Текст книги "Тайны смотрителя маяка"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Все правильно, – признал Ванька. – Пусть это были не чернобурки. Но если допустить, что кто-то заказал Птицыну живых лисиц, а не чернобурок, то все становится на свои места. Он ведь и ловил их очень аккуратно – сетками, а не капканами… Как по-твоему, Фантик?

– А? Что? – откликнулась Фантик как-то очень рассеянно.

– Что с тобой? – изумился Ванька. – Ты даже не слышала, о чем мы говорим?

– Не слышала, – призналась Фантик.

– Да что с тобой? – рассердился Ванька. – Опять поешь, что ли? Только про себя, чтобы мы не слышали?

– Нет, я не пою, – покачала головой Фантик. – Я думаю.

– О чем? – спросил Ванька с таким видом, как будто на самом деле хотел спросить: «О чем ты вообще можешь думать?»

– Да все об этой видеокамере, – сказала. Фантик. – Никак у меня тут не сходится…

– Тебя смущает, что такой человек, как Сергей, мог забыть на всю ночь про такую камеру? – спросил я.

– И это тоже, – сказала Фантик. – Но главное в другом. Сергей – профессионал или почти профессионал, и он никогда бы не оставил камеру пустой, не заряженной. Вот папа – он любитель, только начал снимать, и то у него на время путешествий в камере всегда стоит пленка. Отснял одну, тут же вставил другую. Перезарядить камеру – это буквально полсекунды, когда запасная кассета в кармане. Вряд ли упустишь что-нибудь интересное… Тем более на реке, где жизнь вообще движется довольно медленно. То есть я хочу сказать, легче и удобней на ходу перезарядить камеру, имея запасную кассету при себе, чем вынимать недоснятую, бегать вниз и вверх по яхте, чтобы вставить чистую…

– Допустим, – сказал я, – он знал, что его ждут какие-то очень интересные съемки, что снимать придется долго и при этом каждая секунда дорога… Вот он и решил подготовиться заранее!

– Но тогда бы он не забыл об этом, не заболтался бы с друзьями и не лег бы спать! – выпалил Ванька. – Верно, Фантик?

– Совершенно верно, – сказала Фантик.

– В общем, как ни крути, что-то странное выходит, – сказал я. – А ты что думаешь, Топа?

Топа поглядел на нас и склонил голову на бок, словно мучительно размышляя.

– Он тоже чем-то недоволен, – сказал Ванька. – Обрати внимание, он ни разу не убегал далеко от нас. Ходит вокруг нас небольшими кругами и все время нюхает воздух. Что с тобой, Топа? Ты что-то чуешь?

Топа задумчиво поглядел на нас и опять принюхался. Мне показалось, что он напряжен, а шерсть на его загривке шевелится и становится дыбом.

– Его что-то волнует, – проговорил я. – И как раз в той стороне, где маяк и яхта причалена. Вот что, возьму-ка я его на поводок! Иди сюда, Топа.

Топа вполне спокойно позволил взять себя на поводок, и мы пошли дальше. Яхту и маяк мы прошли стороной, чуть срезав путь. Топа несколько раз дернулся в ту сторону, но особенно не настаивал.

– Что-то его тревожит, – сказал Ванька. – Может, сходим туда?

– Скорее занимает, чем тревожит, – ответил я. – Если бы что-то тревожило его по-настоящему, он бы потащил меня за собой.

Я отпустил Топу, лишь когда мы оказались в нашей бухточке. Он принялся интенсивно обнюхивать землю.

– Ну, разумеется! – сказал я. – Столько народу тут побывало за эти дни, что тебе интересно все выяснить. Да, Топа?

Топа бросил на нас быстрый взгляд и продолжил свои исследования. Поняв, что лучше дать ему развлекаться по-своему, мы достали из кустов кисти и банки с краской.

– Красьте погуще, – сказал я. – Вообще-то красят в два слоя, но тогда второй слой мы сможем нанести лишь завтра, когда высохнет первый, а отплыть, значит, только послезавтра. Поэтому будем красить в один слой, но поплотнее.

Красить оказалось намного легче, чем смолить и конопатить. Краска ложилась плотно и ровно. Я стал красить нос, Ванька – корму, а Фантик – левый бок посередине, чтобы потом перейти на правый.

– Надо подумать о названии лодки, – сказал Ванька, когда мы поработали минут пять. – Какие будут предложения?

– У Фантика, наверно, только одно предложение – «Титаник», – усмехнулся я.

– А почему бы и нет? – осведомилась Фантик. – Правда, название не очень счастливое…

– Да уж! – хмыкнул Ванька.

– Но можно придумать что-нибудь похожее, – продолжила Фантик. – Титан – это ведь здоровенный великан, богатырь. Можно назвать «Великаник».

– Или «Богатырник»! – в один голос сказали мы с Ванькой и дружно рассмеялись.

– Чего ржете? – обиделась Фантик. – Я вовсе не хотела сказать «Богатырник», ведь понятно, что такого слова нет. Есть, например, «богатыренок»…

– Или «великаненок»! – не выдержал Ванька.

– Раз издеваетесь, то и придумывайте сами! – обиделась Фантик. – Я больше ни словечка не скажу!

– Ну, если от «богатыря» идти, то главными богатырями у нас были Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович, – сказал я. – Можно назвать наш корабль в честь одного из них.

– «Илья Муромец» – хорошее название! – поддержал Ванька. – А можно еще «Благородный» или «Стремительный» – корабли часто называют как-то так.

– А если назвать наш корабль «Три богатыря» – в честь нас троих? – предложил я.

– Разве я – богатырь? – не выдержала Фантик, нарушая свое обещание не произносить ни словечка.

– Прямо Алеша Попович! – хихикнул Ванька. – А вообще-то правильно… Мы все на богатырей не очень похожи. Вернее было бы назвать корабль «Три поросенка», ведь родители часто называют нас «поросятами».

– А что, классная идея? – восхитился я.

– Просто здорово! – сказала Фантик. – Я тоже за.

– Ну… – Ванька растерялся. – Я ведь только так сказал, для шутки…

– Иногда шутка оказывается самым точным и умным, что можно сказать! – заявила Фантик. – По-моему, название – лучше не придумаешь!

– Давайте проголосуем! – сказал я. – Кто за то, чтобы назвать наш корабль «Три поросенка»?

Все трое подняли руки.

– Если и Топа за, то принято единогласно, – оглядываясь, сказал Ванька. – Ой, а где Топа?

Топы нигде не было видно.

– Отправился по своим делам. – Я небрежно махнул рукой. – Скоро придет. Как будто ты его не знаешь?

– В общем, единогласно, – сказала Фантик. – «Три поросенка» – чудесное название.

Лодка уже где-то на треть сверкала белизной. Мы еще какое-то время работали молча и старательно, потом я сказал:

– А все-таки, наверно, не мешает спросить у отца, не норы ли чернобурок это были. Просто для успокоения совести. Хотя я уверен, что нет.

– У меня другой план зреет, – сообщил Ванька. – Что, если нам завтра с утра отыскать сына этого Птицына? Делать нам все равно будет особо нечего, ведь лодка высохнет только к середине дня. А мы могли бы его разговорить… И узнать что-нибудь этакое, чего он никогда не расскажет взрослым.

– Хорошая мысль, – одобрил я. – А ты что думаешь, Фантик?

– А я все думаю об этой видеокамере, – ответила она. – И чем больше думаю, тем больше уверена, что этот Сергей соврал. Или в камере была кассета, или камеру украли совсем не так, как он рассказывает…

– Но зачем ему врать? – Ванька нахмурился и хотел почесать затылок кистью, но вовремя спохватился.

– Не знаю, – ответила Фантик. – Но почти твердо можно сказать, что в этом вранье – ключ к загадке, почему видеокамеру вернули.

– В смысле, почему именно ее выбрали, чтобы подставить Птицына, – уточнил я. – Разумеется, зная при этом, что видеокамера вернется к хозяину… Что ж, давайте рассуждать логически. Вот я выхожу на палубу что-то снимать. Вот мне надо на секунду отойти. Я ставлю камеру, отхожу, а когда возвращаюсь – камеры нет?

– Это значит, кто-то должен был подстерегать совсем рядом, чтобы поймать такую минутку, – вставил Ванька.

– А еще… – Фантик зажмурила глаза, пытаясь поживее представить ситуацию. – Этот «кто-то» должен достаточно ясно видеть и камеру, и передвижения ее хозяина. То есть камера должна была привлечь внимание вора… может быть, издалека… Интересно, над палубой горел фонарь?

– Зачем фонарь? – сказал я. – Можно считать доказанным, что камеру поперли те же люди, которые раздели световые бакены. А бакены раздели под утро, это мы знаем. Было уже довольно светло, иначе бы смотритель заметил, что огоньки в темноте начали гаснуть. То есть если Сергей задумывал что-то снять, то под утро он не спал, как утверждает, а какое-то время был на палубе…

– Точно, соврал! – Ванька даже подпрыгнул от возбуждения.

– Тут есть еще одно, – сказала Фантик. – Отцовская камера очень плохо снимает ночью, нужна дополнительная подсветка. Он снимал, как мы сидим у костра, так у нас за спиной сплошная чернота! Камера этого Сергея, она, конечно, профессиональней, но, я думаю, и ему лишний свет не помешал бы…

– Но тогда получается, он снимал как раз в то время, когда грабили бакены! – воскликнул Ванька.

– Получается… – пробормотал я. – Смотрите, все сходится! Сергей снимает утреннюю реку, так? Воры, свинчивающие лампы, замечают, что на них направлена видеокамера, и не знают, попали они в кадр или нет. Камера, конечно, далековато, но ведь на ней можно делать и увеличение, и сильное приближение. Они тихонько подплывают поближе и воруют камеру. Забирают пленку, а камеру подкидывают в лодку Птицына, которую они нашли. И заботятся о том, чтобы камера не пропала, чтобы милиция обнаружила ее первой. Миша прав: один из воров, похожий по комплекции на Птицына, специально проплыл поближе к водному патрулю, чтобы, едва начнется шухер – из-за украденных ламп, а он начался буквально через полчаса, – первым делом обыскали лодку! Тут еще одно было: никакая шпана не полезла бы шарить в лодке Птицына, все знают, чем такая наглость может кончиться! Поэтому, наверно, камера могла бы и полдня спокойно пролежать. И вот Сергей получает камеру, открывает ее, а пленки в ней нет! И это вполне явное предупреждение: «Мы знаем, что ты нас снимал, поэтому и забрали пленку. Нам известно, кто ты такой, а если проболтаешься, тебе будет очень плохо!» Сергей отлично понимает угрозу и начинает врать, с ходу, неумело и путаясь.

– Но его друзья помогали ему во вранье, – сказала Фантик. – Выходит, они тоже поняли, в чем дело… И выходит, они все что-то видели, что-то важное! Они знают, кто воры, но будут молчать, чтобы с ними счеты не свели!

– Да, все сходится, – хмурясь, кивнул Ванька. – Одного не пойму: почему они все-таки вернули камеру, а не свистнули ее? Мигом разбогатели бы…

– Я думаю, они бы ее свистнули, если бы были уверены, что яхтсмены их не разглядели и не запомнили, – сказал я. – Но они не были в этом уверены. Вот и пожертвовали очень дорогой добычей, чтобы заткнуть рот свидетелям. Если бы они увели камеру, а в лодке оставили одну из ламп, то для яхтсменов это не прозвучало бы угрозой. И потом, если бы дорогущая камера исчезла, то яхтсмены подняли бы хай и описали милиции людей, которых видели на реке, и воров тут же поймали бы. А так яхтсменам как бы сказали: «Вот видите, вас никто грабить не хотел, вы только пленки лишились, но это пустяки по сравнению с тем, что мы вам камеру вернули, потому что вы к нашим местным делам отношения не имеете. Вот и не суйтесь в наши местные дела и ничего не рассказывайте милиции, пока мы с вами по-хорошему…» Яхтсмены отлично поняли вполне прозрачный намек.

– Умные воры, получается, – покачал головой Ванька. – Уж точно не Шашлык с Чумовым.

– А что, у тебя еще были сомнения, не они ли это? – осведомился я.

– Как вы думаете, надо рассказать Мише о наших догадках? – спросила Фантик.

– Думаю, нет, – ответил я. – Яхтсмены врали настолько беспомощно, что, конечно, Миша обо всем догадался еще быстрее нас. У него ведь и опыт, и специальное образование, подготовка всякая. Вопрос в том, как нам вытянуть из яхтсменов, кого они видели. Вот тут надо обмозговать, как бы похитрее к этому подойти.

– Да прийти к ним и спросить в лоб! – бухнул Ванька. – От неожиданности они обязательно проговорятся!

– Или, наоборот, замкнутся так, что их никакими щипцами для грецких орехов не расколешь, – сказал я. – Нет, поспешных шагов делать нельзя. У нас есть время подумать. Давайте попробуем после ужина составить предварительные планы, завтра с утра еще раз их сверим, на свежую голову, и уж тогда пустимся разгадывать все загадки.

– А загадок ой сколько! – Ванька взялся за голову. – И вокруг этих яхтсменов, и вокруг лисиц, и… вообще!

– Вот именно, – кивнул я. – А теперь – внимание! Лодку мы покрасили, – за разговорами мы продолжали работать, и теперь вся лодка была белой как снег, – и теперь один вопрос: попробовать написать название сейчас или подождать до завтра, когда просохнет?

– Я бы написал сейчас, чтобы все было закончено! – сказал Ванька.

– А я бы подождала до завтра, – сказала Фантик. – Во-первых, по свежей краске буквы могут размазаться, а во-вторых, придется писать вверх ногами, и трудно будет сделать их красивыми и ровными. – Ну да, ведь лодка лежала вверх дном, целиком покрашенная снаружи. – Можно даже спустить лодку на воду и уже потом написать название. Ведь на воде она будет стоять совсем ровно.

– Пожалуй, ты права, – сказал я. – Что ж, прячем краски в кусты и топаем домой.

– А лодка?.. – засомневался Ванька.

– Кто ее тронет, свежевыкрашенную? – рассмеялся я.

– Тоже верно… Может, пройдем мимо яхтсменов?

– Ни в коем случае! – сказал я. – Опять срежем путь через поле. Мы сейчас возбуждены, а они не должны догадаться по нашему поведению, будто нам что-то известно… Топа, где ты? Топа, мы идем домой!

– Топа, Топа! – заорал Ванька, а потом и Фантик присоединилась. Но сколько мы ни звали, Топа не появлялся.

– Куда он делся? – растерянно спросила Фантик.

Я пожал плечами:

– С ним бывает, что он уходит по своим делам… правда, очень редко. Он с самого начала прогулки был взволнован, вот, видно, и ускользнул заниматься исследованиями в тот момент, когда мы были слишком увлечены, чтобы обращать на него внимание. Не исключаю, что он уже дома. В любом случае, мы его сейчас не найдем, так что остается только домой топать.

– Топать без Топы, – невесело усмехнулся Ванька.

И мы побрели домой.

Там мы сразу же узнали, что Топа не возвращался.

– Может, отправимся его искать? – встревоженно предложила Фантик.

Отец покачал головой:

– Топа – разумный пес, и вряд ли во что-нибудь ввяжется. Нам придется прочесать весь остров, чтобы его найти, а это несколько часов. Лучше подождем, пока сам вернется.

– А когда он может вернуться? – спросила Фантик.

– С ним случались такие загулы три или четыре раза в жизни, – ответил отец. – И тогда он возвращался домой ночью, когда все спали. Тихо пробирался к дому и ложился на крыльце, чтобы утром его сразу увидели и успокоились. Мы его не ругали и не пытались выяснить, где он был. В конце концов, и у собаки могут быть свои тайны. Имеет право.

Все это было абсолютной правдой, и мы успокоились. Перед самым ужином я улучил минутку спросить у отца:

– Папа, нам тут пришло в голову… Это не могли быть норы чернобурок… ну, где Птицын охотился?

– Нет, – ответил отец. – Я уже об этом думал. Было бы просто, если это норы чернобурок. Тогда ясно, что Птицыну они нужны живыми. И ясно, почему их требовалось как можно быстрее передать заказчику. Но я ведь знаю все лисьи семейства. С той стороны Лисьей горки живут крестовки, и ни одной чернобурки там нет.

Все это я изложил Ваньке и Фантику после ужина, когда мы уединились в моей с Ванькой комнате, чтобы обсудить окончательный план действий на завтра.

– Это были обыкновенные крестовки, – объяснил я.

– «Крестовки»? – недопоняла Фантик.

– Ну, такая порода лисиц, у которых черный крест на спине, – втолковал ей Ванька. – То есть летом он черный, а зимой становится очень красивого цвета, такого жемчужно-серебристого.

– Крестовки больше всего водятся у нас, на северо-западе России. А еще в Финляндии и в Швеции, – объяснил я. – Такая североевропейская порода, хотя встречается и в других местах земли.

– Кстати, это может быть доказательством, что Птицын взял их живыми, – задумчиво сказала Фантик. – Ведь крестовок в основном берут на мех зимой. Я вспомнила, я читала о них… Их бледные, жемчужно-переливчатые кресты отлично смотрятся и на шубе, и на шапке. А черные кресты очень резко выделяются на общем фоне, и это смотрится не слишком красиво, если только у модельера или скорняка нет особой задумки.

– Вы и крестовок разводите? – поинтересовался Ванька.

– Нет, не разводим, – ответила Фантик. – Иначе бы я не спросила, кто они такие, и вам не пришлось бы объяснять. Но я ведь читаю, из любопытства, всю специальную литературу, которая есть у папы.

– То есть или эти крестовки понадобились кому-то, чтобы сшить шапку с особым узором, или для того, чтобы дать им дожить до зимы, или для того, чтобы вообще оставить их на развод, – подытожил я.

– Послушайте! – подскочил Ванька. – А разве Птицын не мог оставить их у себя? Ну, чтобы как следует откормить к зиме, напичкать разными витаминами? Словом, привести в такой вид, чтобы их мех стоил намного дороже, чем у крестовок, взятых из леса?

– Тогда куда он их спрятал? – возразил я. – Ты слышал, времени у него было совсем немного, а все ближние окрестности прочесали мелким гребнем. Плач двух голодных и напуганных лисят сразу привлек бы внимание. И потом, уход за животными – это особая наука, а Птицын – браконьер, а не мехозаводчик! Нет, он их кому-то передал. Вопрос в том, кому.

– Вопросов накопилось – тьма-тьмущая! – вздохнула Фантик. – Прямо голова кружится.

– Давайте запишем их по порядку, – предложил Ванька.

Мы стали записывать, и вот что у нас получилось.

Почему Птицын взял крестовок живыми?

Почему он взял их летом?

Что было на видеокассете, от существования которой яхтсмены отреклись?

Что они вообще снимали?

Имелось несколько вопросов помельче, но мы не стали включать их в список, потому что они вытекали из основных.

Мы немного поразмышляли, потом я сказал:

– Все, хватит. Утро вечера мудренее, вот с утра и начнем действовать. Будем считать это загадками на завтра. А сейчас лучше ляжем спать. День может получиться напряженным.

Фантик пожелала нам спокойной ночи и ушла. Мы с Ванькой быстро легли, и я уже засыпал, когда Ванька сказал:

– Слышь, Борька, есть еще один вопрос. Я не хотел при Фантике его задавать, а сейчас чуть не забыл.

– Ну? – откликнулся я. Честно говоря, я уже часа три как побаивался вопроса, который мог прийти Ваньке в голову. Как вы знаете, Ванька вообще был противником истребления животных на мех, и поэтому к дяде Сереже, папе Фантика, относился чуть настороженно. В любой момент в Ванькином мозгу могла родиться версия, что заказчиком Птицына был дядя Сережа – единственный владелец пушного хозяйства, отдыхающий сейчас в наших краях. Дружба с нашим отцом делала, мол, дядю Сережу вне подозрений, а заодно давала возможность спрятать лисиц там, где их никто искать не будет, – неподалеку от нашего дома, например, где дядя Сережа мог бы тайком их кормить, а перед отъездом втихую перетащить в багажник машины… Конечно, эта версия не выдерживала никакой критики, но разубедить Ваньку, при его-то упертом характере, было бы совсем не просто.

– Что скрывает смотритель маяка? – проговорил Ванька.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я, с большим облегчением переводя дух.

– Смотри. Один раз он осекся, когда хотел сказать «поэтому у меня не получится на десять минут отключить световые бакены, как мы договаривались». Ну, вовремя спохватился, что ведь это Фантику мы хотим устроить все представление, и поэтому при ней надо молчать. Быстро перевел разговор на другую тему, и это мы поняли, так?

– Так, – подтвердил я.

– Но ведь он осекся еще два раза – когда разговор шел о видеокамере и о том, виновен или не виновен Птицын. Осекся точно так же, как когда начал разговор о световых бакенах, – будто чуть не проболтался о том, о чем болтать не стоит!

– По-твоему, он что-то знает?

– Да, – твердо заявил Ванька. – Скорее всего, он видел с маяка, кто взял видеокамеру у яхтсменов, и знает, что это не Птицын! Но тогда почему он молчит? Что его за язык держит, при его-то болтливости?

– Похоже, и он чего-то боится, – пробормотал я. – Да, ты это здорово подметил. Вот и еще одна загадка на завтра! Но, я думаю, Виссариона Севериновича мы дожмем. Он так любит потрепаться, присочинить и прихвастнуть, что, если мы заглянем к нему на чаек, он обязательно где-нибудь проговорится.

– Правильно, – сказал Ванька. – Уж где-нибудь, как-нибудь, а он проболтается, кто преступник!

– А мы расскажем об этом Мише, причем так, чтобы смотритель маяка остался в тени и чтобы ему нечего было бояться, – подытожил я. – А дальше все само выяснится.

– Разумеется, само, – откликнулся Ванька.

Больше мы не разговаривали, мы лежали и молча размышляли об обстоятельствах этого странного дела, в расследование которого вдруг втянулись. А потом незаметно уснули.