Текст книги "Заклятие слов"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Мерцающий силуэт.

Словом, чтобы он меня настоящей феей увидел, а не просто хорошим другом. Хотя я бы тогда от него побегала, чтобы голова у него закружилась, это я точно вам говорю.

Вот это, наверно, тетка Тася и имеет в виду, когда говорит о “влиянии книг на жизни и судьбы людей”.

В конце концов, я и есть утренняя фея, без скидок. Я ж в тетку Тасю, и такой красавицей расту!

Но это все ладно. Как взрослые говорят, “вопросы будущего”. А пока я отправилась разыскивать Кольку Кутузова.

Колька был дома, играл на компьютере в “Чемпионат мира по футболу”. Игра мощно сделана, прямо как будто телевизор смотришь. И при этом ты всеми своими игроками управляешь, так что все от твоего умения зависит.

Как я поняла, Колька благополучно провел сборную России через несколько этапов и теперь играл против немецкой команды за выход в полуфинал.

– Слушай! – накинулась я на него. – Тут такое происходит, такое происходит!..

Колька, ошарашенный моим напором, отвлекся от игры, и немцы тут же забили ему гол.

–Прямо как в жизни, – вздохнул Колька. – Даже здесь порадоваться не дадут… – он выключил игру и повернулся ко мне. – Ну? Что у тебя такое?

Я стала рассказывать. Когда я закончила, Колька уже не жалел, что я отвлекла его от виртуального футбола.

– Да… – сказал он. – Да-а… Тут есть, над чем подумать!

– Вот именно! Иначе бы я к тебе не обратилась! У тебя есть какие-нибудь идеи?

Колька немного подумал.

– Первая идея напрашивается. Когда этот писатель приедет, мы должны неотступно за ним следить. Ворон не просто так призвал его в наш город…

– Ты веришь, что это сделал ворон?

– Абсолютно. А зачем – это мы узнаем. Ворон сам поведет его туда, куда надо. Или подстроит ему нужные встречи. Все это мы должны засечь и зафиксировать. И второе…

– Да?

– Ворон как-то связан с библиотекой, с книгами, все исходит оттуда. Значит, искать разгадку ворона мы должны на его территории.

– Ты предлагаешь отправиться в библиотеку…

– И перебрать все книги, которые так или иначе имеют отношение к черным воронам, совершенно верно. От “Энциклопедии птиц” до всяких там стихов, понимаешь? И, разумеется, надо будет и все эти “Энциклопедии чародейства” и прочие перелистать, какое там значение ворон имеет в магии. У нас есть несколько дней, и мы многое должны успеть. А чем больше мы будем знать, тем лучше сумеем выработать план действий.

– Так пойдем немедленно!

– Пойдем, – согласился он…

ГЛАВА ВТОРАЯ

В БИБЛИОТЕКЕ

Да, она нисколько не изменилась. Я успел сосчитать в уме, пока она шла ко мне, что, если в то время, когда мы познакомились, ей было лет восемнадцать-девятнадцать, то сейчас ей где-то тридцать два – тридцать три, а то и немного поболее. Но выглядела она все той же семнадцатилетней девушкой, разве что жесткости в ней прибавилось. Эта жесткость, это умение поставить себя перед миром, были и в ее лице, и в ее тонкой фигурке (назвать эту фигурку, при всей ее тонкости, хрупкой или изящной я бы не взялся – в этой фигурке была прикованность к земле, ощутимо материальной и весомой она была, как бывают ощутимо материальны и весомы фигуры людей, постоянно занятых тяжелым физическим трудом; да, крепкая крестьянская закваска угадывалась в тонкой библиотекарше).

И кисти левой руки не было... Хорошо, я был к этому подготовлен, и сумел “не заметить” эту отсутствующую кисть и аккуратный белый чехольчик, надетый на руку.

– Я очень рада, что вы откликнулись, – сказала она. – Благополучно доехали?

– Более чем. А вы ни капли не изменились...

– Стараюсь... – она помахала рукой. – Сергей, возьми ящики! – крикнула она медленно приближающемуся к нам мужчине. – Сергей мне помогает, – объяснила она. – У него “москвич”, и мы довезем вас прямо до гостиницы. Номер заказан. А гостиница, если вы помните, почти напротив библиотеки.

– Да, помню, – Сергей подошел, мы с ним обменялись рукопожатием, и я кивнул на ящики. – Там – только книги для вас, поэтому можно везти их прямо в библиотеку.

– Спасибо вам огромное!

Сергей подхватил один ящик, я – другой, Татьяна – мою наплечную сумку, и мы направились к “москвичу”, стоявшему на вокзальной площади, неподалеку от перрона.

– На сколько дней вы к нам вырвались? – спросила она, когда мы загрузились и отъехали.

– На три полных дня. Обратный билет у меня на пятницу.

– И вы готовы выступить на встрече с читателями? Не сегодня, разумеется, а завтра, или, еще лучше, послезавтра. Чтобы мы успели развесить афиши и оповестить как можно больше народу.

– Вполне готов.

– Да, ваш номер в гостинице оплачен, – подал голос Сергей. – Это нам удалось устроить, через местную администрацию. А вот компенсировать вам стоимость железнодорожных билетов пока не получается...

– Это не страшно, – заверил я.

Машина свернула на центральную улицу, которая, разумеется, в прежние времена называлась улицей Ленина, а сейчас, как я успел заметить по табличкам на домах, к ней вернулось историческое название – Тархановская.

Мы подъехали к гостинице, Сергей и Татьяна подождали, пока я заполню учетную карточку постояльца у дежурного администратора, и проводили меня в мой номер.

Номер оказался совсем неплохим... Впрочем, я помнил номера этой гостиницы по тем, далеким временам. Они и тогда производили приятное впечатление. Все опрятно, белье чистое, холодильник, телевизор, небольшая ванна с душем, даже телефон имеется, аппарат стоит на тумбочке возле кровати... чего еще надо?

– Для постояльцев гостиничный ресторан открывается с восьми утра, – сказала Татьяна, переписывая в свой блокнотик номер моего гостиничного телефона, обозначенный на табличке в основании аппарата, – и завтрак подают с восьми до десяти, а потом ресторан закрывается до двенадцати. Но мы хотели бы пригласить вас на завтрак к нам, в библиотеку. Мы специально готовились...

– С удовольствием, – согласился я.

До библиотеки было ходу буквально пять минут. Когда мы подошли, я отметил про себя, что красивый особняк начала девятнадцатого века, в котором библиотека размещалась, довольно основательно и хорошо отреставрирован, и сказал об этом Татьяне.

– Да, – согласилась она. – Нам удалось добиться, чтобы на реставрацию были отпущены особые фонды. В конце концов, этот особняк Вязьмикиных – один из главных исторических памятников города, и нехорошо было оставлять его в запустении. Правда, после этого возникли некоторые сложности...

– Какие сложности? – поинтересовался я.

– А! – она отмахнулась. – Так, не стоит и рассказывать. Уладим...

Мы вошли в библиотеку, и Татьяна с Сергеем повели меня налево, в комнату позади памятного мне актового зала. Там и в прежние времена устраивали небольшие посиделки, самовар всегда стоял, имелись и электрическая плитка, и полки с посудой. А когда в зале библиотеки устраивали актерские чтения, спектакли в концертном исполнении, выступления местных либо заезжих поэтов и прозаиков, музыкальные программы – кто помнит, такие мероприятия были во время оно очень популярны – то стол в этой задней комнате сервировался в “праздничном”, так сказать, исполнении, и после концертов и творческих вечеров там чествовали в узком, “своем” кругу героев дня.

И сейчас стол был по-праздничному накрыт белоснежной скатертью, и яркими пятнами самых разнообразных и соблазнительных закусок был он расцвечен. Нас дожидались две женщины и мужчина. Кажется, их я тоже видел в тот, давний приезд... На всякий случай, Татьяна представила мне их заново. Сухопарая женщина лет сорока оказалась Валерией Петровной, ответственной за материально-экономическую часть и бухгалтером, пожилая и полная Клавдия Григорьевна была старшим библиотекарем, а Николай Кузьмич, тоже в летах и со взглядом рассеянным на круглом добродушном лице – старшим библиографом. Сама Татьяна Валентиновна носила гордое звание директора библиотеки, и все присутствующие (кроме Сергея, статус которого оставался несколько неясным) были ее подчиненными.

Меня усадили за стол и принялись потчевать.

– Что вы думаете делать сегодня? – спросила Клавдия Григорьевна.

– Погуляю по городу, – сказал я. – Любопытно поглядеть, как он изменился.

– Да уж, изменился... – вздохнул Николай Кузьмич.

– Кстати, Николай Кузьмич, – вмешалась Татьяна. – Вы подготовили ту справку по Рудневскому фонду, которую я просила вас составить?

– Да, конечно, – ответил Николай Кузьмич. – Принести?

Мне показалось, Татьяна резко перебила его, чтобы он не наговорил лишнего. Но что лишнего он мог наговорить? Подумав немного, я решил, что он – из тех людей, которые не очень принимают нынешние времена и при первом удобном случае изводят всех жалобами, и Татьяна поспешила “переключить” его, чтобы он и меня не стал донимать нытьем.

– Отдадите мне после завтрака, – сказала Татьяна.

И тут у меня над ухом прозвучало настолько громко и резко, что я чуть не подавился:

– Спр-равка!.. Пр-ринести!..

– О, Господи! – Татьяна, подскочив, кинулась ко мне с виноватым видом, готовая похлопать меня по спине, если у меня кусок в горле застрял. – Артур, нельзя так пугать людей!.. Это он все приглядывался к вам, и, решив, что вы человек хороший, подал голос... – объяснила она мне.

Я медленно обернулся.

Огромный черный ворон, до того прятавшийся за шкафчиком, очень внимательно меня разглядывал. Внимательно и, как мне показалось, не без лукавства.

– Я знал одного говорящего ворона, которого звали Артуром, – проговорил я. – Но вряд ли это тот самый.

– Я его подобрала полузамерзшим, когда его внезапный буран настиг, – сказала Татьяна. – И довольно много имен перебрала, пока не выяснила, что охотнее всего он откликается на имя Артур... Точнее, я вычислила это имя, когда поняла, что все другие имена ему не очень нравятся.

– Вычислили? Как?

– По книжным номерам хранения, – объяснила она. – Точно так же, как я многое вычисляю. Смотрите, я подобрала его двадцать третьего октября. И что я делаю? Беру и смотрю все книги, в номерах хранения которых есть “двадцать три – дробь – десять”. И одной из этих книг оказывается “Король Артур и рыцари круглого стола” Томаса Мэлори! Более того, я наткнулась на ворона в половине десятого вечера, а дополнительный номер хранения у этой книги – 2130! После чего я один раз сказала ему “Артур!..” А он так обрадовался и захлопал крыльями, что я поняла: попала в самую точку, – и, после паузы, она добавила. – Наверно, вам не хуже, чем мне, известно, что с книгами не бывает ничего случайного.

– Да, – кивнул я. – Я частенько об этом думал... – я разглядывал Артура. Он был безумно похож на того ворона, который спас меня от спятившей вороны. Но, с другой стороны, я видел его только мельком... – Артур постоянно при вас или иногда улетает?

– Порой он исчезает на несколько дней. Но всегда возвращается.

– Очень странно, – сказал я. – Такое впечатление, что это он навещал меня перед отъездом. Как по-вашему, он способен долететь до Москвы?

За столом наступило молчание. Все переглядывались. А у меня возникло ощущение, будто я сказал что-то не то. Какую-то запретную тему затронул, что ли...

– Иногда нам рассказывают, что видели его там-то и там-то, – произнесла Татьяна. – А иногда мы не знаем, что он делает и где он бывает.

– С другой стороны, – заметила Валерия Петровна, – вся эта история с письмом...

– Плохая работа почты, и ничего более! – резко оборвала ее Татьяна.

– А что, письмо слишком долго шло? – спросил я.

Они, опять переглянувшись, рассмеялись.

– “Долго”! – проговорила Татьяна. – Это еще мягко сказано! Почти год оно шло. Я даже дату запомнила, когда вам его отправила, третьего августа прошлого года это было, и ответ получить я уже не надеялась. Думала, или у вас адрес переменился, или вы не захотели ответить. И вдруг – нате вам! – ваша телеграмма!

– И к тому же в тот самый момент, когда... – начал Николай Кузьмич. И осекся под строгими взглядами своих сослуживцев.

– Рано еще говорить о “том самом моменте”, – заметила Татьяна. Она глянула на меня. – Есть у нас небольшой секрет. Мы не хотели бы открывать его до времени, потому что все может оказаться пшиком. Но если наши надежды подтвердятся, за те дни, что вы будете здесь, то вы первым обо всем узнаете.

Я молча кивнул.

– Говорите, вы видели в Москве черного ворона, очень похожего на нашего Артура? – спросила Клавдия Григорьевна.

Артур, чуть склонив голову набок, прислушивался к разговору.

– Да, – ответил я. – И это было тем более странно, что в Москве настоящих черных воронов теперь редко встретишь. А еще более странно – что я увидел его буквально в тот момент, когда извлек ваше письмо из почтового ящика.

– Совпадения иногда бывают просто потрясающие... – пробормотал Сергей.

– Вот именно, – согласилась Татьяна. Похоже, у нее не было большого желания продолжать разговор на эту тему. – Хотите поглядеть, как сейчас организована работа библиотеки? – спросила она у меня.

– С удовольствием.

Я допил кофе, и она повела меня в читальные залы и в хранилище, а остальные остались убирать со стола. Артур порхнул ей на левую руку да там и остался, притихнув. Водя меня по библиотеке, она старалась не дергать своей изуродованной рукой, чтобы не потревожить птицу.

– Как видите, оснащены мы вполне современно, – показывала она. – Есть компьютеры, в которые переведены наши основные базы данных, и выход в интернет у нас имеется. Порой очень помогает. Совсем недавно я смогла через интернет сверить кое-какие данные с изданиями библиотеки конгресса США, и это оказалось очень полезным... Но, все-таки, я в первую очередь полагаюсь на картотеку. Мало ли что может случиться с компьютерами, а бумажные карточки останутся всегда. Поэтому мы прежде всего заносим все на карточки, а для компьютеров просто дублируем данные... Да, обратите внимание вот на эти лампы с зелеными абажурами на читательских столах. Правда, приятный цвет? И атмосфера сразу возникает очень уютная и спокойная... Надо сказать, у нас бывает достаточно много народа. Через часок-другой увидите... Но давайте начнем с начала. Я покажу вам Вязьмикинские, Полежаевские и Рудневские фонды – то, с чего и началась моя настоящая работа. Я занялась этими фондами вскоре после того, как вы побывали в нашем городе... есть еще фонды тридцатых-сороковых годов, частично состоящие из книг, которые в то время были в закрытом доступе, частично переданные из НКВД-КГБ, но это уже другая история... Кстати, в то время, и большинство фонтов дореволюционных меценатов числились в закрытом доступе... С них я и начала, мне было важно разобраться, что это такое, а в беспорядке они были ужасном...

– Тогда вы и сделали ваши открытия? – спросил я.

– Нет, это было чуть попозже, если вы имеете в виду те находки, о которых и по телевидению сообщали. А началось все с... – мы уже были в самой дальней части хранилища. – Да, пожалуй, вот с этого, – она сняла с массивного дубового стеллажа одну из книг.

Я открыл бордовую, с золотым тиснением обложку книги, прочел на плотном титульном листе:

“НОЧЬ НА ГРОБАХ. Подражание Юнгу князя Сергея Шихматова...”

– Занятно, – сказал я. – Тот самый Шихматов? Ретроград и враг Пушкина?

– Он самый.

Я стал перелистывать страницы книги, оказавшейся большой “философической” поэмой в кладбищенском духе.

Блажен, кто в мире сем воюя с суетами,

Скучая пышными ничтожества мечтами,

Для отдыха души, охотно каждый день,

Спешит под смертную, безмолвну, мрачну тень,

К усопшей братии, под ветвия унылы!

Кто любит посещать пустынныя могилы,

Между гробами жить, и взвешивать свой прах...

Я перелистывал эти вялотекущие размышления, страницу за страницей, иногда по несколько страниц подряд.

...Они и в сердце злом хулу вещают тайно,

И явно вопиют: – “Родимся мы случайно,

Мелькнем и скроемся подобно снам пустым;

Как искры наша жизнь, дыхание как дым...”

– И эта книга?.. – я не без недоумения глядел на Татьяну. Что она хочет сказать? Чем ее увлекло это бесконечно переливание из пустого в порожнее? Или что за всеми искажениями и уродствами Шихматовского подражания она сумела разглядеть силу и блеск поэзии и философии Юнга? Или...

– Да текст не столь и важен, – сказала она. – Вы на год издания поглядите.

Я опять открыл титульный лист.

Год издания – 1812.

– Вот именно, – закивала она. – Поэма выходит из печати непосредственно перед вторжением Наполеона в Россию. И впереди, буквально в ближайшие месяцы, а то и недели, Бородино... затем – Малоярославец, Березина, Битва Народов... Не картонные, а самые настоящие ночи на гробах, когда будут решаться судьбы мира, и кому – “крест деревянный”, кому – “крест чугунный”... Но ведь что-то, выходит, витало в воздухе, что-то явно улавливаемое, если даже бездарный, темный и вялый поэт Шихматов в преддверии грандиозных потрясений именно эту тему берет, “Ночь на гробах”, а не какую-нибудь другую...

– Наверно, да, – сказал я. – отражение эпохи.

– И не одной эпохи, – сказала она. – Вы поглядите на регистрационные номера и штампы. Вот – первая отметка. Это когда Полежаев, богатейший наш купец и фабрикант, закупил разом несколько библиотек у разорившихся дворянских семейств, и эти библиотеки положил в основу публичной библиотеки города. Собственно, с его дара все и началось.

– А кто был первоначальным владельцем? – поинтересовался я. – В чьем имении это хранилось?

– Трудно сказать, – ответила Татьяна. – Если на многих других книгах есть отметки, а иногда и экслибрисы, что книга принадлежит Щавельковым, Головиным или Устьинским, то на этой первые владельцы о себе не заявили. Я думаю, она, скорее всего, из библиотеки Щавельковых. Иван Сергеевич Щавельков, дед того Щавелькова, который и продал семейную библиотеку Полежаеву, был близок с некоторыми деятелями Беседы любителей русского слова и, судя по всему, приобретал все книги членов этого общества. А поскольку Шихматов был одним из столпов Беседы, то...

– Да, вероятнее всего, через Щавельковых книга и попала в городскую библиотеку, – согласился я.

– Но вы дальше смотрите, – сказала она.

Я поглядел на следующую отметку.

“Перерегистрация 1927 года. Ф-1А. 22.6.Ш41.”

– Видите? – указала Татьяна. – Сперва идет номер помещения, в котором хранится книга. А потом – номера стеллажа, полки, самой книги... сорок первая книга авторов на “Ш”. Но вы поглядите, что получится если мы раскроем эти цифры. Шестой месяц года – июнь, так? И получается – двадцать второго июня сорок первого года. “Ночь на гробах” – день начала войны!

– Да, потрясающее совпадение, – сказал я.

– Если бы только совпадение, – сказала она. На секунду, она задумалась о чем-то своем и будто перестала меня видеть. Потом она провела ладонью по глазам и вновь заговорила. – Я не знаю, как это назвать, магией цифр или точной наукой. Мне кажется, что мы одно и то же будем иметь в виду, скажи мы хоть «наука», хоть «магия». Вы понимаете, числа существуют не просто так, они отражают закономерности, существующие в природе. Помните, у Гумилева:

А для низкой жизни были числа,

Как домашний, подъяремный скот,

Потому что все оттенки смысла

Умное число передает...

– Так вот, я поняла для себя, что числа – это «низкое», какими бы магическими они ни казались. Хотя, да, мне часто и по ночам они снятся, огненные ряды чисел, бегущими строками во тьме, будто табло аэропорта или меняющаяся реклама над крышей высотного здания, и мне кажется в этот момент, что вот-вот я ухвачу и узнаю нечто очень важное... А самое важное – в простой истине: числа не заменяют книг, и не могут заменить, они лишь на «низком», на самом примитивном уровне, указывают, где искать высокие закономерности, скрытые в самих книгах. И с этой точки зрения – любая магия, любая наука маломощны и вторичны по сравнению с тем, что в самих книгах написано. Но они нужны, нужны настолько же, насколько нужны схематизированные и подчиненные цифрам картотеки, без которых ни одну книгу нельзя будет найти, в безбрежном море напечатанного за века. Допустим, я для вашего удобства какие-то цифры буду опускать, как часто опускают целые колонки арифметических вычислений, которые можно проделать самостоятельно, без подсказок, и сразу пишут: «Отсюда следует...» Но вы все равно держите в уме существование этих расчетов, когда я буду просто говорить «Отсюда следует»...

Она резко осеклась, поглядела на ворона, который мирно дремал, никак не показывая, что хоть как-то воспринимает наш разговор, и сказала:

– Ладно, хватит на эту тему. Смотрите дальше.

Я поглядел на следующую отметку.

“Перерегистрация 1938 года. Списано в закрытый фонд, без номера”.

– Это значит, – продолжала она давать пояснения, – что “Ночь на гробах”, в числе многих прочих книг, просто свалили в подвал. Хорошо, что не уничтожили, как многое тогда уничтожалось. Видно, посчитали, что книжка хоть и “реакционного автора”, “идеологически вредного”, но все-таки раритет, который денег стоит. До тех книг, которые уничтожались, мы еще доберемся. А давайте поглядим, какая книга получила ее прежний номер на книжных полках открытого доступа, – она подошла к компьютеру, включила его. – Сейчас, я вам сказала, практически все заложено в компьютеры, в том числе и описи фондов тридцатых-сороковых годов, вместе с прежними, давно смененными регистрационными номерами. Это позволяет лучше отслеживать динамику развития библиотеки. А когда-то я немало потрудилась, разбирая старые картотеки и устанавливая соответствия между старыми и новыми ссылками на единицы хранения... Вот!

Она мне показала на экран компьютера. Там значилось:

“Регистрация 1938 года по Ф-1А.

...22.6. М12-М54.”

– Понимаете? На этой полке оказались авторы на букву “М”, с двенадцатой по пятьдесят четвертую единицы хранения. Теперь посмотрим, куда сдвинулись авторы на букву “Ш”. И, в частности, где единица хранения Ш41 по каталогу этого фонда, и что это за книга.

Книга Ш41, как сообщил компьютер, в результате перерегистрации тридцать восьмого года оказалась на шестнадцатой полке стеллажа шестнадцать “Б”. Это был том избранных произведений Шекспира.

– Шестнадцатая полка? – удивился я. – На какой же она должна быть высоте?

Татьяна указала на букву “Б”.

– Эта буква означает, что к первому стеллажу под номером шестнадцать был приставлен дополнительный, под тем же номером, а отсчет полок этого дополнительного стеллажа начинался с девятой. То есть, полка получается восьмая, считая снизу, вполне нормально. Не очень удачное решение, но, видно, тогда решили дать стеллажу номер 16Б, а не 17, чтобы не сдвигать номера всех остальных стеллажей и не переписывать всю картотеку. Новая нумерация стеллажей была введена уже давно, но... – она показала на “16Б.16.” – Вас это ни на какие мысли не наводит? Представьте, что буквы “Б” здесь нет...

– И что?.. – я все еще не понимал.

– 1616 год – год смерти Шекспира! Как вам это нравится? И заметьте, это ж не специально делалось, это так совпало... Понимаете, нет ничего случайного. Книги движутся по своим путям, и даже номера хранения, которые они получают, определяют они сами, а не мы. Мы – только исполнители их воли, хотя сами не ведаем этого. Не верите? Давайте посмотрим дальше. Какой новый номер хранения оказался у книги Шихматова, после последнего переучета?

Я открыл книгу и поглядел.

– А.15.9.Ш.93. Дополнительный номер 1725... Гм. Если и это считать указанием на дату, то не могу припомнить, что особенного происходило пятнадцатого сентября девяносто третьего года. А если продолжить ваши выкладки и считать последние четыре цифры временем, двадцать пять минут шестого вечера... То что это может значить?

– Для меня это очень много значит, – сказала она. – Это было мое личное... Начало моего личного путешествия в ночь... Моя личная “Ночь на гробах”, да. Мне было сделано предупреждение, очень могущественное и грозное. И хорошо, что я это предупреждение вовремя поняла, иначе все могло бы кончиться для меня намного хуже, – тут она перехватила взгляд ворона, тихо сидевшего на ее левой руке, и осеклась. Такое было впечатление, будто ворон сказал ей этим взглядом: погоди, еще не время и не место рассказывать, что с тобой произошло. – Я... Да, я подумывала вам об этом рассказать, если вы приедете. Но не сейчас. Во-первых, мне надо собраться с духом. А во-вторых, вам стоит еще кое-что увидеть... На чем мы остановились, когда отвлеклись? Да, вот эти помещения – хранилища тех фондов, которые составили первоначальную основу библиотеки. Причем на эти фонды заведено несколько каталогов, по авторам, по темам, по жанрам. Пользуясь этой системой перекрестных ссылок, почти мгновенно можно определить и найти книгу, которая вам нужна. То, что дореволюционные фонды сейчас в таком порядке – это моя гордость. Вы бы видели, в каком они были состоянии, когда я ими только занялась! Одна работа по восстановлению основной картотеки заняла около года. Но зато мне даже удалось восстановить утраченное, найти те книги, которые считались безнадежно потерянными… Впрочем, и это история долгая.

– Мне бы хотелось ее услышать, – сказал я.

Мне думалось о том, что ее идеи не без сумасшедшинки, что из нескольких случайных совпадений, пусть и впечатляющих, она выстраивает целую систему, возводя две-три совпавших цифры в ранг чудесного откровения… В этом нечто фанатичное было, беспочвенное и безосновательное, да… Но, с другой стороны, это была фанатическая преданность книгам, а не чему-то другому – ни безумному “вождю и учителю”, ни безумной идее, ради которой стреляют, взрывают или молотят по головам. И, кстати, когда человек ежедневно имеет дело с книгами, он все больше и больше открывает для себя, что у всякой книги – своя судьба, что эти судьбы могут быть разными, волшебными и многоликими, и что они так или иначе отражаются на судьбах людей, берущих их в руки, иногда к добру, а иногда и к худу. Тут начнешь искать чудесное в мелочах. Сперва, наверно, почти бессознательно, а потом пытаясь придать этому поиску логические основы.

И, в конце концов, результатов в своей работе она добилась замечательных. А увлеченный, умеющий работать человек всегда будет – скажем так – немного преувеличивать значимость своей области деятельности, явный и тайный смысл того, чем он занимается. Это, пожалуй, любому профессионалу свойственно, и без этого нет ощущения истинности своей профессии.

А может быть, мелькнула у меня мысль, в ее догадках что-то и есть, просто я не готов еще это воспринять. Не ждет ли она, когда я буду готов ей поверить? И что ради этого мне нужно увидеть?..

– Хорошо, – а глаза у нее сделались отрешенными, будто она размышляла о чем-то своем. – Хорошо. Может быть... Если чего-то неожиданного не обрушится.

– А вы ждете каких-то неожиданностей? – полюбопытствовал я.

– Не то, что жду, – она нахмурилась. – Я улавливаю их присутствие в воздухе. Знаете, когда живешь в небольшом городе, то приучаешься очень чутко улавливать колебания в его атмосфере. Приблизительно так, как у кого-то ноют кости перед дождем.

– Случайно, не я всколыхнул эту атмосферу? – я старался говорить шутливо. – Непроизвольно, своим приездом?

– Нет, вы здесь ни при чем, – вполне серьезно ответила она. И пошла в другое хранилище. – Я вам еще кое-что покажу.

Она подвела меня к стеллажу, на котором стояли книги в довольно неказистых обложках.

– Вот это все я восстановила. В частности, я нашла упоминание, что в середине двадцатых годов нашей библиотеке был сделан роскошный подарок. Мы получили все книги издания Общества бывших политкаторжан. В конце двадцатых годов это общество было разогнано, позже все его члены были ликвидированы, уничтожены в лагерях, а книги их издательства было велено уничтожить. Не буду рассказывать, как я нашла эти книги, которые, к счастью, не были уничтожены. Их просто свалили в сарае, чтобы уничтожить потом. Пустить на растопку, быть может. Да так и забыли о них. У меня много было таких находок. Кроме всего прочего, мне пришлось осваивать ремесло переплетчика. Вот, видите, воспоминания Деникина, включенные в многотомник “Революция и гражданская война в воспоминаниях белогвардейцев”. Вот маркиз де Кюстин. Все то, что долгие годы было строго-настрого запрещено. А вот это, – мы перешли к другому стеллажу, – те книги, о которых даже по телевизору говорили. Полный комплект последнего журнала Николая Ивановича Новикова, “Кошелек”, с особой яростью запрещенного Екатериной Второй. Здесь же, кстати, и другие его журналы: “Трутень”, “Живописец”... Чудом уцелевший экземпляр первого издания “Путешествия из Петербурга в Москву” Радищева. Словом, вся вольная мысль конца восемнадцатого века. И это тоже – мои находки.

Она покачала головой, будто вспоминая. Ворон, задремавший, казалось, приоткрыл глаза и глянул на нее.

– Когда я перебирала картотеку, то обратила внимание на некоторые несостыковки. В частности, не хватало кое-каких номеров, хотя, вроде бы, все единицы хранения были на месте. Я решила составить опись недостающих номеров, и стала вырисовываться очень занятная картина. Я вам еще покажу мои расчеты, но смысл в том, что, если взять книги в целом, за любую эпоху, расклад по жанрам окажется приблизительно одним и тем же. Как ни странно вам это покажется, но художественная литература занимает очень небольшое место в общем объеме издаваемых книг. Мы этого не замечаем, потому что в первую очередь, как нам самим кажется, мы читаем романы и стихи, читаем детективы и фантастику, любовные истории и классику. Но это нам только кажется, да. Если поглядеть, сколько раз на дню мы обращаемся к телефонным справочникам, к учебникам, словарям и пособиям, к изданиям по нашим профессиям, к кулинарным книгам или к юридическим кодексам, вроде законов о труде или о правах пенсионеров, и ко всему прочему, что называют “утилитарной” литературой, то выяснится, что художественная литература занимает в нашей жизни не так уж много места. Да вот, один пример. Знаете, какое издательство было самым мощным в советские времена?

– “Худлит”? – предположил я.

Она улыбнулась и покачала головой.

– Вовсе нет. “Воениздат”. Мне, библиотекарю, составляющему описи и каталоги, это очень наглядно видно. “Воениздат” выпускал чуть не восемьдесят процентов всей книжной продукции. Четыре пятых всего книжного моря, представляете? И в основном, если припомните, это были книги по истории, по технике, по экономике. А если добавить еще такое мощное издательство как “Советская энциклопедия”, да еще издательства, выпускавшие учебники, то окажется, что доля художественной литературы – никак не больше десяти процентов. И так было во все времена. Пропорции могли сколько-то варьироваться, но общие соотношения оставались приблизительно одинаковыми. В какую-то эпоху могло быть больше книг по математике, чем по биологии, в какую-то наоборот, в какую-то эпоху на первый план выходили богословские издания, в какую-то – популярные врачебные советы, это от интересов эпохи зависело, но всегда можно говорить о том, что на одно художественное произведение приходилось четыре-пять изданий “нон-фикшн”, как это сейчас называют, позаимствовав американский термин.