Текст книги "Тайны смотрителя маяка"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава VII
Резкие повороты

Часов в шесть утра нас разбудил знакомый басистый лай.

– Топа вернулся… – проворчал Ванька, переворачиваясь на другой бок и натягивая одеяло на голову. – Проголодался, видно, и сразу кормежку требует. Совсем обнаглел! – И опять задремал.

Я услышал, как хлопнула дверь спальни родителей, шаги отца, хлопанье входной двери… Потом до меня донесся отцовский удивленный возглас – и все затихло.

Мне стало интересно. Вскочив с кровати, я босиком вышел в коридор, неслышно притворил за собой дверь и вышел на крыльцо.

Сразу зябко сделалось – по утрам воздух уже бывал холодным. Но мне было не до этого. То, что я увидел, было просто невероятным! Перед крыльцом сидел Топа, прижимая лапой к земле лису-крестовку.

Лаять он перестал, ведь отец уже вышел на его зов. Отец поглаживал Топу, приговаривая:

– Ну, молодец! Ну, молодец! И ведь не придушил ее, хитрая ты бестия… Правда, потрепал здорово. Что, сдаваться не хотела?

Во взгляде лисицы было даже не отчаяние, а безнадежная покорность судьбе. Шуба ее была грязной, свалявшейся и обслюнявленной, особенно на загривке, – видно, Топа волок ее зубами за шкирку. Она попробовала оскалить зубы на отца, но Топа так грозно на нее рыкнул, что она тут же сникла и лишь тихонько повизгивала и поскуливала от ужаса. Видимо, силы ее совсем оставили, потому что вообще-то лисы предпочитают сопротивляться до последнего.

– Подержи ее еще секунду, Топтыгин, я сейчас вернусь… – Отец выпрямился, повернулся и увидел меня на крыльце с разинутым ртом. – Борька? Разбудили тебя? Вот и хорошо! Беги в мой кабинет и принеси транквилизатор и шприц – какую ампулу, ты знаешь.

– Самую маленькую – не из тех, что на медведей и лосей? – уточнил я.

– Вот именно. Дуй!

Я сбегал за транквилизатором за две секунды.

– Очень хорошо. – Отец быстро и ловко сделал лисице укол – она даже голову повернуть не успела. – Сейчас ты поспишь, а мы тебя осмотрим… А потом вернем домой.

– Топа, можешь отпустить ее, – распорядился отец, увидев, что лиса обмякла. – Борька, накорми Топу, и как следует, он заслужил. Всего навали – и каши, и творога, и кусок лосятины выдай ему из морозилки, пусть погрызет… Да, только оденься и не шлепай босиком по холодной земле.

Отец понес лисицу в кабинет, а я, заскочив в комнату, стал одеваться, одновременно тряся Ваньку за плечо:

– Ванька, вставай! Вставай!

– Уг-м?.. – сонно пробурчал Ванька.

– Вставай! Топа принес лису-крестовку! Отец ее сейчас осматривает!

– Что-о?! – Ванька подпрыгнул чуть не до потолка, одеяло отлетело в сторону, и мой братец стал судорожно натягивать джинсы. – Придавил ее?

– Нет! Представляешь, доставил живой!

– Фантастический пес! – восхитился Ванька. – Любой другой на его месте растерзал бы, а он понял, что лиса нужна нам целой и невредимой, что она из заповедника!

– Ну, насчет того, насколько она целая и невредимая, отец сейчас осматривает, – хмыкнул я. – Топа ее все-таки сильно помял – видно, сопротивлялась!.. Все, я побежал кормить Топу!

Я приволок Топе огромную миску жратвы. В секунду проглотив и кашу, и творог, он забрал большой, с килограмм, кусок мороженой лосятины и улегся грызть ее, как кость. Ему это была забава минут на десять, он ведь бычьи кости запросто на клыках перемалывал, так что разгрызть мороженое мясо для Топы было что несколько семечек щелкнуть.

Убедившись, что Топа доволен и жизнью, и высокой оценкой его заслуг, я поспешил в кабинет.

Отец и дядя Сережа, которого отец, видимо, специально разбудил, внимательно осматривали спящую лисицу. Ванька пристроился так, чтобы им не мешать, и при этом отчаянно вытягивал шею, стараясь видеть все получше и ничего не упустить. Я скромно встал у самой двери.

– Нет, ничего, – проговорил дядя Сережа. – Особо не пострадала. Несколько клочьев шерсти выдрано, но это зарастет. Два-три денька откормится на воле, и будет совсем бодрой и здоровенькой. Надо сказать, Топа взял ее на удивление аккуратно…

– Топа вообще удивительный пес, – заметил отец. – Что ж, надо ее как можно быстрее доставить к родной норе, пока она не проснулась. Иначе с ней потом хлопот не оберешься.

В кабинет заглянула мама:

– Что, Топа поймал одну из лисиц? На острове?

– В том-то и дело, что на острове… – проворчал отец. – Значит, и вторая где-то здесь бегает… Или сидит у кого-то под замком.

– То есть Птицыну заказал лис кто-то из островитян? – спросил дядя Сережа.

– Да. И при этом сам приплывал за ними. Ведь Птицын клянется, что лодкой не пользовался, – и тут я ему верю… Все это очень интересно.

– У кого на острове могли быть такие деньги, чтобы выкупить у браконьера двух лисиц? – недоуменно проговорила мама.

– То-то и оно! – кивнул отец. Он взял трубку и набрал номер. – Михаил Дмитриевич? Извините, что бужу вас в такую рань. Дело в том, что Топа поймал одну из лисиц, добытых Птицыным в заповеднике. Нет, лисе повезло, и на сей раз живой осталась. Я сейчас усыпил ее и срочно везу в заповедник. Сами понимаете, держать такое «вещественное доказательство» при себе никак не сподручно, да и «вещественному доказательству» это может во вред пойти. Но если это надо оформить официально, то мы можем пересечься на воде. Мы на катере поедем… Да, вторая лисица должна бегать где-то здесь. Будем искать по возвращении. Да, все другие выводы тоже напрашиваются. Хорошо, до свидания.

Он положил трубку.

– Вы так сразу и едете? – уточнила мама. – Подождите секунду, мы с Катей хоть кофе и бутерброды вам сделаем. И мама заспешила на кухню. Минут через двадцать отец и дядя Сережа быстро шли к катеру, по пологому склону заливного луга, отделявшего дом от берега. На них были рюкзаки, дядя Сережа перекинул через плечо футляр с видеокамерой, а отец нес лисицу на руках. Топа проводил их немного, и отец крикнул ему:

– Жди нас, Топа! Приедем – пойдем искать подругу этой рыжехвостой! Только теперь без самодеятельности, понял?

Топа вильнул хвостом и вернулся к своему месту у крыльца. Разумеется, с лосятиной было давно покончено.

Мама и тетя Катя сели спокойно позавтракать, а мы с Ванькой присоединились к ним. Мама поглядела на часы:

– Половина седьмого… Рановато встали. Но утро такое чудесное, что опять ложиться не хочется. Тем более у меня сна ни в одном глазу.

Тетя Катя кивнула в знак согласия:

– Да, в такую погоду больше тянет прогуляться.

– Можно сходить за грибами, – предложила мама. – Вон в ту сторону – чудесный лес вдоль берега. Лисички там всегда водятся, и белые все пуще лезут с каждым днем.

Тете Кате идея очень понравилась.

– Вы пойдете с нами, мальчики? – спросила она.

– Нет, – ответил я. – У нас свои дела.

– Какие такие дела? – с подозрением осведомилась мама.

– Ну, мы ведь нашли старую лодку и чиним ее. Сейчас дождемся, когда Фантик проснется, и отправимся заканчивать ремонт.

– Да, моя дочь – единственная, кто еще спит как сурок! – рассмеялась тетя Катя.

– Что ж, по-моему, мы можем пойти прямо сейчас, – сказала мама. – Грибы любят раннее утро. Подогреть чайник и накормить Фантика, когда она встанет, мальчики вполне смогут самостоятельно.

– Разумеется, сможем, – горячо заверил Ванька.

Мама и тетя Катя пошли собираться в грибной поход. Времени им понадобилось немного. Когда они, с двумя корзинами, исчезли за поворотом дороги, мы с Ванькой воспользовались свободой, чтобы сварить себе какао. Вообще-то какао мы получали с ограничениями, по чашке в день, потому что и сам напиток был дороговат, и считалось, что от злоупотребления любыми шоколадными продуктами у нас могут быть аллергия и всякие неприятности с желудком. По «своей» чашке какао мы уже получили, но устоять перед искушением не смогли.

– Вымоем кастрюльку и все следы заметем, – сказал Ванька, заглядывая в банку. – Какао еще много, так что никто не заметит, если его станет на несколько ложек меньше… И все-таки, что ты думаешь обо всей этой истории?

– Я думаю, что ни у кого из островитян нет таких денег, чтобы рассчитаться с Птицыным за двух лисиц, – сказал я. – Хоть Птицын продает почти по бросовой цене по сравнению с тем, за сколько шкурки толкают в меховых салонах, особенно крупных городов, но все равно это слишком большая сумма, чтобы кто-нибудь из местных жителей потянул. Правда, они могли предложить расплату в рассрочку, продуктами… Скажем, помидорами и огурцами сейчас, мешком картошки в сентябре, свежими яйцами понемногу, молоденьким петушком – словом, пока долг не погасят.

– Да, Птицын вполне мог на это согласиться, – кивнул Ванька. (Расплата натурой в наших местах давно сделалась общепринятой. И не только в деревнях, но и в городе. Я упоминал в одной из предыдущих повестей, что как-то под Новый год директор крупнейшего местного универсама, решивший сделать сотрудникам продуктовые наборы к празднику, расплатился с отцом за бочонок клюквы и бочонок солонины из кабана комплектами постельного белья, хорошими детскими книжками и прочими вещами, нужными в быту или из которых выходили отличные подарки). – А какой у тебя другой вариант?

– Если Птицын получил за это деньги, – медленно проговорил я, – то единственные «денежные» люди сейчас на острове – это яхтсмены. Во всяком случае, заплатить местному браконьеру им по карману. И смотри, что получается. Яхта пристала к острову позавчера днем. А позавчера утром или в первой половине дня Птицын отправляется браконьерствовать. Совпадение или нет? Они вполне могли встретиться с Птицыным по пути к острову и договориться с ним обо всем. Выходит, ночью они должны были встретиться. То есть или яхта снималась с места, или они плавали на встречу в спасательной шлюпке, которая на любой яхте всегда имеется. И вспомни еще, что Топа заволновался и стал принюхиваться, перед тем как исчезнуть и вернуться с лисой, когда мы были недалеко от яхты. Он учуял лисий запах где-то рядом с яхтой, понимаешь?

– Ну, ты голова! – Ванька был в восторге. – Точно, так оно все и было! Но… – Он нахмурился. – Мишины ребята обыскали яхту – и ничего не нашли! А уж им палец в рот не клади!

– Разве я сказал, что лисы были на яхте? – возразил я. – Я сказал «где-то рядом с яхтой». Совсем рядом, но там, где никому в голову не пришло их искать! Эх, жалко Топы с нами не было из-за велосипедов! Он бы сразу нашел это место, и все стало бы ясно!..

– И что произошло с лисами потом? – спросил Ванька.

– То ли они сумели выбраться и сбежать, то ли яхтсмены сами их выпустили, испугавшись, что шум поднялся нешуточный и что лисы – это улика. Может, Птицын и не сказал им, что лисы из заповедника. А теперь они не хотят его выдавать, но и «криминальные» лисицы им не нужны. И похоже, смотритель маяка что-то знает об этой истории… А если допустить, что яхтсмены заплатили ему, чтобы он не болтал, то понятно, почему он молчит!

– Да, понятно… – кивнул Ванька. – Или… – Его лицо озарилось. – Послушай, ему могли заплатить еще и за то, чтобы он спрятал лис на маяке! Ведь на маяке никто не вздумал бы их искать!

– Вполне вероятно! – согласился я. – И все они темнят. Не только потому, что боятся воров, вполне доходчиво им пригрозивших. У них самих рыльца в пуху, и им есть что скрывать!.. Впрочем, подождем, пока Топа проведет нас по лисьим следам. Если он и на маяк укажет – тогда точно, смотритель помогал укрывать лисиц!

– Вот увидишь, укажет! – уверенно заявил Ванька. – Интересно только, зачем яхт сменам нужны эти лисы…

– Скорее всего, так же, как и многим, кому наскучили собаки, кошки и даже попугаи и кто хочет содержать дома что-нибудь этакое, – пожал я плечами. – Вон, не давно писали, что богатеи и крокодилов у себя в ваннах держат, и вообще невесть кого!

– Ну да, – кивнул Ванька. – Гулять по городу с лисицей на поводке – это прикольно!

Тут мы услышали шлепанье сандалет в коридоре, потом громкий стук в нашу дверь и голос Фантика:

– Эй, ребята, вы еще спите?

– Не шуми! – окликнули мы ее из кухни. – Иди сюда!

Фантик влетела на кухню вся раскрасневшаяся от волнения.

– Уже встали? А я хотела вас разбудить и удивить!

– Чем? – спросили мы.

– Я спала и думала, думала и спала… И во сне меня осенила такая мысль, что я проснулась!.. Я знаю, кто заказывал Птицыну лисиц, живых лисиц! Яхтсмены!..

– Осенило!.. – фыркнул Ванька. – Это уже известно…

– Подожди, – остановил я Ваньку. – Фантик не знает того, что знаем мы. Давай толком, Фантик, почему ты так решила.

– Ну, я… – Фантик подрастерялась и как-то угасла. – Послушайте, а куда делись все взрослые? – спросила она, оглядываясь по сторонам. – Что вообще происходит?

– Много чего! – сообщил Ванька. – Во-первых, Топа поймал одну из лисиц…

– Поймал?!

Мы рассказали Фантику обо всем, что случилось утром, вплоть до наших последних выводов.

– Вот оно что… – протянула Фантик. – А я-то пропустила самое интересное. И еще думала, что моя догадка будет очень нужной…

– Может, она и окажется очень нужной, – сказал я. – Садись завтракать и рассказывай толком. Чего хочешь – творог или омлет?

– Омлет, – сказала Фантик. – Так вот, – начала она, садясь за стол и делая себе бутерброд с сыром. – Я все думала о лисах и об этой видеокамере, и когда заснула, наконец, то в моих снах все смешалось. Я видела лисиц, прыгавших через видеокамеру, и вообще всякую чушь. Потом я сама их снимала, они бежали по снегу, а кресты на их спинах были черные, а не серебристо-серые, и я подумала: «Как хорошо, что на них и зимой сохранились «летние» кресты, ведь «зимние» кресты почти слились бы с шубками и в тусклом свете вообще не были бы заметны…» Я проснулась и вспомнила, то есть сообразила, откуда во мне это взялось. Когда мы ехали к вам, мы по пути завернули поглядеть один знаменитый монастырь. Его как раз реставрируют. Отец снимал купола, на четырех были новенькие серебристые кресты, а на пятом – еще старый, почерневший, а все небо тучами заволокло, да и дело было под вечер, и отец сказал: «Боюсь, красиво и четко получится только этот черный крест, а серебряные почти сольются с небом… Вот если бы солнце на них играло – тогда да!» И еще я сообразила, что если лисиц снимали под утро, то как раз должны были быть и тусклый свет, и туман… Словом, если Сергею и его товарищам обязательно надо было снять именно крестовок, то лучше было снимать летом, а не зимой! Особенно если они снимали при не очень удачном освещении…

– Гениально! – воскликнул Ванька. – То есть им надо было снять так, чтобы сразу было видно, что крестовка – это крестовка!

– Да, – сказала Фантик, очень довольная, что наконец она и Ваньку заставила оценить свои способности. – От этой мысли я и проснулась и кинулась вас будить…

– Но тогда получается, – сказал я, перекидывая омлет со сковородки на тарелку Фантика (как-то так сложилось, что в отсутствие взрослых все хозяйство доверяли вести только мне, хоть Фантик и была девочкой, может быть, как самому старшему), – эти яхтсмены не совсем те, за кого себя выдают. Если у них были заранее составленные планы, что они хотят снимать, в том числе и диких животных, которых просто так не найдешь, то они больше похожи не на отдыхающих, а на тележурналистов или что-то подобное…

– Тогда почему они не обратились со своими проблемами к отцу? – недоуменно вопросил Ванька.

– Это как раз легко объяснить, – ответил я. – Об отце они ничего не знали, а с Птицыным умудрились познакомиться по пути, и он сказал им, что сумеет достать крестовок. Они ударили по рукам и стали его ждать. Думаю, если б они знали, что он браконьер, который полезет в заповедник, то шарахнулись бы от него и отправились искать смотрителя заповедника… И лисиц, получается, они не прятали. Отсняли и отпустили. Может, Птицын им сказал, что поймал их прямо на острове…

– Как это может быть, если Птицын не приезжал на остров, а, наоборот, они ездили к нему на берег? – спросил Ванька.

– Ну, может, сказал им, что они могут просто отпустить лисиц, те не пропадут, – уточнил я. – И еще, вспомните: у Сергея профессиональная видеокамера.

– И его имя показалось Алексею Николаевичу «смутно знакомым»! – воскликнул Ванька. – А он сразу начал туману напускать, что он, мол, так, ничего особенного, в газетах иногда снимки печатались… На самом деле его имя мелькало в телевизоре, вот что!

– Ну, тогда они его быстро раскусят, – заметила Фантик. – Глупо скрывать очевидное.

– Чего не сделаешь от растерянности! – сказал я. – Но у нас остается другой вопрос. Хорошо, они молчат о пленке, потому что тогда им надо сознаться, что они снимали украденных лисиц… Но ведь и воры, свинтившие лампы, умыкнули эту пленку не просто так! Что-то там происходило на заднем плане, пока яхтсмены снимали… Что? Кого они могли видеть? Кто там проплывал?

– Я предлагаю пойти к ним и поговорить начистоту, – сказала Фантик. – Мол, мы знаем, вы молчите о том, что пленка в камере была, потому что на ней эти несчастные лисы, но поймите, что сейчас важнее другое: выяснить, почему этой пленки испугались воры! Расскажите подробнее обо всем, что в этот момент происходило вокруг вас на озере, а мы придумаем, как указать на воров Мише и Алексею Николаевичу таким образом, чтобы вы получались ни при чем!..

– Пожалуй, мы так и сделаем, – согласился я. – Но сначала не худо было бы выяснить о них как можно больше. Кто у нас может знать о телевидении все?

– Баба Ганя! – тут же сказал Ванька. – Она обожает телевизор и смотрит его с утра до ночи, когда время есть! Если эти парни хоть сколько-то мелькают в какой-нибудь передаче о путешествиях или о животных, – она их сможет узнать!

– Да, они вполне похожи на одну из съемочных групп какой-нибудь популярной программы о природе, – кивнула Фантик.

– Значит, надо слетать к бабе Гане! – сделал вывод я. Баба Ганя, которую мы неплохо знали, потому что покупали у нее яйца и помидорную рассаду, жила в ближайшей деревеньке. – К сожалению, мы знаем полное имя только одного из них, Листяков Сергей Васильевич. Про двух других нам известно только то, что их зовут Павел и Алик.

– Для бабы Гани это может быть вполне достаточно! – сказал Ванька. – Вот что, я возьму велосипед и за пять минут сгоняю туда и сюда.

– Давай! – одобрил я.

И Ванька унесся.

– Хорошо ему! – позавидовала Фантик. – Есть что делать. А мы сиди и жди, когда он вернется.

– Да, хочется что-то делать, – согласился я, берясь отмывать кастрюльку из-под какао. – Тем более что все запутано так, что дальше некуда. Вот мы сейчас сосредоточились на Птицыне, лисах и яхтсменах, а воры и Шашлык с Чумовым как-то отошли на задний план. А ведь они тоже кусочки головоломки.

– Для того чтобы узнать, кто воры, нам надо найти видеопленку, – сказала Фантик.

– А для того чтобы найти видеопленку, нам надо знать, где ее искать. То есть кто воры. Замкнутый круг получается, – вздохнул я.

– Остается одно, – сделала вывод Фантик. – Добиться, чтобы яхтсмены нам рассказали, кто вертелся на озере во время съемки. Мне кажется, они расскажут, потому что сами мечтают выпутаться из этой истории, чтобы плыть дальше, и, если мы им пообещаем, что мы их не выдадим…

И тут мы услышали громкий лай Топы.

– Подожди немного, кажется, кто-то пришел.

Я вышел из дома. Топа стоял у крыльца и лаял – не злобно, а скорее так, предупреждающе. А у калитки стоял мальчишка приблизительно моего возраста – долговязый и довольно мрачный.

– Привет! – сказал я, подходя к калитке.

– Привет, – ответил он. – Здесь живет лесничий?

– В смысле, смотритель заповедника?

– Да.

– Это мой отец. Он сейчас отъехал. А ты кто?

– Петька, – сообщил мрачный мальчишка. – Петька Птицын.

– Что-о? – Я не мог сдержать изумления. – Ты – сын Птицына? В смысле, того самого, браконьера?

– Ну да, – буркнул он. – Мне надо твоему отцу кое-что передать. Он скоро будет?

– Не очень, – ответил я. – Но ты заходи, заходи… Топа, свои! Сидеть! – Я открыл калитку.

– Не укусит? – осторожно осведомился Петька.

– Нет, не бойся. Проходи в дом.

Петька прошел следом за мной, на всякий случай обойдя притихшего у крыльца Топу по широкой дуге.

– Познакомься, Фантик, – сказал я, проводя гостя на кухню. – Это Петька Птицын!

– Ой! – вскрикнула Фантик. – А мы как раз собирались поехать тебя искать!..

– Зачем? – коротко и угрюмо спросил Петька.

– Мы думали, ты сумеешь нам чем-нибудь помочь, – объяснил я. – Мы хотим распутать эту историю, потому что знаем, что твой отец не раздевал световые бакены.

– А, ну… тогда… – Петька замялся и посмотрел по сторонам. – А откуда вы это знаете?

– Это долгая история… Скажи лучше, что тебе надо передать моему отцу?

Петька насупился, задумавшись. Он явно сомневался, говорить нам, с каким поручением он прислан, или нет.

– Может, тебе чаю налить? – спросила Фантик, воспользовавшись паузой.

– Можно, – буркнул Петька. – Я с утра не жрамши.

– Тогда я тебе еще и бутерброд сделаю, – сказала Фантик. – Садись к столу.

Петька осторожненько, словно опасаясь подвоха, присел на край стула и застыл, как деревянный.

– Да расслабься ты! – рассмеялся я. – Никто тебя не укусит.

Петька поглядел на меня так, как будто в этом сомневался, но на стуле уселся поудобнее, немного поерзав.

Отхлебнув чаю и отхватив здоровый кус от хлеба с медом, он еще чуть-чуть оттаял.

– Ну, вреда не будет, если сказать, – пробормотал он, больше обращаясь к себе, чем к нам. – В общем, так. Мой отец просил передать вашему отцу, – он явно считал меня и Фантика братом и сестрой, – что ему есть что рассказать. Но он рассказывать не будет, пока с вашим отцом не переговорит. Потому что… Потому что, ну, ваш отец – мужик нормальный, и зря подводить людей не станет.

– Угу… – Я задумался. – Он хочет рассказать отцу всю правду, и чтобы отец потом сам решил, что стоит знать милиции, а что нет? Чтобы не выдать тех, кого выдавать не стоит? Ну, чтобы не пострадали люди, которые в этой истории оказываются без вины виноватыми, да?

– Вроде того, – сказал Петька. – И еще он говорит, что, пока он не переговорит с вашим отцом, милиция от него ни словечка не дождется, хоть на двадцать лет его станут сажать!

– Это, в общем, понятно, – сказал я. – И больше ничего?

– Ничего. – Петька отправил в рот последний кусок хлеба с медом и взял второй бутерброд.

– Хорошо. – Я сел напротив него. – А теперь можно задать тебе несколько вопросов?

– Ну, можно, – ответил Петька, выдержав паузу и опять напрягаясь.

– Твой отец и правда вернулся домой около семи утра? Ведь вроде ты подтверждал это милиции?

– Домой? Да.

– Что значит «домой»? – спросила Фантик, заинтригованная тем, как Петька невольно подчеркнул это слово.

– Ну… Ну правда, – сумрачно сказал Петька.

– Послушай, – я постарался собраться, чтобы говорить как можно спокойнее и рассудительнее. – Если ты не хочешь, чтобы об этом знали, то мы никому не скажем. Но нам самим важно знать. Смотри, что получается. Если твой отец вернулся в три-четыре ночи, как обычно возвращаются браконьеры, то у него просто не было времени сплавать за остров и раздеть бакены. А если он вернулся домой около семи утра, то в принципе такое время у него было. То есть, стоя на том, что он вернулся домой к семи, он не создает себе алиби, а уничтожает его. Возможно, сам он думает иначе, поэтому и тебе велел подтверждать его показания… Но он не прав.

– Да ничего он не велел! – Петька внезапно разгорячился. – Просто… Просто если б я сказал иначе, то отец бы понял, что я за ним следил, и вздул бы меня по первое число, выйдя из тюряги! Он мне не раз запрещал высовываться – говорит, не мое дело!.. А раз я должен делать вид, что был дома, значит, должен говорить, что знаю только одно: что отец вернулся в семь утра!..

– Ты следил за отцом? – удивилась Фантик. – Зачем?

– Да я не следил! – с жаром объяснил Петька. – Я ждал его. Потому что всегда за него волнуюсь, когда он вот так уходит. Ладно там, на вашего отца нарвется, но ведь он психанутый!.. – Петька резко осекся и, втянув голову в плечи, боязливо оглянулся по сторонам, словно боясь, что громко прозвучавшее последнее слово может долететь до его отца, и тогда Петьке не поздоровится. – Я имею в виду, он никакого зверя за противника не считает. Гонор у него такой. С медведем встретится – и с медведем ломаться начнет. Говорит, что волка можно голыми руками задавить, а медведя настоящие охотники одним ножом убивают, без всяких стволов. Здрасьте вам! Я так понимаю, что хоть отец и силач каких мало, но медведь его задерет. Он упертый насчет того, что стыдно перед неразумным зверем отступать, и сам на рожон лезет… Вот мы всегда и переживаем. Как-то он запаздывал, мы с матерью вышли ждать его на берег, а он, как приплыл, дал нам прикурить! Мол, мы его только подставляем, потому что все вокруг знают, чьи мы сын и жена, и если какой-нибудь патруль – милицейский или водный – нас при ночном объезде заприметит, то сразу поймет, что отец едет сейчас или из заповедника, или с незаконной рыбной ловли, и что его можно брать «тепленьким», потому что у него лодка – или мотоцикл там, если он по суше двигался, – браконьерской добычи полна! В общем, запретил нам выходить его встречать, чтоб «не маячить и не засвечиваться». А я все равно волнуюсь. Вот и позавчера… Мать уснула, а мне не спалось. Я и выскользнул потихоньку к гаражам. В начале четвертого это было. Вижу – велосипед катит. Отец, значит, он обычно мотоцикл оставляет за городом, у друзей одних, а после этого на велосипед пересаживается. Потому что после этой деревни, где живут его друзья, уже начинаются места, где ночные патрули шастают, вот и надо двигаться бесшумно, чтобы встречи с ними избежать. В общем, едет отец с рюкзаком, подъезжает к гаражу, велосипед ставит, а сам идет на берег. Подождал немного, потом я услышал плеск весел и как с отцом кто-то тихо разговаривает…

– Не разглядел, кто это? – спросил я.

– Без понятия, – ответил Петька. – Я его вообще не видел, он с берега не поднимался, а там ведь обрывчик небольшой и кусты, перед тем местом, где лодки ставят, а подойти поближе я боялся, чтобы отец меня не засек. В общем, минут через десять отец показался. Рюкзак у него уже пустой, обвисший – отдал, значит, добычу. Гляжу, за левый край гаражей топает, где самогонщики, которых можно круглосуточно разбудить.

Точно, к ним завернул, потом опять к самым лодкам спустился, и почти сразу послышалось тихое звяканье и бульканье и тихие разговоры – это значит, отец и покупатель сделку обмывали, так? Где-то около часа они на берегу просидели, потом опять послышался плеск весел, потом отец появился, опять к самогонщикам завернул. Я домой дунул, нырнул в кровать, а отца все нет и нет. Тогда я еще раз выглянул – а он, оказывается, домой не пошел, на лавочке в палисадничке у дома устроился и бутылку потихоньку уговаривает. Ну, я понял, что все в порядке, вернулся домой и по-настоящему спать лег. Проснулся, когда дверь хлопнула и отцовские шаги послышались. Глянул на часы – начало восьмого. Я опять задремал, встал в девять, завтракать на кухню вышел, отец сидит, чай пьет. Вдруг в окно что-то увидел, изменился в лице. «Милиция, – говорит, – топает. Наверняка по мою душу. Знал ведь, как чуял, что нельзя с этим связываться, так нет…» И рукой махнул. Потом, спохватившись, вынул из куртки деньги и матери отдал. «На, – говорит, – спрячь побыстрее. Тут шестьсот восемьдесят пять рублей. Пятнадцать рублей я ночью в дело употребил…» Мать и спрятала их себе за пазуху. А отца тут же взяли и обыск устроили. Вот и все. А что он с начала четвертого на берегу ошивался и лампы воровать не ездил – это факт. Только мне нельзя говорить об этом, потому что отец с меня шкуру спустит за то, что я его не послушал и на берегу болтался, даже если благодаря мне его освободят.

– Так, получается, есть еще один свидетель – самогонщик… – заметила Фантик.

– Зра-асьте, так он и пойдет в свидетели! – на угрюмом Петькином лице даже промелькнуло подобие улыбки. – Что он скажет милиции? «Да, Леонид Птицын заходил ко мне, чтобы купить очередную бутылку самогона»? И чтоб милиция его тут же сгребла как миленького?

Тут я с Петькой был полностью согласен. Мне пришла в голову другая мысль.

– Твой отец получил, конечно, круглую сумму – семьсот рублей. Истратил он пятнадцать – стоимость одной бутылки самогона. Выходит, первая бутылка была за счет покупателя?

– Выходит, так, – согласился Петька. – А куда ты клонишь?

– Раз они распивали самогон – значит, покупателем был кто-то из местных. Человек издалека заранее запас бы бутылку водки, чтобы поставить в честь удачи…

– Не обязательно, – возразил Петька. – Если он не знал, что охотнику надо выставить, да еще и выпить вместе с ним, – а человек издалека мог этого и не знать, – то у него с собой ничего не было, а купить в такое время в районе гаражей можно только самогон.

– Ты не заметил, рюкзак у твоего отца не шевелился? Не было слышно тявканья или поскуливания?

Петька наморщил лоб.

– Сейчас, когда ты спросил, я припоминаю, что вроде какое-то поскуливание мне померещилось… Но не уверен.

– Странно, что твой отец не заметил, сидя с покупателем на самом берегу, что его лодки нет на месте, – сказала Фантик.

– Он мог и не поглядеть в ее сторону, – сказал Петька. – К тому же было темно.

– Настолько темно, что он не заметил просвет между лодками? – спросил я. – Ведь у каждой лодки есть свое забитое место.

– Наше место – метрах в двадцати от того, где сидел отец, – объяснил Петька. – Вполне достаточно, чтобы в темноте не заметить просвет, если не приглядываться. А отец не приглядывался, точно. Он ведь всегда был уверен, что его лодку никто не тронет… Но что это все вы задаете вопросы? Ответьте и мне, наконец, кто и как угнал лодку отца?

Мы с Фантиком переглянулись и кивнули друг другу.

– Хорошо, откровенность за откровенность, – сказал я. – Ты тоже не подведи нас, не вздумай болтать. Мы…

Но тут мы услышали громкое хлопанье дверей, и в кухню ворвался запыхавшийся Ванька.

– Ребята! – с порога заорал он. От волнения он даже не заметил сначала, что мы не одни. – Ну и дела! Все точно! Сергей Листяков и Павел Хрумов! Баба Ганя их знает, потому что… Потому что знаете, это кто? Силуэтчики!