми гавань покинули французские пароходы. За ними тронулись шаланды, яхты и фелюги. Когда эскадра вытянулась в кильватерную колонну и французский флагман повел ее на Константинополь, на горизонте показался дымок. Навстречу беженцам к крымским берегам на всех парах спешил военный корабль английского королевского флота «Марлборо». Поравнявшись с флотилией бегущего воинства, корабль выбросил на мачте сигнал: «Приветствую доблестных союзников!» – и на полном ходу проследовал мимо.

Ощетинившийся пушками английский корабль миновал Ялту и бросил якоря напротив Ливадийского дворца – летней резиденции бывшего российского монарха. С корабля спустили командирский бот. На берегу у груды саквояжей и шляпных картонок взволнованно толпилась группа мужчин и женщин. Это были те члены свергнутого российского императорского дома, которых не постигло справедливое возмездие. Окруженные фрейлинами и камергерами, великие князья и княгини проявляли явное нетерпение, желая поскорее покинуть «Великие, Малые и Белые Земли».

Первыми гавань покинули французские пароходы. За ними тронулись шаланды, яхты и фелюги.

Едва бот причалил к берегу, как у родовитых беженцев появилось непреодолимое желание прыгнуть на легкое суденышко и оказаться под защитой английского королевского флага. Но всякие беспорядочные действия и в особенности прыжки высокорожденным особам возбранялись дворцовым этикетом. Первой на судно должна была ступить мать бывшего русского царя – вдовствующая императрица Мария Федоровна. Но Мария Федоровна в эту историческую минуту, к общему неудовольствию, все еще пребывала в своих покоях.

Где-то за Ай-Петри гремела артиллерийская канонада.

Командир корабля нервничал.

– Господа! – с холодной английской вежливостью сказал он, поглядывая на часы. – Ровно через сорок пять минут корабль поднимет якоря. Британия не может рисковать лучшим кораблем королевского флота!

Великий князь, генерал от кавалерии Николай Николаевич, ступая через три-четыре ступеньки, поспешил в покои императрицы. Мария Федоровна в теплом халате и в чепчике сидела на террасе в соломенной качалке и на ломберном столике раскладывала пасьянс.

– Ваше величество! – почтительно обратился к ней Николай Николаевич. – На рейде вас ждет английский корабль!

– Но вы же знаете, князь, – возразила Мария Федоровна, – что я не переношу морской качки?!

У Николая Николаевича задергалось правое веко.

– Разрешите напомнить, – сказал он, – что здесь нам грозит опасность. Мы не можем медлить ни минуты!

Из-за Ай-Петри снова донесся гул канонады. Генерал от кавалерии с тревогой посмотрел на море. Из труб английского корабля валил дым. «Марлборо» готов был в любую минуту скрыться за горизонтом.

Когда вдовствующая императрица появилась на причале, воспитанные в духе преданности конституционной монархии рослые английские матросы взяли на караул.

Несмотря на то, что английский корабль не был приспособлен для перевозок сиятельного груза, на нем все же нашлось достаточно места, чтобы разместить родовитых пассажиров. Особы, некогда владевшие великолепными дворцами в разных концах России – от южной Таврии до Северной Пальмиры, потеснившись, разместились в трех офицерских каютах и двух матросских кубриках.

Выйдя в открытое море, «Марлборо» вскоре настиг армаду золотопогонных беженцев. На мачте английского корабля взвился сигнал: «Желаю счастливого плавания!» Обогнав пестрое сборище судов, «Марлборо» взял курс на Константинополь.

…Поскольку легкие турецкие фелюги, ялики и моторки не были приспособлены для дальних переходов, беглое воинство покинуло их, едва эскадра причалила к берегам Турции. Расположившись биваком под жарким солнцем Галлиполии, потрепанные белогвардейские полки пытались сохранить видимость боевых формирований. В ожидании высочайших указаний пехотинское и казачье офицерство устраивало карточные сражения, коротало время на тараканьих бегах.

Светлейших пассажиров «Марлборо» высадил на берег туманного Альбиона. В Лондоне стояло сырое холодное утро. Позеленевшие от морской болезни пассажиры сошли на берег. Прибытие высоких гостей в дружественную державу на этот раз не сопровождалось пушечной пальбой и фейерверком. Рядовой чиновник английского министерства препроводил их в довольно скромный отель и дал понять, что отныне они должны заботиться о себе сами.

Николай Николаевич, доводившийся бывшему русскому царю дядей и теперь принявший на себя обязанности местоблюстителя уже несуществующего престола, озабоченно поскреб затылок. Этот чисто мирской жест объяснялся тем, что на его плечи ложилось нелегкое бремя забот о членах семейства. Впервые в жизни великому князю пришлось задуматься над тем, что хлеб насущный – это не манна небесная и за него надо платить. А наличных было маловато.

Николай Николаевич сразу помрачнел. Настроение у него окончательно испортилось после осмотра отеля. Комнаты были обставлены довольно дешевой, прослужившей немало лет мебелью. С первого этажа проникали кухонные запахи и доносились хриплые звуки граммофона.

В другое время гримаса недовольства, появившаяся на челе персоны, привыкшей распоряжаться судьбами миллионов, могла вызвать серьезные осложнения во взаимоотношениях между государствами. Но на владельца отеля помрачневшее лицо высокопоставленной особы не произвело ровно никакого впечатления.

– Сэр! – бестрепетно обратился он к Николаю Николаевичу. – В моем отеле останавливаются самые уважаемые люди, и они всегда остаются довольны нашим гостеприимством.

В это время в отель вошел немолодой тучный мужчина в широкополой фермерской шляпе.

– О, мистер Холмс! – бросился навстречу посетителю хозяин гостиницы. – Прошу, прошу! Ваши комнаты всегда к вашим услугам! О, мистер Холмс! Это лучшие комнаты в моем отеле!

Николай Николаевич круто повернулся на каблуках и удалился в свои покои. В его душе созрело решение немедленно покинуть берега неприветливого Альбиона и переселиться в веселую столицу Франции.

Мария Федоровна восприняла сообщение Николая Николаевича с достоинством все еще царствующей особы. Решение своего шурина она расценила как официальное приглашение французского правительства.

– Итак, князь, вы считаете, что визит в Париж отложить нельзя?! – озабоченно проговорила старушка.

– Я думаю, – сказал Николай Николаевич, – что ориентация на Францию в данной обстановке будет более правильной. Да и к России ближе…

– Тогда передайте правительству Франции, что мы принимаем его приглашение! – с важностью произнесла Мария Федоровна и тут же пустилась в воспоминания: – О Париж! Это прекрасный город!..

ТАНЕЦ С КИНЖАЛАМИ

Прибытие именитых путешественников в столицу Франции не сопровождалось помпезностью. У дверей вагона не толпились официальные лица, на перроне не были выстроены гвардейцы в медных касках и местоблюститель престола был избавлен от необходимости принимать рапорт почетного караула.

Для того чтобы добраться до отеля, августейшему семейству пришлось выйти на привокзальную площадь и воспользоваться услугами парижского таксомотора. Короче говоря, прибытие высоких гостей в столицу Франции не вызвало никакой сенсации.

…Париж жил своей обычной жизнью. В ресторанах гремела музыка, знаменитые шансонье в интимном полумраке ночных кабаре шептали песни о любви, стройные длинноногие девицы отплясывали темпераментный канкан, а любители острых ощущений со всего света совершали паломничество на Монмартр. Париж оставался Парижем.

Но в то же время в облике французской столицы появилось нечто новое. Высадившиеся где-то у Константинополя русские офицерские фуражки, казачьи папахи и штатские котелки петербургского покроя теперь маячили на улицах самого веселого города Европы. По соседству со старыми вывесками столичных ресторанов, предлагавших обильное меню и массу вечерних развлечений, красовались новые, необычные для парижан названия: «Казачий ресторан Тарас Бульба», «Интимный кабачок Шехерезада», «Лучший в Париже кавказский ресторан Шато Коказьен».

«Тарас Бульба» вместо набивших оскомину французам омаров и устриц предлагал аппетитные галушки. В «Шехерезаде» русская водка конкурировала со знаменитыми французскими коньяками, а на закуску подавались блины с семгой и икрой.

Что же касается «Шато Коказьен», то там гостей угощали сильно приправленными перцем кавказскими блюдами, огненной лезгинкой и танцами с кинжалами.

«Шато Коказьен» в переводе с французского означает кавказский замок. Но владелец ресторана, истинный кавказец, толковал это название на свой лад:

– Коказьен – это Кавказ! – жестикулировал он. – Может, слыхал песню: на Кавказе есть гора. Шота – это имя. Я Шота. Все вместе значит – Шота с Кавказа! Заходи, дорогой мсье! Шашлык, уф, какой шашлык!..

Коронным номером вечерней программы в кавказском ресторане был танец с шашлыками. Около полуночи в зале создавался полумрак, и под визгливые звуки восточного оркестра появлялись затянутые в черкески джигиты. Поводя широкими плечами и ступая на носках, они несли на вытянутых руках облитые коньяком пылающие шашлыки, нанизанные на штыки от русских трехлинеек образца 1897 года.

Царственный дом Романовых ни для Парижа, в частности, ни для Европы вообще уже не представлял былого интереса. Единственно, кто не хотел мириться с реальной действительностью, – это сами Романовы да запрудившие столицу Франции люди в русских генеральских мундирах, беглые помещики, банкиры и промышленники. Они устраивали сборища, организовывали заговоры, обивали пороги кабинетов европейских сановников и министров, требуя материальной поддержки и решительных действий против Советской России.

Сами европейские политиканы тоже не прочь были расправиться с новым опасным соседом на востоке. Но гром революции прокатился и над Европой, и теперь кое-кто из них думал не столько о судьбе Романовых, сколько о своей собственной.

Обосновавшись в Париже, Николай Николаевич после перенесенных дорожных лишений устроил себе маленькие каникулы. Начинавший дряхлеть генерал от кавалерии облачился в модный штатский костюм и, изготовив себе у лучшего парижского дантиста новые вставные челюсти, с головой окунулся в светскую жизнь. Появляясь в самых модных ночных клубах, он то и дело ослепительно улыбался, выставляя напоказ искусственные зубы.

Пользуясь правами местоблюстителя престола, молодящийся дядюшка бывшего русского царя бесконтрольно распоряжался семейным бюджетом и придумывал для себя все новые удовольствия. Лишенные этой возможности, остальные члены семейства откровенно высказывали недовольство поведением старшего в роде. Больше всех Николаю Николаевичу доставалось от ставшей не в меру сварливой Марии Федоровны.

– Князь! – наставляла она. – Мне кажется, что ваше пребывание в столице Франции должны ощущать на себе не только шансонетки. Пора подумать и о деловых связях. И вообще от этой гнилой парижской зимы я чувствую себя совершенно разбитой и у меня прескверное настроение.

– Но ведь в Петербурге сейчас тоже несладко! – выкручивался Николай Николаевич. – Та же слякоть и тот же туман!

– В Петербурге у нас дворец, – нервничала Мария Федоровна. – А здесь мои внуки, великие князья Андрей и Дмитрий, поставили у меня в спальне какой-то чугунный аппарат, который они называют бур… бурж…

– «Буржуйка», ваше величество, – с апломбом сказал князь Дмитрий.

– Вот-вот, «буржуйка»! От нее то слишком жарко, то совсем никакого тепла.

Но отвлечь Николая Николаевича от веселой парижской жизни было не так-то просто. Только летом 1922 года главнокомандующий созвал наконец военный совет, на котором присутствовали генералы Врангель, Кутепов, генерал от кавалерии Эрдели, бывший главнокомандующий на Северном Кавказе, офицеры и доверенные штатские лица. Желая подчеркнуть, что ему не чужды демократические веяния времени, генерал Кутепов явился на совет в новом парижском костюме.

– Какие вести? – осведомился Николай Николаевич.

– Народ ждет! – объявил Кутепов. – Но нужен, ваше высочество, лозунг!

– Лозунг известен: «За веру, царя и отечество!»

– Господа офицеры! – вырвалось у горячего Кутепова, и его черные, раскосые глаза при этом сверкнули.

Участники совещания вскочили со своих мест и, вытянувшись в струнку, замерли.

– Итак, если я вас правильно понял, господа, – торжественно произнес Николай Николаевич, – я должен принять на себя высокий сан…

Присутствующий на совете неизвестный прапорщик, возведенный на скорую руку в командующие соединением, поспешил выразить свои верноподданнические чувства:

– Сла-авный, держа-авный, царь правосла-авный, – срывающимся голосом запел он. – Боже-е-е, царя храни-и-и!

Покончив с процедурными вопросами, совет приступил к обсуждению военных мероприятий, связанных с организацией похода против Советов. Мнения генералов Врангеля и Кутепова разошлись. Горячий Кутепов делал ставку на внутренний взрыв. Врангель отстаивал свой план вторжения в Россию через Кавказ и Закавказье. Генералы сцепились.

Николай Николаевич заметался между двумя лагерями.

– Господа генералы! Господа генералы! – взывал он. – Образумьтесь!

Разработку единого стратегического плана решили временно отложить и пока ограничиться смотром боевых сил.

Командующие армейскими соединениями и полками занялись подготовкой к параду. Однако желающих принять участие в смотре нашлось немного – два-три десятка человек. Что же касается остального доблестного воинства, то оно, трезво оценивая действительность и примирившись с реальностью, ни о каком походе не помышляло.

Бывшие генералы от кавалерии и инфантерии стояли за прилавками газетных киосков и, соперничая с мальчишками-газетчиками, зычно, как на плацу, зазывали:

– Экстренное сообщение… Последние новости! Советский дипломат Красин прибывает в Париж!.. Большевики электрифицируют Россию!..

Военные чины рангом ниже тоже делали карьеру. Полковники, ротмистры и штабс-капитаны уже служили швейцарами в дорогих ресторанах, лифтерами в фешенебельных отелях и управляли конюшнями в состоятельных домах. От старой армейской закваски у них остались лишь казенные царские сапоги и поношенные галифе с леями.

Для участия в военном параде, организованном парижским белогвардейским центром, собралась горстка не успевших еще оправиться после бегства через Черное море офицеров. Сборище было наименовано сводным офицерским полком, хотя и выглядело оно довольно пестро.

На параде присутствовал архангельский купец Чудинов, намеревавшийся финансировать военную кампанию. Кутепов и Врангель, возлагавшие на купца все финансовые надежды, держались браво. Но практичный купец, привыкший иметь дело с солидными, кредитоспособными компаньонами, видел, что игра не стоит свеч. Не дождавшись конца военного шествия, он покинул воинский плац и на следующий же день купил небольшой отель «Наполеон», вложив в это предприятие весь наличный капитал. Узнав об этом, генерал Эрдели махнул рукой на военную карьеру и пошел устраиваться водителем таксомотора.

Сборище было наименовано сводным офицерским полком, хотя и выглядело оно довольно пестро.

Упадочнические настроения коснулись и самого августейшего семейства. Вслед за генералом Эрдели в таксисты подался и принц крови, прямой потомок русских царей, великий князь Федор. Выходка великого князя была встречена в штыки его родственниками. Но Федора это нисколько не смутило. Понеся некоторый моральный урон, он добился стабилизации своего материального положения. Высокий княжеский титул будил пылкое воображение падких на экзотику парижан и обеспечивал таксисту неплохой заработок.

Надежды тульских, рязанских и орловских помещиков на организацию в ближайшее время похода в свои бывшие имения окончательно рухнули. Верноподданный прапорщик, без труда достигший высокого положения командующего соединением, оказался не у дел и был вынужден перейти на иждивение жены. К счастью, его не избалованная богатством супруга оказалась более практичным человеком. Она выучилась шить галстуки на дому. Они обеспечивали дневной прожиточный минимум. Иной раз оставалось и на развлечения. Тогда можно было посидеть в соседнем бистро за кружкой пива.

Вскоре к жене прапорщика присоединились статские советницы и другие титулованные дамы. Мужья, которые большую часть времени проводили дома, экономя франки, помогали женам. Николай Николаевич от скуки учился вязать на спицах.

Фаворитом судьбы, как и прежде, оставался лишь князь Юсупов. Ему опять везло. Бывший повар князя Иван Корнилов во Франции неожиданно разбогател. Соорудив из бутербродов копию Триумфальной арки, он завоевал первенство на конкурсе парижских кулинаров, что принесло ему первый приз, славу, а главное – деньги.

Бывший повар завел собственное дело и теперь подкармливал своего прежнего хозяина. По вечерам Юсупов приходил в принадлежащий Корнилову ресторан и усаживался за отведенный ему столик в дальнем углу.

– Гришка! – кричал Корнилов официанту. – Покорми князя. Да не забудь гранд-стопочку поднести!

Разбогатевший повар оказывал князю благодеяние не из одной милости. Хваткий мужичишко использовал Юсупова для рекламы.

– Обратите внимание, ваше превосходительство, на господина в углу, – придерживаясь российской табели о рангах, заговаривал владелец ресторана с важным посетителем. – Сам князь Феликс Феликсович Юсупов. Тот самый, который Распутина убил. Богач был великий. Неимоверный проказник в прошлом. Бывало, вырядится в девичье платье, свяжет веревку из жемчугов матери, графини Сумароковой, – и в офицерское собрание. Офицеры думают, что перед ними барышня, и ну ухаживать!.. А князь заигрывает, как девица… Потом облюбует какого-нибудь стройного гусара и на глазах у всех накинет на него жемчужный аркан… А однажды заарканенный гусар рванулся, и по всему полу на миллион рублей жемчуга рассыпалось. Маменька тогда их пожурили, а папенька сильно разгневаны были… Он у нас каждый вечер здесь, этот князь Юсупов…

Водки для Юсупова Иван Корнилов не жалел. Когда князь изрядно хмелел, владелец ресторана, поддерживая своего бывшего хозяина под руку, выводил его на улицу. У ресторана, как правило, постоянно дежурили со своими таксомоторами великий князь Федор и генерал от кавалерии Эрдели. Корнилов пальцем подзывал одного из них, вручал несколько франков и, усадив Юсупова в автомобиль, говорил:

– Ты уж доставь его, голубчик, в целости и сохранности!

Поначалу нищие богачи, графини-белошвейки и титулованные таксисты привлекали всеобщее внимание. Но со временем о них стали забывать. Даже падкая на сенсацию пресса перестала упоминать их имена и в политических обозрениях, и в разделе светской хроники. Мировую общественность уже не интересовали политиканы без политического багажа, царские сановники без департаментов, орловские помещики без знаменитых рысаков.

Мир внимательно следил за событиями, которые развертывались на одной шестой части земного шара. Мировая пресса все больше внимания уделяла первым коммунам в СССР, новой экономической политике, ликбезам и рабфакам. Международный лексикон пополнялся новыми, пока еще не очень понятными словами и выражениями, от которых веяло грандиозными переменами, происходящими в Советской России.

И только никому не известный соотечественник, Петр Ярема, как в доброе старое время, при каждом удобном случае не забывал через газету засвидетельствовать почтение своим именитым землякам. При этом он не скупился на расходы и помещал в газетах платные объявления:

С праздничком

Рождества Христова и Новым годом