Текст книги "Заклятие слов"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Что правда, то правда, – Бурдюков проговорил это так добродушно, что его добродушие смотрелось наигранным. – Наливай!

– За мир и дружбу, – сказал Огульных, наполнив стопки.

– За мир во всем мире! – отозвался Бурдюков. Он поставил опустошенную стопку и поднялся из-за стола. – Как ни жалко с вами расставаться, но дела зовут.

Мы попрощались, и он удалился, вместе со своими мордоворотами, скользнувшими из ресторана за ним вслед почтительно и бесшумно.

Я не знал, смеяться или плакать. В голове у этого Бурдюкова была полная мешанина. Однако ж, поведал он мне многое, и теперь я достаточно ясно представлял, что здесь происходит. Да, ситуация у Татьяны поганая, не позавидуешь. С другой стороны, имея такого защитника, как Бурдюков, можно спать спокойно… Вот пусть он ее и защищает. Защищает от Огульных, да... Но чего нужно Огульных от меня? Хочет, чтобы я выступил между ними посредником, миротворцем? Или хочет чего-то еще?

– Мне тоже пора, – сказал я.

– Да ладно! – отозвался Огульных. – Посидим еще немного. С хорошим человеком и побазарить приятно. А так... у нас-то с вами все схвачено, верно я говорю?

Не очень представляя, что ответить, я просто пожал плечами.

– Ну, конечно, – примирительно сказал Огульных. – Это из тех вопросов, на которые вы не можете дать ответ. Да я ж и не настаиваю. Мне бы понять, зачем вы все-таки в наш город приехали.

– Ради библиотеки, – сказал я.

– Точно? – теперь он просто впился в меня взглядом.

– А из-за чего же еще? – изумился я.

– Мне показалось, у вас есть и другие интересы...

Я не очень понимал, на что он намекает, поэтому ответил, тщательно подбирая слова – так, чтобы мои обтекаемые фразы он мог сам истолковать в любом смысле, который ему захочется.

– Если меня и интересует что-то еще, то это так, постольку, поскольку. Разумеется, могут возникнуть и другие дела, но все они будут побочными, второстепенными, по сравнению с главным, и я, разумеется, пожертвую ими ради главного.

– Вот теперь мне все ясно! – он почему-то просиял и, мне показалось, вздохнул с облегчением. – Я ж говорю, с хорошим человеком и поговорить приятно! Ну, бывайте!

Он встал и, коротко кивнув своим охранникам, направился к выходу.

Забавно... Да, «забавно», пользуясь любимым словечком Дельвига... Что же такое я ему сказал? В каком смысле он меня понял?

У меня начинало брезжить смутное подозрение, что я оказываюсь в роли, очень схожей с ролью Хлестакова... Многим очень хочется видеть во мне то, чем я на самом деле не являюсь, вот и возникает вокруг меня вся эта безумная круговерть...

Продолжая размышлять над услышанным, я поднялся к себе в номер.

То, что я увидел в номере, мне совсем не понравилось.

Было ясно, что в мое отсутствие номер обыскивали – и довольно небрежно, не пытаясь скрыть следов обыска.

ДНЕВНИК САШИ КОРМЧЕВОЙ (4)

16 июля.

Спешу надиктовать все, что произошло за сегодняшний день. Ох, и набралось же событий!

Во-первых, и я, и Колька были на ногах раньше семи утра – надо ж успеть, чтобы увидеть этого приезжающего. Мы сперва думали около вокзала встретиться, но потом сообразили, что повезут-то его от вокзала до гостиницы на машине, а бегом за машиной не побежишь, вот мы и решили встретиться около гостиницы и поглядеть, как его будут в номер загружать и как потом в библиотеку отконвоируют. Нам что главное? Увидеть, как он выглядит. А дальше – по обстоятельствам решим.

Ну, мы вполне четко наблюдали, из-за угла, как они выгрузились, тетя Тася, этот Сережа ее, которым она, по-моему, помыкает и даже не замечает, что он на нее щенячьими глазами смотрит, и этот писатель московский, которого они ну прямо под белы ручки в гостиницу доставили, этакую царскую особу. Нет, с виду он ничего, похоже, хотя все равно видно, что он столичная штучка, как он головой ворочает и пялится, и улыбка у него кривая, мне подумалось, когда он этой улыбкой всех благодарит.

В гостинице они пробыли недолго, а потом, естественно, в библиотеку переместились. Писатель прошлепал рассеянно так, будто теленок под конвоем. Нет, не похож он на человека, обладающего тайным знанием. А впрочем, может, они все – такие? Ладно, решили мы, разберемся.

– Они надолго могут застрять, – сказала я. – Пока его завтраком покормят, пока тетка Тася ему библиотеку покажет, со всеми новыми приобретениями, это часа два пройдет, а то и три. Что делать-то будем?

– Можно было бы просто в библиотеку зайти, и там сесть, книжки листать, – предложил Колька.

– Библиотека еще закрыта, – напомнила я.

– Верно, – он поглядел на часы. – Библиотека с десяти открывается, а сейчас и половины девятого еще нет.

– Конечно, – размышляла я, – нас-то с тобой всегда впустят, но тогда тетка Тася сразу поймет, что мы не просто так, из-за книжек, приперлись в несусветную рань, что мы писателем интересуемся. А надо нам это? Совсем не надо. Мы должны оставаться в тени! – и, припоминается, я даже сжатым кулаком взмахнула, чтобы это подчеркнуть.

– Должны, – согласился Колька.

В итоге, мы решили подождать, а потом, если писатель не появится слишком долго, мы разделимся. Я зайду в библиотеку, через полчасика этак после открытия, и сяду всякие книжки глядеть, и не буду срываться с места, когда писатель уйдет, потому что за ним Колька проследит, на всякий пожарный, и зайдет за мной в библиотеку, когда писатель вернется в гостиницу, ведь должен он в течение дня вернуться в свой номер, и Колька скажет мне об этом, и тогда мы неспешно уйдем вместе, а там уж будем придумывать, как нам перехватить этого писателя и поговорить с ним, просто постучаться к нему и зайти или еще как-то. А тетка Тася в жизни не догадается, что я писателем интересуюсь.

Так мы и сделали. Не спуская глаз с дверей библиотеки, мы прогуливались по тротуару туда и сюда, съели по две порции мороженого, а когда время подошло к четверти одиннадцатого, я зашла в библиотеку, оставив Кольку одного.

Тетки Таси нигде не было видно. Клавдия Григорьевна сказала мне, что она московскому гостю фонды показывает. Что ж, тем лучше. Я стала неспешно проглядывать картотеку, соображая, какие бы книги взять, чтобы они по делу оказались. Все эти картотеки и каталоги составлены, конечно, у тетки Таси просто здорово. Сразу можно определить, какие книги имеются на нужную тебе тему. А иногда можно и разобраться, какая тема тебе нужна, если сама не очень это представляешь.

Конечно, меня в первую очередь интересовал Грааль. Картотека отсылала к антологиям средневековой литературы, но мне все эти антологии казались жутко скучными. Я попробовала искать по разделам “Кубок” или “Чаша”, наткнулась на “Кубок Фульского короля”, “Кубки спортивные” и еще на кучу отсылок в самые разные стороны. Потом я краем глаза увидела, что тетка Тася уже в читальном зале и явно проводила своего “московского гостя”, факт. Тогда я просто ужаснулась: больше часу прошло, а я еще книгу не выбрала, все копаюсь и копаюсь. Да, трудное это дело, вести научные поиски.

– Тебе что-нибудь надо? – спросила тетка Тася.

– Да вот, – сказала я. – Сама не знаю, что подобрать. Хотелось бы что-нибудь по мифологии… Да я разберусь.

– Ладно, разбирайся, – она кивнула мне и пошла дальше по своим делам.

А я наконец выудила книгу, показавшуюся мне подходящей. Мифы и легенды разных народов, в новом издании. Ничего особенного интересного я там не нашла, разве что поняла некоторые объяснения так, что для заклятий и пророчеств при использовании магического колеса судьбы лучше всего, если следовать кельтской традиции (а Йейтс на кельтскую традицию ссылался, это я помнила) пользоваться четверостишиями, которые надо с ходу сочинять, и при этом что у четверостиший должны быть скрытые, внутренные рифмы, в которых и заключается большой смысл. Я задумалась над книгой, пытаясь придумать такое четверостишие. Допустим, я так начну: “Ворон, ворон дай ответ…” Или лучше к чертежу обращаться: “Дай про ворона ответ…” А про что дать ответ? “Он с Граалем или нет?” Чушь какая-то! И где здесь внутренние рифмы?

Я прямо раздулась от напряжения, стараясь что-нибудь толковое придумать, но ничего в голову не шло.

И тут Колька явился.

– Пошли, быстро! – сказал он.

Я сдала книги, и мы вышли на улицу.

– Ну, – сказала я, – что?

– По городу болтался, все это время. В магазин сувениров зашел, в музей, еще на старый театр глазел, на каланчу старой пожарной части, на Спасозачатьевский собор, – Колька очень смешно изобразил, как писатель стоит, разинув рот, и пялится вверх. – Сейчас в гостиницу пошел, обедает. Но главное не в этом.

– А в чем?

– За ним еще кто-то следит, кроме нас.

– Да ну! Брось!

– Вот тебе и “брось”. Его пасли, факт. Несколько человек. Передавали его друг другу, чтобы он ничего не заметил.

Я, можно сказать, за голову схватилась. То есть, я не помню, схватилась я натурально или нет, но фигурально если, то это выражение как раз и обозначает очень четко состояние, в которое я ухнула.

– Как ты думаешь, отчего это?

– Мало ли, отчего, – сказал Колька. – Может эти, которые на твою тетку наехали, проверить стараются, что это за человек из Москвы и не опасен ли он для них. А может, все это с колдовскими делами связано. У одного из следивших видик был ну точь-в-точь как у этого из “Иногда они возвращаются”, факт.

– Нам надо что-то делать…

– Мы одно можем сделать – предупредить его. Кстати, вот и повод с ним познакомиться. Поднимемся к нему в номер – и предупредим.

– Так мы ж не знаем, в каком он номере…

– Спросим.

Я колебалась.

– А если тетка узнает? От этой гостиничной дежурной? Или от него самого?

– Ну и что? Мы случайно заметили, что за ним следят, и пошли его предупредить. В чем проблема?

– Пожалуй, ни в чем…

– Во, и я о том же самом. Пошли?

– Пошли.

Колька посмотрел на меня с подозрением:

– Чего ты такая задумчивая?

– Да это я так… Стихи сочиняла.

– Ну, ты даешь! – заржал он.

– И ничего смешного. Это по делу нужно. Я до сих пор над стихами думаю. Понимаешь, это особые стихи, которые… Ну, которые все наше магическое колесо должны запустить, как надо. В них надо сказать то, ради чего ты все затеваешь. И еще в них должны быть внутренние рифмы.

– Это еще что за зверь?

Тут Колька своего отца повторял. Его отец всегда говорит “Это еще что за зверь?” про что-то, чего не до конца понимает.

– Ну, например… – я задумалась. Потом, наконец, на меня вдохновение слетело. – “Зол огонь, зола погана”. Слышишь? “Зол” – “зол”, “ого” – “ога”. Вот приблизительно что-то такое должно быть.

– И ты хочешь сказать, что, если нечто подобное придумать, все заработает?

– Если правильно придумать, в самую точку. Я это в книжках нашла.

– Ладно, я тоже над этим помозгую. Пошли?

– Пошли.

И мы протопали в гостиницу, и без всяких проблем узнали у дежурной, что писатель обитает в триста двадцать третьем номере. Мы поднялись на третий этаж, постучали.

– Кажется, никого, – сказала я.

– Да должен он там быть! – сказал Колька. – Слышишь?

Действительно, послышалось что-то похожее на мягкие шаги, на приглушенное бормотание.

Колька стукнул посильнее – и от его удара дверь взяла и отворилась.

Мы осторожно заглянули внутрь – и обалдели. Похоже, в номере писателя кто-то только что шуровал. Все его вещи разбросаны, компьютер переносной – один из ноутбуков этих – включен и светится экраном. Но никого нет. Только легкая занавеска перед открытой балконной дверью слегка покачивается…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ВЕЧЕР И НОЧЬ

Да, моя сумка была открыта, и вещи разбросаны. И все же, я с облегчением перевел дух: мой ноутбук был на месте. Лишиться такого ценного орудия производства – это, знаете…

И более того, ноутбук был включен в сеть, хотя я его не доставал из сумки и уж, конечно, не включал…

Кто-то интересовался данными и файлами, хранящимися в моем ноутбуке?

Но тогда у меня, точно, не воры побывали. Нет, никак не воры.

Настроение у меня, как вы понимаете, резко испортилось. Мало мне всех странностей, которые начинают окружать меня плотным кольцом, так еще и это безобразие.

Я подошел к ноутбуку и шевельнул “мышь”. Экран зажегся. Те, кто у меня побывал, не удосужились выключить компьютер. Или – не успели? Может, это я их спугнул? Но тогда они все еще должны быть где-то рядом.

Я огляделся, прислушался.

Нет, вроде, никого.

Потом до меня донесся странный звук, вроде как кто-то давился или боролся с желанием чихнуть.

Я застыл.

Теперь что-то скрипнуло – и я определенно мог сказать, что скрипнуло в стенном шкафу для одежды, который размещался, как водится в гостиницах, в прихожей, у самого входа в номер.

Меня взяла легкая дрожь, но я постарался урезонить себя – чего мне бояться? Денек выдался сумасшедший, вот нервы и вибрируют малость.

Но если там прячется грабитель?..

В любом случае, он боится тебя не меньше, чем ты его, сказал я себе. Если бы это был кто-то отчаянный, он бы уже огрел тебя чем-нибудь тяжелым по голове и удрал.

Я опять поглядел на мои разбросанные вещи.

Медленно, на цыпочках, я подошел к стенному шкафу – и резко распахнул двери.

На меня глядели, сжавшись, два подростка лет тринадцати, парень и девчонка. Одетые, надо сказать, прилично, и с лицами разумными.

– Это не мы! – выпалил парень, не успел я рта раскрыть и расшуметься на них (и тем более хотелось на них расшуметься, что, едва я их увидел, стало стыдно за пережитый страх). – Мы просто навестить вас хотели, познакомиться! И кого-то вспугнули в вашем номере! Только мы не знаем, как они удрали! Когда мы вошли, все уже было разбросано! И тут мы услышали, что вы идете, испугались, что вы на нас подумаете, и спрятались, потому что убежать не успевали!..

– Вы только тетке не рассказывайте! – ввернула девчонка.

Кто ее тетка, можно было не спрашивать. Ее семейное сходство с Татьяной было вполне очевидным.

– Выходите, – сказал я. – И не рассказывайте сказки. Вы не просто заглянули в номер, вы успели сунуть нос в мой компьютер.

– Как вы догадались?.. – вырвалось у парня.

– Только тинейджер стал бы включать ноутбук и интересоваться его содержимым, вместо того, чтобы быстренько с ним удрать, как сделал бы нормальный вор, – сказал я. – То есть, если бы я был засекреченным агентом и за моими файлами охотились представители других контрразведок, я мог бы подумать на какого-нибудь Джеймса Бонда. Но, поскольку Джеймсам Бондам я явно не интересен, то…

– Не совсем так, – сказал парень. – Мы, действительно, заглянули, но компьютер до нас был включен.

– Вот как?..

– Да! – паренек очень силился доказать, что он “хороший”. – Я даже запомнил, ярлык какого файла был синим, а не белым!

– И какого?

– Файла под названием “Голос”, – быстро и охотно сообщил парень.

– Допустим, – сказал я. – Ладно, с этим у меня будет время разобраться. Давайте лучше познакомимся. Как вас зовут?

– Саша, – представилась девчонка.

– Колька, – представился парень. И опять быстро затараторил. – Но, честное слово, говорю вам, мы и в компьютер одним глазком заглянуть решили, потому что он был уже включен, не нами включен, а кем-то еще! Если бы он не был включен, мы бы сами его включать не стали! Мы…

– И я думаю, они через балкон удрали! – перебила его Саша. – Тут можно с балкона на балкон перебираться и смыться через какой-нибудь другой номер, ведь сейчас жара, у многих балконы открыты…

– А может, они специально сняли номер рядом с вашим, чтобы к вам через балкон лазить!

Я поглядел на открытую балконную дверь.

– Кто “они”, по-вашему?

– Ну, те, кто хочет вам помешать… – туманно объяснила Саша.

Да, экземпляры мне с самого утра попадались один редкостней другого.

– Сядьте, – устало сказал я. – И рассказывайте толком, зачем я вам понадобился. Признаться, меня начинает утомлять количество подвинутых, которое сыплется на меня…

– Мы – не подвинутые! – горячо возразил Колька. – И мы тоже хотим найти Грааль!

Услышав про Грааль, я тяжело вздохнул. Явно, эта Саша поймала какой-то звон от своей тетки, да не совсем разобралась, где он, вот и кинулась “в приключение”, да еще своего приятеля подбила.

– Так, – сказал я, тоже садясь. – Давайте разбираться. Выкладывайте все от и до.

Они стали рассказывать, показали мне тщательно перерисованные схемы, объяснили, к каким выводам пришли, что задумали и как я могу им помочь. Я слушал их, почти не перебивая, размышляя при этом, что мне делать.

– И вот, мы подумали, что с нами вам будет интересней и проще, чем со взрослыми, – завершила Саша. – А еще, что с нами вы можете быть спокойны. Вдруг вас в жертву готовят? А с нами вы жертвой не станете!

– Кто может готовить меня в жертву? – вопросил я. – Твоя тетка? Ворон Артур?

Они переглянулись.

– И все равно, – упрямо сказал Колька, обходя заданные мной скользкие вопросы, – речь об одном получается, как ни крути: поможете вы нам или нет?

– Вы верите в магию, так? – спросил я.

– А вы разве не верите? – спросила Саша. – Вы ж и переводили “Воздушную рать”, и в ваших собственных книгах магия часто встречается…

– Это не значит, что я в нее верю, в том смысле, в каком вы ее имеете в виду, – сказал я. – Какая-то магия существует, да. Но та магия, которой на самом деле владел Йейтс, была доступна ему одному и принадлежала ему одному. Магия слова, магия музыки речи, которую он делал видимой и слышимой, создавая свои стихи.

– Но он же мог воспринимать послания давно умерших, и многое другое мог! – заспорила Саша. – И его магическое колесо действительно работало!

– Ему казалось, что работало, – сказал я.

– Но ведь есть доказательства… – вякнул Колька.

– Доказательства – чего? Я не хочу вас обескураживать, но мне придется объяснить вам одну вещь. Чем занимается любой творческий человек – поэт, писатель, художник? Он стремится создать выпуклый и яркий образ, такой образ, который всегда будет стоять перед глазами читателя, который обогатит жизнь. Самое важное для него – это материал, с которым он работает. А все остальное – это вспомогательные, подручные средства, – я старался говорить размеренно и внятно, и все больше чувствовал себя благоразумненьким резонером, и эта роль была мне противна, но деваться было некуда. – На вооружение берется то, что может помочь при создании стихов или романов и, в этом смысле, просто подбираются орудия, которые у того или иного писателя лучше лежат в руке. Совсем как то, что каждый хороший плотник будет подбирать себе по руке и топор, и рубанок. Все равно, главным останется умелая рука, а не инструменты, которые в нее ложатся, потому что инструменты всегда можно заменить. Скажем, Йейтсу пришлась по душе магия, потому что ему казалось, что это красиво – красиво именно в смысле поэзии, ни в каком другом – и что это позволит ему создать цельный собственный мир, в который читатели будут верить. Кто-то другой увлекался Фрейдом – ему казалось, что подсознательное и бессознательное, весь этот психоанализ, это “оно”, то самое, что позволит обворожить читателя, заставить читателя поверить в ту картину мира, которая встает перед ним со страниц. Кто-то третий опорой для себя избирал древнегреческую мифологию, кто-то четвертый – философию чисто “земного”, материалистичного, идущего от грубой природы или от денежных отношений между людьми. И все это – не более, чем подручные средства, используемые для того, чтобы сказка, которую ты рассказываешь, смотрелась полной правдой. Ведь, в конечном счете, любое творчество – это создание сказки, вымысла. Да, и “Война и мир” Толстого, и дешевые детективы, и самые “реалистичные” романы или самые “правдивые” стихи – это сказки, создаваемые воображением одного человека. Но чтобы сказка получилась удачной, ты не должен допускать, чтобы читатель отбросил книгу, сказав: “Не верю!” Твоя задача – сделать сказку достоверной. И если с этой точки зрения поглядеть, то весь интерес Йейтса к магии, к тайным ложам, к “автоматическому письму” или к чему там еще – это всего лишь черновые наброски к его стихам. Подготовка для стихов, возделывание почвы, чтобы дальше удобно было работать. Если бы Йейтс не создавал великих стихов, не был гениальным поэтом, то мы бы все, скорей всего, посмеялись бы над его заумными изысканиями. А сейчас мы морщим лбы и говорим: “Нет, пожалуй, в этом что-то есть!” Ничего в этом нет, кроме того, что Йейтсу было удобно чувствовать себя магом, это раскрепощало его для написания стихов. Точно так же, как Гете было удобно чувствовать себя поклонником одушевленной природы, Артюру Рембо – парижским коммунаром, Блоку – “скифом”, а то и большевиком, Маяковскому – большевиком и урбанистом, Киплингу и Гумилеву – носителями “сознания воина”, “имперского” сознания, “бремени белого человека”, или… Да много можно перечислять, в том числе и самые крайние случаи. Эзра Паунд был сторонником фашизма и поклонником Муссолини, и после войны, когда его арестовали в Италии, его объявили невменяемым и поместили в сумасшедший дом, чтобы не судить как изменника родины. А Хемингуэй, между тем, пишет об Эзре Паунде как об одном из самых добрых людей, каких он когда-либо встречал, как о человеке, всегда готовом прийти на помощь другому…

Они терпеливо выслушали. Уф, подумал я, неужели я их не усыпил? Ну, может, и усыпил – но самую малость.

– Так что, они все были неискренни? – спросила Саша.

– Нет, почему же, – ответил я. – Они были искренни, очень даже искренни. Хорошие стихи, как и хорошая проза пишутся, высоким языком говоря, кровью сердца, и никуда от этого не денешься. И прежде всего, они шли от живой жизни. Я о том, что многие их увлечения были всего лишь инструментами, позволяющими навести среди хаоса какой-то порядок и начинать строить. Инструментами, которые, окажись они негодными, можно было сразу же, без помех и сожалений, заменить другими.

– Так получается, поэтов нельзя судить за самые завиральные их идеи? – спросил Колька. – Даже за такие, которые опасны для других?

– Почему же, – сказал я. – Судить можно и нужно. Но это – совсем другой разговор, очень сложный. Мы в этой теме увязнем, если в нее полезем. Сейчас я хочу сказать только одно: я не верю, что вся магия Йейтса имела какое-то значение, кроме чисто подсобного, что она была чем-то большим, чем инструментом, помогающим ему одному. Да, помогающим видеть определенный порядок в окружающем мире, и, благодаря этому, чувствовать почву под ногами, когда на него снисходило вдохновение. А то, что он глотал шарики гашиша, когда боялся, что вдохновение начнет угасать? Надеюсь, никто, следуя его примеру, не решит, что достаточно обратиться к наркотикам, чтобы стать великим поэтом? С его магией – то же самое.

– А вы-то сами, во что вы верите? – спросила Саша.

– В смысле, что помогает мне работать? Я картезианец.

Они вылупили глаза.

– То есть, я последователь французского философа Рене Декарта, – объяснил я. – Знаете его? Он учил, что все в мире подчиняется разуму и логике. Наверно всем известно, с чего начинается его философия. Он задает вопрос: “А существую ли я вообще?” В смысле, а стоит ли огород городить? И отвечает: “Раз я задаю себе этот вопрос, значит, я мыслю. Я мыслю, следовательно, я существую”. И начинает выстраивать, шаг, за шагом, весь мир, очень рациональный и четкий. Недаром он был еще и великим математиком. Система координат, которой все мы пользуемся, придумана Декартом. При этом, он был мушкетером, участвовал в осаде Ла Рошели…

– И знал Атоса, Портоса, Арамиса и Д’Артаньяна? – спросила Саша.

– Получается, знал, – кивнул я. – Вообще, есть несомненное сходство его ума с острым умом Д’Артаньяна. Такие же разящие выпады мысли, похожие на выпады шпаги.

– Но все-таки, когда все размеренно и разумно, это не совсем интересно, – сказал Колька.

– А по-моему, наоборот, – ответил я. – Очень интересно. Во всяком случае, мне это помогает.

– Ну, в общем, понятно… – протянула Саша. – Если вы такой рациональный, то ко всему чудесному, к магии, там, или, потустороннему, жуткому, относитесь как к дребедени. Но ведь вы и сами писали о тайнах. Так вы это просто так придумывали?

– Почему просто так? – сказал я. – Тайна – это тоже удобный инструмент. Но, если вы обратили внимание, мои герои всегда стремятся рационально объяснить любую тайну.

– Но не всегда у них это получается, – сказал Колька.

– Разумеется, не всегда. Потому что в мире много необъяснимого. Но ответы все равно надо искать самые простые. Не надо наворачивать лишнего.

– Но вы верите хоть, что создания фантазии живут своей жизнью? – спросила Саша. – Как, вот, Бредбери, описывает. Что когда что-то создано в книге, то возникает и целый мир, где это есть на самом деле?

– У меня такое впечатление, будто уже проходит моя встреча с читателями, – заметил я. – Глупо было бы не верить. Только не надо излишне увлекаться тайнами. Если вспоминать Бредбери, то помните, что такое “машина времени” в “Вине из одуванчиков”?

– Старый полковник, угу.

– Старый полковник… И когда он умирает, то огромный мир уходит. И жаркий Мехико, и стада бизонов, и костры военных отрядов, и песни… Мир длиной в сто лет, по которому можно было свободно путешествовать. “Когда человек умирает, вместе с ним исчезает целый мир”, понимает герой Бредбери. Вот в этом мире и живут целые вселенные. И создания нашей фантазии, и многое другое, все там обитает, это такой космос, где можно бесконечно странствовать по обитаемым планетам. Самая большая тайна – это человек. А все остальное – это так, технические загадки.

– И магия – просто техническая загадка? – спросил Колька.

– Навроде того.

– Но тогда… Раз вы считаете это технической загадкой, вроде ребуса, а может, и просто чушью, то почему вам не согласиться принять участие в том обряде, который мы задумали? Для вас это будет несерьезно, как детская игра, а нам будет спокойней, что вы рядом.

Я заметил, что Саша быстро показала Кольке поднятый вверх большой палец: мол, молодец, верный ход нашел.

– Нет, – сказал я. – И вам не советую. Есть игры, в которые играть не стоит.

– Ага, боитесь! – тут же поддела Саша. – А еще говорите, что не верите!

– Да, не верю, в том смысле, в котором верите вы, – сказал я. – Не верю, что из магии Йейтса нельзя узнать чего-то того, чего нельзя узнать из его поэзии. Магия, по сравнению с поэзией – это нечто низшее, подготовительное, примитивное. Но я верю в то, что “нам не дано предугадать, как наше слово отзовется”. Все первые ученые-ядерщики заболели лучевой болезнью и умерли, потому что тогда человечество еще не представляло, что такое облучение и как от него нужно предохраняться. То, что называют магией, вызыванием духов – это область, в которой мы до конца еще не разобрались и не знаем, какие лучевые болезни нас там могут подстерегать. Да вот вам пример, первый, который приходит в голову. Гумилев сам рассказывал, как будучи в Париже, он поддался уговорам тамошних приятелей совершить обряд вызывания дьявола, из чистого любопытства. И что-то у них получилось. Во всяком случае, Гумилев всегда уверял на полном серьезе, что видел, как через комнату тень прошла. И что потом? И жизнь у него после этого поехала наперекосяк, и кончилась трагически, расстрелом. Связано одно с другим или нет? Не знаю. Но я бы не рискнул тревожить такие силы.

– Что ж! – сказала Саша. – Мы все равно попробуем, хоть с вами, хоть без вас, и пусть нам же будет хуже, если что-то пойдет не так. А вам потом будет стыдно, что вы могли нас выручить, но не выручили.

– Угу, – одобрительно промычал Колька.

– Господи помилуй!.. – сказал я. – Ладно, будь по вашему. С двумя условиями.

– Какими? – радостно отозвались они в два голоса.

– Первое – эти ваши опыты с магическим колесом будем ставить здесь, в моем номере. Никаких вылазок на кладбище или куда вам там еще в голову взбредет. Сразу предупреждаю, что я никуда не пойду.

– А второе условие? – спросила Саша.

– А второе условие вот какое. Твоя тетка упомянула мне, что разговаривала с каким-то человеком, перед тем, как отправилась разыскивать пропавшую часть библиотеки. Имя этого человека она назвать отказалась. А мне интересно, кто это мог быть, по своим причинам…

– По каким?

– Скажем, по чисто писательским. Так ты не сможешь втихую выведать, с какими людьми твоя тетка общалась в то время?

– Думаю, смогу, – сказала Саша.

– Что ж, тогда – до завтра. Скажем, я буду в номере от четырех до пяти. А подойдете вы или нет – вам решать.

– Мы обязательно будем! – подскочили они.

– Тогда – кыш отсюда! Вот-вот ваша тетка подойдет, а мне еще надо в номере прибрать…

– До свидания, до свидания!.. – быстро забормотали они. И смылись.

Я опустился в кресло, совершенно измочаленный. Да что здесь, псих на психе сидит и психом погоняет? Подростков еще можно понять, для них подобная развлекаловка – святое дело, но взрослые?!.. И от сумасшедших бесконечных разговоров я устал как никогда. В голове уже звенело от всех этих масонов, магии, роз, крестов, Граалей с Парсифалями… Если б не одурелая голова, я бы, думаю, ни за что не согласился принять участие в “эксперименте”, задуманном подростками. Хотя, с другой стороны, они теперь счастливы, а вреда от этого не будет…

Подумав о вреде, я вернулся мыслями к тому, что произошло в номере. Я верил ребятам, что это не они все разворочали. Выходит, кто-то побывал у меня “в гостях” до них. Но кто это мог быть?

Я нехотя встал с кресла, собрал мои разбросанные шмотки, аккуратной стопочкой выложил на стол мои блокноты (для записей я люблю блокноты небольшого размера, в хорошем твердом переплете, желательно кожаном; такие блокноты, которые больше похожи на старинные “альбомы для стихов”; собственно, в магазинах их чаще и именуют не “блокноты”, а “альбомы для записей”; и очень удобными для заметок и черновиков бывают “альбомы для записи кулинарных рецептов”) и книги, взятые с собой… Чем больше я размышлял, тем более вероятной мне представлялась одна-единственная версия.

Обыск в номере – дело рук “отморозков” из той фирмы, которая мечтает захапать здание библиотеки.

Посудите сами. Как раз тогда, когда ситуация вокруг этого здания достигает высшего накала, а Татьяна при этом держится со странным спокойствием, приезжает человек из Москвы. “КИГлы”, как называл их Бурдюков, тут же должны навести обо мне справки. Разумеется, они знают, что я писатель, и приехал выступить перед читателями… Но почему именно сейчас? Они начинают выяснять, не бывал ли я прежде в этом городе. И не узнают ничего утешительного для себя. А именно, они узнают, что я некогда побывал здесь в составе отряженной ЦК комиссии, и эта комиссия наделала шороху, вправив мозги, кому надо. Дальше что выходит, по логике подобных людей? Если я тогда “исполнял ответственные поручения”, то могу исполнять и сейчас, продолжая работать на высокие инстанции, сидящие в Москве. На те инстанции, которые сейчас взяли на себя функции “улаживания” и “примирения интересов”, особенно если “примирение интересов” должно быть в их пользу. Скажем, если Москва сама заинтересована наложить лапу на здание библиотеки и конкурентов местного масштаба терпеть не собирается. Тогда моя роль понятна. Я должен сделать вежливое и ласковое предупреждение, а если оно не подействует, призвать “бойцов” или привлечь “местные силы”…