Текст книги "Свет во тьме (СИ)"

Автор книги: Алексей Федотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Тот почитать согласился, а, прочитав, пришел в ужас. Дело в том, что Григорий за время пьянства стал ужасным матерщинником, а как он думал, так и говорил, также и писал. Время, когда в России книги Эдуарда Лимонова будут превозноситься как изящная словесность, еще отстояло лет эдак на десять. Поэтому поэт рукопись категорически забраковал.

«Представляешь, – жаловался другу Григорий Ильич, – говорит, что я писать по-русски не умею, что у меня половина слов матерные. А чего же тогда Лев Толстой считается знаменитым писателем? Он ведь тоже толком по-русски писать не умел. Вот я почитал у него книгу, «Война и мир» называется, так там тоже половина слов на другом языке, только не на матерном, а на французском. А какая, спрашивается, разница и где справедливость?» Впрочем, через какое-то время Григорий успокоился и начал даже ходить в церковь. Правда, многое его здесь не удовлетворяло. Он все высказывал Льву, что вот это нужно было бы сделать так, а вот это совсем по-другому. Но Лев Александрович только посмеивался. Впервые в своей жизни он обрел трезвый разум и душевный мир, впервые у него начали строиться отношения с людьми совсем на иной, чем раньше, основе. И он был счастлив.

Глава 5.

Лаврентий Грачев был рукоположен в сан священника всего лишь две недели назад. Двухнедельная практика в кафедральном соборе города Петрово – и вот он уже едет в незнакомый ему город Чапаевск, который находится всего в нескольких десятках километров от областного центра. В портфеле лежит указ архиерея о назначении его настоятелем прихода в этом городе.

«Храм там уже несколько лет как открыт. Приход сформировался, люди ходят, идет реставрация. Настоятель был отец Ефрем – очень хороший молодой иеромонах, абсолютно себя не щадил для Церкви. Сам и на колокольню лазил, белил ее; и под купол храма. Но он с Украины родом, а сейчас предложили ему туда перейти служить. Ну, я не стал его удерживать, хотя и жалко было отпускать. А вот теперь там второй месяц в командировке такой протоиерей отец Георгий Грицук, а он очень своеобразный священник. Теперь все очень просят, чтобы назначить им нового настоятеля, а отца Георгия отозвать. Остановишься на два дня в гостинице, примешь у отца протоиерея дела, и затем он освободит тебе церковный дом. Но народ в Чапаевске непростой, так что поедешь ты не на курорт», – сказал отцу Лаврентию архиепископ Анатолий, вручая указ о назначении.

И вот новый настоятель в скромном черном подряснике и скуфье приехал в Чапаевск. Городишко был очень невзрачным. Основную массу построек составлял частный сектор, но были и панельные пяти– и двухэтажные здания. Многие горожане держали разную домашнюю живность. Прямо по улицам паслись гуси, куры, козы, а кое-где – коровы и свиньи. Было несколько ткацких фабрик и какой-то завод.

Гостиница представляла собой обшарпанное трехэтажное здание с удобствами в коридоре. Однако в номере «люкс», который снял отец Лаврентий, были отдельная раковина и унитаз с разбитым смывным бачком, но не было ни душа, ни горячей воды. В комнате номера стояла раздолбанная кровать, покрытая протертым пледом, прожженный сигаретами стол с потрескавшейся полировкой и стул на трех ножках. На окнах висели черная от грязи тюль и непонятного цвета выцветшие занавески. Из всех лампочек трехрожковой люстры горела только одна. Электрическая розетка не работала.

Священник Лаврентий с ужасом смотрел на все это «великолепие». Он родился и вырос в Ленинграде в семье музыкантов, закончил консерваторию. После 1988 года он начал ходить в храмы северной столицы. Его пленила красота православного богослужения, Лаврентию захотелось и самому стать священником. Было ему в это время двадцать шесть лет. Но в Ленинграде это было сделать сложно, требовалось получить и духовное образование, а опять учиться молодой человек не хотел. Тем более что он был неженат, а ни жениться, ни становиться монахом не чувствовал желания. Возможным выходом было стать целибатным священником, но не все архиереи к этому хорошо относились. Вот и посоветовали ему поехать в Петровскую епархию, где открывалось много новых храмов и была большая потребность в новых священнослужителях, а архиерей не имел предубеждения против целибатов.

Архиепископ Анатолий и особенно протоиерей Александр, приняли его радушно. Поселили в доме у одной старенькой прихожанки. Лаврентию, выросшему в хорошей ленинградской квартире со всеми удобствами, не служившему по болезни желудка в армии и не ездившему, в отличие от многих сверстников в музучилище и консерватории, в колхозы на картошку, сложно было привыкать к удобствам на улице, необходимости ходить за водой на колонку. Невысокий, щуплый, изнеженный, болезненный, в свои двадцать семь лет уже начинающий сильно лысеть, он был при этом человеком непривередливым и с трудом, но начал привыкать к новым условиям. Однако тоска по благам цивилизации была в нем еще сильна. Номер «люкс» он снял в надежде хотя бы на пару дней почувствовать себя вновь приобщенным к ним, а в итоге пришел к выводу, что комнатка в доме тети Сони в Петрово была вовсе не такой плохой, как ему казалось.

Отцу Георгию Грицуку сообщили о приезде нового настоятеля телеграммой, и он пришел в гостиницу. Протоиерей был высокий седой мужчина с коротко постриженными волосами и маленькой бородкой. На нем был серый костюм, на ногах лаковые черные ботинки, на носу темные очки. За последние три года он сменил уже десять мест служения, что не мешало ему сохранять невозмутимо важный вид. Нигде он не уживался, постоянно что-то «чудил»; другой архиерей давно уже запретил бы отца Георгия в священнослужении, но архиепископ Анатолий жалел стареющего священника и каждый раз пытался хоть на время его куда-то пристроить.

– Здравствуй, дорогой отец, – певуче сказал протоиерей Георгий, входя в номер отца Лаврентия и сразу же бросившись его обнимать. – Рад приветствовать тебя на этой мрачной земле.

– Так уж и мрачной, – попытался отшутиться тот. – Вы покажете мне храм?

– Завтра, все завтра. Сегодня я введу тебя в курс дела. Ты уже видел город?

– Ну, так немного, пока шел в гостиницу…

– И нечего видеть это обиталище порока и скорби, еще насмотришься до тошноты. Побеседуем здесь. Кстати, – отец Георгий стал необычайно деловитым, – ты как новый настоятель разве не собираешься угостить чем-нибудь заслуженного протоиерея, благоговейного старца, который сам пришел к тебе, хотя и по сану и по возрасту, ты должен был его искать?

– Но у меня здесь ничего нет…– растерялся Лаврентий.

– Но деньги есть?

– Есть…

– Тогда пошли в магазин. Только сними сперва подрясник.

По дороге отец Георгий всячески поносил Чапаевск. И город никудышный, и жители в нем дурные. Даже обращаются при встрече друг к другу: «Здравствуй, дурак»; «привет, дурак», в Петровской области вообще дураков так и называют «чапаевцы». К слову сказать, когда протоиерей Георгий рассказал об этом архиерею, тот не без юмора поинтересовался: «Странно, а Ефрем мне ничего такого не говорил. Может, они только к вам так обращаются?»

– Неужели правда? – тоже не поверил отец Лаврентий.

– А ты как думал? Но в то же время так меня полюбили! Ведь я служу так, как никто в этой Петровской епархии не служит. Я служу – у меня служба горит, проповедь горит, молебен горит! Меня в пятнадцать епархий зовут – то настоятелем кафедрального собора, то секретарем епархии. Но я – скромный. Зачем оно мне нужно? Меня и Патриарх знает. Звонит мне, спрашивает, как правильно служить, как поступать в том или ином случае…

– Сам Патриарх? – удивился Лаврентий.

– Да, конечно. Я ведь и по церковной службе, и по богословию один из лучших специалистов в России. У меня такое шикарное образование, что я даже не могу сказать какое! Вот архиерей этим пользуется, постоянно посылает меня то на один приход, то на другой, чтобы службу наладить. И нигде не хотят, чтобы я уезжал! А уж как стараются мне угодить! Выхожу, бывает, утром из дома – тут сумка с продуктами, тут бутылка коньяка, тут отрез материала. Несут люди от чистого сердца, хотят мне приятное сделать. Знают ведь, что я просто так ничего не беру. А уж раз подкинули… Не пропадать же добру.

За разговором они зашли в магазин. Там продавщица по знаку Грицука выдала им из-под прилавка двухлитровую банку с мутноватой жидкостью, килограмм ливерной колбасы, буханку черного хлеба, банку килек в томате и банку соленых огурцов. Платить за все пришлось отцу Лаврентию, больному желудку которого стало плохо от одного вида всех этих яств. У отца Георгия, напротив, настроение заметно улучшилось, чувствовалось, что ему не терпится поскорее вернуться в номер.

– А что такое в банке? – задал интересовавший его вопрос Лаврентий, которому содержимое показалось по одному своему виду какой-то отравой.

– Прекраснейший самогон! Чистый как слеза. Ведь ты знаешь, какие сейчас проблемы с водкой…

– А не осудят нас, священников, что мы такие вещи покупаем?

– Кто ж осудит?

В номере не было посуды, но отец Георгий, видимо, знал об этом и предусмотрительно прихватил нож и два граненых стакана. За три минуты он сервировал все прямо без тарелок на грязном столе гостиничного номера. Отцу Лаврентию подумалось, что именно так, наверное, едят бродяги, о которых он много читал, но настоящих никогда не видел.

– Вот, за пять минут накрыл стол не хуже, чем на приеме у министра! – гордо сказал Грицук, не заметив, что на нового настоятеля стол производит совсем другое впечатление.

Отец Лаврентий лишь пригубил жуткую жидкость, а его новый знакомый залпом осушил стакан и сразу же налил себе второй.

– А ты что не пьешь? – неодобрительно покосился он на Лаврентия.

– Здоровье не позволяет. А правда, – решил перевести разговор священник, – что отец Ефрем сам без страховки залезал на колокольню и ее белил?

– Ефрем? – отец Георгий также залпом выпил второй стакан, икнул, взгляд его помутнел. – Да он просто залезет на колокольню, привяжется там веревкой и спит!

– Спит? – в ужасе спросил настоятель. – Зачем же на колокольне, она же метров тридцать высотой!?

– Тридцать шесть. А спал он на самом верху этой колокольни, чтобы не служить. Ну, кто его туда полезет искать? То-то и оно. Ужасно не любил ничего делать. А один раз забыл привязаться и упал прямо головой об землю, но дурачкам ничего не делается. Отряхнулся и полез обратно.

Отец Георгий тем временем выпил третий стакан. Лаврентий понял, что принимать на веру все, что он сегодня слышит, не стоит, а также попробовал намекнуть на вред неумеренности. Его гость начал в ответ рассказывать ему бесконечную историю про какого-то старца-подвижника и его ученика, которые пришли в какой-то монастырь и ели там всю еду, которую им подали, хотя должны были питаться только хлебом и водой. И ученик осудил старца: вот он ест хорошую пищу, и меня заставил, не делает того, чему меня учит. Но когда они вышли из монастыря, ученику от обильной еды захотелось пить. А старец сказал ему: «Вот теперь будем поститься. А на людях пост не считается». И они целый день терпели жажду…

Потом отец Георгий привязался к настоятелю:

– А ведь ты негодяй!

– Почему? – испугался тот.

– Потому что ты не любишь цыган.

– Почему вы думаете, что я их не люблю?

– Потому что ты с ними не выпиваешь!

В конце концов протоиерей Георгий, который пил стакан за стаканом, ел с большим аппетитом, спел несколько украинских народных песен, рассказал полсотни разных историй, вырубился прямо на единственной в номере кровати. Трезвому и голодному отцу Лаврентию пришлось спать сидя на сломанном стуле. Но на этом его злоключения в эту ночь не закончились. Через несколько часов отец Георгий проснулся и захотел пить. А воду в номере отключили.

– Вот и попоститесь, как старец в истории, которую вы рассказывали, – едко заметил ему настоятель.

– Ты смерти мой хочешь, фарисей! – театрально возгласил протоиерей и застонал.

Пришлось Лаврентию идти на улицу за водой на стоявшую в двадцати метрах от гостиницы водопроводную колонку. Отец Георгий жадно выпил банку воды и заснул. Задремал и отец Лаврентий. Но через час его разбудили какие-то мерзкие звуки. Оказывается, его нового знакомого стошнило прямо в раковину. Лаврентий испугался, как бы не подумали, что это его вырвало и, преодолевая брезгливость, все убрал. Несколько часов он сидя провел в тревожном сне. Утром пошел умыться, почистить зубы и на щетине зубной щетки, лежавшей на раковине, увидел пережеванный кусочек ливерной колбасы. После этого стошнило уже его самого.

А отец Георгий как ни в чем не бывало встал, умылся и пошел показывать новому настоятелю храм и церковный дом. Храм отцу Лаврентию понравился: большой, старинный. Иеромонах Ефрем уже успел побелить его снаружи, починить кровлю, поставить кресты на куполах, вставить окна и двери. И в самом храме все было уже приспособлено к тому, чтобы в нем можно было совершать богослужения. Церковный дом, который был передан вместе с храмом (до революции в нем размещалась церковная сторожка) оказался вполне пригодным для жизни. Через два дня священник Лаврентий попрощался с протоиереем Георгием Грицуком, который за это время заставил еще дважды накрывать ему столы с угощением, и постарался забыть об этом знакомстве как о дурном сне.

Народ оказался непростой, но в целом добрый. Отцу Лаврентию пришлось много работать над собой, привыкать и к неустроенному быту, и к формам общения, отличным от ленинградских. Пришлось привыкать к хамству директоров, у которых приходилось просить помощь на восстановление храма, к пению хора, состоящего из безголосых и лишенных музыкального слуха престарелых любительниц церковного пения, к местным пьяницам, которые постоянно пытались выпросить у него на опохмелку, да мало ли еще к чему… Но, как ни удивительно, все это пошло ему на пользу. В жестких для избалованного молодого человека условиях выковывался его характер, стала появляться не книжная, а житейская мудрость. Прихожане полюбили отца Лаврентия, их число стало расти. Понемногу шла и реставрация храма.

А архиепископ Анатолий, к которому молодой настоятель приезжал, чтобы поделиться своими успехами, поддерживал его в возникающих трудностях, помогал его духовному росту и радовался созиданию прихода.

Глава 6.

Крестильня Богоявленского кафедрального собора города Петрово была заполнена народом. Сегодня пришли креститься семьдесят три человека; большинство – принесенные родителями и крестными младенцы, очень много подростков, но были и взрослые люди. До начала таинства оставалось десять минут. Пока помогавшая во время крещения старушка расставляла всех пришедших таким образом, как ей казалось правильным, настоятель собора отец Александр пытался использовать это время, чтобы кратко переговорить с некоторыми из них. Священника интересовало, что побудило совсем юных парней и девушек придти креститься.

В большинстве случаев настояли бабушки (редко дедушки), иногда и родители. Гонения на религию прекратились, и многие стремились воспользоваться представившеюся возможностью безнаказанного исполнения религиозной обрядности. Некоторые молодые люди пришли, потому что большинство их одноклассников уже были крещены, а им не хотелось выделяться. Одна девочка пришла, потому что бабушка ей сказала, что, если она крестится, то бабушка купит ей золотые цепочку с крестиком… Но были, правда их было немного, и пришедшие осознанно. Один молодой человек решил креститься после того, как прочитал полсотни атеистических книг. А другой мальчик вдруг прямо утром почувствовал, что именно сегодня его должны крестить, и пришел в храм…

Протоиерей Александр только радостно улыбался или, наоборот, вздыхал иногда, но он никого не оттолкнул, а каждому пришедшему старался показать, что здесь ему рады. «Если человек пришел, чтобы над ним было совершено таинство крещения, то, значит, Сам Господь незримо привел его. Наше дело – крестить, постараться воспользоваться этим моментом, чтобы заронить в душу человека хотя бы небольшое желание еще раз придти в церковь. А после крещения человек, родившийся в этом таинстве для вечной блаженной жизни, получит благодатную помощь Божию для того, чтобы изменить свою жизнь. Воспользуется крестившийся этим даром или нет – мы не знаем. Но на нас не будет греха, что мы заслонили кому-то путь ко Христу», – говорил отец Александр тем священникам, которые считали, что не стоит крестить всех подряд, что нужна обязательная предварительная катехизация. «Религиозное просвещение – хорошая вещь, – возражал он им. – Но сейчас у нас нет для этого возможности. Разве, когда святой равноапостольный князь Владимир крестил Русь, у него была возможность обучения основам православного вероучения всех крестившихся? Разве совсем в недавние годы мы проводили катехизацию детей, которых верующие бабушки приносили креститься тайком от родителей-атеистов? Нужно церковному и общественному сознанию еще дорасти до обязательной катехизации перед крещением и, опять же, только взрослых. Но нужно пытаться поговорить с каждым человеком, пришедшим в храм, не нужно жалеть времени на людей, надо, чтобы церковь они ощущали своим домом». Однако сам отец Александр в какой-то мере катехизацию проводил, потому что перед каждым таинством крещения он рассказывал о его значении, а в конце – о таинствах исповеди и причащения, призывал крестившихся молиться и ходить в храм.

А сегодня он крестил и трех взрослых людей, которые пришли к таинству очень осознанно, несколько раз встречались и беседовали с ним, а перед самим крещением пожелали исповедаться. «Исповедь перед крещением особенная, – объяснил им отец Александр. – Она охватывает всю жизнь и совершается, в отличие от обычной, не ради отпущения грехов, потому что все грехи человеку прощаются в самом таинстве крещения, но более для напоминания о том, какие именно грехи прощены, каких надо опасаться в первую очередь, на борьбу с какими страстями надо направить свои силы. Эта исповедь как урок: ведь часто люди даже не знают, в чем и как нужно каяться».

Необходимо отметить, что с 1989 по 1993 год наблюдался резкий рост количества людей, желающих креститься, венчаться, отпевать своих усопших родственников. Например, в 1989 году в храмах Ивановской епархии было совершено: 25394 крещения, 505 венчаний, 12298 отпеваний (из них очных 4120, заочных 8278); в 1990 году 36354 крещения, 1208 венчаний, 12003 отпевания (из них очных 2496, заочных 9507); в 1991 году 34188 крещений, 902 венчания и 16390 отпеваний (из них очных 2558, заочных 13832). Для сравнения: в 1968 году в Ивановской епархии было совершено крещений 6453, венчаний 58, отпеваний надгробных 1611, отпеваний заочных 8578.

Такое резкое возрастание числа людей, желающих креститься и венчаться, объясняется тем, что после 1988 года и даже несколько раньше в общественном сознании начали происходить значительные перемены во взгляде на Церковь, религию, верующих. Верующих перестали считать неполноценными людьми, они получили возможность открыто исповедовать свои убеждения, не опасаясь того, что последствием этого будет ущемление их гражданских прав и свобод. Большая часть людей, которые боялись креститься во время гонений на Церковь, крестились в период с 1989 по 1992 год.

Но уже в 1993 году наблюдается некоторый спад в количестве совершаемых в храмах Ивановской области крещений – 18695, при сохранении числа венчаний (1409) и отпеваний (14056). Этот спад объясняется как раз тем, что большинство ранее некрещеных уже крестились к этому времени, а также примерно с 1993 года начали отходить от Церкви те, кто шел в нее не по велению сердца, а отдавая дань моде.

Хотя крестить отцу Александру помогал еще один священник, крещение продолжалось почти два часа. Все устали, но протоиерей все же обратился к пришедшим с кратким словом. Он сказал им и о том, что в жизни каждого человека бывают тяжелые, скорбные моменты, когда сам он ничего не может сделать с внешними обстоятельствами. Но человек в мире не один – с нами Господь, нужно лишь обратиться к Нему с молитвой о помощи.

А потом еще около двух часов он, перебарывая усталость, беседовал с теми, кто решил задержаться и задать священнику какие-то вопросы. Для каждого он старался найти не только добрые слова, но и что-то подарить. Это были, казалось бы, символические вещи – открытка с изображением иконы, листок с молитвой. Но почти каждому человеку, с которым говорил протоиерей Александр, встреча запоминалась как что-то светлое, помогающее жить.

Жизнь в стране стремительно менялась. Уверенность в завтрашнем дне, к которой большинство населения привыкло за так называемые годы застоя, исчезала перед лицом наступавшего дикого капитализма. В сердцах многих людей поселялся страх перед жизнью. И отец Александр каждому старался донести благую весть, что не нужно ничего бояться, что Господь любит каждого человека, что во Христе Бог воплотился, претерпел распятие, крестную смерть и воскрес, чтобы спасти всех людей от проклятия, греха и смерти. Нужно только постоянно обращаться к Нему с молитвой, стараться жить по Его заповедям, участвовать в церковных молитве и таинствах. Слова священника шли от сердца и передавали его личный опыт духовной жизни, поэтому никто не оставался равнодушным. После встреч с отцом Александром многие начинали воспринимать церковь как островок спасения среди бурного житейского моря, постепенно начинали жить так, как он учил их словами и своим примером, иногда полностью изменяя свою жизнь.

Выйдя из крестильни, настоятель собора зашел в свой небольшой кабинет, который с недавних пор делил с отцом Ильей – новым старостой собора. Возможность сделать церковными старостами священнослужителей и заменить ими неверующих ставленников исполкомов появилась уже после Поместного Собора 1988 года, принявшего новый устав об управлении Русской Православной Церковью. Но в Петровской епархии ей стали пользоваться только в 1991 году, после перемены государственного законодательства о религии.

Протоиерей Илья был крепким хозяйственным мужчиной лет тридцати пяти. В его руках спорилась любая работа. В священном сане он служил уже больше десяти лет. За последние два года восстановил небольшую церковь, возвращенную верующим в одном из райцентров Петровской области. Архиепископ Анатолий высоко ценил этого священника и при первой возможности назначил его старостой кафедрального собора. Отец Илья, пользуясь новыми возможностями, быстро произвел замены в «двадцатке» и церковном совете; вся хозяйственная жизнь собора стала строиться исключительно так, как ему это виделось. Архиерей и настоятель не только не противились начинаниям этого напористого и жесткого администратора, но во всем его поддерживали. Нужно сказать, что новый соборный староста работать любил. Невозможно было увидеть его без дела, при этом не чуждался он и сам штукатурить, красить, чинить электропроводку, систему отопления, что получалось у него блестяще. Вот и сейчас староста был занят тем, что, сменив рясу на рабочий халат, заменял в кабинете перегоревшую электрическую розетку. Увидев настоятеля, он сразу бросил свое занятие. Священники поприветствовали друг друга.

– Все-то вы в делах, отец Илья, трудитесь, как муравей, – улыбнулся отец Александр.

– Каждому свой труд. Вы ведь тоже здесь с самого утра и все с народом. А мне это, честно сказать, хуже дается. Я больше люблю покрасить, поштукатурить…

– У вас ведь тоже постоянное общение с людьми. Ведь любой ремонт или реставрация в соборе проходят через вас. А вот еще новую крестильню решили построить.

– Ну, это совсем другое общение. Здесь все понятно: выполнил работу – получи деньги, плохо выполнил – переделай, не выполнил – пошел вон. А ведь к священникам приходят люди со своей подчас очень большой болью. Они ждут помощи. А я не всегда знаю, что им сказать.

– Вы знаете, митрополит Сурожский Антоний в одной из своих проповедей сказал, что самый главный человек в нашей жизни – это тот, с которым мы общаемся в данный момент. Нужно всегда молиться, чтобы Господь вразумил дать правильный ответ каждому пришедшему, и нужные слова непременно найдутся.

– А как мне быть с теми, с кем приходится общаться по хозяйственной работе? Ведь этих «самых главных людей в жизни» я сколько раз ловил за руку на браке, приписках и прямом воровстве церковного имущества? Или на все закрывать глаза?

– Нет, конечно, вы правильно делаете, что избавляетесь от тех, кто пытается использовать работу в церкви как средство незаконного обогащения. И ваша жесткость, с которой вы эти проблемы решаете, вполне уместна. Но я за вас всегда переживаю и молюсь, потому что сложно священнику бесконтрольно распоряжаться всеми средствами храма–То есть вы хотите сказать, что я сам буду вором? – напрягся отец Илья.

– Ну, что вы, конечно же нет. Просто мне очень запомнилось выступление владыки Хризостома на Поместном Соборе 1988 года. Он рассказывал, как в годы послевоенного церковного возрождения было много злоупотреблений со стороны священнослужителей в распоряжении церковным имуществом. И благом называл то, что в 1961 году нас отстранили от распоряжения хозяйственной жизнью приходов.

– Но вы ведь знаете, что я ничем не пользуюсь сверх того, что мне положено? – горячился отец Илья.

– Конечно, знаю. Знаю вас как кристально честного человека, поэтому вдвойне переживаю за вас. Вот вы сейчас сказали «сверх того, что положено». А ведь сейчас столько благотворителей, со всеми ими отношения приходится поддерживать вам. И многие из них очень непростые – у них особняки, иностранные автомобили, счета в банках. А ведь некоторые – моложе вас, не имеют ваших талантов. И у вас может возникнуть тайная обида в сердце: а я чем хуже? Вы мне сами говорили, что бывают случаи, когда деньги дают большие и «просто так», без всяких документов, то есть вы сами должны решить, что именно вам положено.

– Но вы же знаете, что я все направляю на церковь! – обиженно возразил отец Илья.

– Знаю и восхищаюсь вами. Но сколько мне как секретарю епархии приходится видеть сегодня священников, которые, пользуясь возможностями, предоставленными временем, в которое мы живем, совместили должности настоятеля и старосты и без всяких сомнений очень широко пользуются церковной кассой.

– Гнать их надо, я всегда говорил! – горячо сказал староста собора. – Теперь уполномоченных у нас нет, владыка сам может выгнать любого прохиндея.

– Но ведь многие из них – неплохие люди, просто они не устояли перед соблазном безотчетного распоряжения деньгами. Трудно бывает человеку, когда отчитываться ему нужно только перед своей совестью. Я рад, что сам единолично не распоряжаюсь никакими средствами.

– Но вы как секретарь епархии не предпринимаете ничего, чтобы этих людей выгнать из Церкви! А разве это – не грех?

– Наверное, грех. Но я ведь не способен быть ни секретарем, ни настоятелем. Я столько раз просил владыку, чтобы он освободил меня от этих послушаний… Люблю служить, проповедовать, иногда Господь дает силы духовно поддерживать пришедших в храм людей. А вот командовать кем-то, решать, кто может служить в церкви, а кому уже не место – на это у меня нет таланта. Наверное, пройдет совсем немного времени, и в руководстве всех епархий будут люди, которые сумеют отслеживать все не хуже уполномоченных. Но это будут другие люди… А вам, дорогой отец Илья, я очень доверяю. Вижу ваши старания придать благолепие собору. Думаю, что вы были бы намного более уместны в качестве его настоятеля, чем я.

– Ну, что вы… – смутился священник, который был польщен такой оценкой, но не знал, как себя вести.

– Я говорил об этом с владыкой, но он, как всегда, меня не отпустил с административной работы. А мне так хочется служить только священником! Впрочем, мы не выбираем свой крест. Когда Иона не хотел идти проповедовать покаяние в Ниневии и пытался бежать, он был доставлен туда во чреве кита… Простите, отец Илья, если я чем-то обидел вас, я и мысли не имел, что могу сказать что-то обидное.

– Нет, все в порядке, – заверил его староста. Пристально посмотрев на отца Александра, он вдруг сказал:

– А вы сегодня хоть что-то ели?

– Как-то и забыл об этом…– растерянно сказал настоятель. – Сначала крещение, а потом все люди подходили.

– Следить нужно за вами, право слово, как ребенок! – сказал отец Илья и повел отца Александра в соборную столовую.

Глава 7.

Приема у архиепископа Анатолия в этот день ожидали только пять человек. Час назад управляющему епархией позвонили, что к нему приедет делегация лютеран из Германии, и его келейник иеродиакон Леонид перестал пускать в здание епархиального управления всех, кто говорил, что идет на прием к архиерею. Некоторые пытались хитрить, говорить, что идут на склад или в канцелярию, но таких умников отец Леонид легко вычислял, а если и ошибался, то, нисколько не сомневаясь, выводил за ворота. Один не очень разумный посетитель попытался сопротивляться, сунул руку в массивную дверь, захлопывавшуюся перед его носом, и в результате был вынужден ехать в травмопункт с переломом.

Келейник архиерея пристально осмотрел тех, кому посчастливилось пройти сквозь его кордон, заметил двоим из них, что таким, как они, в принципе нечего делать у владыки, и если они задержатся больше, чем на десять минут, он лично выведет их за шиворот, после чего отправился во двор чинить машину.

В небольшом коридорчике перед кабинетом архиепископа стояли диван и короткая скамья. На них разместились два священника и три молодых человека, один в костюме и два в подрясниках. Все они оживленно беседовали.

Протоиерей Онисим привел своего зятя, которого желал видеть вторым священником у себя на приходе. Отец Онисим, здоровый сорокапятилетний мужчина с густой черной бородой и хитрыми глазами, был не только настоятелем храма, но еще и благочинным. Дел у него хватало, поэтому он посчитал, что ему необходим второй священник. Посторонних брать не хотелось, а тут как раз к его дочери посватался семинарист. Благочинный посчитал, что все складывается как нельзя лучше. Его дочери Лене было двадцать пять лет, она была очень полной для своего возраста и довольно непривлекательной девушкой, впрочем, неглупой и весьма хваткой и хозяйственной. Ей очень хотелось, как и матери, стать матушкой и заправлять всем на приходе. Она хорошо знала церковную службу, неплохо пела и читала на клиросе. Семинарист Дмитрий познакомился с ней, когда приехал на пасхальные каникулы к тетке, жившей в том же селе, где служил отец Онисим. Дмитрий был неказистым парнем двадцати четырех лет, не имеющим никаких особых талантов, но очень хитрым и практичным. После армии поступил в семинарию, заканчивал четвертый класс. Нужно было жениться, подыскивать место. А тут он познакомился с Еленой. Конечно, не красавица и характер непростой, но зато отец обещал устроить будущего зятя сначала к себе священником, а потом и посодействовать, чтобы он стал настоятелем на отдельном приходе. И Дмитрий решился. Вскоре они с Еленой расписались в сельсовете, отец Онисим их повенчал. Пышной свадьбы для своей дочери прижимистый благочинный устраивать не стал, пригласили только ближайших родственников. Семинарский курс Дмитрий закончил, и протоиерей Онисим повез его к архиерею, чтобы представить как кандидата в священный сан.