Текст книги "Заклятие слов"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

И еще одно. Странные вопросы Огульных. И то, что он явно пытался задержать меня в ресторане. Выходит, обыск проводился с его подачи?..

А кстати, пришло мне в голову, если сейчас Бурдюков нанесет по ним удар, то они наверняка решат, что этот удар нанесен с моей санкции или, бери выше, по моему приказу. Особенно, если они засекли нашу долгую беседу в ресторане. А не засечь, я полагаю, было трудно…

Шутки шутками, но они ведь и грохнуть меня могут, пытаясь собственные беды предотвратить, подумал я, холодея. С таких дураков станется.

Да, это уже не игры с магией, это вполне реальная угроза.

Я достал визитку Бурдюкова и набрал номер его мобильного.

– Да?.. – услышал я его голос.

– Это я, – сказал я. – Кто-то провел дотошный обыск в моем номере, пока меня не было. Могли это учинить ваши “КИГлы”, приняв меня за “разводящего” из Москвы?

– Вот как? – хохотнул он. – Да, вполне могли.

– И Огульных, выходит, подсел к нам в ресторане, чтобы я не поднялся в номер, пока его люди там шуруют.

– Это как дважды два... Но вы не волнуйтесь. Я сейчас велю, чтобы за этим делом приследили и чтобы вам больше не было никакого беспокойства.

– Буду благодарен, – сказал я.

– Если что, обращайтесь, – сказал он.

Несколько успокоившись, я подсел наконец к ноутбуку и снова шевельнул “мышь”. Экран засветился.

Я хотел поглядеть, смогу ли хоть приблизительно установить, по каким файлам путешествовали незваные гости и что они могли почерпнуть.

Ярлык файла “Голос” на рабочем столе был не белого, а синего цвета, сообщил мне Колька. Это значит, что этот файл открывали последним – и удрали в спешке, едва успев его закрыть.

Сперва я пожал плечами. В этом файле сидела незаконченная повесть, нормальная детективная повесть, так что побывавшие у меня, кто бы они ни были, могли убедиться, что я и вправду тот, за кого себя выдаю: человек, зарабатывающий на жизнь литературным трудом.

И лишь потом до меня дошло…

Когда я понял, в какой файл они сунулись, у меня челюсть отвисла.

Да, что называется, “нарочно не придумаешь”.

Готовое начало повести было написано у меня в форме доклада офицера ФСБ своему начальству о подготовке и проведении “особой операции”.

И, более того – я схватился за голову – действие начиналось вокруг «разборок» из-за незаконной приватизации крупного завода. Не очень мучаясь, какое название придумать заводу, я взял и дал ему одно из самых расхожих названий, по всей стране встречающихся – «Серп и Молот»!!

Завод, который хочет заграбастать Огульных – и из-за которого у него большие неприятности, потому что он «кому-то крупному из Москвы дорогу перешел».

Любой бандит, влезший в этот файл, почти наверняка принял бы “доклад” за настоящий.

И выводы он бы сделал… Да, соответственные.

А вот это Огульных стопроцентно отнес бы на собственный счет:

«Что касается фигуранта А, то его участие в попытках получить контрольный пакет акций завода «Серп и Молот» больших опасений вызывать не должно, так как к фигуранту А всегда можно применить вариант ГФ-34-45Б, со всеми вытекающими отсюда последствиями...»

Конечно, если они заглянули в другие файлы, то могли догадаться, что и это – литературный прием.

Но скорее – нет. Нет… Не догадались, если заглянули.

При том, как устроено их сознание, они только одно могли вообразить: приехал “исполнитель” высшего класса, на досуге пишущий книжки: душа у него, вишь, тонкая, хочется ему отдохнуть иногда от грубой работы, сочиняя нечто красивое или увлекательное.

Коли так, то от библиотеки они отпрыгнут как ошпаренные и больше никогда не подумают претендовать на здание. Бурдюкову и вмешиваться не придется.

Что ж, надо подождать совсем немного, уже завтра многое станет ясно.

М-да… Кто же это сказал, “никогда не надо возвращаться туда, где тебе было хорошо”? Вот я вернулся – и такие истории вокруг меня закручиваются, что только держись.

Чтобы отвлечься, я открыл папку с незаконченными переводами из Йейтса и стал их проглядывать, надеясь, что глаз зацепится за какую-то шероховатость, неточность, из таких, которые легко поправить, а там уж работа пойдет. Никак мне не давались нежная и теплая “Молитва за сына” и обаятельное посвящение коту Минналушу.

Луны ближайший родич под

Луной волчкообразной,

Ходил кругами черный кот,

На диск уставясь ясный…

Но работа не двигалась, и я сдался. Когда Татьяна постучала в дверь номера, чтобы забрать меня на ужин, я сидел в кресле, вытянув ноги, и глазел в телевизор.

– Вы готовы?

– Да, конечно.

Она повела меня в соседний с гостиницей дом.

– Сегодняшний ужин, в честь вашего приезда, мы решили устроить у давнего нашего приятеля, он завкафедрой истории в нашем университете, профессор, доктор наук и так далее. Огнивцев Дмитрий Владимирович. Но это все неважно. В смысле, все его чины и звания не важны. Главное, что человек он очень хороший. А в практическом смысле, живет рядом с гостиницей, и квартира у него большая. Можно хорошо вас принять, и все вместятся…

– Все?.. – я остановился на секунду.

– Довольно много народу собирается, всем интересно вас увидеть. Но вы не волнуйтесь, мы вас оградим от нудных “высоких” разговоров, если что. А вообще, народ у нас занятный.

– Да, конечно… Кстати, первым, кто поспешил со мной повидаться, был Бурдюков.

– Ах, вот как? – мне показалось, она слегка улыбнулась.

– Я не знал, что у вас такие неприятности. Почему вы не хотите принять его помощь?

– Потому что в этом нет необходимости. Я приняла свои меры, и все будет хорошо.

– Я вхожу в число “ваших мер”? – спросил я напрямую.

Она немного подумала, прежде чем ответить.

– Нет, не входите.

– Бурдюков говорил со мной и о…

– Знаю, – перебила она меня.

– Так что мне ему ответить?

– То же самое, что я всегда ему отвечала. Пусть не выдумывает невесть что.

– Он не поверит.

– Это его дело.

– А я был прав, как видите, – сказал я. – В результате, вас в масоны записывают.

– Переживу… Кстати, напомните ему, что в классические масонские общества женщин не принимают.

– Но есть и особые ложи. Например, ложа “Золотой зари”, магистром которой был Йейтс.

– Это нечто иное. К масонству это можно отнести только условно. А вот мы и пришли.

Мы вошли в просторную квартиру, в главной комнате которой был накрыт длиннющий стол, вокруг которого вертелось немало народу. Огнивцев оказался классическим профессором: опрятный, не очень высокий, с аккуратной седой бородкой, с мягкими и дружелюбными манерами.

– Заходите, заходите, – приветствовал он меня. – Очень рад.

Потом он познакомил меня со всеми присутствующими. Я постарался запомнить, кто есть кто, но у меня это не очень получилось.

Потом был один из тех приятных вечеров, которые, когда их вспоминаешь, похожи друг на друга: с тостами, с разговорами об искусстве, с расспросами, что происходит в Москве и как я отношусь к тому или иному явлению… Кто-то произнес тост в честь города, который – как утверждал тостующий – оказался крестной колыбелью моего писательского успеха. Мол, если бы я в свое время не побывал в Квашинске и не испытал на себе его особые духовные вибрации, то, кто знает, может, и не стал бы я тем, что есть. Я ответил соответственно, ко всеобщему удовольствию.

В какой-то момент, когда все увлеклись разговорами между собой, я спросил у Татьяны:

– А своего Артура вы берете на такие вечеринки?

– Иногда. Но сегодня он решил, что лучше полетает. Его свободы я не стесняю.

– Он очень разумен, верно?

– Более чем. Иногда мне кажется, что без него у меня вся работа развалилась бы. Хотя он может и подолгу пропадать, на неделю, на две. Но я не волнуюсь.

– Да, вы здорово наладили библиотеку. И все-таки, вам тяжело.

– А кому сейчас легко? Я не жалуюсь.

– Но при Ремзине лучше было?

Она прищурилась.

– Почему вы спрашиваете?

– Хочу реконструировать для себя те годы, которые прошли между моим прошлым приездом и нынешним.

– При нем тоже бывало всякое… – уклончиво ответила она. – Хотя, конечно, да, в смысле материальной поддержки он был щедр. Для культуры выжимал все, что мог. Но что говорить, если у нас сейчас даже на сельское хозяйство…

Она вдруг запнулась.

– Да, на сельское хозяйство… – повторила она. И, мне показалось, начала уходить в себя.

– Что такое? – спросил я.

– Не обращайте внимания. Меня одна мысль зацепила. Надо ее обдумать.

Тут меня опять вовлекли в общий разговор.

Больше мы с Татьяной разговоров “на двоих” не вели.

Я вернулся в номер гостиницы в двенадцатом часу ночи, усталый и сонный. Татьяна осталась помочь помыть посуду и прибраться. Когда мы прощались, мне показалось, что она несколько взволнована и напряжена. Похоже, пришедшие ей в голову мысли так и не давали ей покоя.

Я уснул быстро, и спал крепко, пока меня не разбудил какой-то странный звук.

Я нехотя открыл глаза, повернул голову.

Видимо, я так и был в полузабытьи, потому что ни капли не удивился, увидев, что мой ноутбук включен. Монитор светился, а перед клавиатурой сидел Артур и тюкал клювом по клавишам.

“Это мне снится…” – подумал я, опять проваливаясь в сон.

ГЛАВА ПЯТАЯ

НЕОЖИДАННЫЙ СВИДЕТЕЛЬ

Утром я подскочил как ошпаренный.

Ворон! Ноутбук!..

Я кинулся к ноутбуку. Он был выключен, крышка закрыта, и стоял точно там, где я его оставил, уходя на ужин. Конечно, мне все это приснилось. Но все же я включил ноутбук и поглядел, все ли в порядке.

Я сам начинаю сходить с ума, поддавшись здешней атмосфере, подумал я.

Но все же я открыл некоторые файлы и проглядел. Нет, вроде, все в порядке. Правда…

Среди набросков переводов из Йейтса я увидел опечатку, которой, как мне показалось, раньше не было.

“Грошик, грошик, ражий грошик, Я в силки ее прядей попался…” было напечатано, хотя следовало, разумеется, “рыжий грошик”. А я, вроде, четко помнил, что у меня все было напечатано правильно. Но, с другой стороны, опечатки – это такая вещь, что ты можешь сто раз в упор на нее смотреть, а заметить только на сто первый…

Я поглядел на часы. Четверть десятого, а завтрак до десяти подают. Выключив ноутбук, быстро одевшись и умывшись, я спустился в ресторан.

Подзаправиться я решил поосновательней, потому что хотел предпринять довольно большую прогулку. Одной из моих целей был заброшенный костел, в котором таким чудесным образом нашлись книги Новикова…

Новиков… что-то не давало мне покоя вторые сутки. Что-то крутилось в уме – что-то, как мне смутно мерещилось, важное, имеющее отношение к происходящему, способное соединить все концы. Но что именно?

– С добрым утром! – голос Бурдюкова вывел меня из задумчивости.

– С добрым утром! – откликнулся я.

Он присел напротив, как и вчера, внимательно на меня поглядел.

– Удалось вам поговорить с Татьяной? Обо мне, в смысле?

– Поговорил, – кивнул я. – Но она была очень удивлена, как я вам и предсказывал. И уверяю вас, ее удивление не было наигранным.

– Ну, это вы, наивный человек, можете так считать! – махнул он рукой. – А я, можно сказать, послание от нее получил. Отказалась она от моей помощи, сама с этими отморозками быстренько разобралась, лишь бы, понимаешь, не быть мне обязанной. Я ж говорю, ведьма!

– Разобралась?.. Как?..

– Если б знать! Но если вы меня убеждать вздумаете, что и тут без колдовства не обошлось, я над вами посмеюсь. Представляешь, вот только что, едва она на работу пришла, КИГлы привезли ей огромный букет роз, и извинились перед ней за беспокойство, и заверили, что больше никаких проблем ей доставлять не будут. Причем лично глава охраны Пашки Огульных доставил, и записку к цветам Пашка такую накатал, что закачаешься! Вот ты можешь объяснить, что произошло за эту ночь?

Я опустил голову, чтобы скрыть улыбку. Мне подумалось, что я вполне могу объяснить. Файл, в который залезли “КИГлы”, вызвал среди них настоящую панику. И они решили отступиться. В конце концов, хороших зданий в центре города еще хватает, так зачем воевать именно за то, защищать которое приехал крутой представитель спецслужб? Себе дороже!

Но Бурдюкову, естественно, лучше было об этом не рассказывать.

– Кроме того, что устраивали ужин в честь моего приезда, ничего, насколько мне известно.

Бурдюков отмахнулся: знаю, мол! Он начинал кипятиться.

– Верно тебе говорю, без ихней масонской магии тут не обошлось! Знаешь, где она была ночью? Нет, ты не подумай, мои ребята не следили за ней. Наоборот. Приказ получили ее охранять, потому как мало ли что. Одна ходит, вечерами, да и живет одна, еще вздумали бы учинить с ней что-нибудь… Ну, они и дежурили по ночам возле ее дома, чтобы вмешаться в случае неприятностей. А она около полуночи вышла, из дома, где вы все были в гостях и откуда ты раньше ушел, и не домой направилась, а потопала в библиотеку. У самых дверей библиотеки к ней на руку ее ворон слетел. И пробыла она там довольно долго, ушла около двух часов ночи. Спрашивается, что ей там было делать? Обряд какой-то исполнила, вот что!

Он раздраженно махнул рукой.

– А я-то ее защищать вздумал! И смешно же я выглядел, суясь со своей защитой, а? Все равно, что ребенок полез бы чемпиона по боксу защищать! И самое обидное, что относятся ко мне несерьезно и не скрывают этого! Хоть бы для видимости уважение высказали за все труды! А тут – на, утрись, погляди, как они сами на коленках ко мне ползут, и кумекай, нужна ли мне твоя защита!..

– Татьяна Валентиновна совсем не хотела вас обидеть и унизить, – сказал я. – Это я могу утверждать со всей ответственностью. И относится она к вам серьезно, с уважением. Это факт. Вы сами с ней поговорите – увидите, что ваши отношения наладятся.

– Вы так думаете?

– Уверен.

– Что ж, попробую, – он вздохнул. – А вам Кондрат Викторович просил привет передать. Помнит он вас. И хотел бы встретиться.

– Ремзин?

– Он самый.

– Он здесь?

– Угу, проездом. Пообедать вас с ним приглашает, если других дел у вас нет.

Я понял, что мои планы на день летят. Но и отказываться не хотелось.

– Какие у меня здесь дела?..

– Вот и отлично! Тогда без четверти двенадцать я машину для вас подам, ко входу в гостиницу. Кондрат Викторович в своем доме в Верхних Лугах всегда останавливается, когда бывает, хотя и городская квартира у него сохранилась. Но в городе ему меньше нравится. Говорит, он от города и в своем промышленном центре устает, и, тем паче, в Москве, где тоже торчит постоянно, представителем своей области.

Верхние Луга – это был район элитных поселков, сразу за городом.

– Буду очень рад вновь с ним увидеться, без всяких, – сказал я.

– Я ему так и передам, – Бурдюков поднялся.

Когда он ушел, я закончил завтракать и поглядел на часы. Было около десяти. Два часа в моем распоряжении. Я решил пройтись в библиотеку, поглядеть на огромный букет роз, который получила Татьяна, а заодно попробовать выяснить, если получится разговор на эту тему свести, что она ночью делала в библиотеке.

Не возвращаясь в номер, я вышел из гостиницы. По пути я решал, стоит ли рассказывать Татьяне, чем она обязана своему спасению. И решил, что не стоит. Пусть для нее это останется такой же тайной, как для Бурдюкова.

А Бурдюкова теперь ни за что не разубедишь, что Татьяна не ведьма. Он и другим будет рассказывать, новые слухи пойдут, новые легенды возникнут. Что ж, для Татьяны это только к лучшему. Такие слухи и легенды станут ей неплохой защитой на будущее.

Я зашел в библиотеку. Букет роз – и правда, грандиозный, стоял в кувшине, на входе в большой читальный зал.

Татьяна Валентиновна, почти сразу вышла ко мне, узнав от сотрудников о моем приходе. Артура с ней не было.

Она широко улыбалась.

– Доброе утро, – приветствовала она меня.

– Доброе утро. Я вас поздравляю.

– С чем?

– Бурдюков уже успел рассказать мне, что ваши неприятности внезапно кончились, – я кивнул на розы.

– Ах, да! – она рассмеялась. – Конечно. Теперь он наверняка воображает, что без колдовства не обошлось.

Я пожал плечами.

– Порой вы сами даете повод…

Она пристально на меня поглядела.

– Да. Даю. Пойдемте, я вам покажу кое-что.

Она повела меня в хранилище, в другую его часть, не в ту, что показывала раньше.

– После нашего разговора мне пришла в голову одна идея, – заговорила она на ходу, – и я поняла, что должна эту идею просчитать и проверить. Вот видите, вы мне помогли. Помогли хотя бы тем, что я выговорилась перед вами, заново изложила давно знакомые факты – а в итоге, смогла их увидеть под другим углом.

– Я рад, что оказался полезным.

– Еще как оказались! Взгляните, – она взяла с обшарпанного рабочего стола, стоявшего в закутке хранилища, листочек с цифрами, буквами и наспех записанными словами, и протянула мне.

– Боюсь, без вашей помощи я в этом не разберусь, – улыбнулся я.

– Что ж, объясняю. Когда вы меня расспрашивали, и я про сельское хозяйство упомянула, то словно в голове у меня щелкнуло. Не так давно я разбиралась с каталогом книг по сельскому хозяйству, дополнительные перекрестные ссылки выстраивала, с учетом новых поступлений, и пометила для себя, что следует сделать особую ссылку на классические труды Болотова по агрономии, которые тоже Новиков издавал. Самая-то знаменитая книга Болотова, “Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков”, много позже была официально издана, и это понятно… Да неважно.

– Труды Болотова были среди книг, которые вы нашли? – спросил я.

– Нет, они были среди книг, сохранившихся изначально. Но все, что касается собрания Новикова, меня очень интересует. В общем… вот, – она опять указала на листочек. – Не хочу утомлять вас всеми выкладками, просто поглядите на итог. “Периодический номер” работы Болотова по почвам сельскохозяйственного назначения совпал с “периодическим номером” книги Волкова “Блок и театр” 1926 года издания. Более того, эти книги еще дважды пересекаются. При перерегистрации 1927 года у них оказываются однаковые места на одинаковых полках, 5-35, соответственно в Фонде 1А и в Фонде Новых Поступлений, а при последней перерегистрации дополнительный номер Болотова – 1880, а дополнительный номер Волкова – 1921.

– И?..

– 1880-1921, даты жизни Блока, неужели не видите? Начало и конец. Книги ясно сигналят, что я опиралась на конец, на театр – а надо было обращаться к корням, к началу!

– Но при чем тут Болотов?.. Хотя, погодите, у меня тоже в голове что-то смутно крутилось… Я вчера пытался поймать…

– А я поймала! Как называлась “диссертация” Блока при выпуске из университета – “дипломная работа”, как сказали бы мы сейчас? “Новиков и Болотов”! Он писал о взаимопереплетающихся судьбах двух русских просветителей, и уж, конечно, изучил их вдоль и поперек. То есть, Новикова он знал отлично, со студенческих лет, а может, и еще раньше им увлекся. То, что вошло в “Розу и крест” – это, в очень сильной степени, идеи Новикова, усвоенные Блоком намного ранее. И, очень вероятно, при работе над диссертацией он мог использовать материалы, которые нам теперь недоступны. И, получается, ключ ко всему – не в “Розе и кресте”, а в этой научной работе. И в ней должны найтись такие подсказки, где и как искать разгадку многих тайн Новикова, которые можно расшифровать.

– А не может это означать нечто иное? – предположил я. – То, что Болотов оказывается на пересечении имен Блока и Новикова, не значит ли, что какие-то откровения, касающиеся Новикова, Болотов, хитро спрятал в своих книгах, в самых неожиданных и чисто “агрономических” и “почвоведческих” местах, чтобы они не пропали для потомков, а Блок эти откровения уловил?

– Мне это тоже приходило в голову, – сказала она. – Я и этот вариант проработаю. Но, согласитесь, прорыв намечается.

– Согласен. Поздравляю вас.

– Какие у вас сегодня планы? Мы могли бы организовать для вас…

– Боюсь, времени у меня совсем немного. Я приглашен на обед к Ремзину, скоро за мной заедут.

– К Ремзину? – она почему-то вздрогнула. – Но ведь он…

– Вы не знали, что он в городе? – удивился я.

– Я думала, он уже уехал. Впрочем… Впрочем, ладно. Мы на завтра наметили ваше выступление, на четыре часа дня. Нормально?

– Разумеется.

– Афиши готовы. Их уже начали развешивать.

– Очень хорошо.

Мы попрощались, я вышел из библиотеки. У входа в библиотеку, на фанерном щите для различных объявлений, укрепляла афишу, уведомляющую о моей встрече с читателями, моя вчерашняя знакомая, Саша.

– Привет, – сказал я.

– Доброе утро, – откликнулась она. И, понизив голос, добавила. – Мы обязательно будем, порядок.

– Я могу задержаться, так что не удивляйтесь и не пугайтесь, если меня еще не будет, – предупредил я. – Просто подождите.

– Хорошо, – и, почти шепотом, сообщила. – А перед тем, как отправиться книги разыскивать, тетка с Ремзиным встречалась и разговаривала. И, кажется, больше ни с кем интересным она тогда не виделась.

– Вот как? Спасибо за информацию.

Опять-таки, было над чем подумать.

Я вернулся в гостиницу, принял душ, а потом где-то с час работал.

Ровно без четверти двенадцать я спустился вниз. Возле гостиницы меня ждал темносиний “вольво” с шофером, сразу выскочившим и открывшим передо мной дверь. То ли ему показали меня заранее, то ли подробно описали.

Мы помчались по центральным улицам города, свернули к западу и через пятнадцать минут – ну, может, с небольшим хвостиком – затормозили у высокого кирпичного забора с такими же глухими металлическими воротами. Ворота сразу открылись, шоферу и сигналить не пришлось: видимо, нас ждали.

Мы подъехали к самой летней террасе, на которой стоял, облокотясь о перила, Ремзин, встречавший нас.

– Добро пожаловать! – весело окликнул он, когда я выбрался из машины.

А он нисколько не изменился, такой же плотный живчик. Может, седины в волосах чуть прибавилось, но не слишком заметно. Он энергично потряс мне руку, когда я поднялся по ступенькам.

– Вот свиделись, а? Вот свиделись? А главное, я ж тысячу раз, когда бывал в Москве, думал вас разыскать, но в Москве все недосуг и недосуг. Пришлось нам обоим в эти края отъехать, чтобы наконец пересечься. Прошу!

Он провел меня в большую, богато обставленную столовую.

– Приятно, знаете, на денек-другой выпасть из суматохи, – продолжал он. – Сейчас мы пообедаем. Выпьем, закусим, все, как полагается. Все, как в старые добрые времена, а? Так вы, значит, к Татьяне приехали? Оч-чень интересно! На выручку?

– Так же, как и вы, – сказал я.

– С чего вы взяли? – он изобразил удивление, подчеркнуто притворное. – Хотя, да, чего скрывать. Но, как выясняется, я не понадобился. Она со своими проблемами справилась и без меня. Да вы садитесь! – он усадил меня за стол, уже накрытый на двоих, с салатами и холодными закусками. – Как вы насчет того, чтобы выпить, за встречу? Аперитивчик этакий, а?

– Не откажусь.

Мы выпили, помянув прежние встречи, и он поинтересовался:

– Так с чего вы решили, будто я ради Татьяны сюда прикатил?

– Вычислил, – сказал я.

– Татьянино словечко!

– И мое тоже. Еще я вычислил, что вы не просто так захотели со мной встретиться.

– Гм… – он улыбнулся. – И что мне от вас нужно, не вычислили случаем?

– Может быть, вы хотите мне рассказать, что на самом деле произошло в ту ночь, когда Татьяна потеряла руку и когда появился черный ворон Артур.

– Почему вы так уверены, что мне это известно?

– Потому что это вы убедили Татьяну, что не стоит добиваться разрешения на официальное и открытое обследование костела. Это к вам она обращалась за помощью, разве нет?

Он глянул на меня, потом кивнул сам себе.

– Допустим… А вы знаете, зачем мне это нужно вам рассказать?

– Вы хотите получить от меня что-то взамен.

– Вот как? И что же?

– Я могу вам открыть, почему бандиты так внезапно отступились от здания библиотеки.

Он ухмыльнулся.

– Хотите сказать, это вы устроили?

– В каком-то смысле, да.

– Выслушаю с интересом, – сказал он. – Но, в целом, вы неправы. Я ничего не собираюсь требовать взамен.

– Тогда почему?..

– Еще по одной! – перебил он меня. Он разлил по рюмкам настоянную на травках водку из запотевшей бутылки (я всегда буду настаивать, что писать следует не “настоенную”, а “настоянную” – в этом аромата больше, отворяющееся наружу “оя” его дальше разносит, в отличие от полузакрытого “ое”), мы выпили, и он сказал. – А потому как раз, что вы писатель. И, более того, единственный писатель, который знаком со всеми персонажами этой драмы, хорошо к ним относится и к тому же писать старается правдиво, я послеживал за вашими книжками. Как человек не посторонний, вы поймете то, что не поймет другой. А как писатель, не сможете удержать это в себе, так или иначе используете, расскажете, разнесете по свету. Но, опять-таки, как человек не посторонний, вы очень правильно выберете, что можно рассказывать, а что нет, какие факты можно изложить напрямую, а какие стоит видоизменить, насколько стоит менять имена, название города, время действия, а насколько можно оставить так, как было на самом деле.

– Но вам-то зачем это надо?

– Мне надо, чтобы правда так или иначе сделалась известной, – сказал он. – Это, если хотите, мой долг перед Татьяной. Пора покончить с нелепыми слухами, которые вокруг нее вращаются. Она этого не заслуживает.

– А вы что-то от этого выигрываете? – без лишней деликатности поинтересовался я.

– Если и выигрываю, то в том плане, который вам не интересен, – улыбнувшись, ответил он. – Я понимаю, о чем вы думаете. О том, что человек, который удержался наверху при нескольких режимах, от брежневского до нынешнего, совсем не прост и палец ему в рот не клади. Все верно. Я и хитрить умею, и бить наотмашь, и слопать могу, если потребуется. И при этом, заметьте, я всегда старался делать дело и хороших, талантливых людей в обиду не давал. Вспомните эту историю с театрами, благодаря которой произошло наше знакомство. То же самое и с библиотекой. То же самое и с этим журналом, “Варяг”, из-за которого все началось. Ведь это я продвинул Полубратова…

– Это понятно, – сказал я. – Главный редактор ведущего регионального журнала мог быть утвержден только с вашей санкции и по вашему выбору.

– С санкции и по выбору… – кивнул он. – Вы видели нынешнего Полубратова?

– Видел.

– Вы можете себе представить, что это расплывшееся нечто было пятнадцать лет назад красивым, почти романтического вида молодым человеком? Я говорю “почти”, потому что всегда были в его облике некие сухость и холодность, которые слегка портили впечатление от его пронзительных глаз и роскошных кудрей.

– Представить трудно, – признался я. – Но всякое бывает.

Ремзин опять кивнул.

– Я понимал, что положение с журналом недопустимо. С театрами мы заявили о себе на весь Советский Союз. И журнал нам следовало иметь такой же мощный. Мы должны были являться одним из культурных центров страны! Это было выгодно не только ради моей собственной карьеры. Это было выгодно и в том плане, что культурным городам в то время было легче выбивать себе хорошее финансирование, решать экономические и социальные вопросы. И, соответственно, область целиком подтягивалась. Я ведь о всей области должен был думать, так? И, как видите, я не ошибся, – он широко повел рукой, как будто предлагая мне из этой столовой окинуть взглядом всю область. – До сих пор, несмотря на все кризисы, однажды созданный имидж продолжает работать. Сюда и инвесторы идут охотней, и цены на недвижимость выше, чем в большинстве российских городов, и люди неплохо зарабатывают, потому что многие предприятия, превратившись в совместные, пашут и пашут, лицензионный товар всегда в цене… Но это неважно. Вернемся к тому времени, когда я понял, что с журналом дальше терпеть нельзя. Мы с почетом проводили на пенсию давно трухлявого Непроливайкина, и я позаботился о том, чтобы выборы нового главного редактора – тогда ж сплошь была пора выборов в трудовых коллективах, так? – завершились сенсационно: новым главным был выбран молодой и талантливый Полубратов, журналист, резкое и честное перо которого успело многих задеть. В общем, организовать все было не так сложно, надо было только создать вокруг Полубратова легкий ореол опального и гонимого, чтобы люди из чувства протеста проголосовали за него.

– Но как подступиться к журналу, Полубратов не знал, – продолжил Ремзин. – И тут я вам открываю тайну, которую знали только трое… Да, мы трое, потому что еще кое-кто, ее знавший, не в счет. Все организовала молодая жена Полубратова, Татьяна Валентиновна Жарова. Тогда у нее только развивалась ее интуиция, только вырабатывалось ее умение предвидеть, какие книги должны появиться, откликом на живой интерес читателей к определенной теме, только выстраивалась ее “система”, – Ремзин улыбнулся, – но чутье у нее уже было. Чутье и наблюдательность, да. Работая в библиотеке, она очень ясно видела, изо дня в день, какие книги или публикации в прессе пользуются читательским спросом, а какие почти никто не берет, она видела общую картину читательских интересов. Поэтому она могла подсказывать Полубратову: на весенние номера найди что-нибудь историческое, и обязательно подбери, в публицистический раздел, две-три статьи по проблемам дефицита, с ударными названиями, на осенние номера ищи фантастику, причем желательно нашу, из ранее запрещенной, а в разделе искусства сделай особый упор на статьи про кино… Приблизительно так. Но главное, она сама очень быстро начала подбирать материал для публикаций. Да, она стала лоцманом Полубратова в книжном море, и, если заходил разговор о том, например, чтобы подобрать хорошую “развлекаловку”, но при этом с “проблемами”, она задумывалась и говорила: “Я посмотрю, есть у меня идеи…” Обращалась к своей картотеке, шла по темам и по персоналиям, и потом предлагала: “У Фолкнера есть роман с криминальным сюжетом, до сих пор не переводившийся, потому что у нас он считался слишком “жестоким” и “извращенным”; а если есть опасения, что переводчики не справятся в срок, то стоит подумать о мистическом “Серебряном голубе” Андрея Белого, экземпляр дореволюционного издания есть в библиотеке, так что проблем не возникнет, но Белого не мешает уравновесить каким-нибудь чтением полегче, и тут почти идеально смотрелся бы “Призрак Оперы” Гастона Леру, правда, понадобится сильная редакторская работа, потому что дореволюционный перевод и не очень хорош, и выглядит совсем архаичным, но, по крайней мере, издание есть, как основа для работы… Любая из этих трех вещей привлечет довольно много читателей.” Приблизительно так. Полубратов никогда не придумывал ничего своего.

– Получается, он был пустым местом? – спросил я.

– Получается, так. Что ж, Татьяна его любила… и тянула, как всякая любящая женщина. Но это еще не все. После всех встрясок, когда мы начали жить в новом государстве, а я, как знаете, сохранил свое положение, и даже на какое-то время стал почти хозяином города, Полубратов перебрался в Москву. Его сочли подходящей кандидатурой в главные редакторы только что затеянного частного издательского концерна – “демократического” и “популярного”, как было объявлено, направления. Разговор шел о том, что и Татьяна переберется в Москву, когда он там освоится, а пока они будут видеться наездами друг к другу.